Катастрофы под водой

Цель - северный полюс

Первое десятилетие эксплуатации атомных подводных лодок было весьма и весьма напряженным. Малый ресурс оборудования, низкая надежность отдельных узлов и механизмов сказались во время первых же выходов в море. Хронический характер в те годы приобрела течь парогенераторов: это объяснялось и неудачным выбором металла, из которых они были изготовлены, и качеством сварных швов, и высокими параметрами среды. Именно течь парогенератора послужила причиной первой отечественной аварии атомной энергоустановки в море.

Эта авария произошла 13 октября 1960 года на подводной лодке «К-8» - третьей по счету атомной субмарине Советского Союза. Корабль был построен на Северном машиностроительном предприятии в Молотовске (ныне город называется Северодвинск) и успешно прошел испытания на Белом море. В декабре 1959 года в тяжелых ледовых условиях совершил переход к постоянному месту базирования - в губу Западная Лица, что в Кольском заливе.

В базе «К-8» дополнительно оснастили навигационным оборудованием, эхоледомерами, подкрепили ограждение рубки, дабы обеспечить кораблю возможность всплывать во льдах. А личный состав приступил к отработке весьма специфических упражнений. Судя по курсовым задачам, лодке в ближайшие месяцы предстояло плавание во льдах Арктики. В принципе, ничего архинеожиданного для военных моряков в этом не было. Подледное плавание уже являлось пройденным этапом для наших извечных соперников, военно-морского флота США. Более того, в 1958-м американская «Наутилус» перешла с Берингова пролива в Северную Атлантику, покорив Северный полюс... Правда, получилось это у «американки» лишь с пятого захода. Но кто станет вспоминать о предыдущих неудачах, если ты - победитель?!

Хоть и позже американцев, но штурмовать Северный полюс неминуемо предстояло и нам. И в этом смысле, конечно, у советских подводников все победы еще были впереди. В отличие от неудач, которые на нашем счету уже имелись. Дело в том, что в ноябре 1959 года другая наша атомная подлодка, «К-3», предприняла первую в истории отечественного флота попытку подледного плавания. Однако завершилась эта попытка откровенной капитуляцией: при всплытии во льдах лодка сломала перископ и потому вынуждена была вернуться. А на обратном пути потек и парогенератор... В результате «К-3» пришлось встать на длительный ремонт. Мне довелось участвовать в этом походе в качестве командира группы автоматики, и я до сих пор помню те чувства разочарования и досады, которые долго и мучительно переживал экипаж...

Течь парогенератора на «К-3» была самым тревожным «звонком», и все это, безусловно, прекрасно понимали. Ученые, конструкторы, специалисты ВМФ усиленно трудились над решением этой проблемы. Но «К-3» являлся атомным «первенцем» СССР, и недостатки, то и дело выявляющиеся в процессе эксплуатации этого корабля, его создателям только предстояло осознать. Понятно, что в конструкции третьего по счету советского атомохода, «К-8», никакие недоработки еще не могли быть учтены. Уже потом, позже, флот выделит науке для ресурсных испытаний несколько лодок с парогенераторами, изготовленными из различных материалов. Благодаря чему с опасной «болячкой» к исходу шестидесятых годов сумеют, наконец, разобраться. Но тогда, в 1960-е, покорение Северного полюса для военно-морского флота было не только вопросом технического могущества. Но и международного престижа.

Именно перебазированной в Западную Лицу «К-8» и доверило командование ВМФ СССР штурмовать полюс. К выполнению столь сложной и ответственной миссии корабль готовили почти девять месяцев. За это время командир субмарины вместе со штурманом дважды успел обследовать на самолете маршрут предстоящего похода, а личный состав «К-8», несмотря на атмосферу строжайшей секретности - догадаться о том, какое задание получит... К 10 октября подготовка в целом была завершена. Командир и экипаж в полном сборе. Энергоустановка работает в турбогенераторном режиме. Параметры в норме. Но инженер-механики продолжают дотошно проверять состояние корабля и 11, и 12 октября... Лишь 13 октября 1960 года субмарина вышла в море.

Возможно, кто-то суеверный заметит: число-то, мол, какое несимпатичное выбрали для выхода!.. Но для находившихся на борту «К-8» - 30 офицеров, 75 старшин и матросов и около двадцати представителей науки, промышленности и вышестоящего командования — день был хорош, невзирая на число. А командиру первого дивизиона Леонарду Никитину он и вовсе казался прекрасным: тринадцатое октября было днем его рождения.

Несостоявшийся праздник

Экипаж «К-8» формировался в Обнинске, начиная с 1957 года. Там же прошли обучение ведущие специалисты и командование корабля. Знакомство с энергоустановкой состоялось на наземном стенде учебного центра. Командиром подлодки был назначен капитан 2 ранга Василий Петрович Шумаков, имевший немалый опыт по дизельному подводному флоту. Заместителем командира «К-8» стал Владимир Алексеевич Каширский, а старшим помощником - капитан-лейтенант Дмитрий Николаевич Голубев, впоследствии удостоенный звания Героя Советского Союза.

Вопреки неписаной традиции, я не хочу ограничиваться лишь именами старших командиров корабля. Завершись тот, первый, поход к Северному полюсу удачей - и флотские историки скрупулезно перечислили бы всех. Но разве вина экипажа, что им достались только тернии «звездного» пути?.. И потому справедливости ради назову и остальных: помощника командира — старшего лейтенанта Н. Заковряшина, замполита - капитана 3 ранга А. Наливайко, командира БЧ-V - капитан-лейтенанта Е. Бахарева, врача — Ю. Виноградова, командиров дивизионов — старших лейтенантов Е. Вишнякова, Г. Колотилова, А. Татаринова, командиров групп - лейтенантов Л. Сухарева, А. Рубайло, Г. Паньшина, Ю. Сотникова, Ю. Дубовского (впоследствии заместителя командира соединения подводных лодок по ЭМЧ), Ю. Чудакова, В. Простакова, О. Белошапко, Д. Ксендзова, Ю. Иванова, Ю. Гетмана, Н. Хмелева, Н. Мясникова, Л. Никитина (впоследствии контр-адмирала, заместителя командующего флотилией по ЭМЧ), М.Б. Джанзакова...

