Киллер

3

В тот день, когда пять лет назад риелтор показывал Колсонам дом, он сообщил им, что дом построен в 1907 году, но сохранился как новый. К тому же деревянные стены покрыты виниловым сайдингом, который никогда не придется красить. Он добавил с улыбкой, что у них будет собственный колодец и огороженная территория, где может бегать собака, если она у них есть.

– У нас нет собаки, но есть машина у меня и пикап у мужа, но я не вижу гаража, – заметила Кармен Колсон.

Они стояли у террасы позади двухэтажного дома, построенного в колониальном стиле. Агент подумал и сказал, что гаража нет, но зато есть совершенно замечательный курятник.

– Господи, глянь туда! – воскликнул муж, показывая не на курятник, а на белохвостого оленя возле лесополосы за поросшим травой полем.

Как только он это произнес, Кармен сразу стало ясно, что они купят этот дом. Не важно, что гостиная меньше холла, туалеты крошечные, а наверху в спальнях обосновались осы. Главное, тут водятся олени! Двадцать акров, считая и поле, почти на четверть мили простиравшееся до лесополосы, и весь лес, соединявшийся с другим лесом, по словам агента по продаже недвижимости, кишмя кишели оленями.

– Честное слово, я выросла в доме новее этого, – возразила мужу Кармен.

Они жили в доме тоже поновее этого на ранчо в местечке Стерлинг-Хейтс с тех самых пор, как поженились.

Уэйн согласился, что дом обветшал, но зато какая красотища вокруг. А дом можно подновить! Снести стену, кое-что переделать… С этим он сам легко справится.

Их единственный сын Мэттью Колсон стал учиться в средней школе Алгонака, где три года блистал в бейсбольной команде «Ондатры» сначала игроком по краю поля, затем нападающим, потом в обороне на третьей базе, заслужил право стать студентом университета, а после его окончания был призван на военную службу и теперь служил на атомном авианосце «Карл Винсон» в Тихом океане. А гостиная по-прежнему была меньше холла, туалеты крошечными, однако осы из спален исчезли. Кармен содрала облупившуюся краску с деревянных панелей, в довершение ко всему у них появился гараж на две машины. В одной его половине стояла на трейлере шестифутовая рыбачья лодка Уэйна, а во второй – ее «олдсмобил-катлас» с кузовом «универсал», так как она возвращалась домой на час раньше, чем «додж-рэм», джип-пикап Уэйна, подкатывал по подъездной дорожке. Уэйн Колсон работал монтажником, а монтажники всегда задерживались после работы, чтобы пропустить по маленькой.

Отец Кармен, теперь пенсионер, живущий во Флориде, в свое время также был монтажником. Родители развелись в тот самый год, когда ей исполнилось семнадцать и она с отличием закончила среднюю школу. Тогда отец взял ее с собой на пикник местной профсоюзной организации монтажников. Там она и познакомилась с Уэйном Колсоном, молодым начинающим монтажником, которого все называли Ковбоем. Загорелый широкоплечий блондин поглядывал на нее, когда надевал перчатки, готовясь к состязанию – лазанью по столбу, а если точнее – по фланцевой балке шириной в десять дюймов и длиной в тридцать пять футов, укрепленной на земле и поддерживаемой краном.

Кармен видела, как Уэйн Колсон преодолел эту балку, словно лестницу, и влюбилась в него в тот самый момент, когда он всего за семь секунд спустился вниз и внимательно посмотрел на нее.

