Каверин

Глава 6 ОТКРЫТИЕ НОВЫХ ЗЕМЕЛЬ

Сказочный мир Вениамина Александровича Каверина отличается во многом от предшествующих опытов его современников и писателей-классиков тем, что он создал в цикле «Ночной сторож, или Семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году» и сказочной повести «Верлиока» совершенно особый космос — города и целую страну, которые живут по вполне «советским» законам и привычкам, но обладают волшебством. Тем самым, что Евгений Шварц назвал когда-то «обыкновенным чудом», которое способны совершить люди, наделенные искренностью и душевной щедростью.

Но у Каверина все немного иначе.

Александр Грин создавал города и персонажей с непривычными именами, в его рассказах и романах царил экзотический мир с нередко грозными пейзажами и фантастическими по внешнему «окрасу» событиями; Евгений Шварц вынужден был «зашифровывать» свою географию; а Вениамин Каверин целую страну Летандию обрисовал как вполне обычный городок у моря, наделив его жителей чертами советских обывателей, которые трепещут от страха перед Господином Главным Ветром, правителем страны. Правда, они летать умели в отличие от советских близнецов, но Леня Караскин, сумевший покинуть пределы своей ненавидимой и любимой одновременно страны, довольно легко научил летать новых друзей из Немухина, где он случайно приземлился, Петьку и Таню, а они, в свою очередь, обучили этому, как оказалось, нехитрому делу Старого Трубочного Мастера, отправившегося вместе с ними выручать из беды похищенного Леню (сказка «Летающий мальчик»).

Как и в сказке, Вениамин Каверин тонко и в то же время просто плетет «кружево» своего повествования с непременным включением элементов отечественной и мировой культуры. Так Петька вспоминает «о книге — той самой, которую, по мнению библиотекарши, он должен был прочитать через три или четыре года.

— Я ее даже захватил с собой, но не всю, потому что она очень толстая. Там две девчонки сперва разговаривают о том, какая чудная ночь, а потом одна садится на корточки и подхватывает себя под коленками. Причем совершенно ясно, — сказал он по слогам, — что она рас-счи-ты-ва-ет взле-теть».

А Леня уточняет потом: была ли в ту ночь полная луна? Зажмурилась ли она, когда подхватила себя под коленки? Произнесла ли волшебное заклинание?

Страшно подумать, что нынешнее молодое поколение, если доведется читать сказку о летающем мальчике Лене Караскине, не сразу может догадаться, о какой же «очень толстой книге» идет речь. И невольно вспоминается дискуссия в «Литературной газете» в начале нашего столетия о том, что сегодняшним школьникам слишком трудно читать такие большие романы, как «Война и мир»… А сегодня чиновники от культуры уже совершенно всерьез обсуждают вопрос о том, что детям не под силу читать романы Толстого и Достоевского, потому они должны быть исключены из школьной программы. И одно из оправданий, которое эти чиновники находят: сегодня почти нет учителей, которые могли бы раскрыть школьникам всю глубину этих романов.

Учителя в немухинской школе, куда поступил Леня, считают, что он говорит слишком сложно и старомодно, словно ему шестьдесят с лишним лет, и Петька обучает его современному языку:

«— Как бы ты сказал, например, если бы немухинцы сыграли с мухинцами не вничью, а, скажем, пять — один?

Леня подумал.

— Я бы сказал, что усилия немухинцев увенчались заслуженным успехом.

— Вот видишь! А надо сказать просто: „Блеск!“ А если бы они проиграли?

Леня снова подумал.

— Ну, может быть… „Не принимайте слишком близко к сердцу этого огорчения. Продолжайте работать, и я уверен, что в ближайшем будущем вас ожидает удача“.

— Та-ак, — сказал с отвращением Петька. — А я бы сказал покороче: „Эх вы, сапоги!“ Пойдем дальше. Если ты прощаешься с кем-нибудь, что надо, по-твоему, сказать?

— Позвольте пожелать вам всего самого лучшего.

— Ну вот! А надо сказать просто: „Пока!“, или в лучшем случае: „Привет бабушке, не забудь полить фикус“. Если ты, например, сидишь над задачкой полчаса и не можешь ее решить, что надо сделать?

— Ничего. Сидеть, пока не решишь.

— Надо сказать: „Муть!“ А потом можно, конечно, и посидеть, но лучше списать ее у кого-нибудь на уроке. Ну, и так далее. Запиши, с непривычки тебе, возможно, трудно запомнить. Ну, пока!»

