Потрескивает костер, лихо приплясывают языки пламени. О чем-то таинственном шепчется с берегом вода. В ее темной глади те же самые оранжевые языки, что и в костре на берегу. И те же самые мальчишки, только запрокинувшись вниз головой, сидят у огня и горячо о чем-то спорят, яростно жестикулируя.
— Ты не подумай, что я заболел Генкиной болезнью, — кипятится Петька, — мне личная слава как рыбе зонтик! Я за ребят беспокоюсь. Они сейчас, может, жизнями рискуют, подстерегая браконьеров возле пещеры, а мы тут отлеживаемся...
Колька улыбается.
— И нечего лыбиться! — взрывается Петька. — Сам понимаешь, охранять лагерь не от кого и не для чего. Для нас игрушку придумали, чтобы не скучно было.
— Как сказать, — возражает Колька. Он снова вслушивается в шорохи ночи. — Пока спокойно...
— Спать надо ложиться, — безнадежно махнув рукой, решает Петька.
— Ложись, — Колька покосился на Петькину ногу, — во сне все раны заживают быстрее.
— А-а, — поморщился Петух, ныряя под полог. — А ты?
— Я малость посижу.
— Посиди. Может, курочку высидишь. — И Петька тут же нарочито захрапел.
А спать ему не хотелось. Всеми помыслами он был сейчас с теми, кто находился в засаде возле пещеры. — И надо же!.. Петька от досады даже зубами скрипнул. Ему привиделось, что в пещеру крадется разбойник, усатый, ротастый, с саблей в руке. Он похож на Бармалея из мультипликационного фильма. И даже поет тем же хриплым голосом ту же бессмысленную песенку: «Шавандары, шавандары...». Разбойник ничего не подозревает о засаде. Вот он, подбоченясь, заливается во все горло, а в это время Генка — везет же этому счастливчику! — дает Бармалею подножку.
Ротастый падает, сабля его отлетает в сторону, к ногам Иночкиной — и все... Трубят фанфары. Разбойник под судом. Героям вручают ордена и медали. А он, Петька, опять в стороне.
Проскрипел коростель. Колька почему-то отодвинулся от костра в тень. По-пластунски пополз к дереву. Петька усмехнулся: «Тоже мне храбрец! Птичка чирикнула, а он уже в кустах!» Смежил веки: «А может, и правда усну?»
В перелеске захрустели ветки. «Кабан, наверное, — подумал Петька, — вот бы подстрелить!..»
Снова тишина. Колька совершенно не подает признаков жизни. «Окликнуть, что ли? — думает Петька, — а то он со страху еще богу душу отдаст, отвечать придется!» Петух уже было раскрыл рот, но не крикнул: из перелеска вынырнул носатый смуглолицый человечек. Он, крадучись, приблизился к костру.
— Никого. Странно! Куда они все подевались? — Носатый хихикнул. — Наверное, у нашего логова крутятся. Преступников словить удумали... А преступники не дураки. Они — вот они, в лагере самих «пинкертонов» хозяйствуют. — Носатый заглянул в рюкзак, забытый Петькой возле костра. — Ого, даже полопать есть чего!
— А ну, положь! — вывалился Петька из полога.
— Ха, а ты что за цаца! — рассмеялся носатый. — Один или с мамой?
— Положь, тебе говорят! — Петька, припадая на одну ногу, двинулся на незваного гостя.
Носатый нехорошо усмехнулся:
— Крошке жить наскучило? Что ж, мы ему поможем! — Носатый выхватил из-за пазухи нож.
— Руки вверх, бросай свою резанку! — вывернулся из-за дерева Колька. В руке его воронено поблескивал пистолет.
— А это еще что? — выдохнул носатый, поворачиваясь на Колькин крик, и тут же осекся. — Чур меня, чур! — закрестился он. — Говорил же пахан, что на острове нечисть всякая водится, не поверил... Чур меня, проклятый!..
— Бросай нож! — в свою очередь крикнул Петька. «Не иначе как за чертей нас принял!» — усмехнулся он про себя.
И, как бы подтверждая это предположение, носатый прохрипел:
— Наваждение! Два рыжих чертенка глаза отводят! — И, бросив ножик, побежал. Но тут перед ним выросли два рыбоохранника и милиционер. Они вели, со связанными за спиной руками, бравого шкипера с лужинской пристани. Под глазом у него лиловел, огромный синяк, рубашка на спине порвана. В одном из рыбоохранников ребята признали Кита. Он им подмигнул:
— Так я и знал, что этот субчик к вам подастся! Ну, да теперь отбегался... А дядя Проша-то какой! — кивнул он на шкипера. — А еще в дальних родственничках ходил...
