Кэти Малхолланд том 2

Глава 1

Надежде Кэти не суждено было осуществиться. Бернард Розье вышел живым из тюрьмы, отсидев шесть лет. Словно желая компенсировать утерянное время, он тут же предался пьянству и разврату и вел распутную жизнь до тех пор, пока с ним не случился удар. После этого о нем ничего больше не было слышно.

В период между 1881 и 1909 годом жизнь Кэти шла гладко. Ее репутация в Шилдсе изменилась в лучшую сторону. Быть может, это произошло благодаря мистеру Хевитту, который всегда с уважением отзывался о ней в разговоре с другими клиентами, да и процесс над Бернардом Розье сыграл в этом немаловажную роль. После процесса в городе стали ходить слухи, касающиеся ее и Бернарда. Кто-то говорил, что она стала жертвой насилия Бернарда Розье, когда была совсем еще юной девушкой и работала прислугой в доме его родителей. Другие утверждали, что она была его любовницей, и он сделал ее владелицей дома свиданий, а когда ее дела пошли в гору, она порвала с ним отношения. Ходил также слух о том, что он в свое время подстроил ее арест по фальшивому обвинению, но большинство горожан считало это преувеличением. Однако все видели, как Розье представил ложное обвинение капитану Фрэнкелю, и было ясно, что он сделал это в отместку Кэти. Как бы то ни было, когда была доказана невиновность капитана Фрэнкеля, а потом виновность Розье, окружающие стали относиться к Кэти с большим уважением. Теперь Кэти Малхолланд — или миссис Фрэнкель — пользовалась репутацией респектабельной замужней женщины.

Еще два человека вошли в жизнь Кэти за последние годы, и оба сыграли немаловажную роль в ее судьбе. Один из них принес ей радость, другой — страх и беспокойство.

Страхи начались, когда весенним днем 1888 года сын Эндри, капитан Нильс Фрэнкель, как и обещал, заехал их навестить. Нильсу Фрэнкелю уже исполнилось тридцать шесть лет, и внешне он был точной копией Эндри, каким был тот, когда познакомился с Кэти. Но у отца и сына кроме внешнего сходства обнаружилась еще одна общая черта — оба с одинаковой силой желали одну и ту же женщину, то есть Кэти. Нильса непреодолимо повлекло к ней с первой же минуты, так же как это случилось в свое время с его отцом. И Нильс хотел от нее той же любви, которой хотел Эндри.

Сначала Кэти думала, что это ей только кажется. Ведь она уже далеко не юная, а он на девять лет моложе нее. Она решила, что стала слишком тщеславной и уже принимает за любовь обычную дружескую симпатию. Однако она поняла, что не ошиблась, когда Нильс предложил ей оставить его отца и уехать с ним. Именно тогда страх снова вошел в ее жизнь.

Если бы Нильс Фрэнкель походил на отца не только внешне, но и характером, ситуация оказалась бы намного проще: он бы сумел понять Кэти и не преследовал бы своей любовью. Он мог бы напиться с горя, он мог бы найти другую женщину, сменить нескольких женщин, пока не встретит ту единственную, которая ему действительно нужна и которая сумеет ответить на его любовь. Но Нильс был совсем другим. Он пил мало и очень быстро пьянел. А когда он пьянел, он начинал приставать к Кэти с ухаживаниями и вел себя очень нахально. Он был, в отличие от Эндри, замкнутым и необщительным. Он никогда не разговаривал со своими матросами, как это делал Эндри. Будучи капитаном большого лайнера, Нильс считал ниже своего достоинства общение с матросами и водил компанию только с людьми своего ранга. Он не умел, как Эндри, смеяться от души. Он смеялся редко, и его смех всегда звучал как-то неестественно. Что же касалось женщин, в этом он тоже был очень разборчив. Кэти не знала, есть ли у него любовницы, — но из разговоров с ним она поняла, что он презирает простых женщин и никогда не заводит знакомств в портах. Она часто задавалась вопросом, рассказывал ли Эндри сыну о том, как они встретились. Ведь они встретились в заведении, посещаемом заезжими моряками и портовыми шлюхами, и Нильс, наверное, посчитал бы ее шлюхой, если б узнал подробности их встречи. Но с Эндри она никогда не говорила о Нильсе, даже не упоминала его имени. А когда Эндри сам заводил разговор о сыне, она слушала его молча.

Эндри всегда был рад визитам сына и всячески привечал его в их доме. Он был счастлив, что их отношения восстановились, потому что это в некотором смысле снимало груз с его совести. В глубине души он никогда не переставал чувствовать себя виноватым перед своими детьми, которые отвернулись от него из-за того, что он ушел от их матери. Нет, он вовсе не раскаивался в том, что ушел от своей прежней жены, — но ему было горько от того, что дети не смогли его понять. Теперь, когда Нильс часто бывал в их доме и имел возможность близко познакомиться с Кэти, Эндри надеялся, что сын поймет, почему он полюбил эту женщину и решил связать свою жизнь с ней. И Нильс в самом деле понял его, и не только понял, но и разделил его чувства к Кэти. Но об этом Эндри не знал и даже не догадывался. Если бы он узнал, он бы, наверное, возненавидел сына не меньше, чем в свое время ненавидел Бернарда Розье. Именно поэтому Кэти тщательно скрывала от Эндри, что его сын неравнодушен к ней. Она знала, что никогда себе не простит, если станет причиной разногласий между отцом и сыном.

Другой человек, появившийся в ее жизни в это время, принес ей радость. Этим человеком была Кэтрин, ее внучатая племянница.

Кэтрин — старшая дочь Люси, внучка Джо. Впервые Кэти увидела ее, когда та была двухмесячным младенцем. Люси, пребывая в финансовых затруднениях, пришла с ребенком на руках к своей богатой тете, чтобы попросить ее о помощи.

Люси вышла замуж за Патрика Конноли, отца ребенка, уже на пятом месяце беременности. Именно это и послужило причиной их поспешного брака. Джо, глубоко возмущенный поведением дочери, порвал с ней всякие отношения и даже не подпускал к порогу своего дома. Однако, прежде чем выгнать Люси из дома, он не забыл сказать ей о том, что она непременно попадет в ад, так же, как и ее тетя Кэти, которая тоже в свое время забеременела от человека, с которым не состояла в браке, а впоследствии вступила на дорогу разврата, спутавшись с иностранным моряком.

Кэти сначала очень обрадовалась: племянница вспомнила о ней, — ничего, что только из-за денег. Но она быстро разочаровалась в Люси, которая оказалась очень неприятной женщиной. И еще более неприятным человеком оказался ее муж, с которым Люси постоянно скандалила даже в первые месяцы брака. Но их дочь Кэти полюбила с первой же минуты. В Кэтрин она увидела свою Сару — Сару, когда та была еще младенцем, не ту Сару, которая превратилась в леди и пренебрегла своей матерью. И с годами ее привязанность к Кэтрин росла до тех пор, пока между ними не возникла та близость, которая возможна только между матерью и дочерью.

Разумеется, Люси ревновала свою дочь к ее двоюродной бабушке, которую девочка любила больше, чем родную мать. Она бы давно запретила Кэтрин бывать у Кэти, если бы не выгода, которую она извлекала для себя из их взаимной привязанности. Кэти не жалела денег на свою внучатую племянницу, мало заботясь о том, что эти деньги попадали в руки ее матери, которая пропивала их, вместо того чтобы потратить на детей. Люси регулярно посылала дочь к тете Кэти «занять» денег, — разумеется, эти долги никогда не возвращались.

Сейчас Кэтрин было восемнадцать лет. Последние семь лет она училась в женском колледже при монастыре, и теперь ей оставалось два года до получения диплома. Возможность дать девочке подобающее образование Кэти пришлось покупать — именно покупать, потому что Люси дала согласие на обучение дочери, только когда Кэти пообещала назначить ей взамен на это регулярную плату в один фунт в неделю.

Но этой постоянной платы оказалось недостаточно. Люси продолжала посылать Кэтрин за деньгами к тете Кэти. Сегодня Кэтрин тоже пришла просить денег, о чем Кэти сразу же догадалась по стыдливому выражению на лице девушки.

Она полулежала на диване в спальне, а Кэтрин присела рядом на стул и нервно переплетала пальцы обеих рук, не решаясь сказать ей о цели своего визита.

— Сколько ей нужно? — спросила Кэти, прежде чем Кэтрин успела заговорить.

— Она хочет, чтобы ты дала ей фунт, — прошептала Кэтрин, опустив глаза. — Она говорит, что должна внести четырехнедельную квартплату, но я знаю, что она заплатит только за две недели, а остальное потратит на…

Девушка замолчала, не желая произносить слово «выпивка».

— Она снова запила?

Кэтрин кивнула в ответ. Подняв голову, она прошептала скороговоркой:

— Мне так стыдно, тетя Кэти, так стыдно! Мне стыдно оттого, что она заставляет меня просить у тебя денег. Но еще стыднее мне оттого, что я… — Она на секунду умолкла и закрыла глаза. — Я, наверное, очень плохая, тетя Кэти, — сказала она теперь медленнее. — Но я часто ловлю себя на том, что желаю ее смерти.

— О, дитя мое! Ты ни в коем случае не должна так думать. Ведь она твоя мать. И она не виновата, что не может покончить с пьянством. Она уже давно пристрастилась к алкоголю и так втянулась в это, что теперь уже не сможет остановиться.

— Нет, тетя Кэти, она бы смогла с этим покончить. Смогла бы, если б у нее не было денег на выпивку. Но она знает, что ты…

Кэтрин с усилием сглотнула и снова умолкла.

— Она знает, что я готова дать тебе все, о чем бы ты меня ни попросила, — разумеется, в пределах моих возможностей, — продолжала за нее Кэти. — Она использует тебя, чтобы получать от меня деньги. Я прекрасно это знаю, моя милая.

Кэтрин взяла руку Кэти и нежно погладила.

— Вчера вечером мы с ней ужасно повздорили, и она не была пьяна, — сказала Кэтрин. — Она грозилась, что заберет меня из колледжа. Ей, видите ли, не нравится, что в колледже меня обучили хорошим манерам, и я стала вести себя не так, как подобает девушке моего класса. По крайней мере она так говорит. Я не выдержала и напомнила ей, что она согласилась отдать меня в колледж только потому, что ты пообещала платить ей по фунту в неделю до тех пор, пока я не закончу учебу. Но я боюсь, что она не позволит мне доучиться. Ее очень злит то, что я получаю образование. Она вполне может запретить мне ходить в колледж.

— Она не посмеет. Я позабочусь о том, чтобы ты завершила образование, на этот счет можешь не волноваться, Не забывай, она зависит от меня. А сейчас я дам ей десять шиллингов. Если она заплатит за квартиру — а за квартиру ей придется заплатить, — у нее останется совсем мало на выпивку.

Сказав это, Кэти дотронулась до щеки девушки. Кожа у Кэтрин была мягкая и шелковистая, в точности такая же, как у нее. Но на этом их сходство заканчивалось. Внешне дочь Люси Малхолланд походила на своего отца-ирландца. У нее были такие же темные глаза и густые черные волосы, такие же высокие скулы и большие полные губы. Только на лице Патрика большой рот говорил о слабости характера, а рот Кэтрин указывал на чувственность ее натуры. Но ни одна из черт матери не передалась Кэтрин; ее характер тоже не имел ни малейшего сходства с характером Люси, чему Кэти была очень рада.

Следуя внезапному порыву, Кэтрин подалась вперед и, наклонив голову, прижалась щекой к плечу Кэти.

— О, тетя Кэти, если б я только могла жить здесь, с вами! — проговорила она срывающимся голосом. — Знаешь, когда монахини рассказывают нам о рае, — она потерлась лицом о бледно-лиловый шелк платья Кэти, — я не вижу ангелов и сказочные дворцы на небесах. Я вижу этот дом и тебя.

