Карантин в Гранд-отеле

Глава 27

…Мод вернулась.

— Он выбрался в окно. Вы ранили его?

— Нет. У него был револьвер. Я рад, что сам улизнул целым в коридор.

— Отдайте тетрадь.

— И не подумаю. Вы же, наверняка, отдадите ее этому мерзавцу.

— Я должна это сделать!

— Черт побери… Прошу прощения, но я вне себя… Эта тетрадь принадлежит профессору Декеру, не исключено, что он уже разыскивает ее.

— Не разыскивает и не будет разыскивать. Быть может, его уже нет в живых… — со вздохом ответила девушка.

— Не смейте так говорить.

— Профессор Декер и есть тот больной чумой, из-за которого установлен карантин.

Молодой человек присвистнул.

— Добрый, замечательный человек, — продолжала девушка. — Разумеется, он поехал вслед за мною, потому что не хотел обращаться в полицию. От него доктор Ранке и узнал, что записи у меня.

— Это тот врач, которого я убил? — спросил с любопытством молодой человек.

— Глупости! Теперь-то я уже знаю, что его убили не вы. Зачем вам нужна была эта ложь?

— Видел, что вам очень хотелось, чтобы это было правдой… — чистосердечно признался он. — Вы ведь думали, что его убил князь. Потому и унесли с собой улику: кинжал.

— Да… Но теперь это уже не имеет значения. Ранке занялся шантажом и кто-то убил его. Скорее всего — Боркман.

Если он немедленно не получит тетрадь, многие люди будут в опасности… От него не приходится ожидать жалости…

— Если вы хотите, чтобы я отдал тетрадь этому мерзавцу, вам придется откровенно рассказать обо всем.

— Вы… вы… из полиции или частный детектив?

— Частный, — безо всяких колебаний ответил молодой человек, так что вы можете спокойно довериться мне, если только честно ответите на все мои вопросы.

— Быть может, вы и сейчас лжете?

— Я на все способен, — мрачно ответил молодой человек, — но, даю слово, я отдал бы не один год моей жизни, чтобы иметь возможность помочь вам.

Наступило долгое молчание. Жара, сырость, волнение обволакивали их, словно удушливое покрывало.

— Я все расскажу вам, — начала Мод. — Приходится. Мы в ваших руках. А судьба нескольких людей, не считая нас, зависит от того, отдадите ли вы эту тетрадь Боркману.

Начинало светать. Точно в четыре утра, словно по часам, дождь прекратился. Лил он с трех часов дня до самого рассвета. Под действием тропической жары массы воды испарялись, превращая остров в подобие огромной прачечной, погруженной в малярийный, тифозный, ревматический туман.

— Рассказывать буду я, — вмешался князь. — Видите ли… вы согласны, Мод?… Кроме меня, никто этого не сможет сделать…

Вместо шума дождя тишину теперь нарушал пронзительный крик попугаев, а за окном в предрассветных сумерках начали вырисовываться очертания крон пальм.

— Я родился в семье русского офицера. Мой отец, генерал Сергей Миленко, погиб, сражаясь на стороне адмирала Колчака. Я и сам пытался бежать от революции, но мне никак не удавалось перебраться через границу. Я скрывался в Москве. В конце концов мне удалось на черном рынке, торговавшем, помимо всего прочего, и паспортами, купить нужные документы. В них стояло имя Петера Боркмана. Тогда я услыхал его в первый раз. Моя жена, ребенок и несколько родственников еще в первые дни революции выехали в Париж, прихватив все, что удалось спасти из моего состояния. Теперь, с документами Боркмана, я мог надеяться перебраться к ним. Этого не случилось, потому что я встретил Анну Мирскую и влюбился в нее. Она была молодой студенткой университета — революционеркой. Во время своих скитаний я познакомился с нею, назвавшись Боркманом и, естественно, умолчав о своем настоящем имени. Мой первый брак не был счастливым. Мы с женою уважали друг друга и очень любили нашего сына, но это было единственное, что нас связывало. Конечно, это не оправдывает того, что я сделал. Двоеженство… большой и тяжкий грех, но меня толкнули на него страсть и неудачный первый брак. Я женился на Анне… Мы поселились вдалеке от больших событий — в Сибире, в Ачинске. У нас родились два ребенка — Мод и Петер. Девять лет мы прожили, тяжело работая, но счастливые. Старая барская страсть к охоте пригодилась мне: я стал добывать пушнину. Анна знала уже мою тайну, поняла и простила меня. Она давно уже не была революционеркой, а просто женой и матерью, да и я не тосковал за княжеской жизнью. Я был просто счастлив. Однажды меня разыскал начальник местной милиции. Человек этот был моим ближайшим другом, но сейчас голос его звучал холодно. Он сообщил мне, что есть приказ о розыске некоего Петера Боркмана — крупного преступника, совершившего во время и после революции немало грабежей и убийств. Список его преступлений был просто чудовищен. Начальник милиции сказал, что даст мне день, чтобы скрыться, но я должен поспешить. Представляете мое положение? Защититься от обвинения я мог, только признавшись, что я — князь Сергей, бывший казачий ротмистр. Сын белого генерала. Это верная смерть, как Боркмана меня немедленно расстреляют…

Надо было бежать. Я направился в Китай. Моя жена заболела и не могла перейти границу. Я оставил ее с детьми в Хабаровске, а сам двинулся дальше. Мы договорились, что я буду ждать их в Шанхае. В Шанхае, однако, я в первый же день попал в больницу с тифом. Несколько недель был на грани жизни и смерти. Врач — тоже из русских эмигрантов — узнал меня и немедленно телеграфировал в Париж. Когда я пришел в себя, рядом со мной уже были моя первая жена, сын и брат… Они нашли, наконец, меня. Бежать? Невозможно. Если бы сейчас раскрылось, что князь Сергей оказался двоеженцем, я разрушил бы обе семьи. Мне не оставалось ничего другого, как написать обо всем Анне и уехать с моей семьей в Париж. Анна была разумной женщиной и все поняла. Ради наших детей она примирилась со всем.

