Клад

Глава I

— Стало быть, конец! Прощай, наше Лунево!…

— Да, навсегда расстанемся с ним скоро…

Разговор этот шел в уединенной комнате большого помещичьего дома, выходившей окнами в старый, запущенный сад; среди нее стоял бильярд. Разговаривавшие лежали на двух диванах, сходившихся под углом у стен.

Роман, темно-русый юноша лет пятнадцати, с вихрастыми волосами и крупными, резкими чертами лица, обличавшими твердый характер и положительный ум, лежал, закинув руки за голову, и упорно глядел на выступ изразцовой печи. На нем была холщовая кадетская рубашка с красными погонами и такой же кушак. Последние слова брата больно задели Романа… Он стиснул зубы и не ответил ни слова.

— Интересно бы узнать точную цифру долга? — продолжал одетый в серую куртку гимназист лет четырнадцати, начавший разговор. Подвижное, сухощавое лицо его было выразительно и красиво; в черных бойких глазах светился задор. Звали его Александром. Прибавим, что в противоположность тяжеловесному и угрюмому на вид Роману, Александр был поклонником всего красивого и изящного и потому очень заботился всегда о своей наружности.

— Очень интересно!… — буркнул Роман. — Имение продают с молотка, а за сколько — все равно!

— Ну, положим!… Зная величину долга, можно бы устроить комбинации какие-нибудь: занять или продать часть земли.

— Все перепробовал отец!

— А теперь, не говорила мама, куда он поскакал с ночным поездом?

— В город!… Денег искать, да у кого? Кто даст, когда объявлено, что имение к аукциону назначено?!

Наступило молчание.

— Как бы нам помочь, Роман? — начал опять гимназист. — Так бы хотелось!… Ломаю, ломаю голову — и все не могу придумать. Вдруг бы войти к маме и — на, вот тебе, мама, полный мешок с золотом! Или бы 200.000 выиграть…

— А билет у тебя есть?

— Билета-то нет…

Разговор опять оборвался. Александр, который долго не мог пробыть в спокойном состоянии, вскочил с дивана и, небрежно засунув руки в карманы, заходил по комнате.

— Нет, как бы помочь, как бы помочь, Роман? Каждый ведь куст луневский дорог; родное оно нам — и вдруг все отберут чужие, купцы какие-нибудь! Сад вырубят, — для них это первое дело! А на его месте салотопенный завод откроют. Жалко Лунева!

— Отца мне жалко. Болтаешь все зря: как мы поможем? Где они, деньги, у нас?

— Надо добыть!

— Как?

Александр не дал ответа. Братья скоро разошлись по пустынным комнатам.

Подобные разговоры не раз происходили между ними Настроение в доме царило гнетущее. Отца их, владевшего довольно большим состоянием, вовлекли в спекуляции, и он очутился вдруг накануне полного разорения. Мать, полубольная женщина, слегла окончательно. Для сокращения расходов вынуждены были отпустить гувернантку единственной дочери Зины. В доме как будто лежал умирающий: все ходили на цыпочках, говорили шепотом. Только третий сын, самый младший в семье, весной перешедший из приготовительного в первый класс гимназии, шумел и беззаботно носился по лестницам угрюмого дома, наполняя его смехом и гамом. Нравоучения Александра о неприличии такого поведения не помогали: Юра проникался ими на миг, но скоро забывал и снова летел с радостными криками по двору или комнатам.

После описанного выше разговора, за целый день старшие братья не обмолвились друг с другом ни словом; правда, Александр попытался было начать еще раз беседу с Романом, но, увидав, после долгих поисков, что тот насупясь сидит в конце самой глухой аллеи, не решился подойти к нему и направился к сестре, на террасу дома.

Зина, увлекающаяся и заразительно веселая прежде, с уходом гувернантки резко изменилась. Она вдруг поняла всю величину грозившего им несчастья, и смех и беззаботный говор ее стихли. Даже хорошенькое продолговатое личико ее, обрамленное чуть вьющимися темно-русыми волосами, вытянулось и похудело. Большие синие глаза приобрели вопросительно-испуганное выражение. Услыхав чьи-то быстрые шаги, Зина положила на колени книгу и подняла глаза.

— Идея! — заговорил Александр, взойдя на террасу и останавливаясь в излюбленной им небрежной позе перед сестрой. — Иванова ночь, кажется, дней через 7 будет?

— Да, через неделю… а что?

— Я, конечно, глупостям разным не верю… — продолжал Александр с озабоченным видом, — но отчего бы и не попробовать, раз дела наши обстоят так скверно? Как это только мне раньше в голову не пришло!

— Да что, Саша?

— То, что не пойти ли в Иванову ночь поискать цветок папоротника: говорят, в эту ночь он приобретает чудодейственную силу. Конечно, может быть, это и сказки, но ведь достоверно известно, что все растения приобретают разные свойства, в свои сроки… Может, и действительно, у папоротника является странная сила? Отчего не попытать счастья?

— Конечно, отчего же?… — поспешно отозвалась жадно слушавшая любимица всей семьи, Зина; Саша был для нее чем-то вроде оракула. — Только это страшно одному: ты поговори с Романом!

— С Романом я говорить не стану!

— Отчего, Саша?

— Оттого, что все равно из этого никакого толку не выйдет. Он скажет, что все это глупости. Если бы можно было уговорить его!…

— Ты объясни, как это важно. Ты так хорошо умеешь говорить!

— Что ж, что я умею говорить! Объяснить можно только тому, кто будет тоже говорить с тобой; а ведь он, по своему корпусному обычаю, ответит: «дурак» и на этом и кончит.

— Хочешь, я скажу ему?

— Ну, он вместо дурака «дура» скажет, — только и будет разницы!… Нет, эту затею бросить надо!… — добавил после раздумья Александр. — Роман не пойдет… Другое что-нибудь надо выдумать!

И Александр ушел размышлять в аллею, соприкасавшуюся, впрочем, с излюбленными им клубничными грядками, часто помогавшими ему развеивать меланхолию.

Отца ждали к ужину, но он не приехал; это служило плохим знаком, и расположение духа всех омрачилось еще более.

Молча прошли мальчики в свою комнату, молча разделись и улеглись по постелям. Юра звонко начал было рассказывать, какого огромного окуня вытащил он утром на удочку; но Роман буркнул на него, и Юра нырнул в постель, завернулся с головой в одеяло и через минуту уже спал сладким сном.

Роман долго слышал, как Александр возился на своей постели. Наконец, Александр тихо окликнул его:

— Роман!

Роман промолчал.

— Роман! — повторил Александр и, не слыша опять ответа, тяжело вздохнул и замолк.

Ночь уже уходила с земли, когда Роман почувствовал на плече своем чью-то руку. Он открыл глаза и при чуть брезжившем в окно свете различил сидевшего на краю постели его, завернутого в одеяло брата.

— Чего тебе? — недовольно спросил Роман.

— Роман, — прерывающимся голосом проговорил Александр. — Роман, я нашел средство помочь нам!

— Ну? Веников нарезать да в гимназию вашу продать? — насмешливо спросил Роман.

— Нет! Ты любишь археологию, так слушай: мы должны с тобой отыскать клад!

Роман приподнялся на локте.

— Клад? Ты в уме или совсем рехнулся? Кто его для нас закопал?

— Нет, я в уме! — горячо возразил Александр. — Выслушай до конца только! В старину были войны, разбои, и жители зарывали свои сокровища в землю; то же делали и разбойники в становищах. Так ведь?

— Так. Ну, дальше что? — Роман сел рядом с братом.

— А места таких становищ более или менее известны, — это раз. Наконец, из истории известно, что на реке Воже стояло богатое село, которое оборонялось от татар и было сожжено ими; жители перед приступом, конечно, закопали свое и церковное имущество. Поищем там, а ничего не найдем — спустимся к Оке; там были притоны разбойников, много пещер, курганов… Иначе мы ничего не можем сделать. И вдруг нам удача будет! Вообрази только, Роман: ни мама, ни отец ничего не знают — и вдруг явимся мы и принесем котлы с деньгами! а?

Роман крепко задумался. Идея брата поразила его воображение.

— Что ж, ты прав! — проговорил он наконец. — Удастся, не удастся, а попробовать мы обязаны. И чем скорее начнем дело, тем лучше! Только как мы уйдем из дома? Вожа ведь в Рязанской губернии, — целая ночь езды до нее!

— Уйти — пустяки! — уверенно возразил Александр; такое неожиданно быстрое согласие брата, обыкновенно нелегко соглашавшегося с ним, наполнило его радостью. — Нас ведь давно зовут к себе погостить Левашевы, — отпросимся к ним и уедем…

— Да ведь Левашевы в Нижегородской губернии живут… как же мы к ним поедем?

— Да мы и не поедем к ним вовсе: скажем так только… Конечно, это нехорошо обманывать, — но ведь мы не так себе это сделаем, а ради папы же с мамой? Если скажем правду, нас не отпустят!

— Верно! — угрюмо согласился Роман, не терпевший никаких сделок с совестью, что позволял себе иногда Александр, всегда находивший потом оправдание своим поступкам и легко успокаивавшийся поэтому. Александр вскочил с постели брата; одеяло полетело в угол, а сам он заплясал босиком по комнате.

— Ура! Едем, значит, едем!

— Эк разбирает его! — сказал Роман, глядя на выкидывавшего необыкновенный антраша брата. — Подумаешь, ты уж нашел клад, что так возрадовался!

— Когда же мы едем? Сегодня, завтра? Лучше сегодня!

— Надо сперва маршрут составить, — места выяснить хорошенько, где могут быть клады зарыты; а затем ехать. А деньги где возьмем на поездку? — неожиданно добавил Роман.

Александр остановился.

— Деньги?… Да, вот деньги!… — Александр сел. Наступило молчание.

— У меня есть скопленных за зиму 25 рублей с копейками… — сказал Роман. — У тебя сколько?

Александр вздернул плечами: он умел только тратить, и небольшие карманные деньги, выдававшиеся ежемесячно отцом, незаметно расходовались им на духи и перчатки.

— У Зины есть! — радостно вскрикнул он через минуту. Роман поморщился.

— Откроем ей свой план, значит?

— Конечно! Что ж такое! Она не хуже нас сумеет сохранить тайну! А деньги у нее есть, — она сама мне говорила!

— Сколько?

— Десять рублей.

— Итого тридцать пять. Хватит ли?

— Хватит! — уверенно возразил Александр. — Еще бы! Да вед и мама же даст нам сколько-нибудь на дорогу…

— А если у мамы нет?

— Ну, как нет!., каких-нибудь 25 рублей? Мама же давно обещала отпустить нас к Левашевым.

— Стыдно теперь у мамы спрашивать!

— Да ведь мы же не на ветер бросать хотим эти деньги! Мы их вернем. Ну, у мамы не будет, — займем у кого-нибудь! Вернемся — расплатимся!

Непоколебимая уверенность, звучавшая в голосе брата, видимо, действовала на Романа. Он проворчал сквозь зубы что-то вроде: «Медведя не убил, а шкуру продаешь уже» и стал одеваться.

— Надо точно рассчитать маршрут, — заговорил он опять, — по пустякам плутать некогда. Компас возьмем с собой, карту.

— Главное, провизии необходимо побольше, — подхватил Александр. — Как можно больше надо ее взять: в населенные места мы показываться не будем, — в лесах будем.

— Это зачем?

— Как же! ведь мы кладоискатели: могут выследить и помешать, отнять все… Наконец, подумают, что мы убежали откуда-нибудь, и в первом же селе заберут нас. Непременно тайно надо действовать. Ох, как же это интересно будет!

Александр даже подпрыгнул от удовольствия.

Еще не вставало солнце, когда оба брата, одетые, но с сапогами в руках, осторожно пробрались по анфиладе комнат в библиотеку; во всех углах и под старинной мебелью прятались сумерки; казалось, не тени это, а остатки снов гнездятся еще везде и все и живое и неодушевленное объято и грезит ими. Затаив дыхание, прокрались братья мимо комнаты чутко спавшей матери, поднялись по скрипучей лестнице наверх и очутились в просторной библиотеке. Установленные книгами полки от потолка до полу покрывали стены. Посреди комнаты, под висячей лампой, находился большой квадратный стол, покрытый зеленой суконной скатертью; около него стояли два кресла.

Полдень застал братьев в той же библиотечной комнате. На столе грудами лежали открытые исторические книги, развернутые чертежи и карты. С братьями была и Зина. Раскрасневшаяся от волнения, она стояла и слушала Александра, развивавшего перед нею план действий; глаза ее блестели; если бы не больная мама, она, казалось ей, так бы и ринулась за братьями в эту страшную, но так и манившую к себе поездку. Она первая предложила на общее дело подаренные ей к рождению деньги; их в копилке оказалось 12 рублей.

Роман сидел и делал выписки и отметки на одной из подробных карт.

Общий совет решил затем насушить как можно больше черного хлеба, не есть получаемой за завтраком ветчины, раздобыть солонины, чая, сахара, словом, все, что возможно, и прятать все это в укромном месте. Александр предложил навялить сырой говядины по образцу американских охотников, как описывается это у Майн Рида, но практичный Роман отверг его мысль.

Ехать решили через три-четыре дня: такая отсрочка вызвана была необходимостью собрать провизию. Роман мужественно отказывал себе во всем, в чем только было возможно. Зина делала то же; сверх того, она добыла откуда-то холста и, по указанию Романа, усердно кроила и шила из него мешки. В избе у скотницы сушились черные сухари, густо посыпанные солью. Александр крепился один день, но на другой из груди его при каждом куске, подносимом вместо рта к карману, стали вырываться легкие вздохи. В видах «облегчения души», по его выражению, он, прежде чем прятать, нет-нет и нюхал аппетитную свежую ветчину.

Отец то приезжал, то опять уезжал куда-то; он был так расстроен и озабочен, что обратиться к нему за разрешением поездки мальчики не хотели. Выждав, когда отец выехал из дома, они отправились к матери, и та сейчас же отпустила их и дала на поездку тридцать рублей. Бедная женщина сделала это охотно, так как хотела развлечь детей, от которых, несмотря на старания ее, не укрылось печальное положение дел.

Радостные возвратились братья в свою комнату. Здесь их ожидал первый удар.

На одной из кроватей сидел Юра и с мрачными видом болтал ногами. Старшие не обратили было на него внимание, но он скоро сам заговорил с ними.

— А вот я скажу маме, что вы врете ей!

Александр подскочил на. месте.

— Что, что ты сказал, несчастный?!

— А то, что я знаю вое: вы вовсе не к Левашевым едете, — провизии-то у вас я полный чемодан на чердаке видел! Я все слыхал, как вы вчера вечером переговаривались: вы думали, я спал, а я все слышал! Все скажу!

Уговоры, угрозы и всевозможные обещания остались напрасными. Юный первоклассник упорно твердил свое: или пусть возьмут и его или он разрушит затею, открыв ее.

После долгих споров и взрывов отчаяния со стороны Александра, Роман отозвал Александра в сторону и сказал ему, что надо согласиться. Юра мальчик шустрый и крепкий и потому в тягость им не окажется. Решение это было объявлено Юре, и тот чуть с ума не сошел от восторга. До отъезда оставалось еще два дня. Сборы продолжались с новым рвением. Александр, пользуясь случаем, свою долю забот свалил на Юру, поручив ему, между прочим, и поиски кирки и двух железных лопат, которые самоотверженно и были найдены тем среди груд сора и старого хлама в сарае.

Атаманом экспедиции, как самый сильный и положительный, был избран Роман; Александра сделали казначеем, Юру — провиантмейстером. Мальчики дали торжественную клятву повиноваться приказам Романа, хотя и решили вместе с тем устраивать на привалах советы.

Полные хлопот, споров и сборов два дня пролетели быстро; осталась одна ночь, последняя перед задуманным путешествием.

Зина долго, пока не явилась за нею горничная, не уходила из комнаты братьев. Под постелью Романа стоял небольшой, раздувшийся от поклажи старый чемодан, перевязанный ремнями: в нем находилась провизия. Роман чистил и осматривал револьвер; Юра брал с собой лук, стрелы и удочки, при помощи которых рассчитывал снабжать общество дичью и рыбой. Александр лежал и мечтал вслух о скрытых в земле сокровищах. Когда Зина, крепко расцеловавшись со всеми и тайком перекрестив Сашу, убежала к себе со слезами на глазах, мальчики стали раздеваться и скоро улеглись по постелям. Но сон был далеко от них.

Александр заявил, что возьмет с собой ружье; но Роман воспротивился, заявив, что оно будет только мешать и выстрелы привлекут чье-нибудь совершенно ненужное им внимание.

Александр уступил. Но под влиянием ли темноты и сознания, что только одна ночь отделяет их от нешуточного предприятия, им стало овладевать странное чувство. Минутами ему делалось так страшно, что он готов был все отдать, лишь бы разрушилось как-нибудь или отдалилось задуманное.

— Знаешь что, Роман! — нерешительно проговорил наконец он. — Надо бы нам взять еще кого-нибудь с собой…

— Что? Это еще зачем?

— Нам одним не справиться. Вдруг попадется большой котел или сундук с деньгами, — мы его и не вытащим? А кто чемодан понесет?.. Да наконец, на нас могут напасть где-нибудь в лесу… Степку бы взять с собой: он богатырь!

Роман презрительно засмеялся.

— Трус! — коротко проговорил он. — А револьвер-то у меня зачем с собой?

— Вовсе не трус! Что твой револьвер поможет, когда на нас сонных нападут? Ведь мы же не в доме, а на открытом воздухе ночевать будем.

— А твой Степка много поможет: спит, как чурбан!

— Со мной Кучум пойдет: он, чуть что, сейчас зачует и разбудит нас! — заявил Юра. Кучум был огромный лохматый пес из породы овчарок, с которым Юра находился в теснейшей дружбе.

— Это дело! — отозвался Роман. — А то Степка тебе понадобился, — баба!

Юра фыркнул.

Но Александр не сдался на такую «корпусную», как он называл, аргументацию и решительно заявил, что он не пойдет, если не возьмут Степку. После долгого и горячего спора, в котором храбрый Юра стоял за Романа, — решено было взять и Степку. Тут же изобрели объяснение причины явившейся необходимости в Степке: телеграмма их к Левашевым может опоздать, и если не вышлют вовремя лошадей, то придется тогда искать их по деревням, находящимся далеко от станции.