Китай. История страны

Глава 24. Китай в эпоху династии Мин

Как бы то ни было, династия Мин не исчезла окончательно. Она продолжала существовать еще почти двадцать лет в виде Южной Мин. После того как войска Цин (маньчжуров) захватили Пекин, территория Китая к югу от Хуанхэ превратилась в арену боев — племенной союз численностью не более миллиона человек стремился покорить (правда, с помощью монголов) стопятидесятимиллионный народ. На первом этапе завоеватели издали указ, не имевший аналогов в мировой истории и устанавливавший единообразие внешнего вида по всей огромной стране. Под страхом смертной казни каждый мужчина должен был демонстрировать лояльность к династии Цин — брить макушку, оставляя волосы на затылке, и носить маньчжурскую одежду.

Этот унизительный указ усилил сопротивление, но все было бесполезно. Войска династии Мин со всех сторон осаждали не только маньчжуры, но и разного рода мятежники, бандиты и авантюристы, которые нередко воевали друг с другом. Эти драматические события отмечены появлением героев и злодеев, массовыми убийствами и грабежами, редкими победами и частыми поражениями — в целом войска Мин безнадежно проигрывали из-за плохого взаимодействия между военачальниками, перехода солдат на сторону противника и отсутствия общей стратегии. Императорский двор, во главе которого поочередно становились несколько принцев, распадался в результате распрей, истощения государственной казны и постоянных переездов с востока на запад южной части страны.

Во время этих скитаний немецкий иезуит обратил в христианство нескольких членов императорской семьи; другой иезуит, поляк по национальности, был отправлен в Ватикан с посланием к папе, чтобы тот молился о реставрации династии Мин. Его святейшество ответил ободряющим письмом, которое, впрочем, принесло мало пользы — как и неоднократные обращения за помощью к Японии. Морские сражения у юго-восточного побережья страны были более успешными для династии Мин, чем военные действия на суше. Вторую морскую кампанию возглавил некто Чжэн Чэн-гун, сын известного пирата и контрабандиста, который оказывал отчаянное сопротивление маньчжурам на суше, а затем перешел на сторону противника. Чжэн выиграл несколько морских сражений, что дало ему смелость с флотом из двух тысяч кораблей и 200-тысячной армией начать наступление на Нанкин, но маньчжурские пехота и кавалерия обратили противника в бегство. После этого он высадился вместе со своей армией на малонаселенном острове Тайвань, где с 1624 года существовала колония голландской Ост-Индской компании. В результате девятимесячных боев голландцы были изгнаны с острова, но вскоре после этого Чжэн умер (хотя его семья правила этими землями еще двадцать лет).

Это произошло в 1662 году, и тогда же принц династии Мин по имени Юн-ли, двумя годами раньше бежавший в Бирму, где он заболел астмой и жил в бедности, был захвачен маньчжурами и казнен. Так закончилось действие мандата Неба, выданного династии Мин.

Тот факт, что династия Мин не выпускала мандат Неба из рук на протяжении почти трехсот лет, в значительной степени обусловлен рациональной организацией. Управление огромной империей, раскинувшейся на площади в полтора миллиона квадратных миль, представляло собой непростую задачу, которая, однако, облегчалась разделением страны на столичные округа вокруг Нанкина (столица до 1421 года) и Пекина (столица после 1421 года) и тринадцать провинций. Провинции, в свою очередь, делились на префектуры, а жизнью уездов и округов руководили управы. Учреждения местной администрации располагались в окруженных крепостными стенами городах, хотя лишь две столицы, разделенные на пять районов под управлением смотрителей, которые контролировали работу полиции и пожарных, имели городскую администрацию. Большая часть населения проживала в деревнях, вдали от органов власти («небо высоко, а император далеко»), и именно деревни, во главе которых стояли старосты, составляли основу системы управления страной.

Над всей этой структурой возвышался величественный Сын Неба, на аудиенции у которого все были обязаны соблюдать ритуал земных поклонов — опуститься на колени и девять раз склониться до земли. За 227 лет пребывания у власти, вплоть до эпохи Южной Мин в XVII веке, на троне сменились шестнадцать императоров — об их успехах и провалах, достоинствах и недостатках рассказывалось в двух предыдущих главах. Императоры династии Мин носили фамилию Чжу, но произносить личное имя живого императора было запрещено, и поэтому после занятия престола каждый из них выбирал себе тронное имя и соответствующий девиз — например, Чэн-дэ, или Истинная Добродетель, Чи-цин, или Достойное Восхищения Спокойствие, и так далее. К Сыну Неба запрещалось обращаться напрямую — только косвенно, или «с подножья ступенек» (помоста, на котором император располагался во время аудиенций). В разговоре его называли «Шан», что значит «высший». После смерти почившего императора удостаивали пышных титулов, таких как Безупречный в Искренности, Совершенный в Добродетели, Безупречный в Сыновнем Почтении и так далее.

