Кейс президента: Историческая хроника

Личный состав столичных управлений КГБ (как, впрочем, и везде) состоял из блатников, попавших в «контору» по путевкам партии и комсомола, из МИМО и прочих элитарных заведений. У них не было никакого желания даже рисковать карьерой, а уж тем более погибать за честолюбивые планы своего начальства. Многие стали потихоньку покидать здания, ссылаясь на оперативные дела. Весь день на Лубянке непрерывно звонили телефоны. Огромная армия «стукачей» непрерывно сообщала об обнаружении все новых и новых «агентов влияния», которых необходимо было фиксировать. Напрасно сам Крючков выступал по внутреннему телеканалу, успокаивая сотрудников. Никто ему не верил. У рядовых чекистов не было своих бункеров. Те, кто был поумнее, понимали, что случилось что-то неожиданное, если Крючков вспомнил о бункере, и тоже нервничали. Тут с Крючковым со Старой площади связался Шенин и стал сообщать очень неприятные новости. Главный идеолог был подавлен. Партийные директивы, переданные ночью, спустились до райкомов, а дальше идти уже было некуда. Мобилизовать коммунистов не удалось. Первички либо уже были разогнаны на предприятиях, либо сидели тише мыши, парализованные страхом. На требование первого секретаря МГК Прокофьева к Моссовету и мэрии явиться, как в старые, добрые времена в горком для получения инструкций, ответили матом. Пуго — изменник. Подчиненный ему ОМОН охраняет Моссовет, имея приказ здание захватить, но это еще были цветочки.

В Ленинграде прилетевший из Москвы Собчак просто разогнал местную комиссию по чрезвычайному положению, сформированную первым секретарем Гидасповым. Неожиданно явившись на заседание комиссии, Собчак напомнил всем присутствующим, что они государственные преступники и их ждет суд похуже Нюрнбергского, перечислив при этом все соответствующие статьи и сроки. Его поддержали не только Самсонов, но и Курков с Крамаревым. Более того, во главе омоновцев и «чекистов-предателей» Собчак явился на ленинградское телевидение, отстранил в очередной раз от должности местного начальника, подлого труса Петрова (бывшего работника обкома) и объявил всему городу, что в ГКЧП сидят преступники, чьи приказы нельзя выполнять, а тот, кто это собирается делать, сам автоматически становится преступником. Обком просит прислать откуда-нибудь войска, чтобы навести порядок.

Из Риги звонил Рубике. Он уже провел пресс-конференцию, объяснив, что отныне будет существовать только КПСС, а остальные партии запрещены. Не очень умно, конечно. Но дело в другом. Генерал Кузьмин ничего не предпринимает. Флот исчез. В других республиках все то же самое.

Из Киева звонил Гуренко. Кравчук — изменник и сепаратист. Генерал Чичеватов ничего не предпринимает. В городе идут митинги. Снова готовятся встать все шахты в стране и не только шахты. Крючков выслушал Шенина спокойно и позвонил Язову. Подошел Моисеев. Выслушал. Взглянул на карту — электронную карту обстановки — гордость Генерального штаба. Подумал. Из Пскова на Ленинград можно двинуть примерно 150 танков и 50 БТР Псковской дивизии. Остальные пойдут на Таллинн. Неплохо бы сейчас переподчинить Витебскую дивизию снова Министерству обороны. Она составит второй эшелон в действиях на Ленинградском и Прибалтийском направлениях. Позвонил Кузьмину в Ригу. Командующий Прибалтийским округом стал объяснять, что нет достаточных сил, чтобы выполнить возложенную задачу. Подойдут танки из Пскова и Витебска — начнем действовать. Необходима будет поддержка флота, а с моряками весь день не установить связи. Никто не знает, куда девались адмиралы. Похоже, что все вызваны в Москву к Чернавину.

В Киеве Чичеватов стал объяснять, что не понимает задачи. В Киеве все спокойно. Зачем ему туда вводить свои части. К тому же против все руководство республики. Нет, он не возьмет на себя такой ответственности. Присылайте кого-нибудь из Москвы — пусть распоряжается. В Киев вылетел главком Сухопутных войск Варенников.

Ожидая результатов переворота, в Кремле сидел будущий генсек и Председатель Президиума Верховного Совета Лукьянов. Немногочисленные депутаты Верховного Совета, сумевший пробиться к нему, ничего толком не могли понять, кроме того, что сессия Верховного Совета назначена на 26 августа. На вопросы о Горбачеве Лукьянов одним отвечал, что президент тяжело болен — у него инфаркт, обширный инфаркт, Раиса Максимовна в обмороке. Другим — что президент здоров, он в курсе дела и ожидает развития событий на даче. Вы же знаете Горбачева…

Сам президент в Форосе слушал радио «Свобода». В кладовке «нашли» старый приемник, сменили батарейки. Узнав, что объявлено о его тяжелой болезни, Горбачев все понял. Он тяжело болен, а завтра объявят о его кончине. Быстро приняли решение не принимать извне никаких продуктов — могут отравить. (О, наше средневековье!) Справились у повара — продуктов оказалось на три дня. Решили продержаться. У зятя нашлась (?) телекамера. Записали на пленку заявление о случившемся на даче и стали думать, как передать пленки «на волю»…

Радио «Свобода» слушал с неменьшим удивлением и майор Владимир Дегтярев — замполит спецподразделения пограничников, охраняющих дачу Горбачева по периметру колючей проволоки, опоясывающей несколько квадратных километров дачной территории. Ссылаясь на какие-то источники в Москве, «Свобода» сообщала о двух полках КГБ, оцепивших дачу президента. Личный состав этих полков — настоящие «зомби» — убивают каждого, кого прикажут. Это было странно. Никаких дополнительных команд спецподразделение, вооруженное только штык-ножами, не получало. Не получало и подкреплений. Режим охраны оставался прежним. На трассе Севастополь — Ялта тоже все было спокойно. Два милицейских поста, как обычно. Никаких войск. Дегтярев позвонил начальнику пограничной заставы Форос майору Виктору Алымову, чтобы узнать обстановку. Видимо, Алымов тоже слушал радио, поскольку спросил Дегтярева: «Что это за «Севастопольские полки КГБ»? Никто о них ничего не знал, но КГБ — есть КГБ — может быть и существуют какие-то спецчасти. Но в районе дачи их нет. Это точно. Дегтярев спросил Алымова, что с Горбачевым? Он болен или арестован? Если арестован, то собственной охраной. Но не похоже. Не похоже, что и болен. Люди Алымова, расположившись на высотах, наблюдали дачу и подходы к ней в мощные бинокуляры. Президент гуляет по территории и выходил даже на пляж. Как люди военные, однако оба майора понимали, что не всегда нужно где-то ставить мины, чтобы блокировать дорогу или пролив. Достаточно объявить, что они поставлены. Мало найдется охотников проверить это на себе…

