Капитуляция

— Ребра болят? — спросила она, ощущая, что будоражащий восторг их страсти окончательно рассеялся, сменившись смятением и страхом. Эвелин не хотела, чтобы Джек уезжал, сталкиваясь один на один с новой угрозой. Она не хотела и оставаться в Розелинде без него — с Джеком здесь было гораздо спокойнее. А ещё Эвелин даже подумать не могла об их разлуке и о том, что ей придется отвезти Эме к своему дяде.

Откинувшись на подушки, Джек серьезно взглянул на неё:

— Да, болят. Ребра ещё будут беспокоить меня неделю-другую, но они ушиблены, Эвелин, а не сломаны. И я не могу сожалеть о том, что сейчас я с тобой.

Ей захотелось нежно коснуться лица Джека, но она удержалась.

— Я тоже ни о чём не жалею.

На его лице появилась порочная усмешка.

— И я верю, что ты действительно не жалеешь.

Неужели она снова покраснела? Эвелин посмотрела на дверь в спальню Джека, которая была распахнута, а потом бросила взгляд в гостиную.

— Надеюсь, все спят.

Неужели она была такой несдержанной, как вспоминалось сейчас? О, она надеялась, что нет!

— Ты, несомненно, перебудила весь дом.

Эвелин испуганно вздрогнула, но тут же поняла, что Джек просто поддразнивает её.

Она успокоилась.

— Я уже открылась Лорану. Рассказала ему, что мы стали любовниками у тебя на острове.

Глаза Джека удивленно распахнулись.

— Я рад, что тебе есть кому довериться, Эвелин, но ты уверена, что это было разумно?

— Он ни за что не станет сплетничать обо мне.

Некоторое время Джек пристально смотрел на неё.

— Мне лучше уйти. Пока мы ещё можем остаться незамеченными, но нас обязательно обнаружат, если я проведу с тобой всю ночь.

Эвелин прикусила губу, почти готовая попросить Джека остаться, несмотря ни на что. А как же насчёт их недавней беседы?

— Я боюсь ехать к дяде, да и ты по-прежнему ранен, и мы оба знаем это. Ведь ты говорил, что непосредственная опасность прямо сейчас тебе не грозит. Почему бы тебе не отдохнуть ещё несколько дней?

Он всё так же внимательно смотрел на неё.

— Неужели мы начнем спорить на ту же самую тему, что и несколько минут назад? Думаю, не стоит. — Джек потянулся к Эвелин, но в следующий миг она заметила, как он из последних сил подавляет в себе желание содрогнуться от боли. — И ты не хуже меня знаешь: если я останусь здесь с тобой, хорошенько отдохнуть не смогу.

Эвелин отпрянула.

— Значит, утром ты уезжаешь?

— Мы оба уезжаем, — стоял на своем Джек. — Я знаю, ты не хочешь возвращаться к дяде из-за твоей тети. Но так для тебя будет намного безопаснее. Если ты останешься здесь, я не смогу уехать.

Эвелин взглянула Джеку в глаза, и он перехватил её взгляд. Конечно, ей не стоило оставаться в Розелинде одной. Она знала, что должна рассказать Джеку о проникшем в дом злоумышленнике. Ей явно не стоило держать подобный «визит» в тайне, тем более что это могло касаться Джека и его шпионских игр.

Скованная напряженностью, Эвелин выскользнула из постели и, стоя спиной к Джеку, быстро накинула на себя ночную рубашку. Когда она повернулась, на губах Джека играла нежная улыбка.

— Ты невероятно обольстительна.

Но это приятное замечание не могло отвлечь Эвелин от серьезной темы.

— Ты прав в одном: мне не стоит жить здесь, в Розелинде, с Эме.

— Прекрасно, в этом мы пришли к согласию, — констатировал Джек и, словно почувствовав, что она не всё сказала, с подозрением сощурился.

Она обхватила себя руками:

— Я рассказала тебе не всё, Джек.

Он взглядом пригвоздил её к месту.

— Что это значит?

Примерно две недели назад, в тот день, когда сюда приезжал Лукас, в этот дом проник посторонний.

— Что-о-о? — воскликнул Джек, и его глаза потемнели. Я собиралась ложиться спать, когда заметила в своей спальне незнакомца. Он схватил меня. И у него был нож, — пояснила Эвелин.

Джек сорвался с кровати, тут же захрипев от боли.

— И ты говоришь мне это только сейчас? — Он явно не верил своим ушам.

Эвелин вспыхнула, а Джек стянул с кровати простыню и обернул её вокруг талии.

— Ну не могла же я лишний раз тревожить тебя, когда ты оказался у моей двери, истекая кровью и без сознания!

Он зловещей тенью навис над ней.

— И что же случилось, Эвелин?

Услышав его угрожающий тон, она задрожала.

— Он поднес нож к моему горлу и сказал, что, если Леклера предадут, мы с Эме за это заплатим.

Джек побледнел.

— А потом он ушел, — дрожащим голосом добавила Эвелин.

Джек резко втянул воздух ртом.

— Нет, поверить не могу, что ты говоришь мне об этом только сейчас! Ты пострадала?

— Нет. Но я очень испугалась.

— И это произошло две недели назад? Какого черта ты не сообщила мне об этом?

— Мы едва ли были в хороших отношениях! — вскричала Эвелин.

— И что из этого? — Джек внезапно схватил её за руку и притянул к себе. — Неужели ты не знаешь, что я всегда примчался бы к тебе, узнав, что тебе что-то угрожает или ты попала в беду?

Эвелин покачала головой.

— Нет. Я этого не знала.

— Так знаешь это теперь! — Джек выпустил её руку и, забыв о боли, стал в гневе расхаживать по комнате.

— Забудь о Фарадей-Холле. Ты едешь в Лондон. У Амелии вот-вот родится ребенок, так что ты можешь остановиться у Джулианны и Педжета.

Эвелин поперхнулась от неожиданности.

— Не могу же я вот так навязываться!

— Зато я могу — и обязательно это сделаю. Роберт не сможет обеспечить твою безопасность, только не в том случае, если что-то случится с Леклером. А у Педжета есть охранники. Да и власти часто караулят дом. В прошлом Доминик был шпионом Питта, поэтому я могу рассказать ему всё. В сущности, я не могу представить себе лучшего, более безопасного места для тебя.

— А как же насчёт Лоо-Айленда? — Эвелин не могла поверить, что осмелилась на такую дерзость, но потом осознала, что просто хотела остаться с Джеком любой ценой.

— Я не всегда живу там, Эвелин. Когда твое домашнее хозяйство будет готово к отъезду?

Эвелин поразилась тому, с какой скоростью развивались события.

— Джек, на то, чтобы подготовить всё мое домашнее хозяйство к отъезду, уйдет несколько дней.

— Соберись завтра, — отрезал Джек. — Даю тебе ещё один день.

* * *

В доме царила суматоха, ведь теперь все, включая Эвелин, в безумной спешке собирали свои вещи. Через день после разговора с Джеком, наутро, Эвелин уже считала, что они будут готовы уехать во второй половине дня. Собрать одежду оказалось самой легкой задачей, но для продолжительного пребывания вне дома требовалось упаковать в коробки личные пожитки, книги и бухгалтерские документы. А ещё в условиях нынешних высоких цен Эвелин не собиралась оставлять и скоропортящиеся продукты.

Лоран съездил в город, и Трим одолжил им свою повозку, так что теперь у них было два средства передвижения вместо одного.

Вернувшись из города, Лоран появился на пороге комнаты Эме.

— Это безумие, — нахмурился слуга. — Должен вам сказать, что кладовые для продуктов почти пусты, а в моей повозке уже не осталось места.

Эвелин улыбнулась, старательно отводя взгляд:

— Вот и замечательно.

Скрестив руки на груди, Лоран воззрился на неё:

— Почему мы так спешим? Что случилось? Почему вы не смотрите мне в глаза?

Эвелин вспыхнула. Она не могла рассказать Лорану, что Джек был шпионом и что ей угрожали его французские союзники. Точно так же Эвелин не могла признаться, что враги Джека могут запросто начать разыскивать его в Розелинде, подвергнув серьезной опасности её и Эме. Эвелин сознательно обманула Лорана, сказав ему, что Джулианна пригласила их провести лето со своей семьей в Лондоне. Лоран был в восторге он обожал столицу, — но потом стал что-то подозревать. Как-никак большая часть представителей света на лето уезжала из города в свои загородные поместья.

— Мне просто показалось, что для Эме будет лучше пожить в такой роскоши. Я не могла отказать леди Педжет.

— Вы провели с ним ночь, — хмыкнул Лоран.

Эвелин напряженно застыла на месте. Джек снова пришел в её спальню прошлой ночью, но Эвелин уже не удивлялась — она ждала его. Не говоря ни слова, Джек заключил Эвелин в объятия и на сей раз не покидал её до рассвета.

— Да, провела.

— Это связано с Грейстоуном, я уверен. Он почему-то отправляет вас в Лондон. Раз его так сильно избили, могу предположить, что он боится своих врагов, ведь так? Но с чего, бога ради, его враги стали бы угрожать вам?

Эвелин резко опустилась на край кровати.

— О, Лоран… Если бы я могла поведать вам его тайны, я сделала бы это. Не могли бы мы на этом и остановиться?

Он уселся рядом с ней.

— Я никогда ещё не видел вас счастливее и никогда не видел вас такой испуганной.

— Вдове не стоит жить одной, только не среди этих безлюдных болот, не с ребенком, только не во время войны.

Лоран взял её за руку.

— О нем ходит так много слухов! Но, думаю, я понимаю, что происходит. Он один из наших шпионов, и французы подумывают хорошенько проучить его или даже убить. А вы теперь — его возлюбленная. Так что и вы можете оказаться в опасности. — Он побледнел. — Мы все можем оказаться в опасности, если он останется здесь с нами.

Эвелин вздохнула с облегчением от того, что Лоран счел Джека британским агентом, но не успела она ответить и успокоить слугу, как в парадную дверь настойчиво постучали. Эвелин встала, гадая, кто же мог нагрянуть в гости, — возможно, это был Трев.

В спальне показался Джек, прошагав из своей комнаты, где он отдыхал. Эвелин улыбнулась, но он не просиял ответной улыбкой, бросившись мимо к одному из окон спальни, В дверь снова заколотили, и Жоли принялась лаять. Теперь стук стал громче и требовательнее. Эвелин поняла, что у парадной двери стоит не Тревельян.

Окно комнаты Эвелин выходило на север, прямо под ним находились подъездная аллея и раскинувшийся перед домом сад. Выглянув в окно, Джек остолбенел.

— Солдаты, — коротко бросил он.

Сердце Эвелин тревожно екнуло. Подбежав к окну, она увидела пятерых кавалеристов в красных мундирах и черных шапках, с мушкетами за плечами и шпагами по бокам. Гнедые лошади под солдатами взмылились и пыхтели. В дверь снова решительно постучали. Жоли принялась надрываться ещё яростнее.

— Кто-нибудь дома? — прокричали из-за двери. — Откройте!

Вне себя от страха, Эвелин подняла глаза на Джека.

— Они здесь из-за меня, — сказал он.

«Его арестуют!» — в панике подумала Эвелин. Но Джек положил руку ей на предплечье, кратко улыбнулся и повернулся к Лорану.

— Задержите их, сказал Джек. — Дайте мне пять минут, а лучше — десять.

— Куда ты? — закричала Эвелин, но он бросился вперед через всю комнату. — Где ты сможешь спрятаться?

Джек не ответил, он уже был в коридоре. Эвелин схватила пистолет, встретившись взглядом с Лораном. Слуга еле слышно произнес:

— Он нашел туннели, мадам, ещё в первый день пребывания здесь.

Эвелин была ошеломлена.

— Он почти всё время был без сознания!

— Он знал, где смотреть, и отправил меня найти их. Один из туннелей ведет к конюшне. А насчёт остальных я не знаю.

Предыдущие владельцы дома пользовались этими туннелями для занятий контрабандой. И понятное дело, Джек знал, где располагаются туннели, — он заблаговременно позаботился о том, чтобы найти пути к отступлению, на тот случай, если когда-либо возникнет потребность спешно покинуть дом.

— Покажете мне их позже, — с усилием произнесла Эвелин.

Мрачно взглянув на неё, Лоран кивнул. Она кинулась прочь из спальни с пистолетом в руке, слуга помчался следом за ней.

В коридоре Эвелин оглянулась на комнату Джека. Там было уже пусто. Он ушел по черной лестнице.

Эвелин с Лораном прибежали вниз в тот самый момент, когда офицер открывал входную дверь.

— Сэр! Вы напугали меня до полусмерти! — вскричала Эвелин.

Стоя на крыльце, распахнув дверь, солдат посмотрел на пистолет в руке Эвелин, потом — на Лорана и, наконец, взглянул мимо хозяйки в переднюю. Услышав шаги за спиной, Эвелин обернулась. В холле стояли Аделаида и Бетт, между ними застыла Эме. Жоли на поводке виляла хвостом.

— Мама! — испуганно закричала Эме.

Эвелин метнула в офицера гневным, предостерегающим взглядом. Потом бросилась к дочери и опустилась на колени, с грехом пополам изображая подобие улыбки.

— Все в порядке, дорогая, это британские офицеры, хорошие люди, которые защитят нас от таких плохих людей, как французские солдаты в Париже.

Эме дрожала и, казалось, вот-вот расплачется.

— Скажи им, чтобы они ушли!

— Именно это я и собираюсь сделать. — Эвелин поцеловала дочь в щеку. — Аделаида, отведите её на кухню. И заберите Жоли.

И без того встревоженная, Эвелин осознала, насколько резко и нервно прозвучал её голос.

Бросив на неё всполошенный взгляд, Аделаида поспешила увести Эме и щенка мастифа, Бетт направилась следом за ними. Подождав, пока они не скрылись из виду, Эвелин обернулась к офицеру:

— Вы напугали мою дочь, сэр.

Хотел бы я знать почему. — Офицер формально поклонился.

Он был примерно её возраста, довольно симпатичный, с каштановыми волосами, зелеными глазами и широким приплюснутым носом. — Ричард Барроу, капитан Королевской конной гвардии. А вы, полагаю, графиня д’Орсе?

Неужели он только что бросил ей вызов, позволив себе реплику по поводу реакции Эме? Эвелин была озадачена.

— Да, я леди д’Орсе, капитан, а моя дочь испугалась потому, что она не забыла, каково это — жить в Париже во времена Робеспьера. Она боится всех солдат, и не без веских на то причин.