В 10 часов 02 минуты командир задраил верхний рубочный люк. Подлодка погрузилась, и по корабельной трансляции Шумаков торжественно сообщил, что перед экипажем поставлена задача достигнуть района Северного полюса.

В течении последующих семи часов все шло по плану. Уверенно поддерживались и глубина, и заданный ход. К 17.00 в кают-компанию пригласили Никитина — по случаю дня рождения подводники приготовили ему сюрприз. Но едва именинник успел взять в руки подаренный товарищами торт, как по громкоговорящей связи прозвучало: — ...Командиру первого дивизиона! Срочно прибыть в турбинный отсек!.. Пробегая через центральный пост, Никитин узнал от вахтенного инженер-механика: в системе второго контура обнаружена неисправность, по правому борту - большие протечки питательной воды. (Для несведущего читателя уточню: питательной называют воду специальной очистки, используемую в реакторах — Н.М.) Прибыв в турбинный отсек, командир I дивизиона оценил обстановку и вместе с командиром турбинной группы М. Джанзаковым и старшиной 1 статьи Т. Шевченко приступил к ликвидации аварии. Но прежде, чем моряки начали работу в трюме аварийного отсека, на пульте управления главной энергетической установки основательно пришлось потрудиться опытным операторам А. Могиле, Ю. Белову и А. Белову. В подобных ситуациях операторы должны вывести из действия правый борт главного турбозубчатого агрегата и произвести для этого на пульте массу необходимых переключений.

Пока Никитин с подчиненными устраняет причины течи, главная энергетическая установка левого борта работает в турбогенераторном режиме. А субмарина продолжает идти в подводном положении под электромоторами... О том, что произошло дальше, Никитин рассказывал мне так:

«Наша работа подходила к концу, мы возились, наверное, часа два. Там, в глубине трюма, стоит постоянный гул от действующих механизмов, и потому плохо слышно, что происходит наверху. Но вдруг мы поняли: что-то случилось... По боевой трансляции почти непрерывно раздавались команды, дюралевый настил над нами содрогался от грохота множества бегущих ног».

Да, пока на «К-8» устраняли одну аварию, произошла другая, и куда более серьезная. В 19.00 из реакторного отсека поступил доклад вахтенного матроса В.Тарасова: в первом контуре реактора - на сей раз уже левого борта! - падает давление... На пульте главной энергетической установки фиксируют падение давления до 90 кг/кв.см. Показатель - критический, и потому оператор А. Могила вынужден нажать кнопку аварийной защиты реактора левого борта. Проще говоря, вывести его из действия.

Через двенадцать минут на корабле объявлена боевая тревога. Лодка всплывает на перископную глубину и передает на командный пункт Северного флота аварийный сигнал. Оба дизеля запускаются на продувание главного балласта, они же обеспечивают теперь электроэнергией и саму главную энергетическую установку. Приборы, фиксирующие по кораблю газовую и аэрозольную активность, дружно зашкаливают. Но наиболее опасно сейчас в турбинном отсеке. Командир 1 дивизиона Никитин об этом, правда, еще не подозревает: отослав старшину Шевченко наверх, он заканчивает работу в трюме...

«Когда я тоже поднялся в отсёк, - вспоминает Леонард Борисович, - с пульта энергоустановки по трансляции уже поступали команды, свидетельствовавшие, что из действия выводят оба реактора и турбины. Принимая команды и отдавая их сам, я невольно обратил внимание, что мой голос изменился. И с ужасом понял, что вместе с паром в отсек выходит и активный газ первого контура - гелий... Это означало: произошел разрыв или основательная течь парогенератора».

Авария грозила перегоранием стержней урана в активной зоне реактора. Чтобы не допустить этого, надо было срочно приступить к проливке реактора, то есть подавать в него холодную воду до тех пор, пока не ликвидируют опасный излишек тепла. Увы, согласно инструкциям произвести проливку не удалось. Как потом выяснится, в трубопроводе находилась заглушка, поставленная туда еще строителями во время испытания системы на герметичность...

После того, как на субмарине объявили аварийную тревогу, все отсеки, разумеется, были герметизированы. Делается это для того, чтобы не допустить распространения по подводной лодке чего-либо опасного - огня ли, радиоактивного загрязнения... Никто не мог на «К-8» покинуть свой отсек и перейти в другой, хотя, конечно, и в турбинном, и в реакторном люди прекрасно сознавали грозящую им смертельную опасность. Между тем активный газ продолжал свое наступление, и Шумаков, командир лодки, принял решение вывести личный состав из наиболее пострадавших отсеков. Лейтенант А.Рубайло (для однокашников - «Зубило»), прежде чем покинуть свой реакторный, педантично произвел все положенные в подобных ситуациях отключения.

Подводная лодка получила «добро» на возвращение в базу и легла на обратный курс. Двигались под моторами, в надводном положении. Спустя полчаса смогли перевести режим дизелей на вентилирование загазованных отсеков. В радиоактивном пекле продолжали работу аварийные группы. Допустимое время пребывания личного состава в энергоотсеках не превышало пяти минут, и каждые пять минут группы менялись. К 19.30 давшая протечку секция парогенератора, наконец, была выявлена и отсечена. Но трудно сказать, как развивались бы события дальше, не предложи командир 1 дивизиона Никитин нештатную систему проливки реактора. Так как питательной воды на борту субмарины уже не было, для проливки рискнули использовать обыкновенную пресную воду. В нормальных условиях это категорически запрещено. Однако выбора не было, и вместе со старшинами Шевченко и Фурсом Никитин осуществил свою идею. Температура в реакторе начала быстро снижаться...

