Карибский реквием

Глава 15

Луиза лежала в крохотной круглой комнате, освещенной подвешенной на гвозде ветроустойчивой лампой. Стены, сложенные из крупных камней, были абсолютно голыми, если не считать ржавой лестницы, что оставляла совсем немного места для продавленного матраса, к которому ее привязали ремнями. Окна не было. Не было и двери, внезапно осознала она, не в силах сдержать трепет, двери не было! Она посмотрела наверх, но темная масса круглого деревянного потолка казалась монолитной. Неужели ее похоронили заживо? И она обречена умереть от голода в этом каменном мешке? Она попыталась выпрямиться, но ремни оказались слишком короткими, она повалилась на матрас и закричала от боли, когда сломанная лопатка ударилась о твердое дерево.

Она внезапно вспомнила, что ей доводилось читать о нехватке воздуха. Сколько времени можно продержаться в лишенном вентиляции пространстве два метра на два? Дышать надо медленно. Экономить кислород. Легко сказать, если пульс сто двадцать ударов в минуту. Она вновь увидела лицо человека, склонившегося над ней, его слащавую улыбку, толстый язык, раздвигающий ее губы, и кровь опять ударила ей в голову.

К счастью, пришел другой человек. Тот, на котором был белый медицинский халат. Он оставался в тени и не сказал ни слова за то время, пока похититель заканчивал привязывать ее, лаская мимоходом грудь, свинья! А потом он сделал ей этот укол, и…

Когда он пришел в больницу, ей ни в коем случае нельзя было следовать за ним.

– Здравствуйте, Луиза, я напарник Дага, вам нужно немедленно идти со мной. Даг ранен, кто-то проник к отцу Леже и выстрелил в него. Здесь вам угрожает опасность.

Полностью сбитая с толку, она смотрела, как он собирает ее вещи, бросает их в чемоданчик, отсоединяет капельницу. Даг говорил ей о своем напарнике, но ни разу не упомянул о том, что он так уродлив, один этот острый нос чего стоит… Мужчина торопил ее, без конца повторяя, что Даг серьезно ранен, что надо спешить, он, возможно, умрет; и она, идиотка несчастная, наспех оделась, дала в регистратуре расписку, села в машину и только потом вспомнила, как однажды ее уже выманили ложным призывом о помощи и она чуть было не поплатилась за это жизнью, но было уже поздно: дверцы машины оказались блокированы, стекла подняты, а этот тип достал пистолет явно новейшего образца, как в американских сериалах, и направил оружие прямо на нее. Она громко выругалась, потом отругала его, он поднял пистолет и, улыбаясь, дважды ударил ее по голове.

Она очнулась в этом склепе, и первое, что увидела перед собой, была эта омерзительная физиономия. Как она могла поступить так глупо? Луиза опять яростно потянула ремни. Бесполезно, почувствовала только жгучую боль. Кроме того, ей нестерпимо хотелось в туалет, потребность была такой сильной, что она поняла: терпеть уже не может. Подумав о том, что ей придется мочиться под себя, она не сдержала слезы. Но мысль, что мужчины вскоре вернутся и тот, кто выдал себя за Мак-Грегора, станет ее трогать, была еще невыносимей.

Она лежала, кусая губы. Оставаться спокойной, не поддаваться панике, считать, просто считать, ни о чем не думая. Раз, два, три, четыре. Дагобер найдет ее, пять, шесть, полиция найдет ее, на дворе двадцатый век, нельзя просто так похищать людей, семь, восемь, девять, но почему похитили именно ее? Почему? Она вновь подумала об убитых женщинах, о которых ей рассказывал Дагобер. Нет. Считать. Просто считать.

– О Луизе говорили по телевизору, – произнес, задыхаясь, отец Леже, – мне бакалейщица сказала. Они разослали ее фотографии и фотографии Вурта, вот увидите, их скоро найдут.

Даг скептически кивнул. Вурту, безусловно, кто-то помогал. Он похитил Луизу не просто так. Или он и был тем самым убийцей, которого разыскивал Даг, или подчинялся его приказам. Но какова их цель? Если Луизу просто хотели убрать, почему нельзя было сделать это прямо в больнице, без всякого шума? Достаточно укола, вызывающего остановку сердца. Зачем же похищать? Чтобы Даг покрылся холодным потом при мысли о том, что с ней сейчас делают? Чтобы заставить его прекратить поиски? Нет, это глупо: «тот» должен был догадаться, что теперь он станет преследовать убийцу еще настойчивей. Тогда что? Ему не удавалось постичь ход мыслей «того». Он явно не относился к людям трезвомыслящим и разумным. И в то же время совершенно очевидно, что это расчетливый убийца. И что дальше?

Он подпрыгнул от неожиданности, услышав телефонный звонок. Он снял трубку после второго сигнала.

– Леруа?

Голос был слащавый. Вязкий.

– Да. Кто говорит?

– Дед Мороз, – ответил голос по-нидерландски. – Слушай внимательно, MisterNiceGuy[105], у меня для тебя послание.

Внезапно прямо возле уха Дага раздался крик, пронзительный крик женщины, крик ужаса, боли и бессилия, который так же внезапно прервался, уступив место приглушенным рыданиям.

– Ради бога, Вурт, если ты что-нибудь ей сделаешь… – проговорил Даг на своем плохом нидерландском.

– Что тогда, assfucked?[106] Я только учу ее сосать ванильное мороженое, а то она слишком привыкла к шоколадному.

И сам рассмеялся своей шутке.

– Знаешь что, dickhead?[107] Я уже дрочу, так хочется ей, как ты говоришь, «что-нибудь сделать». Уж и не знаю, сколько я еще вытерплю. Когда я ее вижу, Iwanttoramitin…[108]

Даг так сильно стиснул трубку, что едва не раздавил ее в руке, этот мерзавец хочет вывести его из себя, он блефует. Это просто блеф…

– Так, значит, вот что от тебя требуется, вонючий Леруа, – торжествующе продолжал Вурт. – Ты прекратишь совать нос, куда не следует, и интересоваться убийствами, а инспектору Го скажешь, что это ты прикончил Хуарес. Тогда, и только тогда я, может быть, отпущу Луизу. Но ты давай поторопись, а не то от нее ничего не останется. Малышка такая ненасытная…

Он повесил трубку. Даг почувствовал, что весь он покрыт потом. Отец Леже смотрел на него, нахмурив брови.

– Это был Вурт. Он хочет, чтобы я все бросил и взял на себя убийство Хуарес.

– Оказавшись в тюрьме, вы не сможете продолжить расследование.

– Она кричала. Я слышал, как она кричала.

– Луиза – мужественная женщина. Они пытаются вас деморализовать.

– Черт, он что-то с ней делал! – прокричал Даг, ударяя кулаком в стену.

