-- Ты что, испугался? Согласен -- переход долгий и не самый безопасный, и поэтому надо основательно подготовиться. И, вообще, давай-ка завтра это обсудим, -- Саима сладко зевнул. -- Не порть вечер. Барг, верно, только-только новый бочонок откупорил, а ты мне всякой ерундой голову забиваешь, -- он повёл над кружкой носом, всем своим видом давая понять, что всё уже решил и за себя и за друга, а по сему считает разговор законченным.

Тэйд встал:

-- Я тогда спать пошёл.

-- Всё в порядке? -- в косеньких от вайру глазах Саимы мелькнуло искреннее беспокойство.

Тэйд подмигнул, подтверждая: всё, мол, в порядке (он был убедителен, будто и сам в это верил). Однако губы его предательски скривились, что могло означать только одно: всё, брат в порядке, да не всё.

Саима кивнул понимающе:

-- Не нравишься ты мне что-то. Пойдём-ка провожу тебя.

Уже в коридоре, когда они скрылись от людских глаз, Тэйд прислонился к стене -- вымученную улыбку сменила гримаса боли.

-- Так я и знал, -- подхватил его Саима.

Засуетилась проходившая мимо служанка Нара. Спросила с беспокойством:

-- С ним всё в порядке, Саима?

-- Да, -- успокоил её онталар, -- иди. Хотя подожди, воды нам принеси, хлеба немного и сыра козьего.

-- Хорошо. Воды умываться или пить?

-- И той, и той принеси и ещё бутыль вайру... Большую. Не открытую.

-- Сей момент, сиурт Саима, -- в кокетливом реверансе присела Нара, но, встретившись с Тэйдом глазами, осеклась и закашлялась: -- Возьмите, а то темно, -- она протянула Саиме подсвечник на три свечи.

В комнате было прохладно. Тэйд скинул камзол и, не говоря ни слова, опустился на кровать. Саима плотно затворил за собою дверь, подошёл к открытому настежь окну.

-- Давно началось?

-- Третий день.

-- Третий?! Что ж ты молчал? Совсем сдурел?

Тэйд виновато пожал плечами, сморщившись при этом от боли.

-- Может, снять твои железяки ненадолго? -- Саима указал на вериги, опутывавшие грудь, плечи и шею Тэйда: шипованные цепочки и зацепы. Линии кровавых пятен крест-накрест опоясывали тонкий ситчик его нижней рубахи.

-- Ты что, сдохну... сразу, -- отяжелённо дыша, ответил Тэйд. -- Да ещё тебя с Виром прихвачу. Мне такой грех на душу брать ни к чему, -- он попытался улыбнуться, получилось плохо... ну как плохо -- ужасно. -- Да и при чём тут мои железяки? Это я как раз без них больше пары часов не вытяну. Уино меня задушит. Ты не переживай, я привык. Одиннадцатый год их ношу как-никак.

Тэйд попытался встать, но тут же со стоном повалился обратно. Его одолевали слабость и тошнота, голова раскалывалась от боли. Полежав с минуту без движения, осторожно и медленно сел. Приоткрыв глаза, обнаружил, что видит всё как в тумане. Изображение двоилось: два лобастых лица Саимы, два широких носа, два срезанных подбородка, рядом два пееро: два хвоста, четыре глаза, четыре уха. Он потёр измученные, блестящие лихорадочным блеском глаза: видение стало чётче, но картинка не изменилась.

"Два Вира это нормально. А вот Саима... Одного Саимы было бы более чем достаточно", -- подумалось Тэйду, но он мудро предпочёл оставить своё мнение при себе...



***




Чтобы добраться к колодцу, Крэчу пришлось пересечь улицу и выйти на свет. Всё тело его, покрытое синяками и порезами, ныло. Вдобавок нестерпимо зудели раны деревянной руки: она, вот ведь какое дело, болела пуще обычной. И, вообще, чувствовал себя Крэч прескверно: на борьбу с Вейзо ушло много сил.

-- Что же это ты делаешь, друг разлюбезный, а?

"А? Что?"

Крэч дёрнулся, сливаясь со стеной, и затих, не дыша. Слушая дальше уже с ножом в руке.

В тускло освещённом прямоугольнике окна второго этажа "Лиса", в какой-то дюжине шагов от него, появилась физиономия Чарэса Томмара. Он возложил локти на подоконник и, придавив скрещённые ладони подбородком, смотрел на то место, где затаился Крэч.