До базы оставалось еще три-три с половиной часа хода, когда командира БЧ-V Е.П. Бахарева вывели из аварийного отсека с первыми признаками лучевой болезни. Я вновь цитирую воспоминания Л.Б.Никитина:

«Почти у всех начали проявляться признаки лучевой болезни - рвота, головная боль. Корабельный врач выдавал каждому таблетки. В 23.30 ошвартовались в Малой Лопатке. Весь личный состав, за исключением первого дивизиона, отправили отдыхать в казарму. А первый дивизион занимался расхолаживанием энергетической установки и приводил в исходное состояние механизмы и устройства. Ликвидировать последствия аварии помогали экипажи и других, находившихся тогда в базе, подводных лодок. После окончания работ на „К-8“ нас более трех часов отмывали на контрольно-дозиметрическом пункте. В результате такой „отмывки“ у меня на спине почти не осталось кожи. Оценить в море загрязненность отсеков мы не могли, поскольку приборы зашкаливали. Но в базе оценку, конечно, сделали, хотя ее уже едва ли можно было назвать первичной... Прибывший из Москвы специалист по радиационной медицине отобрал по внешним признакам группу из тринадцати человек, в которую попал и я. Нас отправили в Полярный, в госпиталь - там открыли отделение для нашего лечения. В госпиталь направили Рубайло, Скворцова, Бондаренко, Тимошина, Шевченко, Джанзакова, Фурса, остальных сейчас уже не вспомню.

Лечение, впрочем, более походило на простое обследование. Никаких отметок, кроме регистрации в медицинских книжках, нам не делали. Устно сообщили, что в результате аварии на „К-8“ мы получили по 200 бэр и что все пройдет. Однако меня, к примеру, в течение последующих трех лет не допускали к работе с ионизирующими излучениями. И объективно свое состояние в то время могу охарактеризовать так: быстрая утомляемость, непроходящее ощущение усталости, плохой сон, нервозность, нетерпимость к окружающим. Уже после госпиталя стали выпадать волосы».

А вот как оценил состояние экипажа в те дни бывший корабельный врач «К-8» подполковник медицинской службы Евгений Владимирович Савченко: «Больше всех переоблучились, безусловно, руководители энергетических отсеков - командир БЧ-V капитан третьего ранга Бахарев и командир I дивизиона капитан-лейтенант Никитин. После тщательного обсчета доз радиационного поражения всех групп личного состава председатель межведомственной комиссии предложил увеличить расчетные дозы, минимум, еще на десять процентов. Он потребовал также немедленно госпитализировать личный состав энергетических отсеков. Но после того, как подводников обследовали, были приняты обычные для того времени меры. Пострадавших направили на санаторное лечение и предоставили отпуска за 1962 год...». То есть, отпуска дали авансом.

«Перевести с повышением...»

А тем временем командование ВМФ решало дальнейшую судьбу экипажа. Вердикт был таков: в зависимости от степени радиационного поражения офицеров «К-8» можно перевести с повышением на береговые должности, строящиеся корабли или направить на учебу. В апреле 1961 года с подводной лодки уходят 15 офицеров: В.П. Шумаков, Е.П. Бахарев, Л.Б. Никитин, A.M. Рубайло, В.И. Бондаренко, А.А. Могила, Н.Д. Скворцов, Г.А. Колотилов, Д.А. Шарипов, Ю.И. Чудаков, Ю.А. Портнов, Б.М. Кочетов, А.Н. Татаринов, Ю.С. Рудоманов, Ю.М. Болдырев, Б.А. Сташевич. Матросов и старшин срочной службы демобилизовали, причем из 30 уволенных в запас старшин только единицы ушли по состоянию здоровья.

Сейчас, спустя без малого почти сорок лет, известно о судьбе лишь 42 членов экипажа. Все они получили статус ветерана подразделений особого риска, а четырнадцати членам неудавшегося похода на Северный полюс в 1997 году были вручены ордена Мужества. Как гласит народная пословица, вспомнили и о нас, грешных...

Леонард Борисович Никитин, закончивший службу контр-адмиралом и живущий ныне в Обнинске, рассказывал мне:

«Офицеров, конечно, всех по возможности постарались перевести, кто куда хотел. В.И. Бондаренко ушел на дизельные лодки, но затем он снова вернулся на атомные - командиром БЧ-V. Я длительное время был за штатом, так как не соглашался на береговые должности. Потом меня все-таки назначили командиром БЧ-V на головной экипаж атомной подлодки Сормовской постройки. Н.Д.Скворцов и А.Н.Рубайло перешли в учебный центр на g преподавательскую работу. Т.Г.Шевченко тоже длительное время служил в учебном центре, а позже мичманом плавал на подвводных лодках второго поколения. Он-то и сообщил мне, что старшина I статьи Фурс умер через два года после демобилизации, то есть в 1962 году. Было ли причиной смерти именно переоблучение, я не знаю, но думаю, что да. Ведь Фурсу в то время было всего 22 года!.. Командир БЧ-V Е.П. Бахарев, назначенный заместителем начальника учебного центра в Обнинске, тоже умер довольно рано».

В 1961 году экипаж «К-8» пополнили новые офицеры выпускники военно-морских училищ, в командование лодкой вступил капитан 2 ранга Д.Н. Голубев. Однако и в июле, и в октябре аварии паропроизводительной установки повторились. Поэтому в ноябре 1961-го многострадальную субмарину отправили в ремонт и модернизацию на Северное машиностроительное предприятие в Северодвинск.

А лавры покорительницы Северного полюса достались «К-3». Да-да, той самой лодке, что однажды уже ломала свой перископ об арктические льды. К 1962 году на «К-3» модернизировали кое-какие системы — навигационную и деаэрации главной энергоустановки, которая не работала, установили новые эхоледомеры, и предпринятый экипажем обновленной подлодки штурм полюса на сей раз завершился победой.