Отец Леже покачал головой:

– Я не понимаю, какой смысл похищать Луизу. Почему бы им просто вас не убить? Зачем им нужно, чтобы вы оказались в тюрьме? Интересно… У них есть насчет вас какие-то планы… Когда-нибудь вы поймете их игру…

– Отец мой, Луиза сейчас у них в руках…

– Знаю, а вы держите в руках себя: нетерпение – сестра легкомыслия. Любая игра длится определенный срок, и его нельзя изменить, не так ли?

– Как долго это будет продолжаться? Я тоже должен сыграть свою партию?

Луиза кричала. Если только…

– Возможно, он не собирается вас убивать. Он хочет поиграть в тюрьму. По правилам.

– О каких чертовых правилах вы говорите?

– О правилах этой игры. Других объяснений нет. Человек, которого вы ищете, играет с вами, следуя дьявольскому плану. И я вижу здесь план, к которому приложил руку сам дьявол.

– Вы действительно верите в дьявола? – спросил его Даг, чувствуя, как голову, словно обручем, начинает стягивать мигрень.

– Да. Я верю в существование зла. Верю, что наша душа – это ткань, где, как нити, переплетаются добро и зло, но у некоторых преобладает один из этих элементов, поэтому костюм оказывается плохо скроен, – серьезно ответил отец Леже; глаза его были полны грусти.

– А что вы еще можете предложить, кроме теологических разглагольствований?

– Я пытаюсь вам помочь, вот и все.

– Как? Мне что, сунуть вам в руки автомат Калашникова и отправить прочесывать остров на вертолете? Секретная миссия отца Оноре Рэмбо?

– Ну-ну, – возразил отец Леже. – Я мог бы поговорить с Вуртом, попытаться убедить его.

– Bullshit[109], не в обиду вам будь сказано. Дайте мне телефон, – бросил Даг, лихорадочно пытаясь отыскать в потрепанной телефонной книге номер аэропорта, не замечая, как недовольно смотрит на него аббат.

Как он об этом раньше не подумал? Если бы Лестер его увидел, он усомнился бы в его профессиональной пригодности. Похоже, из-за Луизы он и в самом деле тронулся рассудком.

Представившись инспектором Го, он без особого труда получил интересующую его информацию.

Накануне ни один самолет после 18. 30 в воздух не поднялся.

– Я в порт! – крикнул он, повесив трубку. – Ждите меня здесь и, главное, ничего не предпринимайте!

Луиза открыла глаза. У нее болело бедро в том месте, которое тот человек прижег сигаретой, когда звонил Дагу. Поскольку она все время делала попытки порвать ремни, кулаки ее были в крови, а матрас пропитан мочой. Она кусала губы, чтобы не заплакать. Этот ужасный человек с усами сказал, что еще вернется, голос его звучал угрожающе, и он ласкал ее грудь своими жесткими пальцами. Они не давали ей ни пить, ни есть; ее терзала жажда, а незажившая лопатка причиняла жестокие мучения. Луизу била нервная дрожь. Она непременно умрет. И агония ее будет мучительной.

Около часа Даг болтался по порту, расспрашивая рыбаков, предъявляя свои документы. Нет, накануне вечером никто не брал напрокат лодку. Что же касается яхтсменов-любителей, можно бы, конечно, обратиться в администрацию, но здесь столько диких стоянок, учета никакого… Скорее для очистки совести Даг отправился все-таки в администрацию клуба, где дежурный сообщил ему, что накануне с якоря снялись всего лишь два судна: один шведский парусник с семьей на борту и моторная крейсерская яхта под голландским флагом. Фамилия шкипера Джон Де Вогт, проживает на Сен-Мартене. Она вышла в море в 23. 45. Без экипажа. Вурт тоже был голландцем по происхождению…

– Расскажите мне поподробнее об этой яхте…

Она причалила к берегу около 23.20, запаслась по максимуму продуктами в маленькой прибрежной лавочке, открытой круглосуточно, и сразу же после этого снялась с якоря, объяснил дежурный. В этих спокойных водах, которые редко треплет буря, в таком ночном плавании не было ничего необычного.

Даг поблагодарил его и вновь оказался на молу под палящим солнцем. Луиза ушла из больницы с Вуртом около полуночи. Значит, на этой моторной яхте они отплыть не могли. То есть Вурт, Вурт, вне всякого сомнения, прибыл на этой лодке. Время совпадало. Он отправился за Луизой в больницу, и… что дальше? А главное – куда?

Вернувшись в дом священника, Даг позвонил Дюбуа, чтобы предупредить: девяносто девять шансов из ста, что Вурт и Луиза все еще на острове. Если взять под контроль аэродром и порты, их можно будет задержать. Дюбуа ответил на это, что свою работу он в состоянии выполнить и без его советов, и в свою очередь поделился информацией, что накануне не была взята напрокат ни одна машина.

В отчаянии Даг повесил трубку. Выходит, у этого ублюдка на острове есть сообщник. Кто-то дал ему машину.

Он позвонил в больницу и попросил к телефону санитарку, которая дежурила накануне вечером. Она вспомнила его и разговаривала с ним довольно любезно, тем более что рыдающая мать Луизы устроила бурный скандал. Кто-нибудь видел, как уехали Луиза и ее спутник? На машине? Она не знает, но сейчас спросит дежурную внизу.

Через пять минут в трубке раздался другой женский голос, постарше.

– Это я тогда дежурила в регистратуре. Я пыталась убедить женщину остаться до утра, но она была в таком состоянии, вся взвинчена, а доктору Хендрику было не дозвониться, телефон не отвечал. Она говорила, что ей нужно уехать немедленно…

– Вы видели, как они уезжали?

– … Я прямо не знала, что и делать, такого у нас никогда раньше не было, понимаете? Вот так, срочно, под расписку…

– Они уехали на машине?

– Мужчина тащил ее за собой, тянул за руку. У меня с самого начала было плохое предчувствие, а потом они сели в этот «рэндровер», черный, как карета барона Субботы, и он сорвался с места, как вихрь…

– Вы не заметили номер машины?

– Что?

– Номерной знак. И какого он был цвета?

– Белый, как все номерные знаки здесь. Но я не успела заметить номер и…

– Благодарю вас, вы мне очень помогли.

Хотя женщина продолжала еще что-то говорить, Даг повесил трубку и повернулся к отцу Леже.

– Черный «рэндровер». Зарегистрирован на СентМари. У него здесь есть сообщник. Значит, наверняка имеется и укрытие. У вас есть карта? – спросил он, не в силах скрыть нервную дрожь.

– Где-то должна быть…

Отец Леже порылся в сундуке и из беспорядочного нагромождения бумаг торжествующе извлек пожелтевшую, порванную на сгибах карту.

