«В дни оплевания всего нашего прошлого Вы один осмелились сказать правдивое слово», — писал академику С. Ф. Платонову один из его бывших студентов 25 апреля 1926 года. К сожалению, эта нелицеприятная оценка во многом соответствует действительности. Первые полтора десятилетия Советской власти и вправду можно назвать временем оплевания русской истории.
В чём же причина такого явления? В том, что большевики, как уверяет нас антисоветская пропаганда, якобы были для России чужеродным элементом? Нет, как раз наоборот — многие лидеры большевиков органично унаследовали в этом вопросе традиционные взгляды российской либеральной интеллигенции.
Корни этой русофобии берут начало ещё в петровском времени. При всей полезности реформ Петра I для России, их оборотной стороной стало насаждение чуждых русскому народу ценностей и идеологии. Как писал об этом Иван Аксаков «Русская земля подверглась внезапно страшному внешнему и внутреннему насилованию. Рукой палача совлекался с русского человека образ русский и напяливалось подобие общеевропейца. Кровью поливались спешно, без критики, на веру, выписанные из-за границы семена цивилизации. Всё, что только носило на себе печать народности, было предано осмеянию, поруганию, гонению; одежда, обычай, нравы, самый язык — всё было искажено, изуродовано, изувечено… Умственное рабство перед европеизмом и собственная народная безличность провозглашены руководящим началом развития…».[93]
В результате произошёл отрыв правящего слоя от основной массы русского народа. В течение нескольких поколений в России сформировалась прозападная элита, отличающаяся от своего народа не только обычаями и образом жизни, но и языком. Сплошь и рядом господа гнушались говорить по-русски, предпочитая якобы более изящный и общечеловеческий французский.
Как с горечью писал в своей автобиографии граф А. Р. Воронцов: «Россия — единственная страна, где не считают нужным учиться родному языку и всему касающемуся своего отечества… Таким образом воспитание приводит… может быть даже к презрению к своему отечеству».[94] В результате, как справедливо заметил A.C. Грибоедов: «Если бы каким-нибудь случаем сюда занесён был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он, конечно, заключил бы из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племён, которые ещё не успели перемешаться обычаями и нравами».[95]
А вот слова дочери знаменитого писателя Любови Фёдоровны Достоевской: «Тогда как в Европе родители воспитывают в сердцах своих детей любовь к отчизне, пытаются сделать из них хороших французов, хороших итальянцев, хороших англичан, русские родители растят своих детей врагами своей страны… о нашей любимой России говорится, как о позорном пятне, о преступлении против человечества. Когда же дети поступают потом в школу, у учителей своих они встречают то же презрение к отечеству: тогда как школы других стран считают своей обязанностью воспитывать молодых граждан в духе патриотизма, русские профессора учат студентов ненавидеть православную церковь, монархию, наше национальное знамя…».[96]
И подобное воспитание давало результаты. Вот что пишет кумир «прорабов перестройки», впоследствии расстрелянный активный деятель «правой оппозиции» Мартемьян Рютин в своей автобиографии, датированной 1 сентября 1923 года:
«Я стал самым непримиримым пораженцем. Я с удовлетворением отмечал каждую неудачу царских войск и нервничал по поводу каждого успеха самодержавия на фронте. Обосновать свою точку зрения к тому моменту я мог вполне основательно. Теоретически я чувствовал себя достаточно подготовленным: мною уже были проштудированы все главные произведения Плеханова, Каутского, Меринга, Энгельса, Маркса. К концу 1913 г. я проштудировал все три тома «Капитала», исторические работы Маркса, все важнейшие труды Энгельса, а в начале 1914 г. начал читать Гильфердинга «Финансовый капитал»».[97]
Значительная часть большевистских лидеров рассматривала события в нашей стране всего лишь как прелюдию к мировой революции. Унаследовав от многих поколений прозападной российской интеллигенции отсутствие патриотизма, презрение к своей родине и к русскому народу, «кремлёвские мечтатели» стремились любой ценой разжечь «мировой пожар», использовав Россию в качестве охапки хвороста.