— Моя дорогая девочка! — в голосе Кэти слышались и слезы, и смех. — Скоро все изменится к лучшему. Через два года ты закончишь колледж и получишь диплом учительницы. Когда ты начнешь работать, ты станешь хозяйкой своей судьбы и сможешь жить, как захочешь. — Она приподняла лицо Кэтрин и заглянула ей в глаза. — Где захочешь, моя дорогая, — повторила она. — Ну, а теперь успокойся. Ты ведь останешься у нас на чай, не так ли? А до чая пойди, прими горячую ванну.

Когда Кэтрин выходила из комнаты, на пороге появилась Бетти. Она с восхищением оглядела одежду девушки.

— Что ты скажешь о ее платье? — шепотом спросила она у Кэти, глядя вслед Кэтрин.

— Оно очень милое, Бетти.

— О, по-моему, оно просто замечательное. С ее вкусом она скоро станет самой элегантной женщиной в…

— Прекрати болтать, Бетти, и подойди сюда, — нетерпеливо перебила ее Кэти. — Ты хотела мне что-то сообщить?

Улыбка сошла с круглого лица Бетти. Она плотно прикрыла за собой дверь и подошла к дивану.

— Он вернулся, — сказала она. — Он сейчас в курительной комнате вместе с капитаном.

Кэти отвернулась к окну.

— Что ж, он не был уверен, что должен будет отплыть сегодня. Он сам так сказал.

— Значит, мне придется добавить еще один прибор. Ты ведь сказала, что Нильса не будет.

В эту минуту раздался громкий стук в дверь. Бетти открыла дверь и, поджав губы, вышла, даже не взглянув на сына Эндри, входящего в комнату.

— О! Ты отдыхаешь?

Нильс говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от Эндри, который после многих лет, проведенных в Англии, стал говорить, как коренной англичанин.

Кэти отвела глаза от гостя и, откинув голову на валик дивана, сказала нарочито усталым тоном:

— Да, Нильс, я отдыхаю.

— Ты устала?

— Да. Именно поэтому я решила отдохнуть.

На губах Нильса заиграла улыбка, которая лишь отдаленно напоминала улыбку Эндри.

— Обрати внимание на эту усталость, которая одолевает тебя посреди бела дня. Быть может, это первый симптом старости, — сказал он шутливым тоном.

— Это в самом деле так, Нильс, — серьезно ответила она. — Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.

— Не мели чепухи. — Нильс больше не улыбался, и на его лице появилось решительное, почти агрессивное, выражение. — Я больше не хочу слышать, сколько тебе лет. Ты выглядишь на сорок, и ни днем старше. Я тысячу раз говорил тебе это, и это правда. Ты сама знаешь, что это правда.

— Я ничего не знаю, Нильс, кроме того, что я уже далеко не молодая женщина, — спокойно сказала она.

— Перестань! — Он склонился над ней, опершись руками о спинку дивана, и приблизил лицо почти вплотную к ее лицу. — Ты молодая, и я тоже молодой. Мы оба молоды, — прошептал он. — Я знаю, в душе ты чувствуешь себя очень молодой. Ты только притворяешься, что считаешь себя старухой. На самом деле ты очень молодая и привлекательная женщина…

— Замолчи, Нильс! Я больше не желаю выслушивать твои речи! — Кэти отняла голову от валика дивана и резко выпрямилась. — Если ты собираешься продолжать в том же духе, я расскажу обо всем твоему отцу. Клянусь Богом, расскажу.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, и его лицо переменилось, приняв насмешливое выражение.

— Ох, Кэти, не пытайся меня напугать. Я прекрасно знаю, что ты ничего ему не расскажешь. Ты боишься того, что может случиться, если он узнает, — иначе ты бы не молчала все эти годы… Ладно, ладно, не будем больше об этом, — он выпрямился и отступил на шаг. — Не смотри на меня такими сердитыми глазами. Я не люблю, когда ты сердишься. — Он внезапно рассмеялся, глядя на ее вечернее платье, лежащее поперек кровати. — Когда я узнал, что мы не сможем отплыть раньше завтрашнего утра, я на радостях готов был подбросить в воздух шляпу. Таким образом, сегодня вечером у меня будет возможность наблюдать, как ты, одетая в розовую тафту, принимаешь у себя аристократию Вестоэ, самые сливки общества.

— Не говори глупостей, Нильс.

— Глупости? Разве это глупости? Ты ведь всю жизнь мечтала об этом!

— Ты ошибаешься, — ее голос звучал резко.

— Ладно, может, ты сама и не придаешь этому значения. Но мой отец всегда желал, чтобы ты сблизилась с кругами знати. И я прекрасно его понимаю. Я бы на его месте желал того же самого.

Они посмотрели друг на друга, и Кэти на какое-то мгновение показалось, что перед ней стоит Энди, каким он был тридцать лет назад. Но она знала, что этот человек не имеет ничего общего с Энди, кроме внешнего сходства. У Нильса совсем другой характер, и, хоть он и привлекателен внешне, в нем нет и сотой доли того обаяния, каким наделен Энди. Потому что даже сейчас, в восемьдесят лет, Энди был для нее все тем же обаятельным, чудесным мужчиной, который научил ее жить и любить, — единственным существующим для нее мужчиной на этом свете.

Нильс снова приблизился к ней, и все ее тело напряглось, когда он протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до ее волос, нежно шепча что-то на своем родном языке. Это тоже напомнило ей Энди, который часто говорил ей слова любви по-норвежски, особенно в первые годы… Нильс резко отдернул руку, словно угадав ход ее мыслей, и быстрым шагом вышел из комнаты.

Через некоторое время она услышала его голос на лестничной площадке.

— Эй, юная леди, не расходуй весь пар. Я тоже хочу принять ванну! — кричал он, обращаясь, по всей вероятности, к Кэтрин. — И смой с себя этот монастырский запах. Он действует мне на нервы.

— О, дядя Нильс! — откликнулась Кэтрин из ванной. — Как здорово, что ты вернулся. Я скоро закончу.

Потом до нее донесся голос Джесси:

— Вам приготовить ванну сразу же, как только мисс Кэтрин выйдет, капитан?

Она не расслышала, что именно Нильс ответил горничной, но по приглушенному хихиканью Джесси поняла, что это какая-то шутка. Нильс часто шутил с Джесси, которая принимала его шутки за знаки внимания. Молодая горничная была явно неравнодушна к Нильсу и всегда вертелась вокруг него, когда он приходил к ним в дом. Сейчас, например, она должна быть на кухне и наверняка поднялась наверх нарочно, чтобы пококетничать с Нильсом. Бетти говорила, что эта девушка не знает своего места и за ней надо как следует присматривать.

Вставая с дивана, Кэти подумала, и не без сожаления, что Джесси напрасно тратит время. Если бы горничная знала, кем заняты его мысли, она бы оставила Нильса в покое.

Они закончили пить чай, и Кэтрин уже собралась уходить, когда Эндри, сидящий возле окна в гостиной, подозвал ее к себе.

— Попробуй-ка угадать, кто поджидает тебя за воротами?

— О, неужели опять он, дядя Эндри? — Лицо Кэтрин залилось краской.

— «Неужели опять он, дядя Эндри?» — со смехом передразнил ее Эндри. — Да, это опять он, девочка моя.

Эндри протянул руку и, обняв Кэтрин за талию, привлек ее к себе и повернул лицом к окну. Она смущенно засмеялась, глядя туда, где среди деревьев на противоположном тротуаре стоял, засунув руки в карманы, высокий молодой человек.

— Откуда он знает, что я здесь? — Кэтрин обернулась от окна и посмотрела на Кэти.

— Наверное, он заходил к тебе домой, и там ему сказали, что ты у нас, — ответила Кэти, смеясь.

Кэтрин лишь покачала головой. Она не стала говорить, что этот молодой человек ни за что не пришел бы в дом ее родителей.

— Это опять твой кузен, не так ли? — осведомился Нильс, подходя к окну.

— Да, дядя Нильс, это опять он, — ответила Кэтрин нарочито небрежным тоном. — Понимаешь ли, ему нечем себя занять после работы, вот он и приходит сюда, чтобы как-то провести время…

Эндри громко расхохотался.

— Ты такая же, как твоя тетя Кэти, — воскликнул он, сжимая ее руку. — Она тоже всегда недооценивала себя и не замечала, когда люди влюблялись в нее. Ну, иди же к нему, иди, — он отпустил ее руку и легонько подтолкнул к двери. — Не заставляй бедного парня ждать. И передай ему, что, если в следующий раз он не войдет к нам в дом, я выйду на улицу и побью его ботинком.

— Я передам ему это, дядя Эндри, обязательно передам, — Кэтрин смущенно улыбнулась. — Ладно, я пойду. Пока, дядя Эндри.

— До свидания, моя дорогая, — Эндри ласково улыбнулся ей.

— Пока, дядя Нильс.

— До свидания, Кэтрин.

Нильс посмотрел вслед Кэтрин и Кэти, которые вместе вышли из комнаты, потом перевел взгляд на отца.

— Почему этот парень не заходит в дом? — спросил он.

— О, этот молодой человек — внук Джо, — Эндри теребил свою пышную белоснежную бороду. — Помнишь, я рассказывал тебе о Джо? В их семье это передалось от отца к сыну, а от сына к внуку. Фамильная вражда, понимаешь ли. — Он шутливо стукнул сына кулаком в грудь, потом продолжал более серьезным тоном: — В последний раз Кэти виделась со своим братом Джо в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Он живет всего в четырех милях отсюда. Трудно поверить, что, живя так близко друг от друга, они ни разу за все эти годы не столкнулись на улице. Он порвал с ней из-за меня. Да-да, все это случилось из-за меня. — Эндри медленно покачал головой, словно до сих пор не мог постичь эту ситуацию между братом и сестрой. — Я думаю, немалую роль в этом сыграла ревность. Он был глубоко оскорблен, когда она предпочла ему постороннего человека. Должно быть, он очень любил ее. Впрочем, разве возможно ее не любить? Как ты считаешь, Нильс, это возможно?

Он внимательно посмотрел на сына, и Нильс спокойно выдержал его взгляд.

— Нет, это невозможно, — ответил он ровным голосом.

При этих словах лицо Эндри просветлилось, и его глаза наполнились гордостью. Он протянул к сыну руку и сжал его локоть.

— Значит, ты меня понимаешь. Я всегда знал, что ты меня поймешь.

Нильс смотрел на отца широко раскрытыми глазами. Ему казалось невероятным, что отец еще ни о чем не догадался. Впрочем, отец слишком высокого мнения о себе самом, чтобы увидеть в нем, Нильсе, соперника. Даже сейчас, в восемьдесят лет, он все еще считал себя привлекательным мужчиной — по крайней мере привлекательным для Кэти. Вдруг Нильс почувствовал, как сильнейшее негодование поднимается из самых глубин его души. Это негодование произрастало из его давнего чувства обиды на отца, который оставил его и его сестер, когда они были еще детьми, и питалось его теперешней ревностью. Он хотел закричать: «Послушай, ты, самоуверенный старик! Я заберу ее у тебя и увезу отсюда, и ты останешься один так же, как осталась одна моя мать, когда ты бросил ее и уехал из дома, когда ты бросил всех нас. Но теперь настал твой черед остаться в одиночестве».

— О чем ты думаешь, Нильс? — внезапно спросил Эндри, поднимая глаза на сына.

Он заметил, что Нильс уже давно смотрит на него, но каким-то отсутствующим взглядом, так, словно думает о чем-то своем.

— Об одной женщине, — ответил Нильс, отворачиваясь.

— Ха! Ха! — рассмеялся Эндри и шутливо стукнул его кулаком. — Ты весь пошел в меня, мой мальчик.