Даг долго изучал ее, водя пальцем по извилистым дорогам. Большинство якорных стоянок находилось на западе, укрытых от ветра, но имелось несколько небольших бухточек на восточном склоне, до которых можно добраться по дорогам департаментского значения, где не часто встретишь машину. Впрочем, сам остров был не слишком людным, за исключением двух основных агломераций. После трех часов энергичных поисков он фактически не продвинулся ни на шаг: Вурт мог спрятать Луизу где угодно, в любом отдельно стоящем домике.

– Hello,slutty,how'stricks?[110]

Луиза в ужасе подскочила на матрасе. Деревянный потолок сместился, затопив камеру обжигающим светом, и человек с лицом, напоминающим лисью мордочку, спустился по лестнице с изъеденными ржавчиной ступеньками. За ним шел другой, представительный, в белом халате, с маской на лице и в шапочке хирурга, с натянутыми на руки резиновыми перчатками.

Они тщательно закрыли за собой люк, и человек в белом халате зажег лампу. При нем был черный чемоданчик, как у врачей, черный и блестящий. Он открыл его с сухим металлическим щелчком и вынул оттуда какой-то предмет, который Луизе разглядеть не удалось. Тот, другой, с лисьей мордочкой, хохотнул. Он приблизился к Луизе и, плотоядно облизываясь, стал шарить влажными ладонями по ее груди.

– Thatwillbesogood,youknowthat,sogoodforyou[111], грязная шлюха, – пробормотал он, переходя с английского на французский.

Он наклонился, мазнув ширинкой по ее пересохшему от жажды рту, и она почувствовала, как к горлу подкатывает комок тошноты.

Человек в белом положил руку в резиновой перчатке на плечо усатому и резким движением оттолкнул его к стене. На какое-то мгновение она ощутила безумную надежду, что он пришел ей на помощь и они сейчас станут драться. Но этот плюгавый, омерзительный усач продолжал хихикать, в то время как человек в белом поворачивался к Луизе медленно, как фокусник, который готовится исполнить свой лучший фокус. Он коротко и резко согнулся в шутовском поклоне и показал ей предмет, который держал в руках. Это был хирургический инструмент – небольшая пила, тонкая и блестящая. Луиза почувствовала, как внутри у нее все сжалось.

– Нет! Нет!

Человек в белом покачал головой, словно перед ним находился упрямый ребенок, уселся на матрас рядом с ней и схватил ее правую руку, отчего она инстинктивно сжала ее в кулак. Она отчаянно металась в своих путах, а он держал ее запястье на коленях и спокойно прилаживал пилу у основания мизинца. Усатый приблизился, встал сзади и зажал ее голову у себя между бедер, почти придушив ее своими яйцами. Но Луизе было сейчас не до этого. Потому что человек в белом начал пилить, и она не могла думать ни о чем, только кричала, и ее отчаянный крик бился о влажные камни старого заброшенного колодца.

В дверь постучали. Отец Леже пошел открывать, сопровождаемый безучастным взглядом Дага. На пороге никого. Только вздрогнули ветки манцинеллы. Он собирался уже закрыть дверь, как вдруг взгляд его упал на небольшой продолговатый пакет, лежащий прямо на земле. Тяжело вздохнув, он наклонился. Пакет оказался легким и влажным. Белая этикетка с заглавными буквами «ЛЕРУА» была приклеена на подарочную коробочку из красной блестящей бумаги. Отец Леже вернулся в комнату, неся пакет на вытянутой руке. Не говоря ни слова, он протянул его Дагу.

– Что это?

– Не знаю. Но думаю, что это плохо.

– Плохо?

– Очень плохо. Готовьтесь к тому, что это может стать для вас потрясением.

– Но о чем вы говорите, ради бога? – прокричал Даг, разрывая бумагу.

Небольшой предмет, который находился в пакете, вывалился на стол с глухим стуком. Даг прищурился и склонился, чтобы лучше разглядеть.

Впервые в жизни он почувствовал, как у него на голове дыбом встали волосы. По всему телу побежали мурашки. Кажется, он закричал? Но сам он этого не слышал. Все его ощущения были сосредоточены на том, что находилось перед его глазами.

На деревянном столе лежал палец, аккуратно отсеченный у самого основания. На смуглой коже выделялся розовый лак ногтя.

Судорожно сжался желудок, по пищеводу взметнулась горячая волна желчи. Даг выпрямился, пытаясь подавить неукротимый позыв. Отец Леже стоял, окаменев, прижав ладонь ко рту, словно заглушая приступ рвоты. Даг осознал, что скрежещет зубами; он заставил себя дышать медленно и глубоко. Урок, усвоенный перед лицом огромных волн-убийц в Пуэрто-Эскондидо, в Мексике: жизненные соки должны свободно циркулировать. Страх – это кислота, которая разъедает энергетические датчики.

– Как вы? – спросил его аббат.

– Сейчас пройдет, – пробормотал он, опускаясь на старый диван и пытаясь вновь овладеть собой.

Но тут же рывком вскочил. Что-то острое впилось ему в задницу. Он поднес руку к левой ягодице и вытащил из заднего кармана связку ключей. Маленький ключик на брелоке в виде дельфина. Ключ Аниты Хуарес. Вурт на этом не остановится. Зачем ей был нужен этот ключ? Вурт будет резать ее на куски живую, как можно медленнее.

Его сердце опять бешено заколотилось, он сжал кулаки. Сердце должно его слушаться, мозг должен его слушаться, у него нет права на страх, на бессмысленные стенания. Главное сейчас – это размышлять, потому что если ему не удастся понять, где держат Луизу-Ключ. Неужели Анита Хуарес была из тех, кто имеет привычку таскать с собой ключ от дома, когда уходит на задание? Вряд ли. Тем более что документов при ней не оказалось. Нет, если ей что и было нужно, как всякому профессиональному убийце на задании, так это возможность забрать причитающиеся ей деньги. Камера хранения? Анонимная ячейка в банке? Слишком заметно. В ее сумке он нашел лишь три предмета – три предмета, которые, несомненно, как-то между собой связаны. Ключ с дельфином, закрытый купальник и журнал по подводному плаванию. Даг на мгновение прикрыл глаза, и внезапно его пронзила догадка.

– Клуб подводного плавания!

– Что?

– Ключ Аниты Хуарес. Это, разумеется, ключ от шкафчика в клубе подводного плавания.

Отец Леже внимательно взглянул на него.

– Но о чем вы говорите?

– Об этом ключе! Вот этом, с дельфином. И о журнале по подводному плаванию, который я нашел у нее в сумке вместе с купальником.

– Это что, какой-то ребус?

