Картуз уполномочен заявить

Глава первая Дело о плевке в колодец, или Двадцать тысяч лет под водой

Утром в четверг, при ярком свете июньского солнца, Картуз решил провести систематизацию посетителей.

Он достал из ящика стола мегафон и вежливо приказал:

— Лейтенант Ведеркин, зайдите, пожалуйста.

Из-за дверей донесся полупридушенный, жалобный голос помощника:

— Не могу!

Инспектор, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что без повода курсант не стал бы нарушать дисциплину и решил подождать со взысканием и занесением.

Распахнув дверь приемной ударом Шуйского-Якобсона, он увидел, что лейтенанта обложила какая-то бабка.

— Нет, вы слухайте! — кипятилась она. — В колодец, говорит, щас плюну, говорит. А кому яго плевок нужен? А? Мне не нужен? Вам нужен?

— Не нужен, бабушка, не нужен, — отбивался Ведеркин, отыскивая пути на заранее не подготовленные позиции.

— А ведро-то, ведро-то испакостил, — наседая, верещала старушка. — Ирод волосатай!

— Вы, — осведомился Картуз, — зачем пенсионерке ведро испакостили?

— Я? Ведро? — растерянно прошептал курсант.

Первое дело привело его в замешательство.

— Да он-то тут при чем? — наконец угомонилась пожилая активистка.

— Так значит, вы заявить пришли? — догадался проницательный инспектор.

— Ну да. Я того, этого… — подтвердила она.

— Ведеркин, — сказал старший ВАГОНовец, — проведите систематизацию бабушки.

— Чего-чего? — подозрительно уставилась на него старушенция. — Я те щас приведу и системать, и зацию, и черта с рогами. Я на вас в сельсовет заявлю за невыполнение при исполнении.

— Успокойтесь, гражданка, — сказал Картуз, — и сдайте показания лейтенанту Ведеркину.

Для большего уважения народа к помощнику, он решил досрочно и временно присвоить ему офицерский чин.

— Чего сдать? Анализы? — не поняла старушка.

— Бабушка, — терпеливо произнес оправившийся помощник, — излагайте свое дело быстро и предельно ясно.

— А-а! — кивнула потерпевшая. — Ну вот, собралась я сегодня поутру того-этого, а воды-то и нет…

— Так, — Ведеркин взял след, — кража! Сколько ее украли, и где вы видели пропавшую в последний раз?

— Только точно! — добавил инспектор.

— Да нет, не крали у меня ничего, вы слухайте сюды, и не перебивайте.

— Не перебивайте заявителя, Ведеркин, — сделал замечание неоперившемуся следователю Картуз.

Лейтенант покраснел.

— Воды-то и нет, — продолжала бабка, — ну решила я пойти до колодца. Ну, взяла коромысло, ведерки на…

— Не было меня там, — запротестовал курсант, — сегодняшнее утро я провел на участке. Гражданин инспектор — свидетель.

— Подтверждаю, — согласился старший сыщик.

— Тьфу ты, — возмутилась посетительница, — дайте договорить, вечер скоро. Ну вот, достала я коромысло, ведерки на него повесила и пошла по воду. У колодца взялась за ручку и начала крутить. А радикулит у меня страшный, так все и хрустить, так все…

— Ближе к делу. — порекомендовал инспектор.

— Слышу, как ведерко на воду упало, но с таким стуком, как полено по трубе, и вроде пришибло кого. Сквернословие оттудова поднялося, ни словами описать, ни в справочнике отыскать.

Ну вот, ну, думаю, мало ли что померещиться может, мне ведь уж скоро осьмидесятый стукнет. Ага.

Ну и подымаю я, значит, ведерко с водичкой. А как вытащила, смотрю, сидит там старикашка с бордовой физиогномией и зыркает на меня страшенными глазами.

Ну, думаю, докрутилася бабка до самой что ни на есть крутизны. Стою, жду, может, исчезнет? Испарится? А сама прикинула, пока он не исчез, пока суд да дело, поговорить можно.

— Ты чё, злыдень, не испаряешься? — спрашиваю.

А он мне:

— Я вам щас испарюсь, я вам так щас испарюсь, что всю жизнь помнить будете. Вы чё меня из колодца достали? — кричит. — Я чё, уголь? Мы чё, в забое? Тыщи лет живу в своем колодце, никто мне по башке ведрами не стучал. Вот я за это как плюну в колодец!

Я ему говорю в сердцах:

— Ты что ж это, окаянное ископаемое, удумал? Ты, чай, и зубы-то не чистишь! Чай, во рте твоем микробы строями маршируют.

Но, видать, не проняло его — плевать собирается. Тут я его коромыслом и хватила. А теперь пришла с повинной. Хоть судите меня, хоть ссылайте, но колодцы загаживать не дам!

— Чувствуете, Ведеркин, — обратился Картуз к помощнику, — наш профиль, ВАГОНовский. Отправляйтесь на выезд, осмотрите место происшествия и допросите пострадавшего преступника.

— Как это «пострадавшего преступника»? — не понял лейтенант.

— Это дело тонкое, — многозначительно проронил старший ВАГОНовец. Думайте.

Ведеркин подошел к колодцу, подтянулся, проверил симметричность козырька по отношению к носу, нагнулся и крикнул в темноту:

— Именем ВАГОНа, выходите!

— А санкции у вас имеются? — осведомились из глубины.

— А как же! — ответил исполнительный Ведеркин. — Прошу ознакомиться. Заранее предупреждаю, за неявку — условные пятнадцать суток ваши и пакость мелкая, случайная (статья 6, пункт 2) превращается в пакость крупную, умышленную (статья 7, пункт 4) с отягчающими обстоятельствами в виде ударной работы на полях и косьбы.