Он холодно улыбнулся:

— Мне очень жаль, что ребенок испугался, так что я должен принести вам свои извинения. Я от чего-то отвлек вас, госпожа графиня?

— Конечно нет, — ответила Эвелин.

— Я очень долго стучал в вашу дверь, — заметил капитан, буравя её взглядом.

Эвелин показала на следы активных сборов.

— Как видите, сегодня я очень занята.

— Да, вы явно освобождаете дом. Могу я узнать почему? Мы отправляемся в Лондон, сэр, — собравшись с духом, объяснила Эвелин. — Хотя это вас и не касается.

— Это уж мне решать, — парировал капитан.

«А он явно настроен враждебно», — подумала она.

— Чем я могу вам помочь, капитан?

Его губы снова растянулись в холодной улыбке.

— Мне стало известно, что вы приютили врага государства, мадам, человека, которого разыскивают по обвинению в государственной измене. Где Джек Грейстоун?

Эвелин почувствовала, что её парализовал страх, но с усилием ответила:

— Вы ошибаетесь, сэр. Я ни за что не приютила бы врага этой страны.

— Я узнал об этом из достоверного источника, да и сплетни гуляют по всей деревне.

— Я никогда не обращаю внимания на сплетни, и вам тоже не стоит их слушать. Что же касается вашего источника, то он или она ошибается.

Барроу медленно улыбнулся ей.

— Если не возражаете, мы обыщем дом и участок вокруг него. — Он повернулся и дал знак своим людям.

Паника нахлынула на Эвелин. Джек скрылся в туннелях? Может быть, он попытается спрятаться в конюшне? Или попробует покинуть поместье? В любом случае он просил задержать солдат, и именно это ей и следует сделать.

— Простите, капитан, но, как видите, мы сегодня очень заняты, поскольку собираемся уехать в столицу. Вы выбрали крайне неудобное время, чтобы перевернуть всё мое домашнее хозяйство вверх дном. Надеюсь, моего слова будет достаточно. Мистера Грейстоуна здесь нет.

Он в упор уставился на неё.

— Хотелось бы напомнить вам, графиня: оказывая ему пособничество, вы тоже совершаете тяжкое преступление, влекущее наказание в виде тюремного заключения и высылки из страны.

Эвелин ожесточилась.

— Его здесь нет, сэр.

— В таком случае, боюсь, — что вашего слова недостаточно. Помимо прочего, я узнал из очень авторитетного источника, что вы дружны с Грейстоуном. Так что мы собираемся обыскать дом, конюшню и земли.

— А у вас есть соответствующие бумаги, документы или даже, если угодно, что-то вроде ордера? В противном случае не думаю, что вы можете вот так запросто вламываться в мой дом!

— Разумеется, я могу обыскать этот дом, и для этого мне не требуется ордер или какие-то особые полномочия. — Барроу снова расплылся в холодной улыбке. — Идет война, графиня.

Он обернулся и махнул своим пяти людям, уже спешившимся, приказывая им войти в дом.

Эвелин пришла в ужас. Её могут арестовать. Конечно, она всегда помогла бы Джеку, но как её угораздило вляпаться в такое положение? Все было бы по-другому, если бы дочь так в ней не нуждалась.

Эвелин оставалось только молиться, чтобы капитан не обнаружил Джека.

Когда его люди вошли в дом, Барроу обернулся к ней:

— Почему бы вам не присесть, мадам? В гостиной, если не возражаете.

Эвелин поняла, что это была не просьба. Они с Лораном встревоженно переглянулись, когда Барроу добавил:

— И вы тоже, любезнейший. Будьте добры, сядьте и оставайтесь там, пока я не попрошу вас выйти.

Глубоко вздохнув, Эвелин направилась в гостиную с Лораном. Там она уселась на диване вместе со слугой, который взял её за руку. Они снова переглянулись, но не стали ничего говорить, прислушиваясь к твердой поступи обутых в сапоги солдат. Люди Барроу прошерстили каждую комнату на первом этаже, потом направились вверх по лестнице.

Прошло не больше четверти часа, когда на пороге гостиной возник Барроу, пронзив Эвелин и Лорана холодным взглядом.

— Мои люди обнаружили пять разобранных кроватей, не четыре. Значит, у вас был гость?

Эвелин встала.

— Не вздумайте отрицать это, графиня. Поскольку мы нашли среди мусора ещё и окровавленную рубашку.

Теперь уже Лоран поднялся с дивана.

— Это рубашка моего кузена, капитан. Два дня назад он подрался, и я приютил его ночью, без ведома графини. Он уехал сегодня поутру, переодевшись в одолженную одежду, а моя жена выбросила его рубашку.

Барроу пристально взглянул на него.

— Повторю то, что уже сказал графине д’Орсе. Грейстоун — предатель. И если вы прячете его от нас, будете обвинены в пособничестве государственной измене.

Лоран побелел как полотно.

Капитан обратился к Эвелин:

— Где он? Ведь он не мог сбежать, если только уехал перед тем, как мы прибыли сюда.

Эвелин сглотнула вставший в горле комок.

— Его здесь и не было, капитан.

Он угрожающе улыбнулся ей:

— Я хочу поговорить с вашей дочерью.

Эвелин остолбенела, а потом её сердце оглушительно заколотилось.

— Это совершенно исключено!

Эме видела Джека, и сейчас она простодушно расскажет, что он был в доме!

— А я и не спрашиваю вашего разрешения! — Барроу резко повернулся и зашагал прочь из гостиной.

Эвелин бросилась за ним.

— Нет, вы не будете тревожить мою дочь — она и без того уже донельзя напугана!

Проигнорировав её протесты, капитан твердой поступью поспешил через весь дом на кухню. Задыхаясь, Эвелин бросилась следом за ним.

— Сэр, умоляю вас! — вскричала она, придя в ужас от мысли, как будет напугана дочь.

А Эме со счастливым видом сидела за столом в центре кухни в компании Аделаиды и Бетт с тремя маленькими баночками краски, кисточкой и пергаментной бумагой. Девочка рисовала коричневую пони среди розовых цветов. Как только капитан с Эвелин вошли в комнату, улыбка сбежала с губ Эме, и сидящие за столом разом смолкли.

— Как её зовут? — сухо спросил Барроу.

Он встал спиной к Эвелин, повернувшись к стволу и Эме. Эвелин бросилась мимо капитана, преграждав ему путь.

— Вы не будете издеваться над моей дочерью!

Он невозмутимо обошел её.

— Девочка, я хочу поговорить с тобой.

Слезы наполнили глаза Эме, и она взглянула на мать. Эвелин тут же кинулась к дочери и крепко сжала её в объятиях, пронзительно закричав:

— Уходите! Убирайтесь отсюда немедленно! Раздосадованный, Барроу пробуравил её взглядом.

— Это непростительно! — взорвался капитан. — Вы — эмигрантка, миледи, и моя страна приняла вас с распростертыми объятиями во время войны и революции. Теперь я разыскиваю изменника родины — негодяя, который предал нас обоих! Джек Грейстоун — не только мой враг, но и ваш, мадам!

Эме уже вовсю плакала. Прижимая её к груди, Эвелин прошипела:

— Тогда займитесь своими обязанностями и найдите его, только не впутывайте сюда меня и моего ребенка!

Барроу задрожал от ярости.

— Мы обыщем конюшню и участок вокруг дома. Если Грейстоун здесь, я арестую вас, мадам, — бросил он и, повернувшись на каблуках сапог, зашагал прочь.

Крепко обнимая Эме, Эвелин рухнула на ближайший стул.

— Все в порядке, прошептала она дочери, прекрасно понимая, что это не так.

Они с Эме оказались в большей опасности, чем прежде, но угроза исходила не от Леклера и его революционных фанатиков, а от британских властей, потому что Эвелин была любовницей Джека. И даже притом, что теперь Эвелин совершенно ясно понимала, почему Джек хотел прекратить их отношения, даже притом, что теперь нельзя было не согласиться с этим его желанием, она горячо молилась, чтобы он успел сбежать.

На то, чтобы успокоить и отвлечь от произошедшего Эме, ушел час, и сейчас дочь сидела в своей комнате, практикуясь в чистописании, а у её ног крепко спал щенок.

— Дорогая, — лучезарно улыбнулась Эвелин, — я могу оставить тебя с Бетт? Мне ещё нужно кое-что собрать. Ты ведь не забыла, что совсем скоро мы отправляемся в столицу?

Эме расплылась в ответной улыбке.

— Значит, тебе нравится, как я пишу? — Дочь показала Эвелин страницу, заполненную аккуратно выписанным алфавитом.

— У тебя красивый почерк, — ответила Эвелин, нисколько не кривя душой. Повинуясь порыву, она вдруг звонко чмокнула Эме в щеку. При воспоминании о недавнем инциденте внутри всё отвратительно сжалось, подкатила тошнота. Да как этот капитан Барроу посмел даже думать о том, чтобы допрашивать её дочь!

Эвелин быстро вышла из спальни. И в тот самый момент, когда она оказалась в холле, улыбка исчезла с её лица, а сама Эвелин чуть не рухнула без чувств. Ей так не хотелось впутывать Эме в эти пугающие и опасные военные игры! Но она стала любовницей Джека, подвергнув свою собственную дочь чудовищной опасности. Одно дело — поставить под угрозу себя, и совсем другое — рисковать жизнью Эме.

Да и Джек ещё не оправился от тяжелых травм… Неужели он по-прежнему находился в туннеле, скрываясь от людей Барроу? Или как-то ускользнул из имения? И как он мог это сделать, раненый, пешком? По крайней мере, с ним были его карабин и кинжал. Его оружие исчезло из комнаты.

Эвелин повернулась к лестнице, и в этот самый момент торопливо подошел Лоран.

— Как она? — спросил слуга.

— Она уже забыла это отвратительное происшествие. Барроу оставил здесь солдата, Лоран. Я вижу его из окна своей спальни! — Эвелин затрясло от негодования. Она не могла поверить своим глазам, когда сегодня, чуть раньше, заметила солдата, сидевшего у дома под деревом. Рядом паслась стреноженная лошадь. Понятно, что власти решили последить за домом и арестовать Джека, если он осмелится сюда вернуться.

А в случае ареста Джека могли повесить. От этой мысли Эвелин стало дурно, страх накрыл её с головой.

Лоран коснулся её руки.

— Этот Барроу оставил ещё одного солдата на заднем дворе. Как же Джек к нам вернется? — быстро прошептал слуга. — Они следят за домом, надеясь схватить его, и если им это удастся, нас тоже задержат!

У Эвелин перехватило дыхание. Она не считала слова Барроу пустыми угрозами. Кто позаботится об Эме, если её арестуют?

— Британские власти следили за домами его сестер и его дяди и всё-таки не смогли схватить его. Джек проявляет редкую изобретательность, когда дело касается бегства от властей.

Лицо Лорана исказилось гримасой.

— Неужели вы думаете, что он осмелится вернуться сюда? А даже если и вернется, мы едва ли сможем уехать с ним — только не теперь, когда у дома дежурят двое солдат.

И Эвелин вдруг осознала, почему чувствовала себя так плохо. Когда-то она точно так же боялась уезжать из своего дома в Париже, где за ней точно так же следили, где её неусыпно караулили жандармы и революционно настроенная толпа. Внезапно Эвелин испытала что-то вроде дежавю. Она опять стала заключенной в своем собственном доме, боялась уехать, да и по большому счету была лишена подобной возможности.

— Если он действительно вернется, мы не сможем просто выйти из дому, сесть в экипаж и уехать. — Эвелин глубоко вздохнула, осознавая, насколько встревожена и утомлена одновременно. — Не думаю, что Джек выбрался из туннелей. Только не в его состоянии.

— И как же вы собираетесь поступить, мадам?

Она поймала себя на том, что совершенно этого не знает.

— Нам стоит немного подождать и выяснить, тут ли ещё Джек. Если он здесь, то наверняка незаметно проберется в дом с наступлением темноты. Если же он не появится тут сегодня ночью, это будет означать, что он ушел. В этом случае нам придется отправиться в Лондон без него.

— Это путешествие займет три дня — при условии, что мы сможем переменить лошадей. Но такой возможности у нас нет.

А ещё у меня явно не хватит сил управлять нашим экипажем целых три дня.

— Я знаю, — задумчиво отозвалась Эвелин. Может быть, им стоит просто остаться в Розелинде? Или отправиться к дяде и умолять его о гостеприимстве и помощи? Но Джек не думал, что в Фарадей-Холл она будет в полной безопасности. — Если я не возьму с собой вас, то смогу позволить купить билеты в наемный экипаж для Эме и себя.

О, как же Эвелин не хотелось принимать такие ужасные решения!

— Именно так вам и следует поступить, — грустно произнес Лоран. — А с нами дома всё будет в порядке.

Почувствовав, как вдруг заболела голова, Эвелин потерла виски.

— Я пошлю за вами, как только смогу.

— Мадам, почему бы вам не прилечь? — предложил Лоран. — Вы измучены. Поспите немного, а потом мы сможем закончить этот разговор. Кроме того, после отдыха вам будет думаться лучше.

Лоран был прав. Она обняла его в порыве благодарности.

— Мне так жаль, что я подвергла вас опасности! — искренне сказала Эвелин, после чего повернулась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Там Эвелин сразу же направилась к окну и взглянула на дежурившего снаружи солдата. Её порадовало то, что он уже не сидел, а спал под вязом. Это доставило ей особое, зловещее удовольствие, словно она каким-то образом одержала маленькую победу.

Теперь голова у неё просто раскалывалась. Неужели и британские власти отныне стали её врагами? О, даже сама мысль об этом приводила её в ужас! Эвелин опустилась на кровать и тут же провалилась в сон.

Ее разбудил голос Джека и его рука, которой он легонько тряс её за плечо.

— Эвелин, проснись.

Сощурившись, она увидела Джека, который сидел рядом с ней. Горела одна-единственная тонкая свеча, без которой спальня погрузилась бы во тьму, — уже наступил вечер.

Эвелин резко уселась, с пылом обняв Джека за шею.

— С тобой всё в порядке?

Он с мгновение подержал её в объятиях, потом выпустил.

— Со мной всё хорошо. — Он поднял её подбородок и взглянул ей в глаза. — Итак, тебе довелось встретиться с капитаном Барроу.

Тон Джека был суровым, но ещё суровее был его взгляд. Эвелин отпрянула.

— Он знает, что ты был здесь. Теперь тебе опасно оставаться в этом доме.

— Я и не останусь, — поднялся с кровати Джек. Как она и думала, с ним оказались его пистолет и нож. — Теперь он следит за твоим домом.