Из выступления Бухарина на XII съезде РКП(б), 24 апреля 1923 года:
«Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, и т. Ленин неоднократно это доказывал. Наоборот, мы должны сказать, что мы в качестве бывшей великодержавной нации должны идти наперерез националистическим стремлениям и поставить себя в неравное положение в смысле ещё больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, идя наперерез, только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетённых наций».[98]
Исходя из постулата о царской России как тюрьме народов, большевистское руководство взяло курс на так называемую «коренизацию». Согласно этой концепции, бывшие «угнетённые народы» получали всевозможные льготы и привилегии. Национальным элитам давали образование, их выдвигали на руководящие посты в партийных органах, правительстве, промышленности и учебных заведениях.
В отличие от своих оппонентов, Сталин и его единомышленники сделали ставку на строительство социализма в одной стране, то есть на создание сильной и независимой державы. По мере того, как Сталин из номинального «генерального секретаря» постепенно становится фактическим вождём партии и государства, меняется и отношение к русской истории.
О том, какие взгляды на историю нашей страны навязывались в то время печально известным М. Н. Покровским и его учениками, можно судить, почитав вышедшее в 19301931 гг. 1 — е издание Малой советской энциклопедии. Вот, к примеру, статьи посвящённые Минину и Пожарскому:
«Минин-Сухорук, Кузьма Минич (настоящая фамилия Захарьев-Сухорукий, ум. 1616), нижегородский купец, один из вождей городской торг. буржуазии — посадских людей — в революц. эпоху Смутного времени; организатор нижегородского ополчения, возглавленного кн. Пожарским, см. (1612); собрал для ополчения значит, пожертвования, участвовал в составлении «окружной грамоты» — воззвания, призывавшего др. города присоединиться к Н.-Новгороду. Получил звание думного дворянина. Бурж. историография идеализировала М.-С. как бесклассового борца за единую «матушку Россию» и пыталась сделать из него нац. героя. В 1826 М.-С. и Пожарскому поставлен памятник в Москве на Красной площади».[99]
«Пожарский, Дмитрий Михайлович (ок. 1578–1642), князь, деятель т. н. Смутного времени, выступивший представителем дворянства («служилых людей») и ставший во главе ополчения, организованного мясником Мининым-Сухоруком (см.) на деньги богатого купечества. Это ополчение покончило с крестьянской революцией и освободило Москву (1612) от захвативших её поляков, после чего собрался в 1613 земский собор, избравший на царство первого Романова — Михаила. В царствование последнего П. получил ряд крупных земельных пожалований и назначение новгородским воеводой (1628), а в 1636 — начальником Московского судного приказа».[100]
То есть, ополчение Минина и Пожарского, организованное «на деньги богатого купечества» в первую очередь «покончило с крестьянской революцией» и уж попутно освободило Москву от поляков.
Подобный взгляд на события Смутного времени был с готовностью подхвачен тогдашними рифмоплётами:
«Я предлагаю Минина расплавить.
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить.
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно им мы не свернули шею.
Им это было бы подстать.
Подумаешь, они спасли Расею.
А может лучше было б не спасать?»[101]
5 декабря 1930 года на двух полосах газеты «Правда» публикуется стихотворный фельетон Демьяна Бедного «Без пощады», посвященный идущему в это время процессу Промпартии. Казалось бы, причём здесь Минин и Пожарский? Однако «пролетарский поэт» не может упустить случая, чтобы облить грязью русскую историю:
«Нет, над Мининым дивный горит ореол,
Ореол — усмирителя Смуты!
Вот за что воздана ему высшая честь!
У Покровского малые школьники даже,
Ныне могут об этом всю правду прочесть.
Супротив родовой и денежной знати,
Против подлых «верхов» шли с грозою «низы»
Стали «лучших людей» холопы «имати».
Увидали купцы, что, уйдя на полати,
Не уйти от грозы:
Их нещадно холопы «хваташа
И в тюрьмы меташа»,
Не жалели для них ни кнутов, ни лозы.