Не меньшее удивление царило и в Москве на Ходынке в огромном «Аквариуме» Главного разведывательного управления. Сообщения сыпались на стол генерала Михайлова одно за другим: стратегические бомбардировщики с ядерным оружием на борту покидают зоны боевого дежурства и один за другим следуют на посадку. Мобильные стратегические ракеты уходят с позиции в парки, ракетные лодки уходят из зон боевого патрулирования, держа курс на базы. СССР можно брать голыми руками. Что случилось? «Похоже, что эти «педерасты» потеряли «КЕЙС» президента или захватили его». «Педерасты» — это КГБ. «Мы предупреждали, что им нельзя доверять ни одного «КЕЙСА» из трех!» Михайлов долго говорил по телефону с Шапошниковым и Максимовым. В его подчинении были небольшие, но прекрасно обученные группы знаменитого спецназа ГРУ, подготовленные для действий в глубоком тылу противника в случае войны. «Надо все это вырубать! — приказал Михайлов, — ребята, найдите «КЕЙС» президента, а то будет страшный скандал. Нам никогда уже не удастся отмыться как ядерной державе. А по дороге скажите Крючкову, что он придурок». (Ядерный код Горбачева — президентский «КЕЙС» был найден на следующий день в автоматической камере хранения аэровокзала. «КЕЙС» был открыт — точнее взломан. Открывавшие не знали шифра замков. Такой вариант был предусмотрен создателями «КЕЙСА» — сработало ликвидационное устройство, уничтожившее схему.)

После разговора с Язовым генерал Шапошников не терял времени. Он послал одного из адъютантов, на которого мог положиться, в Белый Дом с приказом во что бы то ни стало разыскать там вице-президента России Александра Руцкого и попросить его, если это возможно, прибыть к нему, сказав, что едет, скажем, в Кремль или куда-нибудь в другое место. Он хорошо знал Руцкого по прежней службе в авиации и был рад, что именно такой человек сейчас находится около Ельцина. Пока искали Руцкого, Шапошников связался с командующим воздушно-десантными войсками генералом Грачевым. Не тратя времени на зондирование настроения главкома ВДВ, Шапошников прямиком спросил Грачева: «Как тебе все это нравится, Павел?» Они хорошо знали друг друга, и Грачев административно подчинялся главкому ВВС. «Совсем не нравится», — сознался Грачев. Приехав в штаб ВВС, Грачев застал у Шапошникова Руцкого. Через двадцать минут Руцкой уехал обратно в Белый Дом, а оба командующих быстро, как на войне, стали принимать решения. В Кубинке находится воздушно-десантная бригада генерала Лебедя. Сейчас наиболее важная задача — обеспечить безопасность правительства России и захватить еще пару аэродромов, куда вызвать все имеющиеся в наличии части десанта. Нейтрализовать штабы находящихся в Москве подразделений, а если понадобится — и сам генштаб. Вернуть запрудившие Москву войска в казармы и освободить Президента. Пальцы генералов чертят по карте Москвы и Московской области одни им понятные кривые линии и кружки. Офицеры штаба кивают головами, иногда вставляя замечания. Быстрый просчет времени с вводом возможных случайностей и накладок — 27 часов. Прямо из кабинета Шапошникова Грачев соединяется со своим сослуживцем по Афганистану и бывшим начальником генералом Громовым — заместителем Пуго, ведающим Внутренними войсками и ОМОНом. «Боря, — говорит Грачев, — сиди тихо. Понял?» «Понял», — глухим голосом отвечает несостоявшийся вице-президент России. Он уже много понял. ОМОНы, столь свирепые в Закавказье и Прибалтике, ничего не хотят делать в Москве и заливаются слезами при виде русского трехцветного флага. Это был просчет. Столько твердили через все патриотические газеты: русские, русские, русские. Вот дотвердились, что все и вспомнили — они русские и вокруг русские. Хорошо было в Афганистане. Там были интернационалисты… Вернувшись в Белый Дом, Руцкой немедленно отозвал Ельцина и они заперлись в кабинете Президента. Вскоре туда были вызваны Хасбулатов и юридический советник президента России — Шахрай. Через полчаса был обнародован Указ Президента РСФСР № 63. Он гласил:

«Совершив государственный переворот и отстранив насильственным путем от должности Президента СССР — Верховного Главнокомандующего Вооруженных Сил СССР, Вице-президент СССР — Янаев Г. И.,

Премьер-министр СССР — Павлов В. С.,

Председатель КГБ СССР — Крючков В. А.,

Министр внутренних дел СССР — Пуго Б. К.,

Министр обороны СССР — Язов Д. Т.,

Председатель Крестьянского Союза — Стародубцев В. А., Первый заместитель председателя Государственного комитета по обороне — Бакланов О. Д.,

Президент Ассоциации промышленности, строительства и связи — Тизяков А. И. и их сообщники совершили тягчайшее государственное преступление, нарушив статью 62 Конституции СССР, статьи 64, 69, 70, 70-1 и 70-2 Уголовного кодекса СССР и соответствующие статьи Основ уголовного законодательства Союза СССР и союзных республик.

Изменив народу, отчизне и Конституции, они поставили себя вне Закона. На основании вышеизложенного ПОСТАНОВЛЯЮ:

Сотрудникам органов прокуратуры, государственной безопасности, внутренних дел СССР и РСФСР, военнослужащим, осознающим ответственность за судьбы народа и государства, не желающим наступления диктатуры, гражданской войны, кровопролития, дается право действовать на основании Конституции и закона СССР и РСФСР. Как президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку. Судьба России и Союза в ваших руках. Президент РСФСР Борис Ельцин. Москва, Кремль, 19 августа».