Император мог иметь сколько угодно жен и наложниц, но только одна из них удостаивалась титула императрицы, причем довольно часто она лишалась этого титула, особенно если не могла родить сына. Ниже рангом были жены императора — их насчитывалось как минимум шесть, и они носили пышные титулы, такие как Благородная Супруга Императора или Супруга Для Благочестивых Услужений. Большинство обитательниц гарема происходили из незнатных семей, избежавших опасности, которую в прошлом представляли влиятельные кланы аристократии. Они попадали в гарем императора двумя путями: в подростковом возрасте по рекомендации местных властей как самые добродетельные, красивые и благовоспитанные девушки, а также в качестве подарков от правителей дружественных стран. Статус попадавших во дворец девушек был низок, но те, кто сумели понравиться императору, могли сделаться женой и даже императрицей, а их близкие родственники получали денежные пособия и титулы. После смерти императора безутешные наложницы следовали примеру тех, кто покончили жизнь самоубийством, когда умер основатель династии, но в 1464 году по завещанию императора Ин-цзуна такая практика была запрещена как нецивилизованная.

К концу правления династии Мин число обитательниц гарема доходило до двух тысяч, и они выполняли обязанности служанок. Считалось, что они состоят на государственной службе, причем все они были потенциальными наложницами и выбирались именно с этой целью. Кроме них, во дворце имелась многочисленная женская прислуга, работавшая в разных дворцовых службах и подчинявшаяся управлению двора.

Изоляция гарема была такой строгой, что даже письмо к постороннему человеку каралось смертной казнью. Если женщина заболевала, то ее лечили согласно указаниям врача, но самому врачу не разрешалось входить на территорию гарема. Обитательницы гарема часто его покидали: одни преподносились в качестве подарка отличившимся сановникам и становились их наложницами, другие после долгой службы, заработав пенсию, возвращались домой, а третьи после шести лет верной службы получали право выйти замуж.

Евнухи, которые изначально были лишь смотрителями в гареме, стали влиятельной политической силой, занимая высшие гражданские и военные должности. Пагубность такого положения была столь очевидна, что основатель династии Мин приказал развесить во дворце напоминания, что любой евнух, вмешивающийся в дела правительства, немедленно лишается головы. Однако история продемонстрировала, что этот запрет постоянно нарушался, и евнухи занимали все больше постов в разных ведомствах. К концу эпохи Мин только в пекинском дворце их насчитывалось около двух тысяч, а во всей империи — до десяти тысяч человек.

При поступлении на службу евнухов тщательно осматривали, дабы убедиться, что у них полностью удалены половые органы. Осмотр повторялся каждые четыре года — «на случай, если выросло заново что-то, что не было должным образом удалено». Евнухи держались обособленно и были распределены по разным службам, самой влиятельной из которых считалось церемониальное управление. Его глава был фактическим главой императорского двора, и именно это обеспечивало евнухам влияние и власть. Существовала также внушавшая страх тайная полиция евнухов, так называемая Восточная группа (Дон Чань), к которой впоследствии добавилась Западная группа: вместе с дворцовой стражей это подразделение занималось выявлением и наказанием изменников, а также служило инструментом репрессий.

Затраты на содержание императорского двора тяжелым бременем ложились на финансы страны, отбирая до трети национального дохода. Огромные суммы тратились не только на роскошные дворцы с раздутым штатом, в том числе на целую армию слуг, сопровождавших императора при каждом выходе (при дворе было занято больше людей, чем в государственном аппарате), но и на родственников Сына Неба. Все потомки основателя династии — то есть все, носившие фамилию Чжу, как мужчины, так и женщины, — считались членами царского рода и находились на содержании у государства, причем к концу эпохи Мин число людей, получавших эту пенсию, составляло несколько тысяч человек. Этому в немалой степени способствовала плодовитость императоров — у половины правителей династии Мин было в среднем по тридцать детей.

Мальчики, рожденные женами императора, имели такие же права, как и сыновья императрицы, которую все они называли матерью. Обычно наследником объявлялся первенец императора, рожденный императрицей, и ему отводились покои в Восточном дворце с собственным штатом евнухов и администрацией, состоящей из известных ученых.

