Капли теплого дождя

Придумала

В войну ездили на коровах. Что поделаешь — человеку тоже не легче. И по дрова ездили, и по сено, даже землю на них пахали. И ведь молоко еще от коровы просили. И на все бедная корова согласна, лишь бы угодить, не обидеть. Но, бывало, что обижала…

Запрягла как-то Маньку Степина мать. Поехали за чащой. А ехать — далеко, на луга. Но это б не страшно, если б корова обученная. А Манька всего второй раз в запряжке.

Вначале хорошо шла корова. Степа с матерью слезли с телеги — Маньку жалеют. У Степы глаза смеются, в груди поют разные птички. Посмотришь со стороны — Степа самый счастливый. Так и есть: от отца письмо получили. Отец живой, здоровый, даже шутит в письме. Говорит, — «Гитлеру зубы все выбили», что война на убыль пошла. Кто его знает, может, и вернется отец, не убьют… Когда вернется, заживут лучше всех! Потому и хорошо Степе.

Вот и за деревню выехали. Еще километр проехали — и Манька остановилась. Они подумали, что сейчас постоит она, отдохнет и опять пошагает. Но Манька стала мычать. Мычит и высоко смотрит.

— Да матушка ты моя! Чё, неохота в оглоблях…— стала мать уговаривать. Она еще громче замычала, потом прилегла.

— Да неуж ты на нас пообиделась? Запрягли тебя да обидели. Вот каки мы дураки.

Но Манька не поддавалась на ласку. Стала бока облизывать и прикрыла глаза.

— Степа, она умирает у нас?

— Нет, мама! Ей неохота…

— Как это неохота! Вот я поучу, — и мать ударила ее прутиком. Та даже глаза не открыла.

— Ах, ты така хабазина! Ты чё издеваешься! — мать ее давай хлестать со всей мочи, а у самой в глазах слезы. И жалко, обидно. Ведь всё, мол, понимает, а не хочет идти.

— Все, Степа, не могу я! Съездили, глядишь, за чашшой.

Степа за рога ее давай поднимать, но она только головой крутит, моргает. И вдруг он услышал за спиной материн смех:

— Хватит, сынок, я придумала! Она хитра, а мы хитрее…

— Ну ладно, — и Степа стал успокаиваться, а мать подошла близко-близко к корове и наклонилась над ней. Потом еще ниже, ниже, — и присела над самым ухом и сделала ладони трубой. Да в эту трубу как ухнет со всего голоса, даже Степа вздрогнул от страха. А корова сразу соскочила — и ну бежать! Да побежала не вперед, а повернула в домашнюю сторону. И с дороги сразу свернула. И теперь уж по траве, по кочкам бежит она, а сзади два человека машут руками. Да кого тут — Манька про все забыла. Вот что наделал страх.

А телега старая — разве можно по кочкам. И разлетелось старье! Вначале одно колесо отлетело и побежало рядом с телегой, потом второе отпало, но это уж в улице было. Потом и передок отвалился. Когда к дому подбежала корова — только одни оглобли остались. Одни оглобли и принесла. Степа с матерью подскочили, мать замахнулась:

— Ох ты, коровешка проклята! Я вот как хропну!..

Но ничего из этих угроз не вышло. Даже наоборот: мать сохваталась за шею Маньки и давай причитать.

— Как дале-то жить, наша Манюшка! Ты подскажи, посоветуй.

Корова уже успокоилась. Дышала ровно, смирно моргала. Глаза ее были совсем человеческие. Они чего-то знали и понимали, чего не мог еще понять человек.