Эвелин тоже вскочила, встревоженная твердым, решительным и строгим выражением его лица.

— Ты прятался в туннелях?

— Да. Что он говорил тебе, Эвелин, ты можешь вспомнить точно?

Она собралась с духом и выложила:

— Он сказал, что, пряча тебя здесь, я становлюсь соучастницей твоих преступлений.

Джек кивнул, и его серые глаза вспыхнули.

— Продолжай.

Эвелин замялась.

— Он угрожал арестовать меня.

— Я не удивлен. Дальше?

Она почувствовала, что из глаз вот-вот хлынут слезы, и попыталась сдержать их.

— Он хотел допросить Эме. Она наивно призналась бы ему, что ты был здесь. Естественно, я не позволила ему говорить с ней, и он ушел. Но, полагаю, он ещё вернется.

— Добро пожаловать в мой мир, Эвелин, — произнес Джек хриплым от отвращения и гнева голосом.

Она обхватила себя за плечи.

— Меня это тревожит.

— Тебя это и должно тревожить — сейчас правило хабеас корпус не действует, и тебя запросто могут бросить в тюрьму даже без предъявления обвинения.

У неё перехватило дыхание.

— Ты пытаешься напугать меня?

— Ты должна знать факты. Я уезжаю, Эвелин. Я собираюсь ускользнуть от тех двух стражников и добраться до своего судна. Как только я окажусь там, я смогу удрать от любого. А тем временем я хочу, чтобы ты отправилась к Тревельяну. Скажи ему, что я оплачиваю твою поездку в Лондон. Он поможет достать тебе билеты, а я в течение недели верну ему деньги. Сядь в следующую почтовую карету — завтра днем один из экипажей должен отправиться из Фоуи.

— А Джулианна?

— Я пошлю ей письмо, а потом как можно быстрее съезжу к ней и Доминику. Тем не менее, ты и сама можешь всё объяснить Педжету — я имею в виду, абсолютно всё.

Эвелин очень не нравилась идея просто появиться на пороге дома Джулианны, смиренно умоляя её о помощи.

Джек прекрасно понимал это.

— Моя сестра — ангел милосердия, — мягко сказал он. — Джулианна с радостью примет тебя в своем доме. Я знаю, ты считаешь, что тем самым обременишь её и поступишь непозволительно дерзко, тогда как в тебе нет ни капли грубости и эгоизма. Но, Эвелин, это лучшее, что ты можешь сделать как для себя, так и для Эме. Обещай мне, что отправишься к Джулианне.

Джек был прав: ей не хотелось выглядеть столь наглой, но так было лучше для Эме.

Эвелин перехватила его взгляд, который оставался пугающе твердым. И как же любовь к Джеку довела её до такого положения?

— Мне очень жаль, что я поставил под такой серьезный удар тебя и твою дочь, — резко сказал он. — Я сожалею о том, что был таким эгоистом.

И тут слезы всё-таки хлынули из глаз Эвелин.

— А я ни о чём не жалею! Я люблю тебя!

Джек вздрогнул:

— Ты вряд ли сказала бы нечто подобное, если бы Барроу допросил Эме или если бы ты сейчас сидела в холодной тюремной камере, разлученная с дочерью.

— Я и подумать не могла, что до этого может дойти.

— Из нашей связи не могло выйти ничего хорошего, — решительно отрезал Джек. И, помедлив, добавил: — У меня есть для тебя кое-что.

Ее сердце разрывалось на мелкие кусочки.

— Мы увидимся, когда ты приедешь в Лондон?

Его лицо будто окаменело.

— Нет.

Джек достал из кармана небольшой узелок из ткани и положил ей на ладонь. Растерянная, Эвелин некоторое время просто смотрела на узел. Потом развернула ткань, и по щекам заструились слезы. Она задохнулась от волнения, когда увидела лежавшие там сапфиры.

Вне себя от потрясения, она подняла взгляд на Джека. Он вернул ей драгоценности, украденные Уайтом. Что означал этот жест?

— Я не мог позволить ему безнаказанно удрать с краденым, — бесстрастно бросил Джек.

Душу Эвелин пронзила острая боль. Этот поступок означал, что она была ему небезразлична.

— Что ж, это было прощание, не так ли?

— Это было прощание, — ответил Джек Грейстоун.

Глава 15

— Не бойся, — сказал Тревельян. — Тебя никто не прогонит.

Эвелин мрачно улыбнулась ему. Они только что прибыли в Бедфорд-Хаус, но ещё не вышли из экипажа. Как и наказал ей Джек, после разговора с ним Эвелин отправилась к Тревельяну.

Когда она появилась на его пороге, просто убитая горем и напуганная до полусмерти, Трев бросил один-единственный взгляд на её бледное лицо и красные глаза и, всполошившись, стал расспрашивать, что случилось. Эвелин поведала ему большую часть правды — она рассказала ему всё, что было непосредственно связано с её спешным приездом из Бодмин-Мура. Так Тревельян узнал, что капитан Барроу приезжал в Розелинд, чтобы арестовать Джека, и чуть не допросил Эме, ужасно напугав её при этом.

Узнав о сложившейся ситуации, Тревельян тут же настоял на том, что сопроводит Эвелин, Эме и их слуг в Лондон. Как выяснилось, Трев знал Джулианну почти так же хорошо, как и Джека, ещё с тех пор, как она была маленькой девочкой. Как объяснил Трев, теперь он частенько гостил в Бедфорд-Хаус, а за последние несколько лет по-настоящему сдружился с Домиником Педжетом.

Ну разумеется, они подружились — ведь все они были шпионами и бывшими шпионами, все они входили в этот тайный круг игроков в ужасные военные игры. Все они были участниками одной шпионской сети.

Трев был необычайно добр с того самого момента, как Эвелин появилась в его имении в Блэкмуре, и на всем протяжении трехдневного путешествия в столицу. И всё же Эвелин решительно отказывалась обсуждать с ним свои личные отношения с Джеком. Несмотря на то что Трев никогда не спрашивал, почему Эвелин так расстроена, было совершенно очевидно: он понимал, что случилось нечто по-настоящему удручающее. Трев, разумеется, догадался, что её роман с Джеком закончился.

Встретившись взглядом с верным другом, она оперлась на его руку и вышла из кареты.

— Мы поступаем так дерзко, пригласив самих себя остановиться у леди Педжет, — не скрывая тревоги, произнесла Эвелин. Ей была глубоко ненавистна сама идея проявить столь непозволительную наглость. Она ни в коем случае не хотела навязываться. И что, если Джулианна откажется приютить её?

— Она встретит тебя с распростертыми объятиями, когда ты расскажешь ей и Доминику то, что рассказала мне, — успокоил Трев и улыбнулся, потянувшись к Эме и с изысканной галантностью помогая ей выбраться из экипажа. Эме засмеялась, когда он, подхватив её на руки, покачал перед тем, как поставить на землю. Дочь Эвелин успела искренне привязаться к Тревельяну.

— Ты только посмотри, дорогая! Тебе доводилось когда-либо видеть такой великолепный дом? — восторженно воскликнула Эвелин, улыбаясь и беря дочь за руку.

Глаза Эме с изумлением распахнулись.

— О, мама, это что — дворец? Неужели мы, в самом деле, остановимся здесь?

С этим внушительным фасадом, этими пышными садами вокруг и потрясающим фонтаном в центре подъездной аллеи, Бедфорд-Хаус определенно напоминал королевский дворец, а не городской дом графа. Эвелин сжала руку Эме.

— Мистер Грейстоун, похоже, думает именно так, поэтому скоро узнаем.

Лоран, Аделаида и Бетт выбирались из экипажа в компании счастливой Жоли. Вся компания ехала в нанятой карете, меняя лошадей каждые полдня, так что в конечном счете пришлось оставить в Розелинде все вещи, за исключением одежды. Трев взял руку Эвелин в свою ладонь, и они подошли к дому и стали подниматься по светлым широким каменным ступеням. На крыльце неподвижно, будто изваяния, стояли два облаченных в ливрею швейцара. При приближении гостей один из них ожил и поспешил открыть дверь.

Трев вручил слуге свою визитную карточку:

— Мне нужно видеть Бедфорда или леди Педжет. Граф или графиня дома?

Швейцар в идеально расчесанном белом парике и ярко-синей с золотом ливрее похлопал глазами, глядя на гостя.

— Они оба дома, милорд, — кланяясь, ответил слуга.

Эвелин понимала, что Трев представился не самым формальным образом, но, учитывая его отношения с Джулианной и её мужем, предположила, что они редко придерживались формальностей.

Из глубины дома донесся звук шагов, и перед ними предстал дворецкий Жерар.

— Добрый день, милорд, миледи, — улыбнулся он.

— Жерар, дорогой мой, пожалуйста, разбуди Бедфорда. Мы выдержали нелегкое путешествие, и графиня основательно утомилась, точно так же, как и её дочь.

Эвелин переполняла благодарность давнему другу. Все эти дни Трев заботился о них, что позволило Эвелин отвлечься на переживания о своих отношениях с Джеком и его бегстве из Розелинда. Вспомнив всё снова, Эвелин почувствовала, как всё внутри наполнилось глубокой печалью такой невероятной силы, что, казалось, это горестное ощущение вот-вот поглотит её с головой. Словно уловив состояние Эвелин, Трев подхватил её за локоть, чтобы она устояла на ногах.

Не успел Жерар уйти из холла, чтобы доложить о гостях, как перед ними предстала Джулианна. При виде прибывших её глаза удивленно распахнулись.

— Тревельян! — с улыбкой воскликнула хозяйка дома, но её округлившиеся глаза скользнули по Эвелин, и в них застыло по огромному знаку вопроса. Джулианна подошла к Треву и протянула ему руки — он поцеловал сразу обе.

— Мы решили дерзко навязаться тебе, Джулианна. Графине отчаянно требуется твое гостеприимство.

Джулианна на какое-то мгновение задержала взгляд на Треве, будто пытаясь понять по его глазам, что же произошло, а потом обернулась к Эвелин и тепло обняла её. Тяжкий груз упал с души нежданной гостьи. Джулианна была рада её видеть!

— Дорогая, я так счастлива приветствовать тебя, и, разумеется, ты всегда будешь здесь желанной гостьей — в любое время! — заверила хозяйка дома, но её взгляд оставался всё таким же испытующим. Она повернулась к Эме:

— А ты, должно быть, Эме! Привет! Я леди Педжет, и я так много о тебе слышала!

Эме застенчиво улыбнулась и прошептала:

— Добрый день, миледи.

— У меня тоже есть дочь, но она намного младше тебя. Тем не менее она любит общаться со взрослыми детьми. Сейчас она играет в детской. Ты хотела бы с ней познакомиться? — улыбнулась Джулианна.

Эме посмотрела на Эвелин, и та кивнула:

— Думаю, тебе стоит познакомиться с Жаклин. Бетт может сопроводить тебя наверх.

— А как же Жоли? — спросила Эме.

Эвелин повернулась к Джулианне:

— У Эме есть собака.

— О, замечательно — мы обожаем собак. У меня их три! Почему бы Жоли не прогуляться в саду за домом? А потом она тоже сможет подняться в детскую.

Бетт взяла Эме за руку, и в этот момент в холл прошагал Доминик Педжет, граф Бедфордский.

Это был высокий, мускулистый, красивый мужчина с темными волосами и исходящей от него энергетикой явной силы и властности. Он был одет элегантно, с большим вкусом — в сапфирово-синий атласный сюртук, кружевную рубашку, светлые бриджи и чулки. На Бедфорде не было парика, и его ненапудренные волосы были стянуты в косу. На обеих его руках сверкали кольца.

Бедфорд улыбался, но в его глазах застыла твердость. Он быстро переглянулся с Тревельяном, после чего поприветствовал всех гостей, сказав:

— Рад снова видеть вас, графиня.

— Благодарю вас, милорд, — с волнением отозвалась она.

— Почему бы нам не перейти в гостиную? — предложила Джулианна. — Жерар, полагаю, наши гости не отказались бы от закусок, которые можно принести им в комнаты. — Она обернулась к Треву: — Ты останешься на ночь?

— Я останусь, пока Эвелин благополучно здесь не устроится, — ответил он, взглянув на нежданную гостью.

Эвелин признательно улыбнулась. У неё действительно не могло быть более преданного друга и лучшего защитника.

Но тут же Эвелин вспомнила о Джеке, и сердце вновь пронзила нестерпимая боль. Неужели всё кончено?

И где он теперь? Удалось ли ему добраться до своего судна в целости и сохранности? Она ничего не слышала о нем и с ума сходила от беспокойства!

Когда Джулианна обернулась и взглянула на неё, Эвелин догадалась: сестра Джека задается вопросом, какие же отношения связывают её с Тревом. Но вот Джулианна жестом пригласила всех в комнату и закрыла за ними обе двери.

— Не знаю, как благодарить вас за то, что приютили меня и мою дочь, — начала Эвелин, глядя на Бедфорда.

Джулианна подошла к мужу и замерла рядом с ним, уже не улыбаясь. А Доминик прямо спросил:

— Что случилось?

Тревельян стоял рядом с ней. Сейчас, когда с ними не было Эме, она уже не могла скрывать охватившие её страх и печаль. Хриплым от переживаний голосом Эвелин объяснила:

— Джека избили его враги. Я ухаживала за ним в Розелинде.

— С ним всё в порядке? — вскричала Джулианна.

— Я не знаю, — призналась Эвелин. — У него были ушиблены или даже сломаны ребра, а на голове глубокая рана, так что он только начал выздоравливать. Но капитан Барроу узнал, что Джек в Розелинде. И через четыре дня Барроу неожиданно нагрянул к нам. Пока Барроу и его люди повсюду искали Джека, он прятался в туннелях под домом. Они его не нашли, и Джек вернулся позже, ночью того же дня. Он рассказал мне, что собирается ускользнуть от оставленных Барроу караульных и добраться до своего судна. Он дал мне указание приехать сюда, милорд, миледи. — Эвелин задрожала, но продолжила: — С тех пор я не слышала о нем ни слова, так что не знаю, удалось ли ему ускользнуть от солдат и добраться до своего корабля. И где сейчас Джек, мне не известно.

Эвелин была настолько опечалена, так убита горем, что не могла стоять на ногах. Усадив её, Джулианна опустилась рядом, приобняв за плечи.

— Рано или поздно Джек даст о себе знать, — сказал Доминик. — А если бы его схватили и арестовали, к настоящему времени я бы уже знал об этом.