Сегодня на смену этим невинным, в сущности, выражениям и словам пришли другие — «круто», «фиолетово», «норм», «всем привет» и так далее, порой приправленные ненормативной лексикой. Язык наш, некогда великий и могучий, обедняется, теряет краски едва ли не с каждым днем, и вряд ли можно с этим как-то бороться.

Во всяком случае, как Леня Караскин, говорят ныне действительно те, кому за шестьдесят…

Как и другие сказки из «Ночного сторожа», «Летающий мальчик» написан на вполне бытовые темы, лишь окрашенные волшебными элементами, — и в этом таится особая прелесть и привлекательность повествования Вениамина Каверина в равной степени для детей и взрослых. Можно мысленно соединить эти произведения, написанные за несколько десятилетий, с первыми творческими опытами юного писателя, сочинявшего свои мистико-фантастические новеллы сначала в духе немецкого романтизма, а затем «переехавшего в Россию». Здесь уже вступает в силу тот мировой контекст, речь о котором шла выше: превращение матери Тани в бронзовую статуэтку недоучившейся в школе ведьм некоей госпожой Ольоль, мечтающей занять место Марии Павловны в доме («Сын Стекольщика»), а после того, как с помощью удивительного юноши — прозрачного и не видимого никому, в том числе и себе самому, мать Тани возвращается домой, а Ольоль начинает видеть в зеркале не отражение собственного лица, а отражение своей души. Отражение приводит ее в такой ужас, что она навсегда бежит из Немухина в свой родной город Мухин, расположенный на другом берегу реки.

А происходит это чудесное превращение с заменой зеркального изображения и возвращение Марии Павловны к дочери и мужу с помощью особого заклинания, которое Сын Стекольщика узнает у Старого Волшебника, обитающего на берегах реки Ропотамо:

Казалось бы, волшебное заклинание могло быть проще и конкретнее, но Каверину необходимо было вернуть из глубин памяти и донести до своего взрослого читателя поистине волшебную вязь и завораживающий ритм поэзии Велимира Хлебникова, чтобы вновь «возвратить время». Старый Волшебник не случайно говорит Сыну Стекольщика, что это заклинание «некогда подарил ему нищий поэт, искренний и потому великий… Как никто другой, он умел вдохнуть жизнь в мертвое слово. А ведь слово и жизнь человека — родные братья и даже, я бы сказал, близнецы. Вот почему я уверен в том, что его стихи, возвращавшие жизнь слову, могут вернуть жизнь и человеку, в особенности если за него хлопочут целых два поколения волшебников».

Выдающийся писатель без комментариев и назиданий, очень естественно и просто вписывает поистине золотыми буквами в свою современную сказку строки, что звучали для его поколения (да и для следующих) как некая ворожба у «зеркала природы», отражающего наш внутренний мир в его подлинности…

И слова, сказанные Старым Волшебником, звучат мыслью и чувством самого Вениамина Каверина.

В исследовании О. Новиковой и Вл. Новикова читаем: «Немухин выстраивался постепенно. Первая по времени написания сказка „Песочные часы“ отличается несколько обузданной фантазией и буднично-житейского и романтико-фантастического аспектов в сознании современного человека… сохраняет равновесие между рациональной воспитательной установкой и ее гротескной художественной интерпретацией… Вообще „детское“ и „взрослое“ начала образуют в глубине каверинского сказочного мира напряженную параллель, которая никогда не выходит наружу, но постоянно дает дополнительные художественные токи».

Здесь уместно было бы, наверное, вспомнить творчество В. Одоевского, а также А. Вельтмана, А. Бестужева, А. Погорельского, Н. Павлова, высоко ценимых Вениамином Кавериным и не оцененных до сей поры писателей, в немалой степени занятых в своем творчестве этой «напряженной параллелью». Можно упомянуть и более поздние по времени создания, сказки Евгения Салиаса — писателя значительно более «среднего» по сравнению с названными, работавшего по несколько иным законам, продиктованным своим временем, но, несомненно, унаследовавшего некоторые черты своих предшественников.