Носатый, наткнувшись на процессию, не дожидаясь приказа, покорно поднял руки вверх.
— Сдаюсь. Сдаюсь добровольно. Прошу это отметить в протоколе, — заюлил он глазами. Нос вздрагивал всякий раз, когда глаза его натыкались на двойников.
К лагерю юных путешественников подкатил милицейский катер. Начальник районного отделения милиции, принимавший непосредственное участие в поимке опасных преступников, поблагодарил ребят за оказанную помощь.
— О вашей самоотверженности будет доложено командованию, — приложил он руку к козырьку, — вы храбрые ребята и настоящие комсомольцы. Особое спасибо вам, Константин Иванович, — кивнул майор на прощание Киту. — Счастливого отдыха!.. — И катер, набрав крейсерскую скорость, полетел вверх по Волге.
— Однако Генку с девчатами надо, наверное, из засады снимать, — сказал Петька.
— Пора, — согласился Кит.
— Тогда я предупрежу их, — подхватился Колька. — Я мигом!.. — И он исчез в темноте.
— А ты, Петь, бай-бай! — приказал Костя Петуху. Но рыжий забияка отказался наотрез.
— Сначала послушаем рассказ о том, как были выслежены и задержаны эти гаврики, — буркнул Петька. — Ты же, Кит, ведь будешь сейчас докладывать об этом девчонкам. Так почему бы и мне не послушать?
— А нога? Болит небось?
— А-а, до свадьбы заживет, — отшутился Петька. — Так как же, Китяша, рапорт будет или нет? — И сам же ответил: — Будет! Тогда я жду... — И он поудобней улегся у костра.
С озера донеслась песня об отважном Орленке.
— Наши топают, — усмехнулся Петька. — Ну, Генка, держись! Нынче тебе лопаться от зависти!
Генкина дивизия подошла, лихо колотя каблуками землю и отчаянно размахивая руками.
— Дивизия, — скомандовал Муха, — стой, ать-два!..
Руки и ноги марширующих замерли. На полуслове оборвалась песня.
— Сильно, — похвалил Петька. — Здравия желаю, товарищи бойцы!
— Здрав жлам, товарищ Герой! — послышалось в ответ.
Петька довольно хихикнул:
— И откуда вы чего взяли?
— Сорока на хвосте принесла, — хмыкнул Генка.
Петька подозрительно посмотрел на Кольку: «Успел уже растрепаться, болтун несчастный!»
— А про Китовы подвиги она вам ничего не рассказывала? — Петька скосил хитрющие глаза в сторону Кости.
— Не рассказывала, — вздохнул Генка, — не очень болтливая, видно, попалась.
— Кость, а что-нибудь интересное было? — дернула Кита за рукав рубашки Таня, — расскажи!
Кит не стал отнекиваться.
— Было, — просто сказал он. — Дядя Проша инспектора рыбоохраны чуть на тот свет не отправил. Хорошо, что мы с майором милиции на него вовремя навалились, топор вырвали.
— А ты все по порядочку, обстоятельно обскажи, — вмешался Колька, — правильно я говорю, девочки?
— Правильно! — гаркнул Генка.
— Простите, барышня, а вас как зовут-величают? — сладенько пропел Килька.
Генка смутился. Девочки рассмеялись. Генка пошлепал губами, собираясь ответить на остроту товарища, но так ничего и не нашел.
— Слушайте, — поспешил ему на выручку Костя, — в Кривой протоке, на яме, вот уже два месяца кто-то промышлял снастями красную рыбу. Но сколько мы засад ни устраивали, преступники не попадались. Кто-то, как видно, предупреждал их. Но кто? Вопрос этот до последнего времени оставался открытым. Правда, однажды Алексей Александрович, начальник милиции, высказался с подозрением о дяде Проше, но я тогда яро восстал против этого: нет, мол, не может бывший партизанский разведчик пойти на такое преступление. Ан, оказалось — может. Подсекли-таки дядю Проню, выследили, что он черной икрой промышляет. А откуда берет ее — сразу не установили. А сегодня накрыли голубчика, как перепела сетью.
И Костя со всеми подробностями рассказал о том, как дядя Проша и Нос были задержаны на месте преступления.
— А было это так. Вчера, перед тем как нам отправиться в путешествие, я завернул на пристань и поделился с дядей Прошей своими планами о поездке.
«А как же охота за браконьерами? — сказал он. — Я слышал, рыбоохранники вместе с милицией собираются на ямы».
«Брехня, — ответил я, — до субботы никаких облав не будет. Алексей Александрович собирается с дружинниками трехдневный семинар проводить... Ну а мне вроде увольнительную дали».