Испугались тузы,
Заметались повсюду купцы-горожане,
Не одни только нижегородцы-волжане.
Нарастал, словом, этакий ком.
Тогдашние охотнорядцы
И старообрядцы,
Купцы-мясники Да кабацкие откупщики,
Очутясь под холопьим обухом,
Прониклися патриотическим духом
И давай капитал для похода сколачивать,
Сверх-военный, точнее, налог собирать,
Чтоб нескудно оплачивать Дворянскую рать,
Потому что не дай им, дворянам-то, платы,
И мечи побросают, и латы!
Нет Минина «жертва» была не напрасной,
Купец заслужил на бессмертье патент,
И маячит доселе на площади Красной,
Самый подлый, какой может быть монумент!
Крепкий Минин стоит раскорякой,
Перед дворянским кривлякой,
Голоштанным воякой,
Подряжая вояку на роль палача.
И — всем видом своим — оголтело крича:
— В поход князь! На кремль! Перед нами добыча!
Кричит с пятернёю одной у меча,
А другой пятернёю купецкою тыча,
На гранитный надгробный шатёр Ильича!!!»[102]
Однако на этот раз русофобствующий рифмоплёт неожиданно получил отпор. 6 декабря 1930 года его фельетоны были обсуждены на заседании Секретариата ЦК ВКП(б). В специальном постановлении по поводу этих позорных публикаций говорилось:
«ЦК обращает внимание редакции «Правды» и «Известий», что за последнее время в фельетонах тов. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского» (стихотворения «Слезай с печки», «Без пощады») и объявлении «лени» и «сидения на печке» чуть ни национальной чертой русских («Слезай с печки»)».[103]
Перетрусивший поэт пишет 8 декабря письмо И. В. Сталину, в котором уверяет вождя, что всё написанное им соответствует линии ЦК. В своём ответе от 12 декабря 1930 года Сталин разъяснил Демьяну Бедному, в чём заключается его ошибка:
«В чём существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлёкши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее. Таковы Ваши «Слезай с печки» и «Без пощады». Такова Ваша «Перерва», которую прочитал сегодня по совету т. Молотова.
Весь мир признаёт теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию… Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю… Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительную историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной, существовала ещё Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых… Всё это вселяет (не может не вселять!) в сердце русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса.
А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда-то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из «Домостроя», стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную «Перерву», что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».[104]
Как отмечает историк B.C. Брачев, «постановление Секретариата ЦК ВКП(б) от 6 декабря 1930 года было одним из первых сигналов того, что положение И. В. Сталина в руководстве страной укрепилось и безудержному поношению космополитами-интернационалистами всего русского скоро будет положен конец».[105]
Особенно наглядно поворот к русскому патриотизму проявился во второй половине 1930-х годов. Вот статья про Минина из 2-го издания Малой советской энциклопедии:
«Минин-Сухорук, Кузьма Минич (настоящая фамилия — Захарьев-Сухорукий, ум. 1616) — нижегородский купец, земский староста и начальник судных дел посадских людей Нижнего Новгорода; организатор второго (1612) нижегородского ополчения, направленного против поляков, захвативших в то время Москву и укрепившихся в ней. М.-С. собрал для ополчения значительные пожертвования и участвовал в составлении «окружной грамоты», призывавшей другие города присоединиться к Н.-Новгороду. Ополчение было возглавлено князем Пожарским. М.-С. же участвовал в руководстве и ведал хозяйственной частью. Осенью 1612 ополчение выбило поляков из Москвы. М.-С. и Пожарскому поставлен памятник в Москве на Красной площади».[106]
Ещё сильнее видна разница с 1-м изданием в статье про Пожарского:
«Пожарский, Дмитрий Михайлович, князь (около 1578–1642) — выдающийся военный и политический деятель т. н. «Смутного времени», возглавивший вместе с Кузьмой Мининым борьбу русского народа против польской интервенции нач. 17 в. В грамоте, пожалованной П., сказано: «Стоял в твёрдости разума своего крепко и непоколебимо безо всякой шатости». В марте 1611, когда поляки, захватившие Кремль, начали нападать на русских, П. при помощи пушкарей отбил вылазку поляков и загнал их в Китай-город. В этом сражении Пожарский был ранен; находился на излечении в своей вотчине в селе Пурехе близ Балахны Нижегородской губернии. По призыву нижегородского земского старосты Кузьмы Минина в октябре 1611 весь русский народ поднялся на борьбу с польскими интервентами, хозяйничавшими на Руси, грабившими население, разрушавшими памятники культуры, захватившими московскую казну. Нижегородцы, желая найти «честного мужа, которому заобычно ратное дело» и который «в измене не явился», остановились на П. К Нижнему Новгороду присоединились другие города (от Казани до Коломны). П. был всенародно избран военным предводителем народного ополчения, выступившего против польских захватчиков. К ноябрю 1611 П. приехал в Нижний Новгород и начал организацию войска. Весной 1612 П. двинулся к Ярославлю. Военное обучение ополченцы проходили под Ярославлем; здесь к ополчению присоединились северные города и сложилось новое правительство. П. писался «у ратных и земских дел по избранию всех чинов людей Московского государства». Из Ярославля ополчение летом 1612 двинулось к Москве, где засели поляки. Одновременно часть ратных людей П. послал на Белоозёро, чтобы защитить Русь от нападения шведов, засевших в Новгороде. Приближение народного ополчения под предводительством П. к Москве вызвало переполох в стане интервентов. Часть их бежала, но большинство осталось в Кремле, решив выдержать осаду. На помощь польскому гарнизону подходил с войском и провиантом гетман Хоткевич. После жестокой битвы войско Хоткевича было разбито, народное ополчение вошло в Москву. Осада затянулась. На предложение сдаться интервенты, надеясь на приближавшуюся к ним помощь польского короля Сигизмунда, прислали высокомерный и хвастливый ответ: «Мы не закрываем от вас стен; добывайте их, если они вам нужны… лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам твоих людей. Пусть хлоп по-прежнему возделывает землю, поп пусть знает церковь, Козьмы пусть занимаются своей торговлею, — царству тогда лучше будет, нежели теперь при твоём управлении». 22/Х 1612 русские приступом взяли Китай-город, а затем и Кремль. Москва была освобождена от интервентов. Русский народ в течение 1612-13 освободил всю свою родину от иноземных захватчиков — поляков и шведов, лишь Финское побережье и Новгород с окрестностями ещё на некоторое время оставались в руках шведов. В царствование Михаила Романова П. получил земельные пожалования, но непосредственно к власти не допускался, в виду «захудалости его рода»».[107]
Другая «знаковая фигура» — Богдан Хмельницкий. Вот что сказано о нём в 1 — м издании МСЭ:
«Хмельницкий, Богдан (род. в конце 16 в., ум. 1657), вождь украинской крестьянской революции 1648-54, иногда по его имени называемой Хмельничиной (см.). Землевладелец, сотник реестрового украинского казачества, получил хорошее польское образование и был представителем шляхетской культуры. В 1620–1621 X. участвовал в войне Речи Посполитой с Турцией; вернувшись на Киевщину, участвовал в войне Польши с Москвою. Карьера X. была прервана резким столкновением с польской шляхтой, показавшим ему неравенство реестрового, хотя бы и богатого казака с польским паном: шляхтич Чаплинский, пользуясь поддержкой панских властей, отобрал у Хмельницкого имение, забил сына X. плетьми, увёз его жену. Сам X. был посажен под арест, откуда убежал в Запорожье в 1647. Вспыхнувшая в 1648 укр. крестьянская революция выдвинула X. на место вождя. Во время подготовки революции и в процессе борьбы X. показал блестящие военные и дипломатич. способности, к-рые применил в конце концов в деле предательства революции. X. был тесно связан с шляхетской средой, что имело громадное влияние на его политику. Поддержанный крестьянской революцией, X. боялся последней и не хотел полного разрыва с шляхетской Польшей, ставя идеалом орг-цию казацко-дворянской державы. Предав крестьянскую революцию, обратившись к крепостнической Москве за помощью (1654), X. смотрел на Москву как на орудие для осуществления своих политич. планов — захвата роли правителя-самодержца в новом казацком гос-ве».[108]