— Я сильно беспокоюсь, — вымучила из себя Эвелин. — В момент бегства он не был абсолютно здоров.

— Джек умен, — обнадежила её Джулианна. — Он обводил британские власти вокруг пальца большую часть своей жизни. Стоит ему только добраться до своего судна, и он сможет удрать от любого преследования.

Она взяла Эвелин за руку и сжала её ладонь в своей. Но смотрела Джулианна по-прежнему пытливо, так что Эвелин приходилось старательно отводить глаза.

— Леди д’Орсе, — окликнул Доминик. — А почему Джек настаивал, чтобы вы приехали сюда? Почему вам было небезопасно оставаться дома даже после того, как он покинул Розелинд?

Собравшись с духом, она честно ответила:

— Я подслушала разговор Джека с одним французом, они обсуждали британский военный план.

Джулианна молча воззрилась на Эвелин, точно так же, как и её муж. Лица у супругов стали каменными. Если Джулианна с Домиником и изумились, то сделали всё, чтобы не показать этого. Судя по всему, они были в курсе того, что Джек нарушал режим британской блокады, но знали ли они, что он шпионил для французов?

— Она услышала сведения, не предназначенные для её ушей, — пояснил Тревельян. — И это стало известно французским республиканцам.

— Но почему Джек решил, что вам грозит опасность настолько серьезная, что он отправил вас сюда, к нам? — осведомился Доминик. — Вам угрожали? Вас обнаружили?

О, как же Эвелин не хотелось рассказывать им всю правду! Но Джулианна опять утешительно сжала её руку.

— Все в порядке. Когда-то Доминик был шпионом. Он может помочь тебе, Эвелин.

Она смахнула набежавшую слезу.

— Джек собирался выдать наши планы вторгнуться на территорию Франции и помочь тамошним мятежникам. Да, меня обнаружили. И мне действительно угрожали — в моем собственном доме.

Джулианна мрачно взглянула на Доминика.

Эвелин была озадачена. Неужели их не волнует, что Джек оказался французским шпионом? Потому что, даже если они не осознавали этого прежде, они наверняка поняли это теперь!

— Кто вам угрожал? С кем разговаривал Джек? — настойчиво спросил Доминик.

— Французским союзником Джека оказался Виктор Ласалль, виконт Леклер. По невероятному стечению обстоятельств когда-то он был нашим, Анри и моим, приятелем и соседом в Париже. И он не только увидел меня — он меня узнал. Две недели назад он подослал ко мне кого-то, этот человек угрожал мне — и моей дочери! — в Розелинде. — Эвелин пыталась успокоить дыхание, её сердце испуганно колотилось.

Джулианна побледнела.

— Вам сказали держать язык за зубами? — уточнил Доминик.

— Мне сказали, — прошептала Эвелин, — что, если Леклера предадут, я заплачу за это, точно так же как и Эме.

Джулианна порывисто стиснула её в объятиях:

— Здесь ты — в безопасности.

— Я так волнуюсь, — еле слышно произнесла Эвелин. Но, несмотря на терзавшее её беспокойство, она продолжала недоумевать: почему никто не реагировал на то, что она сказала, — на тот факт, что Джек предавал Великобританию, сообщая ценные сведения врагам? Похоже, это-то как раз никого и не удивляло.

И всё-таки все присутствующие в этой гостиной были патриотами. Они просто не могли проявлять такое безразличие!

— Здесь вы будете в полной безопасности, — твердо заявил Доминик. — Я очень не хочу, чтобы вы волновались, леди д’Орсе, и вы можете оставаться нашей гостьей до тех пор, пока угроза не минует.

Трев, не пропустишь со мной по бокальчику? У меня в кабинете — прекрасный шотландский виски, и леди наверняка хотят посекретничать.

Трев кивнул, но помедлил, обратившись к Эвелин:

— С тобой всё хорошо? Теперь тебе стало легче?

Она улыбнулась ему:

— Спасибо тебе… за то, что был так добр, за то, что помог нам добраться до Лондона… за всё. — Она схватила его за руки и стиснула их.

Трев взглянул ей в глаза.

— Я всегда приду на выручку, Эвелин, если тебе понадобится помощь, — заверил он и, повернувшись, удалился в компании Доминика.

Джулианна взяла Эвелин за руку и тихо спросила:

— Так Трев теперь ухаживает за тобой?

— Он не может ухаживать за мной — я люблю твоего брата, — призналась Эвелин, и по её щекам заструились слезы.

— Так ты влюблена! — Джулианна снова обняла Эвелин, но потом отстранилась и пристально, с тревогой, взглянула на неё. — Он уже разбил тебе сердце?

— Конечно, разбил! Потому что мы не можем быть вместе, ни сейчас, ни когда бы то ни было — я не могу подвергать Эме такой опасности!

Джулианна посмотрела ей в глаза.

— Если бы я в свое время выбрала безопасную линию поведения, ни за что не была бы сейчас с Домиником. Он был тори, аристократом и шпионом, а я — обедневшей дворянкой из Корнуолла, которая поддерживала французских якобинцев. Но я всё равно влюбилась в него. А потом боролась за эту любовь. И постепенно начала узнавать его — понимать его. И моя любовь стала только сильнее. Это стоило того, чтобы испытать боль и страх.

— Как я могу подвернуть Эме ещё большей угрозе? Я не рассказала этого лорду Педжету, но, когда дружок Леклера проник в дом, он приставил нож к моему горлу.

Что, если бы это увидела Эме? А что, если в следующий раз он приставит нож к её горлу? И этот капитан Барроу так напугал дочь… Он хотел допросить её! Не говоря уже о том, что, найди они Джека в Розелинде, я сейчас была бы в тюрьме, арестованная как его сообщница!

— Какое ужасное положение, тебя просто загнали в угол! — согласилась Джулианна.

— И я просто схожу с ума от тревоги за него! Джулианна, нам нужно как-то выяснить, смог ли он благополучно подняться на борт своего судна.

— Возможно, сделать это не так и трудно, — улыбнулась Джулианна. — Он тоже тебя любит?

Эвелин остолбенела.

— Он тебя любит? — настойчиво повторила Джулианна.

— Он никогда этого не говорил.

Джулианна встала.

— Он — ловелас, каких мало, но, когда я впервые встретила тебя, сразу поняла: ты — совсем другое дело, это нечто особенное… Он наверняка питает к тебе очень сильные чувства, Эвелин, в противном случае не отправил бы тебя сюда!

Эвелин подняла на неё взор, ожидая продолжения.

— Но?

Джулианна вздохнула.

— Но он — человек, привыкший к опасности, он всегда жил на грани. Хотелось бы мне знать, сможет ли Джек когда-либо остепениться.

У Эвелин упало сердце. Ах, как бы ей хотелось, чтобы не было никакой войны, никакой революции, чтобы Джек не был шпионом врагов Англии и чтобы он жил с ней и Эме в Розелинде!

— Если он причинит тебе боль, я навсегда перестану с ним разговаривать, — после долгой паузы твердо произнесла Джулианна.

— Он знает, что мы не можем быть вместе. Он понимает, что уже подверг Эме и меня серьезному риску. Он был крайне категоричен на этот счет.

Я не могу быть с ним — только не сейчас, только не так… — Острая боль снова полоснула по груди Эвелин. — Но я всегда буду любить его, всегда! Независимо от того, чем он занимается…

Джулианна снова уселась рядом.

— Было время, когда я думала, что никогда больше не увижу Доминика… и я ошибалась. Было время, когда я считала, что, если война затянется, он останется шпионом Питта до самой своей смерти! Это был ужасный период, но никто ведь не может сказать, что уготовит нам завтрашний день.

— Лорд Педжет — выдающийся человек, герой этой войны, — парировала Эвелин, не в силах отделаться от мысли о том, что Джек шпионит на французов. Почему Джулианну это не заботит? Точно так же, как и Педжета? — Разве ты не слышала, что я сказала чуть раньше? Джек выдавал французу наши военные тайны!

Джулианна, похоже, была сбита с толку.

— Я слышала каждое твое слово.

Возможно, Джулианна просто слишком сильно любила брата, чтобы уразуметь истинный смысл сказанного.

— Он французский шпион, Джулианна.

И снова вслед за словами Эвелин повисло ошеломленное молчание. Джулианна вскочила, сверкая глазами:

— Ты ошибаешься.

Эвелин печально покачала головой:

— Хотелось бы мне ошибаться, но я хорошо помню, что слышала.

— Не могу поверить, что ты считаешь его французским шпионом! — вскричала Джулианна.

Теперь и Эвелин наконец-то поднялась с места. Неужели она только что испортила отношения с новой подругой и любезно приютившей её хозяйкой дома?

— Никто не может жалеть об этом больше, чем я! — вырвалось у Эвелин. — Но я помню, что слышала. Джек продает эту страну нашим врагам! Я умоляла его опровергнуть это. И он действительно всё отрицал, но так вяло и неубедительно, что выводы напрашивались сами собой!

— Нет, он не французский шпион. Он никогда не сделал бы ничего подобного. — Глаза Джулианны полыхали огнем, но её лицо оставалось бледным. — Ты не знаешь Джека так, как я. Он может казаться французским шпионом, но это — лишь внешняя сторона дела! Не могу поверить: ты утверждаешь, что так сильно его любишь, но совершенно ему не веришь!

Эвелин обхватила себя руками за плечи. А разве сам Джек не просил её верить ему?

— Молюсь, чтобы ты была права.

— Я права, — стояла на своем Джулианна. — Мой брат — патриот. И в один прекрасный день ты поймешь это.

Она подошла к дверям и открыла их, потом обернулась, нашла колокольчик и позвонила.

— Ты, должно быть, устала, — закончила разговор Джулианна. — Жерар проводит тебя в твою комнату.

«Еще одна ночь, ещё один трактир, ещё одна тайная встреча», — мрачно подумал Джек, остановившись на пороге темной, битком набитой посетителями общей комнаты. Шел дождь, и Джек смахнул капли со своих широких плеч, пристально рассматривая толпу сквозь дым и полумрак.

Он не заметил никого необычного — только фермеры и торговцы, занятые поглощением рома и эля, курением табака и игрой в карты. Отовсюду доносились громкие, пронзительные голоса.

Поднявшись из-за столика в темном углу комнаты, ему помахал Лукас. Джек кивнул и стал пробираться мимо сидевших за столиками людей, теперь уже стряхивая капли дождя с влажных волос.

Лукас по-прежнему стоял, необычайно элегантный и совершенно неуместный здесь в темно-коричневом бархатном сюртуке и белой кружевной рубашке. Уорлок сидел, и, поскольку этот угол комнаты не освещался расположенным в центре камином, а свечи на столике не горели, одетого во всё черное руководителя шпионской сети едва ли можно было различить.

Лукас приветственно похлопал Джека по плечу.

— Опаздываешь, — бросил старший брат, и в его взгляде мелькнул вопрос.

Джек вздрогнул — его раны ещё не зажили.

— Британский фрегат только что вышел из Дувра. Мне пришлось затаиться, пока он не прошел.

— Ты ранен?

«Лукас никогда ничего не упустит из вида», — мелькнуло в голове Джека. Он распахнул ворот рубашки и опустил его, продемонстрировав брату бинты, которые по-прежнему стягивали его тело. Без этой фиксирующей повязки ребра болели ещё больше. Потом Джек уселся за столик спиной к толпе. Обычно Джек не выбирал места так безрассудно, но сейчас он знал, что может положиться на куратора шпионской сети и своего брата, — уж они-то не проглядят британских солдат и французских шпионов. Тем более что так Джека не смогли бы узнать окружающие.

Наконец, ощущая некоторую напряженность, повисшую в атмосфере, он встретился глазами с мрачным, обжигающим взглядом Уорлока.

— Что случилось? — почти небрежно, будто вскользь, спросил глава шпионской группы.

— Получил предостережение от Леклера, — улыбнулся Джек так, словно ничего серьезного не произошло. Потом пожал плечами. — Мне приказано позаботиться о том, чтобы моя преданность не подвергалась сомнению.

Лицо Лукаса напряглось, он налил Джеку бокал красного вина и спросил:

— А твоя преданность действительно подвергается сомнению?

Джек посмотрел на Уорлока:

— По какой-то непонятной причине они вдруг стали в чём-то меня подозревать.

Джек не собирался вовлекать в эту историю Эвелин больше, чем уже успел втянуть. Уорлоку совершенно незачем было знать, что Эвелин стала его любовницей, что британцы разыскивали его в её доме.

Но Уорлок мог потребовать объяснений, и Джек кое-что придумал.

Почти целая неделя прошла с тех пор, как он в последний раз видел Эвелин — и сказал ей, что им не стоит поддерживать какое-либо общение. Сейчас она наверняка уже в доме у Джулианны. А там Эвелин была в полной безопасности от последствий военных игр, в которые он её втянул.

Сердце Джека заныло, стоило ему подумать об Эвелин. Джек сомневался, что когда-либо сможет забыть те мгновения, когда они занимались любовью в последний раз, — точно так же, как и глаза Эвелин, выражение её лица, когда он сказал, что это было прощанием. Джек презирал себя за то, что так опрометчиво направил её прямиком по пути опасности. Он поверить не мог, что оказался столь эгоистичным. Но, с другой стороны, Джек не питал к Эвелин нежных чувств в момент их первой встречи, ведь вожделение — не романтическая привязанность.

Темные глаза Уорлока напряженно следили за ним.

— Я не могу допустить, чтобы ты оказался под подозрением, только не сейчас. Ты должен доказывать им свою преданность в течение следующих нескольких недель.

— Позволю себе не согласиться! — гневно возразил Лукас. — Разве можно допустить, чтобы он оказался под подозрением потом, после вторжения в бухту Киберон?

— Я не говорил ничего подобного, — невозмутимо заметил Уорлок. — Так почему бы нам не начать с фактов? Что-то — или кто-то — заставило Леклера сомневаться в твоей честности.

Джек сделал глоток вина, которое оказалось слишком приторным, явно разбавленным и просто никуда не годным. Уорлок в конечном счете обязательно узнает, что Эвелин живет у Джулианны, но Джек решил позаботиться о том, чтобы его шеф поверил: это — идея Лукаса. В сущности, Джек не доверял Уорлоку — только не в том, что касалось Эвелин. Уорлок всегда ставил интересы Великобритании превыше всего и всех. Поначалу он мог бы и помочь защитить Эвелин, но в итоге не стал бы долго думать, если бы ею пришлось пожертвовать.

Каждый лжец знал: чтобы отвести от себя подозрения, достаточно сказать часть правды. Это было прекрасно известно и каждому шпиону.