Произведения Вениамина Каверина, написанные в русле этого жанра (не столько сказочного, сколько романтико-мистического, фантастического, но с непременными волшебными «вкраплениями»), естественным образом соединяются с достижениями в этой области мировой культуры, создавая — что особенно важно! — единый контекст. И именно благодаря этому возникает слияние «детского» и «взрослого» восприятия: летающий Леня Караскин становится летчиком, Таня учится скрипичному мастерству у Феи Музыки, создавшей не слышимый никем оркестр из Зеленых Попугаев-неразлучников, Краешка Голубого Неба, Кремовой Шляпы, Черного Фрака, Дымчато-розового Пуделя с Белым Мячом во рту, Желтого Плаката и Огнетушителя, в момент, когда завистливый директор музыкальной школы задумал опозорить ее на Новогоднем концерте, принимает предложение Петьки обратиться к кузнецу Ивану Гильдебранду, чтобы он выковал голоса для ее оркестрантов, потому что каждый цвет обладает своим музыкальным звучанием. И вполне естественно, что ее ученица становится известной скрипачкой. Петька работает на судостроительном заводе, Таня излечивает от смертельной болезни своего отца, архитектора и художника, раздобыв для него живую воду… Но главное чудо — вовсе не в этой воде, изготовленной Лекарем-Аптекарем, а в том, что осознал Николай Андреевич, работая над «Портретом жены художника»: «Чтобы закончить „Портрет жены художника“… нужно было только несколько дней. И оказалось, что именно эти несколько дней прожить совсем нелегко. Но он старался, а ведь когда очень стараешься, даже невозможное становится возможным. Он работал, а когда работаешь, некогда умирать, потому что, чтобы умереть, тоже нужно время» (выделено мной. — Н. С.).

Достигнуть можно всего, если ты наделен большим сердцем и желанием приносить людям добро, жертвуя своими собственными интересами. И никогда не забывать о том, что, если постоянно работать, на смерть просто не будет времени…

Вот тот важнейший нравственный закон, который Вениамин Александрович Каверин адресовал нескольким поколениям своих читателей. Пусть те, кто моложе, не сразу поймут. Пусть запомнят — и когда-нибудь это станет для них путеводной звездой: невозможное превращается в возможное, когда вкладываешь все силы души в достижение своей цели…

Когда читаешь «Ночного сторожа», возникает вопрос: почему, соединяя сказки в единый цикл, Вениамин Каверин не выстроил их хронологически, по времени создания? Но вскоре на этот вопрос находится вполне логичный ответ: мысль ведет писателя словно по спирали — от более сложного к простому, а затем снова к сложному, чтобы в конечном счете обозначить, как мечется человек в попытках найти свое призвание; через какие малые и большие испытания проходит душа. И серьезная роль в этом труднейшем процессе принадлежит дороге, на которую судьба выводит человека, сталкивая его с простыми и сложными проблемами попеременно.

Может быть, именно это стало одной из причин, по которым дважды обращались к «Ночному сторожу» кинематографисты, — в 1973 году Вадим Курчевский поставил анимационный фильм-короткометражку «Немухинские музыканты», а спустя почти десятилетие под этим же названием появился фильм Марии Муат, несколько расширивший события одной только сказки до нескольких, происходящих и в других «историях, рассказанных в городе Немухине».

Сценарии и к мультипликационному, и к художественному фильмам писал сам Вениамин Александрович Каверин и (по довольно скупым отзывам писателя) этими работами он остался значительно более удовлетворен, чем лентами, снятыми по «Открытой книге» и даже «Двум капитанам». Особенно тепло отозвался он о фильме Марии Муат.

Каждая из сказок, составивших Немухинский цикл, хотя и связана с другими сквозными персонажами и некоторыми происшествиями, является совершенно самостоятельной, она словно ведет нас по лестнице — отчасти той самой, гофмановской, о которой не раз упоминалось на этих страницах: поднимаясь по ней, писатель ведет за собой читателя, порой заставляя вернуться на одну-две ступеньки ниже, чтобы осмысленно сделать следующий шаг вверх.

Тем более что чудеса нередко оказываются совершенно обычными. Так после концерта, когда Варвара Андреевна выходила на поклоны и буквально вытащила на сцену «высокого белокурого незнакомца с голубыми глазами», он преподнес Фее Музыки букет Голубых Подснежников, и «это было последнее чудо, совершившееся в тот удивительный вечер. Подснежники — в разгар зимы! Конечно, никому и в голову не пришло, что они выкованы из стали».

