Карэле Карэле и другие волшебные существа

I. Семьдесят девятая, неизвестная

Угол открывающейся двери по очереди задел длинные язычки четырёх колокольчиков, подобранных по звуку – от низкого к высокому.

«Дон-дан-ден-дин!»

– Это кондитерская Карелли?

Долговязый молодой человек в дорожном плаще неуверенно застыл на пороге. Девица за стойкой, аппетитная, как свежая булочка, энергично закивала.

– Похоже, вы по адресу, сударь! Только не Карелли, а Карэле – господин Карэле, ударение на «а».

«Дин-ден-дан-дон!»

Гость шагнул внутрь, и его словно окатило сладкой волной. Из той двери, что располагалась в стене за стойкой слева, плыл аромат горячей выпечки, приправленный женским смехом и грохотом противней. Закрытая дверь справа походила на омут, заполненный безмолвием и густым запахом шоколада. В зале не было никого, кроме двух пожилых дам, перемывающих косточки знакомым за кофе с пирожными.

– Интересное имя, – небрежно заметил путешественник, пристраиваясь на высокий табурет у стойки. От его пристального взгляда девицу бросило в жар – глаза у незнакомца были черным-черны, а кожа смугла от загара. – Или это фамилия? Он ведь не здешний, правда?

– Да как вам сказать, – его собеседница застенчиво хихикнула. – Вроде как и имя, и фамилия – все сразу. И насчёт нездешнего вы в точку попали, вот это уж про него!

– Стало быть, господин Карэле Карэле? А что там была за история? – молодой человек откинулся на табурете, рискуя упасть. – Я слышал что-то мельком, но я и сам не отсюда – с побережья. Говорят, он лучший кондитер в городе?

– Ха! – девица гордо задрала носик. – Вот если скажете «во всём королевстве», это будет вернее, сударь. Наш господин Карэле – не чета прочим! Не желаете ли чего-нибудь отведать?

– Желаю, – небрежно махнул рукой гость. – На ваш выбор. И чаю.

На стойке возникли чашка с жасминовым чаем и крошечное блюдце с четырьмя шоколадными конфетами. К конфетам прилагалась миниатюрная двузубая вилочка – на вид из серебра.

– Новинка, – пояснила девица, – молочный шоколад с ягодной начинкой.

– А история? – нетерпеливо напомнил незнакомец.

– Ну, появился-то он давно, – рассказчица понизила голос и невольно оглянулась на ту дверь, что справа. – Я этого, понятно, не застала. Дед рассказывал. Здесь и при нём была кондитерская. И вот как-то вечером прежний хозяин варит спокойно шоколад, ничего такого не думает – и тут открывается маленькая железная дверца, что в задней комнате, и из неё вываливается мальчишка.

Молодой человек из любопытства надкусил конфету, проигнорировав серебряную вилочку. Снаружи сладко, внутри кисловато – смородина и, кажется, земляника… Он отодвинул блюдце.

– Пробрался изнутри?

– То-то и оно, что там и пробираться было неоткуда! Дед говорил, за дверцей – только узкая отдушина, туда и крыса не прошмыгнёт. Что-то через неё чистили или открывали, я уж и не помню…

– А мальчишка, значит, вылез?

– Вылез, огляделся вокруг да сразу и говорит: ванили, дескать, надо добавить! Ну, может, не ванили, а ещё чего, дед-то у меня в специях не разбирался. Старый кондитер, как за сердце перестал хвататься, сразу подсыпал в котел, чего мальчишка сказал, и видит – вправду лучше стало. Так он и прижился. Сперва на подхвате был, а там уже хозяин ему доверил самому шоколад варить. Потом женился на госпоже Алли, хозяйской дочке – в молодости-то господин Карэле, говорят, красавчиком считался. А откуда он, никто не знает, и сам он не говорит…

«Дон-дан-ден-дин!»

– Юта, голубушка, добрый день! Взвесь-ка мне три горсти тех маленьких конфет, с кофейными зёрнами!

– Сию минуту! Больше ничего не желаете?

Девица щёлкнула рычажком старинных песочных весов, стоящих перед ней, и в нижнюю колбу потекла серебряная струя. Молодой человек задумчиво наблюдал, как она постукивает ладонью по колбе, выравнивая горку песка, пока его сухие волны не захлестнут цифру «три». Вернув рычажок на место, Юта пристроила на блюдо весов бумажный пакет и, поджав губы от старания, сосредоточенно отмерила в него конфеты – они срывались с её медного совочка по одной, как шоколадные ныряльщики с отвесной скалы на ифрийских пляжах.

– Итак, голубушка Юта, – произнес гость, едва покупательница ушла, унося с собой хрусткий пакет, – а нельзя ли мне поговорить с господином Карэле?