– Ad usum Delphini: для дофина! С самого начала мне подсовывают лишь разрозненную информацию, как эти книжки с вымаранными строчками, предназначенные для дофина, юного сына Людовика Четырнадцатого. Но настоящий текст постепенно проступает. Вы помните дело Джонсон? Дженифер тоже посещала клуб подводного плавания. Вы не видите здесь никакой связи?

– Ну… вы полагаете, убийца находит своих жертв в клубе подводного плавания?

– Очень даже может быть. Во всяком случае, это нечто такое, что имеет для него значение, и он вполне мог оставить деньги для Хуарес в ячейке одного из таких клубов. В ячейке, ключ от которой находится у нас. И где, вполне возможно, есть и еще что-нибудь любопытное.

– И мы взмахом волшебной палочки вычислим нужный нам клуб среди двух или трех тысяч таких клубов, расположенных на Карибах?

Не слушая священника, Даг принялся лихорадочно рыться в своем рюкзаке и наконец извлек оттуда помятый журнал. Все лучше, чем сидеть здесь и думать о том, что они сделали с Луизой и что, возможно, делают с ней как раз сейчас.

– Вот. «Апноэ 2000». На английском. Вся информация о подводной охоте, так-так, профессиональное снаряжение, так-так, список всех клубов, где практикуют подводное погружение с остановкой дыхания… С остановкой дыхания… Это требует смелости, выдержки, самообладания и желания победить среду, в которой ты – чужеродный элемент.

– Дагобер, мы теряем время, а Луиза нуждается в помощи, – вздохнул отец Леже, не отрывая глаз от зловещего кусочка плоти.

– Нет. Мы как раз начинаем тянуть за нитку, разматывая клубок. Двоих мальчишек, которые служили прикрытием Хуарес, утопили. Все сходится. Вы когда-нибудь занимались подводным плаванием с задержкой дыхания, отец мой?

– Немного, еще в молодости. Не как профессионал, просто…

– Взгляните на этот список и отметьте известные вам клубы. Выделите те, которые кажутся вам достаточно крупными, чтобы гарантировать клиентам анонимность.

Отец Леже возвел глаза к небесам, чтобы призвать их в свидетели, и взял журнал.

Васко смахнул невидимую пыль со своей футболки Версаче цвета морской волны, поменял золотые часы «Патек Филип» на спортивную модель «Брейтлинг».

– Что ты делаешь? – спросила его Шарлотта.

Она чувствовала легкое опьянение – за обедом она, похоже, перебрала. Васко в это время, нахмурив брови, с кем-то разговаривал по телефону, задавая собеседнику отрывистые вопросы. Она и сейчас продолжала пить, одна, облокотившись на перила на носу корабля, глядя, как небо заволакивают облака. Собирался дождь. Она любила дождь. Короткий, энергичный вечерний дождь. Она чувствовала себя старой и уставшей. Двадцать пять лет. Из них двадцать – борьба за выживание, за место под знойным карибским солнцем. Дождь был так нужен ее обожженной душе.

– Я узнал все, что хотел. Скажи Диасу, чтобы приготовил глиссер, – ответил Васко, натягивая жилет без рукавов, но со множеством карманов, который, как ей было известно, предназначался для особых случаев: с кровопусканием.

– Ты куда?

– Мне нужно кое-что сделать, querida. Я вернусь завтра, не беспокойся.

– Ты нашел Вурта? Где он?

– По моей информации, Вурту заплатили, чтобы он устранил твоего папашу и его девку.

– Что? Вот ублюдок!

– Не говори так о своем отце.

– Да я не о нем, а об этом мешке дерьма, о Вурте! Как вспомню, как он лез ко мне во время ужина, козел старый!

– Он лез к тебе? Черт, он у меня подавится своими яйцами!

– А мой отец знает, что за ним охотится Вурт?

– Нет. И я не знаю, как с ним связаться. Вот почему мне нужно идти. Прямо сейчас.

Шарлотта почувствовала озноб: весьма непривычное ощущение в этих жарких широтах.

– У меня плохое предчувствие.

– Не говори глупости.

Внезапно она испытала необыкновенный прилив нежности, какую чувствуют к старшему брату, неугомонному и обожаемому.

– Васко, я…

Она замолчала, не в силах произнести слова, которых никогда не слышала.

– Я знаю. Я тоже. До завтра.

Шершавой ладонью он коснулся ее щеки и закрыл за собой дверь каюты.

Она бросилась к графинчику с дайкири, но больше всего ей хотелось сейчас уткнуться лицом в плюшевого мишку, которого у нее никогда не было.

Фрэнсис Го, ругаясь, открыл дверь. Дождь лил как из ведра, он промок до нитки, но у порога вынужден был искать ключ, перерывая снизу доверху свой дипломат. Эта старая дура Мария-Тереза, наверное, все еще торчит у парикмахера. Он чувствовал себя совершенно разбитым. От двери он направился прямиком к бару, рассчитывая согреться стаканчиком рома. Го уже протянул руку к бутылке, когда его остановил запах горелого. Он почувствовал, как сжимается желудок и подкашиваются ноги. Он вынул из кобуры револьвер и медленно, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется в груди, двинулся в сторону кухни, отчаянно надеясь, что это просто бытовой несчастный случай. Может, забытая на плите кастрюля. Но подгоревший металл пахнет иначе, и Го знал, он был совершенно уверен: это не несчастный случай. Это была смерть, и он шел ей навстречу. Дверь была приоткрыта. Он распахнул ее ударом ноги и мгновенно охватил взглядом все подробности.

Электрическая четырехконфорочная плита, которую он подарил жене на Рождество, была включена. Мария-Тереза, с широкой коричневой полоской грубого оберточного скотча, стянувшего рот, лежала на спине на кухонном столе. Стол был пододвинут к плите, и ее связанные проволокой руки лежали на раскаленных докрасна конфорках. Они и издавали этот запах горелой плоти. Ее грузное тело судорожно вздрагивало. Под столом растекалась широкая лужа мочи.

Го бросился к ней, чувствуя во рту нестерпимую горечь. Большие карие глаза жены безумно вращались в орбитах, кожа была мертвенно-серого цвета.

– Любимая… – пробормотал он, пытаясь развязать ее руки.

Но не успел. Его остановил сильный удар в спину, резкий толчок вперед, который бросил его на истерзанное тело жены. Одновременно он почувствовал, что его будто рассекли пополам… Не веря собственным ощущениям, он опустил глаза и увидел острие гарпуна, торчащее из груди. Гарпун… Это слово в течение нескольких мгновений прокладывало себе путь к его затуманенному сознанию, которое до сих пор не могло осмыслить то, что случилось с его женой. Гарпун пронзил ему грудь. Он хотел обернуться, но чья-то рука ударила его между лопаток, вбивая зазубренный наконечник еще глубже, и струя крови брызнула на цветастое платье Марии-Терезы.

