Казачество. Путь воинов Христовых

Глава 7 Начало Оренбургского и Терского Войск

Терский городок конца ХVI в.

Азов долгое время считался как бы «нейтральным». Здешние купцы торговали с казаками, местные власти закрывали на это глаза. А донцы по памяти все еще считали Азов «своим», никогда не нападали на него, приезжали сбывать рыбу, военную добычу, покупать одежду, вино, хлеб. Через посредничество азовцев казаки, татары и турки обменивались пленными или выкупали их. Но после разгрома при Молодях крымцы обозлились на Михаила Черкашина. Когда его сын Данила появился в Азове, схватили его и увезли в Крым. Атаман мгновенно поднял казаков. Напал на город, погромил посад и захватил 20 «лучших людей», в том числе Сеина, шурина турецкого султана. Передал, что отпустит всех в обмен на сына. Но Девлет-Гирей жаждал отомстить Черкашину, предал Данилу мучительной казни. В ответ были убиты заложники. Даже султан возмутился действиями хана, писал ему: «А ведь, де, Азов казаками и жил, а казаки, де, Азовом жили, о чем, де, у них по ся места все было смирно. Нынче, деи, ты меж казаков и Азова великую кровь учинил». Действительно, с этого момента «нейтралитет» Азова кончился [129].

Но перед Иваном Грозным Девлет-Гирей после полученного урока пытался заискивать. Просил о мире, писал: «С одной стороны у нас Литва, с другой черкесы, будем воевать их по соседству и голодными не будем». Конечно, Царь понимал, что любые договоры с Крымом могут быть только временными – пока побитые хищники зализывают раны. Еще до сожжения Москвы он взялся укреплять южные рубежи, выдвигаясь в Дикое Поле: возводились крепости Орел, Болхов, Епифань. В феврале 1571 г. Боярская Дума утвердила «Приговор о станичной и сторожевой службе» – по сути положивший начало пограничным войскам. Предусматривалось с ранней весны до глубокого снега размещать в степи станицы-заставы, высылать дозоры.

А передышку, полученную после победы на Молодях, Царь использовал для грандиозного дела, начал строить засечные черты. Граница сдвигалась на 150–200 км на юг. Новые крепости, форпосты в Диком Поле, соединялись единой системой укреплений. В лесах рубились сплошные завалы, на открытых местах копались рвы и насыпались валы до 15 метров. Поверху ставились частоколы. В промежутках между крепостями засеки прикрывались острожками, укрепленными слободами. Большая засечная черта протянулась на сотни километров от города Алатырь на Темников – Шацк – Ряжск – Данков – Новосиль – Орел – Новгород-Северский. Службу на засечных чертах несли казаки. Они становились и населением новых мест, и строителями, и защитниками. В казаки верстали пограничных крестьян, привычных жить с оружием в руках. Привлекались тульские, брянские, рязанские, мещерские казаки, зазывали донских, днепровских, волжских, яицких.

Так возникло Орловское казачество. В самом Орле существовала Черкасская слобода (из днепровских казаков), развертывались «Мценские сторожи», «Орловские и Карачевские сторожи». О них до сих пор свидетельствуют названия здешних селений – Казачье, Сторожевское, Караул, Воин, деревни Казаки и Казаковки в Елецком, Болховском, Колпинском, Покровском, Новосильском районах. Служилое казачество складывалось и по всей протяженности засечной черты. Казачий отряд в крепости назывался «прибором», его командир получал чин «головы» и подчинялся воеводе [169].

Глубоко в степь высылались дозоры. Каждый состоял из 2 казаков с заводными лошадьми. Пункт наблюдения выбирался на дереве или холме. Заметив облако пыли, дозорный сообщал товарищу, и тот скакал к своим [84]. По этому сигналу поднималась тревога в крепостях, высылалась разведка. И если поступало подтверждение, что тревога не ложная, идут татары, приходила в действие вся система обороны, донесения летели в Москву, выступали войска. Большая засечная черта перекрыла путь для крымских набегов. Крестьяне избавлялись от постоянного страха перед степняками, стало возможным осваивать огромные пространства плодороднейших черноземных земель, до сих пор лежавших нетронутыми.

Но неспокойно было и на востоке. Турецкие и крымские эмиссары подбивали на мятежи татар, черемису, мордву, чувашей. А Большая Ногайская орда после молодинского разгрома снова переметнулась служить Ивану Грозному, но искренностью не отличалась. При удобном случае ногайцы не прочь были пограбить русских, втягивали в набеги башкир. Царь и здесь строил новые крепости: Мокшан, Верхний и Нижний Ломов, Водинск. Для службы набирали казаков, они составили значительную часть гарнизонов Казани и Астрахани. А для контроля за уральскими степями было решено выдвинуть форпост далеко на восток. В 1574 г. отряд воеводы Ивана Нагого заложил на р. Белой Уфимское укрепление. Здесь также поселили казаков. И с этой даты, 1574 г., берет отсчет старшинство Оренбургского Войска [169].

Победа при Молодях вновь подняла авторитет Москвы среди народов Кавказа. Прежние царские союзники, кабардинцы, воспрянули духом. Вместе с гребенцами стали теснить своих противников. Иван Грозный поддерживал друзей России. В 1577 г. «по челобитью Темрюка, князя Черкасского» был вторично построен Терский городок. В его возведении участвовали гребенские казаки. И… эта дата принята для определения старшинства Терского Войска. Потому что сведения о первом строительстве городка в 1567 г. и о службе в нем казаков есть, но «вторичные». А документальное царское указание и донесения воевод сохранились только насчет второго городка.

Сюда был направлен воевода Новосильцев и отряд стрельцов. Но они лишь помогли кабардинцам, обеспечили строительство и в 1579 г. возвратились. Постоянный гарнизон и население Терского городка составили казаки. Очевидно, Царь не желал осложнений с Османской империей и предпочел изобразить, будто Терек живет самостоятельно – так же, как Дон. И действительно, терские казаки сохраняли полную независимость. Они выполняли царскую службу по охране границы. Но имеются сведения, что гребенцы в эту пору нанимались на службу и к грузинским царям (хотя иногда ходили в Грузию «на добыч»). Документы конца XVI в. свидетельствуют, что казаки подрабатывали наемничеством и в Дербенте, и у шахов Персии. Не прочь были и «пошалить». Периодически Царю шли жалобы персидских, крымских, турецких купцов, кумыкских, тюменских, шемахинских, ногайских князей, что их пограбили казаки, захватив товары, скот, лошадей [14].

Но для Северного Кавказа это было делом обычным, здесь все так жили. Например, угнать коней считалось не только «заработком», но и признаком удали. Однако стоит подчеркнуть, что заселение казаками Терека и Сунжи не вызывало никакого кровного противостояния с коренными народами. Ни чеченцы, ни дагестанцы в то время в долинах вообще не жили, это было слишком опасно – по соседству кочевали татары и ногайцы. Предпочитали оставаться в горах. А для казаков селиться по рекам было привычно. Основным их промыслом являлось рыболовство, в камышах и прибрежных лесах водилось множество дичи. Если же налетят степняки, казаки хорошо умели отбиваться в своих городках, а угоны скота и урон хозяйству быстро компенсировали ответными рейдами. Для казаков это тоже было привычно, буднично.