Вообще, чудеса, совершаемые героями Вениамина Каверина, очень просты, в сущности: Леший Трофим Пантелеевич похож на самого обыкновенного старичка, нюхающего табак. Он охотно показывает Петьке дорогу в Поселок Любителей Свежего Воздуха, где обитает кузнец Иван Гильдебранд (как не вспомнить здесь, читая эту фамилию, о мастерах-столярах из ранней новеллы Каверина!):

«— Салфет вашей милости, — степенно сказал Петька.

— Красота вашей чести, — радостно сморкаясь, ответил старичок.

— Любовью вас дарю.

— Покорно благодарю».

Или последнее чудо, совершенное Сыном Стекольщика перед тем, как исчезнуть из Немухина.

С некоторого времени кирпичи, регулярно доставляемые на строительство новой Пекарни, стали попадать в другие места. И это печалило всех немухинцев, потому что выпекаемый в городе хлеб с хрустящей корочкой славился далеко за пределами города. И вот в один прекрасный день Председатель Исполкома и Завнемухстрой проснулись с мыслью о том, что «непростительно так небрежно относиться к строительству Пекарни, в то время как люди с нетерпением ждут появления домашнего черного хлеба с вкусной хрустящей корочкой» и — «Пекарня начала расти как снежный ком… обещая стать одним из самых красивых немухинских зданий», а вскоре наступил день, когда по конвейеру одна за другой «поплыли, как черные лебеди, в строгом порядке» буханки невероятно вкусного черного хлеба, корочка которого издавала при разламывании звук, похожий на звук серебряного колокольчика.

Или сказка «Песочные часы», в которой человек, превращенный в детстве за грубость и насмешки над пожилыми людьми Феей Вежливости в человека-часы (он утром был добр со всеми, потому что стоял на голове, а к вечеру становился злым, придирчивым к окружающим), благодаря «жертве», принесенной Таней, обещавшей Фее год не смотреться в зеркало, становится обычным человеком. А Фея сокращает срок испытания Тане до полугода…

Или превращение Снегурочки в обыкновенную девочку Настеньку, потому что она нужна была всем окружающим, принявшим самое деятельное участие в ее судьбе, особенно — с наступлением весны, когда она неизбежно должна была растаять.

Именно в этом смешении «обыкновенных» чудес и настоящего волшебства кроется одна из загадок мудрого писателя — доступным человеческому чувству оказывается абсолютно всё: и добро, и зло. И самым главным оказывается возможность человека совершить необходимый и сознательный выбор между искушением добиться всего в жизни неправедным или праведным путем.

Как формулирует эту мысль кот Филя в «Верлиоке», «бывает воля сильная, непреклонная, неодолимая. Но все эти свойства скрестились в волшебной воле, которая давно перебралась из сказок в самую обыкновенную жизнь».

Собственно, тому же учили и продолжают учить и другие произведения Вениамина Александровича Каверина, задумаемся ли мы над «Исполнением желаний» или «Косым дождем», «Семью парами нечистых» или «Двумя капитанами», «Открытой книгой» или «Эпилогом».

И тогда мы вновь убеждаемся в честности писателя, говорившего, что писал он всю жизнь о простых вещах…

В сущности, это относится и к сказочной повести «Верлиока», действие которой происходит в городах — Котома-Дядька, Шабарша и Москва, а также в поселке Сосновая Гора, где в один прекрасный день воплощается в реальность мальчик из мечты знаменитого астронома Платона Платоновича, обладавшего внешностью не совсем обыкновенной: он «чем-то напоминал бяку-закаляку из стихотворения Корнея Чуковского». Когда-то молодая и беспечная паспортистка, перепутав документы, вписала ему в паспорт в графу «Дети» несуществующего сына Василия, а Платон Платонович не стал исправлять ошибку, потому что, по словам Шотландской Розы, «мальчик, которого он вообразил, уже занял свое место во времени и пространстве… Сама судьба вмешалась в эту историю, а спорить с ней бесполезно и даже опасно».

И в одну прекрасную ночь накануне Нового года из внезапно возникшего звука пастушеской дудочки в комнате, давно отведенной под детскую, появились некие очертания, сложившиеся в высокого рыжего мальчика с голубыми глазами. Это и был столь долгожданный Вася, который вместе с девочкой по имени Ива станет героем сказочной повести.

Вениамин Каверин и в этом «чуде воплощения» остался верен себе — в его юношеских новеллах подобные персонажи возникали и становились почти обыкновенными людьми, разве что наделенными способностью совершать чудеса.