Проклятая радиостанция, изводившая Крючкова весь день, кажется, была наконец обнаружена, поскольку уже два часа молчала. Голова у шефа КГБ шла кругом. Это проклятый «КЕЙС» президента. Отправившийся на его поиски Плеханов куда-то пропал. Пропал и Язов. Моисеев явно утратил управление войсками, хотя и не признается, продолжая уверять, что все в порядке. Но более всего удручало то, что во всех городах и весях бездействуют комитеты госбезопасности, на которые возлагалась основная надежда. Ссылаются на приказы Иваненко и его заместителя Поделякина. Копия одного из приказов была доставлена Крючкову. Это была шифрограмма генерала Иваненко, разосланная во все территориальные управления КГБ РСФСР с требованием не оказывать никакой поддержки самозваному ГКЧП. Самих этих предателей нигде не найти. Мелькнули в Белом Доме и куда-то пропали. Службу знают. За весь день пришли донесения только об аресте Гдляна, Уражцева, Комчатова и Проселкова. Последний, бывший полковник авиации, забаррикадировался в квартире, огрел одного из оперов топором. Избитого, в наручниках привезли в Балашиху. Народный депутат топором от чекистов отмахивается. Дожили!

Таинственная радиостанция неожиданно ожила. Диктор, точно понимая, что его слушает Крючков, с каким-то садистским смаком стал зачитывать Указ Ельцина № 63 об объявлении ГКЧП, включая Крючкова, вне закона. Перечислять статьи Уголовного кодекса, по которым полагался расстрел. Да, это была громадная ошибка, что сразу не уничтожили Ельцина. А почему? Надо честно признаться, что он сам никогда к Ельцину серьезно не относился и был уверен, что попав в подобную ситуацию, президент РСФСР покорится судьбе и вспомнит, что он не более, как бывший секретарь обкома. Надо с этим делом кончать. Крючков вызвал Карпухина. Ночью захватить Белый Дом. Захватим, пообещал Карпухин. Зачем сто раз повторять одно и то же? Задача поставлена — выполним. Позвонил из машины Плеханов: «Не нашли». «Ищите, — приказал Крючков, — и на глаза мне не показывайся, пока не найдете». В этот момент появился Грушко с бланком шифрограммы, пришедшей из Киева от генерала Варенникова. Крючков пробежал глазами: «Промедление смерти подобно тчк Немедленно берите Ельцина тчк Обстановка выходит из-под контроля тчк Варенников». Что-то у него там в Киеве не клеится, наверное. У Грушко тоже были новости нерадостные. Радиостанция «Голос России», которую Крючков приказал запустить в эфир для дезинформации общественности, обнаружила, что ее частота заглушается. Судя по почерку работает военная глушилка из района Кубинки. Там крупный аэродром и центр сосредоточения Воздушно-десантных войск. Затем пошли рапорты, что по всей Москве солдатам раздают Указ Ельцина. Позвонили Моисееву. Начальник Генштаба явно нервничал. У него пропала связь со штабом Таманской дивизии…

Темнело. Продолжали поступать сведения, что огромные толпы запрудили улицы, перегораживая их баррикадами. Для этого используются, главным образом, автобусы и троллейбусы. Армия бездействует. Обнаружено несколько брошенных экипажами танков, БТР. В них сидят какие-то длинноволосые «панки» и нюхают бензин, бренча на гитарах. Попутно выяснилась весьма интересная новость: постовые милиционеры сознательно направляли танковые колонны в ложном направлении не на те улицы. В итоге никто не знает, где какая часть. Выходит и Пуго — предатель? Пуго ответил, что он вынужден заниматься Прибалтикой из-за преступного бездействия армии. В Прибалтийских столицах действует только его ОМОН, но одному ОМОНу явно не справиться с обстановкой. Кузьмин все ждет каких-то танков из Пскова. Московскими милиционерами командует генерал Миркин. Пуго знал о пропаже «КЕЙСА» и позволял себе с укоризной глядеть на Крючкова, покачивая головой.

Только к полуночи пришли более-менее радостные новости. Со стороны проспекта Калинина к Белому Дому, прорывая баррикады и стреляя в воздух боевыми патронами, движется колонна БМД (боевых машин десанта). На бортах машин парашюты и крылья — опознавательные знаки ВДВ. Их около двадцати. Наконец армия зашевелилась. Крючков взглянул на часы. Было 00–25, 20 августа 1991 года…

Машина генерала Плеханова с притушенными фарами мчалась из Внуково в Москву. Поиски ничего не дали, но удалось выяснить всех, кто имел доступ к самолету. С их адресами Плеханов мчался в Москву, позвонив из машины Крючкову, чтобы тот подготовил группу из десяти толковых оперативников. С самим генералом, не считая арестованного полковника и шофера, было трое. Неожиданно машина резко затормозила. Поперек дороги стоял БТР. Его башня была направлена на машину Плеханова. Выросшие из-под земли люди в пятнистых комбинезонах окружили плехановский «Мерседес». Всем выйти из машины! Руки на затылок!» — последовала резкая команда, которую, понятно, не мог выполнить только полковник в наручниках. «Что это все значит?» — спросил упавшим голосом Плеханов, считая, что арестован по приказу потерявшего терпение Крючкова. «Следуйте за мной!» — прозвучал голос какого-то человека в комбинезоне без знаков различия, в голубом берете десантника. Всю компанию не очень вежливо затолкали в БТР, который, взвыв дизелем, помчался куда-то в ночь…