— Я помогал одной французской эмигрантке вывезти ценности из её дома во Франции. Поставленная передо мной задача была слишком легкой, а вознаграждение — слишком впечатляющим, так что я не мог не взяться за это дело. Как оказалось, Леклер счел, что это было как-то связано с ним и его деятельностью. Он не поверил, что мне просто хорошо заплатили, чтобы помочь красивой женщине в беде. Он предпочел думать, что я выполнял какое-то спецзадание. И к несчастью, меня застали врасплох, а потом серьезно предупредили, что я и могу подтвердить своими помятыми ребрами.

Уорлок пристально смотрел на Джека, точно так же, как и Лукас. Наконец брат сказал:

Если ты с ней не спал, наверняка не мог вызывать у Леклера какие-то подозрения!

Джек ухмыльнулся:

— Ну, как я уже сказал, она была красива, а вознаграждение оказалось слишком большим, чтобы отказываться.

Уорлок задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Держись от неё подальше. Сейчас ты не должен быть замечен в связях с французскими эмигрантами.

— Думаю, я уже усвоил этот урок, — с показным легкомыслием бросил Джек. Но на самом деле он думал об Эвелин, и сердце ныло слишком сильно, чтобы с легкостью скрываться под самодовольной маской.

Лукас так уставился на него, словно чувствовал, что рассказ получился очень сжатым и неполным. Впрочем, старший брат знал Джека лучше, чем кто бы то ни было.

— Мне никогда не нравилась эта твоя двойная игра. А теперь она не нравится мне ещё больше, — заметил Лукас и обернулся к Уорлоку: — Джек под подозрением, и худшего времени не найти. Нам стоит поменяться местами.

Я могу принять у Джека все дела, заняться всеми его интригами, и никто ничего не заподозрит, ведь я — его брат. А Джек может вернуться к своей жизни контрабандиста, водящего за нос таможенников.

Уорлок вскинул темные брови:

— Я не могу вот так запросто поменять вас с Джеком местами, и ты прекрасно это знаешь, даже если бы я хотел это сделать, а я не хочу. Джек блестяще пробирался во Францию и ускользал обратно, его судно ни разу не терпело поражений в битве и всегда умудрялось уходить от преследователей.

Джек во все глаза смотрел на них двоих. Он помогал Кадудалю вот уже почти целый год. Его отношения с вождем шуанов успели перерасти в крепкую дружбу. Никто лучше Джека не знал, как отчаянно требовались мятежникам оружие и продовольствие, как они жили, вечно скрываясь, без постоянного пристанища, ввязываясь в дерзкие схватки с французскими войсками. Никто лучше него не знал, как глубоко ненавидели они республиканцев и как решительно были настроены освободить долину Луары, даже если это означало верную смерть.

— Не знаю, смогу ли сейчас отвернуться от мятежников, даже если Уорлок прикажет мне сделать это, — сказал Джек Лукасу. И снова подумал об Эвелин, оставшейся вдовой, без средств к существованию и вынужденной до недавних пор одиноко жить в Розелинде. Она нуждалась в покровителе и защитнике, но Джек не мог им быть.

Уорлок выглядел довольным.

— Не позволяй больше никому слышать, что ты говоришь как истинный патриот.

Лукас покачал головой и обратился к Уорлоку.

— Как же Джек выживет, когда вскроется его обман, если всё пойдет хорошо? — И он перевел твердый взгляд на Джека. — Дата нападения определена.

Удивленный, Джек напряженно застыл на месте. Дата вторжения в бухту Киберон, возглавляемого графом д’Эрвийи, была выбрана. Теперь эта игра должна была развиваться стремительно, и вскоре в ней появились бы победители и проигравшие.

До сих пор Джек никогда не сомневался в своей способности выживать в любых военных играх. Но ведь раньше он рассматривал себя исключительно как одного из тех, кто одержит победу — и выживет. А теперь Джек понимал, почему брат так волновался за него. Один неверный шаг — и его раскроют…

Уорлок проигнорировал вопрос Лукаса, вместо этого оповестив:

— Кадудаль должен встретить наши войска со всей своей армией двадцать пятого июня.

Значит, они должны были высадиться на полуострове двадцать пятого июня.

— Мне нужны подробности — Кадудаль захочет их знать, — поспешил сказать Джек. И несмотря на все сомнения, с недавних пор начавшие терзать его душу, оживился. Это вторжение готовилось целый год! И, наконец, должно было вот-вот состояться!

— Д’Эрвийи будет командовать тремя с половиной тысячами солдат, причем две трети его войска — французские военнопленные. Военная эскадра прибудет из Плимута и высадится на берег двадцать третьего июня. Это будут три боевых корабля и шесть судов, обеспечивающих снабжение, с достаточным для четырехтысячного отряда количеством припасов, — наклонившись вперед, еле слышно прошептал Уорлок и откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая зловещее удовлетворение.

Пульс Джека участился. Кадудаль будет в восторге, услышав эти новости! Наконец-то они смогут изгнать генерала Гоша и остальную французскую армию из долины Луары!

Но в подобных операциях решающую роль частенько играла удача. Другие французские шпионы могли узнать сведения, только что озвученные Уорлоком; приближающийся к берегам Франции эскадрон могли выследить, заметив заранее и предупредив врага о предстоящем вторжении; кто-то мог помешать усилиям Кадудаля по объединению войск вторжения…

Сердце Джека отчаянно колотилось. Целый год тайных встреч, горячих споров и подготовки вылился в операцию по вторжению в бухту Киберон. Джек собирался стать частью освобождения Луары. Эвелин нуждалась в герое, но он не мог быть этим героем — не сейчас и, вероятно, вообще никогда.

Он не должен был ощущать уныние — ему стоило радоваться. Его жизнью было море, его жизнью была опасность. Теперь его жизнью была и война. Он никогда не хотел чего-то иного или чего-то большего.

— Когда ты сможешь встретиться с Кадудалем? — спросил Уорлок.

— Я думаю, на следующей неделе, — ответил Джек.

Мысли заметались у него в голове. Обычно, устраивая подобные встречи, он пользовался сетью тайных агентов. Теперь же он понимал, что это слишком опасно. Значит, ему придется отправиться во Францию лично и использовать свои собственные источники, чтобы связаться с Кадудалем, даже если это означало дрейфовать вдоль побережья Бретани на протяжении нескольких дней, скрываясь от британских и французских военно-морских сил до тех пор, пока контакт не будет установлен. Чем меньше людей будет знать об этой встрече, тем лучше.

— Нам нужно снабдить Леклера дезинформацией, — сказал Уорлок, прерывая ход мыслей Джека. — Сообщи ему какую-нибудь дату в июле, якобы выбранную для вторжения, а заодно скажи, что мы высадимся в Сен-Мало.

— И к началу июля ты уже будешь мертв, — резко подхватил Лукас.

Джек взглянул на него.

— Я совершенно не собираюсь умирать в июле или в какое-либо другое время, — заметил он, но душу кольнула тревога.

Джек отлично понимал, чем грозит подобный обман. Если он предаст Леклера, как ему только что приказали, французы отомстят Эвелин и её дочери.

— Ведь он подтвердит все подозрения на свой счет! — воскликнул Лукас, и его серые глаза вспыхнули. Он повернулся к Уорлоку: — Ты не можешь жертвовать моим братом ради своих дел, только не после всего, что я для тебя сделал!

— А с чего бы мне жертвовать одним из лучших моих агентов? — изумился Уорлок. — Джек искусно умеет заговаривать зубы. Никто не сравнится с ним в умении нагнать страху или в храбрости. Я нисколько в нем не сомневаюсь. Он блестяще сумеет избежать виселицы, если такая угроза возникнет. Впрочем, после вторжения Джек может остаться в Великобритании на несколько месяцев, даже на год, если потребуется, пока опасность окончательно не минует.

Джек не слышал Уорлока. Леклер поймет, что его использовали и предали, и никакие разговоры и отсиживания в тайных укрытиях не убедят его в обратном. А Леклер угрожал Эвелин…

Но на карту было поставлено освобождение долины Луары, точно так же как жизни тысяч британских солдат и воевавших французских эмигрантов.

Джек осознал, что брат и Уорлок разом смолкли и во все глаза смотрят на него. Неужели его лицо приобрело столь устрашающее выражение?

— Вы можете не сомневаться в моей силе убеждения, но я оказываюсь перед необходимостью убить Леклера, — очень тихо произнес Джек. Он не мог придумать никакого другого решения, никакого другого способа защитить Эвелин и Эме. Если сейчас он снабдит Леклера подобной дезинформацией, потом виконту придется умереть.

Лукас вздрогнул от неожиданности, его глаза расширились. И тут же прищурились — теперь Джек знал, что брат полон подозрений на его счет.

— Леклер вряд ли действует в одиночку, — заметил Лукас.

— Он отличный посредник, прекрасный канал связи с французскими республиканцами, — с нажимом произнес Уорлок. — Его убийство — крайнее средство, Джек, и ты не можешь прибегнуть к нему до того, как мы одержим победу в Бретани.

Джек улыбнулся, но думал лишь о полуночи двадцать пятого июня, когда его самого раскроют, а Эвелин окажется под ударом.

— Прекрасно. Это — крайнее средство, — повторил он, осознав, что весь покрылся испариной. — Я скажу ему, что вторжение начнется в Сен-Мало пятнадцатого июля.

— И ещё до полуночи двадцать пятого Леклер узнает, что его предали, — возразил Лукас.

Улыбка по-прежнему играла на губах Джека.

— Возможно… если только мне не удастся сыграть в действительно хорошую игру.

Взгляд Лукаса оставался таким же подозрительно прищуренным и резким.

— В ближайшее время я найду какую-нибудь интересную новость — лакомый кусочек, который ты сможешь бросить Леклеру, чтобы убедить его в своей лояльности. — Уорлок поднялся, явно собираясь уходить. — Да, кстати, почему капитану Барроу вздумалось искать тебя в Розелинде — в доме покойного графа д’Орсе?

Внутри у Джека всё оборвалось, хотя внешне он ничем не выдал смятения, невозмутимо потянувшись к бокалу вина.

— Не знаю. Но, как вам известно, я хороший друг Роберта Фарадея. Вдова графа д’Орсе — племянница Роберта.

Уорлок приторно улыбнулся.

— Я слышал, она невероятная красотка, — заметил он и, кивнув на прощание, удалился.

Джек со спокойным видом стал потягивать вино, но Лукас схватил его за запястье. Бокал наклонился, и вино разлилось по всему столу.

— Мне хотелось бы услышать хотя бы часть правды, — отрывисто бросил Лукас.

Стряхнув капли вина с руки, Джек мрачно взглянул на брата.

— Эвелин — в опасности.

Глаза Лукаса изумленно распахнулись.

— Эвелин? Ты имеешь в виду вдову д’Орсе?

Джек полностью доверял своему брату — доверял ему свою жизнь, а теперь её жизнь.

— Я отправил её к Джулианне. И я хотел бы передать письмо Доминику, если ты не против, — Джек достал из внутреннего кармана сложенный лист пергаментной бумаги и протянул его Лукасу. Письмо было скреплено сургучной печатью.

Лукас придвинул стул ближе:

— Что, черт возьми, происходит?

Джек не колеблясь рассказал, в чём дело.

— Я не переправлял во Францию француженку. Я брал туда Эвелин. К сожалению, я оказался достаточно глуп — и достаточно эгоистичен, — чтобы привезти её на Лоо-Айленд. Она случайно наткнулась на нас с Леклером, и выяснилось, что он прекрасно знает Эвелин ещё по тем временам, когда она жила в Париже. Именно из-за неё Леклер и подозревает меня теперь, он угрожал ей и её дочери. Если Леклера предадут, он жестоко отомстит им, и он выразился предельно ясно. — Джек в ярости сжал кулаки. — Вот почему я собираюсь убить его, причем как можно раньше.

Лукас выругался:

— Последнее, что нужно тебе сейчас, — это личная заинтересованность! Используя графиню, Леклер будет манипулировать тобой, Джек. Проклятье!

— Я положил конец нашим отношениям.

Лукас отрывисто рассмеялся:

— В самом деле? Поэтому-то ты и отправил её к Джулианне и Педжету? Чтобы закончить отношения? Нисколько не сомневаюсь, что не пройдет и недели, как ты постучишься в дверь её спальни!

Джек вспыхнул, потому что великое множество раз испытывал это предательское желание.

— Я — та причина, по которой она оказалась в опасности, и я не могу допустить — и не допущу, — чтобы с ней произошло что-то плохое.

Лукас остолбенел, пристально глядя на него.

— Ты влюблен?

Джек почувствовал, как жарко зарделись щеки. Неужели он действительно влюбился в Эвелин д’Орсе?

— Её некому больше защитить.

Лукас был вне себя от изумления.

— Ты и правда влюблен!

Джек поднялся:

— Я убью Леклера до или сразу после полуночи двадцать пятого июня.

Лукас вскочил с места:

— Даже притом, что ты достаточно безрассуден, чтобы разыскивать Леклера в самом сердце Франции, ты — не убийца!

— А что мне ещё остается? — с сарказмом спросил Джек. — Бог даст, мы освободим Луару, но мне придется предать Леклера. И тогда он захочет отомстить Эвелин и её дочери! Сейчас я слишком глубоко увяз в этой игре, чтобы просто выйти из неё. А даже если бы и мог это сделать, я никогда не отвернулся бы от шуанов! Но я не могу отвернуться и от Эвелин!

Джек взглянул в глаза брату, который всё так же пристально смотрел на него. На их лицах застыло одинаковое выражение смятения и страха. И Джек знал, что на то есть все основания.

— Да, — вдруг тихо произнес он. — Отвечаю на твой вопрос: я влюблен.

Глава 16

Все действительно было кончено.

Эвелин остановилась перед открытой дверью кабинета. Она находилась в Лондоне всего три дня, но время тянулось бесконечно долго. Граф сказал ей, что Джек благополучно ступил на борт своего корабля через день после её приезда в столицу, но Эвелин не знала никаких подробностей — ни малейшей детали.

Ей не было известно, как чувствует себя Джек, где он сейчас находится, чем занимается. И возможно, это было даже к лучшему. И всё-таки Эвелин ждала весточки от него. Она не могла поверить, что Джек не захочет связаться с ней, пусть даже их отношения и были закончены.

Но Джек не дал ей о себе знать, он явно собирается держаться от неё на почтительном расстоянии. Эвелин понимала, что это — к лучшему. В сложившейся ситуации она не могла оставаться его любовницей. Но одно дело — понимать, и совсем другое — принять это сердцем.