Все сыновья императора носили титул принца, и для того чтобы они не вмешивались в государственные дела и не вступали в связь с жившими во дворце женщинами, их отправляли жить подальше от столицы, и они не могли покинуть свой город без разрешения императора. Их содержание частично оплачивалось из доходов выделенных им поместий. Штат государственных служащих не только управлял делами принца, но и отвечал за его поведение, так что если принц совершал неблаговидный поступок, то козлом отпущения становился начальник администрации принца.

Система титулов, которых удостаивались члены правящей династии, была очень сложной и запутанной. В эту систему были включены и женщины — все они получали государственное пособие, а их мужьям жаловали дворянство. Титулы и пособия полагались и дочерям принцев, но они не передавались по наследству, поскольку после замужества женщина меняла царскую фамилию Чжу на фамилию супруга. У правление делами императорского рода должно было одобрить любой брак члена царской семьи и вело специальный регистр на пластинках из яшмы, в котором записывались браки, рождения, смерти, а также права наследования.

Тем, кто не принадлежал к царскому роду, титулы жаловались в основном за военные победы. Их обладатель получал государственное пособие, сумма которого была фиксированной и которое передавалось по наследству, если титул был наследуемым. Присутствие знати добавляло пышности различным церемониям, но она практически не участвовала в управлении страной, за исключением военной службы.

Главной движущей силой были государственные служащие. За всю историю Китая лишь при династии Мин в правительстве побывало столько людей, отобранных и продвигаемых по службе благодаря их достоинствам. Средством отбора служили экзамены на получение ученой степени.

В основе этих экзаменов, в свою очередь, лежала система образования. Она включала в себя общественные начальные школы в деревнях и городских районах, специальные военные и медицинские школы, частные академии для взрослых, а также государственные университеты в Нанкине и Пекине. Стержнем системы являлись конфуцианские школы, открытые во всех префектурах и уездах, где ученики проводили около десяти лет после окончания начальной школы (если не поступали в университет, где длительность курса обучения была примерно такой же). Число учеников в некоторых школах этого типа достигало двух тысяч человек, и их свободное время жестко контролировалось.

Важную роль в жизни Китая играли инспекции. Ни одна из сфер деятельности не могла избежать периодических проверок, будь то школы или любые государственные органы, включая суды и армию. Постоянным наблюдением, а также системой поощрений и наказаний государство стремилось обеспечить максимальную эффективность управления. Армия инспекторов, которую возглавлял и которой управлял цензорат, проводила непрерывные проверки по всей стране.

Экзаменационная система мало чем отличалась от той, что существовала во времена династии Сун: экзамены в провинциях и столице на степень цзюйжень, обладатели которой сдавали в столице экзамен на степень цзиньши. Для выдержавших испытание устраивался дворцовый экзамен — с целью присвоения ранга, — во время которого требовалось написать работу по конкретной политической проблеме. Успех означал присвоение почетного звания цзиньши и славу, сравнимую с той, которая обрушивается на современных кино- и поп-звезд. И действительно, проводившиеся один раз в три года экзамены везде отмечались как настоящий праздник: это было важное событие в жизни китайцев, а из выдержавших испытание формировалась элита страны.

Экзамены в эпоху Мин были доступны для большего круга людей, чем при династии Сун — например, отменили запрет для такой категории, как выходцы из семей торговцев. В обязательной программе по-прежнему преобладали классические произведения, но отправной точкой для оценки служили другие критерии: анализ рассматриваемого предмета, указание всех «за» и «против», а также последовательность аргументации, подводящей к главному выводу. Эти этапы должны были оформляться в восемь четко сформулированных утверждений.

Государственный аппарат, куда по распоряжению Палаты чинов принимали на работу обладателя ученой степени, возглавлялся шестью министерствами, которые в соответствии с указаниями императора управляли всеми аспектами жизни страны, как гражданскими, так и военными. Все чиновники делились на девять рангов (первый считался наивысшим), каждый из которых состоял из двух степеней. Ранг, который присваивался успешно сдавшему экзамены кандидату, зависел от его места в списке отличившихся. Далее его карьера определялась результатами периодических проверок. Эти проверки принимали разнообразные формы. Одной из самых важных считались характеристики, которые ежемесячно составляли на своих подчиненных главы всех органов государственной власти на местах. Эти записки поступали в префектуры, которые один раз в год отправляли сводный отчет наместнику провинции, а тот, в свою очередь, каждые три года составлял доклад для министерства. Оценка недостатков проводилась по восьми критериям — алчность, жестокость, легкомыслие, неуравновешенность, старость, плохое здоровье, усталость и невнимательность. Один раз в три года большое количество чиновников из провинций приезжали в столицу, где выносилась оценка их деятельности: способные получали повышение, не справившиеся с обязанностями увольнялись, а виновные в серьезных проступках, в том числе уголовных преступлениях, наказывались. О результатах работы столичных чиновников в министерство докладывал их начальник, но чиновники четвертого ранга и выше отправляли отчет о своих успехах непосредственно императору, который и определял их судьбу. Другим важным дополнением к личному делу каждого чиновника были результаты проводимых региональными инспекторами тщательных проверок, в ходе которых выслушивались жалобы местного населения, и если инспектор узнавал о неблаговидных поступках чиновника, он мог обратиться с предложением о его увольнении к самому императору.