Девица с сомнением покачала головой, ловко перевернув колбы весов, чтобы песок пересыпался обратно.

– Вряд ли он захочет вас принять, у него сейчас полно работы.

– А вы всё-таки спросите. Скажите ему, что некто хочет побеседовать с ним о семьдесят девятой.

Юта открыла рот, но стойку пересекла серебряная монетка, отправленная в дорогу ловким щелчком, и девица молча исчезла за правой дверью. Оттуда она появилась с полной миской нарубленного шоколада и понесла её в пекарню, по пути ободряюще кивнув молодому человеку.

Но тот уже забыл про неё – он во все глаза смотрел на господина Карэле.

Вот он какой – маленький и хрупкий, как сахарная фигурка на торте, как драгоценные механические сверчки из фарфора и золота, которых делает ювелир его величества. Кожа белая, как молоко, а волосы – цвета карамели, заплетённые в косу с шоколадной атласной лентой, по моде этого сезона. Да и вся остальная одежда с иголочки, словно господин Карэле вышел к нему не от кондитерского стола, а с дворцового приёма. Разве что на манжете виднеется шоколадное пятнышко.

Гость раздражённо передёрнул плечами, ощутив неуместность своей старой, пропылённой одежды в сверкающей чистоте зала.

– Позвольте с вами поговорить, господин Карэле.

– Что ж, слушаю, – отозвался тот, ставя локти на стойку и опирая подборок на длинные прозрачные пальцы. – Вы?..

– Неважно, – отмахнулся молодой человек. – Я не имею значения. Лучше напомните мне: сколько существует специй?

Карэле Карэле поднял карамельную бровь.

– Любой кондитер знает, что семьдесят восемь. Желаете получить полный перечень?

– Нет. Желаю показать вам кое-что.

Подняв с пола дорожный мешок, незнакомец извлёк из него большую банку тёмного стекла с плотно притёртой крышкой. Банка была заполнена мятой бумагой. Запустив туда руку, он вынул из середины ещё одну баночку поменьше. Внутри был коричневый порошок.

– Откройте крышку, – севшим голосом произнёс Карэле. Его пальцы впились в стойку, а глаза были прикованы к банке.

Гость с усилием отвинтил крышку и приоткрыл её – совсем чуть-чуть. Перебивая запахи кондитерской, по залу поплыл ещё один, совершенно новый. Чуткие ноздри кондитера вздрогнули.

– Корица, – сказал он, – не могу поверить, это корица. Дайте её мне.

– Ну нет, – молодой человек поспешно завинтил банку и убрал её на прежнее место. – Не так просто. Стало быть, вы знаете, что это такое?

– Да, – прошептал Карэле с закрытыми глазами, – по прежней жизни. Где вы её нашли?

– В джунглях Ифри. Туземцы называют её «гина». Семьдесят девятая специя, не так ли? Я был удивлен, что она вам знакома.

– О, здесь она неизвестна, не беспокойтесь. Думаю, вы первооткрыватель. Сколько вы хотите за эту баночку?

Незнакомец наклонился ближе.

– Мне нужны не деньги.

– А что тогда? – Карэле бросил на него ироничный взгляд из-под ресниц. – Шоколад вас не интересует, а для предложений иного рода я уже слишком стар, вы не находите?

Молодой человек нахмурился.

– Мне нужна ваша дверца.

– Вот как?

– Ходят слухи, что через неё можно попасть в свою настоящую жизнь. Стать тем, кем ты должен быть, найти себя…

– А ещё говорят, что в ней можно увидеть будущее любого, о ком подумаешь, или же сгинуть навек, поскольку она ведет прямиком в преисподнюю. Говорят ещё, что в любой кондитерской есть маленькая железная дверца, задвинутая от греха ларём или шкафом. Это только слухи. К тому же… – кондитер побарабанил пальцами по стойке, испытывая терпение собеседника, – к тому же дверца, видите ли, больше не открывается. Петли заржавели.

Гость рассмеялся:

– Мне рассказывали, будто вы можете попасть через эту дверцу куда угодно и подсмотреть всё, что ни пожелаете. А она, оказывается, и не открывается вовсе! Может, разрешите мне попробовать?

– Исключено, – сухо отрезал Карэле.

– Хорошо, – молодой человек грохнул банку с гиной на стойку. – Разрешите мне просто взглянуть на вашу дверцу – и забирайте.

– По рукам, – кондитер поспешно схватил банку. – Идёмте, а то Юта уже измаялась в пекарне.

Незнакомец ловко скользнул под стойкой, и Карэле распахнул перед ним дверь.