Глава 2

У юного Тома Малхолланда, высокого, узкого в кости, было длинное, всегда серьезное лицо с прямым носом и тонкими губами. У него были большие глаза, в точности такие же, как у Кэти, — только он не знал об этом, потому что никогда в жизни не встречался со своей двоюродной бабушкой. Сейчас, в девятнадцать лет, Том имел два желания. Первое — это уйти с судостроительного завода и найти другую работу, потому что он устал от грязи, шума и суматохи, царящей там. Куда он пойдет работать, Том пока не знал, и у него не было каких-либо определенных планов на этот счет. Второе желание было более определенным: он хотел жениться на своей кузине Кэтрин.

Его первое желание, хоть он пока и не знал, как его осуществить, было простым, и он не видел особых препятствий на своем пути. Второе желание было просто невозможным. Если б он ухаживал за девушкой из семьи Палмеров или из какой-нибудь еще знатной семьи в Вестоэ, у него было бы больше шансов жениться. Но между ним и Кэтрин стояла церковь, и эта преграда была непреодолимой. Кэтрин была католичкой, а он принадлежал к англиканской церкви. Подобный брак недопустим в глазах общественности Джарроу. Том знал, что ему следовало бы пресечь на корню свою любовь к Кэтрин и перестать думать о ней. Но он ничего не мог с собой поделать.

Увидев, как дверь дома открылась и Кэтрин спустилась с крыльца, он вышел из гущи деревьев и медленно пересек дорогу. Остановившись на тротуаре, он ждал ее приближения. Когда она поравнялась с ним, он молча подошел к ней и зашагал рядом. Они прошли несколько кварталов, прежде чем он заговорил.

— Привет, — сказал он.

— Привет! — Она резко обернулась и посмотрела на него в упор. — Тебе бы не стоило приходить в такую даль. Ты износишь ботинки, — насмешливым тоном проговорила она.

— Я могу приклепать новые подошвы, — невозмутимо отозвался он.

— Я поеду домой на трамвае.

— Тогда я провожу тебя до остановки.

— Ты тоже сядешь со мной на трамвай. Я оплачу тебе билет.

— Я не позволю тебе платить за меня.

— Какой же ты упрямый! — ее голос был резок. — По-твоему, я способна бросить тебя здесь, после того как ты пришел в такую даль, и уехать на трамвае, зная, что ты идешь домой пешком?

— Тебе решать, ехать тебе на трамвае или нет.

Они остановились и вызывающе смотрели друг на друга. Потом ее лицо смягчилось, и она пожала плечами так, словно смирялась с неизбежным.

— Ты вынуждаешь меня идти пешком, — сказала она. — Но имей в виду, я буду валиться с ног от усталости, когда дойду до дому, и вдобавок получу строгий выговор за то, что вернулась поздно.

Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Бок о бок они продолжали свой путь.

Кэтрин считала Тома привлекательным молодым человеком. И не только привлекательным — он был очень вежливым и обходительным, что она высоко ценила в молодых людях. Да, Том Малхолланд нравился ей. Но чувства, которые она питала к нему, были скорее чувствами сестры к брату, нежели девушки к молодому человеку. Том — ее кузен, но она была привязана к нему, как к родному брату. Из всех людей, которых она знала, на первом месте у нее была тетя Кэти, а на втором — Том.

— Дядя Эндри грозится побить тебя ботинком, если ты в следующий раз не зайдешь в дом, — сказала она, оборачиваясь к нему.

— Правда?

— И он вполне способен это сделать. Хоть ему и перевалило за восемьдесят, силы ему не занимать.

— Что ж, когда он занесет ногу, я могу починить его ботинок и почистить, если это необходимо.

Теперь оба смеялись. Смеясь, они пошатнулись и упали друг на друга, но тут же отскочили в разные стороны. Весь остальной путь через Шилдс они шли на некотором расстоянии друг от друга и говорили мало, обмениваясь лишь короткими фразами. Только когда они уже миновали порт и вышли на дорогу, ведущую из Шилдса в Джарроу, их смущение прошло, и они начали свободно болтать между собой.

Они прошли мимо болота и мимо строений Восточного Джарроу и Богей-Хилла. Вместо того чтобы пойти кратчайшей дорогой, пролегающей через трамвайные пути, они сделали крюк и направились по набережной. Дойдя до угла улицы, которая вела к дому Кэтрин, они помедлили, и сели на бревно и некоторое время молчали, глядя на мутную реку, текущую среди илистых берегов, потом Кэтрин внезапно сказала:

— Я ненавижу Джарроу.

Том резко повернулся к ней и с минуту смотрел на нее молча, потом заметил немного обиженным тоном:

— Есть места и похуже.

— Где?

Он улыбнулся и пожал плечами.

— Тебе это может показаться странным, но я люблю Джарроу, — медленно проговорил он. — Да, я, как и ты, терпеть не могу эту грязь, эту вонь и мусор на улицах. Я согласен, Джарроу очень сильно загрязнен и находится в полнейшем запустении. Я сам не знаю, почему я люблю этот город, но я бы не хотел жить ни в каком другом месте. Странно, не так ли?

Кэтрин кивнула, и на ее лице изобразилось понимание. Однако она сказала:

— Я терпеть не могу Джарроу. Я бы многое отдала, чтобы жить в другом месте.

— Но ты не имеешь ничего против Шилдса?

— Нет. Я бы с удовольствием поселилась в Шилдсе. Там намного чище, чем здесь.

— Ты не права. В Шилдсе есть районы, где еще грязнее, чем в Джарроу. К примеру, Костефайн-Таун. Пройдись как-нибудь туда и посмотри, какая там грязь.

— О, в таком районе я бы не хотела жить…

— Тебе бы хотелось жить в Вестоэ, не так ли?

Голос Тома звучал насмешливо. Он резко поднялся на ноги, и она тоже встала и с вызовом посмотрела на него.

— А что в этом плохого, если я действительно хочу жить в Вестоэ?

— Ничего, ничего. Я просто хотел напомнить тебе, что далеко не во всех домах в Шилдсе имеется водопровод, уж не говоря о горячей воде. И далеко не у всех есть в доме ванная и туалет. Твоя тетя Кэти смогла себе позволить все эти удобства, потому что она богата, но далеко не все люди в Шилдсе живут так, как она. А то, что в Шилдсе есть такой благоустроенный район, как Вестоэ, еще не значит, что Шилдс — идеальный город.

— А кто говорит, что Шилдс — идеальный город? — Кэтрин рассерженно прикусила губу и отвернулась. — И, пожалуйста, не говори мне больше «твоя тетя Кэти». Она не только «моя тетя Кэти», но и твоя тоже. Она приходится двоюродной бабушкой нам обоим, и, если бы ты хоть раз поговорил с ней, ты бы понял, какая она…

— Ладно, ладно, давай не начинать этого разговора, — резко перебил он.

Схватив ее за локоть, он повернул ее лицом к себе, но тут же отпустил и, смутившись, спрятал руки в карманы брюк. Они молча перешли улицу и прошли мимо старой церкви — единственного исторического памятника Джарроу, однако немаловажного. Эта церковь была известна тем, что когда-то в ней проповедовал Беде. Все так же молча они прошли мимо детского парка, пересекли пустырь, поросший высокой травой, и вышли на узкую улочку, от которой разветвлялся лабиринт грязных темных переулков. Все дома были похожи один на другой и производили одинаково унылое впечатление. В нескольких кварталах от ее дома они остановились и посмотрели друг на друга.

— Ты снова пойдешь туда завтра? — как бы между делом спросил Том.

— Может быть. Я точно не знаю.

— Но ты должна знать. У тебя есть какие-нибудь другие планы на завтра?

— Нет.

— Значит, ты пойдешь туда?

— Быть может.

— В это же самое время?

Она кивнула.

— Наверное.

Они еще с минуту молча смотрели друг на друга, потом она повернулась, собираясь идти.

— Пока, Том.

— Пока, Кэтрин, — тихо ответил он.

Поспешным шагом Кэтрин направилась в глубь переулка, осторожно переступая через навозные кучи и груды мусора. В конце переулка она свернула направо, потом еще раз направо и прошла по тропинке, ведущей к заднему двору ее дома. Двор был пуст, никто из ее шестерых братьев и сестер сейчас не играл там.

Люси Конноли сидела в старом обшарпанном кресле на кухне. Когда задняя дверь открылась, она обернулась и посмотрела на дочь.

— Ну и как? — осведомилась она недружелюбным тоном.

— Она дала мне десять шиллингов, — ответила Кэтрин, глядя в сторону.

— Черт бы ее побрал! Ты побоялась попросить у нее больше?

— Я просила у нее фунт, но она дала мне десять шиллингов! — раздраженно воскликнула Кэтрин, и тут же, опомнившись, прикрыла ладонью рот.

— Ага, дома ты забываешь о хороших манерах, которым тебя учат в колледже! — закричала на нее Люси. — Однако ты вспоминаешь о них, когда ты у тети Кэти, не так ли? Я знаю, если б ты попросила у нее фунт, она бы дала тебе фунт.

— Нет. Она не захотела дать мне фунт, потому что она знает, на что пойдут эти деньги.

Люси, сощурившись, взглянула в упор на дочь, и на ее лице изобразилась ярость.

— Что ж, ты у меня за это поплатишься, — злобно прошипела она. — В один из этих дней тебя ожидает сюрприз, моя дорогая леди. И ты сама на это нарвалась. Ты у меня вылетишь из этого монастыря так, словно тебе сунули в зад горячую кочергу.

Кэтрин опустила голову и отвернулась. Ее тошнило от вульгарного языка матери, в самом деле тошнило. Случалось, что после ссор с матерью ее рвало. Тетя Бриджит говорила, что ее мать в детстве была очень милой и воспитанной девочкой, но Кэтрин не могла в это поверить. Нет, она не могла в это поверить.

— О чем вы там беседуете с тетей Кэти целыми днями! А ну-ка подойди сюда и расскажи мне все, — повелительным тоном обратилась к ней Люси. — Нет, я не позволю тебе закрываться в своей комнате и дуться на меня. Ты останешься здесь и будешь разговаривать со мной, пока я тебя не отпущу. Сядь, — она указала пальцем на стул в углу. — Сядь и поговори ради разнообразия с собственной матерью.

Кэтрин опустилась на стул. Глядя на маленькую темноволосую женщину в кресле, она снова поймала себя на том, что желает, чтобы она была мертва, — и устыдилась собственных мыслей.

— Ну же, говори, я жду. Я хочу послушать, что за поучительные беседы ведет с тобой тетя Кэти.

— Мы не ведем никаких поучительных бесед. — Кэтрин говорила едва шевеля губами и старалась не смотреть на мать.

— Никаких поучительных бесед? О чем же вы тогда разговариваете? — Люси выпрямилась в кресле и подалась вперед. — Неужели тетя Кэти не делится с тобой своим деловым опытом? Я думала, она каждый день инструктирует тебя, как сделать деньги. Смотри у меня, — она погрозила дочери пальцем, — я с тебя шкуру сдеру, если ты тоже начнешь открывать публичные дома.

— Мама! Как ты можешь такое говорить, мама! Какая же ты бессовестная! — не выдержала Кэтрин. — Тетя Кэти никогда не делала ничего подобного, и ты сама прекрасно знаешь, что это неправда.

— Не говори мне, что она делала и чего не делала, потому что я знаю это лучше тебя. Ты, конечно, можешь не верить мне на слово, но зайди любопытства ради в полицейский участок и спроси у них, не сидела ли она в свое время в тюрьме за то, что содержала дом свиданий. Посмотрим, что они тебе скажут.

Кэтрин вскочила на ноги и склонилась над матерью, с возмущением глядя в ее неумытое усмехающееся лицо.