«Хмельничина (1648–1654), встречающееся в литературе название крупнейшей украинской крестьянской революции 17 в.; название происходит от имени ставшего во главе массового движения и затем предавшего его Богдана Хмельницкого (см.). X. была направлена против феодальных отношений, против устанавливавшегося на Украине крепостничества. Последнее обеспечивало рабочей силой крупное панское польское землевладение. Поднявшиеся массы крестьянства и трудового городского населения пошли против господства крепостнической шляхты. Экономически мощное реестровое казачество с реестровым сотником Хмельницким во главе сумело возглавить движение, призвать на помощь запорожское казачество и татар и двинуться против помещиков, шляхты, в к-рой новая земельная знать — реестровцы — видела опасного соперника. Казацкая верхушка во главе с Хмельницким не хотела разрушать основ социального строя Польши, она только стремилась к установлению своей автономии и своих прав на землевладение. В универсалах (манифестах) Хмельницкого объявлялось> что он идёт освобождать крестьян от шляхетского гнёта и выгонять арендаторов. Однако крестьянская революция приняла такие размеры и характер, каких не хотели ни Хмельницкий, ни реестровое казачество. Движение грозило разрушить их землевладение и стереть с лица земли их самих; повстанческие отряды росли с невиданной быстротой, панские поместья уничтожались, паны и арендаторы избивались. Натиском восставших украинских крестьянских масс было на некрое время уничтожено крепостничество. Но это уничтожение било не только по панам, но и по реестровому казачеству, лишавшемуся рабочих рук для обработки своих земельных владений. В этом лежала основная причина предательства реестровцами революции.
Зборовский договор 1649 с Польшей был крупнейшим этапом этого предательства, он устанавливал мир со шляхтой, возвращая её в поместья, и вновь позволял ей эксплуатировать украинское крестьянство на основе крепостнических отношений. Крестьянство вместе с казацкой голытьбой продолжало борьбу против крепостничества (отряды Богуна, Нечая и других); под давлением этой продолжающейся борьбы верхушка казачества с Хмельницким во главе была бессильна привести Зборовский договор в исполнение. Такую же неудачу потерпел и Белоцерковский договор 1651. Хмельницкий стал подыскивать нового, более сильного союзника в борьбе с крестьянской революцией, чем Польша, и нашёл его в лице крепостнической Москвы, давно зарившейся на украинские земли. Дворянская Москва надеялась, начав войну с поляками, получить подступы к берегам Балтийского моря. В 1664 в Переяславле был заключён договор, по к-рому левобережная Украина переходила в московское подданство; Москва обязывалась сохранить права казацкой верхушки на земельные поместья, отобранные у шляхты, и крепостной труд. Основная сила революции — крестьянские украинские массы, — оказалась преданной, и крепостнические отношения восстановленными.
В анализе X. историками допущен ряд ошибочных толкований — так, неправильна трактовка, рассматривающая X. как «великую буржуазную революцию» на Украине и выдвигающая буржуазию как её главную движущую силу. Бурж. историки-националисты стремятся рассматривать X. как бесклассовую национальную борьбу за самостоятельную Украину. Немарксистской, враждебной ленинизму является концепция М. Яворского, рассматривающая X. как дворянскую революцию, а восставшие массы украинского крестьянства только как «разрушительную силу»».[109]
Как мы видим, если верить «историкам-марксистам», Богдан Хмельницкий вместо борьбы с поляками только и мечтал, как бы половчее «предать крестьянскую революцию», и в итоге сдал Украину «крепостнической Москве».