В то лето Кармен взяла напрокат машину, подвозила мать до отделения телефонной корпорации «Мичиган-Белл», где та работала телефонисткой, затем ехала сорок миль до стройки, на которой работал Уэйн. Она различала его на самом верху металлоконструкции. Без рубашки, в надетой задом наперед каске, на высоте в девять или десять этажей, он махал ей рукой, завидев машину. Потом становился на одну ногу на узкой балке, вытягивал вторую назад и приставлял козырьком ладонь ко лбу, застывая в позе индейца, а у нее от страха перехватывало дыхание. По воскресеньям они катались по окрестностям, и он показывал ей свои новостройки в Саутфилде. Кармен представляла, как он лазал по столбам, расхаживал по балкам, валяя дурака на огромной высоте. Неужели ему не страшно? Уэйн ответил, что нет разницы, находишься ли ты на высоте сорока футов или четырехсот – упади с любой, и тебе конец. Если поскользнулся, оступился – надо падать внутрь каркаса, потому что каждый этаж перекрыт платформой. Но по-любому падение внутрь или наружу называлось у них «провалиться в дыру». Уэйн дал семнадцатилетней девушке подержать свои инструменты: монтировку, шкворень и кувалду. Потом застегнул вокруг ее стройных бедер свой монтажный пояс с инструментами, и она едва могла пошевелиться под его тяжестью. А уж чтобы удержать гаечный ключ, используемый для закручивания болтов, ей пришлось напрячь все свои мускулы. Уэйн похвалил ее и добавил, что не дай бог, если какой-нибудь придурок шмякнет по голове одним из этих инструментов. А вообще-то она самая красивая девушка на свете и от нее так чудесно пахнет, и потому ему нравится зарываться носом в ее темно-каштановые волосы. И еще он сказал ей, что хочет на ней жениться, чем скорее, тем лучше, и у Кармен по коже побежали мурашки.

– Ты ненормальная, если даже только подумала выйти замуж за монтажника, – всполошилась ее мать Ленор.

Кармен возразила, что сама-то она именно это когда-то сделала.

– И избавилась от него, как только ты подросла. Монтажники пьют. Они не приходят сразу домой после работы, а торчат в баре. Разве ты ничего не помнишь из детства? Как мы с тобой ужинали одни? Уэйн пьет? Если нет, то его скоро вышибут из профсоюза, – заявила мать.

– Ну да, монтажники любят промочить горло, – пожал плечами Уэйн. – Так же как маляры, стекольщики, электрики и рабочие всех других специальностей, какие я только знаю. Ну и что из этого?

– Ты молода и красива, у тебя впереди вся жизнь, – не унималась Ленор. – Ты умница, сдала на отлично все школьные экзамены. Ты могла бы поступить в колледж и стать программистом, но если будешь продолжать встречаться со своим монтажником, он заставит тебя сделать то, о чем ты горько пожалеешь. Ты забеременеешь, и тогда тебе придется выйти за него замуж.

– Кармен, я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не захочешь, – сказал Уэйн и подмигнул ей.

– Такая красивая девочка, как ты, с такой ладной фигуркой, может рассчитывать на кое-что большее, чем простой монтажник. Знаешь, что тебя ждет? Ты будешь привязана к дому, полному детишек, а твой монтажник будет предаваться своим увлечениям в компании с приятелями. Стоит тебе выйти за него замуж, и ты только его и видела!

– Какие у меня увлечения? – пожал плечами Уэйн. – Иногда хожу на рыбалку, в ноябре охочусь на оленя. Я член лиги по софтболу, но ты можешь ходить со мной на матчи. Ну и конечно, кегли! Вот и все мои увлечения.

– Ну хотя бы живите неподалеку от меня, чтобы я оказывалась под рукой, когда тебе понадоблюсь.

Кармен проходила в школе курс графологии. Из учебного пособия «Характер и почерк» она узнала много интересного. Никто не рождается с умением писать. Этот навык приобретается позднее. На первых порах каждую букву вырисовывают, однако со временем этот процесс становится автоматическим. В процессе письма человек не задумывается о том, как он пишет, его мысли направлены на то, что он пишет. Так что собственно процессом письма управляет подсознание. Следовательно, вполне естественно, что между почерком и психическим состоянием человека существует определенная зависимость. Иначе говоря, почерк – это внешнее проявление индивидуальных черт характера и ума.

Однажды вечером в баре она попросила Уэйна написать на листке бумаги что-нибудь о своей работе. Он тут же взялся за дело. Дома, в присутствии матери, она подвергла анализу его почерк.