-- Вылазь, поговорим по душам. Ты, надеюсь, понимаешь, что убил лишь тех, кого я и сам бы не сегодня, так завтра... -- Чарэс выразительно щёлкнул себя по уху. -- Ты выполнил за меня грязную работу. Качественно выполнил, ничего не скажу -- проделал всё чистенько -- в высшей степени профессионально. Спасибо тебе за это. Но, согласись; нравятся они мне или нет, работа это для меня или потеха, значения ни имеет, я не могу позволить каждому встречному-поперечному убирать моих людей. Их воспитание, в конце концов, не твоя, а моя обязанность.

Крэч приподнялся. Ему до ужаса хотелось выглянуть из укрытия и поглядеть Чарэсу в глаза, но что-то остановило его, он молчал и слушал направленные в его адрес поучительные тирады.

-- Ох, -- деланно вздохнул Чарэс, судя по тону не нуждавшийся в ответах, -- даже не знаю, зачем я тебе это всё говорю... скучно мне как-то, -- было слышно, что он зевнул. -- Вот что, милка моя, давай сделаем так: чтобы мои слова не показались тебе простым трёпом, порешим, что, независимо от намерений, места и сопутствующих обстоятельств, следующая встреча станет для одного из нас последней... Согласен? Нет?

Крэч молчал. Он и сам был не дурак пошутить, но после убийства двоих къяльсо его чувство юмора слегка притупилось, и он не особо понимал, чем сейчас на самом деле занимался Чарэс. "А что? Может, ему действительно скучно? Вот и развлекает себя, как может".

Решив не развивать мысли, Крэч со всей доступной ему от природы и полученной путём многолетних тренировок осторожностью двинулся прочь, стараясь оставаться незамеченным, -- подальше от оказавшегося удивительно словоохотливым господина Чарэса.




Глава 5. Побег







Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




о. Ойхорот. д. Два Пня




Тэйд спал тревожно, чутко. Пробудило его холодное прикосновение -- это Саима зажал ему рот рукой.

-- Молчи, -- прозвучал шёпот у самого уха, -- тихо.

Грань между сном и реальностью оставалась всё ещё зыбкой, и Тэйд замер, дожидаясь, пока схлынет терзавший его во сне ужас. Он вслушивался в окружавшую тишину; сердце учащённо билось, тело покрывала испарина. Взглянул на сосредоточенное и обеспокоенное лицо склонившегося над ним друга и снова почувствовал тот же страх, что терзал его всю ночь.

Он попытался заговорить, но рука Саимы лишала его этой возможности. К уху вплотную, приблизились сомкнутые губы.

-- Тихо, -- и ещё раз, почти беззвучно, но настойчиво: -- Ти-хо!

Саима взял подсвечник и медленно переставил его со стола на пол и только теперь кивнул Тэйду, указывая на окно.

-- Там.

Рука разжалась.

Пригнувшись, оба подползли к окну. До смерти перепуганный Тэйд медленно приподнял, на уровень подоконника, голову и осторожно выглянул в темноту. Ничего не увидев, он перевёл взгляд на Саиму, и тот кивнул на сарай.

-- Смотри.

-- Где? Ничего не видно.

-- Да вон же!

Тэйд вгляделся в темноту и, проследив направление взгляда Саимы, различил, наконец, скрюченную тень, крадучись продвигавшуюся от сарая к дому напротив.

-- И ещё у колодца, слева, -- шепнул Саима.

Тэйд осторожно повернул голову.

Вторая тень, причудливо изогнувшись, подражая очертаниям и изгибам, слилась со стеной дома и застыла прямо напротив их окна.

Вцепившись дрожавшими руками в подоконник, Тэйд был не в силах отвести беспокойный взгляд от зловещей фигуры. Они терпеливо ждали, не смея заговорить или даже вздохнуть, дрожа от страха и ужаса, пытаясь уловить каждый шорох или скрип. Дождь слабо, но настойчиво забарабанил в стекло. Тусклый свет Оллата, проникавший сквозь окно, высвечивал бисеринки пота проступившие на лице онталара.

Тэйд безмолвно сполз на пол. Саима опустился рядом, машинально погладил настороженно взиравшего на него Вира.

-- Что это? Что будем делать? -- спросил Тэйд.

-- Не знаю, но уходить надо немедленно.

-- Ночью?