Генерал Карпухин перестал что-либо понимать. Ровно в два часа ночи группа «Альфа», выйдя на исходные позиции и начав охват Белого Дома со всех сторон, неожиданно дала сигнал, означающий резкую негативную перемену обстановки. Карпухин примчался лично. Спрашивать, что случилось, не. было нужды. Вокруг дома Российского парламента, ощетинившись пушками и тяжелыми пулеметами, стояли десантные бронемашины. На их башнях были подняты трехцветные флаги России. Под их защитой бушевала ликующая толпа. Карпухин решил подождать подлета вертолетов, которые должны были обстрелять здание неуправляемыми реактивными снарядами и высадить десант на крышу, а затем действовать по обстановке. Неожиданный удар из гранатометов по БТРам мог быть эффективным. Да, но ему напомнили, что за машинами, кроме вооруженной до зубов ельцинской охраны, может быть и батальон десантников. «Альфе» совершенно не хотелось лезть в атаку на пушки и пулеметы. Лазутчики в здании прояснили Карпухину обстановку: это батальон Тульской Воздушно-десантной дивизии, приведенный лично командиром дивизии генерал-майором Лебедем. По чьему приказу действовал Лебедь, пока было не совсем ясно. Не исключено, что просто по собственной инициативе. И в довершении всего не прилетели вертолеты. Оказалось, что прекратили внезапно работу наведения и радиомаяки, подчиненные ВВС. Перестал работать и радиомаяк наведения, размещенный предварительно в самом здании. Чувствовалась рука предателей… «Да что за бардак творится в нашей армии?» — совершенно справедливо воскликнул Крючков, звоня в 4 часа ночи Моисееву. Язов еще отдыхал. Отдыхал уже подозрительно долго. Моисеев, как и подобает настоящему генералу, был спокоен. У него уже была потеряна связь с Кантемировской дивизией, но Крючкову это было знать не обязательно. На вопрос, почему десантники вместо того, чтобы захватить Белый Дом, его охраняют, Моисеев ответил, что его это удивляет так же, как и Крючкова. Десантники не получали никаких приказов входить в Москву вообще. Утром разберемся. Моисеев знал, что в Кубинке один за другим садятся военно-транспортные самолеты, набитые десантниками, но почему — не знал. Это была очень интересная ситуация — начальник генерального штаба Вооруженных Сил страны не знал, чьим приказом перемещаются такие крупные армейские контингенты.

Радиомаяк, установленный в машине Плеханова, показывал, что генерал тоже поехал куда-то в Кубинку. Крючков позвонил ему по телефону в машину, но никто не ответил. В машине было и радио. Пытались связаться. Снова без результата. Однако и сигнала тревоги из машины не было. Крючков понимал, что введенные в Москву лучшие правительственные, «придворные», как их называли, армейские части, распропагандированы и толку от них не будет. Их надо выводить из столицы и вводить спецназы КГБ. Но вывести такое количество войск из Москвы было еще сложнее, чем ввести. Он позвонил в Балашиху, где квартировалась целая бригада спецназа и приказал быть готовыми к походу на Москву. Там все поняли и ответили «есть». Спросили, что делать с арестованными Гдляном и прочими. Пока пусть сидят, ответил Крючков, понимая, что этой бригады будет совершенно недостаточно.

Серое, дождливое утро, встававшее над Москвой, блеклым светом проявляло оккупированный город. На мокром асфальте чернели танки, улицы были загорожены опрокинутыми троллейбусами и строительным мусором. Через громкоговорители передавался Указ за подписью Янаева, объявлявший Москву на чрезвычайном положении:

«В связи с обострением обстановки в г. Москве — столице Союза Советских Социалистических Республик, вызванным невыполнением постановления ГКЧП по чрезвычайному положению в СССР № 1 от 19 августа 1991 года, попытками организовать митинги, уличные шествия и манифестации, фактами подстрекательства к беспорядкам, в интересах защиты и безопасности граждан…

ПОСТАНОВЛЯЮ:

1. Объявить с 19 августа 1991 года чрезвычайное положение в г, Москве…»

Генерал Калинин ввел в Москве комендантский час с 23–00. Обстановка была напряженной до предела и мало кто понимал тогда, что все уже было кончено. Путч провалился.

Уже взорвался возмущенный мир. Приостанавливались программы помощи, обрубались кредиты, отзывались послы. Уже снимали со стен портреты Горбачева, уже трусливый павловский кабинет полностью одобрил переворот, как это сделали почти все советские послы за границей; уже на имя Янаева пришли три поздравительные телеграммы — от Саддама Хусейна, Муамара Каддафи и Неира Арафата; уже Станислав Кунаев в порыве вдохновения читал свои стихи:

уже, как клопы из щелей, во всех газетах и издательствах снова появились цензоры… но все уже было кончено. Четыре дня оставалось генералу Шапошникову до назначения на пост Министра Обороны СССР, но он уже доказал, что вполне соответствует этой должности. Десантники окружили Москву, захватив все ключевые объекты жизнеобеспечения столицы. Захват генерала Плеханова открыл без выстрелов неоткрываемые двери многих узлов связи и управления. Совсем без шума повязали штабы Таманской и Кантемировской. Отключили знаменитую электронную карту генерала Моисеева. Уже утром 20 августа растерявшийся Язов был готов дать приказ об отводе войск в места постоянной дислокации. На подступах к Ленинграду были остановлены войска. Куда не доставали приказы министра, там действовали указы Ельцина.

Командиру танковой колонны, входящей в Таллинн, был предъявлен Указ президента России и он послушно увел танки из города. Еще по инерции хулиганили прибалтийские ОМОНы, еще бушевал генерал Макашов, еще президент Акаев раздавал населению автоматы, призывая к восстанию, но это уже была инерция.

Генерал Шапошников вовсе не желал делать из себя спасителя Отечества. Он не собирался делать из себя ни Вашингтона, ни Бонапарта и, видимо, посоветовавшись с Ельциным и Руцким, дал возможность народу самому почувствовать себя победителем.

Конечно, были совершены ошибки, неизбежные в таких ситуациях. Попытки вывести войска из столицы приводили к совершенно обратным результатам. Стоило танкам начинать движение, как наэлектризованные толпы преграждали им движение, ложась под гусеницы, блокируя траки, а то и пуская в ход бутылки с горючей смесью. Солдаты зверели, офицеры психовали. Ничего не помогало. Слухи степным пожаром распространялись по столице, достигая пика у Белого Дома. Рокот танковых моторов, доносящийся с ближайших улиц, приводил огромную толпу, окружившую Российский парламент, в неистовство. Танки идут, чтобы раздавить их свободу. Перед микрофонами и видеокамерами возникали встревоженные лица и звучали тревожные голоса генерала Кобеца и Бэллы Курковой, радио «Свобода» на весь мир передавало предсмертную, можно сказать, исповедь своих мужественных корреспондентов Андрея Бабицкого и Михаила Соколова. Есть точные данные, что сегодня ночью будет штурм Белого Дома. Охрана следила за вентиляционными отдушинами и канализационными люками — ходил слух, что знаменитая «Альфа» прошла подготовку по программе японских «ниндзя» — людей-призраков, умеющих материализоваться где угодно. Разворачивались медицинские пункты первой помощи. Священники причащали молодых ребят с автоматами и в бронежилетах, готовых драться до конца. С площади просили удалиться женщин. Плечом к плечу стояли вооруженные пенсионеры, афганские ветераны, рабочие, студенты, сбежавшие из частей офицеры и солдаты. Работали видеокамеры всех крупнейших телекампаний мира. Вздымались русские флаги, вздымались руки с автоматами. Так делается история, так рождается нация, символизируя, что раздавленный народ встал с колен.