Горький приоритет «К-8»

В марте 1998 года я находился в госпитале санкт-петербургского научно-лечебного центра ветеранов подразделений особого риска. В последние годы этот госпиталь стал самым надежным местом встреч для пострадавших в авариях подводников-атомщиков. Именно там, на больничной койке, и встретил я капитана 1 ранга Владимира Алексеевича Каширского. Вполне понятно, что наши «больничные» беседы в основном носили характер воспоминаний о памятных событиях нашей молодости, первых успехах и неудачах атомного флота. Вспомнили мы, конечно, и «К-8», на которой Каширскому довелось послужить и замполитом, и старпомом...

Позже Владимир Алексеевич стал командиром атомной подлодки, а в 1970 году его назначили заместителем командира 17 дивизии атомных подводных лодок. Но судьба тесно переплела биографию Каширского с «К-8». И распорядилась таким образом, что ему довелось пережить не только аварию атомной энергоустановки на этой лодке, но и саму гибель «К-8». Все несчастья этой субмарины были первыми. Первая неудачная попытка плавания на Северный полюс. Первая авария атомной энергоустановки в ВМФ СССР. Первая отечественная потеря атомной подводной лодки...

«Далеко за углом»

В 1968 году, спустя семь лет после описанной мною аварии «К-8» завершила, наконец, на Северодвинском заводе ремонт и модернизацию. Лодка прибыла в Гремиху, к постоянному месту базирования и ее принял старший помощник, капитан 2 ранга В.Бессонов. Он считался опытным специалистом по дизельному подводному флоту, и еще будучи командиром БЧ-3 на дизельной подлодке, удостоился ордена Красного Знамени - за испытание первой атомной торпеды на Новой Земле. Подобная награда была большой редкостью для дизелистов, и задача, выполненная в 1955 году кораблем, заслуживает того, чтобы рассказать о ней чуть подробнее.

Для того, чтобы осуществить подобное мероприятие, в 1954 году была создана комиссия под председательством командующего Беломорской флотилией контр-адмирала Н.Д. Сергеева. Комиссии поручили выбрать место для будущих испытаний. По рекомендации гидрографов была выбрана бухта Черная в юго-западной части Новой Земли. Она удовлетворяла всем требованиям, предъявляемым к ядерным полигонам. И, что особенно важно, в бухте могли расположиться все необходимые надводные, подводные, береговые объекты, укрытые наблюдательные пункты и измерительные приборы.

После того, как полигон был создан, из Архангельска доставили три ядерных заряда для торпед, поскольку собирать и монтировать их в торпеды предполагалось прямо на месте. Никто не знал, как поведут себя эти заряды при низких температурах, поэтому их завернули в полушубки и переносили на руках. В назначенное время подлодка приняла торпеду и вышла в точку стрельб. В губе Черной затопили старые субмарину и буксир, поставили надводные цели, привязали «лабораторных» собак и кошек... Испытания прошли успешно, и присутствовавший на них заместитель Главкома ВМФ адмирал С.Г.Горшков остался очень доволен полученными результатами. Вот на таких испытаниях и отличился командир минно-торпедной части Бессонов.

Однако вернемся к событиям конца шестидесятых. Через два года, в 1970-м, Бессонов пошел в свой первый самостоятельный автономный поход. «К-8» предстоял длительный путь в Средиземное море. В это время в Атлантике проходили учения советского ВМФ «Океан», и субмарина получила приказ срочно пополнить запасы продовольствия и регенерации с находящихся в этом районе надводных кораблей. Учитывая скромный опыт Бессонова, никогда прежде не командовавшего атомными кораблями, старшим на время похода назначили капитана 1 ранга В.А. Каширокого, являвшегося тогда, в начале 1970 года, заместителем командира дивизии. Многих офицеров на этом корабле Каширский знал лично, и когда он обходил на «К-8» отсеки, многие офицеры и старшины команд, здороваясь, широко и доброжелательно улыбались Владимиру Алексеевичу.

В ночь с 15 на 16 февраля лодка вышла из Святоносского залива, что на Кольском полуострове. До точки погружения ее сопровождал командир 162 бригады подводных лодок капитан первого ранга Аркадий Жиделев. 15 марта субмарина находилась уже в центральной части Средиземного моря и отсюда начала движение в район учений «Океан».

В Гибралтарском проливе, где проходили учения, «К-8», согласно приказу, пополнила запасы продовольствия и регенерации. Что такое регенерация, наверное, стоит объяснить подробнее. Это вещество, настолько насыщенное кислородом, что выделяет его даже при соприкосновении с обыкновенным воздухом. Регенерация легко воспламеняется от малейшей искры, удара и при контакте с органическими веществами. А температура ее горения достигает трех тысяч (!) градусов. Хранят и транспортируют регенерацию в специальных жестяных банках, называемых патронами. Вот с такими-то «патронами» на борту и отправилась субмарина в обратный путь. Через три недели, оставив позади Гибралтарский и Тунисский проливы, «К-8» вошла в Бискайский залив.

А 9 апреля 1970 года в штаб соединения, где я служил заместителем командира по ЭМЧ, поступил звонок из Москвы:

- Валю Пашина знаешь?

- Знаю, - ответил я, ведь Валентин Пашин был командиром БЧ-V на «К-8».

- Далеко за углом, без хода и связи... Осмотритесь у себя и принимайте меры, - распорядились в телефонной трубке.

В переводе на нормальный язык это означало: подводная лодка, находящаяся на боевой службе, всплыла, и она не имеет ни хода, ни связи.

Бискайский залив. 8 апреля

Шли 52-е сутки автономного плавания. В 22.30 подошла пора очередного сеанса связи. Вахтенный офицер Олег Фалеев получил «добро» от командира и начал маневр подвсплытия. Лодка находилась на глубине 160 метров, и с дифферентом на корму два градуса она стала всплывать. В это время из рубки гидроаккустика, расположенной в кормовой части третьего отсека, повалил густой дым. Фалеев объявил аварийную тревогу, и в центральный пост незамедлительно прибыли командир БЧ-V, командир и замполит. Покуда личный состав выполняет приказ Бессонова - «увеличить ход и дифферент на корму!» - заполыхал огонь и в седьмом отсеке. Судя по интенсивности пожара, горят патроны регенерации.