Го тяжело рухнул на жену, распоров ее тело острым, как бритва, острием. Сзади он услышал смех. Затем почувствовал, что с него стягивают брюки, трусы, раздевают его, но не мог пошевелиться, настолько сильной была боль. Мысль о расколотых ребрах и пронзенных легких парализовала его. Чья-то затянутая в перчатку рука, проскользнув под необъятным животом, крепко ухватила его член.

– Ну что, Фрэнсис, тебе больше не хочется ее трахнуть? Вспомни, как тебе было хорошо. Вспомни, как было хорошо трахать их всех, когда они были на последнем издыхании. Давай, трахни ее!

Го попытался что-то сказать, но поток крови хлынул у него изо рта, заливая лицо жены, чьи руки уже превратились в обугленные головешки. Она обратила на него глаза, глаза обезумевшей от боли лошади, и он всхлипнул от бессилия и страдания, попытался произнести «любимая», в это самое время рука в перчатке одним точным движением отсекла его член и бросила на раскаленную добела конфорку. Боль взорвалась у него между ног, как удар хлыста, но он не способен был даже закричать. Та же рука схватила его за волосы и приподняла ему голову.

– Смотри, Фрэнсис, как поджаривается твой х… Держу пари, ты сдохнешь раньше, чем он обуглится.

Кровь лилась, растекалась по плиточному полу, омывала ноги человека, неподвижно стоящего и вдыхающего запах горелой плоти. Перед глазами Фрэнсиса Го все плыло, его изуродованный пах пульсировал ритмичными толчками возле живота жены, которая лежала неподвижно, закатив глаза. А Инициатор смеялся своим радостным, детским смехом, словно Фрэнсис отмочил особенно удачную шутку. Го ни на мгновение не вспомнил о своих бывших жертвах, не испытал ни малейшего сожаления о том, что когда-то сделал. Если он о чем-то и думал, так это о том, с каким бы наслаждением он раздавил Инициатора, чтобы его мозг брызнул на стены из расколотого черепа. Всхлипнув в последний раз, он умер, уставив остекленевший взгляд на свое мужское достоинство, обугливающееся на конфорке.

Инициатор склонился над грузным телом, положил ладонь на оперение стрелы, торчавшей между лопатками, и всем весом навалился на нее. Кончик гарпуна, воткнутый в грудь Марии-Терезы, пронзил мягкую плоть, вызвав последний конвульсивный спазм. Она была мертва. Он отошел, прислонил к холодильнику ружье для подводной охоты, засунул руку в перчатке в карман своей спортивной куртки и вытащил оттуда часы, очень похожие на те, какие носил Даг. Штучная вещь, такую легко опознать. Он бросил часы под ноги и раздавил их каблуком, а затем обильно смочил кровью, растекшейся по плиточному полу. Затем ногой отбросил их под стол, на котором лежали два трупа. Следователям будет над чем поломать голову.

Затем, вытирая за собой следы половой тряпкой, он, пятясь, добрался до порога кухни. Здесь он снял перчатки, резиновые сапоги и фартук мясника, тщательно сполоснул все в ванной, вымыл лицо, забрызганное кровью Го, случайно слизнув при этом несколько капель, но тут же с отвращением выплюнул: этот ублюдок мог быть инфицирован.

Все было в полном порядке. Он аккуратно сложил вещи в свою спортивную сумку, опустошил канистру бензина, небрежно чиркнул спичкой, бросил ее на пол у занавески и не спеша направился к выходу. Люди на улице торопливо шагали под проливным дождем; он набросил капюшон. Летний сезон на Антильских островах имел свои хорошие стороны: ежевечерний двухчасовой дождь.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Даг.

– По правде сказать, я не вижу…

Даг выхватил журнал из рук священника и принялся лихорадочно перелистывать страницы. Несомненно, ответ был где-то здесь. Он собирался уже бросить свое занятие, когда внимание его привлекло одно объявление. Клуб «Дельфин». Он громко прочел:

– «Плавательный комплекс… погружение… кислородные баллоны, задержка дыхания… серфинг… прокат яхт, морское рыболовство… » Все, как в большинстве клубов подобного рода, куда свободно может прийти любой. И прямо здесь, в Сент-Мари. Слишком удачно, чтобы это оказалось правдой!

– Боюсь, вы потревожили хищника в его логове.

– Я иду туда. Оставайтесь здесь на случай, если появятся новости.

Даг пулей вылетел из дома и побежал к гаражу, где сдавали напрокат машины, в то время как отец Леже, качая головой, рассеянно перелистывал журнал.

Старая колымага канареечного цвета тряслась на скользких выбоинах, но Дагу было наплевать на удобства. Он сосредоточился на пустынной дороге и чуть было не пропустил ржавый щит, указывающий на клуб «Дельфин». Он так резко повернул, что заскрежетали шины, скатился по обсаженной олеандрами и превратившейся в настоящую трясину узкой дороге; она привела его на белый песчаный берег. Он затормозил, взметнув фонтаны грязи, и стал осматривать окрестности.

Белое длинное строение, две пристройки из листового железа, доски для серфинга, сложенные на какой-то металлической решетке, два качающихся под дождем парусника. Световая желто-сине-белая реклама, в настоящий момент погашенная, представляла собой изображение пловца в ластах над улыбающимся дельфином. Даг распахнул дверцу машины, вышел под проливной дождь и направился к главному зданию. Когда он добрался до входа, вода стекала с него ручьями. Мощный поток музыки в стиле техно вырывался из просторной, освещенной неоновым светом комнаты, где какой-то подросток разбирал инвентарь для подводного плавания.

– Клуб открыт? – прокричал Даг, пытаясь перекрыть музыку.

Мальчишка подпрыгнул от неожиданности, выронив из рук редукционный клапан.

– Moinpakaten аiеп[112]. Вы хотите плавать? Сегодня?

– Мне нравится любоваться каплями снизу.

Мальчик внимательно посмотрел на него, затем произнес:

– Конечно… И вообще, мне-то все равно. Сейчас запишу вас. Это будет двести двадцать пять франков за полдня.

Он направился к высокой деревянной стойке и вытащил журнал.

Дагу пришлось выполнить кое-какие формальности, прежде чем мальчик провел его в раздевалку: большую квадратную комнату, выложенную синей плиткой, с рядами шкафчиков вдоль стен. Он протянул ему ключ с колечком в виде дельфина. Номер 55.

– Вот. Душевые рядом.

– Спасибо.