«Они не пройдут — Но пасаран!» С балконов читались указы Ельцина, объявившего себя до возвращения Горбачева Верховным главнокомандующим Вооруженными Силами. К Краснопресненскому мосту время от времени подъезжали танки и уезжали обратно, простояв некоторое время под прицелом телекамер. Посты на крышах с тревогой поглядывали на небо, давая на ходу интервью журналистам, что в случае появления вертолетов, они не продержатся и 10 минут. В такие моменты с балкона звучали командный голос вице-президента Руцкого: «Внимание, охрана! Огонь открывать без предупреждения!» Вдали продолжали рокотать танковые моторы — танкисты-гвардейцы выполняли утренний приказ о возвращении в места постоянной дислокации. Обстановка у Белого Дома, накаленная до предела, накалялась еще более. Штурм начнется через полчаса, через 10 минут, он уже начался. А в самом здании собрался цвет столицы: мэр Попов, Эдуард Шеварнадзе, Александр Яковлев, Елена Боннер…

Ельцина постоянно звали к телефону. Звонили: президенты Буш и Миттеран, премьер-министр Мэйджер и канцлер Коль. Звонила и Маргарет Тэтчер. Разговоры были длинными и, выражаясь дипломатическим языком, «полезными и конструктивными». (Давая через несколько дней интервью, Борис Ельцин, на вопрос, какой из зарубежных лидеров вызывает у него наибольшее восхищение, без колебаний ответил: «Президент Буш».)…

Трагическое биополе, нагнетаемое у Белого Дома, становилось уже осязаемым. Тысячи людей готовились к неизбежной гибели. Депутаты Верховного Совета СССР, находившиеся в здании, звонили Лукьянову, прося его использовать свое влияние, чтобы предотвратить кровопролитие. Лукьянов ответил, что и подобает истинному партийцу: «Ельцин сам спровоцировал эту ситуацию… Еще надо разобраться, откуда у его людей столько оружия!» Не понимал обстановки умнейший Анатолий Иванович. Но не все были такими дураками.

Премьер-министр Павлов понял все гораздо лучше. Беседуя с Янаевым, он печально сказал: «Влипли мы с тобой как два дурака». «Не бзди! — сказал исполняющий обязанности президента СССР, — прорвемся!» Янаев был полон оптимизма. Несколько часов назад он встречался с лидерами автономных республик, призывая их поддержать ГКЧП. Представители автономий потребовали объяснений и прежде всего: где Горбачев и что с ним? Суть случившегося Янаев изложил так: группа руководителей попросила Горбачева навести порядок в стране. На что тот ответил: «У меня есть заместитель Янаев, пусть он и наводит порядок». Но Павлов больше не хотел участвовать в наведении порядка. Теряя сознание от страха, он поехал в больницу. Диагноз врачей был однозначным: острый гипертонический криз. Переволновался за судьбу страны. Заместитель Павлова — Щербаков — в ужасе и в полном бездействии сидел у себя в кабинете, слушая сыпавшиеся со всех концов мира сообщения о приостановке помощи и кредитов СССР. Он то знал самое страшное, чего не знали другие участники событий: 40 % потребностей страны в самом необходимом удовлетворялось до сегодняшнего дня импортом. Это конец! С огромным трудом в Москве удалось собрать банкиров, доказывая им, что страна изменилась, положение стабильное и вполне благоприятное для инвестиций. Банкиры, блокированные в гостиницах, со страхом смотрели в окна: стабильность была налицо! Собравшийся в Москве в эти дни «Конгресс соотечественников» из потомков родовой российской знати тоже оказался в центре событий. Долгие годы эти люди — Голицины, Шереметьевы, Воронцов, Толстые — боялись возвращаться на Родину. Их уговаривали, убеждали, стыдили — демократия необратима. Сейчас, шарахаясь от танков, вздрагивая от визга гусениц и рева моторов, они поняли, что приехали вовремя. Милая Родина преподнесла им очередное чудо. Умом Россию не понять…

В Белом Доме появился Гдлян и другие ранее арестованные депутаты. Гдлян доложил Ельцину, что спецназ КГБ в Балашихе блокирован, сидит без связи и не собирается ничего предпринимать. Ельцин уже знал это лучше Гдляна. В этот момент произошла сенсация — в Белом Доме появился сам Мстислав Растропович — великий музыкант, изгнанный в свое время из СССР. Растропович давно приобрел всемирную известность и как первая виолончель мира, и как несгибаемый борец за права человека. Он и его жена — певица Галина Вишневская — давно уже были гражданами США, гордостью Америки. Неоднократно их принимали в Белом Доме президенты Соединенных Штатов. Будучи на гастролях в Берлине, Растропович узнал, что делается в Москве и бросился в аэропорт. Он прилетел в Москву и, оформляя визу, заявил, что прибыл на «конгресс соотечественников». «Вас на конгресс?» — спросил шофер заказанной машины. «… я этот конгресс!» — ответил Растропович, направляясь в Белый Дом, на этот раз Российский. К нему была приставлена специальная охрана, поклявшаяся погибнуть, но защитить великого соотечественника… Получив сообщение, что в Белом Доме появился Растропович, Крючков побледнел, наверняка — это личный посланник президента Буша. Посол США в Москве Метлок как раз накануне путча уехал в Вашингтон, завершив выполнение своих обязанностей. Новый посол — Страус еще находился в Вашингтоне, заявив, что не собирается вручать верительные грамоты «хунте». Что привез Растропович Ельцину? Какие инструкции? А может быть и не инструкции, а что-нибудь почище?