Буквы среднего размера, наклон – очень легкий вправо, очертания букв – угловатые. Характер написания букв – слитный…

– Люди, обладающие подобным почерком, чистосердечны, открыты, прямолинейны, – сообщила Кармен с явным облегчением. – Всегда отстаивают свою точку зрения, но с терпимостью относятся и к чужой. Считают предательство худшей чертой человека и никогда его не прощают. Зато с друзьями преданны, пойдут ради них в огонь и в воду. У тебя, Уэйн, ровный, умеренный по силе, средний нажим. Это признак уравновешенности, обдуманности поступков, способности к глубоким привязанностям. Неравномерный нажим означал бы неуравновешенность характера…

– Или что в ручке заканчиваются чернила, – прервал ее Уэйн с улыбкой.

– Видишь? – сказала Кармен матери. – Он не только надежный, но и остроумный.

– Сколько я тебя просила проанализировать мой почерк, – обиделась Ленор.

Дело в том, что Кармен прекрасно знала почерк матери. Завитушки и загогулины в начале и в конце букв говорили об упрямстве, неуступчивости, прямолинейности, а подчас и деспотичности. Она не могла сказать это матери.

В мае 1968 года Кармен и Уэйн обвенчались в католической церкви Святого Иосифа порта Гурон и поселились в доме типа ранчо, длинном, одноэтажном, с односкатной крышей, но с двумя спальнями, в местечке Стерлинг-Хейтс, а в марте следующего года у них родился Мэттью.

В течение последующих лет у Кармен случилось несколько выкидышей, причиной которых, по словам доктора, был эндометриоз, заболевание, которое привело к гистерэктомии, удалению матки. Она потеряла интерес к жизни, запустила домашние дела и все время проводила у телевизора, думая о двух мальчиках и двух девочках, о которых они с Уэйном мечтали. Уэйн твердил ей, что Мэттью стоил их всех. За время ее депрессии они всей семьей дважды навещали ее отца во Флориде. Уэйн полагал, что, возможно, поездки помогут ей развеяться.

Но Кармен вышла из депрессии сама. Она вспомнила о книге «Характер и почерк». Проанализировав свой почерк, она ужаснулась. Сильно выраженная правонаклонность в сочетании с узостью букв, а также маленькое расстояние между словами говорили о том, что почерк принадлежит страдающей, надломленной и неуверенной в себе личности. Кармен изменила свой почерк. Буквы стали нормального размера, каждая была написана одним росчерком. Об авторе почерка можно было сказать, что это человек волевой и сдерживает свою эмоциональность.

Ее мать вышла на пенсию и оставила компанию «Мичиган-Белл», но не могла жить без телефона. Каждый день она звонила дочери, пичкая ее своими кулинарными рецептами, которыми Кармен никогда не пользовалась. Матушка подробно обсуждала погоду либо жаловалась на врачей, которые не сразу приезжали по вызову, прекрасно зная, что она страдает от мучительной боли в спине. Но все свои разговоры она непременно сводила к Уэйну. «В котором часу твой господин заявился вчера домой? Если раньше семи, то ты счастливица. Неужели тебе не противен запах перегара, когда он приходит под парами и целует тебя?»

– Тебе не мешало бы время от времени одергивать свою матушку, – посоветовал Уэйн.

Уэйн мог бы назвать немало причин, почему монтажники задерживаются после работы. На стройке всегда такой шум, что и не поговоришь! А уж на верхотуре точно нет местечка, где можно отвести душу. Да и вообще не до разговоров! Все время под напряжением, стресс, нервы… Так что, спустившись вниз, необходимо расслабиться. Все равно как выгулять лошадь после скачек.

Хорошо, но почему бы не расслабляться дома? Пойти пройтись, потом сесть и выпить пивка, не говоря уж о том, что он мог бы ради разнообразия помочь Мэттью с уроками. Уэйн спросил, что случится, если ужинать немного позже? Кармен усмехнулась. Всего лишь…

Она не дулась, не жаловалась и не придиралась к нему. Она сделала следующее. Когда Мэттью заканчивал первую ступень средней школы, занимаясь спортом после уроков, она начала работать на заводе в пригороде Детройта, в городе Уоррен, где производились ходовые части автомобилей.