Мальчик вышел, напевая вполголоса. Даг вынул из кармана ключ, найденный в сумке Хуарес. Точь-в-точь такой же. На одном номер 55, на другом – 23. Он почувствовал дрожь. След взят верно. Он подошел к шкафчику под номером 23 и вставил ключ в замок. Металлическая створка со скрипом открылась, и Даг затаил дыхание. Ящик был пуст. Он засунул руку поглубже, пошарил там, отчего вся стойка закачалась, присел на корточки, чтобы осмотреть дно. Ничего. Кто-то успел все здесь подчистить. Он собирался уже закрыть дверцу, но передумал и пошарил за планкой: с обратной стороны что-то было прилеплено скотчем. Отодрав клейкую ленту, он извлек фотографию. Репродукция дагеротипа с изображением молодого черного раба, болтающегося на виселице. Должно быть, документ в свое время был напечатан в какой-то газете, и подпись под снимком гласила: «Заслуженное наказание для беглых рабов».

Под репродукцией курсивом набрана фраза:

Король Дагобер был смельчак и хитрец,

Да только в петле он нашел свой конец.

Даг закатил глаза, казалось чувствуя в желудке противную тяжесть. Кто-то самым откровенным образом издевался над ним. Его поездку сюда предвидели. Его заставляли бежать, как осла за морковкой. Он с яростью захлопнул дверцу шкафчика и вышел из комнаты, намереваясь расспросить мальчишку-дежурного. Пара купюр, и он сможет узнать, кому принадлежал шкафчик номер 23. Кипя гневом, он быстрыми шагами пересек коридор. Хлопнула входная дверь. Неужели клиент?

Судя по всему, нет: комната по-прежнему была пуста, на полную мощь орала музыка, а мальчик стоял, склонившись над грудой аквалангов.

– Мне нужно кое-что узнать, – произнес Даг, вытаскивая из кармана деньги.

Мальчик не пошевелился, и Даг подошел поближе. От этой сумасшедшей музыки можно оглохнуть.

– Эй, я хочу узнать, кто снимал шкафчик номер двадцать три.

Черт возьми, да этот мальчишка просто идиот! Даг ударил его по плечу, чтобы тот повернулся. И почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Мачете расколол лицо мальчика надвое, и вытекшие мозги запачкали его щеки. Даг рывком обернулся, выпустив из рук еще теплый труп, сердце бешено колотилось. Он бросился к двери, забыв про пистолет. Они не заставят его убегать, как трусливого зайца. Он прислушался, прижав ухо к двери. Только шум прибоя и стук дождя о железную крышу. Машины он не услышал, но спуститься сюда можно и с выключенным мотором. Зато, чтобы уехать, мотор нужно завести. Значит, «он» все еще здесь. Он приоткрыл дверь. Никого. Затаив дыхание, он шагнул за порог.

Берег под проливным дождем казался пустынным и угрюмым. Под порывами ветра гнулись кокосовые пальмы. А колеса его автомобиля оказались проколоты.

Даг упал на землю и подполз к своей машине, каждую секунду ожидая пули в голову. Этот ублюдок проколол все четыре шины! Большие порезы, шириной с ладонь. Не вставая, он огляделся вокруг: на песке никаких следов колес. «Он» приехал не на машине. Тогда как? Даг резко выпрямился и бросился бежать к берегу: на песке выделялись четкие и глубокие отпечатки ласт, следы тянулись к морю и исчезали в серой воде. Ну конечно, они поимели его во всех позах. Оставалось только возвращаться пешком… Разве что… Он сделал крутой поворот и побежал обратно к клубу, увязая ногами в размокшем песке. Стараясь не смотреть на безжизненное тело мальчика, он быстро скинул тяжелую от мокрого песка одежду, оставив только черные трусы, натянул водолазный костюм стального цвета, подобрал маску и снаряжение, прихватив заодно рыбачий нож с широким лезвием и ружье-гарпун.

Дождь барабанил по теплой воде, и, когда Даг удалялся от берега, продвигаясь в открытое море, он видел расходившиеся концентрические круги. Похоже, негодяй опередил его не намного.

Он заметил большой темный силуэт и решил, что это, должно быть, корпус яхты. Он обогнул его и крепко ухватился за якорную цепь. Парусник. Почему бы и нет? Внезапно корпус сильно вздрогнул, и цепь в его руках натянулась. Это поднимали якорь. «Он» был здесь! Прямо над ним! Даг крепче ухватился за цепь и зарядил ружье.

До чего жалок этот убогий Дагобер! Он что, действительно думал, будто никто не видел, как он тяжело бежал к воде, словно шпион в старых комедиях? Инициатор нажал на кнопку, которая приводила в действие механизм подъема якоря, одновременно разворачивая паруса. Судном, с носа до кормы оснащенным электроникой, без всякого труда можно управлять из кубрика. Вообще-то все маневры он предпочитал осуществлять сам, но именно в данный момент ему необходима была полная сосредоточенность. В клуб он пришел буквально за несколько минут до Дагобера, ему как раз хватило времени, чтобы забрать приготовленный для Хуарес конверт с деньгами и оставить небольшое, но весьма трогательное послание, как велел ему Распорядитель.

Затянутый в водолазный комбинезон, Инициатор вышел на палубу и бесшумно стал пробираться к левому борту. Он поднырнул под корпус, верткий, как угорь, выставив прямо перед собой подводное ружье. Его жертва висела спиной к нему, держась за медленно поднимающуюся якорную цепь и задрав голову вверх. Дагобер, надо отдать ему должное, мог бы и впрямь стать очень хорошим детективом. Но сейчас он станет очень хорошим утопленником. На него, разумеется, повесят убийство четы Го и мальчишки, а заодно и Луизы, когда он закончит с ней играть. Как все-таки забавно, что он наконец-то сможет осуществить свою давнюю мечту: содрать с женщины кожу, не опасаясь, что его станут разыскивать, ведь это преступление припишут Леруа. Приступим…

Инициатор прицелился и выстрелил.

Стрела гарпуна легко пробила правое плечо Дага и застряла в одном из звеньев цепи, отчего та резко дернулась, затем подъем якоря возобновился. Еле сдержав крик боли, Даг опустил глаза и смог различить лишь смутный силуэт человека, стремительно бьющего вокруг себя ластами. Он переложил ружье в левую руку и выстрелил наугад, промазав в цель, которая исчезла в облаке песка. Внезапное резкое натяжение цепи заставило его дернуться, он ударился лицом, и зубы лязгнули о металл. Цепь продолжала подниматься, и он неожиданно для себя оказался на поверхности, продолжая цепляться левой рукой за цепь, к которой был безжалостно пригвожден зазубренным концом стрелы, плотно застрявшей в одной из ее ячеек. Нож находился у его правой лодыжки. Он постарался дотянуться до него, но это движение вызвало приступ невыносимой боли, и он, задыхаясь, прекратил попытку.

