Уже светало, когда они вернулись в канцелярию. Седлинц и еще пара полицейских пили чай. Всех будто немного морозило и при тридцати пяти градусах жары. Карандаш выдавил бороздку на размякшей от сырости бумаге блокнота.
— Где управляющий? — спросил Элдер.
Один из полицейских сходил за Вольфгангом. Волосы управляющего были растрепаны, глаза впали, холодные, как лед, руки дрожали.
— Ужасно, ужасно… — хриплым голосом непрерывно повторял он.
— Чего вы хнычете?! — перебил его инспектор. — Для вас эта чертова история только лишний доход. Отель полон три недели — в самый мертвый сезон.
— Но, простите, а скандал?!
— Это только лишняя реклама. На будущий год отель будет битком набит.
— На будущий год срок моего десятилетнего контракта истекает, и отель перейдет государству. Что мне толку от рекламы?
— Вот как? Значит, вы только арендатор?
— Да.
— Вы один? Вольфганг замялся.
— Нет… Я создал здесь курорт и купил у малайского раджи Малой Лагонды концессию на десять лет, но так, что половина паев принадлежит ему. Голландские власти утвердили это соглашение, «Нидерландише Банк» тоже.
— Как получилось, что в вашем отеле любой может так запросто орудовать с распределительным щитом? С сегодняшнего дня мы поставим у него часового.
— Щит находится рядом с машинным отделением, где бывают только кочегары и механик. До сих пор не было никаких поводов для принятия особых мер предосторожностей.
— Мы допросим всех, кто работает в машинном отделении. Кроме того, пришлите в канцелярию всех туземцев, которые сейчас находятся в отеле.
Вольфганг вышел.
— Вот отпечатки пальцев, — сказал Седлинц.
— Спасибо. Возьмите, — сказал Элдер, протягивая завернутое в папиросную бумагу зеркальце. — Здесь тоже есть отпечатки. Сравните их с теми, что у вас.
Седлинц поспешил взяться за дело.
— Откуда у вас это зеркало? — спросил капитан.
— Оно побывало в руках у преступника.
— Если эти отпечатки и отпечатки на рубильнике совпадут, вы арестуете его?
— Нет. Слишком мало улик.
— Разве то, что он в критический момент выключил свет, не достаточная улика?
— Достачная, чтобы обвинить его в соучастии, а я хочу доказать и то, что он — убийца, шантажист, бандит!
— Как насчет его алиби?
— Безупречно. Найдется немало свидетелей, готовых чистосердечно и под присягой показать, что они были вместе с ним…
— И все-таки…
— И все-таки он — убийца.
В комнату вошли рабочие из машинного отделения, лифтер-негр, мулат-бармен, шофер-тамил, два туземца-поваренка, малаец-торговец сувенирами и, наконец, прачка-полукровка.
— Фергюсон! Уведите туземцев в соседнюю комнату, отберите тех, у кого несомненное алиби, а остальных будете присылать сюда по одному.
…Туземцы большими, испуганными, круглыми глазами смотрели на полицейских и с взволнованным шепотом последовали за Фергюсоном.
— Прошу вас, — обратился Элдер к кочегару в замасленной спецовке. — Примерно полтора часа назад с центрального щита был выключен свет. Что вам известно об этом?
— Я сразу же побежал туда, — ответил рабочий, — и постарался как можно быстрее привести все в порядок. Когда я прибежал к щиту, там уже возился с фонариком кто-то из полицейских.
Это был Седлинц, снимавший отпечатки пальцев.
— Больше вы ничего не видели?
— Нет.
— Я видел какого-то странного типа, — заговорил другой кочегар. — Вез как раз тележку с коксом, от поворота виден щит, и я заметил человека, убегающего от него. Я было кинулся за ним, но он исчез за следующим поворотом, а мне надо было спешить с коксом… Очень странный был тип…
— Что же в нем было странного?…
— Ну… я хорошо разглядел — это был морской офицер…
— Что?!
— Я глазам своим не поверил; морской офицер ночью в подвалах гостиницы…
— Да, довольно странно… Спасибо, вы можете быть свободны.
Рабочие ушли.
Теперь пришел черед допросить туземцев. Алиби не было только у двоих: прачки и торговца сувенирами, заодно продававшего и открытки.
— Как тебя зовут? — спросил Элдер у прачки.
— Джильда… я из Джайпура… из Инди-и-и…
— Прачка?
— Да-а… Там в подвале. Теперь, когда в доме больной сагиб… нам не разрешают… подниматься сюда-а-а…
— Где ты живешь?
— В прачечной… Раньше жила наверху-у, в маленькой комнатке… но когда в доме больной саги-иб…
— Это я знаю. Этой ночью ты не заметила ничего особенного?
— Луна… была вся в крови… Я такой…
— Как это ты увидела луну в подвале? А?! Джильда испуганно вздрогнула.
— Я… во… во сне…
— Не лги, не то я велю обрить тебя наголо…
В комнату вошел управляющий вместе с Мартином. Девушка умоляюще посмотрела на слугу.
— Если мне обреют волосы, я-я…
— Тихо! Одним словом, ты выходила из подвалов — почему и куда? Говори, иначе… — он схватил Джильду, собиравшуюся в страхе повалиться на колени, за плечо.
— Я встречалась с Ма… с Мартином… он такой сильный, и я его так люблю-ю…
— Она встречалась с вами?
— Да, — хмуро ответил Мартин.
Элдер ясно видел, что зашел в тупик и из дальнейших расспросов ничего не выйдет, хотя что-то во всем этом не так.
— Убирайся! — крикнул он девушке. — И помни, что я теперь с тебя глаз не буду спускать.
Девушка выскользнула из комнаты, втянув голову в плечи и бросив на Мартина полный отчаяния взгляд.
Теперь пришла очередь малайского торговца сувенирами. Костюм его здорово напоминал костюм водолаза — только что без шлема, но зато с ярко-синим галстуком. У шляпы не было полей, на ногах — ни ботинок, ни носков, зато на манжетах сверкали давно вышедшие из моды запонки, а в руках он вертел тросточку с костяным набалдашником. Из кармана ого костюма торчала туземная маска.
— Имя?
— Налайа Великолепный.
— Занятие?
— Раджа и торговец сувенирами.
— Что?!
— Я, по милости королевы, правитель острова и совладелец всех заведений для туристов на Малой Лагонде…
Это было уже сюрпризом для Элдера.
— Почему же ты тогда живешь вместе с другими в какой-то грязной комнатушке?
— Чтобы никто не догадался, кто я. Так часто делают в больших отелях, называется инкогнито.
— А… для чего ты занимаешься продажей масок?
— Чтобы зарабатывать деньги.
— Но ведь ты же мог бы жить, как большой сагиб, на свои доходы.
— Тогда мне надо было бы уметь торговать чем-то другим. Работать хорошо. Зарабатывать деньги хорошо, даже если это просто приработок. Это правда.
Он вытащил маску и с любовью посмотрел на нее. Элдер взял маску у него из рук.
— Это большая редкость на Лагонде?
— Очень большая, господин, такая, что и не найти.
— Откуда она у тебя?
— Из Лейпцига. Там это не редкость. Они их делают. У нас таких безобразных не делают, а там делают очень хорошо, очень безобразно. И это тоже большая правда.
— Где ты был этой ночью?
— Наверху. Дрался с тобою, и кто-то стрелял в меня.
— Что?! Это был ты?
— Я. Я пробрался к девушке, в полночь говорил с нею, а когда вышел, ты набросился на меня, я испугался… бух… бух… надо было убегать.
Элдер долго глядел в ухмыляющееся лицо малайца. Либо очень простое, либо уж очень хитрое объяснение.
— Скажи, раджа, ты знаешь, кто я такой?
— Это знают все. Ты умен и стар, словно крокодил, и королева платит тебе, чтобы ты был не знающей жалости ищейкой. Из-за этого тебя ненавидят и когда-нибудь убьют.
— Предположим… А ты знаешь, что я делаю с теми негодяями, которые пробуют обмануть меня?
— Ты их бьешь, и они от этого болеют. Но раджу нельзя бить.
В ответ он немедленно получил такую затрещину, что даже швейцар в холле на мгновенье вышел из своей дремоты.
— Думаю, господин, что я ошибался. Наверное, все-таки можно, — угрюмо сверкнув глазами, проговорил Налайа Великолепный.
— Рад, что мы поняли друг друга. А теперь скажи, Налайа, чего ради ты забрался в чужую комнату и почему убегал от меня? Только говори правду.
— Я скажу правду, я очень-очень редко обманываю. Ночью кто-то разбудил меня. Я не видел — кто, было темно. Старый продавец газет, у которого в ящике, когда он крутит ручку, плачут души умерших младенцев, может подтвердить.
— Давай дальше.
Голос сказал: «Спустись в каморку, что рядом с прачечной и у тебя будет много денег». Я сразу заподозрил, господин, что это опять какое-то злое волшебство белых людей — из тех, которые они называют аферами.
— Что ты несешь?
— Еще наследником трона я был кочегаром на пароходе и знаю, что такое цивилизация.
— Гм… Продолжай.
— В каморке было темно. Все тот же человек, которого я так и не видел, объяснил мне, куда я должен пойти, и сказал, что я не должен ничего там красть, а только получить какую-то тетрадь. Когда я принесу ее ему, он даст мне пятьдесят гульденов. Это очень хорошее предложение, господин.
— Больше он ничего не говорил?
— Нет.
Элдер оглянулся.
— Нет ли здесь где-нибудь плетки?
— Собственно… говорил, — быстро затараторил раджа, — что, если я столкнусь с кем-нибудь, то бояться не надо — он придет мне на помощь… Потом я поспешил назад в ту каморку, и по дороге меня сильно побил матросский офицер, потому что я в темноте наступил ему на лицо…
— Что ты рассказываешь?
— В коридоре подвала меня побил матросский офицер в серой форме. Это правда, так оно и было.
— Слушай, ты!
— Клянусь предками, я не выдумываю, белый господин с тяжелой рукой.
— Как выглядел тот, кто разговаривал с тобою?
— Я же сказал, что не видел его в темноте.
— Ты наговорил много лжи, раджа, и за это я в конце концов изобью тебя так, что ты будешь долго болеть. И это очень большая правда.
— Но очень невеселая, господин.
— Убирайся! Фергюсон, пойдите с ним и допросите старого продавца газет.
Элдер обернулся к Вольфгангу.
— Вам известно что-нибудь о том, что рассказывал ваш компаньон?
— Абсолютно ничего. Единственное, что нас связывает, это старый договор. Помимо этого у нас с ним не было и нет никаких отношений.
Вернулся Седлинц.
— Пожалуйста… — Он протянул отпечатки пальцев. — Те и другие, несомненно, тождественны.
— Что это? — спросил Вольфганг.
— Отпечатки пальцев, — с особым нажимом ответил Элдер. Управляющий побледнел, раскрыл было рот и, не в силах держаться на ногах, вдруг сел.