-- Ты, похоже, не понимаешь? -- яростно зашипел Саима.

-- Понимаю, я готов, просто это так неожиданно...

Тэйд вытер вспотевшие ладони о рубаху. Чувство, сильно похожее на панику, охватило его: он ничего не соображал и был сбит с толку.

"Хорбутовы ноздри, -- подумал он, дрожа от ужаса, -- во что мы опять вляпались?"

-- Может, переждём до утра? Или шум поднимем?

-- Ну-ну! -- онталар был настроен куда решительнее его. -- А это тоже переждём?

-- Что... -- Тэйд поглядел туда, куда указывал палец Саимы, и то, что он увидел, заставило его замолчать. -- О боги, что это? -- заикаясь, пролепетал он, ощущая удушливый ужас.

Сквозь дверные щели в комнату вползали тонкие струйки тумана: зыбко-изумрудные волокна плавно перетекали с предмета на предмет, пробираясь меж ножками табурета, ныряя под кровати, воровато вползали под висевшую на вешалке одежду.

В комнате воцарилось зловещее беззвучие, а затем, после нескольких секунд тишины, послышались слабые звуки; странные, жуткие.

Тэйд и Саима напряжённо вслушивались в кочующие по коридору шорохи и скрипы. Страх мурашками пополз по коже, комнату заполнила непроглядная тьма, и тут Тэйд услышал, как кто-то или что-то скребётся в закрытую дверь.

"Что за наваждение?" -- он сглотнул, похолодев от ужаса, и, не оборачиваясь, потянулся к столу, пытаясь нашарить хоть что-то, могущее послужить ему оружием.

Он встал. Сделав шаг назад, он вдруг явственно почувствовал, как что-то коснулось его шеи сзади, и тут же, схватив лежавшую на столе вилку, полоснул ею наотмашь... но за спиной никого не оказалось...

-- Ты в порядке?

-- В порядке? -- голос Тэйда дрожал и был подавленным. -- Сильно сомневаюсь, -- заикаясь, произнёс он. -- Я точно не в порядке...

-- Дай-ка мне вилку. Потерпи немного, я тебя выведу.

-- Хорошо, -- нехотя ответил Тэйд, но, несмотря на то, что согласился и протянул руку, долго ещё не мог разжать пальцы, чтобы отдать своё трёхзубое оружие. Разум его словно онемел, глаза безумно метались по комнате -- от страха он был близок к помешательству.

В коридоре послышались мерный стук и похожие на шаги звуки, провернулся и щёлкнул механизм дверного замка.

-- Вир! -- Тэйд, скорее, ощутил, нежели услышал шёпот Саимы.

Маленькая тень пееро беззвучно сорвалась с плеча онталара и стремительно скользнула к двери. Видно лишь было, как блеснули возбуждённые опасностью колкие глазки аколита и вздыбилась на загривке шерсть.

Замок щёлкнул ещё раз и нехотя поддался, дверь скрипнула и приоткрылась.

Отважный пееро в ту же секунду шмыгнул в проём, и Тэйд уловил еле различимый шорох и хищное шипение. Дрожа всем телом, юноша вжался в стену, боясь не только пошевелиться, но даже дышать или думать. Все звуки враз стихли, и он снова напряг слух, тщетно пытаясь определить, где могут находиться нападавшие и сколько их.

Саима бесшумно двинулся к выходу, пееро вынырнул из темноты и мгновенно взлетел к нему на плечо.

В коридоре было черно, да и только -- никакого намёка на незваных гостей, кем бы они там ни были, а сильно напугавший друзей изумрудный туман исчез так же незаметно, как и появился.

-- Вир, тут же никого нет? -- яростно зашептал Саима. -- Морок какой-то, -- он взглянул через плечо на привалившегося к стене Тэйда.

Пееро обиженно фыркнул, что могло означать лишь одно: "Уже никого нет. Уже!"

-- Что делать? -- еле ворочая языком, медленно, словно во сне, спросил потерявший способность соображать Тэйд.

-- Собирайся!

-- Что это было?

-- А пёс его знает! По мне, так по-любому лучше в лесу досыпать, чем здесь, -- раздражённо бросил Саима.

-- Ну не скажи. Хотя... Это что? -- Тэйд указал на подсвечник. Горели только две крайние свечи, огарок третьей дотлевал слабым зеленоватым дымком.

-- Нара мне их дала.

-- Зачем?

-- Понятия не имею.