Из сообщений и по радио, и из собственных источников Крючков знал, что вокруг Белого Дома и в самом здании нагнетается истерия неизбежного нападения на резиденцию Ельцина. Революции нужна кровь, нужны мученики. Циничный ум председателя КГБ уже предвидел, чем это кончится. Где-нибудь «случайно» взорвется граната или прозвучит из темноты автоматная очередь. Погибнет человек десять, а остальные разнесут Москву по кирпичику. Нападать Крючкову на Белый Дом было уже нечем. «Альфа» после событий прошедшей ночи взбунтовалась. Зомби-роботы оказались людьми. Часть исчезла, а остальные, собравшись в спортзале на своей базе, наотрез отказались больше участвовать «в этих играх». В них хватило воспоминаний о Вильнюсе. У них сложилось впечатление, что вчерашняя операция (неожиданное появление десантников у Белого Дома и неприбытие вертолетов) была задумана специально, чтобы уничтожить их всех как опасных свидетелей. На секретных частотах их передатчиков звучали угрозы и призывы сложить оружие. Связь со спецназами в Балашихе и других подмосковных базах была прервана. Что там случилось, Крючков еще не знал, но внезапное появление Гдляна и Уражцева в Белом Доме говорило о том, что в лучшем случае спецназы объявили нейтралитет. Пропал Плеханов. Три оперативные группы, посланные на его поиски, еще не вернулись. Сама собой выстраивалась логическая цепь: Плеханов нашел «КЕЙС» Президента и был захвачен противником. Прошибал холодный пот. Если же его захватили люди Ельцина, то это, пожалуй, еще хуже. Крючков понимал, что попал в ловушку. Он дозвонился до Язова. Маршал был подавлен: он отдал приказ отводить войска в места постоянной дислокации. Он постеснялся сказать Крючкову, почему он так поступил. Все центры связи министерства обороны уже контролировались Шапошниковым. Именно этому на бесконечных учениях обучались десантники генерала Грачева и спецназ генерала Михайлова. Быстро, без шума захватить все средства контроля, управления и связи потенциального противника.

Главкомы видов вооруженных сил и командующие направлениями звонили Язову, врывались в его кабинет, убеждая маршала порвать с «хунтой». Это испанское слово было у всех на языке. «Но я же не мальчик, — не поднимая глаз, отвечал Язов, — чтобы бегать туда-сюда. Буду отвечать.»… Кровь у здания Белого Дома, как и предполагал Крючков, уже не могла ни пролиться и она пролилась. Откуда-то из темноты появились несколько БТР. Водители были пьяны. Часть из них успела остановиться, но один с бортовым номером 306 врезался в баррикаду. Когда он дал задний ход, на него впрыгнули добровольцы, пытаясь ослепить обезумевшую бронемашину брезентом. В суматохе солдаты открыли стрельбу (двое суток они ждали нападения боевиков со «Стингерами»). В итоге от пуль и под гусеницами погибли три человека, обессмертив навсегда свои имена… Военные патрули, поддерживающие режим комендантского часа, испуганно жались к стенам домов. На неосвещенных улицах горели танки. Слышалась стрельба. Потерявший голову генерал-полковник Калинин понимал, что его песенка спета. Связь с войсками округа и комендантами районов пропала (десантники перестарались). Понимая, что именно его сделают ответственным за происходящее на улицах Москвы, Калинин сел писать рапорт, обвиняя в случившемся «хулиганские элементы, находящиеся в нетрезвом состоянии». В этот момент к нему прибыл порученец от Язова. «Комендантский час отменить, войска с улиц убрать». «У меня нет связи», — сказал Калинин. Связь обещали наладить. В кабинете Крючкова мигнул и погас свет. Он сразу же включился снова, но красная лампочка на табло обстановки показала, что заработала внутренняя электростанция Лубянки. Электроэнергия, идущая из города, была вырублена. Селекторная связь с запасным КП пропала, по каналу связи с райотделами доносились чьи-то крики и матерная ругань. Крючков стал понимать, что все кончено. Точнее все кончено на этот раз. Кому-то удалось парализовать КГБ. Но он еще в этом разберется. Может быть, были использованы какие-нибудь новые и неизвестные ему психотропные средства? Недаром ближайший советник Ельцина — генерал-полковник Кобец до недавнего времени занимал пост командующего войсками химзащиты. Он отбросил эту идиотскую мысль и постарался успокоиться. Пока нет оснований для паники. Не получилось на этот раз — получится позднее. Есть системы связи и базы, о которых не знает и Плеханов. На секретных вкладах в СССР и за границей лежат сотни миллиардов рублей и десятки миллиардов долларов. Экономика страны приведена в хаос. И наш час еще настанет. Конечно, нужно ликвидировать несколько ненадежных людей из партаппарата и армии. В первую очередь Николая Кручину — тот знает все счета на Западе. Впрочем, зачем впадать в панику. Все что он хотел сделать — это спасти страну и партию, стабилизировать экономику. Кто может поставить ему подобные действия в вину? Надо срочно всем собраться и обсудить ситуацию.

Он позвонил Пуго. Оказалось, что министр внутренних дел почувствовал себя плохо и уехал домой. Но дома никто к телефону не подходил, и в машине — тоже. Бакланов и Стародубцев тоже куда-то исчезли. Позвонил Павлову в больницу. Премьер спросил слабым голосом: «Владимир Александрович, скажите, кто дал приказ о вводе войск в Москву?» «А зачем тебе?» — насторожился Крючков. «А потому что это все и погубило». И премьер осмелился первым повесить трубку. Действительно, кто же отдал этот приказ? Конечно, он обсуждался, но ни в одной директиве Язова и Моисеева не было ни слова об этом. Либо кто-то перестарался, либо… Крючков снова позвонил Язову.