- Остановились насосы гидравлики! - поступает в центральный пост еще один тревожный доклад.

- Продуть среднюю! - хладнокровно распоряжается командир. Хотя прекрасно сознает, что отсутствие давления в системе гидравлики делает субмарину немой и глухой: для сеанса радиосвязи необходимо задействовать выдвижные устройства. Чтобы понять всю серьезность ситуации, возникшей на «К-8», необходимо представить себе расположение отсеков на лодках класса «Ноябрь». Всего отсеков девять, и у каждого своя функция. Первый - торпедный и жилой, во втором расположены офицерские каюты, в третьем находится не только рубка гидроакустика, но и центральный пост. Четвертый отсек - дизельгенераторный, пятый - реакторный, шестой — турбинный. В седьмом размещены электродвигатели и частично жилье, в восьмом — жилье, камбуз и медпункт, в девятом — снова жилье. И вот на эти девять отсеков приходится одновременно два огненных очага...

Пламя бушует в третьем, то есть в центральном посту, и там уже израсходованы все средства пожаротушения. Значит, вывести всех, кто находится в четвертом, пятом и шестом, практически невозможно: с одной стороны полыхает центральный пост, а с другой - седьмой отсек.

Подлодка всплыла, Бессонов уже в рубке, отдраен верхний рубочный люк. А между тем с пульта управления атомной установкой по трансляции доносится:

- Сброшена аварийная защита реактора!

Каким образом можно остановить распространение пожара по кораблю?.. Только герметизацией аварийного отсека. И Бессонов принимает решение: перевести командный пункт в первый отсек, обеспечив оттуда и трансляцию. Из первого отсека устанавливают связь с восьмым и девятым, а с пультом главной энергоустановки, связь оборвалась. После того, как личный состав эвакуированного центрального поста поднимается на мостик, за ним надежно задраивают верхний рубочный люк... Как известно, на случай тревоги весь личный состав подлодки заранее расписан по своим боевым постам. И как только тревога объявлена, к управлению реактором приступает первая боевая смена, которая сформирована из наиболее опытных специалистов.

В 22.30 на вахту в пульте управления главной энергоустановкой заступили офицеры Валентин Григорьевич Хаславский, Александр Сергеевич Чудинов, Алексей Васильвич Поликарпов и Геннадий Николаевич Чугунов.

Вокруг герметичного ПУ ГЭУ, в котором находилась мужественная четверка, бушевало пламя, температура в маленьком помещении стремительно возрастала. Эти четверо были смертники и дышать им оставалось ровно столько, насколько хватало запаса газовой смеси в баллонах дыхательных аппаратов. Конечно, офицеры понимали, что они останутся в этом отсеке навсегда. Однако никто не покинул боевого поста, и мероприятия, исключающие взрыв реакторов, в точности выполнил каждый из четверых.

Только к двум часам ночи командир «К-8» распорядился вывести на палубу людей, закупоренных по всем отсекам внутри прочного корпуса. С трудом удалось отдраить люк восьмого отсека. Но самостоятельно поднялись лишь четверо — те, у кого были дыхательные аппараты. Остальных пятнадцать, надышавшихся угарного газа, пришлось выносить. Увы, длительные усилия откачать отравленных оказались напрасными, все пятнадцать моряков скончались. В более далеком от пожара, девятом отсеке, обошлось без потерь. Хотя дыхательных аппаратов не хватало и там: на девятнадцать человек наскребли всего шесть «идашек». Тех, кто уцелел в четвертом и пятом отсеках, можно было вывести только через выгоревший центральный пост. В дыму и темноте преодолеть этот путь смогли только пятеро. Но и из этих пятерых, доползших до люка, поднялись по трапу лишь трое... Среди них был и недавно прооперированный корабельным врачом мичман Ильченко. Верный клятве Гиппократа, врач Арсений Мефодьевич Соловей надел на мичмана свой дыхательный аппарат. А сам, конечно же, погиб...

Очень многие, впрочем, в те трагические минуты думали отнюдь не о себе. Например, помощник командира Фалеев неоднократно ходил на разведку в аварийные носовые и кормовые отсеки, чтобы вывести или вынести оттуда пострадавших. Спасая жизнь товарищам, он и сам вконец обессилел и основательно отравился. К счастью, судьба пощадила молодого капитан-лейтенанта. Олег Михайлович Фалеев выжил, впоследствии дослужился до звания вице-адмирала, командовал флотилией и стал начальником штаба Тихоокеанского флота. Но сколько других, таких же чистых душой и сильных духом мужчин, осталось лежать в глубинах Бискайского залива!..

В ожидании помощи

Наступило 9 апреля. На рассвете осмотрелись и подвели итоги страшной ночи. Подводная лодка с заглушенными реакторами и вспомогательными дизельгенераторами лежала в дрейфе. Две аварийных партии безрезультатно пытались восстановить передатчики. Ведь в центре по-прежнему ничего не знали о случившейся на лодке беде. Погода пока благоприятствовала, однако по кормовой надстройке иногда гуляла волна, а в районе седьмого отсека вился пар. Там продолжался пожар, и пламя жадно выедало переборочные сальники... В двух первых отсеках, пока не тронутых огнем, вповалку лежали и сидели измученные, полуотравленные люди. Разумеется, два отсека вместить весь экипаж не могли, и потому часть личного состава устроили на мостике и верхней палубе. Там же, в надстройке верхней палубы, разместили и шестнадцать мертвых тел. Еще четырнадцать оставались внутри прочного корпуса по отсекам.

В 14 часов 15 минут на горизонте показалось судно. Дали пять красных ракет — сигнал бедствия. Через некоторое время к подводной лодке приблизился канадский транспорт «Clyv de ore». Не подавая никаких сигналов, он описал круг вокруг подлодки. Вот как рассказывал потом об этой встрече с «канадцем» В.А.Каширский, находившийся на борту аварийной субмарины:

«На мостике и палубе судна хорошо были видны десять - пятнадцать человек, внимательно наблюдавших за нами. Но, наш сигнал одного лишь флага международного свода „L“ („Прошу остановить судно, у меня есть важное сообщение“), они не приняли. Сделав круг, транспорт скрылся за горизонтом. Зато вскоре появились базовые разведывательные самолеты НАТО, начавшие фотографировать беспомощную лодку в надводном положении».