Подавляющее большинство государственных служащих занимали определенную должность на протяжении всей карьеры, и только для высших сановников — обычно членов академии Ханьлинь — срок пребывания в должности ограничивался двумя годами. Все чиновники имели привилегии, зависящие от ранга, — освобождение от налогов, от разнообразных трудовых повинностей и телесных наказаний, право носить определенные цвета и определенную одежду, отсутствие ограничений на размер и украшение домов, право ездить верхом или в паланкине (это не разрешалось тем, кто не состоял на государственной службе). Кроме того, любые действия в отношении чиновников могли предприниматься только по указанию императора. Помимо всего прочего, обладатель каждого ранга имел два титула. Это были почетные титулы, от Особо отмеченного управителя высшей радости до Помощника начальника церемониальной службы, и титулы, пожалованные за заслуги, от Левой опоры государства до Равного правителю в добродетели. Произносить эти титулы было очень неудобно — так, например, одного из высокопоставленных чиновников полагалось называть Высочайший первый министр правительства, управитель, способствующий благоденствию, министр двора.

Эта система имела два серьезных недостатка. Во-первых, государственным служащим очень мало платили, и, во-вторых, они в любой момент могли подвергнуться суровым наказаниям. Жестоко карался любой проступок или ошибка — даже клерк на почтовой станции наказывался поркой за прочтение официального документа, который вез курьер. В предыдущей главе уже описывались некоторые наказания, применявшиеся к чиновникам; кроме того, они жили в постоянном страхе увольнения или навета. Поэтому около трети высших чиновников заканчивали свою жизнь в бедности и унижении. Императоры позволяли евнухам и стражникам прилюдно пороть высших сановников. Как мы уже видели, евнухи и императорская стража нередко поддерживали репрессивный режим, даже если большинство членов правительства мужественно возражали против поведения или политики императора.

Для обеспечения непредвзятости был введен ряд запретов — родственникам чиновника запрещалось служить в том же ведомстве, а также (исключение составляли лишь школьные учителя) в той же провинции. Во исполнение сыновнего долга чиновник был обязан брать трехгодичный отпуск, чтобы оплакать смерть матери или отца; кроме того, ему разрешался трехмесячный оплачиваемый отпуск по болезни. Он имел право уйти на пенсию в возрасте пятидесяти пяти лет, если больше не мог исполнять свои обязанности, а в противном случае служил до семидесяти лет; пенсия была маленькой. После смерти чиновнику, о котором имелись хвалебные отзывы в министерстве обрядов, могли присвоить пышные посмертные титулы, такие как Преданный и Неподкупный или Посвятивший жизнь нелегкой службе, что больше соответствовало действительности.

Таким образом, поведение и действия этих людей, воспитанных в принципах конфуцианской этики, определяли все стороны жизни в империи Мин. Вне всякого сомнения, среди них было много высокомерных, коррумпированных, глупых, жадных, трусливых или просто некомпетентных людей, но не меньше было и честных, талантливых, разумных, мужественных и преданных своему делу. Именно благодаря последним правительство Китая служило верной опорой династии на протяжении нескольких веков, и его можно без преувеличения назвать одной из самых эффективных администраций той эпохи.

Монгольская система классификации населения по роду занятий, которая впоследствии стала наследственной, сохранилась и при династии Мин, хотя количество категорий в ней уменьшилось до трех. Самая многочисленная из этих категорий называлась просто гражданским населением; за ней следовали семьи военных, а затем ремесленники. Именно из семей военных государство набирало большую часть армии. Система военной подготовки была довольно сложной, и в нее входили специальные военные школы и система экзаменов. Солдат получал один ковш зерна в месяц, и для производства необходимого количества зерна были организованы четыре государственных хозяйства. Они не справлялись с поставленной задачей, особенно в неблагоприятных для ведения сельского хозяйства районах, и поэтому к поставкам зерна активно привлекались торговцы, получавшие в обмен на товар чеки, которые они по выгодному курсу меняли на соль. Однако со временем правительству пришлось перейти на денежные выплаты военным — только так в последние годы удавалось противостоять набегам маньчжуров в условиях разваливающейся военной машины.