Инициатор вскарабкался на борт по лестнице наружного трапа и нажал на кнопку спуска якоря. Даг почувствовал, что цепь снова начала разматываться, и над его головой вновь сомкнулись волны. Что за игру затеял этот ублюдок? Прижавшись маской к цепи, избегая лишних движений, он почти ничего не видел. Сколько кислорода оставалось в баллоне? Он сможет продержаться еще полчаса? Толчок, и новая волна чудовищной боли. Ему казалось, что у него отрывают руку. Якорь остановился на полпути. Раздался гул мотора, и в неприятной близости от него начал крутиться винт. Дага волокло за яхтой, как огромную резиновую куклу. Эта скотина утопит его, затем отцепит и бросит тело в воду. Несчастный случай: неловкий пловец случайно поранил себя из своего же ружья.

В конторе автомобильного проката Франсиско взглянул на записи в журнале и подскочил от неожиданности: оказывается, Леруа арендовал машину. Он повернулся к одному из служащих, Мо:

– Ты сдавал старую «двухсотку»?

– Ну да, парень еще очень спешил.

– А разрешение у него было? Ты не запомнил номер?

Чтобы водить машину на острове, нужно было купить местные права (7,5 американских доллара).

Мо пожал мощными плечами.

– Да ладно тебе. У него была наличка, и он спешил, ясно? Ну чего ты злишься, будто он бомбу подложил во дворец?

– Кретин, – отворачиваясь, пробормотал Франсиско. На любую критику Мо реагировал приблизительно так, как тяжелый китайский танк на взбунтовавшегося студента.

Зачем Леруа понадобилась машина? Он что, собирался прочесать весь остров? Может, он что-нибудь знал про Луизу? Франсиско вытер залитое потом лицо. Любое упоминание имени Леруа вызывало у него желудочные колики.

Даг попытался шевельнуть правой рукой: никаких ощущений. Он был абсолютно обездвижен, а в светлой воде виднелась тянувшаяся за ним широкая кровавая полоса. Чтобы держаться покрепче, он обхватил цепь ногами: не хватало еще соскользнуть. Мотор заглушили, и теперь парусник довольно быстро шел, удаляясь от берега и подскакивая на волнах. Даг старался дышать спокойно и медленно. Нужно было экономить силы и кислород.

Как только яхта окажется в открытом море, на него набросятся акулы, неминуемо привлеченные запахом крови, которая окутывала его розоватым шлейфом. То-то будет пиршество для акул и барракуд. Он пропал. С самого начала он вел дело как последний идиот, вот и примет вполне им заслуженную идиотскую смерть. Как глупо, тем более что его цель была близка.

Черенок стрелы рассчитан на груз в несколько сотен килограммов. Нечего и думать переломить ее. Единственным возможным решением было попытаться продвинуть ее еще глубже, чтобы она вышла вся целиком, тогда за ней потянется нейлоновый шнур. Затем нужно будет взять нож и перерезать шнур. Детская забава.

Парусник скользил довольно быстро, вода стала заметно холоднее, глубина увеличилась. Даг различал уже коралловые рифы. Через несколько минут он окажется в открытом море. Он дрожал всем телом, ему было очень холодно: последствие шока и потери крови. Так он в два раза быстрее израсходует оставшийся у него кислород. Быстрая смерть. Все лучше, чем акульи челюсти. Но нет, нет, ни о какой смерти и речи быть не может.

Он крепко уперся ногами в звенья якорной цепи, положил левую руку на черенок стрелы и глубоко вздохнул. Когда Лестер был в Мауи, ему пришлось встретиться с «Джоус», легендарной волной; выжить после нее можно было лишь чудом. Когда Даг спросил его, что он почувствовал, когда оседлал это чудовище, тот ответил: «Ничего. Когда встречаешься с „Джоус", ты не думаешь. Ты действуешь». Главное, не думать. Вытягивать. Он боли он чуть было не потерял сознание, на какое-то мгновение в глазах у него потемнело. Потом он увидел свою правую руку, всю в крови, и нейлоновую нить, выходящую из плеча. Он с трудом поднял правую ногу так, что колено коснулось груди, и, нащупав левой рукой рукоятку ножа, схватил его.

Даг позволил себе несколько секунд отдыха. Сердце колотилось слишком сильно, и перед отяжелевшими веками порхали черные бабочки. Сейчас терять сознание было никак нельзя. Он судорожно вцепился пальцами в резиновый черенок, приложил заостренное лезвие к нейлоновой нити и резко надавил. Ничего. Еще попытка. Нужно как следует натянуть. Пальцы дрожали, и он с трудом опять приладил лезвие. Внезапно нить поддалась, вызвав новое кровотечение. Дага отбросило назад.

Цепь плыла почти горизонтально, медленно удаляясь от него. Он потрогал зияющую рану. Он чувствовал слабость, и еще ему страшно хотелось спать. Его охватило неодолимое желание опуститься на песок, прямо здесь, на дне, свернуться калачиком у скалы и заснуть. Песок казался таким мягким. Медленно и так успокаивающе колыхались водоросли. Мимо проскользнул косяк желтых рыбешек, задев его бок. Рыбы. Акулы. Опасность. Он освободился от тяжелого баллона, резко оттолкнулся ногами и стал выбираться на поверхность.

Воздух был теплым, удушливым. Возможно, ему так показалось в сравнении с подводной прохладой. Даг жадно вздохнул. Оказывается, он был не слишком далеко от берега. Он увидел, как яхта, расправив паруса, исчезала за оконечностью бухты. Восьмиметровый шлюп под нидерландским флагом. Несомненно, взятый напрокат. Даг вытянулся на спине, засунул нож обратно в чехол у лодыжки и стал колотить ногами, помогая себе левой рукой и крепко прижав правую к боку; и он старался понять, много ли потерял крови.

Инициатор покинул кабину, удивленно приподняв брови. Вот уже некоторое время яхта скользила быстрее, словно избавившись от балласта… Он перегнулся через леер кормы и увидел свободно болтающуюся цепь, подскакивающую в пенных волнах. След крови понемногу растворялся в воде. Он с яростью хлопнул ладонью по деревянному краю. Леруа удалось освободиться! Ну конечно, нельзя было терять время и играть с ним. Он торопливо вернулся в кабину и взял трубку радиотелефона.

– Да? – отозвался резкий голос.

– Я взял у вас напрокат четырехмачтовик.

Голос человека на том конце провода стал гораздо мягче:

– Ах да, да. Что-то не в порядке?

– С яхтой все в порядке, чего не скажешь про нашего общего приятеля Леруа. Он упорно путает нам карты. Как я вам уже говорил, я очень щедро вознаграждаю тех, кто оказывается мне полезен. И потом, есть еще кое-что, понимаете… это касается вас лично…

– Что я должен сделать?