Он положил документ в пустое ведро и медленно опустил его, громыхая цепью, в шахту колодца. Внизу кто-то принял письмо и, судя по отрывистым выкрикам, ознакомился.

— Приду в 10:30, начальник, — услышал Ведеркин, — согласно документу.

— И попрошу не опаздывать, — гаркнул лейтенант, послушал эхо, десять раз повторившее«…ать», и с чувством выполненного долга промаршировал назад, впечатывая каждый шаг в пыль проселочной дороги.

Когда помощник появился в участке, Картуз начальственно маячил между левой и правой стенами, просвещая бабусю, которая видела уже не первый сон и мелко подергивалась.

— … в конвенции, принятой государствами, — докладывал инспектор, значится, что любое действие, направленное против природы, является действием, направленным против человечества в целости и каждого индивидуума в отдельности, и квалифицируется как мелкая, укрупненная и крупная пакости соответственно. Понимаете? — спросил старший ВАГОНовец.

— Хр-р! — всхрапнула пенсионерка.

— Лейтенант Ведеркин прибыл! — доложил курсант.

Старушка встрепенулась.

— Подозреваемый ознакомлен, прибудет в соответствии!

— Лады, — похвалил его инспектор.

Бабулька снова, смежив веки, уронила голову на грудь.

Воцарилось молчание. Жужжали и радостно бились о стекло июньские мухи. Картуз барабанил костяшками пальцев в такт тиканью часов.

Лейтенант повторял про себя инструкцию по взятию показаний без применения оружия.

Инспектор встал.

— Рядовой Кукушка, доложите сигналы точного времени.

В ходиках открылись окошки, разлинованные под государственную границу, появилась кукушка и взяла под козырек.

— Рядовой Кукушка докладывает, десять часов, двадцать девять минут по московскому времени. Разрешите идти?

— Идите, — милостиво согласился начальник.

Вдруг дверь распахнулась. Да так, что слетела с петель.

На пороге стоял широкий мужичонка с зловредным выражением лица. Ко лбу личность сомнительной наружности прижимала дном железное ведро, громыхающее оборванной цепью.

Бабуля с криком: «Ага, попался!» приняла борцовскую стойку.

Картуз прищурился.

— Вы, — обратился он к мужичонку, гордясь своей наблюдательностью, чем-то рассержены.

— Это и жабе понятно, — нагло заявил вновь прибывший.

— Обратите внимание, лейтенант, — продолжал сыщик, — гражданин, судя по железной емкости, дояр, и нация его, судя по способу перемещения, — индус.

— Колодезный я по национальности, — сердито ответил посетитель, — и работаю в колодце.

Начальник пристально посмотрел на мужичка.

— Присаживайтесь, гражданин, — пригласил он, — место для ведер у нас в углу. Предупреждаю, в ваших интересах не сильно врать, а за содействие органам, — он снизил голос до шепота, — срок могут дать условно.

— Где вы были год назад, семнадцатого января, в десять часов вечера? — вдруг гаркнул он.

Колодезный глухо свалился с табуретки.

— Отпирается, — удовлетворенно сказал Ведеркин.

Мужичок очнулся и попытался сесть.

— Пятнадцать лет с конфискацией, — потерла сухонькие ручки бабуля.

Житель колодца упал в обморок вместе с табуреткой.

— Метод Смита-Кутузова, — довольно сообщил Картуз и показал на заявительницу.

— Гражданин колодезный, знакомо ли вам это лицо?

Мужичок приоткрыл глаза и оглядел старушенцию.

— До боли. Только проснешься, а она уже наверху с ведром.

— Гражданин колодезный, по показаниям гражданки Синюхиной, будучи вытащенным из воды, вы угрожали ей загрязнением в виде плевка, а это может квалифицироваться как акт массового поражения.

— Да, а ведром по голове? — возмутился представитель колодезной народности. — Может, у меня опосля тоже вся масса пораженная?

— Погодите, — остановил его Картуз. — Ведро у нас какое? Деревянное?

— Никак нет, — браво откликнулся помощник, — оцинкованное.

— Занесите в дело, — распорядился инспектор.

— Это ж надо! — охнул бородатый. — Отцы еще ковали, и по голове… Как не убила?

— Так-с, — Картуз прошелся вдоль книжных полок. — А что у нас имеется по ведру в Энциклопедии?

— Ваше благородие, госпожа деревня, — напевая, он углубился в дебри огромного тома, — ты кому-то ржи даешь, а кому-то…

Вот: «Ведро — цилиндрическая емкость, выполненная из дерева, железа и т. д. Изобретателем ведра считается дон Ведро, который в середине 16 века приспособил к своему рыцарскому шлему ручку для переноса. В честь него впоследствии емкость и получила свое нынешнее, хорошо нам знакомое название». Шарман, Ведеркин?

— А как же, Иван Иванович, — понимающе отозвался лейтенант.

— Далее, что у нас имеется по мед. экспертизе?

— Синяк имеется, — отрапортовал Ведеркин. — Размером с олимпийский рубль, цвет фиолетовый с лиловыми оплывами, штука одна.

— Интересно, коллега, — задумчиво сказал инспектор, — а подделать синяк можно?

— Запросто, — влезла старушка, — берешь коромысло…

— Смирно! — рявкнул Картуз. — Итак, согласно закону ВАГОНа за мелкомасштабное хулиганство на почве добрососедства и взаимопонимания, статья первая, пункт последний, обвиняемые Колодезный Колод Колодович и Синюхина Овсяна Андреевна присуждаются к посадке зеленых насаждений на улице Жбанной и поливке любимого кактуса инспектора Картуза.

— Не больше полстакана в день, — добавил Ведеркин от себя.