Погода портилась. Командир БЧ-V капитан второго ранга Пашин с беспокойством докладывал командиру о нарастающем дифференте на корму. Бессонов возражал: это лишь кажется, просто усилилась волна. Однако согласился с Пашиным, что надо продуть корму, использовав для этого часть воздуха высокого давления. Драгоценного при данных обстоятельствах, поскольку пополнить запас было неоткуда, а произвести у себя без электроэнергии и компрессоров - невозможно...

В тщетном ожидании прошла ночь. На рассвете снова продули корму, хотя воздуха осталось совсем мало. Только утром 10 апреля на горизонте вновь появились огни. Снова подали аварийный сигнал красными ракетами. Вскоре к «К-8» подошел и лег в дрейф болгарский транспорт «Авиор». Капитаном на этом судне оказался земляк - мурманчанин Рэм Германович Смирнов. Болгары спустили две шлюпки и переправили к себе на борт 43 подводника. Затейливым путем, через командующего ВМФ Болгарии, передали в Москву шифровку. Обстановка несколько разрядилась. Однако командир БЧ-5 по-прежнему нервничал. Довольно на высоких тонах Пашин доложил командиру, что вода поступает в прочный корпус и надо срочно снимать людей. Корабль - гибнет!.. Бессонов ответил:

- Не паникуйте, ничего с лодкой не будет.

Зайти в отсеки и запустить дизели было невозможно. Убедившись в этом окончательно, задраили верхний рубочный люк третьего отсека, где некогда располагался центральный пост, и стали готовить субмарину к буксировке. Дифферент на корму продолжал увеличиваться, вода доходила уже до кормы ограждения рубки. Тупой нос непривычно оголился...

В ночь с 10 на 11 апреля в район аварии прибыли сразу три судна Морского флота СССР - «Саша Ковалев», «Комсомолец Литвы» и «Касимов». Но к тому времени океан настолько разыгрался, что завести проводники на подводную лодку никак не получалась: толстые капроновые концы рвались как нитки. 11 апреля волнение достигло шести-семи баллов, и потратив на заводку буксира весь день, сделать ничего так и не смогли. Посему приняли решение произвести заводку 12 апреля...

Обстановка в двух «обитаемых» отсеках подводной лодки между тем ухудшалась. Окись углерода просачивалась и в них. Появились признаки отравления угарным газом у находившихся там людей. Из первого отсека, напоминая о себе, стучали в задраенную крышку люка... Бессонов переговорил с командиром БЧ-5, вернулся на мостик и распорядился вывести всех из отсеков на палубу и мостик, а заведомо лишних - эвакуировать на надводные корабли. С «Касимова» с большим трудом спустили вельбот, волна могла в любой момент разнести его в щепки, ударив о борт. Однако обошлось. На «Касимов» же переправили подводников и с болгарского «Авиора». А командир вместе с Каширским и замполитом Анисимовым стали определяться, кто из личного состава останется на подводной лодке.

Получился список из 22 фамилий. Старпом капитан второго ранга Ткачев сойти с подлодки отказался категорически, и командир с ним согласился, внес старпома в список. Пытался остаться еще и механик, но Бессонов заупрямился: понадобишься, мол, только завтра. Отказал и замполиту. Пашин, командир БЧ-5, вновь с тревогой заговорил о критическом дифференте на корму...

Командир лишь отмахнулся:

- Брось, поддифферентуемся. Ничего страшного.

Последнее, что видели уходящие на вельботе, был вздыбленный черный нос лодки, на котором уже отчетливо были видны волнорезы торпедных аппаратов, и длинную фигуру командира. Он стоял на мостике, как монумент, с высоко поднятыми в прощальном приветствии руками...

Подошло еще одно судно, «Харитон Лаптев». Из базы Северного флота спешил на помощь крейсер «Мурманск» с адмиралом С.М. Лобовым, в то время командующим Северным флотом, на борту. Из Североморска двигалась в район аварии и плавбаза «Волга» с резервным экипажем. На подходе были и спасательные средства.

Наступила ночь. Вот как описывает эту последнюю ночь «К-8» писатель-маринист Николай Черкашин:

«... „Харитон Лаптев“, „Комсомолец Литвы“ и „Касимов“ качались на волнах, расположившись друг относительно друга в вершинах огромного треугольника. Их локаторы постоянно работали, удерживая в центре треугольника маленькую светлую точку - радиолокационную отметку от подводной лодки. В 6 часов 13 минут находящийся на вахте второй помощник капитана теплохода „Касимов“ заметил взвившуюся в воздух красную ракету. Судя по направлению, ее дали с лодки. Вслед за этим отметка от „К-8“ на экране локатора стала быстро меркнуть. Очень скоро исчезла и вовсе, а через минуту корпус „Касимова“ вздрогнул от двух мощных ударов. Второй помощник капитана объявил тревогу и дал полный ход. Подводники, находившиеся на „Касимове“, повскакивали со своих мест и выскочили на палубу. Прожекторы выхватывали из темноты на гребнях волны то хлеб в целлофановых пакетах, то пробку, то спасательный круг... Искать людей ночью в бушующем океане оказалось делом очень сложным. На рассвете матросы с баркаса увидели командира с разбитой головой, без признаков жизни. Попытка поднять тело на борт успехом не увенчалась и оно исчезло в пучине. Не удалось поднять и тело штурмана старшего лейтенанта Шмакова. Инженер капитан третьего ранга Рубеко также был мертв, хотя вода в этом районе океана была теплой».