В эпоху династии Мин, как и в прежние времена, законом становилось то, о чем объявлял император, однако в отсутствие конкретного указа строго соблюдались традиции и закон. Свод законов представлял собой кодекс династии Тан, переработанный при первом императоре Мин. Подобно своему предшественнику, он устанавливал наказания, а не идентифицировал преступления. Среди мер наказания, как правило, отсутствовало тюремное заключение, хотя и истец и ответчик заключались под стражу до окончания суда. Преступления наказывались поркой — от десяти до пятидесяти ударов легкой палкой или от шестидесяти до ста ударов тяжелой палкой, каторжными работами, пожизненной ссылкой (два последних наказания всегда сопровождались поркой с применением тяжелой палки), а также смертной казнью путем удушения, отсечения головы или разрезания на куски. Юридическая система, описанная в многочисленных юридических справочниках, была сурова, но бескомпромиссна: во главе угла стояли справедливость и беспристрастность, правоприменением на всех уровнях, от мировых судов до министерства юстиции, занимались компетентные чиновники, система апелляций позволяла дойти до самого императора, а обращение с заключенными было гуманным. К проступкам, подлежащим наказанию, относились и экономические преступления, такие как неуплата налога на сделку с землей (по письменному контракту, который подлежал обязательной регистрации), отказ в принятии выкупа при залоге имущества, установление процентной ставки выше трех процентов в месяц при займе у частного лица, организация картеля. Все приговоры подлежали проверке, и ни один смертный приговор не приводился в исполнение без одобрения императора. Закон поддерживал традиционное главенство мужчин, однако наказания для женщин были более мягкими.

Появление португальцев в Китае — после того как в 1486 году Васку да Гама обогнул мыс Доброй Надежды, всего через шесть лет после путешествия Колумба в противоположном направлении — не имело таких драматических последствий, как прибытие европейцев в Америку. В XVI и начале XVII века воды у южного и юго-восточного побережья Китая стали свидетелями настоящей торговой войны между китайцами, португальцами, голландцами, испанцами и японцами, однако это соперничество практически не затронуло сушу — за исключением Макао, где португальцы отбивали попытки голландцев и испанцев вытеснить их из города. В Китае сложилась определенная структура торговли — в обмен на серебро империя снабжала весь мир чаем, шелком, текстилем, перцем и прочими специями, а также сахаром, лакированными изделиями и другими товарами, качество которых вызывало восхищение. Товары перевозились на европейских судах, но сам Китай не стал объектом экспансии европейцев.

Влияние Запада, ощущавшееся в Китае, можно считать заслугой миссионеров-иезуитов, которые проникли в страну через Макао в конце XVI века. После Риччи католические миссии появились в центральных и южных районах Китая. К ним относились с подозрением — агрессивность, проявленная в Корее западными державами и Японией, не способствовала любви к иностранцам, — и в 1617 году вышел указ императора, предписывавший всем миссионерам вернуться в родные страны. Однако указ претворялся в жизнь без должного рвения, и в 1629 году произошло событие, которое помогло возродить миссионерскую деятельность. Близилось солнечное затмение, и начальник церемониального управления предложил рассчитать его день и час арабским, традиционным китайским и европейским методами. Точное время дал лишь последний способ, и после этого император одобрил реформу календаря по европейскому образцу, а для изготовления разнообразных измерительных приборов и перевода научных работ была сформирована специальная группа из иезуитов и китайских ученых. Укрепившись в столице, иезуиты распространили свою деятельность на весь Китай, а за ними последовали испанские доминиканцы и францисканцы.

Миссионеры не только знакомили китайцев с европейской культурой — через них Европа стала получать более достоверную информацию, чем приукрашенные истории Марко Поло (хотя именно они вдохновили Христофора Колумба). Процесс этот начался в 60-х годах XVI века с португальского солдата и торговца Галеота Перейры. Его описание порки расщепленной бамбуковой палкой легло в основу веры европейцев в жестокость китайцев, хотя ни одна нация не может иметь монополию на жестокость. Тем не менее об остальных аспектах китайской жизни Перейра отзывался с восхищением — хорошо организованный бюрократический аппарат на местах, государственные больницы и приюты для слепых, больных и хромых, отсутствие нищих, государственные запасы зерна, используемые во время засухи, справедливость и гибкость законодательной системы с публичными уголовными процессами, предотвращавшими тайное лжесвидетельство. Он писал о рыбных хозяйствах, инкубаторах и птицефабриках, где выращивали уток. Его поразило огромное количество людей на улицах промышленно развитых городов, в том числе торговцев вразнос и ремесленников, предлагающих свои изделия, а также вывоз нечистот по ночам и использование палочек для еды. Самое неприятное впечатление на него произвел «содомский грех», который был весьма распространен среди низших слоев населения и не считался чем-то неприличным среди знати.