-- Я должен знать...

-- Не сейчас, Тэйд.

-- Но...

-- Да что с тобой?! Хватит! -- Саима завернул огарок свечи в платок. -- Потом всё выясним. Сейчас на это нет времени. Шевелись давай -- мы уходим!

Онталар быстро упаковал отчасти уже собранные пожитки в две дорожные сумы, заодно прихватив две лепёшки, сыр и бутыль с элем. Скрутил с кроватей шерстяные покрывала.

-- Как только выйдем на улицу, не говори ни слова. Иди за мной и не отставай. Просто иди за мной! -- два раза для верности, видя состояние Тэйда, повторил онталар и сунул ему в руки плащ и дорожную суму. Он написал что-то на клочке бумаги, выудил из кармана несколько монет, -- Надеюсь, этого достаточно и старина Барг не будет на нас в обиде. Идём, быстро! -- Саима задул две оставшиеся свечи и, не обращая внимания на кислую физиономию Тэйда, растворился в темноте коридора.

Кое-как собравшись с духом и всё ещё не отдавая себе отчёта, что и почему делает, Тэйд сомнамбулой, боясь отстать, торопливо двинулся следом за другом.

Оллат, должно быть, опять спрятался за тучи, потому как после того, как погасла свеча, стало совершенно темно. В коридоре можно было ориентироваться только на ощупь, и путь вдоль стены и вниз по лестнице к широкой двери занял у них несколько минут.

Общий зал "Лиса" после загробного мрака показался Тэйду почти что оазисом света: бледный отчётливый отсвет окон на полу, проблески полированных столешниц и точёных ножек перевёрнутых стульев на них, стойка, камин и даже отблеск начищенного медного краника в бочонке с вайру. Тэйд оглядел помещение, и его пробрала дрожь от того, насколько всё, ещё вечером казавшееся ему уютным, стало холодным и безжизненным.

Медлить было нельзя, Саима осторожно распахнул массивную дверь, выглянул во двор. Спустя секунду он махнул Тэйду рукой, и они неуверенно шагнули из дома в неизвестность.

Ветер сдул тучи -- развиднелось: выглянул Оллат в окружении серебряных звёзд, выплыл царственный Сарос. До рассвета оставалось что-то около трёх часов, и вскоре жители Двух Пней начнут просыпаться. Друзья пытались двигаться быстро и бесшумно, но и то и другое у них получалось не так хорошо, как хотелось.

Рядом с сараем онталар немного помедлил, прислушиваясь. Он закрыл глаза и простоял недвижимый около минуты, затем нагнулся, опустил руку к земле и выпустил Вира.

В ту же секунду Тэйд, услышав шорох за спиной, обернулся, но ничего не увидел, а когда повернул голову назад, онталара перед ним уже не было. Он хотел было спросить у Саимы, куда он собирается идти, как уловил краешком глаза мелькнувшую справа тень. Повернув вслед движению голову, увидел Саиму, вжавшегося в бревенчатую стену сарая, совсем рядом, всего-то в паре шагов от него.

Тэйд так и не понял, как всё получилось, хотя уже после увидел синяк на лице друга и кровь у него на предплечье и на навершие посоха.

Помнилось ему только, что в один момент размытый силуэт, передвигавшийся с неуловимой быстротой, бросился на Саиму... отчётливо виделась сверкнувшая в свете звёзд сталь клинка, а уже в следующий момент увидел Саиму, наносившего выверенный удар посохом...

Услышал сдавленный вздох и увидел, как Саима бережно опускает чьё-то обмякшее тело на землю.

Как обхватив его -- Тэйда -- лицо ладонями, Саима беззвучно шевелит губами, вернее всего, что-то говоря ему... А потом ощутил жар на левой щеке... и на правой...


...Отвесив ему очередную затрещину, Саима приложил палец к губам, призывая к молчанию.

-- Очухался?

Тэйд неопределённо мотнул головой.

Саима встряхнул его за плечи.

-- Я спрашиваю -- ты очухался или ещё сомневаешься?

-- Ага...

-- Что "ага"?

-- Очухался.

-- Ну-ну. Уходим, -- нетерпеливо шепнул Саима и решительно шагнул в темноту.



Глава 6. Отложенная партия






Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




Зарокийская Империя. Траб. Тилриз




-- Заждался меня, Левиор? -- Венсора сопровождал сгорбившийся старичок в серой хламиде со свитком, небольшой шкатулочкой в руках и старинным изрядно потрёпанным манускриптом под мышкой.