На плите сияли начищенные медные котлы для шоколада, сейчас пустые. Вдоль одной стены стоял длинный мраморный стол, вдоль другой – деревянный. В нише между двумя окнами, куда никогда не попадал солнечный свет, прятался шкаф с банками тёмно-синего, тёмно-красного, тёмно-зелёного стекла. Гость, не считая, мог сказать, что их ровно семьдесят восемь. А в углу…

– Это она, – выдохнул молодой человек, опускаясь на пол перед маленькой железной дверцей в ржавых потёках.

Карэле налил себе воды из графина и сел в кресло у стола, вытянув ноги.

– Не открывается!

– Кажется, мы договаривались, что вы только посмотрите, – заметил хозяин.

Молодой человек встал с пола и приблизился к нему. В сравнении с маленьким Карэле, сидящим в кресле, он казался очень высоким.

– Я и посмотрел. Говорите, петли заржавели? И отчего бы это?

Кондитер пожал плечами, равнодушно наблюдая за незнакомцем.

– Странно, что никто не заметил этих характерных потёков. Выглядит так, словно кое-кто иногда выплёскивает на петли, к примеру, стакан воды…

Карэле покраснел – словно в молоко упали две капли вишнёвого сиропа.

– Ну, и? – спросил он.

– Ну, я мог бы рассказать об этом…

Карэле Карэле устало откинулся в кресле, прикрыв глаза.

– Слушайте, зачем вам вообще эта дверца?

– Я поэт, – долговязый молодой человек снова уселся на пол. – Плохой поэт. А хочу быть хорошим. Я издал книжку, она не разошлась. Я уехал в Ифри. Хотел забыться. Охотился там на львов…

– Что?! Вы, поэт, убивали несчастных львов, которые вам ничего не сделали? Да ещё, наверное, не честным ифрийским копьем, а из ружья, с двух сотен шагов?

– Клянусь, они нападали первыми!

– Ну-ну, – Карэле снова откинулся в кресле. – Продолжайте…

– В общем, я думал, что смогу писать лучше, но ничего не вышло. Вернулся и в порту услышал про вашу железную дверцу. Я уверен, что если пройду в неё, то окажусь в мире, где стану великим поэтом! Вы же стали великим кондитером!

Молодой человек с надеждой смотрел на Карэле снизу вверх.

– Ну пожалуйста, откройте её для меня! Иначе мне одна дорога – пуля в лоб!

– И вы не боитесь преисподней? Между прочим, в неё действительно попасть легче легкого.

– Ну, вы-то не испугались.

– Мне было нечего терять. А вот вам…

Карэле бросил на гостя оценивающий взгляд.

– Да и вам, пожалуй, нечего. Не отчаивайтесь, друг мой!

Он вскочил с кресла.

– Каждый кондитер – немножко алхимик! Я создам для вас состав, который очистит петли от ржавчины, и мы сможем открыть дверцу!

Неудачливый поэт молитвенно прижал руки к груди.

– Но… – Карэле склонился к нему, схватив за плечи. Гостю на мгновение показалось, что остро отточенные ногти пробили грубую ткань и вонзились в его плоть. Он судорожно втянул воздух.

– Но на это потребуется время. И, естественно, плата. Возвращайтесь в Ифри. Привезите мне ещё гины. Не торопитесь – средство пока не найдено, и даже если наносить его на петли каждый день, потребуется не меньше года, чтобы дверца открылась. И пообещайте мне не приближаться ко львам.

Карэле выставил несвязно благодарящего гостя в зал, махнув Юте, чтобы та проводила его к выходу. Затем закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Налил себе ещё воды из графина, сделал несколько глотков. Остаток привычным движением выплеснул на петли маленькой железной дверцы.

Открыл ларь, стоящий у стены, и легко вынул оттуда два больших мешка с какао-бобами, свалив их на пол. Затем отодвинул ларь в сторону.

За ним была ещё одна маленькая железная дверца. Она плавно открылась, скользнув на хорошо смазанных петлях.

Сдув в сторону пламя преисподней, Карэле всмотрелся в будущее. Он видел своего гостя – тот брёл по джунглям Ифри, отбиваясь ножом и длинным копьём от хищных сухопутных рыб, бросающихся на него с деревьев. Вот он разводит костёр у входа в пещеру. Вот юная туземка подаёт ему глиняную чашу, вначале отпив сама, и её губы блестят от кокосового молока…

Карэле целомудренно отвернулся. Закрыв дверцу, он тщательно задвинул её ларём.

– Что ж, он выглядит вполне счастливым, – пробормотал Карэле Карэле, возвращаясь к своим котлам с шоколадом. – Далась же им всем эта поэзия…