11-й том 2-го издания МСЭ со статьёй про Хмельницкого вышел уже после войны, в 1947 году:
«Хмельницкий, Богдан Зиновий Михайлович (род. в конце 16 в. — ум. в 1657) — великий укр. государственный деятель и полководец, пламенный патриот своей родины, руководитель борьбы украинского народа против польско-шляхетского гнёта и основоположник союза братских народов — украинского и русского. X. родился в гор. Переяславе (ныне — Переяслав-Хмельницкий) в семье казацкого сотника. Получил хорошее по тому времени образование, обладал широким политич. кругозором и воен. знаниями.
Участвовал в Польско-турецкой войне 1620, в которой был убит его отец, а сам X. был взят в плен и два года томился в неволе. Вернувшись на родину, X. занимал в 1637 должность войскового писаря, а в 1638 был уже Чигиринским сотником. На самом себе X. испытал весь произвол польской шляхты, хозяйничавшей на Украине. Ненавидевший X. польский подстароста Чаплинский, напав в отсутствие X. на его хутор Субботово, разграбил хутор, увёз жену и засёк до-смерти одного из сыновей X. Польский королевский суд оставил жалобу X. без внимания.
В 1647 польский магнат А. Конецпольский, получив уведомление, будто X. «бунтует» казаков, хотел казнить последнего. X. был арестован, но выдан на поруки С. Кричевскому, Чигиринскому полковнику, его приятелю. X. отправился с жалобой к коронному гетману Н. Потоцкому, но узнав, что по дорогам устроены засады, чтобы убить его, решил убежать вместе со своими единомышленниками в низовья Днепра.
В феврале 1648 X. изгнал из Запорожской Сечи польский гарнизон и оттуда направил посольство в Крым, которое договорилось с крымским ханом Ислам-Гиреем о помощи в борьбе с Польшей. В середине 1648 X. с несколькими тысячами казаков выступил на борьбу против Польши. В это время казаки избрали X. старшиной войска запорожского; позднее он принял звание гетмана. 6/У 1648 в бою под Жёлтыми Водами и 16/У под Корсунью войска X. одержали победы над польскими войсками, причём польские гетманы Потоцкий и Калиновский были взяты в плен. Действия Хмельницкого с самого начала были поддержаны украинскими и белорусскими народными крестьянско-казацкими массами, к-рые под руководством Максима Кривоноса, Небабы, Гаркуши, Кривошапки и др. подняли восстание против польского гнёта.
Польское правительство вступило в переговоры с X., стараясь выиграть время для накопления сил. Однако после того, как переговоры были прерваны, X. 13/XI под Пилявцами снова разбил польское войско. Начавшиеся в феврале 1649 переговоры с Польшей вызвали протест народной массы. В результате военных действий в 1649 польские войска во главе с королём Яном Казимиром понесли 5–6/ VIII тяжёлое поражение под Зборовом. Однако измена крымского хана, подкупленного поляками, вынудила X. пойти на переговоры с польским правительством, и 8/VIII 1649 между X. и польским королём был заключён т. н. Зборовский мир, который определял численность реестрового казачества (40.000 чел.), предоставлял казакам самоуправление и выбор гетмана, но не удовлетворял стремления укр. народа, мечтавшего о полном уничтожении польского господства. Летом 1651 борьба возобновилась. Вследствие новой измены крымского хана полякам удалось нанести укр. войску поражение под Берестечком. 18/IX 1651 X. в Белой Церкви вынужден был подписать новый (т. н. Белоцерковский) договор с Польшей, по к-рому казацкие вольности сохранялись только в Киевском воеводстве, казацкий реестр сокращался до 30 т. и т. п. Польские магнаты ещё более усилили эксплуатацию укр. народа. X. начал собирать новые силы для борьбы против Польши; военные действия продолжались; 22–23/V 1652 произошла крупная битва украинцев с польскими войсками под Батогом, закончившаяся разгромом поляков. Учитывая трудности борьбы укр. народа в сложной международной обстановке, X. ещё раньше обратился за помощью к Русскому государству. Мудрость и прозорливость X. как политич. деятеля наиболее ярко проявились в том, что он понимал огромнейшее значение воссоединения украинского и русского народов в одном государстве для будущих судеб украинского народа и его культуры. 1/Х 1653 Земский собор в Москве, по предложению X., принял решение о присоединении Украины к России и о начале войны с Польшей. Присоединение Украины к России помогло укр. народу избежать порабощения со стороны шляхетской Польши или султанской Турции; украинский народ воссоединился с братским ему русским народом. Поэтому присоединение Украины к России, к-рому содействовал X., было актом огромного прогрессивного значения; оно было оформлено на Переяславской раде 8–9/I».[110]
Ни о каком «предательстве крестьянской революции» речи больше не идёт, воссоединение Украины с Россией оценивается однозначно положительно. Кроме того, новая версия гораздо подробнее. Например, из неё понятно, что Зборовский и Белоцерковский договора с поляками были заключены не с целью «предательства», а в силу печальной необходимости.