Не дойдя до Левиора нескольких шагов, они остановились -- видно было, что кеэнтор, тыча пальцем в сторону чучел, сделал несколько замечаний, а после, взяв из рук старичка шкатулку и свиток, направился к Левиору, оставив горбуна в одиночестве осмысливать сказанное ему.

Из-за тумбы вынырнула непонятная зверюшка (почти обычная домашняя кошка, правда без единой шерстинки на нежно-розовом тельце, с двумя длинными хвостами и большими миндалевидными глазами) и вприпрыжку, на ходу цепляясь лапками за полы мантии, поскакала следом за кеэнтором.

Она остановилась в шаге от Левиора и, склонив голову набок, принялась внимательно рассматривать незнакомца.

-- Это моя любимица Зарлай, она карха... -- представил недокошку Венсор. Он пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово для объяснения. -- А, неважно, -- так и не найдя определения, отмахнулся он. -- Кархи, как и кошки, не очень-то ладят с рэктифами, потому она вынуждена жить здесь. Я сильно огорчусь, если найду Шорта мёртвым. Ты можешь не бояться, это ещё одно доказательство высшего предназначения заро: на нас магия карх не действует. Проверял на себе. О, это незабываемо, не желаешь попробовать?

Левиор не желал, а потому скромно качнул головой, обозначая отрицание.

Появление кархи благотворно отразилось на настроении Венсора. Похоже было, что он пребывает в прекрасном расположении духа.

-- Иди ко мне, моя крошка, -- поманил он.

Но та, проявив неслыханную наглость, предпочла хозяину гостя. Предварительно проскакав по чучелу медведя-альбиноса, она взлетела на плечо Левиора и принялась обнюхивать его лицо.

-- Пшить! -- шикнул на любимицу Венсор и, давясь ревностью, скомандовал Левиору: -- Идём.

Зарлай тут же спрыгнула на пол и юркнула за тисовую подставку, на которой раскинуло кости какое-то земноводное чудище.

Венсор повёл его по тропинке, к невысокому изящному столику, рядом с которым стояли два плетёных кресла. На столике лежала квадратная доска -- тридцать на тридцать, квадраты трёх цветов: чёрные, белые, алые. На ней хаотично -- как могло показаться непосвящённому, расположилось множество сегментированных цилиндров разных высот.

-- Может, партию в зут-торон?

Левиор улыбнулся, он любил эту игру, секретами которой овладел ещё в детстве. "Разговор двух мудрецов" -- так называли её древние. В зут-торон, если верить Лаару Софегарскому, играли ещё до катаклизма.

-- Я думал -- вы не предложите, -- мгновенно оценив положение фигур на доске, Левиор заключил: -- Очень интригующая партия.

Венсор прищурил левый глаз и огладил бородку.

-- Согласен... жаль не придётся доиграть её до конца.

Брови Левиора взлетели вверх. Он вопросительно взглянул на кеэнтора.

-- К сожалению, почти все лучшие игроки -- мои враги, они не всегда имеют возможность довести партию до конца, -- ухмыльнулся кеэнтор.

-- А ведь он мог выиграть. Противник вводил в игру Камень Смерти?

-- Да. А я вот свой приберёг.

-- Но всё равно я дал бы вам равные шансы.

-- Как зовут того онталара? -- неожиданно спросил кеэнтор, возвращая разговор к самому началу.

-- Простите, кеэнтор, какого онталара? -- не сразу понял Левиор.

-- Онталара, Левиор, онталара, того самого -- ученика Маана са Раву.

-- А, простите... его зовут Саима са Вир.

-- Вот хорошо, -- словно ребёнка, похвалил его Венсор и дружески похлопал по плечу, -- уже успел обзавестись пееро? Можешь его убить, если захочешь...

-- Пееро?

-- Ну зачем же пееро?! -- удивился кеэнтор, не уловив в тоне Левиора иронии. -- Онталара. Неплохо было бы, чтоб ты побыстрее доставил Тэйда ко мне, -- у кеэнтора, зловеще сверкнули глаза, он потёр ладонью о ладонь, радуясь внезапно пришедшей ему мысли. -- Если хорошенько всё обдумать, с ним мы можем разыграть неплохую партию.