Как она могла перестать любить его?…

Как трудно быть сильной! Как бы убедительно ни пыталась уговаривать себя Эвелин, что нужно двигаться вперед, продолжать жить своей жизнью — без него, — это казалось невозможным. Как бы рьяно ни втолковывала она себе, что должна перестать любить его, это тоже представлялось безнадежной задачей.

И всё же именно это Эвелин и следовало теперь делать — она должна была сосредоточиться на своей жизни в городе, на воспитании Эме, на будущем своей дочери.

Эме между тем была в восторге от их новой жизни. В городе ей нравилось. Она занималась учебой с тремя пасынками Амелии в Ламберт-Холл, а после уроков начинались поездки верхом на пони, которых Гренвилл держал для своих детей, и пикники в саду за домом. Старший сын Гренвилла был ровесником Эме, и они быстро подружились. Да и все дети превосходно ладили друг с другом. Амелия встретила Эме в своем доме с распростертыми объятиями, словно та была её близкой родственницей. Впрочем, больше всего на свете Амелия обожала быть этакой наседкой с внушительным выводком цыплят.

И всё же Эвелин не могла спать спокойно с тех пор, как покинула Розелинд, — с тех пор, как они с Джеком решили положить конец своим отношениям. Её изводили глубокая печаль, любовь и беспокойство за него. Разумеется, окончание их романа не исключало минимального общения.

Ведь, несмотря на всё, что произошло, они стали друзьями. Они могли не быть любовниками, но беспокоились друг о друге и уважали друг друга. Джек просто обязан был связаться с ней, дать ей знать, что с ним всё в порядке! Конечно же он понимал, как она сейчас волнуется.

Эвелин не могла не терзать себя мыслями о том, оправился ли Джек от ран. Мог ли он защититься в случае нового нападения врагов?

Где же он сейчас был — во Франции? Плавал во французских водах? Выполнил ли он приказы Леклера? Неужели действительно раскрыл дату вторжения в бухту Киберон, передал эту информацию врагам? А в результате британские и эмигрантские войска оказались в опасности? И теперь их операция по вторжению натолкнется на засаду и закончится кровавой резней?

Эвелин становилось дурно всякий раз, когда она думала о том, что Джек предал её и её страну. Но в то же самое время её сердце протестующе кричало — душа просто отказывалась верить в то, что Джек способен пойти на государственную измену. И всё-таки подобная мысль постепенно начинала утверждаться в её сознании. Все-таки ей были известны сведения, которые могли повлиять на ход войны…

Доминик Педжет сидел за своим огромным письменным столом в дальнем углу кабинета. Как всегда, его крупная, внушительная фигура внушала Эвелин что-то вроде благоговейного страха. Заметив её, он отложил бумаги, с которыми работал.

— Леди д’Орсе? — улыбнулся Педжет.

Никогда прежде Эвелин не искала возможности переговорить с ним с глазу на глаз. И как же ей не хотелось делать это теперь… Но она не могла держать в тайне такую информацию. Власти должны были знать, что собирался совершить Джек, чем он занимался. Эвелин не могла допустить, чтобы тысячи жизней оказались под угрозой.

— Милорд, надеюсь, я не помешала, — нервно произнесла Эвелин, чувствуя себя как никогда удрученной.

Педжет поднялся из-за стола, улыбаясь:

— Входите, графиня. По всей видимости, вы хотите поговорить.

Эвелин закрыла за собой дверь и повернулась, осознавая всю чудовищность того, что собирается сделать. И всё же иного выбора у неё не было.

— Не слышно ли чего-нибудь о Джеке? — осторожно спросила она, отчаянно желая узнать хоть что-то.

— Боюсь, не слышно, но в этом нет ничего необычного. Он редко задерживается где-то надолго.

Эвелин стиснула руки:

— Я не нахожу себе места от беспокойства за него, но меня тревожит и разговор, который я подслушала, когда была на его острове.

Педжет молча показал ей на стул перед письменным столом. Эвелин села, поблагодарив графа. Её сердце оглушительно колотилось. Она решила рассказать Доминику всё, что знает, потому что он был не только истинным патриотом, но и зятем Джека. Эвелин не сомневалась, что граф обязательно защитит Джека, но в то же время она была уверена в том, что Педжет ни за что не допустит любой угрозы вторжению во Францию.

— Джек пребывает в состоянии опасности большую часть своей жизни. Я понимаю, почему вы полюбили его: он — брат моей жены, и я тоже искренне к нему привязан. Но ещё я абсолютно уверен в том, что если кто-то и сможет пережить все злоключения нынешней войны, так это Джек.

Хотелось бы ей ощущать хоть каплю уверенности графа!

— Его разыскивают по обвинению в государственной измене! - воскликнула Эвелин. — Как же он сможет уцелеть — в свете таких обвинений? Даже если война закончится, он останется преступником.

— Обвинения могут быть сняты, — сдержанно заметил Доминик.

Эвелин застыла на месте, гадая, что же он на самом деле имеет в виду.

— Я знаю, что не могу убедить вас не волноваться за Джека, но мне хотелось бы, чтобы вы попробовали успокоиться. Вы явно изматываете себя, а ведь вам нужно думать о дочери.

— Она всегда была для меня на первом месте, именно поэтому я здесь, — ответила Эвелин.

Неужели однажды Джек может стать свободным человеком? Нет, ей стоило оставить эту надежду. Он был шпионом, да ещё и в военное время. Столько всего страшного могло произойти с ним…

Эвелин подумала о нападении и жестоких побоях, которые он вынес, вспомнила о Леклере и его угрозах, безумных обвинениях и казнях во Франции во время революционной резни.

— Как я понимаю, вы хотите обсудить со мной что-то ещё? — прорвался спокойный тон Педжета сквозь пелену её беспокойных мыслей.

— Сэр, никто, похоже, не встревожился, когда я раскрыла характер беседы, которую подслушала на Лоо-Айленде.

Он скривил рот.

— Как вы знаете — как весь мир уже знает, — когда-то я был одним из агентов Питта. Мы с женой оказались втянуты во множество интриг, леди д’Орсе, так что, возможно, сейчас мы стали чуть менее восприимчивы к подобным вещам.

— Планируется вторжение в бухту Киберон, милорд, в операции участвуют войска британцев и эмигрантов. Именно это Джек сказал Леклеру, не раскрыв при этом дату вторжения. Леклер приказал ему узнать эту дату.

Педжет пристально взглянул на неё:

— И к чему же вы клоните?

Собравшись с духом, Эвелин выпалила:

— Если Джек откроет врагам дату этого вторжения, операция может провалиться. Или, ещё хуже, тысячи прекрасных британских солдат и эмигрантов могут погибнуть!

— Да, если Джек предаст нас, вторжение наверняка провалится, и множество англичан и эмигрантов погибнут. Я так понимаю, вы считаете, что он нас предаст?

Ее удивляло, что Доминик остается таким спокойным. Естественно, он прекрасно понял смысл всего, что она сказала!

— Я знаю то, что видела своими глазами и слышала своими ушами. Джек — французский шпион. Я не могла хранить такую тайну. Кто-то, облеченный властью, должен был это знать. И я решила обратиться к вам.

Педжет изучал её с мгновение, показавшееся бесконечным, причем выражение его лица нисколько не изменилось.

— Вы очень храбрая. Леди д’Орсе, вам стоит забыть всё, что вы слышали. Вспоминая об этом, вы только подвергаете себя опасности. Я позабочусь об этой проблеме.

Его ответ поразил Эвелин.

— Как вы поступите с информацией, которую я вам передала?

— Чем меньше вы знаете, тем лучше, — отрезал он, явно ставя точку в обсуждении.

И Эвелин поняла: Педжет не верил в то, что Джек был шпионом, работавшим на врагов страны. Как и Джулианна, он нисколько не сомневался в Джеке. Никакого другого объяснения его спокойной реакции на то, что она ему рассказала, не было. Но существовала ли хоть малейшая вероятность того, что Педжеты правы?

— Хотелось бы мне ничего не знать! — вскричала Эвелин, резко вскочив с места. — Я люблю Джека, даже притом, что мне следует забыть его. Я чувствую себя настоящей предательницей, рассказав вам всё это.

Доминик поднялся и, обойдя стол, подошел к Эвелин, ободрительно её приобняв.

— Дорогая моя, вы поступили правильно, придя ко мне. Видите ли, Джек во многом напоминает мою жену — они оба импульсивные и страстные, привыкли действовать порывисто и решительно. Меня не удивляет, что вы полюбили его. Вы просто не могли иначе, леди д’Орсе.

Она больше не сомневалась: Доминик Педжет не поверил, что Джек — предатель, ни на одно мгновение!

— Но теперь вы должны забыть всё, что знаете, всё, что слышали, — добавил Педжет.

Никогда ещё она не была настолько сбита с толку! Эвелин встретилась с взглядом его зеленых глаз — прямым и властным.

— Вероятно, это просто невозможно, — призналась она и, поколебавшись, спросила: — Вы защитите его?

— он — член моей семьи. Разумеется, я сделаю всё, чтобы защитить его.

Эвелин кивнула, с трудом сдерживая слезы. На душе сразу стало легче.

— Но я должен дать вам ещё один совет. Слушайте внимательно. — Он опустил руку, которой приобнимал её за плечи. — Если вас когда-либо будут расспрашивать о Джеке и вы не сможете отговориться тем, что ничего о нем не знаете, вам стоит поведать то, что вы рассказали мне сегодня: что вы считаете Джека предателем и французским шпионом.

Его слова ошеломили Эвелин.

— Зачем?

— Потому что от этого будет зависеть его жизнь, — ответил Доминик Педжет. — Вам не стоило впутываться в эти игры, но, к сожалению, уже слишком поздно.

— Я слышал, вы жили в Корнуолле, леди д’Орсе. Как вам в Лондоне?

Эвелин улыбнулась графу д’Аршану. Джулианна устроила званый ужин, на котором Эвелин и познакомилась с этим эмигрантом и его старшей дочерью, Надин. По всей видимости, они только что вернулись в столицу.

Эвелин сидела между двумя джентльменами, от души радуясь этому славному торжественному приему с разговорами на самые разные темы: о событиях светской жизни, недавних романах, объявлениях о помолвках и о войне.

Эвелин почти забыла о своих тревогах, наслаждаясь этим веселым вечером, но, впрочем, ненадолго, очень скоро она снова забеспокоилась. Она понимала: пока не получит весточки от Джека или не услышит новости о нем, будет жить в состоянии постоянного беспокойства. Дня не проходило без того, чтобы Эвелин не вспоминала Пеклера и его угрозы или предстоящее вторжение в бухту Киберон и опасность, угрожавшую Джеку.

Ужин только что закончился, и Джулианна проводила всех из столовой: джентльменов — к их сигарам и бренди, леди — к их шерри и портвейну. Эвелин основательно утомилась — она по-прежнему спала урывками — и теперь плелась в хвосте группы женщин, раздумывая, не удалиться ли на остаток вечера к себе и не будет ли с её стороны невежливо так поступить. Граф настиг её в коридоре, у гостиной, где собрались леди.

Перед ужином их кратко представили друг другу. Эвелин поняла, что графу было немного за сорок, но при этом он оставался высоким, широкоплечим, темноволосым и очень красивым. Эвелин уже успела понять, что д’Аршан счел её привлекательной — на протяжении всего ужина она ловила на себе его заинтересованные взгляды. Но это и неудивительно: она взбила и завила волосы, а её головной убор с перьями идеально сочетался с золотисто-бордовым вечерним платьем. Эвелин не была похожа на вдову в трауре, скорее, на модную, элегантную аристократку.

— Сэр, — вежливо улыбнулась Эвелин. — В Лондоне мне живется просто замечательно. Полагаю, Джулианна и Амелия считают делом жизни развлекать и удивлять меня, хотя Амелии и вовсе не стоит так долго находиться на ногах.

Амелия должна была родить на следующей неделе, но никто не мог убедить её сидеть дома, даже её муж.

Граф засмеялся, сверкая белоснежными ровными зубами.

— Ей не занимать смелости, чтобы появляться в обществе в таком положении. Гренвилл, похоже, вне себя от беспокойства. Так… леди преуспели в своих усилиях?

Эвелин не могла не улыбнуться в ответ.

— Мы уже несколько раз ездили на чай и ланчи, прогуливались в карете. Вся прошлая неделя пролетела будто в водовороте событий. — Эвелин говорила чистую правду. За это время её представили дюжине пэров. Все они были любезны, внимательны и дружелюбны. Амелия казалась особенно целеустремленной и энергичной — Эвелин быстро поняла, что именно она была зачинщиком в этих усилиях по покорению светского общества. Создавалось ощущение, будто Амелия до рождения своего первого ребенка вознамерилась во что бы то ни стало выполнить эту задачу: представить Эвелин свету. — Они стали для меня такими хорошими подругами: мне уже начинает казаться, что они — мои сестры!

— Надин чувствует то же самое — во всём свете не сыщешь более великодушных женщин! — восхитился д’Аршан. — И вы предпочитаете город деревне?

— Временами да. Но иногда я скучаю по Корнуоллу, с его пустынными торфяниками и скалистыми берегами, с его ненастной погодой! — улыбнулась Эвелин. — Я слышала, у вас тоже есть дом в Корнуолле?

— Да, есть, но намного южнее, в округе Сент-Джаст. Фактически, мы живем недалеко от Сент-Джаст-Холл и имения Грейстоун.

При упоминании об имении Грейстоун Эвелин на мгновение замерла на месте, ведь это было родовое гнездо Джека.

— Леди д’Орсе, — продолжил граф, — не переступлю ли я границы приличий — ведь нас только что представили друг другу, — если спрошу, не согласитесь ли вы на прогулку со мной? Я могу показать вам кое-какие интересные достопримечательности Лондона.

Она вдруг остолбенела. В холл вошел высокий мужчина с золотистыми волосами в коричневом атласном сюртуке, светлых бриджах и чулках. «Джек!» — тут же мелькнуло в голове Эвелин.

Сердце оборвалось у неё в груди. Прошло почти три недели с момента их расставания в Розелинде.

Мужчина обернулся, и их взгляды встретились.

Ее охватила тревога. Эвелин осознала, что смотрит не на Джека, а на его брата Лукаса. Они были так похожи: высокие, широкоплечие, крепко сложенные, с одинаковыми золотистыми, выгоревшими на солнце волосами.

Глядя на Эвелин с другой стороны огромного холла, Лукас улыбнулся ей.