О том, насколько непросто происходил поворот к русскому патриотизму, наглядно свидетельствует опубликованный в газете «Правда» за 19 января 1938 года фельетон «Преступление старого учителя»:
«Иван Александрович Смородин, всеми уважаемый учитель села Большая Соснова, Свердловской области, проработавший 45 лет, совершил тяжкое поступление: на предвыборном собрании избирателей Левобережного участка, произнося горячую, взволнованную речь, сказал:
— Мы будем голосовать на выборах в Верховный Совет СССР за орлов и орлят партии Ленина-Сталина.
И — что самое страшное! — в заключение он воскликнул:
— Да здравствует счастливый русский народ!
На следующий день Ивана Александровича Смородина потащили к ответу. В качестве грозных судей заседали члены партийной организации Больше-Сосновского райисполкома.
— Вот что, гражданин Смородин, — спросил председательствующий, начиная суровый допрос, — вы, кажется, состоите в нашей организации в качестве сочувствующего?
— Состою.
— А на собрании вчера выступали?
— Выступал…
— И не просто выступал, а допустил контрреволюционную вылазку.
— Этого не было…
— То есть, как не было?! Об орлах и орлятах распространялся?! И, наконец, сказал: «Да здравствует счастливый русский народ»?!
— Правильно…
— Кричать «Да здравствует русский народ!» — это самый что ни на есть голый, необузданный шовинизм. Теперь ясно вам, гражданин Смородин, что вы совершили классово враждебную вылазку…
С поспешностью, не поддающейся никакому описанию, работники райисполкома постановили — старого учителя, честно проработавшего 45 лет; из рядов сочувствующих исключить и поставить вопрос о немедленном увольнении с работы».[111]
В фельетоне подробно описываются гонения, которыми подвергся И. А. Смородин за своё выступление. Однако заканчивается статья на оптимистической ноте:
«Иван Александрович Смородин, замученный травлей, в простоте душевной начал сомневаться в самом себе. Он начал думать, что ему и в самом деле лучше было бы не упоминать о русском народе.
Уважаемый Иван Александрович! Вы сказали очень хорошо, очень тепло — прекрасно сказали! Не стыдитесь ваших слов, не стыдитесь ваших чувств любви к великому и героическому русскому народу. Они вполне естественны и законны. Надо быть выродком или кретином, или врагом народа, чтобы не любить свой народ.
Тут всё ясно. Неясен лишь один вопрос — кто же организовал травлю честного учителя Ивана Александровича Смородина? Трудно предположить, чтобы здесь действовали только дураки, хотя и без дураков дело не обошлось. Несомненно, что Иван Александрович Смородин пал жертвой наглых действий врагов народа, попытавшихся скрыть свою подлинную личину под маской показной бдительности.
Нет никакого сомнения в том, что прокуратура призовёт к ответу виновников травли старого учителя».[112]
Пройдёт семь лет, и выступая на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии, И. В. Сталин поднимет свой знаменитый тост за русский народ:
«Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.
Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура»).
Я пью прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому Правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!
За здоровье русского народа! (Бурные, долго несмолкающие аплодисменты)»[113]
Увы, сегодня времена «оплевания русской истории» вновь вернулись.