Он протянул Левиору блеснувший золотым тиснением свиток. Квадратную, с четверть пергаментного листа, дощечку и длинную, в локоть, верёвку, унизанную множеством узелков, -- дииоровый бир-хорат и полуторная узловая печать.

-- Светлый Совет, -- голос Венсора сделался торжественным, -- признал деяния, совершённые эквесом Левиором Ксаладским в Терзосе и Тальбраге, вполне оправданными и угодными Империи и Текантулу. Совет пришёл к выводу, что будет целесообразно наделить вас, эквес Левиор Ксаладский, дополнительными полномочиями и властью, соответствовавшей поставленным перед вами задачами.

Левиор почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Шутки кончились -- отныне он мог творить всё, что ему вздумается, или почти всё, что вздумается, но и спросят с него, случись что, соответственно. Неожиданно возникший в воображении добряк Кьегро Тавуа (главный экзекутор Текантула) подмигнул ему и приветственно помахал пухлой ладошкой: "Не безобразничай, малыш!" -- тягуче медленно и очень низко пожурил он и тут же растворился.

"Венсору о произошедшем в Терзосе явно известно больше, чем бы хотелось. Впредь надо быть осторожнее. Хорошо, пусть пока думает, что купил меня с потрохами".

Предательски дрогнувшей рукой он принял из рук кеэнтора пластинку бир-хората и документ, подтверждавший его возросшие в разы полномочия.

Развернул -- неимоверно серьёзная с виду бумага со старательно вписанным титулом, несколькими большими восковыми печатями, гербами, знаком Текантула величиной с десертное блюдо и оттиском перстня Высшего кнура.

-- Несомненно, мой дорогой Левиор, задачи, возложенные на тебя, требуют не только особых полномочий, но и соответствующих денежных средств... Жарг Лат -- мой личный казначей -- будет ждать тебя у входа и, надеюсь, оставит более чем довольным. Он же проводит тебя к выходу. Жаль, что у тебя так мало времени и дела требуют твоего скорого отбытия, можно было бы сыграть партию в зут-торон...

Левиор хотел было поблагодарить кеэнтора, но тот не дал ему такой возможности:

-- Всё будет хорошо, мой друг! Твоё дело -- выполнять приказы Светлого Совета. От себя лично могу добавить, что ты неплохо потрудился в Терзосе. Надеюсь, не оплошаешь и впредь! -- он похлопал Левиора по плечу, как бы невзначай подталкивая в сторону выхода. -- Жарг Лат ожидает тебя.

-- Воля ваша, кеэнтор, -- Левиор сдержанно поклонился и вышел.

На сегодня у него были назначены две важные встречи, и как минимум ещё одна должна состояться завтра утром, так что, как бы ни хотелось Венсору ра'Хону поскорее спровадить его в Два Пня, а о скором отъезде не могло идти и речи.

"Что бы там себе не надумал этот напыщенный осёл, торопиться я не намерен. К тому же Чарэс способен управиться и без меня. Надо будет связаться с Тайлесом Хасом и сообщить ему о Тэйде. Сейчас же надо узнать побольше о камнях Тор-Ахо, будь они неладны".

-- Господин Левиор! Я Жарг Лат, -- назвался невысокий толстячок, услужливо склоняясь и демонстрируя полированную лысину, -- прошу следовать за мной...



***




...В большом камине весело и ярко пылало пламя. Высоко под каменным потолком на массивной деревянной люстре трепетали оплывшие свечи. Рядом с камином на медвежьей шкуре сидел мальчик. Рыжеволосый, веснушчатый, совсем ещё юный сорванец. На нём была замаранная, вся в цветастых заплатах, холщёвая рубаха с короткими рукавами и такие же куцые, залатанные во многих местах штаны. Доска зут-торон (та самая, из кабинета кеэнтора) перекочевала сюда и стояла теперь на полу перед мальчишкой. Он раскачивал одну из фигурок, уперев в её навершие грязный палец, и еле заметно улыбался, радуясь чему-то, одному лишь ему известному. Рядом у его босых ног удобно устроилась по-кошачьи мурчащая карха Зарлай.

Как ни странно, кеэнтор Венсор не только не кликнул Оинита и Теора, но и попросту не отругал оборванца, как поступил бы на его месте любой, даже менее знатный господин. Он обернулся и без тени удивления взглянул на застывшего в дверях рэктифа Шорта с занесённой в беге лапой и взметнувшимися ушами -- время для всех находившихся вне пределов этой комнаты остановилось.