— Вы знакомы с Лукасом Грейстоуном? — спросил д’Аршан.

Эвелин глубоко вздохнула, поворачиваясь к графу, и заставила себя улыбнуться:

— Да, знакома. Он был настолько любезен, что согласился разобраться в работе рудника в моем поместье.

Д’Аршан пробуравил её подозрительным взглядом.

— Грейстоун — истинный патриот и мой хороший друг. Точно так же как и его брат. Должен признаться, вы выглядите так, будто увидели призрака.

Эвелин вспыхнула. Ну что она могла ответить на подробное замечание, когда граф смотрел на неё так пристально? А теперь ещё и выяснилось, что она беседует с близким другом Джека. Как же тесен мир…

— Думаю, мы с вами прекрасно знаем, какие трудные нынче времена.

— Да? - мрачно кивнул д’Аршан. — Простите, графиня, мне известно, что вы бежали из Франции со своей семьей несколько лет назад, точно так же как и я. Могу ли я выразить соболезнования по поводу кончины вашего супруга?

— Благодарю вас, — ответила Эвелин и замялась. — Я не ответила на ваш вопрос.

Краешком глаза она наблюдала за вошедшим в гостиную Лукасом. Амелия тут же сжала его в объятиях. Учитывая предстоящие со дня на день роды, она казалась просто огромной для такой крошечной женщины. Несколько дам тут же бросились к Лукасу, причем молодые леди явно сгорали от желания пофлиртовать с ним.

— Нет, не ответили.

Эвелин сосредоточила внимание на стоявшем перед ней джентльмене. Ну как она могла обманывать его, внушая ложные надежды?

— Как видите, я не в трауре, хотя Анри умер два месяца назад. Я любила его, месье, но он так долго болел!

Его глаза замерцали.

— Я слышал эту историю. И нисколько вас не осуждаю.

— Мне нужно растить дочь. Эвелин гордо вскинула голову. — Для нас настали очень трудные времена. Анри оставил нас в стесненном материальном положении. У меня просто нет сейчас желания и времени, чтобы оплакивать его. Вместо этого мне нужно искать средства, чтобы вырастить свою дочь и успешно подготовить её к выходу в свет.

Эвелин повела плечами. Теперь она видела, что Лукас выходит из гостиной. Явно направляясь в кабинет, он смотрел прямо на неё.

Неужели он знает, где находится Джек?

Эвелин улыбнулась д’Аршану:

— А ещё у меня нет времени и желания на романы. Его глаза округлились.

— А вы безжалостны, мадам, — заметил он, но мягко, без порицания.

— Мне не хотелось бы показаться такой. Но Джулианна и Амелия так восхищенно отзываются о вас — у меня нет ни малейшего желания вводить вас в заблуждение. Впрочем, — поспешила улыбнуться она, — у меня найдется время и желание приобрести новых друзей.

Д’Аршан медленно расплылся в улыбке.

— Они тоже отзывались о вас с явным восхищением, мадам. Что ж, полагаю, я вас понял. И всё-таки мне по-прежнему хотелось бы показать вам Лондон — в качестве друга, разумеется.

Эвелин снова улыбнулась, на сей раз с облегчением:

— Надеюсь, я вас не обидела.

Он снова просиял в ответ:

— Скорее я заинтригован вашей прямотой. Это такая редкость здесь, в столице. — И, поклонившись, граф удалился.

Эвелин глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Д’Аршан согласился на дружбу с ней, но его типично мужское восхищение было очевидным. Эвелин почувствовала, как яростно пульсируют виски, но, подняв руки, чтобы потереть их, она вдруг осознала: Лукас по-прежнему стоит в коридоре, многозначительно глядя на неё.

Затаив дыхание, Эвелин обернулась к нему.

Лукас тут же стремительно прошагал к ней, поклонившись.

— Леди д’Орсе, рад снова вас видеть, хотя мне хотелось бы, чтобы мы встретились при иных обстоятельствах.

Ее сердце кольнула острая боль. «Боже, я буквально уничтожена горем!» — подумала Эвелин. Лукас как две капли воды походил на Джека, и это причиняло ей нестерпимые страдания.

— Добрый вечер, мистер Грейстоун. — Она протянула Лукасу руку.

Он мгновение подержал её ладонь, пронзая Эвелин испытующим взглядом.

— Мои сестры надлежащим образом заботятся о вас и вашей дочери?

— У Амелии вот-вот появится ребенок, и всё же она носится по городу, и всё ради меня! И на свете нет никого добрее Джулианны… — Эвелин прервалась, почувствовав, как на глаза навернулись слезы.

— Да, Амелия просто неудержима, и нет никого добрее Джулианны. — Вытащив из внутреннего нагрудного кармана носовой платок из кремового льна, Лукас протянул его Эвелин.

Она не взяла платок и тихо спросила:

— Где Джек? С ним всё в порядке?

— Он выздоровел, графиня, окончательно оправился после недавнего сурового испытания.

Она прикусила губу, силясь сдержать поток слез.

— Значит, вы виделись с ним на днях?

— Он мой брат, — ответил Лукас. — Конечно, я с ним виделся.

Эвелин провела последние две недели в Лондоне — ей было хорошо здесь в статусе гостьи Джулианны — и пыталась прийти в себе после расставания с Джеком. Но как она ни старалась, её жизнь в Лондоне не стала безмятежной.

— Вы не сказали мне, где он.

— Я могу лишь сказать вам, что он в безопасности, не волнуйтесь.

Эвелин знала, что не стоит больше ничего говорить, но у неё невольно вырвалось:

— Я хочу его видеть! Вы поможете мне? Пожалуйста…

— Пока вам лучше держаться друг от друга подальше.

Слезы вновь подступили к глазам молодой женщины, и на сей раз она уже не смогла с ними справиться. Эвелин промокнула глаза платком. Почему Лукас так говорит? Ему, так же как остальной части семьи, известно о её чувствах к Джеку?

— Что сказал Джек?

— Какая разница? Я хорошо знаю своего брата. Из его слов о вас я понял больше, чем он произнес. Ваши отношения вполне очевидны, по крайней мере мне. — Лукас пристально взглянул на Эвелин. — Вы любите его?

— Я пытаюсь его забыть.

Он расплылся в улыбке:

— Встреча с ним вряд ли этому поспособствует.

Эвелин обхватила себя руками.

— Я это понимаю. Это так трудно, мистер Грейстоун! Я должна поговорить с Джеком — ещё один, последний раз.

Недоверчиво вскинув брови, он помедлил и произнес:

— Зовите меня Лукасом, леди д’Орсе. Увы, сейчас я должен упорно стоять на своем. Джек беспокоится о вас и вашей дочери, и его враги знают это. Вы — его ахиллесова пята.

— Поверьте мне, сэр, — воскликнула, чуть не сорвавшись на крик, Эвелин, — я прекрасно понимаю, что мы не должны быть вместе!

— Так найдите в себе решимость и держитесь от него подальше, — сверкнул серыми глазами Лукас. — Потому что сейчас у него и так достаточно неприятностей, а если вас используют в игре против него, это будет означать его смерть.

У Эвелин перехватило дыхание.

— Поверьте, я не хочу пугать вас больше, чем вы уже испуганы, я знаю, что вам довелось пережить. — Лукас наклонился ниже. Его взгляд был твердым, но не враждебным. — Собственно, я приехал сюда сегодня вечером, чтобы встретиться с вами. Возможно, в один прекрасный день я смогу отвезти вас к Джеку, но этот день ещё не настал.

Эвелин чуть не спросила Лукаса о том, когда же придет этот день, — будет ли это до или после вторжения в бухту Киберон. Но вовремя спохватилась, решив, что говорить о таких вещах будет крайне неосторожно.

— Я знаю, в лице Гренвилла и Педжета у вас есть два надежных защитника. Но вы можете обратиться и ко мне, в любое время дня и ночи, — добавил Лукас, кивая на прощание. — Мне очень жаль, что вы так огорчены. А ещё больше мне жаль, что огорчил вас я.

— Это не ваша вина, — прошептала Эвелин.

Лукас поклонился и направился в кабинет. Она без сил прислонилась к стене. Что ж, по крайней мере, с Джеком всё в порядке.

— Эвелин!

Обернувшись на звук оживленного голоса Амелии, Эвелин вымучила из себя улыбку. Графиня Сент-Джастская была миниатюрной женщиной с русыми волосами и классическими чертами лица. Она взяла Эвелин под руку.

— Они похожи, как близнецы, не так ли? — сочувственно произнесла Амелия. — Но, стоит узнать их получше, как понимаешь, что во всём свете не сыщешь двух столь разных людей.

— Сначала я приняла его за Джека… И была просто потрясена, — тихо произнесла Эвелин.

Амелия погладила её по руке.

— Хотелось бы мне помочь тебе пережить это ужасное время, но в любом случае я знаю, что оно обязательно пройдет!

— Амелия покачала головой и с легким пренебрежением добавила: — Я, должно быть, говорю как Джулианна, наш вечный романтик. Эвелин, ты выглядишь уставшей. Я попрощаюсь за тебя со всеми, если ты пожелаешь удалиться.

У Эвелин камень с души упал.

— Не могла бы ты передать Джулианне, что вечер был просто восхитительным? Увы, после разговора с Лукасом я просто уничтожена. Не думаю, что смогу сейчас связно поддерживать беседу.

— Ну сколько ещё мы должны уверять, что с Джеком всё прекрасно и у тебя совершенно нет поводов для волнений?

Эвелин много слышала об отношениях Амелии с Гренвиллом: он ухаживал за ней, когда ей было шестнадцать, а потом внезапно исчез, не сказав ни слова, и женился на другой. Спустя десять лет он снова появился в Корнуолле, на похоронах своей жены, и Амелия почувствовала, что просто обязана прийти ему на выручку и помочь с детьми. Конечно же в итоге их роман вспыхнул с новой силой.

Но спустя какое-то время Гренвилла стали разыскивать по обвинению в государственной измене, и ему пришлось бежать из страны. Фактически Гренвилл шпионил как для французского, так и для британского правительств.

— А ты могла перестать волноваться за Сент-Джаста, — спросила Эвелин, — когда его объявили вне закона?

— Конечно нет, — пришлось признать Амелии. — Я вела себя точно так же, как ты: находила для себя утешение в своих обязанностях, заботясь о детях и его доме, пока он не вернулся. Эме осваивается, у неё всё замечательно. Тебе стоит сосредоточиться на этом. — И, улыбнувшись, Амелия обняла её. — Запасись терпением, Эвелин. Это лучший совет, который я могу дать, помимо того, что тебе просто нужно верить.

Крепко обняв Амелию в ответ, Эвелин медленно направилась наверх. Ей никак не удавалось оправиться от потрясения.

Встреча с Лукасом разбередила её старые раны — теперь сердце болело так нестерпимо, словно они с Джеком сегодня расстались, а не три недели назад. Скорее для того, чтобы успокоить себя, чем для того, чтобы действительно проведать дочь, Эвелин отправилась к Эме, делившей комнату с Бетт. Обе крепко спали. Жоли уютно расположилась в кровати Эме.

Эвелин поцеловала дочь в щеку, заметив, что Жоли завиляла хвостом.

— Непослушная собака, — тихо сказала Эвелин, но не приказала собаке слезть с кровати. Потом попятилась к выходу, стараясь не шуметь.

В камине гостиной, примыкавшей к спальне Эвелин, горел небольшой огонь. Каждую ночь горничная разжигала камин, и эта ночь не была исключением. Эвелин скользнула в комнату, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, глядя на танцующие языки пламени. Она думала о Лукасе и, разумеется, о Джеке.

И тут Эвелин вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Оцепенев, она медленно повернула голову, ища того, кто так пристально следил за ней.

Большая часть гостиной скрывалась в полумраке. В дальнем, темном углу комнаты в кресле сидел какой-то человек.

Он пошевелился и зажег стоявшую на столе тонкую свечу.

Эвелин вскрикнула, её сердце отчаянно заколотилось, когда свеча осветила угол и с кресла поднялся Джек…

Эвелин жадно окинула его взглядом с головы до ног — его горящие глаза, распущенные волосы, темно-синий сюртук, безупречно чистую батистовую рубашку, кинжал и пистолет, замшевые бриджи, ботфорты, начищенные до блеска. Её взор снова взлетел вверх, встретившись с его взглядом.

— Джек!

Он был цел и невредим, он был здесь!

— Здравствуй, Эвелин, — хрипло произнес Джек.

Не помня себя от радости, она помчалась к нему. Джек кинулся к ней, и Эвелин бросилась в его объятия.

Эвелин попала в кольцо сильных рук Джека, и он припал к её губам. Она неистово ответила на поцелуй, запустив пальцы в его волосы. Когда он приподнял её, Эвелин обхватила его ногами за талию, и они слились в новом поцелуе с пугающей, неукротимой жаждой. И Эвелин вдруг поняла, что Джек тосковал по ней так же сильно, как она — по нему. Он пронес её через гостиную, направившись в спальню…

Эвелин лежала в объятиях Джека, учащенно дыша, их тела переплелись. Её щека покоилась на его груди, и Эвелин могла слышать неистовое биение его сердца.

Их любовные игры ошеломляли страстью — безрассудные, яростные, бурные. Но, как только к Эвелин вернулась способность здраво мыслить, ей на глаза навернулись слезы. Они с Джеком только что занимались любовью, но они не могли быть вместе.

Джек ещё крепче сжал её в объятиях.

— Как поживаешь, Эвелин?

Она моргнула, прогоняя слезы, улыбнулась и подняла на него взгляд. Лишь слабый огонек горел в камине спальни, большая её часть утопала во тьме.

— Твои сестры замечательно отнеслись ко мне и Эме. Джек, я так скучала по тебе!

Он быстро, но крепко поцеловал её в висок.

— Я не могу остаться.

Эвелин задрожала. Она мечтала, чтобы Джек объяснился в любви и признался, что тоже скучал по ней, а ещё ей хотелось обсудить ужасное положение, в котором они оказались.

— Ты отправишься на остров?

Его серые глаза скользнули по её лицу.

— Мне очень не хочется тебе лгать, поэтому я не стану отвечать, — после долгой паузы ответил Джек.

Эвелин кивнула, чувствуя, как слезы снова подступили к глазам. Значит, он собирался во Францию. Возможно, он направлялся в бухту Киберон!

— Что же насчёт Леклера?

Джек выпустил её из объятий и уселся на кровати. Потом огляделся — их одежда была разбросана по комнате.

— А что насчёт Леклера?

Джек поднялся, вытянулся вперед всем своим мускулистым телом, поднял панталоны и быстро натянул их.