Уэйн сказал, что если ей этого хочется, то ради бога.

Когда она приехала домой позже мужа и застала его на кухне, поджаривавшего гамбургеры для сына, он спросил:

– Что случилось, сломалась машина?

– Я целую смену проработала в душном помещении, восемь часов свинчивая детали в этом шуме и гаме, так что после всего этого мне необходимо было расслабиться.

– Вот видишь! – заметил Уэйн. – Если ты так устала после конвейера, то понимаешь, что такое вкалывать десять часов на стройке.

– Я хочу быть все время с тобой, – сказала Кармен.

Он был хорошим мужем, и она его любила. То, что он выпивал, никогда не меняло его характера, разве что делало упрямее, и все.

– Неужели нет ничего такого, что мы могли бы делать вместе?

– Кроме как навещать твою мамочку и делать вид, будто мы такие же толстокожие, как она?

– Я имею в виду какое-либо занятие или работу, которую мы могли бы делать вместе, – сказала Кармен. – Мне бы хотелось, чтобы ты был всегда рядом.

– Каким образом? Ты же не можешь работать монтажницей. Скажи, чего ты хочешь?

– Не знаю, но только не стирать, вытирать пыль и печь пироги. Я даже не умею их печь.

– Я это заметил.

– Откровенно говоря, я не знаю и знать не хочу, как они пекутся.

– Ты жалеешь о том, что не стала программистом?

– Возможно, – кивнула Кармен. – Мне нравятся всякие устройства, которые могут предупреждать, как, например, в автомобилях, что дверь не захлопнулась или что не пристегнут ремень.

– Ты, похоже, хочешь быть независимой, как я, к примеру…

– Почему это я не могу работать монтажницей? – Кармен покачала головой. – Мне кажется, я могу делать все, что мне по душе. Могу даже пойти учиться на монтажника. Ты не возражаешь? – спросила она, зная, что сама эта идея приведет его в замешательство.

– У нас есть одна монтажница, я хотел сказать, женщина-монтажник, и с полдюжины учениц из двухсот двадцати человек в профсоюзе. Но чтобы стать монтажником, нужно быть человеком особого склада как мужчине, так и женщине. Ты слишком хрупкая и деликатная… слишком женственная.

– Большое спасибо.

Они переехали в дом с курятником, и теперь у Кармен хватало хлопот. Ремонтом дома в основном занималась она. Уэйну оказалось сподручнее управляться тяжеленным гаечным ключом, чем молотком и пилой. Два раза в год он брал напрокат трактор с целью вспахать поле, чтобы иметь обзор лесной полосы. Кармен, подумывая о том, как бы подзаработать деньжат, заставила его вычистить курятник, надеясь обустроить там гостевой домик с ночлегом и завтраком для охотников на уток, приезжавших из Детройта.

– Хорошо, – согласился Уэйн. – Назовем наш отель «Куриный помет». Никогда в жизни не видел столько куриного дерьма, как здесь.

На заднем дворе Кармен разбила огород. Весной Уэйн ровными рядами сажал до самого леса кукурузу и позволял оленям угощаться ею в августе.

Когда в январе, на пятом году их жизни в этом доме, Мэттью ушел служить в военно-морской флот, Кармен закончила риелторские курсы при Макомбском окружном колледже и поступила на работу в агентство Нельсона Дэйвиса. Уэйн сказал, что если это ей нравится, то ради бога. В апреле она продала свой первый дом, и Уэйн повез ее ужинать в ресторан «У Генри». Кармен вся светилась, с восторгом рассказывая, как удачно все устроилось. К июню у нее появилась идея продавать недвижимость самостоятельно. Они могут это делать вместе, работать как одна команда – вот было бы здорово! К августу Кармен заставила его задуматься о том, чтобы постепенно начать создавать собственную компанию. Уэйн заметил, что бумажная работа для него чистая каторга. Наступил октябрь, и Кармен наконец-то уговорила Уэйна побеседовать с Нельсоном Дэйвисом, человеком, который делал на этом бизнесе миллионы и был ненамного старше Уэйна. Уэйн усмехнулся, сказал, что ждет не дождется этого разговора.