Через десять лет после записок Перейры появился «Трактат» Гаспара да Круса. Можно с уверенностью утверждать, что этот доминиканский монах заложил моду на все китайское. Он писал, что этот народ в наибольшей степени подходит для обращения в христианство, превосходит любую другую нацию по численности, по размерам государства, по совершенству политики и управления, а также по своему богатству. Среди прочих живописных подробностей он рассказывал о традиции держать соловьев в отдельных, но расположенных рядом клетках, чтобы они «соединялись в музыке». Он хвалил «превосходную гармонию» китайской музыки и отмечал, что пьесы в театрах «разыгрываются с большим искусством и очень жизненны». Что касается темных сторон китайского общества, то да Крус писал, что блудницы — многие из них были слепыми или проданы в рабство матерями — обязаны регистрироваться и селились в специальных домах за пределами городских стен. Как и Перейра, Крус указывал на широкое распространение гомосексуализма (что, по его мнению, было вызвано отсутствием понятия греха), но, в отличие от Перейры и от Марко Поло, обратил внимание на социальное и эстетическое значение обычая бинтовать ноги женщин, а также на чайную церемонию как на важную составляющую гостеприимства.

В 1640 году вышел объемный труд «Странствия» португальского искателя приключений и литератора Мендеша Пинту. Его рассказы — сомнительной достоверности — о чудесах Китая подогрели интерес европейцев к этой стране. Правда, еще до выхода этой книги, в 1616 году, были опубликованы два манускрипта Маттео Риччи, значительно расширившие знания Запада о Поднебесной.

Риччи описывал огромную единую страну, управляемую на основе принципов конфуцианства. Знакомя европейцев с Конфуцием, он писал, что, критически проанализировав действия и высказывания этого мудреца, нельзя не признать, что тот ни в чем не уступает языческим философам древности, а во многом их даже превосходит. Он восхвалял китайскую администрацию, которой руководили государственные служащие, отбиравшиеся в соответствии со способностями посредством системы экзаменов. Каждый класс общества знал свое место, браки строго регламентировались, ритуалы и правила поведения обеспечивали гармонию отношений внутри общества, традиция бинтовать ноги берегла целомудрие женщин. Распространение христианства, писал Риччи, затруднено преобладанием буддизма, который нередко проповедуют необразованные и развращенные священнослужители, а также широким распространением астрологии, влияющей на многие решения в частной и общественной жизни. Помимо всего прочего, китайцы не перейдут в христианскую веру, если для этого им придется отказаться от поклонения предкам — правда, Риччи считал последнее не религией, а просто традицией почитания усопших, потому вполне совместимой с христианством. Он сурово критиковал сексуальные обычаи китайцев, указывая на то, что в одном Пекине насчитывается до сорока тысяч проституток, не считая проституток-мужчин.

Однако самым серьезным недостатком китайской цивилизации являлось ее растущее отставание в науке. Китай больше не занимал лидирующего положения почти во всех научных областях, в том числе астрономии и математике, с достижениями которых на Западе Риччи знакомил гостеприимных хозяев. Называются разные причины такой стагнации. Возможно, наибольший вклад в этот процесс внесли жесткие рамки конфуцианства. Строгие правила помогали сплотить общество, но одновременно возводили прочную преграду на пути любых сомнений, касающихся традиционных знаний. На Западе основой для развития науки стали алхимия и астрология, тогда как в Китае мыслители сосредоточились на философии. Даже даосизм, который наряду с буддизмом был самой распространенной религией, занимался больше демонами и магическими снадобьями, чем укреплением конфуцианской этики. Именно этика — ее источник, формы и цель, обсуждавшиеся на бесконечных диспутах и лекциях и анализировавшиеся в классических произведениях, и особенно в «четырехкнижии» («Рассуждения и беседы» Конфуция, «Великое учение», «Соблюдение середины» и «Мэн-цзы») — являлась основной темой интеллектуальных дискуссий эпохи. Неоконфуцианство определяло мышление всех ученых, а также экзаменационную систему, выходцами из которой были образованные люди страны. Их не спрашивали, почему падает яблоко, им не предлагали исследовать законы, управляющие миром природы, а при обнаружении этих законов, как в случае с системой Коперника, они с явной неохотой их принимали — в отличие от жадного увлечения техническими новинками, например часами, с которыми китайцев познакомил Риччи.