— Тогда почему ты берешь ее деньги, если считаешь, что она заработала их нечестным путем? Почему ты посылаешь меня к ней чуть ли не каждый день за деньгами? — Она говорила негромко, и в ее голосе слышалась горечь. — Почему, если ты считаешь ее грязной и распутной, ты позволила ей содержать всю нашу семью в течение стольких лет? Ведь если б не она, мы все уже давно бы оказались в приюте для нищих. Но почему ты обратилась к ней за помощью, если так презираешь ее? Ответь мне, почему? Впрочем, я знаю, почему. Потому что ты ленивая и порочная. Ты сама не в состоянии заработать ни гроша, и пропиваешь все деньги, которые приносит в дом отец. Ты винишь отца в том, что он плохо заботится о семье, но, если он опустился, это твоя вина. С ним бы все было в порядке, если б его жена не была скандальной, жадной алкоголичкой, которая только и умеет делать, что поливать грязью других. Ты испортила жизнь моему отцу и…

Поток ее красноречия был прерван звучной пощечиной. Потом Люси ударила ее по губам, по склоненной голове и в заключение пнула ногой с такой силой, что Кэтрин пролетела через всю кухню и, споткнувшись о порог спальни, упала лицом вниз на грязный дощатый пол. Рыдая, она медленно поднялась с пола и присела на один из четырех потрепанных тюфяков в маленькой спальне, опершись локтями о колени и накрыв руками голову.

Люси приблизилась к ней и, наклонившись, с угрозой прошептала:

— Раз уж мы с тобой затеяли сегодня разговор, хочу кое о чем тебя предупредить. Не смей больше встречаться с Томом Малхолландом, а не то твой отец живьем сдерет с тебя шкуру. Ты меня слышишь? Кузен он тебе или нет, вы с ним видитесь слишком часто, и твоему отцу это не нравится. Я передаю тебе, слова, и имей в виду, он сдержит свое обещание, если ты посмеешь его ослушаться.

Она снова подняла ногу и пнула дочь в бок. На пороге она обернулась и добавила:

— А я уж позабочусь о том, чтоб тебе как следует досталось от отца. Можешь быть уверена, я об этом позабочусь.

С этими словами она вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что та чуть не слетела с петель.

Глава 3

Каждый день в любую погоду Эндри выходил на свою обычную прогулку. Он шел пешком до фонтана на главной площади Вестоэ, там садился на трамвай и доезжал до конца Фаулер-стрит, откуда, пересев на другой трамвай, ехал до порта и проходил пешком примерно милю вдоль пирса. Он говорил, что эти ежедневные прогулки поддерживают его в форме и помогают сохранять здоровье. И в самом деле прогулки шли ему на пользу до тех пор, пока, два месяца назад, он не вернулся домой с болью в груди. В ответ на расспросы Кэти он признался, что чувствовал эту боль с самого обеда, и сказал, что это, должно быть, оттого, что он переел мясного пудинга.

Он наотрез отказался показаться врачу, однако не отклонил предложение Кэти сопровождать его во время прогулок.

Кэти эти послеобеденные прогулки казались очень утомительными, к тому же они разбивали ее день. У нее оставалось совсем мало времени, чтобы заняться организацией домашнего хозяйства и прочими мелочами, потому что всю первую половину дня она была обычно занята делами, а дважды в неделю посещала офис своего поверенного. Ее поверенным был теперь преемник мистера Хевитта — сам мистер Хевитт десять лет назад отошел от дел и поселился в Хэррогейте. Мистер Кении продолжал работать на нее и после того, как вышел на пенсию, до тех пор пока не скончался в 1901 году.

Когда они дошли до конца пирса, Кэти валилась с ног от усталости. Эндри, напротив, совсем не казался усталым. Бодрой походкой он обошел вокруг маяка, потом остановился и устремил взгляд вдаль, туда, где над бескрайними морскими просторами кружили с криками чайки. Сейчас, глядя на него, она поняла, что всякий раз, приходя сюда, он чувствует себя так, будто снова стоит на капитанском мостике корабля.

На обратном пути он указал ей на лайнер, который буксирные суда тащили к выходу между волнорезами.

— Сколько раз я проделал этот путь, Кэти? — сказал он.

И она, улыбнувшись, ответила:

— Неисчислимое количество раз, Энди.

Он удовлетворенно кивнул и погладил ее руку, лежащую на его локте.

— Я прожил очень счастливую жизнь, Кэти, — сказал он, все так же глядя на воду. — Очень счастливую, — повторил он, поворачиваясь к ней, только теперь более теплым, особым тоном. — И самую лучшую часть этой жизни я провел с тобой.

— Ох, Энди!

Она сильнее сжала его локоть, и он заметил слезы, выступившие на ее глазах.

— Не надо, Кэти, не плачь. Не плачь. Но то, что я сказал, — правда. — Немного помолчав, он добавил: — Мы оба грустим сегодня, потому что завтра расстанемся с Кэтрин… Ведь для тебя она как родная дочь. И не только для тебя — для меня тоже.

— Я знаю это, мой дорогой, знаю. Но она будет нам писать. Она пообещала, что будет писать не реже, чем дважды в неделю. А кроме этого, ты ведь знаешь, что она решила переселиться к нам, когда закончит колледж.

— Но это будет только через два года, Кэти. Может, до того времени мой корабль уже успеет уйти с отливом.

— Энди! Энди! — Она резко остановилась и повернулась к нему.

— Ах, дорогая, прости, я не хотел тебя огорчать. Но ты должна знать, Кэти, что я уже очень старый. Я сам только недавно понял, какой я старый. Я знаю, об этом неприятно думать, но надо смотреть правде в глаза. Я очень волнуюсь за тебя. Что будет с тобой, когда меня не станет?

— Энди, ради Бога, замолчи. Тебе не о чем волноваться.

— Я ничего не могу с собой поделать, Кэти. Ты до сих пор кажешься мне беззащитной и ранимой. Для меня ты все та же юная девушка с глазами, полными страха.

Она отвернулась и посмотрела в сторону.

— Не говори глупостей, Энди. Я больше ничего не боюсь, и мне нечего бояться, — сказала она, стараясь говорить твердо и с уверенностью.

Но эти слова не убедили его.

— Не пытайся мне лгать, Кэти. Я знаю, что страх еще жив в тебе. Даже в последние годы я часто вижу страх в твоих глазах — и понимаю, что прошлое никогда не умрет для тебя.

Что она могла на это ответить?

Несколько минут они шли молча, потом он снова заговорил. То, что он сказал, заставило ее затаить дыхание.

— Нильс когда-нибудь говорил тебе о женщине, которую он любит?

Она с усилием сглотнула. Убрав руку с его локтя, поправила шляпку. Но, когда она заглянула ему в глаза, то поняла, что за его вопросом не стоит никакого скрытого смысла. Он всего лишь спрашивал, знает ли она о женщине, которую любит Нильс, не догадываясь, что эта женщина и есть она.

— Нет. С чего ты взял, что у него есть женщина?

— Я знаю, что у него на уме какая-то женщина.

— Откуда ты это знаешь?

— Он сам мне так сказал.

Она снова отвернулась и посмотрела на море. Ее взгляд скользнул по воде и остановился на длинных песчаных отмелях.

— Что он тебе сказал об этой женщине? — спросила она, делая вид, что просто любопытствует.

— О, ничего особенного. Он только сказал, что думает об одной женщине. Вряд ли он имел в виду ту женщину из Хартпула.

— Из Хартпула? У него есть кто-то в Хартпуле? — голос Кэти звучал удивленно.

— Была. Он не знает, что я в курсе. Она вдова главного инженера. Мне рассказал об этом Андерсен, мой первый помощник, с которым я плавал в последние годы. Андерсен знал ее. Он сказал, она достаточно состоятельная женщина с хорошим домом и со своим собственным банковским счетом. Я тогда подумал, что, может, Нильс женится на ней и наконец обзаведется семьей. Но нет, он быстро к ней остыл. Мой сын очень разборчив в том, что касается женщин, Кэти. Ему трудно угодить. — Эндри тихо засмеялся. — Но сейчас он снова положил на кого-то глаз, и на этот раз, кажется, это у него всерьез. Может, он боится остаться один, когда выйдет на пенсию. Многие моряки со страхом думают о пенсии, потому что без моря они становятся очень одиноки. Я никогда не испытывал этого страха, Кэти, потому что у меня была ты.

Он взял ее под руку и притянул поближе к себе, и снова они шли молча. Потом он сказал:

— Думаю, я не пойду на собрание сегодня вечером.

— Почему, Энди? Ты ведь за все эти годы не пропустил ни одного собрания.

— О, мне начинает надоедать это сборище стариков. Они рассказывают все те же старые истории, смеются над анекдотами, которые все уже слышали по тысяче раз. Мне там больше не интересно. Даже виски потеряло для меня вкус.

— Нет, ты пойдешь на собрание, — твердо сказала она, зная, что он отказывается от встречи со своими старыми друзьями, потому что не хочет оставлять ее одну. — Я уже достаточно взрослая, чтобы остаться на один вечер одна. Тем более я не хочу, чтобы ты весь вечер ходил из угла в угол, думая о том, что ты потерял, оставшись дома.

Оба рассмеялись.

— Ах, ты все та же Кэти, которую я знал, — сказал Эндри. Приблизив лицо к ее лицу, он прошептал: — Ладно, я пойду туда. Только ты должна пообещать, что, если я вернусь пьяным, ты огреешь меня по башке медной кастрюлей. Обещаешь?

— Обещаю, — торжественно проговорила она, глядя ему в глаза.

И снова они засмеялись.

Войдя в гостиную, Кэти подошла к камину и протянула руки к ярко пылающему пламени. Она так замерзла во время прогулки, что попросила Джесси разжечь огонь пораньше. Она надеялась, что не подхватила простуду, — пока они гуляли по пирсу, она успела продрогнуть до самых костей.

Она только что побывала наверху в комнате Бетти. Она уговорила Бетти лечь в постель пораньше — у бедняжки так распухли ноги, что, казалось, еще немного, и вены лопнут. Бетти не любила отдыхать — она считала, что без нее домашнее хозяйство разладится, стоит ей хоть на день или на два отойти от дел.

Она посмотрела на медное ведерко, в котором почти не оставалось угля. Так было всегда, когда у Нелли появлялся свободный вечер. Джесси всегда забывала снова наполнить ведерко углем, прежде чем уйти домой. Кэти была рада, что Джесси всего лишь приходящая прислуга — приходящую прислугу легче уволить. Джесси сегодня нагрубила Бетти, и вообще была очень невнимательной служанкой. Кэти потянулась к шнуру звонка, на тот случай, если Джесси еще не ушла, чтобы попросить ее принести угля, но ее рука так и замерла в воздухе, когда позвонили в дверь. В ту же секунду она услышала, как дверь кухни открылась, кто-то быстрыми шагами пересек зал. Потом до нее донесся голос Джесси:

— О, капитан Нильс! — воскликнула девушка.

За этим последовал ее сдавленный смешок.

Кэти посмотрела на дверь в гостиную, думая, что, пока Нильс раздевается в прихожей, она могла бы незаметно проскользнуть к лестнице, подняться к себе и лечь в постель.

Тогда Джесси, найдя ее в постели, сказала бы Нильсу, что мадам уже легла и не может спуститься. Но она тут же поняла, что это бесполезно, — в таком случае Нильс сам поднимется к ней в спальню, а ей вовсе не хотелось принимать его, лежа в постели,

— Куда все подевались? — донесся до нее голос Нильса.

— Мадам в гостиной, капитан. А хозяин вышел.

Кэти сидела на кушетке с книгой в руках, когда дверь отворилась и на пороге появился Нильс. Ей было достаточно взглянуть на него один раз, чтобы понять, что он изрядно выпил.

— Привет. — Он тяжело опустился в кресло сбоку от кушетки.