Кармен вернулась домой первой и поставила свою машину в гараж. Через несколько минут, выкладывая на кухне продукты, она выглянула в окно и увидела подъезжавший к дому пикап Уэйна. Было половина седьмого, темнело. С тех пор как Мэттью уехал, Уэйн стал возвращаться домой пораньше. Кармен вышла ему навстречу. На ней был купленный на распродаже костюм цвета морской волны из легкой ткани, и она, сложив руки, поежилась на свежем воздухе. Уэйн вынимал из пикапа увесистые бумажные пакеты, беря по четыре зараз, чтобы нести их в дом.

– «Любимая еда», – сказал он, окинув взглядом стоявшую в дверях Кармен. – Это кукуруза и овес, просто название такое.

– А я думала, ты это обо мне.

– Ты еще любимее. Как дела?

– Продала дом с тремя спальнями в Уайлдвуде.

– Отлично.

На Уэйне была его рабочая куртка с надписью «Монтажник. Строительные работы. Америка». Кармен наблюдала, как муж вернулся к пикапу, подхватил двадцатипятифунтовый блок соли и опустил на траву рядом с подъездной дорожкой.

– Я встретил по дороге Уолтера, – сообщил Уэйн, распрямляясь. – Он показал мне оленьи следы, которые идут через все его посевы до земель штата.

Уолтер, их сосед, выращивал дерн для пригородных лужаек. Кармен находила это странным – разве можно зарабатывать на жизнь, глядя на то, как растет трава?

Уэйн подошел к крыльцу с еще двумя пакетами «Любимой еды».

– Олешки это любят.

– Бедняги подумают, что ты добрый, – заметила Кармен. – А ты их убьешь.

– Ты же любишь оленину! – возразил Уэйн.

Он снова направился к пикапу, вернулся с двумя бумажными упаковками патронов и отдал ей.

– Не понимаю, как ты можешь их убивать.

– Я и не могу, если не подойду ближе чем на пятьдесят ярдов. С моим-то самозарядным «ремингтоном»!

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Я не воспринимаю их как милых олешек Уолта Диснея, – ответил Уэйн, поднимая стекло кабины. – Есть же разница! Осенью охота на оленей разрешена, чтобы зимой они не сдохли с голоду. Смотри на все с этой точки зрения.

Это была ежегодная пикировка между ними. Кармен просто высказывала свою точку зрения, не морализируя. Уэйн воспринимал оленей как мясо, временами приводя экологические доводы. Кармен вскинула голову, когда он поднялся на крыльцо. Они поцеловались в губы, глядя в глаза друг другу. Двадцать лет, и все так же приятно. Она спросила, как у него дела на работе.

– Со своей строительной компанией я, похоже, заканчиваю. Хотели было поставить меня на подключение канализации, но я сказал, что я монтажник и не собираюсь заниматься всякой ерундой.

– Ну да, конечно.

– Я им сказал, что хочу взять пару дней, чтобы отдохнуть.

– Хорошо.

– На следующей неделе я собираюсь поискать другую работу.

Он рассказал ей о том, что в городе Оберн-Хиллс строят новую баскетбольную арену, только это монтаж готовой конструкции заводского изготовления, а он предпочел бы работать в Детройте, где собираются возводить новый отель в тридцать два этажа. Лучше мотаться в Детройт, чем заниматься монтажом готовых конструкций баскетбольной арены, хотя это и неподалеку.

– Завтра приезжает Лионель, и мы собираемся поискать оленьи рога, – добавил он.

– Уэйн?

Он прошел мимо нее, оставив дверь открытой.

– Пусть проветрится. Что ты сказала?

– Ты обещал завтра поговорить с Нельсоном.