«И то правильно, — похвалил шкипер. — Ворюги, чай, одними разговорами об облаве напуганы, в норах поди отсиживаются, дохнуть боятся... Так что, крестничек, двигай со своей бригадой к морю в полном спокое — ничего худого в наших краях в эти дни не свершится!» — И так недобро зыркнул глазами, что у меня мороз по коже катком прокатился. «Э-ге-е, думаю, да тут и впрямь Дело нечисто!..» И к Алексею Александровичу. Так, мол, и так, кажись, и вправду начинает припахивать жареным. А он мне: «У нас, Костя, не ошибаются, ошибаться нельзя, большой вред человеку этим нанести можно. Не зря ведь я тебя предупреждал о Прохоре. Да ты еще и сам убедишься». И познакомил он тут меня с одним занятным планчиком, по которому выходило одно: конец ворюгам, если решатся завернуть в запретную зону. Не спасет их и двухмоторный катер. Так умно были все пути отхода шкодников заранее перекрыты... Ну, а остальное вам известно: задержали голубчиков на яме, когда они белугу вспарывать начали. Дядя Проша в драку полез. А напарник его, воспользовавшись суматохой, в воду сиганул и на остров подался. Но и здесь для побега лазейки не отыскалось...
— А волчина, видать, матерый, — внушительно произнес Колька.
— Что и говорить, — подтвердил Костя, — в Морянске столько нашкодил, что на пятерых хватило бы. Да ускользнул он там от нас с Генкой.
— Так это напарник золотозубого? — привскочил Генка, — а я-то ломаю голову, откуда мне столь мерзостная физиономия знакома!
— Ой, мальчики, до чего же все получается запутанно и интересно! — воскликнула Иночкина. — Да я об этом повесть приключенческую сочиню.
— А кто в ней главным героем будет? — не без ехидства поинтересовался Петька. — Не Генка ли?
— А если и Генка! — и Нюська вызывающе тряхнула волосами.
Генка приятно порозовел:
— Ладно вам, чего завелись. Человек дело говорит. А вы на шуточки переводите... Вот что, братва, — перешел он на таинственный шепот, — я вам сейчас такое открою — ахнете все! — Глаза у Мухи округлились, брови скобочками взлетели вверх.
— Ну, — не вытерпел Петька, — говори же!..
— Я... — Муха сделал паузу, — нашел... — снова пауза, — клад Степана Разина!
— Фи! Еще чего придумай! — свистнул Колька, — тут кладокопателей и до тебя бывало-перебывало, а нашли шиш да кулыш и еще на закуску фигу.
— Капитан Флинт, а где вы спрятали ваш клад? — Петька встал во фрунт, изобразив на лице почтение и страх... Даже Таня и та не удержалась от насмешки.
— Ну что вы смеетесь, — хихикнула она, — может, человек действительно нашел... японские купальники!.. Ген, мне нужен полосатенький, сорок четвертого размера.
— Остряки! Посмотрим, что вы завтра скажете, когда я вас приведу к таинственной двери в подземную кладовую Степана Тимофеевича. — Генка говорил спокойно, но убежденно, и все поверили в невероятное. Первым подал голос Кит:
— А что, разве такого не бывало: сто человек пройдут по одной и той же дороге и ничего не заметят, а сто первый нагнется и что-то поднимет?
— Сто рублей, — ввернул Колька.
— Пусть сто рублей, — согласился Кит, — сейчас разговор идет не о том, что найдено, а о том, что это возможно.
— Аксиома, — отрезала Иночкина, — и с этим спорить просто глупо! Я тоже кое-что заметила, когда мы с Генкой плутали в пещере.
— И ты? — обрадовался Генка. — Значит, тогда все в порядке. А где?
— Во второй пещере, там, где обвалилась стена.
— Точно! — Генка пожал Нюське руку. — Там и замаскирована резная дверка. А куда она ведет, догадаться, по-моему, нетрудно. К сокровищам Степана Тимофеевича Разина.
— Тем более в преданиях сказано, что «зарыл он клад несказанной цены в сердце горы. На долгие годы, сказал он. И дастся этот клад в руки лишь хорошим людям...» — отчеканил Колька. — Все правильно: и центр горы. И многие годы. И хорошие люди.
— Однако, — Костя посмотрел на звезды, — пора «по коням», до утра. Подъем на заре. Купание. Завтрак, и...
— В пещеру! — завопил Генка. — Туда, где нас ждут чудеса прошлого!
— Пиастры! Пиастры! — в тон ему откликнулся Петька. — Пиратских снов тебе, капитан Флинт!