Тяжело дыша, он умолк на несколько секунд. В свете рождающегося дня сверкали бесчисленные дождевые капельки, а крупные, яркие цветы хибискуса покачивались под утренним ветерком на стеблях с длинными, похожими на сверкающие сабли листьями.

Молодой человек закурил новую сигарету и глубоко вздохнул. Приближение убийственного для европейцев сезона дождей ощущалось во всем.

— …В Шанхае Анна встретилась со своим старым и добрым другом, чудесным человеком — доцентом Декером. Тогда он был еще только начинающим приобретать известность ученым. Когда-то они вместе проходили практику в одной из московских больниц. С помощью Декера моей второй жене удалось переехать в Бейтензорг. Старый товарищ помогал ей все то трудное время, пока я, наконец, смог начать помогать им из Парижа. Мой сын, брат Мод, поступил на голландскую военную службу и сейчас он — капитан. Мой другой сын — князь Иван — тоже военный. Служит во французской армии. Анна умерла в прошлом году. Это была незаурядная, умная и добрая женщина… Мод унаследовала ее характер…

…От нагревающейся земли поднимался пар. Слабый юго-западный ветер нес в глубину острова сероводородный запах болот. Листья пальм вздрагивали под ударами ветра, огромные красноватые папоротники качались под окном…

— …Между тем я почти разорился, потому что в мою жизнь вторглось чудовище. Боркман! В Париже я получил от него письмо. Он потребовал десять тысяч франков ежемесячно, а потом писал лишь, на какой счет я должен выплатить деньги, если не хочу, чтобы все узнали, что князь Сергей под именем Петера Боркмана был грабителем и двоеженцем. Вы понимаете? Я вынужден был платить и молчать. Страшное искупление за совершенный грех! Самого Боркмана я никогда не видел. Деньги выплачивались на счета банков в Африке, Южной Америке или Австралии… За десять лет, в течение которых Боркман меня шантажировал, он выжал из меня почти все. И, наконец, последовал еще и этот удар…

Горьковатый запах сигарет «Брунс» заполнил всю комнату.

— Теперь продолжу я, — сказала Мод. — Я стала ассистенткой профессора Декера. Созданные им сыворотки выдвинули его в ряды крупнейших ученых мира. О нас он продолжал заботиться по-прежнему, а со мной был всегда исключительно добр. Последнее время он работал над самой замечательной из своих сывороток — «Бананоксидом». Возможно, вы слыхали о проблеме «банановой болезни»?

Боль пронизывала сейчас каждую клеточку в голове молодого человека.

— Как же, — ответил он устало. — Если срезать банан неспелым, дерево немедленно заболеет и погибнет. Однако, перевозить их можно только в незрелом виде… потому что… они испортятся… и…

— Что с вами? — спросила девушка.

— Это… погода… я тяжело переношу ее… — Он вздохнул. — Продолжайте, пожалуйста.

— Сыворотка, способная сохранить деревья от гибели после того, как с них собрали незрелые плоды, принесла бы миллионы. До сих пор создать ее не удавалось никому. Декер сделал это. Государство заплатило ему за решение этой задачи пятьсот тысяч гульденов. И тут пришло письмо от Боркмана. Он требовал, чтобы я похитила описание «Бананоксида» и доставила ему. Обокрала замечательного человека, нашего благодетеля! Если я это сделаю, писал он, мы будем в расчете. Если нет… Что мне сказать вам? Вы знаете моего отца и меня, мой брат — офицер… Одним словом, это означало бы гибель для многих людей… В письме были точные указания, как забрать записки из сейфа Декера, когда профессор уедет в Велтереден, где он должен был участвовать в конгрессе. Здесь, на Малой Лагонде, я должна была поселиться в номере, комнаты рядом с которым были бы свободны. Когда надо будет передать записки, мне сообщат. Приходилось подчиниться. Когда по соседству со мной кто-то поселился, я воспользовалась добротой бедняги Линднера и перебралась сюда. Тогда, на рассвете, когда вы забрались ко мне в окно, у меня была встреча с доктором. Он пытался шантажировать меня, потому что доверчивый Декер на смертном одре рассказал ему обо всем. Бедный профессор приехал вслед за мной, чтобы все уладить… Добрый, золотой человек, он не донес на меня в полицию… А теперь… он умирает…

Жара начинала становиться невыносимой. Сад будто дымился, над ним поднималось облако испарений. Сидящая на карнизе ящерица, похожая на миниатюрного крокодильчика, с любопытством заглядывала в комнату.

— Чи-чокк! — громко выкрикнула рептилия, потом, чуть подождав, повторила: — Чи-чокк! — и исчезла с окна.

Мод закурила. Все хранили молчание.

— Пожалуй, вы правы. Я отдам вам тетрадь, — хрипло сказал Феликс и, положив сигарету, сунул руку в карман.

Раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Полиция!

Молодой человек в костюме рассыльного бесшумно исчез в шкафу.