Остановился и Венсор ра'Хон, не дойдя до мальчика пяти шагов, -- покорно склонил голову, сменив надменность на подобострастие.

Некоторое время всё так и продолжалось: ра'Хон молчал, мальчик в задумчивости касался то одной, то другой фигурки. Наконец, он поднял голову и взглянул на кеэнтора, вскинув в удивлении брови, будто только что заметил его.

-- Тебе надо бы лучше приглядывать за Левиором, -- совсем не детским голосом сказал мальчик.

-- Конечно, Властитель, я знаю.

-- Ты уверен, что он справится?

-- Нет.

-- А ты поумнел, -- мальчуган улыбнулся, -- моё общество идёт тебе на пользу. -- Зарлай, -- он повернулся к кархе, -- принеси мне яблоко. Ты догадываешься, что не только къяльсо, но и Левиор играют свои игры?.. Кстати, об играх -- почему же это я не смогу продолжить начатую партию?

Венсор смущённо проворчал что-то вроде:

-- Извините, Властитель, я не подумал... -- и сделал один робкий шажок, приближаясь.

-- Это не ответ.

-- Я... это я так, в воспитательных целях...

-- Может быть, может быть...

-- Вы не верите мне, Властитель?

-- Дело не в том, верю я или нет, а в том, было ли это или нет на самом деле. Я не верю ни одному твоему слову, потому что не слышу их, но знаю, что ты говоришь правду, хоть не знаю, какую... Я видел, как ты наслаждался! Признайся: ты забыл о вечном и, предавшись бренному, захотел хоть на миг стать выше меня?

-- Нет... -- замялся Венсор и втянул голову в плечи.

-- Чего ты боишься? Это в порядке вещей, такова ваша сущность. Левиор -- очень способный мальчик и очень сильный. Как думаешь, может, забрать его у тебя?

-- Но, Властитель...

-- Как ты умудряешься ставить два этих слова вместе? "Но" и "Властитель" стоят рядом -- парадоксально, -- в насмешливой улыбке мальчика показалась дырка между зубами.

-- Но я...

-- Зачем он Текантулу? Он же пальцем о палец для вас не ударит. Я видел, чему его учили. Ты же знаешь, наступит время, и он сам придёт ко мне, -- парнишка поднял ладонь и принялся рассматривать монограмму на перстне -- того самого, что мгновение назад находился на пальце кеэнтора.

Венсор дёрнулся, но смолчал.

-- А зачем тебе Исток?

-- Я...эм...

-- Ладно, играйся.

-- Спасибо, Властитель.

-- Не переживай, я верну твой перстень, -- сказал мальчик и потрепал карху за ухом. -- Зарлай, призови Сэт'Асалора. Надеюсь, он не сильно занят.

-- Могу я узнать, зачем вы пришли, Властитель? У вас есть для меня задание?

-- Я хотел послушать твой разговор с Левиором. Тебя это устраивает?

-- Да.

-- Хорошо. Ты так интересно изложил свои мысли по поводу камней Тор-Ахо. Вы -- заро -- так кичитесь своим происхождением, скажи -- это действительно так для вас важно?

-- Ну...

-- Ты был убедителен. Я чуть было не усомнился в истинном знании в пользу твоей версии, -- он еле заметно улыбнулся. -- Давно уже люди не были такими наглыми. Это нас развлекает.

-- Я старался... я хотел угодить...

-- Смотри-ка, какая неожиданная преданность! Твоя вера невелика, кеэнтор.

-- Это всё, что у меня есть, -- пробормотал ра'Хон.

-- Оно и видно. Твоя пламенная речь -- вдохновляет! Главное -- ты сам веришь в то, что говоришь. Хорошая получилась сказочка, думаю, ты должен выпустить её на волю. Твой вариант трактовки событий очень неплох, он вполне устраивает вечность -- уводит от истинной сути. Пусть люди в него поверят. Понимаешь, о чём я говорю?

Венсор ра'Хон кивнул.

-- Вспомнил, -- малец шлёпнул себя ладонью по лбу, после чего коснулся сахарно-белой фигурки, -- я пришёл, чтобы сделать следующий ход, кеэнтор...



Глава 7. Аллойдасуррата







Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




Сови-Тава





Верэнг -- древняя раса Ганиса, одна из сэрдо-рас. Верэнг означает "злой". Несмотря на это, верэнги, как настоящие варвары, хоть и отрицают существование Вторых Богов и поклоняются Виноки -- сыну Ткавела и Сэволии.