– Разве?

– Хватит, не валяй дурака.

– Я совсем об этом забыл. В котором часу?

– В два.

– Отлично. Лионель приедет не раньше четырех. Он хочет найти олений дуб. Я читал, что олени хрумкают желуди с оленьего дуба, как картофельные чипсы. Просто не могут остановиться. Я знаю, у нас здесь полным-полно красных дубов.

Кармен положила упаковки с патронами на кухонную стойку. Уэйн достал из холодильника две банки пива, открыл и протянул одну ей.

– Ты так хорошо выглядишь, что я бы купил у тебя дом, даже если бы он у меня уже был.

– Ты и в самом деле намерен поговорить с Нельсоном?

– Жду не дождусь. Ты же знаешь, как мне нравится работать на толстосумов.

– Уэйн, попробуй, ладно?

– Ты ведь будешь рядом, да?

– Я буду в офисе. Что ты наденешь?

– А что, я должен нарядиться?

– Полагаю, тебе следует надеть костюм.

Уэйн подошел к стойке, поставил на нее банку с пивом и открыл одну упаковку с патронами.

– Надену спортивный пиджак.

– И галстук.

– И галстук, если ты этого хочешь, – кивнул он, достав пару коробок с патронами. – Хорошие патрончики. Лионель говорит, что такие уложат даже быка.

– Уэйн?

– Что?

– Очень важно, как ты будешь выглядеть. Важно, какое впечатление ты произведешь.

Он промолчал. Она понимала, что он продолжает думать об охоте. Он сделал глоток пива. Банка почти исчезла в его огромной ладони. На золотом обручальном кольце сверкнул упавший из окна лучик солнца. Она представила себе, как он бреется в ванной, в одних плавках на крепком теле, и пожалела о том, что сказала. Уэйну не нужно ничего делать, чтобы произвести впечатление на кого бы то ни было.

– Надевай что хочешь, – вздохнула Кармен. – В чем тебе удобнее, то и надевай.

– Я надену свой синий костюм, а ты – свой. Это произведет на него впечатление?

– Забудь об этом, ладно?

Глядя на нее, Уэйн потягивал пиво.

– Мне нравится твоя короткая юбка. – Он улыбнулся. – Готов поклясться, что и Нельсону тоже.

– Если и нравится, то лишь потому, что, когда садишься, подол поднимается выше. То же самое происходит с акциями на рынке. Никто не знает почему. Затем процент падает, и мы продаем больше домов.

– Это вроде как луна и приливы с отливами, – усмехнулся Уэйн. – Или времена года. Тебе известно, что охотничий сезон на оленей наступает тогда, когда у самок бывает течка? – Он достал из бумажного пакета небольшую пластиковую бутылочку с прикрепленной к ней картонной карточкой. – Самцы это знают. Они ждут, и тогда можно воспользоваться вот этой «Приманкой для оленьих самцов в брачный период». – Он протянул бутылочку Кармен. – На карточке написано, что в бутылке смесь секреций и чистой мочи оленьей самки в самый разгар течки.

– Ты что, этим намажешься?

– Можно… но лучше сбрызнуть место засады. Самец учует запах и попрет прямо на тебя, ломясь через лес, готовый к случке… Вот если бы можно было изобрести что-то вроде этого для бизнеса по торговле недвижимостью… Понимаешь, о чем я? Что-то такое, чем можно побрызгать на дом, и тогда все покупатели побегут к тебе сломя голову. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, ты прав, – ответила Кармен. – Надевай синий костюм.

– И синюю шляпу. Она подойдет.

– Угу, задом наперед, как каску.

– Чтобы чувствовать себя самим собой.

– Ты можешь делать все, что захочешь, – вздохнула Кармен, поворачиваясь к окну, чтобы глянуть на пикак Уэйна, засохший виноградник и курятник, которому суждено вечно оставаться курятником.

– На что ты сердишься?

– Ни на что.

– Тогда что с тобой, а?

– Не знаю, – ответила Кармен. – Если узнаю, скажу.