Простившись с хозяином, гости покинули квартиру. На лестничной площадке Валентин отчего-то замешкался, не торопясь подходить к лифту.
– Хочешь, я пешком спущусь? – предложил Феликс.
– Если не затруднит, – с нескрываемым облегчением ответил Валя.
– Ничуть.
Переложив из руки в руку кинжал, завёрнутый в непрозрачный чёрный пакет, Феликс подошёл к лестничному пролёту, перемахнул через перила и прыгнул вниз. Нажав на кнопку вызова, Валя стал смотреть на поцарапанные двери лифта, размышляя о кинжале. Такое красивое, тонко сработанное оружие видеть ему доводилось только в исторических фильмах.
Спустившись на первый этаж, Валентин нашёл Феликса стоящим на крыльце. Директор рассматривал серый лоскут неба над крышами домов. То и дело в сплошной облачной мгле вспыхивали зарницы молний.
– Опять гроза собирается, – сказал Валя. – Поехали, пока не ливануло?
Они пошли к машине. Сев за руль, Феликс убрал свёрток в бардачок и спросил:
– Куда тебя отвезти?
– Домой, куда же ещё. Если дела у тебя, то и сам могу добраться.
– Да нет, какие уже дела сегодня.
Он включил зажигание, и «Ауди» тронулась с места. Спросив разрешения, Валентин опустил стекло и закурил.
– Скажи ещё раз, как этот кинжал называется?
– Мизерикордия.
– Что это означает? Какое-то особое назначение у него?
– «Мизерикорд» с французского переводится как «милосердие». Кинжал этот так и называется «кинжалом милосердия». У него особый узкий клинок, трёхгранный или с ромбовидным сечением, как в нашем случае. Им добивали противника, чтобы не мучился в агонии. Мизерикордия – порождение времён полных рыцарских доспехов. Он проходил через глазницы забрала и сочленения доспехов, другими кинжалами внутрь было не пробиться. Обычно он шёл в паре с обычным стилетом. У меня есть такая пара, правда, оформление попроще – просто хорошее боевое оружие. А этот, видимо, изготовляли в подарок какому-то совсем молодому вельможе.
Слушая рассказ, Сабуркин вдруг закрыл глаза и поморщился.
– Что такое? – заметил его гримасу Феликс. – Не интересно тебе?
– Да нет, просто в голову что-то резко дало. Такая боль, будто кирпичом шибанули.
– Не надо было, наверное, пить у Анатолия.
– Да что мне эти три стакана сухого вина, – снова поморщился Сабуркин. – Как вода. Погода, что ли, действует, хотя никогда я вроде не страдал на погоду.
Притормозив на светофоре, Феликс откинул назад спинку пассажирского кресла, приводя Валентина в полулежачее положение.
– Да ладно тебе, не надо беспокоиться, – пробормотал он, неловко устраиваясь в непривычной позе.
– Лежи молча, расслабься, скоро дома будешь.
Сабуркин вдохнул глубоко, выдохнул, закрыл глаза и замер, стараясь последовать совету и расслабиться. Но через полминуты он взвыл от чудовищного приступа боли и схватился за голову.
– Валя, ты меня тревожишь, – покосился на него Феликс. – Что делать? Говори, не стесняйся.
– Не зна-а-а-аю! – простонал Валентин, сжимая ладонями виски. – Боль ужасная!
– Какая она?
– Будто взрывается что-то в мозгах!
– Бывало с тобой такое раньше?
– Бывало, болело, но так никогда!
– Как справлялся?
– Лежал в темноте с мокрым полотенцем на глазах и сильное снотворное иногда пил.
– Обезболивающие не помогают?
– Нет. – И Сабуркин взвыл от нового приступа.
– Держись, солдат, мы на подъезде уже.
Прибавив скорость, Феликс отбросил свою привычную сверхаккуратную манеру вождения и принялся маневрировать, обгоняя автомобили.
Минут через пятнадцать «Ауди» влетела во двор и затормозила у дома Валентина. Из машины самостоятельно Сабуркин выйти не смог. Феликс вытащил его из салона и подставил плечо.
– Давай, обопрись об меня, обопрись, ну!
Валя навалился на него, буквально повисая на своём директоре, и, пошатываясь, будто мертвецки пьяный, поплёлся к подъезду.
Ключи от квартиры нашлись в кармане куртки хозяина. Феликс открыл дверь и затащил Валентина в квартиру. Доведя его до кровати, Феликс снял с него куртку, свитер, оставив Сабуркина в майке, уложил, стянул с ног ботинки и унёс одежду с обувью в прихожую. После пошёл в ванную за полотенцем. Когда он вернулся, Валя каким-то образом умудрился самостоятельно стащить с себя джинсы, бросил их на пол и теперь лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша. Положив ему на лоб холодное мокрое полотенце, Феликс спросил, чем ещё облегчить положение.
– Форточку закрой, а то каждый звук мозги сверлит.
Феликс выполнил и спросил:
– Что ещё? Может, за снотворным съездить?
– На кухне есть, таблетки в ящике стола.
– Сейчас.
– Давай сразу две.
Принеся таблетки со стаканом воды, Феликс напоил Валентина, поддерживая его под голову, после поправил полотенце, чтобы закрывало глаза, и присел в одинокое кресло в углу.
– Ты езжай, – глухо произнёс Сабуркин. – Справлюсь.
– Не тороплюсь. Посижу, замки твои с дворцами порассматриваю.
Взгляд Феликса скользнул по настенным полкам. Сказочные дворцы, готические замки, макеты зданий – символов разных стран, тщательно, до мельчайших деталей выполненные из раскрашенного картона, сложенные из спичек, выглядели странно и чужеродно в холостяцкой квартире со скромной, почти спартанской обстановкой. Но Валентин продолжал клеить дворцы для своей дочки, которая никогда его не видела и называла папой совсем другого человека.
Разглядывая эти поделки, Феликс думал о бывшей жене Сабуркина, виденной им лишь мельком, из окна машины, о её новой семье, новом муже. Выглядели они вполне счастливыми, видимо, в их доме царил мир и достаток. Не нуждались они в картонных замках и в Колизее из спичек, да и в мизерных денежных суммах, которые Валя регулярно переводил на счёт жены, устроившись ради этого заработка охранником в супермаркет, тоже не нуждались. Но что поделать с тем, что в этом мучительно нуждался сам Валентин?
Размышляя об этом, Феликс перевёл взгляд на кровать. Сабуркин крепко спал, приоткрыв рот. Встав с кресла, Феликс неслышно вышел из комнаты и тихонько притворил за собою дверь. Пройдя на кухню, он достал мобильник и набрал номер компании «Gnosis».