«Ну, что еще?» — не очень вежливо поинтересовался маршал. «Надо искать достойный выход из положения!» — сказал Крючков. «Вы считаете, что его можно найти?» — спросил Язов. «Думаю, что еще можно», — пообещал Крючков. А вот Янаев, молодец, не унывал. «Чем занимаешься?» — поинтересовался Крючков. «Указы пишу, — бодро отозвался вице-президент. — О понижении цен». Ну, пусть себе пишет. Не будем его беспокоить. Шенин был на месте. У него все спокойно, но здание оцеплено какими-то людьми. Кажется, ОМОНом. Почему «кажется»? Они отказались разговаривать с внутренней охраной. «Интересно, — сказал Крючков, — а я-то почему об этом не знаю? Приходи в зеленую гостиную, — сказал он Шенину. Подумаем, что делать дальше». А потом взял и позвонил Ельцину в Белый Дом. «Борис Николаевич, что у вас там происходит? Ничего понять не могу. Что за митинг?» «Где Горбачев» — спросил Ельцин. «Господи, — сказал Крючков, — у себя на даче Горбачев. Хотите, вместе со мной полетели к нему, хоть сейчас». «Немедленно дайте возможность президенту обратиться к народу», — потребовал Ельцин. «Вы, что, считаете меня виноватым в том, что вышла из строя президентская система связи?» — процедил Крючков. «Я считаю вас преступником, которого ждет суд», — со свойственной ему прямолинейностью ответил президент России. Крючков повесил трубку. Ельцин никогда не понимал хорошего к себе отношения… 21 августа в 4 часа 30 минут утра Крючков, Шенин и Язов собрались в так называемой «зеленой гостиной» — гостинице ЦК КПСС «Октябрьская». Крючков и Шенин, не желая рисковать, пробрались туда системами подземных ходов. Язов приехал на своей служебной бронированной машине, превосходящей по размеру президентский «ЗИЛ». Вместе с ним был полковник ГРУ — хранитель ядерного «КЕЙСА» министра обороны. Совещание началось со взаимных упреков, переходящих в оскорбления. В комнате висел тяжелый мат. Навел порядок Крючков. Выяснять, кто виноват, будем потом. Сейчас нужно действовать, чтобы хотя бы спастись. Сегодня Ельцин собирает сессию Верховного Совета РСФСР. Есть точные данные, что на этой сессии будет запрещена деятельность КПСС и РКП, а партийная собственность — национализирована. Это вам уже не указ о департизации. Это конец социализма в стране!

Шенин сидел бледный как смерть. Что же делать? Выход один: надо лететь к Горбачеву. Скажем, погорячились. Но он же Генеральный секретарь ЦК КПСС. Он должен спасти партию и сплотить ее вокруг себя, объявив указы Ельцина недействительными, как делал уже неоднократно. «Я знаю Горбачева, — сказал Крючков, — он хорошо понимает, что без партии он — никто». Поэтому нужно немедленно лететь в Форос, пока Ельцин не послал туда своих людей, а нас здесь не арестовал. Все согласились, что другого выхода нет. Но предварительно нужно включить президентскую связь. Мы появимся там, как его освободители и постараемся запутать обстановку так, что он ни в чем не разберется. В любом случае он должен понять, что интересы партии важнее сведения личных счетов. Они все еще ничего не понимали. Желая запутать обстановку, они сами уже запутались в ней настолько, что потеряли всякую связь с реальностью. В этот момент Крючкова позвали к телефону. Вернулся он повышенно нервным. Арестован Янаев. За Пуго поехали на квартиру. К Павлову в больнице приставлен караул. Нельзя терять времени. Быстро нужно лететь в Форос. Самолет готов. На машине Язова помчались во Внуково. Опытный шофер затормозил прямо у трапа. Двигатели уже были запущены, и самолет сразу же стал выруливать на старт. Все произошло так быстро, что Язов забыл в машине своего полковника с «КЕЙСОМ» ядерного кода, чего он ни при каких обстоятельствах не имел права делать и только за одно это мог быть отдан под суд. Когда самолет оторвался от земли, по рулеткам с воем понеслись машины российской прокуратуры, не успевшие перехватить «путчистов» по дороге. Полковник — абонент кода был арестован. Он также не собирался гибнуть за свой чемодан. «КЕЙС» у него отобрали с такой легкостью, которая и не снилась составителям инструкций. Все и думать забыли о судьбе страны, а уж тем более о судьбе мира. Вот такая мы оказались ядерная держава. Даже в Уругвае или в Чили генералы были ответственнее в подобных ситуациях, хотя у них и нет ядерного оружия, способного 100 раз уничтожить всю планету. Нельзя говорить о какой-то ответственности в разлагающей обстановке тотальной безответственности…

НО БОГ УБЕРЕГ НА ЭТОТ РАЗ

А ведь можно было осуществить слова Ленина: «Если нам придется уйти, мы так хлопнем дверью, что вздрогнет весь мир!» Да так бы вздрогнул, как Ильич и не мечтал! Но ушли, позабыв про заветы вождя мирового пролетариата, хотя мир и вздрогнул от шока, пусть кратковременного…

Десантники генерала Грачева «освободили» президента еще до прилета Крючкова с компанией. Хотя они уверяли, что Горбачев сам просил их приехать 18 августа, у президента хватило ума их не принимать, а распорядиться об аресте заговорщиков. Александр Руцкой, срочно вылетевший в Форос, привез в Москву растерянного и перепуганного Горбачева. Он еще что-то говорил о социалистическом выборе, о возможности реформировать партию, где есть такие прекрасные люди, как первый секретарь РКП Валентин Купцов. Но его уже никто не слушал. На всех флагштоках столицы уже развевались трехцветные флаги, объявленные Ельциным национальными флагами России. Компартия была' запрещена, а ее собственность национализирована. Все руководители заговора были арестованы, включая Лукьянова, не сумевшего, несмотря на всю свою хитрость, доказать, что он более всего ценил сорокалетнюю дружбу с Горбачевым. Генерал Шапошников стал министром обороны, генерал Грачев — его первым заместителем. За четыре года Отечественной войны мы не потеряли ни одного маршала, а тут за три дня потеряли двоих: Язов был арестован, Ахромеев — повесился у себя в кабинете. (Это, видимо, первый случай когда крупный военноначальник повесился. Обычно военные стреляются. Поэтому самоубийство маршала Ахромеева выглядит весьма странно.) Пуго — застрелился или, что более вероятно, был убит женой по чьему-то приказу. И, конечно, Николай Кручина — управделами ЦК КПСС — выпал из окна собственной квартиры. Золото партии должно быть неприкосновенным. Арестованный Крючков, садясь в машину, сказал, усмехаясь: «Я скоро выйду на свободу, не радуйтесь». Арестованный маршал Язов, швырнув фуражку на сиденье, зло произнес: «Жалко, что не успел…» Что не успел? Возможно, нажать кнопку своего забытого в аэропорту «КЕЙСА». Шенин при аресте плакал и просил встречи с Горбачевым, а генерал Варенников, напротив, бушевал и громко сожалел, что не пристрелили на месте «этого труса и предателя». Янаева арестовали в Кремле. Он очень удивился: «За что, ребята? Я же хотел только стабилизировать экономику и понизить цены».

