Город не спал. Внизу, в долине, жизнь не переставала бить ни на секунду. Яркие вспышки фейерверков над цирком, радуга над ратушей и флаг над парламентом. Все это соткалось из сотен маленьких шариков, замерших и переливающихся под воздействием чар трех сотен первоклассных магов. День независимости империи.
Я фыркнула. День независимости в тоталитарном государстве. Смешно, если бы не было так грустно. И я улыбалась, как и сотни других, вышедших на балконы своих квартирок людей. Уйти в дом было нельзя. Пусть холодно — ранняя весна редко баловала теплыми ночами, но если поддаться слабости и вернуться… Если хоть кто-нибудь из соседей подаст жалобу…
Я не смогла сдержать дрожь, вспоминая, что случилось со Сведригой. Она всегда смеялась над этими глупыми запретами, всегда… Все кончилось, когда на них донесли. Приятель ее отца, господин Дрог решил подняться в должности и донес. Так семья Сведриги исчезла. За одну ночь, за один час, что я спала, из соседней квартиры испарилось целое семейство. Утром, когда я привычно вышла на балкон, чтобы перекинуться с подругой парой слов и договориться о вечерней прогулке, по ту сторону перегородки стояла совсем другая, незнакомая женщина. Их переселили ночью. Почему ночью? Они не спрашивали. Да и непринято это было.
Нельзя интересоваться переменами, нельзя задавать вопросы, нельзя думать и смеяться. Ничего нельзя… Я хмыкнула. Да, в нашей самой лучшей и образованнейшей империи нельзя думать. Ведь это так просто. Жить и не задавать вопросов.
Последний взрыв в небе и крик ликования. Я не могу сказать, чем он вызван в большей степени: радостью, что можно вернуться в дом, или истинным восхищением достижениями империи. Неважно. Я открываю дверь и возвращаюсь в комнату, падаю на мягкий диван и плотнее закутываюсь в плед. На столике рядом стоит чашка с остывшим за полчаса чаем.
Мне не спится, и я иду за новой. Привычно наливаю кипяток, кидаю пакетик, три ложки сахара, размешать и попробовать. Горячо! Обожгла кончик языка, но неважно. Вернулась в комнату и задернула штору — не хочу, чтобы кто-то видел мою жизнь. Такое обычное желание и такое сложное в исполнении. Здесь не принято ничего скрывать. Это не вписывается в систему, это не должно существовать.
Щелкаю по пульту, на экране снова Гордон Трикс, советник по общественным делам. Сегодня он весь день работает. Пропагандирует правильный образ жизни, сулит льготы и подарки. Сегодня… Я смотрю на часы и понимаю, что представление скоро закончится. Не больше часа и снова репортажи с мест событий. Восстание на Западе, или волнения на Юге, а может Север снова хочется отделиться? Все повторяется, все повторяются, все ненавидят центр, а ты в нем живешь, и поделать ничего нельзя. Да и страшно. Что если сошлют на тот же Север. Сколько там можно протянуть, если делать ничего не умеешь?
Все, кто живет здесь, в центре, не приспособлены к жизни вне. Это политика страны, в каждом секторе — свои условия, и смена невозможна. Смена — смерть. Я даже не представляю, чем живет Север, никто из соседей не представляет. Центр живет одним — войной и развлечениями.
Здесь готовят солдат, и здесь царит рай удовольствий. Мне пока рано и для первого, и для второго, а потому я просто живу, пока не исполнится семнадцать. Осталось чуть больше месяца и мне дадут билет. Или в школу искусств, или в академию вооружений. Только бы в искусства…