— Добрый вечер, Нильс.

— Куда ушел отец?

— Он сегодня ужинает с товарищами.

— А, понятно. Значит, ты осталась одна?

Она оставила это замечание без ответа.

— Я не знала, что ты возвращаешься сегодня. Ты только что встал на якорь?

— Нет, мы встали на якорь еще до полудня.

Ее удивление, должно быть, изобразилось на ее лице, потому что он сказал насмешливым тоном:

— Ты хочешь спросить, почему я не пришел сразу и где я был с полудня до восьми вечера?

Она снова оставила без внимания его реплику. Отвернувшись, она закрыла книгу и отложила ее в сторону.

— Ты хочешь есть, Нильс? — спросила она, не глядя на него. — Я могу попросить Джесси накрыть для тебя.

— Нет. Нет, спасибо, Кэти, но я сыт. В данный момент я переполнен до отказа — мое брюхо переполнено едой и вином, а голова… голова переполнена разными сведениями. Ты ни за что не догадаешься, в чьем обществе я провел сегодняшний день. Это один твой давний друг.

Она сидела неестественно прямо, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Точнее, отец этого человека был твоим другом, — сказал Нильс с нехорошей усмешкой.

Она тут же подумала о Бернарде Розье, потом, по ассоциации, о его сыне Дэниеле и о своей дочери Саре. Может, Сара и Дэниел вернулись в Англию? При мысли, что она снова сможет увидеться с дочерью, в ней зародилась тайная радость.

— Его отца зовут Генри Коллард. Ты помнишь Генри Колларда?

При этом незнакомом имени Кэти испытала разочарование. Значит, то, что собирался сообщить ей Нильс, не имело отношения к Саре.

— Коллард? Я никогда не знала человека по фамилии Коллард.

— О, постарайся припомнить, Кэти. Ты должна его знать. Вспомни былые времена — Генри Коллард был твоим клиентом.

Она замерла, не в силах пошевелиться. Кровь отхлынула от ее лица, и оно стало бледным как полотно. Не только слова Нильса, но и его тон, сама его манера держаться были оскорбительными. Он сидел, подавшись вперед в кресле и приблизив к ней лицо, и на его губах играла недобрая усмешка.

— Молодой Коллард, его сын, — то есть не такой уж он и молодой, ему примерно столько же лет, сколько мне, а его отцу сейчас, должно быть, уже под восемьдесят — в общем, он рассказал мне о той ночи, когда его отец приходил к тебе вместе с Розье. Может, ты скажешь, что Розье ты тоже не знаешь? Ты тогда ударила его по голове подсвечником… Теперь ты вспомнила?

Кэти так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Ее горло свела нервная судорога, и ей казалось, что она сейчас задохнется.

— Ту ночь я никогда не забуду, — с трудом проговорила она.

Казалось, это признание застало его врасплох. Он удивленно приподнял брови и с минуту молча смотрел на нее, потом сказал:

— Что ж, по крайней мере ты откровенна. Я, честно говоря, не ожидал, что ты сознаешься так быстро.

— Что ты хочешь сказать? В чем я должна сознаваться? Эти двое мужчин ворвались силой в мою…

— О, перестань. Перестань. Я только что похвалил твою откровенность, а ты все испортила. Я знаю, как все обстояло на самом деле, Кэти. Одна из шлюх, которая работала на тебя, подцепила их в каком-то кабаке и привела к тебе, чтоб ты помогла ей их обслужить…

— Как ты смеешь! — Ее глаза сверкали от ярости.

— О, я смею, Кэти… потому что это правда. Не вставай. — Видя, что она собирается подняться на ноги, он протянул руку и толкнул ее назад, заставив откинуться на кушетке. Этот жест был грубым, таким же, как и его тон. — Я зол на себя самого за то, что позволял тебе делать из меня идиота в течение стольких лет, — продолжал он. — Все эти годы я считал тебя верной женой и добродетельной женщиной — это тебя-то, содержательницу борделей! Ты строила из себя добропорядочную леди, и я верил тебе и сдерживал свои желания, боясь тебя оскорбить. А он, мой дорогой папочка, дал мне такое романтическое описание вашей первой встречи! Ты была бедной девушкой, у которой не было в кармане ни гроша, но которая предпочла бы умереть с голоду, чем продаться какому-то мужчине… за исключением, конечно, его. Он сказал, что купил тебе твой первый дом, с которого и начался твой процветающий бизнес… Смешно, не так ли? Ведь когда вы встретились, твой бизнес уже процветал и ты вовсе не нуждалась в том, чтобы кто-то покупал тебе дом, потому что уже была хозяйкой борделя — и, может, не одного. Разве не так, моя дорогая Кэти? Или мне следует называть тебя мадам Кэти? Скажи, сколько мужчин у тебя было за твою жизнь? Сначала были Розье и Бантинг. Бантинг, правда, женился на тебе, здесь все, можно сказать, чисто. Потом — мой дорогой папочка, который тоже оказался достаточно наивен, чтобы жениться на тебе. И Хевитт. О да, конечно, старик Хевитт! А еще было множество других, о которых ни я, ни мой отец никогда не слышали…

— Когда… когда твой отец вернется… — Слова застряли у нее в горле, и она не смогла договорить.

— Что ты сделаешь, когда отец вернется? А ну-ка, скажи, что ты сделаешь? Расскажешь ему о нашем разговоре? Или о всех тех мужчинах, что были у тебя?

Нильс положил руку на ее колено, и при его прикосновении ею овладела бешеная ярость, которая заставила ее на мгновение забыть о страхе. Размахнувшись, она изо всех сил ударила его по руке.

— Не смей ко мне прикасаться! — закричала она, вскакивая на ноги. — Не смей!

Он тоже встал. Не произнося больше ни слова, он схватил ее руки и прижал их к ее бокам, не позволяя ей пошевелиться, потом заставил ее запрокинуть голову и впился зубами в ее шею.

Отчаянно вырываясь, она ударила его ногой по колену, но это не помогло. Его рот оставил ее шею и впился в ее губы. Его поцелуй был злобным и грубым. Когда он укусил ее за верхнюю губу, она изогнула спину, стараясь оттолкнуть его от себя, — и, потеряв равновесие, упала на кушетку. Он упал вместе с ней. Навалившись на нее всем телом, он продолжал терзать ее губы.

Она слышала, как открылась дверь. Но она не услышала шагов… Высвободившись из цепких объятий Нильса, она сползла с кушетки и села на пол. На пороге стояла Джесси и смотрела на них ошеломленными глазами.

— Я… я пришла за ведерком, мэм. Я… я хотела принести угля.

— Уходи! Мне не нужен уголь! — взорвалась Кэти.

Опомнившись, она протянула одну руку к девушке, прижимая другую руку к груди, чтобы унять отчаянное сердцебиение. — Джесси, я… я должна тебе объяснить. Я объясню… объясню тебе все завтра утром.

— Да, мэм. — Горничная перевела глаза с Кэти на Нильса, который шел к камину, оправляя на ходу пиджак. — Да, мэм, — повторила она, но в ее тоне не было и капли почтения.

Когда дверь закрылась за Джесси, Кэти медленно повернула голову и посмотрела на Нильса. В эту минуту ей вспомнилась Тереза — Тереза, которая не моргнув и глазом разрядила целую обойму пуль в Бернарда Розье. Сейчас она понимала, что должна была чувствовать Тереза, спуская курок, — и всей душой пожелала, чтобы у нее в руках был сейчас пистолет. Облизав распухшие истерзанные губы, она заговорила, и звук собственного голоса показался ей чужим. В нем не было ни дрожи, ни страха. Только решимость — отчаянная, жестокая решимость.

— Нет, я не стану ничего говорить Энди, — сказала она. — Я хочу, чтобы он спокойно дожил свой век. Но, клянусь перед Богом, если ты еще хоть раз прикоснешься ко мне, я убью тебя, неважно, какие последствия ожидают меня за это. И еще. То, что рассказали тебе сегодня, — ложь. Ложь, слышишь? Приход тех двух мужчин в мой дом был ошибочно истолкован. Точно так же, как сегодняшний эпизод будет ошибочно истолкован, когда эта девушка вынесет свои новости за стены этого дома. И я никогда не смогу доказать, что это неправда.

Она поднялась с пола и, пошатнувшись, выбросила вперед руку, стараясь ухватиться за дверную ручку. Ее тело наклонилось вбок, и она едва удержалась на ногах. Нильс приблизился к ней и посмотрел на нее в упор. В его глазах были и ярость, и желание. Не говоря ни слова, он наблюдал, как она открывает дверь и нетвердой походкой выходит из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, он начал изрыгать громкие проклятия на своем родном языке, шагая взад-вперед по гостиной.

Глава 4

Оставалось восемь дней до Рождества. Эндри уже несколько недель был нездоров, и Кэти очень волновалось за него. Его душевное состояние тоже тревожило ее. Он больше не был тем веселым разговорчивым Энди, каким она привыкла его видеть. Он часами просиживал в задумчивости, а иногда смотрел на нее каким-то странным, долгим взглядом. В такие минуты она задумывалась, не знает ли он о том, что произошло между нею и его сыном в тот вечер в гостиной, — но сразу же отметала это предположение. Ведь если б он узнал, что Нильс пытался, напав на нее, заняться с ней любовью, он бы обязательно спросил у нее, почему она молчала об этом, — и почему молчала все эти годы, скрывая от него, что его сын настойчиво ухаживает за ней. Могла ли она рассчитывать, что Эндри ей поверит, если она скажет, что скрыла от него это лишь потому, что не хотела причинять ему беспокойство, а главное, не хотела послужить причиной его разрыва с сыном? Поверит ли Эндри, что она никогда не отвечала на ухаживания Нильса, напротив, делала все возможное, чтобы их пресечь? Если б речь шла о любом другом мужчине, он бы, конечно, поверил. Но Нильс… Нильс так походил на него внешне! Взглянув на сына и увидев в нем себя самого, каким он был тридцать лет назад, он мог подумать, что она, желая вернуть себе прежнего Энди, действительно изменила ему с его сыном… Она могла себе представить, как бы ему было больно.

Наутро после эпизода в гостиной Кэти объяснила Джесси, что капитан Нильс был очень пьян и не отдавал себе отчета в том, что делает, и то, что случилось, случилось помимо ее воли. На это девушка ответила: «Да, мэм. Я понимаю, мэм», — однако ее взгляд был дерзок и насмешлив. Кэти знала, что Джесси не поверила ни одному ее слову.

Ей становилось дурно при мысли о том, что Джесси могла рассказать о ней всем в округе. Посоветовавшись с Бетти, она решила не увольнять горничную, чтобы не портить с ней отношения и не спровоцировать ее тем самым на злоязычие.

Было еще что-то, что беспокоило Кэти. Это касалось Кэтрин. Кэтрин пробыла в колледже целые две недели, прежде чем от нее пришло первое письмо, и это письмо показалось Кэти странным. Оно разительно отличалось от тех писем, которые она привыкла получать от своей внучатой племянницы, и было очень коротким и сухим. У Кэти создавалось впечатление, что девушка во время написания письма пребывала в очень дурном расположении духа. И еще ей казалось странным, что в течение всего семестра Кэтрин ни разу не приехала домой на выходные. Теперь прошло уже два дня после окончания семестра, а она еще не вернулась домой.

На прошлой неделе к ней приходили, как обычно, дети Люси, чтобы взять фунт, причитающийся их матери за согласие отдать Кэтрин в колледж, — когда Кэтрин не было дома, они приходили к ней все вместе. Майк сказал, что их мать собирается надавать Кэтрин по шее, когда она вернется, за то, что она за несколько недель не написала домой ни строчки. К этому Майк прибавил непристойные выражения, высказанные его матерью в припадке злобы. Язык, на котором изъяснялся мальчик, очень смешил Эндри, Кэти же становилось скорее грустно, когда она слушала этого ребенка, перенявшего от своей пропойцы матери ее грубый жаргон.

