Карденио

Глава VIII

Через несколько минут Педрильо и незнакомец въехали во двор, причем последний быстро соскочил с лошади и, сняв шляпу, подошел к дону Мельхиору, который со всем своим семейством вышел навстречу гостю.

Приезжий почтительно поклонился и проговорил:

– Простите, сеньор, что я осмелился явиться сюда, не будучи знаком с вами!

– Очень рад видеть вас здесь, сеньор, – с изысканной вежливостью отвечал дон Мельхиор. – Жалею только, что вы застаете нас в весьма тяжелую минуту. Но прошу вас, будьте у нас как дома. Гость – Божий посланник, и своим приездом вы доставляете всем нам большое удовольствие.

– Сеньор, совсем недавно по весьма важным делам я прибыл в эти места. Мне необходимо как можно скорее получить аудиенцию у сеньора аббата Поля-Мишеля. Сегодня утром, когда приехал ваш слуга, я был у губернатора и, услышав, что господин аббат пробудет здесь довольно долго, решился вопреки приличиям сам отправиться сюда, надеясь, между прочим, что мое присутствие может быть вам полезным в настоящих обстоятельствах.

– Повторяю еще раз, сеньор, – отвечал дон Бартас, – я очень рад с вами познакомиться, и чем долее вы пробудете здесь, тем нам будет приятнее.

Незнакомец почтительно поблагодарил и, обменявшись несколькими любезными фразами с остальными членами семейства, предложил руку донье Хуане и направился с нею к дому.

Когда вся компания удалилась, дон Мельхиор обратился с расспросами к Педрильо:

– Видел ли ты майора?

– Да, сударь, я его видел.

– Что же он тебе сказал?

– Да вот в том-то и штука, – почесываясь, отвечал пеон, – что сказанное им нехорошо повторять.

– Ничего! – сказал дон Мельхиор. – Я знаю мистера Струма, и ты можешь говорить все, не бойся!

– Как только мистер Струм заметил меня, он сказал: «Ты зачем прилез сюда, дурак?»

– Ну, а потом?

– Потом он схватил письмо, прочел его и закричал: «Неужели старый болван воображает, будто я немедленно побегу к нему со своими солдатами? Подождет! » Я, право, не знаю, о ком он так говорил.

– Ничего, не беспокойся, я знаю о ком. Продолжай!

– Когда же господин майор прочел о том, что господин аббат остается у нас, он засмеялся: «Ах, этот дурак вечно сует свой нос, куда не следует. Да провались они все к черту! А ты тоже убирайся, пока цел! » С тем и выгнал меня вон.

– Я иного и не ожидал, – со смехом заключил дон Бартас и направился к дому.

В залу он вошел одновременно с незнакомцем, который вернулся из предназначенной ему комнаты, где приводил в порядок туалет. Поговорив некоторое время о разных незначительных вещах, все отправились ужинать, но и здесь разговор не оживился – все слишком были заняты предстоящими событиями.

Ужинали восемь человек. На одной стороне стола сидел сам хозяин, справа – аббат, слева – Флора; на другой стороне посередине помещалась донья Хуана, а слева и справа от нее – Карденио и незнакомец. Оба управляющие – дон Рамон и дон Сегюро – сидели друг против друга в торце стола. Ужин был прекрасно сервирован и замечательно вкусно приготовлен.

Пока наши герои трапезничают, мы воспользуемся временем, чтобы нарисовать портрет нашего незнакомца. Это был молодой человек высокого роста, прекрасно сложенный, с удивительно изящными и мягкими манерами. Лицо его с правильными тонкими чертами, живым взглядом и слегка насмешливой улыбкой красиво очерченного рта было замечательно привлекательно. Особенностью его можно было назвать удивительно маленькие руки и ноги, что казалось несколько странным при его высоком росте и мужественной наружности. Как бы там ни было, в нем все обличало настоящего джентльмена. Впрочем, так выглядел он только внешне. Что же касается характера, то пока мы не будем об этом говорить по той простой причине, что, как и читатель, не знаем, кто он такой.

Между тем наступила ночь. Степь, казалось, безмятежно спала. Глубокая тишина царствовала вокруг, и ничто не предвещало близкого нападения, хотя все ежеминутно ожидали его. Оба управляющих несколько раз покидали остальное общество и отправлялись осматривать, все ли сторожа на местах и все ли благополучно вокруг. Каждый раз они возвращались совершенно успокоенные и извещали общество, что пока не предвидится никакой опасности. Наконец дамы встали из-за стола, намереваясь удалиться к себе. Но в ту самую минуту, когда Флора, попрощавшись с отцом и аббатом, подошла к Карденио, раздались выстрелы и возгласы пеонов «к оружию! », с которыми слился военный клич индейцев.