Спустя час капитан 1 ранга Каширский докладывал в Москву: «В 6.13 все три судна наблюдали динамический удар, после чего с „К-8“ был потерян радиолокационный контакт. Предполагаю гибель подлодки. Продолжаю поиски, их ведут все три судна и спущенные на воду плавсредства». Еще через час в Москву был передан список погибших. Всего экипаж «К-8» потерял 52 человека, вот их имена:

старший матрос АСТАХОВ Виктор Николаевич

капитан 2 ранга БЕССОНОВ Всеволод Борисович

мичман БЕЛЕЩЕНКОВ Анатолий Иванович

старший матрос БУРЦЕВ Николлай Степанович

старшина 1 статьи БУСАРЕВ Александр Сергеевич

старшина 2 статьи ГАТАУЛЛИН Рудольф Гатауллинович

старший лейтенант ГУСЕВ Мстислав Васильевич

матрос ДЕВЯТКИН Виктор Николаевич

мичман ДЕРЕВЯНКО Леонид Николаевич

главный старшина ДОБРЫНИН Вячеслав Иванович

мичман ЕРМАКОВИЧ Павел Степанович

старший матрос ИНАМУКОВ Башир Ильясович

старший матрос КИРИН Александр Михайлович

старший матрос КОЛЕСНИКОВ Валентин Александрович

старший матрос КОМКОВ Николай Александрович

матрос КОРОВИН Николай Михайлович

капитан-лейтенант КУЗНЕЧЕНКО Игорь Владимирович

матрос КУЗОВКОВ Вячеслав Иванович

старший матрос КУЛАКОВ Анатолий Александрович

мичман КУЛАКОВ Виктор Григорьевич

матрос КУЛЬШ Александр Сергеевич

старший лейтенант ЛАВРИНЕНКО Анатолий Николаевич

главный старшина ЛЕОНОВ Виталий Васильевич

капитан-лейтенант ЛИСИН Анатолий Иванович

мичман МАЕВСКИЙ Виктор Иванович

мичман МАРТЫНОВ Леонид Федорович

старший матрос МАШУТА Юрий Алексеевич

старший матрос МИЩЕНКО Виктор Михайлович

старший матрос ПАНЬКОВ Евгений Викторович

мичман ПЕТРОВ Евгений Александрович

матрос ПЕЧЕРСКИХ Юрий Филатович

старший лейтенант ПОЛЕТАЕВ Юрий Петрович

капитан-лейтенант ПОЛИКАРПОВ Анатолий Васильевич

капитан 3 ранга РУБЕКО Владимир Петрович

главный старшина САВОНИК Василий Васильевич

матрос САМСОНОВ Евгений Алексеевич

капитан медслужбы СОЛОВЕЙ Арсений Мефодиевич

капитан 2 ранга ТКАЧЕВ Виктор Антонович

мичман УСТЕНКО Алексей Антонович

старшина ФЕДОРОВ Евгений Григорьевич

матрос ФРЕШЕР Константин Густафович

матрос ФРОЛОВ Владимир Федорович

капитан 3 ранга ХАСЛАВСКИЙ Валентин Григорьевич

старшина ЧЕКМАРЕВ Леонид Венидиктович

старший лейтенант ЧУГУНОВ Геннадий Николаевич

капитан-лейтенант ЧУДИНОВ Александр Сергеевич

лейтенант ШАБАНОВ Владимир Александрович

лейтенант ШЕВЦОВ Владимир Иванович

матрос ШИШАЕВ Александр Петрович

старший лейтенант ШМАКОВ Николай Васильевич

старший лейтенант ШОСТАКОВСКИЙ Георгий Васильевич

Особый трагизм последнего принятого командиром «К-8» решения состоял в том, Что вместе с ним на лодке остались совершенно лишние члены экипажа. Для проведения мероприятий по заводке буксира вовсе не требовалось 22 человека... Однако более подробно — и об этом, и о причинах гибели подлодки я буду говорить в последующих главах книги.

Возвращение домой

Общее командование операцией по поиску следов подводной лодки Главнокомандующий ВМФ возложил на В.А.Каширского. На крейсер «Мурманск», находившемуся там командующему Северным флотом. Главком передал: «Спасти „К-8“ не удалось. Вместе с Вами скорбим об этой тяжелой утрате. Экипаж корабля вместе с командиром Бессоновым до конца выполнил свой долг. Командир погиб на боевом посту, спасено 73 человека. Сейчас надо проявить к ним большое внимание. Всех спасенных принять на борт крейсера, оказать медицинскую помощь, провести обследование, дать отдых.

До сих пор неизвестны обстоятельства происшествия. В беседах с личным составом надо восстановить картину событий, имея ввиду, что материалы бесед должны быть переданы Комиссии по расследованию происшествия».

С крейсера «Мурманск» ответили: «Мы тяжело переживаем постигшее флот несчастье. Экипаж „К-8“ до конца мужественно боролся за спасение корабля. Следуем для приема экипажа на крейсер. Лобов».

Теплоход «Касимов» взял курс на встречу с «Мурманском», чтобы передать на него уцелевших подводников. А корабли еще трое суток утюжили район гибели лодки... Затем В.А. Каширскому было приказано прибыть на БПК «Бойкий». Владимиру Алексеевичу предстоял долгий путь: сначала в Балтийск, потом самолетом в Москву, а там по бесчисленному множеству кабинетов, докладывать обстоятельства гибели «К-8»...

Наполовину поредевший личный состав везли к родным берегам, в Заполярье. Туда же мчалась и московская комиссия по расследованию причин гибели субмарины. Советские газеты о случившейся в Бискайском заливе трагедии не дали ни строчки. В отличии от зарубежных средств массовой информации, вовсю трубивших по миру: «Советская атомная подводная лодка класса „Ноябрь“ затонула в Атлантическом океане примерно в 300 милях к северо-западу от Испании. 11 апреля она была замечена в море неподвижной, команда на палубе старалась закрепить буксирные тросы к двум сопровождавшим лодку советским судам. Утром 12 апреля патрульным самолетам американских ВМС удалось обнаружить на том месте, где была субмарина, только два нефтяных пятна. Она считается затонувшей».