Все. Остановимся и переведем дух. Что же произошло? «Инсценировка!» — со свойственной ему безапеляционностью заявил полковник Алкснис, убедившись, что никто не собирается вздергивать его на «первом попавшемся фонаре». Заявление полковника-провокатора было подхвачено и повторялось неоднократно теми, кто якобы потерпел поражение. Инсценировка предполагает сценарий и режиссера. Многим бы очень хотелось, чтобы режиссером и автором сценария был Горбачев. А многие в этом просто уверены и переубедить их невозможно. Так и видишь, как в тиши своего кабинета Горбачев и Крючков пишут сценарий. Этого — в Матросскую тишину, этого — в окно, этот пусть застрелится, а этот — повесится. «Меня, что ли, тоже в тюрьму?» — удивленно спрашивает Крючков. «Так надо, — мягко говорит генсек. — В этом суть всего сценария». Крючков вздыхает, но подчиняется и тут же звонит в Матросскую тишину, чтобы в одной из камер сделали ремонт. «Михаил Сергеевич, — говорит верный Лукьянов, ознакомившись со сценарием, — меня, пожалуй, тоже надо в тюрьму». «Спасибо, Анатолий Иванович, — со слезами на глазах обнимает старого друга Горбачев, — ты настоящий друг», — и вносит в сценарий необходимые дополнения, шлифуя его окончательно, как и подобает настоящему режиссеру.

Ну, а какую же роль в сценарии умный, хитрый властолюбивый и очень дальновидный Горбачев оставил себе? Неужели он не понимал, что президент, позволивший себя арестовать и изолировать даже в рамках собственного сценария, это уже не президент, тем более такой страны как Советский Союз. Значит, нам нужно делать вывод, что Горбачев сознательно пошел на политическое самоубийство самого себя и страны. Ибо, увидев на экранах телевизоров жалкого и растерянного Горбачева, привезенного спецназовцами из Фороса, лидеры союзных республик поняли, как ослабла Москва и прочли в бледном лице и лихорадочно блестевших глазах своего, идущего в сопровождении автоматчиков, генсека, сигнал разбегаться. Чтобы Горбачев сам, по собственной воле такое с собой сотворил, может считать только тот, кто хочет принимать желаемое за действительное, не зная простейших критериев, по которым КПСС ковала своих лидеров.

Может быть, режиссер — Ельцин? Не его методика. Ему бы просто таланта не хватило на все эти мудрености. Это человек прямых (даже слишком прямых) ходов.

Ответ лежит в следующем. Семьдесят с лишним лет нас приучали к мысли, что столицей КПСС является Москва. Но это вовсе не так. Столица КПСС была совсем в другом месте, а Москва была чем-то вроде полевого штаба огромного полигона, где отрабатывались на практике бредовые идеи Владимира Ильича. Кто со мной не согласен, пусть читает Ленина. Но вечно ничто продолжаться не может. Ибо вовремя смыться — основа основ таких организаций, к которым принадлежала КПСС. Операция по трансформации КПСС в новое качество принадлежала КПСС. Операция по трансформации КПСС в новое качество и получила название «Перестройка». Горбачев осуществил ее блестяще. Он увел свою партию, как горьковский Данко, в то самое светлое будущее, которым нам так долго морочили голову. С той лишь разницей, что сердце для освещения дороги он вырвал не у себя, а у страны. Но страна — это было последнее, что всегда интересовало большевиков. «У большевиков нет отечества», — раз сто отмечал Ленин, но почему-то этого самого главного в его учении, никто так и не запомнил. Сделав свое дело, превратив КПСС в нового, респектабельного члена мирового бизнес-клуба, Горбачев, естественно, счел свою миссию оконченной и уехал в Форос, чтобы привести собственные дела в порядок. При этом он передал управление всеми делами в ликвидируемой стране своему единственному надежному партнеру — Борису Ельцину. Не потому, что больше было некому, а потому, что команда Горбачев — Ельцин — тандем старый и великолепно сыгранный. Когда Горбачев завяз в непроходимом болоте московских партийных интриг — в этих поистине Авгиевых конюшнях КПСС — роль Геракла, расчистившего эти конюшни выполнил Ельцин. Выполнил и эффектно ушел, оставив после себя громкий кухонный скандал на XIX партконференции. Когда пришла пора уходить Горбачеву, его сменил Ельцин. И поверьте моему прогнозу: если президент России столкнется с ситуацией, в которой ему придется уйти, его сменит Горбачев. Почему, спросите вы? А вот сейчас именно потому, что больше некому. Поперечисляйте, не обманывая себя, всех наших политиков и выберите сами кого-нибудь на роль главы государства. Желаю вам успеха, поскольку я никого выбрать не смог.

Все было бы хорошо, но тогда, в августе 1991 года, собралась группа людей, вскоре получившая известность как ГКЧП, которая почему-то решила, что ее обделили и политически, и материально, разумеется. Группа не протестовала против главного, что пора уходить с политической сцены, просто эти люди сами не хотели далеко уходить от столь сладкой кормушки. Они считали себя силой, забыв, что все уже решено без них. Они не знали даже того, что их и подбирали долго и тщательно с одной только целью, чтобы было не жалко в случае необходимости всех вместе посадить в тюрьму, используя их болезненное тщеславие в собственных интересах. Вспомните, как бился в свое время Горбачев, чтобы протащить Янаева в вице-президенты на потеху всей стране. Как вытащил он Язова из небытия и туда же его н вернул. Как вовремя он убрал из-под удара своего друга Бакатина и подставил беднягу Пуго. Как, невзирая на все провалы, держал на посту Крючкова. Вспомните знаменитую улыбку Горбачева, когда друг — Лукьянов примерял на себя кресло генсека. Вспомните, и вы поймете, наконец, что знаменитый Августовский путч был по сути своей очередным внутрипартийным мероприятием. Антипартийная группа Янаева, Крючкова и К 0 почему-то посчитала себя вправе не подчиниться решению Партии. И была за это наказана. Ибо партийная дисциплина, как неоднократно указывал еще Ильич, это основа основ всего партийного строительства. А партийное строительство идет не только вверх, но и в глубину. Об этом антипартийная группа почему-то забыла. Но нам бы этого не следовало забывать. Ибо ПЕРЕСТРОЙКА продолжается.

СПб, август — сентябрь 1991 года