Тем не менее Риччи отмечал обилие печатных книг — произведения на любую тему были доступны, а уровень грамотности населения очень высок (по оценкам исследователей, около десяти процентов мужского населения были высокообразованными людьми). Однако правительство осознавало необходимость коммуникации и с неграмотными слоями населения. Если, например, неграмотный человек хотел подать судебный иск, он излагал свое дело чиновнику, который записывал его в реестр «устных обвинений», а императорские указы распространялись по всем магистратурам для публичного оглашения. Огромное количество грамотных людей активно использовали печатную продукцию разного рода для получения информации, обучения и развлечения. Книги накапливались в государственных, местных и школьных библиотеках, а частные собрания насчитывали тысячи томов. В большинстве своем книги печатались методом ксилографии, и хотя наборный шрифт уже появился, его распространение сдерживалось необходимостью заново набирать текст при повторном издании книги. Огромной популярностью пользовались цветные иллюстрации, также изготовленные ксилографическим методом.

Среди печатных изданий можно было найти руководства практически по всем видам деятельности. Так, например, искусство частной переписки, которая требовала соблюдения особых правил, касающихся формы и стиля письма, а также большого опыта в области изящной словесности, было подробно описано в специальном пособии. (Отправители неофициально пользовались услугами разветвленной системы государственной почты или вручали письма отправлявшимся в путешествие друзьям или торговцам.) Маршрутные карты — не только морские, составленные во время экспедиций Чжэн Хэ — существовали уже давно и использовали координатную сетку. В 1570 году появились книги записей маршрутов, которые помогали купцам, паломникам, мигрантам, чиновникам и путешествующим аристократам найти путь среди густой сети дорог. Эти дороги поддерживались в хорошем состоянии — вместе с почтовыми станциями, а также каналами, которые были предметом особой заботы при династии Мин. Коммерческие издательства — в отличие от церковных, например, при буддийских монастырях — переживали невиданный подъем. Они удовлетворяли запросы массового читателя, выпуская различные карты и пособия, альманахи, учебники, трактаты на этические темы, романы, пьесы, эротические сочинения, юмористическую литературу, собрания писем, описания чужеземных обычаев. Например, в некрологе на смерть юного студента говорилось, что он полюбил необычные книги. Его любимым чтением были труды по географии и топографии, а также священные книги даосизма и жизнеописания отшельников; он читал их тайно, прикрывая классическими произведениями. У книжного бума был еще один интересный аспект: он помог богатым торговцам, которые, согласно древней традиции, были лишены доступа к образованию, проникнуть в среду мелкопоместного дворянства. Принадлежность к этому классу требовала знания ритуалов, умения поддерживать утонченную беседу, сочинять стихи, рассуждать о философии и оценивать произведения искусства — и обо всем этом можно было узнать из книг.

Появился новый жанр литературы — дневники. Так, например, Юань Чжун-дао опубликовал описание своих путешествий на шестистах страницах, где подробно описал все, что с ним происходило, а также рассказал о своих радостях и печалях. Великие традиции китайской поэзии сохранились, но представители этого жанра утонули в противоречиях. Литературная группа так называемых «любителей древности» призывала к строгому следованию образцам прошлого, тогда как другие литераторы считали, что задача поэта заключается в выражении чувств, даже если произведение получится неформальным, трудным для восприятия и связанным с повседневной жизнью. Отпор сторонникам традиций дал импульс развитию прозы и драматургии, поставив эти жанры в один ряд с поэзией и эссеистикой. Потому вполне закономерно, что наивысшим достижением литературы в эпоху династии Мин стали длинные любовные романы.

Написанные просторечным языком, который иногда сочетался с классическим стилем, они стали продолжением жанра коротких рассказов, развивавшегося на протяжении нескольких столетий. Среди самых известных романов того времени следует отметить такие произведения, как «Троецарствие», рассказывающее о войнах после падения династии Хань, «Речные заводи» — о благородных пиратах в эпоху Сун и «Царь обезьян, или Путешествие на Запад» — роман о путешествии буддийского монаха в Индию за священными текстами. Большой популярностью также пользовалась книга «Усмирение демонов», фантастический роман о низвержении последнего правителя династии Шан, полный демонов в человеческом обличье, волшебников, магических сил, бессмертных существ и буддийских фантазий.