Вчера Эндри, видя, что она пребывает в постоянном волнении из-за Кэтрин, сказал:

— Подожди до завтрашнего утра, когда они снова придут за деньгами. Тогда ты сможешь расспросить их о Кэтрин.

Но в эту субботу дети не пришли. Такое случалось впервые, и Кэти не знала, что и думать. Неужели Люси забыла послать их за деньгами? Ее тревога за Кэтрин стала невыносимой, и она не находила себе места.

— Почему бы тебе самой не пойти к ним и выяснить, что у них стряслось? — подсказал Эндри.

— Нет, Энди, я не могу туда пойти. Они никогда не приглашали меня к себе. Я думаю, Люси не хочет, чтобы я видела, как они живут.

— Но ты не можешь больше пребывать в неведении! Ведь ясно, что что-то случилось, иначе Кэтрин уже давно бы прибежала к нам. Я уверен, что не произошло ничего страшного, но ты думаешь Бог знает что и изводишь себя.

— Знаешь что, Энди, — Кэти подалась вперед в кресле и протянула руки к огню, — я думаю, может, пребывание в колледже изменило ее, и она забыла о нас? Конечно, это кажется смешным, но это единственное объяснение, которое я могу найти…

— Конечно, это смешно, Кэти. Чтобы колледж изменил Кэтрин? Да такого быть не может! Разве колледж изменил бы тебя? А у Кэтрин тоже очень самостоятельный характер, она остается самой собой в любой ситуации. Послушай, по-моему, ты должна немедленно поехать в Джарроу. Ты скажешь Люси, что волнуешься за Кэтрин, а потому решила заглянуть к ним и выяснить, в чем дело.

— Это… это очень деликатная ситуация, Энди. Люси может подумать, что из-за того, что я даю им каждую неделю деньги, я предъявляю какие-то права на ее дочь. Ты ведь знаешь, все эти годы она ревновала Кэтрин ко мне. Мне будет очень неприятно, если она подумает, что я покупаю у нее за деньги возможность общаться с ее дочерью.

— Ну что ж, тогда подожди еще немного. Дай ей время. Но, если она не появится к чаю, поезжай к Люси.

И Кэти действительно поехала в тот день к Люси, но не потому, что так ей посоветовал Эндри. На это ее вынудили непредвиденные обстоятельства, а именно неожиданный визит Тома Малхолланда.

Они только что закончили ленч, и Эндри сидел в курительной с трубкой. Она знала, что скоро его потянет в сон, и он проспит в своем кресле до половины четвертого, когда она принесет ему чашку чаю.

После ленча она поднялась в спальню, решив немного отдохнуть. Но не успела она прилечь, как позвонили в дверь. Через некоторое время Бетти вошла в комнату и, прикрыв за собой дверь, тихо сказала:

— Пришел… пришел тот молодой человек, который всегда поджидал Кэтрин за воротами. Том Малхолланд. Он хочет поговорить с тобой.

Кэти вздрогнула и повернулась к Бетти:

— Что-нибудь случилось с Кэтрин?

— Я не знаю, Кэти, он мне ничего не сказал. Но… по-моему, ты должна быть готова к чему угодно. Этот парень… он выглядит просто ужасно. Его кто-то очень сильно побил. И у него такое лицо, словно он сам собрался кого-то убивать.

Кэти быстрым шагом вышла из спальни. На лестничной площадке она обернулась и спросила у Бетти:

— В какую комнату ты его провела?

— Он ждет тебя в маленькой гостиной.

Она бегом спустилась по лестнице и пересекла зал. При виде молодого человека, поджидающего ее в маленькой гостиной, она замерла на пороге. До этого она никогда не видела Тома вблизи, но если б и видела, сейчас бы все равно не узнала. Его лицо было избито в кровь, один глаз заплыл, верхняя губа рассечена, а щека и лоб были темно-фиолетового цвета. Нервно сжимая перед собой руки, она медленно прошла через комнату и остановилась примерно в ярде от него.

— О Боже, кто же тебя так отделал? — прошептала она, качая головой.

Его окровавленные губы пошевелились. Когда он открыл рот, она увидела, что сбоку у него выбито несколько зубов.

— Отец Кэтрин, — ответил он, и в его тоне слышалась горечь.

Она заметила, что он не сказал «дядя Пат», а сказал «отец Кэтрин» так, словно тот не приходился ему родственником.

Она снова покачала головой.

— Но за что? — тихо спросила она.

Он задрожал всем телом, и его израненное лицо исказила гримаса ярости. Он несколько раз пошевелил губами, прежде чем заговорить.

— Потому что Кэтрин беременна, и ее отец винит в этом меня, — прорычал он.

Кэти сжала руки в кулаки и прижала их к щекам.

— О нет! Нет! — закричала она.

— О да! Да! — Он тоже перешел на крик. Потом, склонившись к ней, проговорил прерывистым шепотом: — Но я здесь ни при чем. Вы слышите? Я здесь ни при чем. Но он не позволил мне сказать ни слова. Он пришел к нам и вытащил меня из постели, и, прежде чем я успел понять, что ему от, меня нужно, он начал бить меня кулаками и ногами. Он бы забил меня до смерти, если б не вмешались наши соседи. Я… я так и не понял, за что он меня бьет. Потом пришел мой отец и увидел, что сделал со мной Патрик. Он сказал, что убьет Патрика, и пошел его искать. Но когда он вернулся, он был готов убить меня — и убил бы, если б я уже и так не валялся без сознания… Они все в это поверили. Мои родители тоже думают, что отец ребенка — я.

Кэти опустилась на краешек стула и жестом пригласила Тома сесть, но он остался стоять на ногах.

— Нет, нет, я пришел сюда не для того, чтоб сидеть с вами и вести светскую беседу. Я пришел, чтобы сказать вам, кто сделал это с Кэтрин.

— Сказать мне? — Она ошеломленно посмотрела на него. — Ты… ты это знаешь?

Он быстро кивнул, потом поднял руку и прижал ее к щеке, словно почувствовав внезапную боль.

— В вечер накануне своего отъезда в колледж она была здесь, — он указал пальцем в пол, и его голос звучал очень резко. — Я в тот вечер ушел с работы позднее обычного, но решил пройтись сюда на тот случай, если она задержалась у вас допоздна. Когда я проходил мимо фонтана, я увидел ее. Она садилась на трамвай вместе с мужчиной в капитанской форме — это тот самый мужчина, которого она называет дядей Нильсом. А теперь посудите сами: через два дня после этого я виделся, с дядей Патом, и он рассказал мне, что вечером накануне отъезда Кэтрин вернулась домой вся в слезах и сказала, что за ней гнался мужчина. Она сказала: когда она шла через пустырь, какой-то незнакомый мужчина выскочил из темноты и схватил ее. Дядя Пат говорит, она проплакала всю ночь до самого утра. — Том протянул к ней руку. — Надеюсь, хоть вы-то верите, что это сделал не я? — теперь в его голосе слышалась мольба. — Вы понимаете, что она не сказала всей правды дома? Не было никакого незнакомого мужчины. Этот тип, ваш сын, или пасынок, — голос Тома снова зазвучал агрессивно, — он провожал ее домой. А на пустыре… там темно и растет высокая трава. Там полным-полно всяких впадинок и ложбинок, где можно спрятаться. И даже если люди слышали ее крики, никто не стал бы вмешиваться. На том пустыре всегда встречаются влюбленные парочки, и никто не обратил бы внимания на кричащую девушку… Я уверен, это случилось именно тогда. И это сделал именно он и никто другой, в этом у меня тоже нет сомнений. Я пришел сюда, чтобы рассказать вам всю правду и разобраться с ним.

Закончив говорить, Том распрямил плечи и сжал кулаки, всем своим видом выражая боевую готовность. Кэти закрыла глаза и откинулась на спинку стула. О Боже! Боже мой! Бедная, бедная Кэтрин! Сейчас она вспомнила Бернарда Розье и то, что случилось с ней самой в ночь бала; потом представила себе пустырь, поросший высокой травой, и ложбинки, в которых лежали влюбленные парочки… Она убьет его, убьет. Она возьмет на кухне нож и перережет ему глотку. Грязная, поганая свинья!

«Я больше не стану к тебе прикасаться, Кэти, можешь быть в этом уверена. Но не думай, что тебе удалось от меня отделаться, — сказал он ей на следующее утро после сцены в гостиной. — Есть много способов причинить человеку боль, не дотронувшись до него и пальцем. И я знаю, как сделать тебе больно». А в тот вечер он вызвался проводить Кэтрин домой, — он как раз должен был идти в порт и сказал, что им по пути. Да, он сделал это нарочно, чтобы причинить зло ей, Кэти… Как же он был грязен и мерзок!

Но что будет с Энди, когда он узнает об этом? А ей придется рассказать ему обо всем, она не сможет скрыть от него то, что случилось с Кэтрин.

— Кэтрин не сказала, кто отец ребенка? — спросила она, глядя полными ужаса и отчаяния глазами на молодого человека, стоящего перед ней.

— Нет. Она только сказала, что это не я, но они ей не поверили, потому что она отказалась назвать имя мужчины. А она никогда не скажет его имени, потому что не хочет огорчать вас. Я потому и пришел к вам. Я хочу, чтобы вы пошли вместе со мной к ее родителям и рассказали им всю правду. Мне они никогда не поверят.

Кэти медленно поднялась со стула и посмотрела в упор на Тома.

— Я пойду с тобой и повидаюсь с Кэтрин, но я не могу сказать ее родителям имя этого мужчины. Ты тоже не можешь им это сказать. То, что знаем мы с тобой, — всего лишь домыслы. Кто этот мужчина, должна сказать сама Кэтрин.

Но, говоря это, она уже знала, что Кэтрин никогда не признается родителям, что отец ее ребенка — Нильс. И снова она вспомнила свою собственную историю, вспомнила, как тщательно скрывала имя отца своего ребенка, боясь навлечь беду на своих близких…

— Где он? — спросил Том.

— Его сейчас нет дома. Я не знаю, когда он вернется.

— Но вы бы не сказали мне этого, даже если бы знали, не так ли?

— Ты ошибаешься, Том. Я бы тебе сказала.

Он моргнул, удивленно глядя на нее, и поморщился от боли. Его подбитый глаз слезился.

— Я бы очень хотела, чтобы он получил по заслугам, — с горечью в голосе сказала она. — И я была бы только рада, если б ты сделал с ним то же, что сделал с тобой отец Кэтрин. Но тебе никогда не удастся победить его в драке. Он очень здоровый и сильный, а ты и так едва держишься на ногах. Но не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы он был наказан.

Она слышала, как Том заскрежетал зубами.

— Может, он большой и сильный, но я сейчас так ненавижу его, что мог бы превратить в лепешку, попадись он только мне в руки… Но вы ведь не знаете, что я люблю Кэтрин. Да, я люблю ее и всегда любил. И всегда буду любить, что бы ни случилось. И я знаю, что она тоже меня любит. Мне все равно, как вы на это посмотрите, но я говорю вам: мы с Кэтрин любим друг друга.

Кэти посмотрела на него с симпатией.

— Я очень рада этому, Том, — сказала она. — И я на твоей стороне.

Ее слова и доброжелательный тон, которым они были сказаны, удивили Тома. Он с минуту изучал ее лицо, словно решая про себя, можно ли ей верить, потом сказал вызывающим тоном:

— О нет, вы ведь наверняка хотите, чтобы она вышла замуж за какого-нибудь знатного джентльмена. Я знаю, я знаю. Такой жених, как я, вас не удовлетворит.

— Успокойся, Том, — резко сказала она. — И послушай меня внимательно. Если Кэтрин действительно любит тебя, я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы смогли пожениться. Но это мы обговорим потом. Сейчас мы пойдем к ней. Подожди меня здесь, пока я оденусь.

Выйдя из гостиной, она направилась в курительную. Положив руку на плечо мирно похрапывающего Эндри, она легонько встряхнула его.

— Да, Кэти? — сонно пробормотал он, не открывая глаз.

— Проснись, Энди. Я должна кое-что тебе сказать.

Он открыл глаза и посмотрел на ее взволнованное лицо.

— Что случилось, дорогая?

— Этот парень, кузен Кэтрин, он пришел сказать мне, почему Кэтрин не появляется у нас. — Она взяла его за руку и крепко сжала его пальцы. — У Кэтрин будет ребенок, Энди.

— Кэтрин? Кэтрин беременна? — Он медленно качал головой из стороны в сторону, словно отказываясь в это верить. — А отец ребенка он, ее кузен?

— Нет. Но Том любит ее, а ее отец жестоко избил его, решив, что виноват он. Бедный парень даже не знал, за что его бьют. Он выглядит просто ужасно. Я… я думаю, кто-то напал на нее, когда она шла домой через пустырь. Я сейчас же поеду к ней.

— Да, да, поезжай. — Эндри поднялся с кресла и снова покачал головой. — Привези ее сюда. Она теперь должна жить у нас, и мы позаботимся о ней и о ребенке.

— Я постараюсь, если Люси отпустит ее со мной, — сказала она, направляясь к двери.

Когда она уже вышла из комнаты, до нее донесся его голос.

— Кэтрин! На Кэтрин напали! — говорил он, рассуждая с самим собой. — Но почему такое случается только с хорошими девушками?

Поднимаясь по лестнице, она сама задавалась этим же самым вопросом: почему?

Прошло много лет с тех пор, как Кэти в последний раз была в этой части Джарроу. Когда они с Томом сошли с трамвая и углубились в лабиринт унылых улочек, полных неряшливых визжащих детей, она возблагодарила судьбу за то, что сама выросла в поселке, окруженном со всех сторон полями, а не на грязной городской улице.

Том остановился перед обшарпанной коричневой дверью.

— Это здесь, — сказал он. — Я буду ждать вас на трамвайной остановке.

Кэти кивнула. Когда он ушел, она постояла еще с минуту перед дверью, прежде чем постучаться.

Она уже много лет не видела Люси и сейчас не могла поверить, что женщина, которая открыла ей, и есть ее племянница. Кэтрин говорила ей, что ее мать в последние годы катилась по наклонной плоскости, и все же она была поражена при виде Люси. Люси, которой сейчас было сорок с небольшим, выглядела намного старше ее самой. К тому же она казалась ужасно неряшливой. Наверное, она уже несколько дней не умывалась и не причесывалась.

Люси заговорила первой.

— Ах, это вы, — сказала она, качая головой. — Дурные новости доходят быстро, не так ли?

— Можно мне войти, Люси?

Люси пошире открыла дверь, и Кэти вошла в переднюю, которая служила также спальней. Квартира располагалась на первом этаже, и всего в ней было три комнаты; в этой комнате стояли медная кровать и драный диван. Кроме кровати и дивана, в комнате больше не было никакой мебели, даже стула. Некрашеный дощатый пол был черным от грязи. Кэти сейчас с жалостью подумала о Кэтрин, которая выросла в таких ужасных условиях.

Кэтрин вышла из судомойни в ту самую минуту, когда она вошла на кухню. В течение некоторого времени они молча смотрели друг на друга, потом девушка, склонив голову, повернулась, намереваясь уйти в смежную спальню, но Люси преградила ей путь.

— Нет, мадам, даже не пытайся прятаться. Тебе негде спрятаться от позора. Сядь, мадам. Твоя тетя Кэти пришла навестить тебя.

Кэтрин, не поднимая головы, покорно опустилась на стул.

— Вы зря тратили на нее деньги, — продолжала Люси, поворачиваясь к Кэти. — Все эти годы вы не жалели на нее денег, послали ее учиться, а она пренебрегла вашей заботой. Да, да, она пренебрегла вами, наплевала на вас, вот что она сделала. — Люси взяла в углу стул и пододвинула его к Кэти. — Присядьте. И извините меня за беспорядок, но с тех пор, как я узнала эту новость, я просто не в состоянии что-либо делать — у меня все валится из рук. О да, это сразило меня наповал. Что же касается ее отца… — Она закрыла глаза и, опустив подбородок на грудь, покачала головой из стороны в сторону так, будто не находила слов, чтобы описать, как принял эту новость Патрик. — Я предупреждала ее, тетя Кэти, — заявила она, резко подняв голову. — Я предупреждала ее. Я тысячу раз ей говорила: твой отец не хочет, чтоб ты виделась с этим Томом Малхолландом. Сначала мы вообще не знали, что они встречаются, потому что он никогда не переступал порог нашего дома. Но маленький Майк выследил их. Он видел, как они идут вместе через пустырь каждый раз, когда она возвращалась от вас. Каждый вечер Том Малхолланд провожал ее домой. Это длится у них уже давно.

Кэти смотрела на Люси, пока та говорила, но краем глаза она видела Кэтрин, чье лицо покрылось мертвенной бледностью. Она хотела подойти к ней, обнять ее и утешить, но почему-то не смогла пошевелиться и продолжала слушать Люси.

— В тот вечер перед тем, как уехать в колледж, — говорила Люси, повысив голос, — она пришла домой в расстроенных чувствах и сказала, что за ней гнался незнакомый мужчина. Должно быть, она как раз тогда поняла, что залетела, и устроила этот спектакль, чтоб свалить все потом на незнакомца. Это он ее подучил. Том Малхолланд. И это он сделал ей ребеночка…

Прежде чем Люси успела договорить, Кэтрин вскочила на ноги, опрокинув стул.

— Это не он! — с возмущением закричала она. — Сколько раз я должна тебе повторять, что это не он? Клянусь Богом, это не он. Не он, слышишь?

— Ты можешь клясться Богом и всеми святыми, можешь клясться Мадонной и архангелами, пока не посинеешь, но никто в этом доме не поверит тебе.

Мать и дочь посмотрели друг на друга, и во взглядах обеих была нескрываемая ненависть. Но потом возмущение Кэтрин прошло, и казалось, все силы покинули ее. Пошатнувшись, она ухватилась обеими руками за край кухонного стола и согнулась пополам.

Люси села и скрестила на груди руки. Раскачиваясь всем телом, она посмотрела на Кэти и жалобно проговорила:

— Что будет, когда родится ребенок? Как он будет расти без отца? А мы не сможем прокормить еще один рот, нам уже и так трудно кормить их семерых. Я сказала ей, пусть идет со своим ребенком в работный дом, потому что мы не в состоянии его содержать. Тем более что вы теперь наверняка перестанете нам помогать. Я и не ожидаю, что вы будете нам помогать после того, что она натворила. — Она подалась вперед на стуле и медленно покачала головой. — И вы будете совершенно правы. Я как раз вчера говорила Пату: тетя Кэти правильно сделает, если откажется нам помогать после того, как наша дочь разочаровала все ее надежды, пренебрегла ее заботой. Она оскорбила вас и ваши самые лучшие чувства — вот что она сделала.

— Перестань молоть чепуху, Люси, — резко сказала Кэти.

Это были ее первые слова с тех пор, как она вошла в дом, и при звуке ее голоса Кэтрин вздрогнула и еще ниже склонила голову. Кэти с жалостью посмотрела на девушку, которая стыдливо прятала от нее лицо, не решаясь взглянуть в ее сторону.

— В любом случае, тетя Кэти, даже если вы захотите ей помочь, она не станет принимать вашу помощь, — заявила Люси, и Кэти снова повернулась к ней. — Она сама так сказала. Я знаю, вы очень добры и не сможете бросить ее на произвол судьбы, несмотря на то, что она сделала, но она решила больше не брать ваших денег. Я говорила ей вчера, чтоб она пошла к вам, — но нет! Нет, она не пожелала повидаться со своей тетей Кэти. После всего того, что вы сделали для нее, она не пожелала вас видеть. Если б вы были ее родной матерью, вы бы не смогли сделать для нее больше. Я всегда говорила, вы относились к ней как к родной дочери. Если не верите, спросите у Патрика. А она даже не хочет вас видеть.

Кэти медленно поднялась на ноги и, подойдя к Кэтрин, мягко дотронулась до ее руки.

— Поедем к нам, Кэтрин, — сказала она. — Нам надо поговорить.

Кэтрин отвернулась как можно дальше от Кэти, чтобы та не видела ее лица.

— Нет, тетя Кэти, я не могу, — прошептала она.

Кэти отошла от девушки и приблизилась к Люси. Наклонившись к ее уху, она прошептала:

— Ты не могла бы оставить нас одних на минутку?

Люси с заговорщическим видом кивнула и, поднявшись со стула, вышла в судомойню и оттуда на улицу. Через минуту Кэти увидела в окно, как она пересекла задний двор. Тогда она снова подошла к Кэтрин и, взяв ее за локоть, повернула лицом к себе. Но девушка так низко склонила голову, что Кэти могла видеть только ее макушку.

— Кэтрин, — твердо сказала она. — Кэтрин, послушай меня. Я знаю всю правду. Я знаю, кто это сделал. Ты должна поехать со мной. Обещаю, что ты его не увидишь. Но нам с тобой надо спокойно поговорить, а мы не можем говорить здесь.

Кэтрин медленно подняла голову. Ее рот был приоткрыт, глаза были абсолютно сухими, и в них застыло невыразимое отчаяние. Но по мере того как смысл сказанного Кэти доходил до нее, к отчаянию прибавлялось удивление.

— Откуда ты об этом знаешь? — прошептала она.

— Я не могу сказать тебе всего сейчас. Мы поговорим обо всем дома. Но я знаю, почему ты молчала. Ты ведь боялась причинить боль мне и дяде Энди, не так ли?

Голова Кэтрин снова склонилась.

— Иди одевайся, и поживее. Мы сейчас же едем ко мне. — Теперь Кэти говорила резко и нетерпеливо. — И возьми с собой все вещи, которые могут тебе понадобиться. Ты больше не вернешься сюда.

— О, тетя Кэти!

Лицо Кэтрин сморщилось, и ее плечи задрожали. Кэти схватила обе ее руки, видя, как ее глаза наполняются слезами.

— Не здесь, не здесь! — воскликнула она. — У тебя будет время выплакаться дома. А сейчас иди и быстро собирай вещи.

Когда Люси вернулась на кухню, Кэтрин уже была в спальне. Люси приподняла брови, вопрошающе глядя на Кэти.

— Она согласилась поехать к нам, — сказала Кэти. — Но я не знаю, сколько времени она у нас пробудет. Как бы то ни было, — Кэти потянулась за своей сумочкой, которую она повесила на спинку стула, — пока она будет у нас, вы, можете каждую субботу посылать к нам детей за деньгами.

— О, спасибо вам, тетя! Как же вы добры! Не знаю, что бы мы без вас делали. Если б не вы и не ваша доброта, мы все уже давно были бы в работном доме. Я всегда это говорила и не боюсь повторить сейчас. Но я лучше сразу вас предупрежу: от нее вы не дождетесь благодарности. Неблагодарное отродье, вот кто она такая! Она моя дочь, и я не должна говорить так о ней, но это правда. Не знаю, в кого она такой уродилась. А какой позор нас ожидает, когда появится ребенок! У него никогда не будет отца, не будет имени. Потому что, даже если она заставит этого подонка Тома признать ребенка, Пат никогда не позволит ей выйти за него замуж. Никогда, ни за что на свете — уж я-то знаю, дело не только в том, что он приходится ей двоюродным братом. Он принадлежит к англиканской церкви, и мой муж никогда не допустит брака между ними. Он бы скорее разрешил ей обвенчаться с арабом из Костефайн-Тауна, чем с Томом Малхолландом. В любом случае кузену и кузине неприлично вступать в брак.