В зале возник переполох. Мужчины схватили ружья и бросились на помощь защитникам. Рядом с доньей Хуаной и Флорой, от страха лишившимися чувств, остался один аббат. С большим трудом миссионеру удалось привести их в чувство и проводить в спальню, где он сдал их на попечение служанок.

Произошло следующее. Индейцы, намереваясь застать белых врасплох, придумали весьма искусный план. Они оставили своих лошадей за два лье от имения под наблюдением нескольких человек; остальные же воины устроили из толстых веток, перевитых лианами, плоты, уложили на них ружья и боевые припасы и тихо поплыли по течению, совершенно скрытые в тени высоких берегов. Без шума доплыли они до удобного для высадки места, схватили оружие и бросились на берег, точно полчище водяных духов, испуская страшные вопли, смешавшиеся с ружейной пальбой.

План этот был так искусно продуман и выполнен, что удался бы на славу, если бы Пламенное Сердце не предупредил обитателей плантации о нападении, чего индейцы, конечно, не ожидали. И все же благодаря внезапности краснокожим удалось подступить к самому дому, около которого и завязалась отчаянная перестрелка. Несмотря на сопротивление белых, индейцы уже готовы были ворваться во двор, как в эту самую минуту была предпринята атака, которая привела их в замешательство. Когда краснокожие были уже уверены в победе, незнакомец, Карденио, оба управляющих и пятьдесят самых отважных пеонов совершили вылазку в самый центр сражения. Они прокрались по подземному ходу, так что индейцы даже не смогли сообразить, откуда подоспела помощь неприятелю. Ошеломленные дикари продолжали храбро сражаться, однако скоро вынуждены были отступить к реке и спасаться вплавь, оставив на берегу до сотни убитых товарищей.

Таким образом, имение было отбито и очищено от краснокожих. Но индейцы не желали так быстро отказываться от своего намерения. После непродолжительного отдыха они придумали новый план атаки: спрятавшись в кустах и за деревьями на противоположном берегу реки, они засыпали плантацию градом зажженных стрел, так что она запылала сразу в нескольких местах. Часть защитников плантации бросились тушить пожар, но все их усилия оказались напрасны. Деревянные строения пылали, как стоги сена, и не было никакой возможности спасти их. И тут между пеонами произошла страшная паника. Ничего не видя и не слыша они бегали с отчаянием взад и вперед. Напрасно дон Бартас с сыном, незнакомец и аббат старались заставить их опомниться. Ничто не помогало!

Между тем сиу заметили смятение, произошедшее в стане белых, и, повинуясь приказу предводителя, быстро переплыли реку и снова осадили имение. На этот раз напрасны были все усилия защитников. С криками краснокожие ворвались во двор и бросились к дому.

– В башню! – громким голосом приказал дон Бартас.

В продолжение еще четверти часа плантатор, Карденио, незнакомец и оба управляющих с отчаянной храбростью отражали нападение краснокожих. И только убедившись, что дом пуст и все его обитатели укрылись в башне, они начали отступать по направлению к подъемному мосту, ведущему к башне. Достигнув его, пятеро храбрецов бросились вперед, смяли ряды преследующих и, пользуясь заминкой противника, перебежали мост, который тотчас же поднялся за ними.

Теперь за толстыми стенами башни они были в безопасности и могли долго выдержать осаду. Но какой ценой купили они свое отступление!

Оба управляющих были опасно ранены; рана дона Сегюро была смертельна. Добравшись до башни, он потерял остаток сил и рухнул без сознания на пол.

Незнакомец получил несколько легких ран, шпага его была вся в крови. Эти три человека жертвовали своей жизнью, чтобы спасти юношу и его отца. Прикрывая собой, они защищали их во все время битвы.

Почувствовав себя в безопасности, пеоны приободрились. Они тотчас схватились за ружья и бросились к пушке, стоявшей перед башней. На краснокожих посыпался дождь ядер и пуль, но те, опьяненные первым успехом и потрясая скальпами, снятыми с агонизирующих жертв, не обращали на них внимания, желая во что бы то ни стало приступом взять последнее убежище белых. Черная Птица проявлял чудеса храбрости: он всюду поспевал, отдавал приказания. Чтобы защитить соплеменников от пуль, он велел изготовить что-то вроде движущихся щитов из бревен и повозок. Под их защитой краснокожие начали осаду башни.

В эту минуту со стороны реки раздался оглушительный ружейный залп и послышался боевой клич. Толпа всадников окружила сиу. Это были воины Пламенного Сердца, явившиеся на помощь своим белым друзьям. Началось страшное побоище. К счастью, оно продолжалось недолго. Вскоре победные возгласы известили защитников башни об окончании сражения. Остатки сиу в ужасе бежали и укрылись в зарослях.