«Сюжет повести — универсальная модель человеческой жизни, четко разделенной на две сферы — Добра и Зла, — пишут в своей книге О. Новикова и Вл. Новиков. — Город Котома-Дядька и город Шабарша замыкают собою всё мировое пространство — это сказочный „двойной портрет мира“… И, как бы сложен, пестр, многообразен ни был окружающий нас бесконечный мир, составляющие его вещество добра и вещество зла сохраняют свою резкую противоположность. И надо уметь за путаницей мелочей и подробностей увидеть суть, назвать белое белым, а черное черным… Зло в химическом виде — это именно пустота, бездуховность… Добро — это напряженное, порой мучительное духовное усилие».

Чудеса происходят вокруг Васи и Ивы, отправившихся в путешествие (Ива называет его «свадебным», хотя столь торжественного акта им надо ждать еще несколько лет), а от них для преодоления злого умысла одного человека, живущего на свете уже несколько веков, теперь под именем Леона Спартаковича, правящего городом Шабарша и сделавшего предложение руки и сердца Иве, требуется именно «напряженное, порой мучительное духовное усилие».

Раскрывает юным путешественникам почти в начале их пути тайну Леона Спартаковича Ворон-предсказатель, явившийся в повесть Вениамина Каверина из пьесы-сказки Карло Гоцци «Ворон». Не перенесенный непосредственно, а осмысленный, как это всегда случается у Каверина, и современно, и немного иронично, и являющийся тем мостом между прошлым и настоящим, который вселяет надежду на будущее. Так в сказке, наполненной отчетливыми современными реалиями, возникает вневременность и внепространственность, столь важные для Вениамина Александровича Каверина на протяжении всего его творческого пути.

И, конечно, Зло оказывается побежденным, хотя и не навсегда: писатель слишком хорошо знал, что оно непобедимо в принципе и обладает способностью возрождаться. Открыв Васе и Иве имя злодея — Верлиока — старый Ворон умирает, высказав опасение, что и Вася должен будет умереть, раскрыв Леону Спартаковичу Пещерикову его истинное имя. Однако этого не происходит, а Леон Спартакович, державший в руках волшебный светящийся шар, выронил его из рук и «рассыпался на множество маленьких верлиок, отвратительно розовых, как новорожденные мыши… Эти мыши были ростом с двухлетнего ребенка, и нельзя сказать, что между ними и исчезнувшим Демоном Бюрократии не было никакого сходства. Хотя, как и полагается новорожденным, они были совершенно голыми, в руках у них были, черт возьми, не что-нибудь, а дротики и копья… Вася бросил шар в поле, и верлиоки побежали за шаром, сталкиваясь и топча друг друга… Маленьких чудовищ становилось всё меньше и меньше».

Но навсегда они исчезнуть не могут — поэтому в момент, когда Вася готовится прожить долгую и счастливую жизнь с Ивой, в его комнате появляется элегантная дама, Судьба, и признается ему, что подарила герою вторую жизнь, потому что ей надоел Верлиока. И Вася, уговаривая эту капризную даму продлить его век, рассказывает о том, что на их свадьбе с Ивой кот Филя своими глазами видел под столом маленького верлиоку, а Вася собирается, окончив философский факультет университета, написать книгу под названием «Ошибки судьбы».

«Дама глядела на Васю со странным выражением любопытства и — вы не поверите — восхищения. Так художник подчас смотрит на свой нежданно-негаданно удавшийся холст.

— Ты заинтересовал меня, — сказала, наконец, Судьба. — А это труднее, чем справиться с Верлиокой. Обо мне написано много книг. В одних меня благословляют, в других проклинают. Но о моих ошибках, кажется, еще никто не писал. Хорошо, я подожду. Может быть, мы еще встретимся. А пока желаю счастья.

И она исчезла. Жизнь продолжалась».

Так ли заинтересовала Судьбу будущая книга о ее ошибках (которых, как известно, и она совершает немало) или слова о том, что на свадебный обед проник маленький верлиока, который непременно вырастет и, может быть, не раз еще посетит не только этот дом в поселке, но и куда более обширные пространства? Каверин дает возможность каждому решать по-своему, не понаслышке зная и об ошибках Судьбы, и о неистребимости Зла… И в этом — «Счастье таланта», как назвал писатель одну из своих книг воспоминаний.

Сегодня эти слова мы относим к писателю, историку литературы, человеку, наделенному высокими нравственными качествами и никогда не лгавшему в своих произведениях, — Вениамину Александровичу Каверину.