Едва сказав это, Люси прикусила язык и отвела глаза от Кэти. Она только сейчас вспомнила, что дочь этой женщины вышла замуж за молодого человека, который приходился ей братом по отцу. Она служила у Чарлтонов, когда эти молодые люди поженились, но тогда она еще не знала о кровном родстве между ними и узнала об этом только несколько лет спустя. Но она ни в коем случае не должна показывать Кэти, что осуждает подобные браки, а то еще Кэти, чего доброго, рассердится и откажет ей в деньгах.

— Однако такие браки заключались во все времена и всегда будут заключаться, — поспешно добавила она, пытаясь исправить свою оплошность. — Люди могут и не знать, что приходятся друг другу родственниками. В этом нет ничего страшного, если родственники становятся мужем и женой. А что касается Кэтрин и Тома, все дело здесь не в родстве, а в религии. Лично я не имею ничего против англиканцев — вы, наверное, знаете, что мой отец воспитал всех нас в англиканской вере. По мне, пусть выходит замуж за Тома хоть сейчас, так, по крайней мере, она бы избежала позора. Но Патрика никогда не удастся переубедить. Он уверен, что только католики попадают в рай, а все остальные после смерти жарятся в аду.

Появление Кэтрин положило конец болтовне Люси. Девушка вышла из спальни с коричневым чемоданом в руках; на ней было синее пальто и шляпа. При виде Кэтрин сердце Кэти болезненно сжалось. Этой девушке было всего лишь восемнадцать лет, но молодость покинула ее, и она уже успела превратиться во взрослую, обремененную заботами женщину. Кэти вспомнила, как она сама распрощалась со своей юностью в тот день, когда вышла замуж за Бантинга. Но нет, нет, Кэтрин не ожидает впереди ничего подобного. Ей не придется выходить замуж, если только она сама этого не захочет. Она, Кэти, позаботится о том, чтобы жизнь Кэтрин была легкой и счастливой — настолько счастливой, насколько это возможно сделать с помощью денег и любви.

Кэтрин не стала прощаться с матерью. Люси, провожая их до двери, сказала:

— Сегодня вечером ты должна встать на колени и благодарить Господа за то, что он послал тебе тетю Кэти. Что бы с тобой сталось, если бы не она? — Повернувшись к Кэти, она улыбнулась. — До свидания, тетя Кэти, и огромное вам спасибо. Для Пата это будет большим облегчением, когда он узнает, что вы забрали ее к себе.

Кэти ничего не сказала в ответ. Попрощавшись с Люси легким кивком головы, она вышла вместе с Кэтрин на улицу. Они молча прошли мимо женщин, глазеющих на них с порогов своих домов, которые не удостоили Кэтрин приветствия, и мимо стайки грязных ребятишек. Ребятишки побежали вслед за ними, крича:

— Вы не дадите полпенни, миссис?

Вдруг чья-то рука схватила Кэти за рукав пальто, и тоненький голосок закричал, перекрывая все остальные:

— Она моя тетя! Ведь ты моя тетя Кэти?

Кэтрин, резко обернувшись, подняла руку и с размаху ударила своего братишку Шейна.

— Отстань от нее, грязнуля! — в ярости воскликнула она.

Дети, пораженные ее злобным тоном, остановились как вкопанные и притихли, а Шейн прокричал им вслед:

— Папа правильно сделал, что разукрасил физиономию твоему хахалю Тому Малхолланду. Вот подожди, тебя он еще хуже отделает, бесстыжая потаскуха!

Не говоря друг другу ни слова, Кэтрин и Кэти вышли из переулка и направились через улицу к трамвайной остановке. Завидев Тома, поджидающего их там, Кэтрин замедлила шаг, и, если б не рука Кэти, лежащая на ее спине, которая подталкивала ее вперед, она бы остановилась. Но, когда они дошли до остановки, Кэти встала между молодыми людьми, и все трое молча ждали трамвая. В трамвае она тоже села между ними. Все так же не обмениваясь ни словом, они сошли с трамвая и пересели на другой, который довез их до главной площади Вестоэ. Весь оставшийся путь от площади до дома они продолжали молчать.

Войдя в дом, Кэти первым делом заглянула в маленькую гостиную. Удостоверившись, что там никого нет, она жестом подозвала Кэтрин к себе и провела ее в комнату. Оставив девушку там, она вернулась в зал и сделала знак Тому присоединиться к ней, после чего плотно закрыла за ними дверь.

Она еще не сняла пальто и шляпу. Стоя в зале, она откалывала шляпу, когда до нее донесся сверху голос Бетти, потом она услышала голос Эндри.

— Не путайся у меня под ногами! — кричал он. — Уйди и позволь мне встать!

Быстро избавившись от пальто и бросив его на спинку стула, она поспешила через зал к лестнице. Но у подножия лестницы она остановилась как вкопанная, когда дверь столовой внезапно открылась и на пороге появился Нильс.

Она не помнила, как пересекла зал и вошла в столовую. Закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной, она с ненавистью посмотрела на Нильса.

— Ты — исчадье ада, — процедила она сквозь зубы.

Он невозмутимо стоял перед ней, высокий, надменный, все еще привлекательный. Дьявольская усмешка искривила его губы, когда он осознал причину ее ярости.

— Ах, вот оно что! Ха-ха! Теперь мне все ясно. Вот, оказывается, почему вся эта суматоха. Я видел, как ты проводила этих двух голубков в гостиную и оставила их там одних. Значит, я сделал ребеночка твоей дорогой девочке? Интересно, очень интересно. Ну и как ей это понравилось?

— Грязная свинья, вот кто ты такой!

— Потише, потише, — он помахал пальцем перед ее лицом. — Меня не интересует твое мнение на мой счет, моя дорогая Кэти. Я лишь спросил у тебя, как она это восприняла.

— Знаешь, что я тебе скажу? — Она подалась вперед, глядя на него в упор. — Если б не твой отец, я бы убила тебя, убила бы прямо сейчас, клянусь Богом. Но я знаю, что он может этого не пережить. И только это меня останавливает.

— Ха! — Его улыбка стала еще шире, и во взгляде появилось насмешливое выражение. — Я помню, ты уже и раньше говорила мне что-то в этом роде.

— Ты грязное, поганое животное. Ты всегда был скотом…

— Заткнись! Не смей называть меня скотом, — улыбка сошла с его губ, и его лицо потемнело от ярости. — Уж кто-кто, а ты бы лучше помалкивала. Ты! Какое право имеешь ты, содержательница борделей, называть грязным кого бы то ни было? А я ведь должен был догадаться с самого начала, что мой дорогой папочка откопал тебя в борделе. Зная его вкус, не приходится удивляться. Он сам такой же, как ты. Вы прекрасно подходите друг другу. Хочешь знать, почему моя мать не смогла с ним жить? Да потому, что у него были бабы в каждом порту и на каждой улице, бабы всех мастей и типов — черные, белые, желтые. Улицы нашего города кишели маленькими светловолосыми Фрэнкелями. Что ж, теперь мой папаша состарился, и настала моя очередь плодить потомство. Твоя дорогая Кэтрин родит ему внука или внучку — это должно его порадовать…

Кэти чуть не упала вперед, когда дверь внезапно распахнулась. Обернувшись, она увидела на пороге Эндри, который, сжав кулаки, смотрел поверх ее головы на сына.

— Энди, Энди, не надо, — взмолилась она, протягивая к нему руки.

Но она не успела его остановить. С криком, похожим на рев раненого зверя, он бросился на сына и повалил его на пол. Как два разъяренных великана, они катались по полу, тяжело дыша и изрыгая проклятия на своем родном языке, а Кэти, крича как обезумевшая, бегала вокруг них, пытаясь их разнять.

Наконец, обхватив Эндри за пояс, оттащила его от сына — и тут же она увидела, как Нильс занес ногу, собираясь пнуть отца в живот. Но Нильс не успел нанести удар — с громким выдохом, похожим на звук, испускаемый проколотым воздушным шаром, Эндри качнулся в ее объятиях и повалился на пол, увлекая ее за собой. Он так и остался лежать на полу, издавая громкие стоны, а Кэти, положив его голову к себе на колени, баюкала его, как ребенка, не замечая того, что происходило вокруг. Она не видела, как Нильс вышел из комнаты, а Кэтрин, прибежавшая вместе с Томом на шум, отвернулась, когда он проходил мимо, и, прижимаясь к Тому всем телом, умоляла:

— Не надо. Не надо, Том, не трогай его. Пожалуйста, только не сейчас.

Эндри умирал долго. Воля к жизни была очень сильна в нем, потому что он не хотел разлучаться с женщиной, которую любил столько лет. Четыре дня он отчаянно боролся со смертью, удивляя докторов своей выносливостью.

Четыре дня и четыре ночи Кэти не отходила от его постели. Она сидела возле него, держа его слабую руку в своей и глядя полными слез глазами на его бледное измученное лицо. Бетти и Кэтрин время от времени заходили в комнату, но она не замечала их. Тиканье стенных часов на лестничной площадке становилось все громче и громче, теперь ей казалось, что маятник отсчитывает секунды у нее в голове, каждый раз повторяя: Энди! Энди! Энди! Энди!

В течение сорока пяти лет в ее душе не было другого имени, кроме этого; в течение сорока пяти лет все ее чувства были посвящены ему, и все ее мысли были обращены к нему. В течение сорока пяти лет она была его Кэти, его любимой Кэти. Она сомневалась, что где-то в мире существовала еще такая сильная любовь, как та, которая связывала их все эти годы… А теперь близился конец.

Маятник, отсчитывающий секунды в ее голове, остановился, и тиканье часов умолкло. Его рука пошевелилась в ее руке, и его рот приоткрылся.

— Кэти, — прошептал он.

Его голос доносился откуда-то издалека, словно с другой планеты.

— Да, мой дорогой. Я здесь. Я здесь, с тобой.

— Кэти.

Его сухие губы дрогнули, а глаза, все еще удивительно синие, посмотрели на нее с узнаванием. Потом его черты расплылись за пеленой слез, застлавшей ее взгляд, и она, беззвучно рыдая, продолжала сжимать его руку.

— Кэти, — повторил он.

— Что, мой дорогой?

— Прости меня, Кэти. Прости.

— О, Энди!

— Мой сын… он плохой. Я не… не знал, только иногда… замечал что-то в твоем взгляде, но не мог… не мог понять.

— Не волнуйся, любимый. Это уже не имеет никакого значения. Не разговаривай, лучше отдохни.

— Нет времени, Кэти. Долгий отдых, у меня впереди долгий отдых.

Некоторое время он лежал молча, с закрытыми глазами. Потом его веки снова разомкнулись.

— Ложь, Кэти. Это все ложь.

— Да, дорогой, это ложь. Не волнуйся, я понимаю. Я понимаю.

— Я люблю тебя, Кэти.

— Я тоже люблю тебя, Энди. Я тоже. Всегда любила и буду любить.

Его глаза открылись шире, и его взгляд скользнул по ее лицу, по ее щекам, губам, волосам, словно обрисовывая каждую ее черту, — так он смотрел на нее в первые годы их любви. Когда он снова заговорил, в его голосе появилась неожиданная сила.

— Она приплыла за мной, Кэти. На всех парусах. Она приплыла за мной. Я должен отплывать.

Едва он успел это сказать, как жизнь покинула его. Его рука стала неподвижной в ее руке, но глаза продолжали смотреть на нее, только теперь их взгляд был остекленевшим. Она бросилась на кровать и, сжимая в объятиях его безжизненное тело, разрыдалась.