Эвелин уселась, прижимая одеяло к груди и чувствуя, как её снова мгновенно охватило страстное желание.

— Ты дашь ему ответы, которые он ищет?

Он метнул в неё резкий взгляд.

— Не могу поверить, что ты спрашиваешь меня об этом! Ты действительно хочешь это знать?

— Ни Джулианна, ни Педжет не считают, что ты шпионишь для французов, Джек.

Его лицо будто окаменело.

— Они преданы мне, ведь они — моя семья.

— Я боюсь за тебя.

Джек снова сел на кровать, взял руку Эвелин в свои ладони и коснулся её губами. Одеяло упало к талии Эвелин.

— Я знаю. И на самом деле не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне. Я хочу, чтобы ты наслаждалась пребыванием в городе. — И он снова поцеловал её руку.

Эвелин закрыла глаза, ощущая, как запело сердце, а тело охватила знакомая томительная вибрация. Джек коснулся подбородка Эвелин, и она открыла глаза, встретившись взглядом с желанным мужчиной.

— Я хочу, чтобы ты ездила в гости на чай, танцевала на балах… возможно, с д’Аршаном.

Эвелин недоуменно вскинула бровь.

— Я поставил под удар тебя и Эме. А д’Аршан явно увлечен тобой… Точно так же как и Трев, он — хороший парень, — без улыбки, чрезвычайно серьезно объяснил Джек.

— Ты следил за нами сегодня вечером?

— Ну, я едва ли мог позволить себе появиться на ужине.

Эвелин почувствовала, как слезы вот-вот хлынут из её глаз. Джек должен был сидеть за столом вместе со всеми, он должен был быть рядом с ней. Но вместо этого он прятался преступник, за голову которого назначили награду.

— Меня не интересует д’Аршан.

— А жаль — резко бросил Джек, но тут же схватил Эвелин за плечо, привлекая её ближе и впиваясь губами в её рот.

Эвелин обвила руками шею Джека и поцеловала в ответ, отшвырнув одеяло.

Спустя несколько дней Эвелин сидела на кушетке с вышиванием в руках, аккуратно кладя стежки на лицевую сторону наволочки. Эвелин выводила узор из красных роз, собираясь потом подарить вышивку Джулианне в знак благодарности за всё, что она сделала. Сама Джулианна тем временем свернулась калачиком на софе, погрузившись в политический трактат о правах человека. Амелия дремала, растянувшись на диване. Её крошечные руки лежали на огромном животе, и Амелия улыбалась во сне. Эвелин подумала, что она грезит о своем ещё не родившемся ребенке.

Эти две женщины стали ей как сестры. Если бы Эвелин не скучала так по Джеку, она от души наслаждалась бы временем, проводимым в городе.

Но она отчаянно скучала по нему. Джек даже не остался с ней на ночь. Они ещё раз занялись любовью, а потом Джек ушел, попросив Эвелин сохранить его визит в тайне. Эта новая встреча с ним только разожгла необузданные, пылкие чувства Эвелин, и теперь ей было трудно вести себя так, словно ничего не происходит, а ведь ей так хотелось рассказать сестрам Джека, как безумно она влюблена…

Но они с Джеком не обсудили будущее. И Эвелин боялась спросить, увидятся ли они снова.

Ведь, по сути, ничего не изменилось. Джек оставался источником опасности для неё и её дочери, и, несомненно, сама Эвелин была источником опасности для него.

Казалось, у них нет будущего, и всё же осознание этого совсем не унимало её неистовое, настойчивое в чувствах сердце.

В открытых дверях комнаты вдруг показался Жерар. Поглощенная чтением, Джулианна не обратила на дворецкого внимания, но Амелия проснулась, зевая, когда он нараспев произнес:

— Мадам?

Эвелин заметила странное выражение лица слуги, а потом с недоумением осознала, что он обращается к ней.

— Жерар? — ответила Эвелин.

Простите, что помешал вам, мадам, но в передней — капитан Барроу, он спрашивает вас.

Сердце оборвалось у Эвелин в груди.

— Капитан здесь? Спрашивает меня? — с трудом произнесла, нет, пропищала она.

Джулианна отбросила трактат и резко обернулась к Эвелин:

— Не тот ли это капитан Барроу, который приезжал в Розелинд искать Джека?

Эвелин не могла скрыть тревоги.

— Да.

— Он спрашивает леди д’Орсе, мадам, — сказал Жерар Джулианне. — Мне отослать его?

Амелия с трудом встала, опираясь на подлокотник дивана. Три женщины переглянулись.

— Он сказал, чего хочет? — живо поинтересовалась Амелия.

— Он сказал, что хочет поговорить с графиней д’Орсе.

— Наверное, нам стоит отослать его? — понизив голос, спросила Джулианна.

— Думаю, мы должны выяснить, что ему нужно, — решительно отозвалась Амелия, уже направившись к двери.

Страх охватил Эвелин. Она и представить себе не могла, чего хотел капитан. Возможно, он разыскивал Джека. Вероятно, недавней ночью Джека заметили в Бедфорд-Хаус, кто-то увидел, как он приехал или уехал. Если Барроу оставался в Корнуолле, ему потребовалось бы три дня, чтобы, получив подобные сведения, добраться до столицы.

— Подождите, — остановила Эвелин сестер Джека.

Джулианна обернулась к Жерару:

— Пожалуйста, скажите капитану, что мы сейчас придем.

Слуга удалился, и она поспешила закрыть за ним дверь.

— Джек был здесь три ночи назад, — прошептала Эвелин.

Амелия и Джулианна быстро переглянулись.

— Почему ты ничего нам не сказала? — воскликнула Джулианна, старательно понижая голос.

Эвелин почувствовала, как зарделись щеки.

— Потому что он просил меня не делать этого.

— Ты думаешь, Барроу пришел, чтобы арестовать его? — спросила Амелия.

— А зачем бы ещё он сюда приехал? — Сердце Эвелин екнуло от страха. — О боже праведный! А что, если Джек остался в Лондоне?

— Он никогда не остается в городе. Это слишком опасно, — с уверенностью произнесла Джулианна. — Нам следует поприветствовать капитана.

Она открыла двери и решительно двинулась вперед. Эвелин и Амелия направились следом. Барроу с нетерпеливым видом стоял у входной двери в компании двух своих людей и двух швейцаров в ливреях. В окно за спиной Барроу Эвелин увидела ещё двух солдат верхом на лошадях — гвардейцы держали под уздцы трех коней вошедших в дом гвардейцев. Страх Эвелин усилился, но она выжала из себя улыбку и вскинула голову, расправив плечи.

— Добрый день, капитан. А я и не думала, что сфера ваших полномочий распространяется на столицу.

— Графиня. — Барроу слегка поклонился, потом кивнул Джулианне и Амелии. Капитан энергично выступил вперед и, взглянув на Эвелин, развернул скрученный в трубку лист пергаментной бумаги. — Боюсь, у меня ордер на ваш арест, леди д’Орсе.

Потрясенная, Эвелин покачнулась на ровном месте.

— Что вы сказали?

— Можете, конечно, прочитать документ, но мне даны указания немедленно взять вас под стражу, — заявил Барроу.

Он собирался арестовать её? Что она сделала? Эвелин захлестнула паника.

Амелия бросилась вперед.

— Должно быть, это ошибка, капитан, — произнесла она твердым, властным тоном. Уперев руки в бедра, Амелия решительно встала между Барроу и Эвелин. — Я леди Гренвилл, капитан, графиня Сент-Джастская.

— Здесь нет никакой ошибки, — холодно улыбнулся он.

Мысли лихорадочно заметались в голове Эвелин. Никаких обвинений быть не могло — ну что она такого натворила? Эвелин почувствовала, как за спиной встала Джулианна, будто пытаясь защитить.

— И каковы же обвинения? — требовательно спросила Амелия.

— У меня есть санкция на арест, графиня, и мне не нужно открыто выдвигать какие-либо обвинения, чтобы арестовать леди д’Орсе. Впрочем, я скажу вам: это — преступное деяние, связанное с предоставлением убежища изменнику короны в военное время.

Эвелин знала законы недостаточно хорошо. Но ей было известно, что настали времена, когда кого угодно можно арестовать за что угодно, без предъявления обвинений.

— Вы ведь обыскали дом. И Джека Грейстоуна там не было! — вскричала она.

Барроу выступил из-за спины Амелии, его зеленые глаза сверкнули.

— Но с тех пор появился свидетель, показавший под присягой, что Грейстоун действительно скрывался в вашем доме и что вы действительно оказывали пособничество врагу.

У Эвелин перехватило дыхание. Никто из слуг никогда не предал бы её вот так!

— Это невозможно!

— Ваша служанка подписала показание, подтвержденное присягой, леди д’Орсе, о том, что вы укрывали изменника короны — врага государства, предателя.

Аделаида ни за что не предала бы её. Эвелин почувствовала, как подкашиваются колени. Джулианна схватила её за руку.

— Это сделала Бетт? Но почему?

— Полагаю, она — истинная патриотка. — Смысл его слов был понятен, даже если капитан не стал вдаваться в подробности.

Эвелин совершенно растерялась. Барроу агрессивно двинулся на неё, явно собираясь схватить.

Несмотря на видимую громоздкость и неуклюжесть, Амелия метнулась с проворностью кошки, снова встав перед Эвелин.

— Вы не заберете графиню из этого дома. Это было бы ужасной ошибкой с вашей стороны, капитан. Несомненно, это недоразумение. Или, возможно, Бетт вынудили подписать показания по столь ложному обвинению. В любом случае мой муж, граф Сент-Джастский, уладит этот вопрос.

— Здесь нет никакой ошибки! — резко бросил Барроу.

— Предупреждаю вас, сэр, что в этом доме — две дюжины слуг. Даже не пытайтесь вывести леди д’Орсе отсюда! — Амелию трясло от ярости, её серые глаза сверкали. — Вы ведь не желаете вызвать гнев графа.

— Уж не собираетесь ли вы применить физическую силу, чтобы помешать мне? — не поверил он своим ушам. — Вы что, мне угрожаете?

— Можете не сомневаться, мы обязательно применим физическую силу против вас и ваших людей. Так что предлагаю вам вернуться к старшим по должности и проверить свои факты. И тогда, убеждена, вы обнаружите, что ордер на арест был выдан по ошибке, незаконно. — Амелия холодно улыбнулась. — Всего хорошего, капитан.

Барроу трясло от ярости, но он явно стал колебаться.

— Прекрасно, — отрывисто бросил он, повернувшись к Эвелин: — Оставайтесь в этом доме, графиня, а я вернусь после того, как обговорю этот вопрос со своим начальством.

Барроу махнул своим людям и резко распахнул дверь. Все трое тяжело простучали сапогами вниз по лестнице и направились к ожидавшим с лошадями солдатам.

Джулианна бросилась мимо Амелии и с грохотом захлопнула дверь.

— Заприте на засов! — крикнула Джулианна швейцарам.

Пошатываясь, Эвелин добрела до ближайшего стула и рухнула на него. Удивительно, но Амелия даже не двинулась с места, так и оставшись стоять, уперев руки в бедра.

— С тобой всё в порядке, Эвелин?

После такого потрясения Эвелин никак не могла обрести дар речи. Джулианна обняла её:

— Мы ни за что не позволили бы арестовать тебя.

— Ни за что, — подтвердила Амелия.

Наконец она вздохнула, подошла к соседнему стулу и тоже села.

— Малыш пинается, — нежно погладила Амелия свой живот, но тут же подняла взгляд. — Если Бетт действительно предала тебя, а я полагаю, что это именно так, тебе нельзя здесь оставаться.

Эвелин крепко обхватила себя руками.

— Она никогда не поступила бы так по доброй воле!

Джулианна сжала её плечо:

— Барроу охотился за Джеком весь прошлый год. Он одержим, это очевидно. Готова поспорить на свое любимое колье, что он заставил Бетт сделать это.

— Он собирается вернуться, — вымучила из себя Эвелин, всё ещё ошеломленная тем, что лишь чудом избежала заключения под стражу.

— Да, думаю, он вернется, — вот почему тебе нужно уехать, тотчас, как только стемнеет.

И тут Эвелин в полной мере осознала, что происходит. Её чуть не арестовали — и если она не сбежит, обязательно отправится в тюрьму.

— Эме — в Ламберт-Холле, — сказала она.

Амелия ласково потрепала её по руке.

— Все будет в порядке, Эвелин. Саймон всё уладит, а если он не сможет, это сделает Доминик. Я в этом уверена.

— Но нам придется где-то скрыться, пока всё не уладится! — вскричала Эвелин. — Боже праведный, куда же мы пойдем?

— Я точно знаю, где вы с Эме можете спрятаться, Эвелин, — улыбнулась Джулианна. — На Лоо-Айленде.

Глава 17

Эвелин дрожала, обнимая Эме. Она едва могла дышать. Стояла темная пасмурная ночь, на небе не было ни звезд, ни луны, дул резкий ветер. Эвелин съежилась от холода под своей шерстяной накидкой, точно так же как и её дочь. Маленькая шлюпка, в которой они сидели, неслась к видневшейся неподалеку бухте. Этой облачной ночью Лоо-Айленд зловеще маячил перед ними.

Эвелин чувствовала себя будто во сне. Только сегодня днем капитан Барроу пытался её арестовать. Это по-прежнему ошеломляло, казалось просто невероятным. Пять часов назад, в полночь, ей и Эме помогли улизнуть из Бедфорд-Хаус под руководством Педжета. Нет, в это действительно невозможно было поверить! Граф отвез их в наемном экипаже к докам в Саутуорке. Там Лукас проводил их на маленький куттер, они тут же подняли паруса и отчалили.

Теперь Эме смотрела на неё округлившимися от изумления глазами. Эвелин убедила её, что их ждет увлекательное приключение: они ускользнут из дома среди ночи и отправятся на остров, чтобы сделать сюрприз Джеку. Эвелин сказала дочери, что они побудут в гостях у Джека некоторое время, и расхваливала достоинства его дома на острове до тех пор, пока Эме не начала сгорать от нетерпения, чтобы уехать из города. Лоран, Аделаида и Бетт остались в Бедфорд-Хаус вместе с Жоли.

Лукас и помогавший ему моряк гребли к берегу. Никто не произносил ни слова, что делало темную, ветреную ночь ещё более зловещей. Волны прибоя волновались, и сидевших в шлюпке то и дело орошало брызгами. Эвелин улыбалась Эме, хотя чувствовала себя так, будто сердце застряло в горле.