– Оказать мне небольшую услугу. Вот что…

Дагу казалось, что он плывет уже много часов; каждое движение давалось с трудом, и глаза закрывались сами собой все чаще и чаще. Небо заволокло поперечными черными и белыми полосами. Неужели гроза? Но шума никакого не было. И вообще, никаких звуков, кроме шума моря и ветра. Казалось, ноги его налиты свинцом. Зачем продолжать бороться? Отдохнуть одно мгновение, всего лишь одно мгновение. Заснуть.

Он с облегчением почувствовал, как сознание куда-то уходит, но вдруг голова сильно ударилась обо что-то твердое и острое, и этот приступ боли заставил его очнуться. Он только что наткнулся на стоящий торчком риф. Он протянул руку, жадно схватился за развороченный камень и, опустив ноги вниз, понял, что может коснуться дна. Берег был в десяти метрах.

Пошатываясь, он вышел из воды. Дождь перестал, но на горизонте еще теснились большие черные тучи. Его машина стояла там, где он ее оставил, а из клуба подводного плавания по-прежнему доносилась ритмичная танцевальная музыка. Чайка пролетела над ним совсем низко и с громким криком бросилась в сторону моря. Даг обессиленно повалился на берег, больно ударившись плечом о землю. Песок окрасился красным. Он пополз в сторону клуба.

Вокруг тела убитого мальчика жужжали мухи, они облепили его залитое кровью лицо. Целые полчища мух. Их монотонный речитатив наслаивался на истеричную пульсацию контрабаса из компактного электрофона.

Даг дрожал так сильно, что с трудом смог взять телефонную трубку и набрать номер.

– Вы позвонили в службу спасения. Я вас слушаю… – ответил ему голос с сильным креольским акцентом.

Даг хотел что-то сказать, но из губ вырвалось лишь невнятное бормотание: аппарат выпал у него из рук, и он потерял сознание, в то время как на том конце провода продолжал надрываться голос дежурного.

Дюбуа раздраженно стукнул по столу ребром ладони. Го и его жена убиты! Их дом сожжен! Среди обломков найдены часы Дага… И теперь еще этот вызов из клуба «Дельфин». Эта сволочь Леруа издевался над ним с самого начала! А он, Дюбуа, должен предпринять все возможное, чтобы схватить его. Убийца разгуливает на свободе в Сент-Мари. На его совести убийства полицейского, женщин, детей! Из ящика письменного стола он достал бутылку рома и отхлебнул прямо из горла. Сомнений нет, всех этих женщин: Лоран Дюма и других – убил Леруа. И, подобно многим убийцам, он не мог устоять перед искушением скрестить шпаги с полицией. Го оказался прав: он был слишком наивен. Вспомнив Го и его жену, представив себе, что Леруа заставил их вынести, он перекрестился. Как только человек мог совершить подобное? Прежде чем выйти из кабинета, он суетливо проверил, заряжен ли его пистолет.

Даг повернул голову и увидел пару черных начищенных ботинок в луже крови. Почему он лежит на земле? Внезапно память вернулась к нему, он захотел подняться, но, оказывается, его крепко держали, и чейто голос произнес:

– Спокойно, мы вас перевязываем. Не дергайтесь так!

В тело вонзилась иголка, затем в поле его зрения попали носилки, он почувствовал, что его поднимают с пола и уносят. Черные ботинки последовали за ним, и Даг поднял глаза. Камиль Дюбуа разглядывал его без особой симпатии.

– Я чуть не схватил его! – с трудом выговорил Даг.

– Хватит молоть чушь, Леруа. Вы убили Фрэнсиса Го. Вы убили этого мальчика. Вы опасный маньяк.

– Что? Го убит? – пробормотал Даг, пытаясь выпрямиться.

– Вы убили его, как и его жену, потому что он знал, что именно вы виновны в убийстве Аниты Хуарес. Потому что он знал, что вы также виновны в убийстве Лоран Дюма. Еще я уверен, что именно вы похитили Луизу Родригес. Вы безумны.

Даг метался на носилках, в то время как санитар безуспешно пытался приладить капельницу.

– Но это все не так! А служащий клуба? С какой стати мне было его убивать?

– Чтобы скрыть свое бегство. Но он успел вас проткнуть гарпуном, который как раз чистил в тот момент.

– Послушайте, Дюбуа, неужели вы сами верите в это нагромождение лжи?

– У нас есть свидетель, Леруа. Кое-кто видел, как вы убивали мальчишку. Почему, по-вашему, мы здесь?

Свидетель? Это невозможно. Заранее подготовленная комбинация. Он стал жертвой дьявольских козней.

– Ваш свидетель лжет. Я требую очной ставки.

– Мы обсудим это позже.

Дюбуа махнул водителю, и дверцы санитарной машины закрылись, но Даг успел заметить на заднем плане чью-то фигуру со множеством косичек на голове. Франсиско! Значит, это Франсиско предупредил копов, это он якобы стал свидетелем убийства мальчика. Франсиско участвовал в заговоре! Санитарная машина начала подниматься на первой скорости. Он решительно выдернул капельницу.

– Э нет, так нельзя! – наклонясь к нему, закричал санитар.

Получив от Дага удар ногами в лицо, он рухнул на металлическую перегородку, пытаясь дотянуться до звонка. Даг склонился над ним и схватил упаковку болеутоляющего, которая торчала у санитара из кармана. В этот момент водитель повернул голову и нажал на тормоза, но Даг уже успел открыть обе дверцы и кубарем покатился по песчаному берегу. Полицейская машина только-только тронулась с места, и ее еще не было видно из-за холмов.

– Стой, – закричал водитель санитарной машины, спрыгивая на землю, – остановись!

Даг сделал вид, будто бросается на него, и шофер поспешил спрятаться за машину. Ему не платили за то, чтобы он голыми руками дрался с серийными убийцами. Полицейская машина, тяжело кряхтя, перевалилась через холм. Даг бросился в заросли, не обращая внимания на острую боль в руке, и скатился по склону, ведущему к морю. Скрип тормозов, разъяренные возгласы. Голос Дюбуа: «Он очень опасен. Не рискуйте понапрасну». Потрескивание радио. Он, несомненно, требовал подкрепления. Даг крался вдоль скалы, цепляясь за ветки здоровой рукой. Хруст, шаги, восклицания. Дюбуа и его люди начали облаву. Он пробирался в расселине скалы, карабкался по мокрому песку. Ветер усилился, волны разбивались о мыс. Он свернулся калачиком в защищенной от ветра небольшой пещере, где было влажно от водяной пыли и отвратительно пахло протухшими крабами. Скоро станет совсем темно. Им придется прервать поиски. Тем более что надвигалась гроза. Даг постарался сделаться невидимым, бесшумным и неподвижным, как эта белая скала, что нависла у него над головой.