Самым популярным литературным жанром тем не менее была так называемая «южная драма». Театральные метафоры — вроде известной шекспировской фразы «весь мир — театр» — широко использовались для комментирования событий политической и общественной жизни. В пьесах, большая часть которых была посвящена любви, реплики персонажей чередовались с песнями; многие из пьес печатались в роскошных, богато иллюстрированных изданиях. Они были очень длинными — вероятно, дань китайским представлениям о терпении, — с многоплановым сюжетом, а количество сцен в них доходило до пятидесяти пяти.

Что касается изобразительного искусства, то придворные художники и аристократы, жившие в роскоши своих деревенских поместий, строго следовали традициям прошлого — рисовали пейзажи, птиц, цветы, а также с удивительной точностью изображали побеги бамбука. Они работали как в монохромной, так и в цветной технике. Не было забыто и изящное искусство каллиграфии. Большой популярностью пользовалась скульптура — крупные фигуры отливались из бронзы, а мелкие изготавливались из керамики и служили для украшения крыш храмов и дворцов, которые и так сверкали разноцветной черепицей, желтой, синей и зеленой.

При династии Мин были созданы непревзойденные образцы декоративно-прикладного искусства: перегородчатая эмаль, лакированные изделия и роскошный текстиль. Узорчатый шелк, вышивку и парчу носили чиновники и богачи, а из шелковых гобеленовых тканей не только шили халаты (часто украшенные драконами) и изготавливали декоративные панели, но также переносили на них живопись и каллиграфию. Эта ткань была необыкновенно тонкой — если в тончайшем европейском гобелене от восьми до одиннадцати нитей основы и двадцать две нити утка на квадратный сантиметр, то китайцы добивались двадцати четырех и ста шестнадцати нитей основы и утка соответственно.

В XVII веке династия Мин стала известна в Европе благодаря сине-белому фарфору, который обжигался в многочисленных промышленных печах. Голландцы захватили два португальских судна с грузом фарфоровых изделий высочайшего качества, которые произвели настоящую сенсацию на рынке Голландии. В Дельфте и других центрах производства керамики безуспешно пытались воспроизвести его — пока один алхимик из Дрездена не сумел получить первый в Европе фарфор. Это произошло в 1708 году, через тысячу лет после изобретения фарфора китайцами.

При династии Мин успешно развивались разнообразные ремесла, как видно на примере фарфора, а также коммерческие предприятия. Этому процессу способствовало несколько факторов. Один из них — формирование экономики, основу которой составляли серебряные слитки и монеты. Еще один фактор — технический прогресс, который не останавливался даже несмотря на застой в науке. Ткацкие станки для шелка с тремя или четырьмя челноками, усовершенствованные ткацкие станки для хлопка, пятицветная ксилография, технология производства белого сахара и сахарной глазури, сплав меди и свинца для изготовления наборного шрифта, усовершенствованная технология производства керамики — вот лишь некоторые из технических достижений Китая той эпохи. Процветающие мелкие мастерские превратились в крупные производства — настоящие промышленные предприятия по выпуску шелковых и хлопчатобумажных тканей, фарфора и бумаги, по выплавке железа и стали (в провинции Гуаньси на тридцати фабриках трудились пятьдесят тысяч рабочих). Совершенствовалась технология и в сельском хозяйстве: появились новые механизмы для обработки земли, орошения, высаживания семян и переработки продукции, причем все эти изобретения публиковались в многочисленных печатных изданиях. В стране стали выращивать новые сельскохозяйственные культуры, в том числе земляной орех, сладкий картофель, сорго и кукурузу.

Все эти достижения способствовали изменению китайского общества. Появился пролетариат и городской средний класс; прогресс в сельскохозяйственном производстве и влияние городов изменили жизнь в деревне — отношения коммерциализировались, а численность сельского населения значительно выросла (в два раза по сравнению с концом правления монгольской династии); сформировалась прослойка влиятельных торговцев и предпринимателей, например банкиров. С падением династии Мин уходил в небытие старый Китай, а ему на смену — вместе с маньчжурами — шел Китай современный.

Прежде чем мы распрощаемся со «старым Китаем», который остался в прошлом вместе с династией Мин, стоит процитировать монументальный труд Джозефа Нидэма «Наука и цивилизация в Китае», в котором приведен список важнейших китайских изобретений, а также время до того момента, как они стали известны на Западе.

В книге Нидэма приводятся всего четыре изобретения, которые на Западе появились раньше, чем в Китае: