Такино достал из кармана кольцо с ключами.
Когда он повернул ключ в замке, раздался металлический щелчок. Дверь не была закрыта на цепочку.
— А, так всё это время ключ хранился у тебя, — заметила Акеми. — Я подумала, что ты его выбросил.
Она надела длинное тёмно-бордовое платье. Такино позвонил ей и сообщил, что придёт. В прошлый раз она прикрылась прозрачным розовым пеньюаром, а сейчас это мягкое шёлковое одеяние. Неужели она на самом деле хочет произвести на него хорошее впечатление? А Такино нет дела до того, во что она одета.
Он взял со стола пепельницу и подошёл к окну. Там, снаружи, моросил мелкий противный дождь, и улицы выглядели тёмными и бесцветными.
— У тебя настроение не очень, да? — поинтересовалась Акеми.
Она подошла к нему и встала рядом. Такино вспомнил, что он забыл купить цветы. Квартира Акеми находилась всего лишь в двух минутах ходьбы от станции Синсен, что по линии Ионокасира, но он вышел в Сибуя, и там тоже есть цветочные магазины. Не то что бы Такино думал об Акеми и потому решил купить ей цветы. Эта идея просто пришла ему в голову без всякой причины, когда он выходил из офиса. Может быть, дело в дожде.
Он потушил сигарету и дал пепельницу Акеми.
Затем Такино снял мокрую одежду. Принимая душ, он чувствовал, как тепло медленно разливается по его телу. Он взял один из кусков ароматизированного мыла Акеми и превратил его в пену. Мыльные пузыри плыли по ванной комнате и оседали на кафельной плитке.
— У тебя одежда насквозь мокрая. Ты правда шёл под дождём, да? — спросила Акеми, просунув голову в дверь ванной.
Такино не очень-то понравилась мысль о том, что кто-то шарится в его белье.
— Не трогай ничего, — сказал он.
— Но у тебя здесь есть чистая одежда.
— Забудь об этом. Всё на мне высохнет.
Он вылил ведро горячей воды себе на голову и услышал, как взвизгнула Акеми. Наверное, на неё попали брызги.
Такино почувствовал прилив тепла и повторил процедуру, только на этот раз с холодной водой. Его тело напряглось, и он непроизвольно застонал. Затем Такино закрыл кран. Внутри он ещё ощущал жар, а сверху тело покрылось гусиной кожей.
— Ты собираешься сегодня пойти вместе со мной на работу? — спросила Акеми, когда он пытался натянуть на себя влажные трусы.
— Не ходи сегодня. На самом деле уже поздно идти.
— Но я только начала там работать.
— Я поговорю с Такаяси, и будь уверена — он позаботится о специальном режиме работы для тебя.
— Я беспокоюсь не о нём и не о его менеджере. Меня волнуют другие девушки. Они начнут на меня жаловаться.
— Да пусть говорят, что хотят.
Он взял из холодильника пиво. Акеми принесла ему открывашку для бутылок и стакан.
Такино подтащил к окну стул, сел и отхлебнул пива. Казалось, дождь стал ещё сильнее.
— Скажи мне, а что именно я для тебя значу? — спросила Акеми.
«Ну вот, начинается, — подумал он. — Стоит провести с женщиной некоторое время, и рано или поздно эта тема всплывёт».
— Ты разозлился бы, если бы я тебе изменила? — продолжила она.
— Это твоё дело. Ты мне не жена.
Акеми красила ногти в тот же цвет, что и её одежда. После каждого мазка кисточкой она останавливалась и легонько дула на пальцы.
— Принеси-ка мне ещё бутылочку пива, — сказал Такино.
— Принеси сам, — ответила Акеми, маша руками с только что накрашенными ногтями.
Такино как раз надевал брюки, когда позвонили в дверь.
Акеми накинула на плечи банный халат и пошла открывать. Дождь начал затихать. Такино открыл штору и встал у окна с сигаретой во рту. Ещё не стемнело. Наверное, сейчас часов пять или около того.
Вдруг в комнату ворвались двое мужчин. Раньше Такино их никогда не видел. Он приготовился к драке.
— Даже не думай, парень. Нас здесь трое, — произнёс один из них.
Вошёл ещё один человек. Все они были примерно одного и того же возраста: лет двадцать девять — тридцать. Один из них носил тёмно-синий костюм с галстуком в красную полоску, двое других — неряшливые пиджаки кричаще-ярких цветов.
— Это что, налёт? — спросил Такино.
— Эй, ты, не зарывайся, — отозвался человек в костюме. — Мы здесь по делу.
— Ну, я и спрашиваю: ограблениями занимаетесь?
— Не, не наш стиль. Просто ты сунул нос не в своё дело.
Такино затушил сигарету. Тяжёлая стеклянная пепельница неожиданно навела его на мысль. Но если он не сможет бросить её точно в цель, то смысла в этой вещице не будет.
Акеми вернулась в комнату, и за ней следом шёл ещё один мужчина. Короткая стрижка, волосы с проседью, глубокие морщины на лице, правая рука перевязана. Старый сутенёр Акеми.
— Это я им сказала, — начала она. Губы женщины дрожали. — Ты меня недооценил. Думал, я всегда буду для тебя лишь куклой.
— Что я сделал не так?
— Я влюбилась в тебя, — ответила она. — Совсем немножко. Но это ты заставил меня в тебя влюбиться.
— И что тут не так?
— Но ты не отвечал мне взаимностью. Обращался со мной, как с куклой.
— Вот как оно всегда бывает.
— Что?
— Женщины. Пустая трата времени.
У неё снова задрожали губы. Казалось, она пытается что-то сказать, но слова застревают у неё в горле. Такино потянулся за своей рубашкой, но человек в костюме опередил его.
— Даже после того, что ты сделал с моим отцом, я верой и правдой служила тебе, — произнесла Акеми.
— Что?
— Это мой отец. — Старик придвинулся поближе к Акеми, буравя взглядом Такино. — Говорю тебе, есть такие узы, которые не разорвать.
— Отец — сутенёр собственной дочери? Скажи мне, Акеми, ты всё это заранее спланировала?
— Я же сказала, что полюбила тебя. И если бы ты меня тоже любил, я ради тебя обо всём забыла бы, даже о своём отце.
— Не-а, — поправил её отец, — связь между родителями и детьми крепче, чем всё остальное. — Он рассмеялся, и глубокие морщины прорезали его лицо.
Такино присел на кровать.
— Ладно, хватит болтать, — человек в костюме повернулся к Акеми.
Двое других ухватились за её халат и сдёрнули его с плеч женщины. Она не успела и слова сказать, как оказалась абсолютно голой.
— Какого чёрта вы делаете? — завизжала Акеми.
— Как ты и говорил, она просто жемчужина, — произнёс мужчина в костюме. — С такими данными она твои долги за год окупит.
Акеми сползла вниз, прикрывая руками грудь. Затем, подняв голову, посмотрела на отца:
— Папа, о чём он говорит?
— Твой старичок, — ответил «костюм», грубо хватая Акеми за волосы, — должен нам денег. Обычно он вносит себя в полис страхования жизни, а мы являемся получателями страховки в случае, если с ним что-то случится. Я не знаю, о чём ты думала, когда сегодня обратилась к нему, но мы собираемся забрать твоё тело в качестве страховки. Старик сказал нам, что мы можем это сделать.
Акеми повернулась к отцу и спросила:
— Папа, это правда?
— Если ты поработаешь в одном из борделей, то мы со всеми за год расплатимся.
— Нет.
— Либо ты это сделаешь, либо я умру. Они заставили меня оформить страховку на случай смерти, меня убьют.
— Слушай, сестрёнка, твой старик должен больше десяти миллионов. Он просто неудачник.
— Опять играл? — спросила Акеми.
Такино зажёг сигарету. Человек в костюме пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
Сейчас ничего не оставалось, как просто смотреть и ждать. Их было трое, и они не позволят Такино просто встать и уйти. Он выдохнул облачко дыма и посмотрел на Акеми, которая, всё ещё раздетая, поднялась на ноги и стояла в другой части комнаты. Женщина пребывала в шоке. Сейчас она уже не прикрывала грудь руками, и та была выставлена на всеобщее обозрение.
— На самом деле всё складывается как нельзя лучше. Мы думали включить его в план страховки через несколько дней.
— Акеми, это один год. Всего лишь год, и всё закончится, — сказал отец женщины.
— Он прав. Такая девушка, как ты, даже сможет заработать немного дополнительных денег. Ты невысокая, но тело у тебя просто супер. Ладно, пусть она оденется.
Один из мужчин накинул банный халат на плечи Акеми. Но она стояла, не делая даже попытки запахнуть его.
Человек в костюме с улыбкой повернулся к Такино:
— А что касается тебя…
— У тебя и ко мне есть дело?
— Старик сказал, что ты ему капитально врезал. Бросил ему кучу денег, а затем сбил его с ног и пригвоздил к полу. — «Костюм» снова ухмыльнулся. — Сколько собираешься заплатить?
— А с чего это я должен платить?
— Компенсация. У старика правая рука не действует. Ты его инвалидом сделал.
— Я думал, это уже в прошлом.
— А я вижу, ты ничего. Даже не обосрался. Что это за здоровый шрам у тебя на груди — операция?
— С тигром подрался.
— Эй, ты, не стоит со мной шутки шутить.
— Сначала забираешь мою женщину, а теперь ещё и деньги мои хочешь?
— Смирись. Нет смысла драться.
Все трое засмеялись. Такино не мог сказать с полной уверенностью, профессионалы они или нет. Он не улавливал в них чего-то специфического. Скорее всего, это просто группа молокососов, но точно он уверен не был. Хотя в одном он не сомневался: ради денег эти парни готовы на всё.
— Тогда я ухожу, — вмешался отец Акеми.
«Костюм» повернулся к нему. Акеми всё ещё не двигалась с места, а халат так и висел у неё на плечах.
— Не торопись, старик. Ты нам нужен, пойдёшь с нами: мы должны убедиться, что твоя дочь хорошо знает своё дело.
— Но она и есть моя гарантия, сейчас она ваша.
— Конечно. Но мы хотим, чтобы ты на всякий случай пошёл с нами.
Такино потушил сигарету и легонько оттолкнул от себя пепельницу.
— Не делай этого, — сказал он. — Я этих парней насквозь вижу. Они просто хотят тебя привязать, ты ведь снова будешь играть. Они вас обоих обдерут до нитки.
— Заткнись, твою мать! — завизжал мужчина в костюме, повернувшись к Такино.
Такино швырнул ему в лицо пепельницу, вскочил на ноги и ткнул локтем в шею парня, стоящего справа. Молокососа слева он ударил в живот. Все трое отступили. Он перепрыгнул через них и бросился к двери. Акеми тоже рванулась туда, они столкнулись, и Такино упал, ударившись лицом о пол.
По лбу потекла кровь, а парень в костюме схватил Такино за ногу. Он попытался встать, но кто-то пнул его, и Такино снова упал. Всё бессмысленно. Дверь близко, а не достанешь. Если бы они не столкнулись на пороге с Акеми, то сейчас путь был бы свободен.
Такино свернулся в комок и выжидал. Он чувствовал, как в его тело врезаются ботинки. Он застонал. Когда тебе хочется стонать, лучше не сдерживать это желание. Всё ещё свернувшись, Такино вертелся от боли на полу. Он прикрыл руками живот.
Они подняли его с пола. Две гориллы держали Такино за руки. «Костюм» вытер кровь со лба носовым платочком, осторожно проверяя, насколько велики раны, будто стремясь определить силу своего гнева.
— Какое безрассудство? Ты смотри! Удивил меня!
«Костюм» улыбался. Его ухмыляющееся лицо придвинулось ближе — всё вдруг окрасилось в красный цвет. Колени Такино подогнулись. Должно быть, они ударили его по лицу пепельницей. Ощущение чего-то влажного. Его глаза наполнились слезами. Он поморгал. «Костюм» всё ещё улыбался. У Такино освободились ноги, он пнул одного из парней в пах, и тот упал на колени. Такино почувствовал, как ему заломили руки за спину, а потом оба парня начали пинать его в живот. Удары были неопасными, но, следуя один за другим, они не давали ему собраться с силами. Он с трудом дышал.
«Костюм» встал. Теперь он уже не смеялся. Такино заметил, как в него летит пепельница. Он постарался увернуться, но почувствовал, как боль обожгла ухо, будто его оторвали. Пепельница же ударилась о стену за ним и разбилась вдребезги. Ухо горело, но по крайней мере слышать он пока мог.
Затем в его челюсть врезался кулак. Один удар, два, три. Начала кружиться голова, он с трудом удерживался на ногах. Приближался ковёр — медленно, очень медленно, — и Такино упал. Должно быть, парни отпустили его.
Он приподнялся на руках. И уже почти сумел встать, когда вдруг неожиданно полетел вперёд и приземлился на спину. Над ним качался потолок. Такино хотел закричать, но ни один звук не вырвался из его рта. Он попытался подняться, но его снова ударили. Он так ясно видел ногу, летевшую к его лицу. Смех. Такино старался встать снова и снова. Потолок превратился в стену, а пол скользил всё дальше и дальше.
Снова его ударили с обеих сторон. Лицо «костюма» придвинулось ближе. Узкие глазки, тонкие губы, бородавки на щеке, словно фасоль адзуки. Такино попытался отползти как можно дальше, но двое парней, по одному с каждой стороны, за руки оттащили его на прежнее место. Он выбрал наилучший момент и бросился вперёд. Голова Такино ударила мужчину в костюме по челюсти. «Костюм», казалось, растерялся, но это всё. Он прыгнул к пистолету. Не хватило трёх дюймов.
Кулак «костюма» ударил Такино в живот. А затем, после короткой паузы, — и в лицо. Потом снова в живот. Такино подался немного вверх. И это несколько облегчило боль в животе. Сейчас ему хотелось как-то освободить правую руку. Парни держали её чертовски крепко. А может, ему так казалось, потому что левую он почти не чувствовал.
— Не надо глупостей…
Такино вдруг услышал голос Сакурая:
«Каждый бой должен когда-то закончиться. "Убей или умри" — эти слова я бы не назвал умными, они больше похожи на глупость».
Вот так сказал ему Сакурай, когда они встретились впервые. В те времена Такино было девятнадцать лет. За два года до этого он бросил техническую школу, потому что больше нечем было платить. Осмотревшись вокруг в поисках какого-либо занятия, он начал работать в баре одного паба в центре района красных фонарей. Такаяси тоже был там барменом.
Они всегда ввязывались в драки вместе, потому что там существовало неписаное правило: в их обязанности входило выбрасывать разбушевавшихся пьяных из бара.
Той ночью они тоже дрались с четырьмя местными парнями. Такино и Такаяси бились с неменьшей яростью, чем те головорезы. В течение некоторого времени обе стороны мешали друг другу. Настала пора решить всё и навсегда.
Четверо против двоих, но в конце концов банда из четырёх человек вынуждена была показать спину и позорно бежать. Такино не боялся смерти. Он никогда не переставал спрашивать себя, откуда берётся в нём эта ярость.
Затем ворвался Сакурай. Он был совсем один. Решив, что сделают и этого ублюдка, они бросились на него. Но дальше Такино вдруг оказался на коленях. Он не понял, как его ударили. Он вскочил на ноги, их глаза встретились. Сакурай спокойно стоял, держа руки в карманах. Такино почувствовал себя обезоруженным.
«Слушай, малыш, — голос Сакурая звучал тихо и спокойно. — Пойдёшь той же дорожкой, и ты на самом деле кого-нибудь скоро убьёшь. А когда это случится, будет слишком поздно — нет смысла сожалеть об этом потом. Если тебе некуда девать силу, то почему бы тебе её не использовать? Не стоит зацикливаться на самой драке».
Через несколько дней Сакурай снова зашёл в их бар, но теперь уже с женщиной. Она плакала, а Сакурай молча сидел рядом с ней и пил. Не похоже было, что это его женщина. Время от времени она что-то говорила о каком-то другом мужчине. Наверное, она плакала из-за него.
Сначала Сакурай, поймав взгляд Такино и Такаяси, ничего не сказал. Но Такино сам окликнул его. «Эй, я хочу перемолвиться с тобой словечком», — произнёс он. Сакурай снова заказал выпивку для женщины, поднялся со стула с видом человека, который рад возможности ускользнуть отсюда.
«Я не дерусь с непрофессионалами, — ответил он. — Я понимаю, парни, что вы не очень-то чисты. Но вы и не профи. А я не уверен, могу ли я бить полудурков типа вас».
Сакурай стоял на аллее за баром и ждал, спрятав руки в глубину карманов. Сначала Такино не собирался звать на помощь Такаяси. Он вовсе не хотел, чтобы это походило на грязное избиение, когда двое идут против одного. Правда, они не всегда так заботились о приличиях. Однако в конечном итоге нет разницы, двое парней бьют одного или нет. Такино напал первым, но получил такой удар в живот, что упал на колени. Не успев встать, на коленях оказался и Такаяси. Всё это заняло у Сакурая меньше времени, чем женщине потребовалось на то, чтобы допить свой бокал.
Вскоре после этого они узнали, что Сакурай только что появился в одной банде якудза, где шла борьба за власть и которая начала разваливаться. Они не спрашивали, откуда он взялся.
Кулак мужчины в костюме врезался ему в челюсть. Затем с короткими интервалами последовало ещё несколько ударов. Парень знал, что он делает. Удары были не столь сильными, сколь неожиданными. Угадать промежутки между ними очень трудно. Думаешь, что это, возможно, последний — и в тот же момент следует очередной удар.
Такино осторожно попытался перенести правую ногу вперёд. Движение далось так трудно, будто его держит мешок с песком. Он выпрямился, стараясь зафиксировать тело в этом положении. А затем силы совершенно покинули его.
— Он выдохся, — услышал Такино голос где-то рядом со своим ухом.
Парень, удерживающий правую руку, отпустил его. Головорез с левой стороны сделал то же самое. Но Такино не упал. Удерживаясь на ногах, он ударил правым кулаком, вложив в этот удар вес всего своего тела. Он видел, как мужчина в костюме пошатнулся. Такино упал на пол.
Новая серия ударов. По животу, по спине, по шее. Они ощущались удивительно тихо и миролюбиво, словно бьют в боксёрских перчатках. В любом случае реальной боли не было, только ощущение, будто тело колышется из стороны в сторону.
Мурасава провёл большую часть субботы в доме Такаги. Утром он позвонил по телефону в несколько мест, а потом выбежал кое-что проверить. Вернулся он незадолго до ланча.
Такаги сидел в кабинете. Когда прибыл Мурасава, шеф только показался в гостиной, однако весь день провёл за своим письменным столом.
Они обедали с Мурасавой, когда пришёл Кацуо. Наконец представилась отличная возможность пообщаться с сыном, но Такаги не сказал ни слова. Он просто не знал, о чём говорить.
Кацуо поздоровался с Мурасавой и немного поболтал с ним о школе, но затем ушёл в свою комнату. Как он вырос за последнее время. А на подбородке даже появился лёгкий пушок.
— Я не думаю, что нам следует много ждать от спецгруппы, если они собираются так бросаться по каждому ложному сигналу, как этот, — заметил Мурасава.
Специальная группа расследования поверила слуху, будто Сугимуру обнаружили в Йокогаме. Мурасава тоже рванул за ними, как только это услышал. И они вытащили пустышку. А вот «Марува» и пальцем не пошевелила.
— Трудно расслабиться, когда ничего не делаешь, — произнёс Мурасава.
— Ты пытаешься пошутить?
— Нет, думаю, я просто нервный неугомонный тип.
Специальная команда бросилась по фальшивому следу, а банда «Марува» — нет. Это его тревожило.
— Можно, я кое о чём спрошу у вас, господин? — Мурасава старательно накручивал лапшу на вилку. — Чего именно мы ждём?
— Без понятия.
— Вы думаете, что-то должно случиться?
— Да, не знаю я. Нам нужно ждать. Представить, будто мы в отпуске.
— «Марува» в четверг что-то узнала, вот это точно. До этого времени они метались, как лунатики, а потом вдруг всё бросили. Это лишено здравого смысла.
— Должно быть, они пришли к выводу, что он покинул страну. А если он не в Японии, то он никак не может выступить свидетелем в суде.
— Если хорошо подумать, то приказы шефа тоже похожи на акт отчаяния. Арестовать Оваду любой ценой, любыми способами…
— Да, и мы единственные, кому он это сказал.
Такаги глотнул бренди. У него не было аппетита. Перед ним стояла почти нетронутая тарелка лапши.
— А что такого ты хочешь сделать? — спросил он.
— Не знаю. Полагаю, вы думаете, что я просто потратил время впустую, пытаясь разузнать что-нибудь в полиции Сайтамы?
— Если они нашли ложные следы, то пусть сами и идут по ним.
— Но вы всегда напоминаете про одно золотое правило: чтобы быть хорошим детективом, надо всё время двигаться, всё время идти по следу, пусть даже это кажется просто потерей времени.
— Это разные вещи. Больше похоже на азартную игру.
— Итак, на что мы делаем ставку?
— «Марува» прекратила поиски.
— Понятия не имею, что бы это значило.
— И я. Вот поэтому я выжидаю. Почему бы тебе не пойти домой и не заняться стиркой или чем-то подобным?
— Уже постирал. И пропылесосил. Обычно я всегда поддерживаю чистоту в квартире.
— На самом деле, есть одна вещь, которую тебе нужно сделать, — заметил Такаги. — Ты можешь выйти в сад и собрать оставшиеся плоды хурмы. Моя жена уже сняла с дерева немного хурмы, но там, высоко, куда она не дотягивается, осталась ещё целая куча. Если ты сбросишь их вниз, то я пошлю Кацуо их собрать.
— Заняться хурмой? Хорошо. Я не возражаю.
Такаги закурил «Голуаз»:
— Если ты действительно рвёшься что-нибудь сделать, то почему бы тебе не попытаться ещё немного узнать о том, что замышляет Такаяси? Не ездил ли он вчера куда-нибудь?
— Знаю только то, что мне рассказал менеджер его клуба. Похоже, что он отсутствует практически все выходные: играет в гольф.
— А на каком поле он играет?
— Я не спросил.
— Узнай, но так, чтобы это не выглядело слишком навязчивым. Менеджер — правая рука Такаяси. Лучше навести справки где-то в другом месте.
— Хорошо. Я вообще рад, что хоть что-то могу делать.
Вошла Марико с чаем.
— Приготовь стремянку. Он говорит, что соберёт нам хурму, — сказал Такаги.
— На самом деле в этом нет никакой необходимости. Пусть птички едят.
— Я, честно говоря, совсем не против, — отозвался Мурасава. — Особенно если вы и мне дадите немного хурмы.
Кацуо слушал музыку в своей комнате. Её звуки доносились до Такаги, сидящего в кабинете. В течение десяти минут он мирился с этим. Он не знал, как они там сейчас называют такую музыку: джаз, рок — значения не имеет, Такаги не было до этого никакого дела, кроме того, чёрт возьми, что она ужасно гремит.
— Выключи. Она мне думать мешает, — сказал он, открыв дверь в комнату Кацуо.
Внутри комнаты шум был ещё ужаснее, чем снаружи. Кацуо лежал на кровати, скрестив ноги.
— Эй, ты меня слышишь? Говорю же тебе: выключи музыку!
— Подожди немного, песня почти закончилась.
— Сейчас соседи начнут жаловаться.
— А как насчёт пианино в доме рядом?
Кацуо сел на кровати и качал головой в такт ритму.
— Я о тебе говорю. Какое отношение к этому имеет соседний дом?
— Ладно, ладно. Подожди минутку. Подумаешь, большое дело? Ты пьян?
Такаги вошёл в комнату, приблизился к кровати, сгрёб Кацуо за воротник и, прежде чем тот осознал, что происходит, швырнул сына в другой конец комнаты. Упав на колени, Кацуо очутился на полу и, когда он посмотрел на Такаги, у него даже рот приоткрылся от удивления.
Такаги вернулся в кабинет. Музыка больше не гремела.
Он сел за письменный стол, открыл поэтический журнал, но слова будто ускользали от него: он не мог ухватить их смысл.
Что-то пошло не так. Он на самом деле разозлился. Не то чтобы раньше он не мог ударить Кацуо. Но тогда, в прошлом, он выступал в качестве родителя, занимающегося воспитанием своего ребёнка. Он никогда не выходил из себя и не накидывался на сына.
Ему стало стыдно. Такаги не помнил, дрался ли он со своим собственным отцом. Кажется, тот проявлял ещё меньше интереса к детям, чем сам Такаги. Он преподавал в школе естественные науки и даже за три дня до смерти не прекращал часами сидеть, разглядывая что-то в старомодный микроскоп.
Такаги налил себе ещё немного бренди. Затем достал записи Мурасавы и прочитал их всё целиком: от начала до конца. Полных пятнадцать страниц, но ничего нового.
Когда Мурасава снова появился, было только начало девятого.
Дождь шёл ещё сильнее, и Мурасава вымок до нитки. Увидев его второй раз за день, Такаги счёл нужным радушно принять его в доме.
— Я нигде не могу найти Такаяси, — сказал Мурасава, вытираясь банным полотенцем, которое ему принесла Марико. — Похоже, что это не гольф. По крайней мере, он не играет в клубе, где состоит. И к тому же он всегда уезжает на своей «Ауди», а сейчас машина стоит в гараже Такаяси со вчерашнего дня.
— Может быть, он уехал куда-то очень далеко?
— Не знаю, но от его партнёров по гольфу я ничего не смог добиться. И ещё одно: вчера в «Манчестере» должен был быть день выдачи зарплаты. Девушкам платят каждую неделю, но именно вчера предполагалась выдача заработной платы всем официантам, шеф-повару и менеджеру. Притом Такаяси обычно выдаёт деньги каждый месяц собственноручно. А сейчас зарплату уже на день задержали.
Мурасава взял из буфета бокал и налил себе бренди. Несмотря на свой внушительный вид, он не был особенно крепок на выпивку.
— Вы думаете, его схватили? — поинтересовался Мурасава.
— Кто?
— Банда «Марува». А может, и наши.
Такаги поднёс ко рту «Голуаз». Он заставил себя немного поесть за ужином. Он никогда не ощущал себе пьяным, если хотя бы что-то из пищи попадало в его желудок. Он сидел и смотрел на Мурасаву, потягивая свой бренди.
— А может быть, я просто делаю поспешные выводы, — заметил Мурасава.
— Почему бы ему не оставить «Ауди», если он решил бежать?
— Не знаю, но понятно лишь то, что здесь его нет.
— Ты это точно знаешь?
— Да, в одном мы можем быть уверенными: Такаяси исчез.
Вошёл Кацуо. Чтобы попасть в кухню или ванную комнату, нужно пройти через гостиную. Отец и сын встретились взглядами. Такаги посмотрел на него, и Кацуо опустил глаза. Он слышал, как Марико зовёт Кацуо из кухни. Казалось, она понятия не имеет о том, что между ними произошло сегодня днём.
— Послушай, Мурасава, а отец бил тебя в детстве?
— Вы шутите? Практически каждый день. Каждый раз…
— И как ты предчувствовал, когда это случится?
— Я ничего не предчувствовал. Просто принимал всё как есть. Я только думал, что когда-нибудь я отплачу ему. Так было до тех пор, пока в один прекрасный день я вдруг понял, что отец теперь слабее, чем я. А почему вы спрашиваете?
— Просто хочу знать, какие у тебя были родители.
— Я что-то сделал не так?
— Понимаешь, когда у тебя вдруг оказывается слишком много времени, ты начинаешь думать о разных глупостях.
Мурасава едва заметно улыбнулся. Такаги встал и включил телевизор. До девятичасовых новостей ещё оставалось почти пятнадцать минут.
— Эй, подождите немного, — Мурасава схватил телефон.
Глаза Такаги остановились на певице, показавшейся на экране.
— Что? — спросил он.
Мурасава кричал в телефонную трубку. Его голос даже перекрывал звук телевизора:
— Информацию могли направить в иностранный отдел главного управления полиции, правильно?
Он выхватил клочок бумаги и начал что-то сердито корябать на нём. Такаги несколько секунд понаблюдал за своим напарником, а потом снова отвернулся. Надо подождать, пока Мурасава аккуратно перепишет заметки. Иначе его почерк разобрать практически невозможно.
— В окрестностях Тайпея найдены два трупа, — сказал Мурасава, всё ещё держа в руке телефонную трубку. — Мужчина и женщина, обоих застрелили. Паспортов нет, но опыт и интуиция местных ребят подсказывает им, что это японцы. Специальная группа расследований получила сообщение из иностранного отдела.
— А почему иностранный отдел отправил именно им эту информацию?
— Подтверждения ещё нет, но описание трупов подходит к Сугимуре и Рейко Оваде.
— Когда это случилось?
— Тела нашли прошлой ночью; отчёт пришёл сегодня вечером.
Такаги сопоставил в голове даты. Очень похоже, что именно в это время банда «Марува» вдруг прекратила активные действия.
— Как только они услышали, сразу подумали о наших людях, но вот подтверждение, скорее всего, не будет до завтрашнего утра.
Такаги снова начал напевать мелодию. Затем опомнился и прекратил. Мурасава занялся переписыванием своих заметок.
Такино открыл глаза и сразу же увидел ковёр цвета зелёного моха. Он простирался повсюду, насколько хватало глаз, словно квартира была бескрайним полем.
Своё тело он ощущал будто чужое. Только тупая боль, которую он чувствовал, когда кровь бежала по венам, позволила ему понять, что это его собственная плоть.
Не стоило так навязчиво нарываться на удары. Ему нужно было расслабиться, принять последний пинок в живот, затем потерять сознание и упасть на пол. И пока не нанесены серьёзные повреждения, мог бы как-то вырваться отсюда. У него раскалывалась голова, и он знал, что, если попытается встать, то будет только хуже.
— Снова попытаешься бежать, я тебе твои грёбаные ноги переломаю, слышишь?
Похоже, это говорит «костюм». Краем глаза Такино заметил Акеми, сидящую на ковре у двери; она всё ещё была раздета, но на плечах болтался банный халат.
Он повернул голову ещё немного и увидел старика с волосами цвета соли и перца, который сгорбился на полу и стонал.
— Не так уж плохо — перевязали этой тряпкой и кровь остановилась, — произнёс «костюм».
— Подумай о своём возрасте, дед, — сказал кто-то. — Твоя дочь будет работать на тебя. Ты отлично устроился.
Такино постепенно начал вспоминать, что с ним произошло.
— Я и не пытаюсь убежать, — ответил отец Акеми. Его голос звучал очень слабо.
— Не парь мне мозги. Ты ботинки надел и уже готовился рвануть к двери. В любом случае, если она будет усердно работать, то за год выплатит твой долг.
— Я просто хотел подышать свежим воздухом.
Отец Акеми прижимал к себе левую руку, но Такино не мог разглядеть, насколько серьёзно он ранен.
— Твоя часть работы — сдать нам дочь.
В поле зрения Такино не попадало лицо «костюма». Со своей стороны он мог лицезреть только руку и нож. А двоих других людей он видел только снизу до пояса.
— А что с тем парнем? — спросил один из них.
— С тем тупым дерьмом? Не выпустим, пока не получим компенсацию, я уже не раз тебе об этом говорил.
— Думаешь, у него есть деньги? Он просто кинул старика, вот и всё.
— Да у него должны водиться хоть какие-то денежки, если он может себе позволить содержать такую женщину. Одна только аренда квартиры.
— Ты на самом деле думаешь, что он не профи? Он сделал довольно приличную попытку вырваться отсюда.
— Я же сказал, он грёбаный придурок. Эй, посмотри, чтобы дедуля там снова не рыпнулся. Давай его сюда.
Послышался звук удара. С глухим звуком старик перекатился вперёд и оказался недалеко от Такино. Такино медленно поднял голову. На него сверху вниз смотрели трое мужчин.
— Эй, засранец, пора просыпаться! — крикнул один из них.
Такино приподнял верхнюю часть тела, перенося всё имевшиеся силы на ноги. Он подумал, что, возможно, сумеет встать, но не стал пробовать.
Его взгляд встретился с глазами Акеми; она всё ещё, скрючившись, сидела на полу.
«Надень нормально халат», — постарался сказать он взглядом.
Акеми отвела глаза, а затем, будто только что заметив, как она одета, быстро натянула халат и застегнула его спереди.
— Ты думаешь, мы можем отпустить старика? — спросил «костюм». Он взялся руками за волосы Акеми и рассмеялся.
Девушка даже не посмотрела на отца.
— Акеми! — снова позвал её старик, и его голос прозвучал точно глухой стон. — У меня руки ранены, кровь не останавливается.
Выражение лица Акеми не изменилось. Она даже не повернулась в его сторону.
— На, перевяжись вот этим, — сказал один из мужчин и бросил старику носовой платок.
Такино медленно встал на ноги, будто просто стараясь определить для себя самого, насколько ему больно. Он оперся сначала на одно колено и глубоко вздохнул, затем медленно выпрямился на обеих ногах.
— Эй, посмотрите-ка, да он стоит.
— Надеюсь, больше не будет идиотских выходок.
Такино осмотрел себя. Повсюду на теле виднелись красные и чёрные отметины. Такое ощущение, будто он где-то порезал лицо или голову, но кровотечение уже прекратилось.
— Сколько ты хочешь? — спросил он.
— Решил не рыпаться? Если бы так и действовал с самого начала, не пришлось бы страдать от боли.
Живот и бока болели. Шея и плечи тоже. Но вроде бы ничего особо серьёзного.
— Ну-ка посмотрим… Думаю, можем пока остановиться на двух миллионах.
— Решил, что я столько смогу заплатить? Я похож на богача?
— Ну, полтора — меньше никак нельзя. Получается всего по полмиллиона на каждого.
— Невозможно.
Такино глубоко вздохнул. Не больно. Он медленно повертел головой из стороны в сторону — и шея издала сильный хрустящий звук. Плечи, бёдра, колени, локти — он будто пробовал каждую часть своего тела. Такино решил, что всё в порядке. Удары и пинки оказались сделанными наобум и более случайными, чем он думал. Существуют определённые места, в которые надо бить, если хочешь нанести серьёзный ущерб — они же этого не сделали.
— Ладно, а сколько ты можешь заплатить?
— Один.
— И добавить ещё половинку сверху никак?
— Я не сказал один миллион.
Сначала «костюм» ничего не понял. Такино улыбнулся ему. Его губы тоже были разбиты.
— Эй, мистер, что ты хочешь этим сказать?
— Даже сотни иен будет слишком много, чтобы потратить их на такой кусок дерьма, как ты.
— Сейчас не время для шуток, говнюк, — осклабился «костюм».
Такино засунул руки в карманы:
— Я, может быть, и грёбаный придурок, но даже мне известно, когда можно шутить, а когда нет.
«Костюм» всё ещё продолжал улыбаться. Он достал из-за пояса зачехлённый нож:
— Мы выжмем из тебя два миллиона, козёл. Не люблю им пользоваться, но приходится иногда…
С угрожающей ухмылкой он достал нож из чехла. Лезвие блеснуло на свету. Такино сделал шаг назад.
Трое против одного. И этот один избит до потери чувств и только начал приходить в себя. И, кроме того, противники сейчас ещё получили преимущество, достав нож. Но не похоже, что они им воспользуются.
Такино ждал. «Костюм» пошёл к нему. Три шага. Такино продолжал ждать. Расстояние между ними сокращалось до тех пор, пока лезвие ножа не упёрлось в грудь Такино.
Он ринулся вперёд, будто пытаясь вонзить лезвие в тело. А «костюм» на самом деле не хотел применять нож: увидев, что Такино подался к нему, он инстинктивно отвёл лезвие в сторону, чтобы не уколоть противника. В эту игру Такино умел играть блестяще.
Он ударил коленом в пах мужчине. Его руки — сейчас он их вытащил из карманов — схватили противника за правую руку — ту самую, что держала нож. Мужчина хрюкнул, и нож оказался у Такино.
Он не сделал и секундной передышки.
Он выпустил руку противника, и мгновение они смотрели друг другу в глаза. Такино взмахнул ножом. Раздался крик, и лезвие слегка разрезало бедро мужчины.
Прежде чем двое других начали двигаться, Такино спрятался за спину человека в костюме и приставил лезвие к его горлу. Рукой, державшей нож, Такино ощущал, как бьётся пульс противника.
— Назад, — сказал он тем двум людям.
По ноге мужчины стекала кровь. Казалось, он утратил дар речи. — Ещё один шаг — увидите, что произойдёт. Я перережу его дерьмовое горло.
Двое мужчин прижались спиной к стене, от переживаемого шока их лица помертвели.
— Акеми, — позвал Такино. Она всё ещё сидела на ковре у двери. — Накинь что-нибудь на себя. И посмотри, насколько сильно ранен старик.
«Костюм» выглядел так, будто у него вот-вот подкосятся ноги. Лезвие надрезало кожу и слегка вошло в тело. Он издал стон, слегка драматический. Такино надавил на нож сильнее, и «костюм» снова выпрямился. Его горло содрогалось от спазмов.
— Понимаю, больно. Просто не надо дёргаться, — произнёс Такино. — Если попытаешься сесть, у тебя голова отделится от тела.
Акеми всё ещё была на полу. Такино снова окликнул её, и она наконец-то встала, будто марионетка.
— Сначала найди что-нибудь из одежды. Потом посмотри рану у старика. Если кровь перестала идти, то это уже неплохо.
Акеми нашла нижнее бельё и сняла халат. Затем она надела через голову свитер и натянула на себя слаксы.
— Можно я сяду? Пожалуйста! — визгливо начал «костюм», умоляя, чтобы ему позволили присесть. Его штаны, намокнув от крови, прилипли к коже. — Я не могу стоять. Меня ноги больше не слушаются.
— Тогда сдохнешь.
— Пожалуйста. Я сделаю всё, что ты скажешь.
— У тебя есть что-то вроде страхового полиса на старика Акеми?
— Забудь про все долги. Просто позволь мне сесть. Пожалуйста.
Одевшись, Акеми всё ещё тупо смотрела куда-то поверх Такино. Она не сделала даже попытки посмотреть, что с отцом. Возможно, кровотечение у него уже остановилось.
— Акеми, ты не надела носки. И собери свои вещи. Как в прошлый раз.
Всё ещё пребывая в трансе, Акеми начала паковать чемодан.
— Пожалуйста, позволь мне сесть! Я больше не могу стоять.
Такино снова надавил на нож, чтобы лезвие вошло в тело мужчины ещё глубже и затем легонько провёл по горлу. «Костюм» тоненько завизжал. Кровь закапала на белый воротник рубашки. Мужчина судорожно привстал на цыпочки.
— Никто не требует от тебя каких-то специальных усилий — просто стой прямо, вот и всё. Присядешь на свою несчастную задницу — и всё будет кончено.
Один из двух мужчин, стоявших у стены, шагнул вперёд.
— Не двигаться! — завизжал «костюм». — Он не шутит. Он на самом деле это сделает!
— Малыш, не играй со мной, чёрт возьми, — отозвался Такино. — Я знаю, как убить человека. Не впервой.
Акеми с трудом сумела затолкать пять-шесть вещей в чемодан. Она всё ещё растерянно стояла посреди комнаты.
— Все ценные вещи положила?
Акеми слабо кивнула.
— Хорошо, пошли. Возьмём с собой старика. Пойдём и отыщем местечко, где эти сволочи не смогут вас найти.
— С отцом?
— Ну, он ведь тебе отец, правда? И он ранен.
— И если я просто уйду, то всё будет в порядке?
— Если ты не поторопишься, то этот парень без головы останется. Пока ты не уйдёшь, я тоже не смогу.
— Ты будешь нам помогать?
— Просто иди отсюда. Как можно дальше.
Акеми протянула руку к отцу и тронула его за плечо. Старик неуверенно поднялся на ноги. Он не смотрел ни на Такино, ни на других людей в комнате. Он крепко прижал руки к груди, держа их таким образом, будто хотел сберечь нечто ценное для него.
На тыльной стороне руки виднелась рана. Но одного взгляда на неё хватало, чтобы понять: порез не очень глубок.
— Откуда вы все? — спросил Такино. Он всё ещё держал лезвие ножа у горла человека в костюме. — Я имею в виду, чьи значки вы носите?
— Чьи значки? — переспросил один из мужчин, прижавшийся спиной к стене.
«Костюм» издал горлом квакающий звук. Казалось, будто он хочет что-то сказать. Такино опустил нож немного пониже.
— Мы… Мы не в игре. Мы иногда работаем букмекерами.
— Ну, а тогда чем вы на самом деле занимаетесь?
— У меня бар в Акабане[37], называется «Фул Хэнд». Правда. Мы не принадлежим к якудзе. Вон те двое просто мои приятели, они водители грузовика… Давай, хватит. Я умоляю тебя, пожалуйста, позволь мне сесть. Я больше не могу стоять.
— Так, значит, вы любители, которые бегают, размахивают ножом и прикидываются профессионалами. Вот так люди и нарываются на неприятности.
— Пожалуйста, позволь мне сесть! Я больше не могу стоять.
— Ты всё время это повторяешь, но посмотри-ка на себя: ты всё ещё стоишь! Напряги свою волю, и ты ещё по меньшей мере час продержишься.
По лбу человека в костюме катились бусинки холодного пота. От его лица отхлынула кровь; время от времени он закрывал глаза.
— Ты говорил о компенсации, а это слово не из лексикона Любителей. Так говорят профи. Мне оно не нравится. Ты знаешь, что значит, когда якудза говорят «компенсация»? Знаешь?
— Прости меня! Прости меня! Я думал, что если мы так скажем, ты испугаешься. Вот и всё. Я прошу прощения.
«Костюм» закрыл глаза. Его колени снова начали подгибаться, а тело поползло вниз. Нож вонзился в шею.
Такино вытащил лезвие из горла и швырнул мужчину в ту сторону, где у стены стояли его подельники. «Костюм» упал на пол лицом вниз и застонал. Двое других помогли ему подняться.
— Ладно, проваливайте. И побыстрее. Если вы немедленно не остановите кровотечение, то ваш дружок кончится.
Такино поднял с пола чехол от ножа. На ковре осталась небольшая лужица крови.
— Дайте нам какие-нибудь тряпки или что-нибудь подобное, если можно. Ну, что-нибудь, чтобы кровь вытереть. Люди могут позвонить в полицию, если увидят в холле кровавые следы, — сказал один из мужчин.
Это был человек невысокого роста, щуплый, с бритой головой. Похоже, голова у него работала лучше, чем у «костюма».
— Можете, если хотите, взять простыни с кровати. В любом случае ими сейчас никто не будет пользоваться.
Парень разорвал простыню на четыре части и плотно обмотал импровизированным бинтом раненую ногу мужчины в костюме. На белой ткани тут же выступили пятна крови, но повязка была наложена достаточно умело, чтобы приостановить кровотечение.
Когда трое мужчин вышли из комнаты, она вдруг показалась пустой.
Такино прошёл в ванную и умыл лицо. С подсохших было ран снялась корочка, и ссадины снова начали кровоточить. Где-то на голове, под волосами, обнаружилась ещё одна рана.
Он обтёрся влажным полотенцем. Всё тело ломило, и когда Такино нажимал слишком сильно, его пронизывала резкая боль. Он снова вымыл лицо, скрутил полотенце потуже и стянул им рану на голове. Лицо, отражавшееся в зеркале, выглядело просто ужасно. Челюсть Такино представляла собой сплошные распухшие ссадины и синяки.
Такино взял бутылку виски за горлышко и поднёс её ко рту. Его обожгла невероятная боль: внутри рта всё тоже было изранено.
На улице уже совершенно стемнело. Семь часов. Прошло больше времени, чем он думал. Очевидно, он выключился на некоторый период. Такино стоял у окна, но дождя на самом деле не видел. Только по звукам он понимал, что снаружи идёт сильный дождь.
Он почувствовал, что сзади кто-то есть.
На пороге гостиной в промокшей одежде стояла Акеми; волосы облепили голову, а её лицо казалось маленьким, словно у ребёнка. Свитер девушки намок, дождь не пощадил и чемодан, который она держала в руках.
Такино сделал ещё один глоток виски. Кровь слегка проступила через полотенце, прижатое к ране на голове. Но, похоже, что кровотечение всё же остановилось. Акеми дрожала. За пурпурными губами виднелись её белые зубки.
— Я видела, что они ушли. Я следила за домом из аллеи через улицу.
Такино потрогал порез на голове рукой. Снова вернулась тупая боль. Однако когда он взглянул на пальцы, то крови на них не было.
— Я дала отцу миллион иен и посадила его в такси.
— Я отдал его тебе, — сказал он.
— И ты даже не сердишься на меня?
— Да мне и в голову никогда не приходило, что он может быть твоим стариком. Извини. Не следовало мне его в тот раз так бить.
— Я начала работать почти сразу, как начала учиться в старшей школе. Через некоторое время я просто перестала ходить учиться. А потом я встретила парня, который мне понравился. Он был первым, у кого я взяла деньги.
С волос Акеми текла вода. Казалось, будто это капают слёзы.
Такино зажал губами сигарету и сел на диван. По сравнению со спальней, гостиная находилась не в столь уж плохом состоянии.
— Именно я сделала отца тем, кто он сейчас есть, — теперь по лицу девушки уже текли настоящие слёзы. — Я сказала ему, что мама встречается с другим мужчиной. И я показала ему то место, где у них были свидания.
Такино снова потрогал пальцами рану под волосами. Разрез делил большую шишку на его голове ровно на две части. Должно быть, сюда ударила пепельница.
— У тебя здесь есть какие-нибудь лекарства? — спросил он.
— Секундочку, — вскоре Акеми вернулась, держа в руках склянку с мазью.
Как только Акеми приложила мазь к ране, Такино обожгла боль.
— Кровь не идёт, — заметила она.
Он выбросил сигарету в пепельницу. Казалось, что даже курение раздражает раны.
— Что ты собираешься сейчас делать? — спросил Такино.
— Я хочу быть с тобой. Понимаю, что каждый день не получится. Но даже если ты просто будешь приходить время от времени, мне и этого достаточно.
Такино подошёл к окну и поднял голову, посмотрев на тёмное небо.
— Я не буду просить тебя о любви. Мне достаточно просто любить тебя. Сейчас я это понимаю.
Дождя он практически не видел — только слышал его. Такино повернулся лицом к комнате и снова сделал глоток из бутылки, стоявшей на столе. Сейчас виски уже не так сильно обжёг рот. Он протянул бутылку Акеми, но она даже не заметила её. Она смотрела прямо в глаза Такино.
— Единственное, чего я хочу, — это быть с тобой. Я только об этом и думала всё время, пока стояла на улице под дождём и ждала.
Такино всё ещё был раздет до пояса, и сейчас он начал замерзать. А у Акеми посинели губы.
— Хочешь принять душ? — спросил он.
— Что, вместе?
— Тебе ведь холодно, правда?
Акеми кивнула.
— Ну вот, мне тоже.
Днём в воскресенье поступило сообщение о том, что два трупа, найденных в Тайпее, действительно, принадлежали Тосио Сугимуре и Рейко Оваде. Вместе с подтверждением пришёл и отчёт о том, как они были убиты: в Рейко Оваду был сделан один выстрел с дальней дистанции, в Сугимуру стреляли не меньше десятка раз с близкого расстояния.
В понедельник утром двое из спецгруппы вылетели в Тайпей для осмотра места происшествия.
Такаги провёл воскресенье дома; в понедельник тоже не выходил на улицу. Мурасава несколько раз ездил из главного управления домой к Такаги и обратно.
— Итак, Сугимуру устранили, пусть и за границей, — сказал Такаги. — Это обстоятельство разрушило все надежды на привлечение Овады к суду в качестве заказчика убийства.
Был вечер понедельника, и даже Мурасава не мог придумать ничего лучше, чем просто ожидать новостей из Тайпея. Они оба сидели у Такаги и ждали, что будет дальше.
— Всё это дело с самого начала было безнадёжным. Даже если бы нам удалось убедить Сугимуру выступить свидетелем в суде против Овады, это вовсе не означает, что его бы признали виновным. Что такое один-единственный свидетель? Да к тому же парень, преследуемый бандой, против которой он, в свою очередь, свидетельствует.
— А был другой способ посадить Оваду?
— Возможно, нет. Если они хотели иметь твёрдые улики для его ареста, то шансы были весьма слабы.
— А у нас есть другой план?
— По правде говоря, я об этом много думаю и пока не пришёл ни к какому решению.
— Может быть, вы слишком прикладываетесь к бутылке в эти дни?
— Я не пьян.
Такаги размышлял над тем фактом, что Сугимура и девчонка Овада были убиты разными способами. Если бы их обоих убили одинаково, появился бы шанс, что они просто влипли в какую-то неприятность там, в Тайпее. Но для таких предположений несоответствие слишком велико. У Такаги возникла в голове смутная мысль о том, что всё это значит.
Тот факт, что всё случилось за границей, не облегчает расследование. Возможно, Овада обнаружил Сугимуру и послал кого-то, чтобы устранить его, только вот киллер перестарался и убил заодно и Рейко. Однако это крайне трудно доказать.
Итак, кроме ожидания, ничего больше не остаётся.
Это с самого начала входило в намерения Такаги. Он только приступил к ожиданию, как пришли новости о смерти Сугимуры и Рейко. В ситуации замешан кто-то ещё, и Овада так или иначе будет вовлечён в дело.
— Я начинаю думать, что у меня просто не хватит терпения, — сказал Мурасава.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что я не могу сидеть спокойно.
— Да? Ну а я могу. Думаю, что, наверное, из-за этого меня называют «Старым».
— Лично я вас никогда так не называл. Я был вашим напарником в двух третях всех дел, которые вы вели в течение нескольких последних лет.
— А может быть, и больше.
— Когда мы всё время в движении и вы заставляете меня много работать, то мне порой хочется воззвать к вашему милосердию.
Но когда мы просто сидим без дела, я чувствую себя ещё хуже.
— Сейчас нет ничего, что мы могли бы сделать.
— Шеф тоже заколебал. Типичный бюрократ. Никогда не перестаёт думать о том, чтобы создать лишние проблемы своим подчинённым.
— Ты пьян?
— Конечно, нет. А что, вы думаете, будто я такой трус, который и рта не может раскрыть против босса, если не выпил лишнего?
Вообще-то, обычно Мурасава никогда не высказывал недовольства. Когда его просили что-то сделать, он шёл и делал, даже если знал, что это не принесёт пользы.
Такаги снова закрыл пробкой бутылку с бренди. Он взял «Голуаз» и пощёлкал зажигалкой. Высечь огонь с первой попытки удавалось крайне редко.
Лицо Мурасавы сделалось напряжённым. Такаги понял, что он, как всегда, напевает любимый мотивчик. Он знал за собой эту дурацкую привычку. Неоднократно он пытался с ней бороться, но это оказалось даже труднее, чем бросить курить.
— Хочешь сделать для меня одну работёнку, Мурасава?
— Вы отправляете меня на Тайвань?
— Нет. Я хочу, чтобы ты разыскал парня, которого «Марува» послала на выполнение этого заказа. Они прекратили поиски здесь в четверг, а Сугимура и девчонка были убиты в промежутке между вечером в пятницу и утром субботы. Если «Марува» действительно кого-то посылала сделать это, то к настоящему времени он почти наверняка вернулся в страну.
Мурасава кивнул. Но даже если они смогут доказать, что кто-то ездил на Тайвань, то довести подозреваемого до японского суда будет совсем не простым делом. Мурасава знал это так же хорошо, как любой другой полицейский.
— Возможно, у полиции префектуры Сайтама уже есть мысль, кто это сделал. Но даже если и нет, то им не понадобится много времени, чтобы это узнать, — заметил Мурасава.
— Может быть, им потребовался всего один киллер. А если он употребляет наркотики или в чём-то таком замешан, то это ещё лучше.
— Вы хотите его арестовать?
— Просто найди его раньше всех. Не надо впутывать сюда полицию Сайтамы или спецгруппу — только пустая трата сил.
— Понял. Сколько вы можете ждать?
— Чем скорее, тем лучше.
Мурасава встал:
— Только не говорите мне, что вы собираетесь начать работу сегодня вечером.
— Я попрошу отвечать на телефонные звонки до полуночи. Можете не переживать, я не стану звонить до шести утра.
Было почти девять. Действительно, подходящее время, чтобы начать прощупывать бандитскую организацию.
— Звоните в любое время, если хотите. Я и так в последние дни слишком много спал.
На самом деле Такаги устал от постоянного недосыпания. В последнее время он каждый день засиживался допоздна и когда наконец засыпал, то сон его был неглубоким. Однако вставал он как обычно. Выпивка совершенно не помогала. Такаги спал лучше, когда занимался настоящим делом и получал результат. В такие моменты его сон, порой даже короткий, был крепким.
После того как Мурасава ушёл, Такаги достал один из сборников поэзии и понёс его в гостиную. Он решил больше не пить.
Когда зазвонил телефон, было два часа ночи.
— Их было трое, — сказал Мурасава. — Вернулись назад в субботу вечером. Назвались служащими компании «Това Констракшн», направленными в командировку на Тайвань.
Президентом фирмы «Това Констракшн» являлся не кто иной, как Овада, босс «Марува». Всего он владел шестью или семью компаниями: недвижимость, финансы, развлечения и отдых; и они были связаны с более или менее легальным бизнесом. Молодого головореза хоть с какими-то мозгами можно просто нанять на работу в одну из таких легальных фирм, а не в банду в качестве ученика рэкетира.
— Все трое, оказывается, получили на Тайване травмы. И всё в одном и том же месте: они вернулись назад без фаланги мизинца левой руки.
— Думаю, у меня есть мысль. Кого из них ты видел?
— Парня по имени Кобаяси. Из троих самый младший по рангу. Возможно, он наркоман. По крайней мере, я слышал об этом от одного из дилеров. Но он не так уж давно в фирме, поэтому он может не знать о том, что нас интересует.
— Не имеет значения. Если он ездил на Тайвань, то и это уже мне подходит. Где он сейчас?
— Дома. Грязная маленькая квартирка неподалёку от Кавагучи[38]. Я совсем недавно звонил из таксофона прямо перед его домом.
— Ты на машине?
— Нет, я не предполагал, что сегодня ночью придётся работать…
— Хорошо. Я буду там, но поеду немного кружным путём. Дай мне адрес.
Такаги записал адрес и повесил трубку. Он прошёл в спальню и тихонечко, как только мог, достал свой костюм.
— Ты уходишь? — спросила его Марико, приподнявшись на кровати.
Такаги что-то пробормотал в ответ. Все его вещи были приготовлены заранее. Должно быть, она вычислила, что он собирается уйти, когда увидела его у телефона в гостиной.
К моменту прибытия Такаги на квартиру в Кавагучи было уже больше пяти утра. Сев в машину на переднее сиденье, Мурасава начал активно растирать руки и ноги, пытаясь согреться.
— А теперь идём туда и возьмём его, — сказал Такаги.
— У нас нет ордера на арест. Он крепко спит, и мы не можем утверждать, что он был на месте преступления.
— Давай в виде исключения не побрезгуем на этот раз воспользоваться их же методами. Я из тех, кто рискует и побеждает.
— Хорошо, если вы хотите, я подыграю. Вряд ли это будет слишком трудно: он спит.
Такаги вышел из машины. Мурасава медленно последовал за ним.
Квартира располагалась на втором этаже. Они тихо постучали в дверь. Никто не ответил.
— Не заперто, — прошептал Мурасава, поворачивая дверную ручку.
Они вошли в помещение, не побеспокоившись даже снять обувь. Комната была почти пуста, за исключением дивана-кровати, стоявшего посредине. Укрывшись покрывалом, на нём спал человек.
Они включили свет, но он всё равно не проснулся.
Такаги быстрым движением надел наручники на худощавые запястья рук мужчины. И только в этот момент он повернулся и открыл глаза. Он посмотрел на Такаги, затем на Мурасаву, а потом снова на Такаги.
— Какого… — Тут наконец он заметил наручники: — Какого чёрта? Кто вы, чёрт возьми, такие?
— Вставай, Кобаяси. У нас ордер на твой арест. Убойный отдел. Мы знаем, что ты убил Сугимуру на Тайване.
— Покажите мне ордер.
— В чрезвычайных ситуациях мы имеем право предъявить его позже. Только попробуй сопротивляться, и мы сразу вырубим тебя, чтобы упростить дело.
— Подождите минуту.
Нельзя позволять ему и дальше вести разговоры. Такаги ударил мужчину в челюсть. Мурасава вздохнул.
— Вставай. У тебя нет времени даже одеться. Накинь на себя пальто или ещё что-нибудь.
Кобаяси поднялся. Его растрёпанные волосы и торчащий вихор ясно указывали на то, что он спал. Он оказался высоким и худым.
— Не выеживайся, а то заработаешь ещё один удар по лицу.
— Что, я даже одеться не могу?
— Не волнуйся, мы возьмём для тебя какую-нибудь одежду.
Мурасава схватил костюм с плечиков, висевших на гвозде в стенке. Такаги толкнул Кобаяси к двери. Тот был всё ещё без одежды, только пальто успел накинуть на плечи.
Мурасава сел за руль. Такаги устроился на заднем сиденье рядом с Кобаяси и говорил, куда ехать. Они отправились по дороге в противоположную сторону от главного управления полиции, но Мурасава хранил молчание и делал всё так, как приказывал его шеф.
— Куда мы едем? — спросил Кобаяси.
Парень был ещё довольно молод: года двадцать три, может двадцать четыре. На его левой руке красовалась забавная, слишком большая повязка.
— Я спросил: куда мы едем?
— За это можно и получить, да, детка? — ответил Такаги.
Он схватил левую руку Кобаяси. Парень взвизгнул, как девчонка, потом согнулся пополам от боли, прижимая левую руку к груди, и начал тихонько стонать.
— Мы едем к набережной, господин, — произнёс Мурасава.
Такаги приказал ему повернуть к реке. Они находились где-то в районе Тоды[39]. На востоке занималась заря. Было только полшестого утра.
— Слушайте, парни, а вы на самом деле копы? — спросил Кобаяси.
— Конечно, копы. Посмотри, у нас наручники, полицейские блокноты и всё такое. Если хочешь, я могу и пистолет тебе показать.
— Что вы собираетесь со мной делать?
— Да просто немного навтыкаем тебе. Нам нравится удары отрабатывать на таких молокососах, как ты.
Такаги снова схватил парня за левую руку.
— Хватит! Мне больно! У меня там травма!!!
— Ты настоящий трус, малыш. Как же ты решился самому себе палец отрезать?
— Копы так себя не ведут.
— Но это лучше, чем то, что делают ваши ребята, правда? Мы по крайней мере никого не убиваем.
Мурасава закурил сигарету. Он ещё ни разу не обернулся назад.
— Итак, ты ездил на Тайвань?
— Да, но я никогда никого не убивал. Такаги нащупал через бинт мизинец на руке парня. На лбу Кобаяси выступил пот.
— Нам уже многое известно. Вы, возможно, кого-то наняли, чтобы сделать это сразу же, как только ты вернулся сюда. Иначе Рейко всё ещё была бы жива. А у тебя все пальцы были бы на месте.
Он ещё сильнее сжал руку парня. Кобаяси громко взвизгнул.
— Как вы узнали, что Сугимура на Тайване?
Кобаяси затряс головой, и Такаги выпустил его руку. Звякнули наручники. Кобаяси сидел и скулил, боясь вздохнуть.
— Лучше тебе рассказать нам всё, что знаешь, малыш. У нас времени — вагон. Слушай, да у тебя кровь идёт.
Повязка Кобаяси покрылась красными пятнами. Такаги достал «Голуаз» и начал щёлкать зажигалкой.
— Хочешь, кровью истечь? Или может как-то остановить кровотечение? Могу сигаретой прижечь.
Такаги подумал, что это растянется на полдня. Комнату для допросов в полицейском участке, где он мог бы действовать жёстко, обещали дать на две недели, может быть на три. Но это лишь первая часть дела. В глубине души его одолевали мучительные сомнения, которые с течением времени становились всё более и более сильными. В любом случае им потребуется не меньше чем полдня, чтобы сломать парня. А Такаги не мог так бездарно тратить время.
— Кстати, даже и не думай, что мы простые полицейские. Больше ничего тебе не скажу. И вопросов задавать тебе тоже больше не собираюсь. Когда я в следующий раз открою рот, ты можешь лишиться ещё одного пальца. А может быть, даже и глаз потеряешь.
Из внутреннего кармана пиджака Такаги вытащил пластиковую коробочку с маленькими пакетиками. Амфетамины.
Наркотик продавали на улице: двадцать тысяч иен за весь пакет. Был один дилер в районе Икебукуро, за которым он следил в течение некоторого времени. Потом он оставил его в покое на случай, если вдруг когда-нибудь потребуется использовать. В основном постоянными покупателями дилера были девчонки, работающие всю ночь в баре, которые шли домой после ночной смены.
Когда Такаги схватил торговца, у него оставалось два пакета.
— Ты знаешь, что это, а? — спросил Такаги.
Он достал один порошок из пластиковой коробочки и дал Кобаяси взглянуть на то, что находится внутри.
— Нам нужна информация, и мы тебе за неё заплатим. — Он закрыл коробочку и снова положил её в большой пакет. Теперь уже Мурасава обернулся и посмотрел на заднее сиденье. — Вот и всё, что я хотел тебе сказать. И я не буду объяснять, сколько мы можем ждать.
Такаги положил полиэтиленовый пакет таким образом, чтобы Кобаяси мог его видеть, затем скрестил руки и замолчал. Мурасава тоже ничего не говорил; он положил руки на руль и откинулся на спинку сиденья.
Уже почти рассвело. Утреннее солнце освещало небольшие островки блёклой травы, которая упрямо пыталась расти на обочине дороги, идущей вдоль берега реки. В непосредственной близости от них уже начали появляться люди: женщина, выгуливающая собаку, молодой мужчина, совершающий пробежку, сгорбленный старик, не отрывающий взгляда от земли. А внутри машины пепельницы были переполнены окурками сигарет.
— Я не знаю, — резко произнёс Кобаяси, будто бы он не мог дальше выносить эту тишину. Прошло два часа. — Я не знаю, что Сугимура делал на Тайване. Мне просто приказали поехать. В аэропорту нас ждал один толстый парень. Кажется, его звали Зи.
Такаги взял себе «Голуаз» и предложил одну сигарету Кобаяси.
— Этот Зи был другом Сугимуры, как я понял. Поэтому Сугимура вместе со своей девчонкой остановился на Тайване в его доме.
— Ты хочешь сказать, что Зи связался с «Марува» и дал им знать, где находится Сугимура?
— Возможно, — согласился Кобаяси. — В любом случае, мне именно это приходит в голову. Нас послали позаботиться только о брате Сугимуре[40], но не о девчонке. Однако он бежал в машине Зи. Брат Сугимура понял, что должно произойти.
— А этот парень, Зи, он раньше контактировал с «Марува»?
— Нет, никто из нас до этого его не видел. Если бы он был связан с бандой, то послали бы кого-нибудь, кто знал бы, как он выглядит.
— И вы убили их, просто выстрелили и всё.
— Нет, не мы. От дома Зи их преследовали двое молодых парней. Эти придурки застрелили девчонку из своей винтовки. Сугимура бросился на них, дрался как сумасшедший. И вот тогда там появились мы. У нас даже не было времени что-то сделать, всё произошло так быстро. Они начали обстреливать его.
Кобаяси, скорчив недовольное лицо, выдохнул большое облако дыма из лёгких и затушил сигарету. Звякнули наручники на его запястьях. Он бросил взгляд вниз и поднял вверх обе руки, как бы умоляя дать ему ключ.
— Очень плохо, что в конечном итоге ты расплачиваешься за провал. Кроме того, именно Зи был одним из тех, кто убивал.
— Босс нас так достал, чёрт возьми! Мы даже рады, что так легко отделались.
— Но Овада на этом не остановился, правда?
— Не знаю. А расплачиваюсь за это я.
— Как Сугимура попал на Тайвань?
— У нас не было времени для разговоров.
— Но разве Зи не рассказывал вам?
— Говорю же, я не знаю.
— Ты уже довольно много рассказал нам. Может быть, теперь лучше рассказать нам всё.
— Зачем я вообще что-то вам говорил? — Кобаяси откинул голову на спинку сиденья, тяжело вздохнул и закрыл глаза.
— Потому что ты испугался.
— Ни фига. Хотя ладно, может быть. Я хочу сказать, что вы не стали бы мне глаза вырывать. Просто возникает странное чувство, когда всё так тихо происходит.
— Расскажи нам немножко больше, и мы вообще можем нигде не упоминать твоё имя.
— За что? Что я сделал?
— Улика, — Такаги положил полиэтиленовый пакет на колени Кобаяси.
— Я думал, что вы хотите мне это отдать.
— В зависимости от твоего поведения. Мы ведь можем сказать, что пакет был всё время у тебя.
— И никто мне не поверит…
— Вижу, ты начинаешь кое-что понимать.
— Чёрт. Ладно, вы правы. Кажется, Сугимура сказал, что ему помог бежать человек, который держит клуб в Акасаке. Ну, он один из тех, что вместе с ним продавал наркоту. Но всю работу по организации побега выполнил кто-то другой, приятель владельца клуба. Его зовут Сакура или как-то в этом роде. Они сели в лодку на острове Исигаки. Вот всё, что мне сказал Зи. Правда это или нет, я не знаю.
— Зи тоже умер?
— Понятия не имею. В любом случае сейчас, когда Сугимура мёртв, нам этот толстый ублюдок не нужен.
— Говоришь, Сакура?
— Да. Зи сказал, что Сугимура вообще не знает, откуда он взялся.
Такаги открыл замок наручников. Кобаяси начал разминать запястья. Мурасава даже не пошевелился.
— Ладно, выходи. Ты свободен. Мурасава, отдай ему одежду.
— Я думал, вы собираетесь отдать мне наркоту.
— Ты имеешь в виду это? Да это же просто мука для лапши.
— Сукин сын. Когда я только увидел пакет, я сразу понял, что это настоящий наркотик, ведь ты тыкал им мне прямо в лицо.
Кобаяси вылез из машины, придерживая пораненную руку.
Такаги, скрестив руки, всё ещё сидел на заднем сиденье. Наступило прохладное осеннее утро. Несколько морских птиц кружили над рекой. Траву — её цвет уже начал меняться — тихонько шевелил ветерок.
— Он оказался по-настоящему болтливым ублюдком, — заметил Мурасава. — Я уже приготовился к долгим разговорам.
— Все хотят говорить. Весь фокус состоит в том, чтобы направить это желание в правильное русло.
— Я ещё не научился таким фокусам.
— Всего он нам не сказал.
— Я ставлю пари, что именно он был среди тех, кто убил Сугимуру. А вот Зи к настоящему моменту уже мёртв.
Такаги поднёс ко рту «Голуаз». Как он ни старался, он не мог высечь огонёк из зажигалки. Он прищёлкнул языком и отдал бесполезную вещицу Мурасаве.
— Мы будем здесь сидеть и ничего не делать? — спросил Мурасава.
— А у тебя есть другие предложения?
— Такаяси пропал с пятницы, сэр.
— Хорошо. И где нам его искать?
— Ну…
— Оваду подловить совсем не легко. Давай просто посидим и подождём, как пойдёт дело.
— Следующим убьют Такаяси, — ответил Мурасава.
«И что с того?» — чуть было не ляпнул Такаги.
Но вовремя остановился, закрыв рот. У него горло пересохло — как хорошо было бы сейчас выпить.
— Ладно. Поедем снова ко мне домой.
Мурасава протянул руку к ключу и завёл двигатель, но не стал трогаться с места:
— Вы хотите дать им возможность убить Такаяси, а потом арестовать за это Оваду? — спросил он.
План Такаги был другим. Если бы всё решалось так просто, то шеф никогда бы не обратился к нему.
Прошло примерно двадцать лет с тех пор, как Такаги перевели из местного полицейского участка в Главное управление полиции. За это время у него было шесть разных боссов. И ни одному из них он не нравился. Он это знал совершенно точно. Но его личное дело говорило само за себя: Такаги всегда доводил до конца серьёзные дела.
— Я думаю, что мы обязаны искать Такаяси, — прервал его воспоминания Мурасава и надавил на педаль газа.
Машина пришла в движение. Голова Такаги дёрнулась и откинулась на спинку. Пепел с его сигареты упал ему на колено. Он стряхнул его рукой.
Может быть, это солнце отсвечивало, но человек у машины казался просто чёрной тенью.
Такино шёл по гравию парковки, и видел эту тень, имевшую даже некоторые оттенки цвета. Серые очертания пальто, чёрные брюки, чёрный галстук и белая голова.
Старый Пёс. Сначала в голову пришла кличка, а только потом Такино припомнил его настоящее имя. Такаги.
Такино остановился, не доходя нескольких шагов до того места, где стоял Такаги. Тот опирался на капот машины и держал во рту «Голуаз». Сейчас он выглядел стильно, но кличка идеально подходила ему. Было в нём что-то, что делало его немного похожим на старую собаку.
— А сегодня чем я могу быть вам полезен? — начал Такино.
— Почему вы решили, что я здесь по делам?
— Вы на мою машину опираетесь.
Такаги убрал руку с белой «Тойоты-Краун» и начал дёргать — щёлк-щёлк-щёлк — свою древнюю зажигалку, пока наконец она не выдала крошечный дрожащий огонёк пламени.
— Я вижу, машина новая. Вы не ездите на «Меркури» или на «Сандербёрд», или на «Линкольне»…
— Я всего лишь управляю супермаркетом…
— То есть боссы супермаркетов ездят на «Краун», а владельцы клубов на «Ауди».
— Большие машины не в моём вкусе.
— А некоторым людям нравится их водить. Готов спорить, что ваши старые приятели именно такие любят.
— Мой старый приятель ездит на «Ауди».
— У вас такое лицо… — заметил Такаги.
Он выдохнул облачко сигаретного дыма и понаблюдал, как она растворяется в сумеречном свете раннего вечера. Такино тоже достал сигарету. Да, синяки всегда выглядят хуже всего именно тогда, когда начинают заживать.
— Я недавно упал с лестницы, — произнёс он.
— Лестница оказалась уж очень длинной. У вас синяки по всему лицу.
— Только не надо говорить мне, что вы пришли сюда пожелать мне скорейшего выздоровления.
— Я просто хочу на некоторое время занять ваше внимание. Нужно кое-что показать вам.
— Что именно?
— Я слышал, что парковку продают.
— Ну, кому-то понравилось место, составили договор о намерениях, но я не думаю, что дело пойдёт дальше этого.
— Мне сказали, что руководителя отдела развития супермаркетов «S…» — его зовут Исикава — перевели на Хоккайдо.
— И почему вы хотели мне об этом сообщить?
— Вы увидите.
— Вы как офицер полиции приказываете мне пойти с вами?
— А какая разница? К чёрту офицера полиции. Я просто хочу, чтобы вы кое на что взглянули. Лично для меня, вот и всё.
— Но у нас сейчас самое напряжённое время дня.
— Просто пойдёмте и посмотрим. Вы не пожалеете.
Такино кивнул.
Такаги затушил сигарету и убрал окурок в специальную карманную пепельницу:
— Нельзя разбрасывать повсюду окурки. Требование этикета курильщика.
— Куда мы должны пойти и что такое интересное вы хотите мне показать?
— Мы можем воспользоваться вашей машиной? Я приехал на такси.
Такино похлопал себя по карманам в поисках ключей. Такаги сел на пассажирское сиденье. Удобно устроившись там, он расправил складки на своей одежде и пробормотал, в каком направлении ехать.
Они прибыли в госпиталь.
Такаги миновал главный вход и направился к задней двери, расположенной сбоку от парковки. Дверь вела в длинный, плохо освещённый коридор. Пройдя половину лестничного пролёта, они свернули в подвал. Такаги обернулся и бросил взгляд на Такино, который следовал за ним.
Внизу горели все лампочки, так что коридор подвального помещения был на самом деле гораздо лучше освещён, чем первый этаж, который они только что прошли. Они приблизились к металлической двери. Краска на ней уже начала облупляться, а первоначально белый цвет за долгое время превратился в грязно-серый.
Такино достал сигарету и поднёс её ко рту.
— Здесь нельзя курить, — сказал Такаги, не обернувшись.
Они подошли к другой двери. В нос Такино ударил резкий запах дезинфицирующих средств, а только потом он увидел это. Труп.
Мёртвое тело было закрыто белой тканью, но, даже ещё не видя лица, Такино уже знал, кто это. Он остановился у стола, на котором лежал труп, и посмотрел на Такаги. Тот кивнул.
Такино откинул покрывало. Сначала показались волосы, затем и лицо. Это был Такаяси. Его внешний вид сильно изменился с тех пор, как Такино видел друга в последний раз, но в том, что это именно он, сомнений не возникало. Такино отодвинул простыню ещё дальше. Всё тело Такаяси покрывали ужасные раны. Кроме того, он заметил и несколько хирургических надрезов.
— Мы получили результаты судебной экспертизы. Его забили до смерти. И били очень долго. Два дня — днём и ночью.
— Где это случилось?
— Труп нашли на крыше его квартиры в Таканаве. Может быть, вы знаете, хотя вряд ли вы там бывали. Туда обычно управляющий домом только заглядывает, вот и всё. И там никого не было, когда он приходил за день до того, как обнаружили труп.
Такино потянул покрывало ещё немного вниз и увидел всё, что осталось от Такаяси. Обнажённое, израненное тело напоминало пластмассовый манекен, который используют в крэш-тестах. Оно совсем не походило на его старого друга. Оно вообще не было похоже на человеческое тело. Такино снова взялся за простыню и закрыл Такаяси до пояса. Как только скрылось всё то, что было ниже талии, тело снова стало немного напоминать труп человека.
— То есть его нашёл управляющий?
— Да, сегодня в час. Примерное время смерти где-то между ночью двадцать седьмого числа и ранним утром двадцать восьмого. Место смерти не установлено, но нельзя исключить, что это произошло на той самой крыше, где его обнаружили.
Он видел Такаяси последний раз в прошлый четверг. Прошла неделя. Завтра снова четверг — да, целая неделя.
Такаяси был занят чем-то таким… Ему хотелось вывезти из страны Сугимуру, и он вешал лапшу на уши, чтобы найти этому оправдание. Потом он чувствовал себя из-за этого виноватым. Так не похоже на него. Для Такино причина не имела значения.
Иногда такое случается. Старуха с косой остановит на тебе свой взгляд — лучше бы ему проскочить мимо.
— В газетах ничего не сообщалось, поэтому вы, скорее всего, не слышали об этом. Тосио Сугимура и Рейко Овада были застрелены в Тайпее. Банда «Марува» послала за ними из Японии трёх парней. Похоже, что убийство было случайным, не входило в первоначальный план. Ей только исполнилось двадцать пять.
— И что?
— Похоже, что этот человек, Сугимура, там, на Тайпее, попал в зависимость от одного типа, который деньги ценил больше, чем дружбу.
Такино потянулся к простыне, чтобы закрыть лицо Такаяси, но Такаги не дал ему это сделать.
— Есть один момент. Целых два дня и две ночи его истязали, а он не сказал ни слова.
Такино отвёл руку Такаги в сторону и натянул белое покрывало на лицо Такаяси. Закрытое с головы до ног белой тканью тело Такаяси больше уже не ассоциировалось с ним. Просто труп какого-то человека в госпитале.
— Они хотели, чтобы он рассказал о каком-то человеке по имени Сакура. Если бы он начал говорить, то, возможно, был бы ещё жив.
— Зачем вы привели меня сюда?
— Ведь он был вашим другом, не так ли?
Такино обернулся к двери. Он слышал, как снаружи отдаются эхом чьи-то шаги.
— Вы не знаете его ближайших родственников? Понимаете, мы не можем никого найти, кто мог бы забрать тело. Его придётся в конце концов похоронить в какой-нибудь общей могиле.
— Я заберу.
— Зачем?
— Я был его другом, не так ли?
— К несчастью, вы не имеете права. Брат по бандитской группировке кровным родственником не считается.
— Хорошо, пусть его никто не хоронит. Он всегда был готов к тому, что это может с ним произойти.
— А всё остальное в расчёт не принимается?
— Что?
— Дружба.
— Это было очень давно.
Такино толкнул рукой дверь. Она со скрипом открылась. Такаги пошёл за ним.
— Я сейчас еду обратно в главное управление. Вы не могли бы меня туда подбросить, если у вас есть время?
— Разве у вас больше нет неотложных дел?
— Мы уже взяли подозреваемых. Вся эта ситуация возмутительна.
Такино замер на минуту, не говоря ни слова.
— Два молодых бандита. Формально с бандой «Марува» не связаны, насколько нам известно. Овада выставляет свою кандидатуру на выборы в префектуру в следующем году. Поэтому никак не должно выплыть наружу, что члены его группировки занимаются грязной работой.
— Что вы имеете в виду?
— Одному из них около двадцати лет, а другой ещё несовершеннолетний. Я сильно сомневаюсь, что два таких юнца избили Такаяси до смерти.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы подвезёте меня?
— Мне нужно вернуться в магазин. Я должен закрыть кассы и снять выручку.
— Завтра есть какие-нибудь специальные предложения?
— Завтра мы закрыты. У нас выходной по четвергам.
На улице стемнело. Такаги шёл за Такино до самой машины, а потом, придав лицу задумчивое выражение, остановился.
— Подбросьте меня до ближайшей станции метро. А по дороге я вам сообщу кое-какие новости. Это вы, по крайней мере, сможете сделать?
Такино, не сказав ни слова, открыл дверцу машины.
Юки сидела за его рабочим столом.
Она откинула волосы со лба и подняла голову от бухгалтерской книги, чтобы взглянуть на него. Такино присел на складной стул. На краешке стола стояла чашка кофе. Она выглядела очень заманчиво, и кофе вроде бы уже остыл. Он протянул руку к чашке и выпил тёмную жидкость одним глотком.
— Я думала, что ты, наверное, поздно придёшь…
— Когда ты вот так сидишь здесь, то выглядишь как настоящая бизнес-леди.
— Я просто хотела помочь тебе с работой, чтобы ты немного отдохнул. А у меня наверху не так уж много дел. После полудня был только один посетитель, заказал чашку кофе и пилав[41].
Когда он пришёл домой, весь в ранах и синяках, Юки, потеряв самообладание, бросилась к телефону: она хотела вызвать «скорую помощь». Такино же сказал ей, чтобы она не беспокоилась, и объяснил, что его втянули в драку. Он всё ещё не хотел говорить ей правду.
Такино сказал, что напился и что больше, чем кто-либо, виноват в случившемся. Тогда Юки вытряхнула всю домашнюю аптечку.
Он положил голову на колени жены и позволил ей делать всё, что она считала нужным. А она так и не спросила, из-за чего случилась драка.
Сегодня он впервые ушёл из дома после той субботней ночи.
Юки закрыла бухгалтерскую книгу. Такино закурил сигарету и бросил взгляд на бумаги, пробегая глазами ряды цифр, которые он так сильно любил, или, вернее, любил когда-то. Всё, чему он посвятил последние пять лет своей жизни, находилось на страницах этой книги.
— Я взял ещё двоих работников на полставки, — сказал он, — но я не предполагал, что это так сильно сократит прибыль. Мы сейчас платим слишком много налогов.
— На самом деле я в это не вникала.
— Ничего сложного здесь нет. Идёт война цен. Если мы её выиграем, то дела пойдут очень хорошо.
— У меня много забот с кафе.
— Ну, тогда тоже возьми ещё работников. Надо нанять кого-нибудь, чтобы стоял вместо тебя за прилавком.
Юки закурила «Салем». Сейчас она походила на прекрасное произведение искусства. У неё были аккуратно отполированные ногти цвета розового жемчуга, и она казалась ему даже красивее, чем обычно. Когда Юки поднесла тонкие пальцы к волосам, чтобы откинуть их со лба, то её ногти на самом деле напоминали маленькие жемчужинки, переливающиеся перламутром.
— Пойдём сегодня куда-нибудь ужинать, — сказал Такино и затушил сигарету. — В какое-нибудь хорошее местечко. Закроем магазин и отправимся на Гинзу[42].
— Что это вдруг тебе пришло в голову?
Она улыбнулась, показав свои зубки. Превосходные зубки. И волосы тоже замечательные.
Такино закурил очередную сигарету.
Мурасава появился сразу после восьми. В руках он нёс корзину с фруктами. Он сказал, что это для Кацуо. Возможно, приходя сюда каждый день, он начал ощущать неловкость, пусть даже он и делал это по работе.
— И что сказали на допросе юные отморозки? — поинтересовался Такаги.
— Настаивают на том, что всё началось как обычная драка. Такаяси довольно сильно избил одного из этих невинных созданий, и потому двое юнцов затащили взрослого мужика на какой-то склад, где они его связали, потом набросились на него и тут он, по их словам, внезапно упал и умер. Место проверили, хотя где на самом деле происходило дело — это уже другой вопрос. И один пацан довольно прилично избит.
— И что?
— То, что их история в общих чертах подтверждается. И нет разницы, насколько сильно мы на них надавим сейчас. Мне кажется, это ни к чему хорошему не приведёт.
— Если они сейчас продемонстрируют силу воли, то это только добавит им репутации в тюрьме.
— История Сугимуры просочилась в газеты, несмотря на то, что мы старались замять это дело.
— Да и не было никакого смысла прятать концы в воду. Не знаю, чем там занимается спецгруппа.
— Когда дочь вот так убивают на Тайване, то это, должно быть, большой удар для Овады, как вы думаете?
— Эта история может оказать незначительное влияние на выборы следующего года, вот и всё. Кроме того, он сейчас принимает меры.
Мурасава допил пиво. Такаги крикнул Марико, находящейся на кухне, и она принесла ещё одну бутылку пива и бренди для Такаги.
— Уже прошла неделя, — негромко, будто себе самому, сказал Мурасава.
Действительно, миновала неделя, с тех пор как шеф дал им приказ задержать Оваду.
— Инструкции шефа недвусмысленно говорят о том, что мы должны быть уверены: Овада не сможет принять участие в выборах.
— Я знаю.
Такаги плеснул себе в стакан бренди. Дело шло к вечеру. Ему не хотелось много пить.
— Именно ты сказал, что нам нужно искать Такаяси, правильно? — заметил Такаги.
— Да, но к тому времени Такаяси уже был мёртв. Поэтому на самом деле получается, что вы были правы.
— Причём здесь то, кто на самом деле прав. Мы должны были его искать. В этом заключается наша работа как детективов.
— То есть вы хотите сказать, что в этом деле есть ещё что-то, что выходит за рамки нашей работы в качестве детективов?
Такаги проглотил бренди. Он слишком много говорит. И чувствует себя беспомощным. Он закурил «Голуаз».
— Мурасава, ты действительно всё время провёл в Главном управлении?
Рука Мурасавы замерла на полпути. Он держал бутылку и хотел налить пива в свой стакан.
— Ты ведь не проверял украдкой другие версии, правда?
— Почему вы спрашиваете об этом?
— Просто информация, которую ты принёс из управления, слишком уж поверхностна, вот и всё.
У Мурасавы изменилось выражение лица. Похоже, он был готов к тому, что его берут на пушку, и, нервно затянувшись сигаретой, сказал:
— На самом деле я следил за Кацуо Такино. Такаяси убит. Следующий, скорее всего, Такино. Ведь он и был тот самый «мистер Сакура», который организовал побег Сугимуры.
— Если они до него доберутся, то он повторит судьбу Такаяси. Только мы знаем, что Такино и Сакура — это одно и то же лицо. А, может быть, ещё и Хиракава. Но он никому не скажет.
— Бездействие. Вот что меня сейчас беспокоит.
— Пусть всё идёт, как идёт. Ты только испортишь всё дело, и «Марува» обо всём догадается.
— Хорошо.
Мурасава взял сигарету. Он слышал, как Марико что-то напевает на кухне. Наверное, занимается шитьём. Она всегда напевала, когда крутилась вокруг своих выкроек. Точно такая же привычка, как у Такаги. Наверное, когда вы живёте вместе двадцать лет, то даже привычки становятся общими.
Мурасава сделал глоток пива, затем запустил руку в свой карман и достал записи.
В них содержалась подробная информация о перемещениях Такино за последние двадцать четыре часа.
«Сегодня магазин был закрыт, как и каждую неделю по четвергам, и Такино не выходил из своей квартиры весь день. Около девяти тридцати утра он вышел на веранду и в течение некоторого времени занимался какой-то работой по дереву. В одиннадцать на машине уехала его жена Юки. Такино заказал обед в ресторане и продолжал работать до начала четвёртого дня».
Вот и всё.
— Там, напротив его квартиры, есть здание, примерно в трёхстах футах. Я наблюдал оттуда через бинокль.
— Интересно, а что за работу он делал?
— Что-то с маленькими кусочками дерева, нечто похожее на куклы кокэси[43].
— И он вообще никуда не выходил?
— Никуда. А жена появилась домой к вечеру. У неё отец лежит где-то в госпитале для больных стариков.
— А как насчёт его другой женщины?
— Ах, да. О ней.
Мурасава вытащил ещё одну стопку листочков с записями. У него явно не хватило времени аккуратно переписать их, и потому он начал читать сам:
«Воскресенье, двадцать седьмое, утро. Вышла из дома с чемоданом в руках. Непонятно, отправилась ли она в путешествие или просто порвала с Такино. До семи часов вечера сегодняшнего дня домой ещё не вернулась».
— Я думаю, что она с ним порвала. Конечно, она ведь больше не работает в «Манчестере». Со вчерашнего вечера клуб закрыт.
— На чьё имя снята квартира.
— На имя Такино.
Такаги не знал, что думать об этом. Было ли что-то странное в том, что Такино арендовал квартиру для девушки, которая бросила его меньше чем через месяц?
— Забудь о Такино, — сказал Такаги. Он обхватил рукой стакан и качнул его, так что бренди заколыхалось. Мурасава убрал листочки с заметками в карман. — Я всё время хочу тебя спросить, — продолжал Такаги, и Мурасава поднял голову и посмотрел на него, — почему ты бросил заниматься дзюдо?
— Неожиданный вопрос. Никакой особенной причины не было.
— Но разве ты не выиграл национальный чемпионат Японии.
— Это было так давно, — нахмурился Мурасава.
Редко можно было увидеть у него на лице такое явное выражение недовольства.
— Люди обычно не столь сдержаны, когда говорят о днях былой славы.
Мурасава протянул руку и взял несколько картофельных чипсов со стоящей перед ним тарелки. Его мысли были где-то далеко.