Глава 8

Одна из заповедей кодекса настоящей дамы. — Иван Иванович Иванов из номеров «Столица». — Идеальных преступлений не бывает. — Ничто не поднимает настроения так, как парочка-другая трупов. — Слово «money». — Ядовитый змей, пригретый Марусей. — «Я не привыкла прятаться от врагов!» — «Пусть какой-нибудь поп нас с вами по-быстрому окрутит!»


В этот день нам так и не суждено было как следует, со вкусом пообедать… Две молодые элегантные дамы не могут накинуться на еду, как оголодавшие грузчики, если за столом присутствует такой мужчина, как Андрей Щербинин. Даже если в силу обстоятельств за весь день ничего, кроме чашки кофе, не перепало, это еще не повод оскорблять эстетическое чувство нашего гостя. Пришлось довольствоваться какими-то жалкими крохами пищи, изящно проглоченными в ходе светской беседы о новых трупах и покушениях.

Щербинину на этот раз тоже было чем похвалиться — он сумел-таки выследить нашего Квазимодо в шляпе. Правда, насколько я успела заметить, «шляпа» в этот раз не слишком прятался ни от нас, ни от Андрея.

Художник шел за ним по Арбату до меблированных комнат «Столица», где, похоже, наш преследователь и проживает. Записался «шляпа» в меблирашках как Иван Иванович Иванов.

Имя, полагаю, вымышленное, благо в третьеразрядных номерах не проверяют документы постояльцев и можно пустить в ход фантазию. Хотя в имени Иван Иванович Иванов особого взлета фантазии как раз и не наблюдается — можно было бы изобрести что-то более необычное, чем Иван в кубе.

Наши действия на ниве борьбы с тайным злом Щербинин одобрил. Особенно ему понравилась идея внедрить Евгению в контору покойного нотариуса — мало ли какие полезные записи удастся ей там добыть?

— Я уверена, что завещание в пользу Мишеля Хорватова поддельное, в этом практически не остается сомнений. Хорошо бы еще добыть хоть какие-то доказательства, — горький вздох вырвался из моей груди. — Но как это сделать? Мы даже не можем утверждать наверняка, что старика дворецкого сбил на Арбате экипаж, подосланный Мишелем, и именно потому сбил, что несчастный Петр Никодимович позволил себе побеседовать с нами. В полиции такую версию сочтут бредовой…

— Елена Сергеевна, идеальных преступлений не бывает, как утверждают криминальные романы. Ни один преступник, даже самый ловкий, не в состоянии предусмотреть абсолютно все, а уж тем более такой недалекий человек, как Мишель Хорватов. Прости, Маруся, он, конечно, твой родственник, но…

— Не извиняйся, Андрей. Я и сама удивляюсь, что подобный субъект состоит со мной в кровном родстве. Неужели с его убогим умом он самостоятельно придумал и организовал столь изощренное преступление? Ты хорошо его знаешь?

— Как тебе сказать? Я изредка встречался с ним в домах своих друзей, он любит отираться возле людей искусства. И честно говоря, предпочел бы больше не видеть его до тех пор, пока труба архангела Гавриила не призовет нас на последнюю всеобщую вечеринку. Но, к несчастью, с тех пор как он получил крупное наследство, слишком многие считают его желанным гостем в своих домах.

Расстались мы с господином Щербининым далеко за полночь, но после всех пережитых за день треволнений я еще долго не могла уснуть. Наложив на лицо крем, я попросила Шуру заварить мне липового чая и улеглась в постель с криминальным романом Шкляревского. Конечно, стиль его оставлял желать лучшего, но занимательность интриги делала криминальное чтиво незаменимым для отдыха, гораздо более приятным, чем, например, щелканье орешков, портившее зубы и фигуру.

Творчество писателей детективного жанра редко остается в веках, но благодарные современники поглощают его в весьма обильных порциях, прощая авторам погрешности стиля и несообразность сюжета за умение навеять сон упоительный, даже если этот сон окажется кровавым кошмаром…

Кто-то тихонько постучался в дверь моей спальни.

— Антре! — Я с сожалением отложила книгу.

На пороге стояла Маруся в шелковом халатике и с кучей папильоток в волосах.

— Леля, тебе тоже не спится? Можно, я с тобой немного посижу? О, ты читаешь криминальный роман?

— Да. Ничто не поднимает настроение так, как парочка-другая трупов…

— Неужели ты еще испытываешь недостаток в трупах? Уж, казалось бы, чего-чего, а этого нам в последнее время хватает!

— Настоящие, а не литературные трупы — это совсем другое дело. Они не успокаивают, а совсем напротив, дестабилизируют психику…

— Леля, мне так стыдно, что втянула тебя в эту безобразную историю с украденным наследством, убийствами и другими преступлениями. Нашему Клубу обойденных волей-неволей приходится бороться за восстановление своих прав, но ты-то за что страдаешь?

— Маруся, я уже давно сделала разнообразную борьбу смыслом своей жизни. В конце концов, какая разница — бороться за абстрактные права всех женщин мира, вместе взятых, или бороться за имущественные права одной конкретной женщины, узурпированные наглым авантюристом? В такой прикладной борьбе можно получить гораздо более быструю отдачу…

— Леля, ты настоящий ангел.

— Ну, не нужно мне льстить.

— Нет, ангел, ангел!

— Тогда из тех, которых изображают с мечом в руке. Карающий ангел, вставший на защиту обиженных. Ведь и ангелы не всегда безоружны.

— А как ты думаешь, Женя сможет найти в конторе нотариуса копию настоящего завещания?

— Это зависит от многих факторов. Например, был ли нотариус в сговоре со злоумышленниками? Может быть, он своей рукой уничтожил копию настоящего документа и заменил его подделкой. А может быть, даже если и был в сговоре, припрятал подлинное завещание, чтобы держать злоумышленников на крючке и шантажировать при случае. Или при оглашении липового завещания его просто запугали, и он выжидал подходящего момента, чтобы открыть обществу подлинник. Но даже если настоящий документ и хранился в конторе нотариуса, его могли похитить в момент убийства. Ведь не зря же преступники перевернули там все вверх дном. Они что-то искали, и неизвестно — нашли или не нашли. Я четко излагаю?

— Ты длинно излагаешь. И путано.

— Ну, если кратко резюмировать мою мысль — после всего случившегося мы тоже либо найдем настоящее завещание, либо не найдем…

— А не может так получиться, что напавшие на нотариуса Вишнякова бандиты не имеют к нашему делу никакого отношения и искали там что-то свое?

— Для нас это было бы лучшим оборотом событий в данных обстоятельствах, но я уже говорила тебе, что не верю в совпадения. Нападение на нотариуса произошло как раз после того, как мы договорились о встрече с ним. Я боюсь самого страшного — один человек из нашего близкого окружения информирует Хорватова о наших планах. Иначе придется-таки уверовать в роковые совпадения, а никаких оснований для этого я не вижу! Ладно, мы с тобой обо всем подумаем завтра, а сейчас пора спать!

— И бумаги бабушкиной компаньонки тоже посмотрим завтра?

— А как же? Нужно же узнать, из-за чего чуть не погиб старый дворецкий. А теперь иди к себе и ложись отдыхать. Нам нужны силы для борьбы.

Проснулись мы далеко за полдень — прислуге было приказано нас не тревожить, а возможным визитерам предлагалось оставлять письменные сообщения. Утренние газеты к завтраку я попросила не подавать, поэтому обстановка за столом была вызывающе безобидной.

За кофе я решила все же просмотреть записки, оставленные ранними посетителями, и, конечно же, спокойное настроение истаяло, как мартовская лужица под лучами солнца.

Во-первых, Коля и Даня принесли свои отчеты о наблюдении за домом на Поварской и номерами «Дон», из которых следовало, что не только Хорватов снова наведывался в номера, где остановился Десницын, но и сам Соня был вчера на Поварской и мало того что виделся там с Мишелем, но и проходил по улице вместе с ним, болтая по-английски(!). Плохо знавший английский Даня не понял, о чем шла речь, но разобрал слово «money», повторявшееся неоднократно.

Так, раз уж Варсонофий гуляет рука об руку с Хорватовым, беседуя на иностранном языке о деньгах, выводы можно сделать вполне определенные…

Вторым неприятным сюрпризом была записка от самого Варсонофия, этого ядовитого змея, пригретого Марусей и невольно мной:

«Милые дамы!

Уже в четвертый раз меня не принимают в Вашем доме. То я не могу Вас застать, то Вы почивать изволите… Душа моя разрывается от горя! Неужто за какое-то неведомое мне прегрешение Ваши двери и сердца закрылись навсегда для бедного поэта?

P.S. Мария Антоновна, позволю себе присовокупить пару строк, навеянных моим душевным смятением.

Улетаешь ты белою птицей…

Не гони же меня, не кляни!

В моей памяти дивные лица

И те незабвенные дни.

Ваш отвергнутый раб В.Д.».


— Интересно, о каких это незабвенных днях он вспоминает? — задумчиво поинтересовалась Маруся.

— Наверное, о тех днях, когда мы кормили его обедами. Теперь-то ему приходится хлебать щи в трактире. Мне, конечно, не хотелось бы производить впечатление жестокой, бессердечной и злой вырывательницы хлеба у голодного беззащитного существа, но раз уж дело касается Сони Десницына…

— Леля, неужели он крутился возле нас только ради того, чтобы шпионить для Хорватова?

— Елена Сергеевна, к вам господин Хорватов, — объявила вошедшая в комнату Шура. — Прикажете принять?

Воистину, про черта речь — а он навстречь!

— Проводи его в гостиную, Шура. Я сейчас к нему выйду.

— Леля, ты что, хочешь его принять? — трагически прошептала Маруся, округлив свои большие глаза до размера медных пятаков.

— Да. И с интересом выслушаю, что именно привело его в мой дом. Я не привыкла прятаться от врагов!


Хорватов мерил шагами мою гостиную, топая по кромке ковра взад-вперед. На нем был недурного покроя костюм в мелкую клетку, в каких любят щеголять семнадцатилетние юнцы, еще не окончившие гимназию, и вызывающе яркие желтые ботинки.

— Мадам! — При виде меня Мишель любезно шаркнул своей клетчатой ногой. — Я пришел выразить вам благодарность за участие в судьбе моего слуги. Мне стало известно, что именно вам он обязан своим спасением…

— Ну что вы, господин Хорватов, я всего лишь исполнила свой христианский долг.

— Вы — ангел, ангел! — Мишель ткнулся мягкими влажными губами в мою руку. — Благодарю вас!

Ну вот, теперь придется мыть руки с дезинфицирующим раствором — месье Хорватов вызывал у меня большую брезгливость.

Мишель тем временем, облобызав кисть моей правой руки, задержал ее в своей ладони и заставил меня гадать, как лучше поступить: выдернуть у него руку, показавшись невоспитанной, или оставить ее в лапах Хорватова, что может быть им расценено как поощрение столь неподобающей фамильярности.

— Елена Сергеевна! Вы прелестны в этом утреннем кружевном туалете! Заря, просто заря! Этот нежный румянец, напоминающий лепестки розы, эти душистые локоны… О, все это сводит меня с ума!

Мишель продолжал рассыпаться в любезностях, не особо задумываясь об их пошлом звучании. Да уж, встретить зарю в обеденный час повезет не каждому…

Меня, как эмансипированную даму, сильно задевает элемент подобного неравенства между мужчиной и женщиной — почему каждый потертый субъект мужского пола считает себя вправе нести любую чушь в адрес женщины, а несчастная дама должна лишь терпеливо и с благодарностью выслушивать эти, с позволения сказать, комплименты? Попробовала бы я, например, выдать мужчине ответную тираду:

«Как вы прелестны в вашем не по возрасту детском костюмчике, элегантно подчеркивающем кривизну ног! Ваша негустая шевелюра, ваш нежный цвет лица, напоминающий молодую зелень салата, ваше дыхание, напоенное винными парами и запахом табака… О, все это сводит меня с ума! Практически я уже обезумела…»

Боюсь, что не только Мишель, мнение которого интересует меня мало, но и более уважаемые люди прекратили бы со мной всякое знакомство, и свои дни я завершила бы где-нибудь в желтом доме, в уютной палате для буйных одиночек…

— Елена Сергеевна, в нашу прошлую встречу я позволил себе бестактность по отношению к вам («Разве только в прошлую встречу?»), но вы ведь уже простили меня, не правда ли, простили? («Неправда!») В глубине души я очень скромный, а это все от застенчивости, бывает, несу невесть что и сам понимаю, как я глуп в эти минуты… («Ну почему только в эти… Пожалуй, пора указать господину Хорватову на дверь!») Не сердитесь! Я ведь пришел поговорить о важном деле!

Раз так, придется еще немного потерпеть, хотя мне казалось, что сейчас я начну раздуваться от фраз, кипевших внутри меня. Но ведь нужно же узнать, зачем он, в конце концов, пришел?

— Может быть, вы присядете, месье Хорватов?

— Благодарю вас. — Мишель плюхнулся на диван и состроил умильную физиономию. — Вы такая милашка…

Все! Придется недвусмысленно дать понять этому господину, что любезности придуманы не для подобных случаев. Я резко встала.

— Господин Хорватов, вы меня утомили. Я всего лишь предложила вам присесть, но если подобное приглашение позволяет называть меня милашкой, я беру его обратно!

— Ну простите, простите меня, дорогая Елена Сергеевна! Не хотел, не хотел, но опять невольно сорвалось. Не думайте обо мне плохо, меня вся Москва знает…

— Не сомневаюсь. Вы, полагаю, из тех молодых людей, которых где угодно будут знать. И не с лучшей стороны!

— О, как вы мне нравитесь… такая! В гневе вы очаровательны! («Все-таки придется пригласить слуг, чтобы проводили Мишеля к выходу».) Елена Сергеевна, не сердитесь на меня! Представьте, какая дивная пара из нас получится.

От неожиданности я онемела. Впрочем, я давно уже впала в немногословие, позволив себе произнести вслух лишь пару фраз, но теперь замолк и мой внутренний голос.

— Мне так надоели искательницы богатых женихов! Ей-Богу, они устроили настоящую охоту на меня… А ведь вы, Елена Сергеевна, не заинтересованы в деньгах, оставленных мне старухой бабкой? Вы и сами ухитрились урвать несколько наследств после покойных мужей… В Москве много об этом сплетничают. Мы с вами подходим друг другу — у вас такой разнообразный жизненный опыт, а мне очень нравятся искушенные женщины. Если вы хотите, мы можем позаботиться и об этой глупой гусыне Мари, которую вы взялись опекать. Я готов ей немного помочь… Хотя с ее неумением одеваться и образом жизни провинциального шофера зачем ей деньги? Но на канистру автомобильного топлива и новый разводной ключ я согласен пожертвовать, если вам это доставит удовольствие. Короче, пусть какой-нибудь поп нас с вами по-быстрому окрутит, и переезжайте ко мне на Поварскую. Бабкин особняк вполне подходит для семейной жизни! Мне так не хватает женской заботы, и вам, поди, нелегко вдоветь в вашем-то возрасте и с вашим огненным темпераментом. Ей-Богу, пока дамочки не пустили все мое состояние по ветру, я хочу добровольно отдать себя под вашу опеку. Соглашайтесь, а?

— Признаюсь, мне впервые делают столь оригинальное предложение.

Мишель хихикнул, посчитав мои слова комплиментом. Я продолжила:

— Но боюсь, что принять его не смогу. Я слишком устала от мужей, с которыми уже имела несчастье связывать свою жизнь, и никакие новые матримониальные планы меня не вдохновляют. Надо стараться делать поменьше глупостей.

— Елена Сергеевна, да разве вы хоть когда-нибудь делали глупости?

— Но я ведь выходила замуж трижды. А теперь простите меня, господин Хорватов, я не могу уделить вам больше ни минуты.

— Что ж, вынужден откланяться. Но вы все-таки подумайте над моим предложением, дорогая! Для вдовы вы слишком уж несговорчивы… Никогда не знаешь наверняка, что можно ждать от женщины! Я ведь способен внушить сильное чувство. Очень сильное. Одна дама, не будем называть имен, собиралась из-за меня расстаться с жизнью…

— Вероятно, она решила прыгнуть с Каменного моста в реку, лишь бы только не выходить за вас замуж?

— О, какая вы злюка! В следующий раз я приду с корзиной цветов, сегодня, извините, торопился!


Конечно, я не самого высокого мнения об умственных способностях мужчин, но этот случай просто уникален. Господи, ну неужели же пошлый фертик Хорватов самостоятельно провернул всю интригу с фальшивым завещанием и даже пошел на убийства?

Одно из двух — либо это очень хитрый, умный и жестокий тип, удачно имитирующий круглого идиота, либо кто-то очень хитрый, умный и жестокий стоит за его спиной и держит Хорватова на ниточках, как простую марионетку. И не знаю, какой вариант для нас лучше.

Загрузка...