Теперь эту новость, известную даже в Африке, предстояло узнать семьям погибших в Гремихе. Но пока оповещали родственников, случилось нечто невероятное. От погибших моряков... вдруг стали приходить письма. Эти письма подводники оставили еще на советских кораблях в Средиземном море, справедливо полагая, что весточка куда скорее подлодки доберется до родных берегов... И начальник политотдела 17 дивизии подводных лодок В.Т.Поливанов снова и снова объяснял несчастным людям, как случилось, что эти письма пришли не с того света.

Встречи с семьями погибших для выживших подводников стали настоящим кошмаром, в каждом доме вновь и вновь приходилось повторять рассказ о случившемся. Отправка осиротевших родственников с далекого Заполярья на «большую землю» превратилась как бы во вторые похороны.

Вновь и вновь восстанавливать подробности трагедии приходилось также для членов приступившей к работе правительственной комиссии. Ее председателем был назначен первый заместитель Главкома ВМФ адмирал флота Владимир Афанасьевич Касатонов. Следственный эксперимент проводился долго и утомительно. На однотипной подлодке уцелевших членов экипажа расставили по тем местам, где их застала авария. И каждого комиссия опрашивала о его действиях, о полученных им командах. Вывод членов комиссии был единодушным - командир действовал грамотно, правильно, решительно.

Привожу выдержки из акта комиссии, который в 1997 году был опубликован в «Морском сборнике». В акте указывается, что гибель «К-8» «... произошла вследствие опрокидывания, вызванного потерей продольной остойчивости, вследствии накопления воды в кормовых отсеках прочного корпуса, проникавшей туда через выгоревшие сальники». Что же касается пожара, из-за которого, собственно, и выгорели сальники, то члены комиссии основывались на двух предположениях.

Первое. Появление огня в седьмом отсеке могло произойти из-за попадания на негерметичные патроны регенерации органических веществ:

— огнем могли быть повреждены находившиеся поблизости кабели, это привело к короткому замыканию между самими кабелями и замыканию на корпус;

— замыкание кабелей в седьмом отсеке на корпус (при возможности замыкания одного полюса в кабеле или электрооборудовании третьего отсека) могло привести к одновременному короткому замыканию и в третьем отсеке;

— короткое замыкание в кабеле третьего отсека могло привести к возгоранию в рубке гидроаккустиков.

Второе. Одновременное появление электрической дуги в третьем и седьмом отсеках могло произойти и от механических повреждений изоляции и замыкания на корпус кабеля и электрооборудования в силовой сети одной полярности в седьмом отсеке при наличии заземления другой полярности в третьем отсеке. Дуга могла вызвать пожар, способствовавший интенсивному выделению кислорода из патронов регенерации.

Как дополнительную причину, ускорившую гибель корабля, комиссия отметила шторм, доходивший в ночь с 11 на 12 апреля до семи-восьми баллов. Особо подчеркнув в акте массовый героизм, профессионализм, высокий моральный дух и выдержку личного состава, члены комиссии ходатайствовали о награждении правительственными наградами всех членов экипажа ПЛ «К-8».

... Спустя четыре месяца, в августе 1970-го, на плацу 17 дивизии атомных подводных лодок Северного флота в торжественном строю экипажей стоял и поредевший экипаж «К-8». Первый заместитель Командующего Северным флотом Герой Советского Союза вице-адмирал А.И. Петелин зачитал Указ Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Командиру подводной лодки «К-8» капитану 2 ранга Всеволоду Борисовичу Бессонову было присвоено звание Героя Советского Союза. Погибших подводников наградили орденом «Красной звезды», были удостоены правительственных наград и оставшиеся в живых. А на сопке в Гремихе заложили камень для будущего памятника.

Время берет свое. События 1970 года стали достоянием истории, а гремихинская база - мощной флотилией атомоходов. Крошечный поселок вырос в город, и в нем появились улицы, названные именами Бессонова и Соловья. И хотя и двадцать лет спустя на гласность еще смотрели криво, в 1992 году мне удалось издать в Париже, в старейшем французском издательстве «Роберт Леффон», свою книгу «Атомная подводная эпопея» и рассказать в ней о гибели «К-8».

В июле 1974 года с должности корабельного инженера Северного флота меня назначили в Гремиху, заместителем командующего флотилией по ЭМЧ. Вместе с сослуживцами мы постарались достроить памятник погибшим морякам подводной лодки «К-8». Мне нравится идея скульптора, изобразившего на гранитном парусе незабываемый момент: корабельный врач капитан медицинской службы Арсений Мефодьевич Соловей передает свой дыхательный аппарат больному мичману Ильченко.

К слову, отец капитана Соловья, Мефодий Соловей, жил тогда в одном из Крымских совхозов. После гибели его сына мы из Гремихи послали к нему делегацию, состоящую из офицеров и того самого, спасенного доктором мичмана Ильченко. Скорбное известие о гибели сына отец принял мужественно. На общем собрании совхоза было принято решение установить на свои средства памятник флотскому врачу. Мефодий Соловей долго переписывался с 17 дивизией подводных лодок, и предложил мичману Ильченко, который был сиротой, усыновить его.

31 мая 1998 года в Гремихе отмечали 40-летие атомного флота. Меня пригласили на этот праздник, как члена первого экипажа первой атомной подводной лодки «К-3». Я не знал и не мог видеть, что такое «Мамаев набег», о котором говорят в народе, но теперь представляю вполне. Некогда располагавшая всем необходимым флотилия стратегических атомных подводных лодок менее, чем за 10 лет «военных реформ» превратилась в так называемый район базирования, в котором нет ни одной «живой» лодки. Городские дома зияют выбитыми и забитыми крест-накрест окнами. По подвалам и дворам гуляют бездомные кошки и собаки, причалы разрушены. С таким трудом создававшиеся учебный центр, энергоблоки, сухой док и другие береговые сооружения разваливаются на глазах. И все это — бывший ядерный щит страны!..