Верэнги -- воинственный народ, превыше всего ценящий физическую силу.




Злые и неуравновешенные от природы, они склонны к жестокости.




Слаабрант са Тирно. Бытие и сущее




Её звали длинным и немного странным для человеческого слуха именем -- Аллойдасуррата. Необычным это имя было и для уха кану, слишком длинно, грубо и неизящно, будто камешки мелкие с ладони в ладонь кто-то пересыпает. Феа же или любому из онталар оно показалось бы чересчур аляпистым, безвкусным и несуразным.

Такие вот привереды...

К чему, словом, все эти ненужные сравнения? Аллойдасуррата не относилась ни к одному из этих племён, а была она дэфе (дитя любви человека и феа). А по сему, как это часто бывает, не была ни тем, ни другим; люди не спешили принимать её, считая одной из феа, кичившиеся своими древними корнями феа видели в ней человека.

Дедушка Суб, сводная сестрёнка Эдэн и братишка Цего звали её Лой, Суррой или просто Су. Эти-то имена вполне устраивали любой из вышеперечисленных родов...

Внешне Сурра не была похожа ни на феа, ни на людей. Дэфе всегда отличались изысканной, что называется, штучной красотой. Ростом чуть ниже средней девушки из человеческой расы, на голову, а то и на две, выше любой феасы, она была не настолько низка, чтобы это послужило предметом людских насмешек. Лицо её впитало лучшие черты обеих рас: человеческую красоту и феаскую неординарность. От последних ей достались некоторые пикантные изюминки: такие, как множество родинок (удачно разбросанных по её смазливому личику), слегка скошенные к темени ушки, глаза необычного цвета и формы -- широко посаженные, с поволокой, светящиеся благородным изумрудным блеском.

Различия во внешности рас можно было бы обсуждать до бесконечности, но достаточно того, что мужчины, обычно расматривавшие феа и дэфе как предмет насмешек, либо в качестве игрушек в плотских утехах, смотрели на Сурру как на равную. Мало того -- они смотрели на неё с восхищением.

Сурра же давно привыкла к странному к себе отношению и не обращала внимания ни на восторженные, полные вожделения мужские взгляды, ни на презрительно-завистливые женские. Но было ещё одно качество, делавшее её объектом повышенного внимания мужчин всех людских и нелюдских рас, -- она была одним из лучших следопытов долины Лагуры...


***



...Что-то мягко, словно крылышко бабочки, чиркнуло по щеке и волосам Аллойдасурраты. Она ещё не успела толком понять, что это было, как из-за ствола дерева напротив выскочил кто-то, на ходу целясь в неё из лука. Мгновенно упав на землю, Сурра перекатилась в сторону. Зарываясь в заросли остролистой травы, она поняла, что спаслась только чудом, и внутренне поблагодарила всех известных Богов за это. Но уже в следующее мгновение стрела ударила ей в плечо, а после ещё одна, чиркнув по шее, ухнула за её спиной в листву.

"Жди! -- приказала она себе и выхватила рап-сах из перевёрнутых, закреплённых на спине ножен. -- Что теперь делать? Затаиться и лежать неподвижно, изображая убитую, или попробовать исчезнуть, скрывшись за валунами справа? Нет, оставаться неподвижной нельзя. Убийцы, определённо, не пожалеют четвёртой, пятой, а скорее и всех своих стрел, чтобы удостовериться, что не промахнулись".

Наступила томительная тишина. Сурра ждала, прильнув к толстым, торчавшим из земли корням.

"Кто всё же это? Люди? Верэнги?.. Да какие, к Хорбуту, люди?! -- одёрнула она себя. -- Что за глупости! В Сови-Тава нет людей. Если только это не один из хуз: старый Рэпэк, что исключено, или Галав, что тоже маловероятно... других хуз она не знала. -- А обычному человеку в Сови-Тава не выжить".

...В Ретяже, небольшой литивийской деревушке, устало прикорнувшей на холме у места слияния Лагуры и Сябы, откуда Сурра была родом, люди жили испокон веков и близкого соседства с племенами варваров не страшились...

В щёку ударило щепой, -- в ствол дерева, у самого уха Сурры, вошла по рукоять трёхгранная рамба, враз отметая сомнения.

"Верэнги! -- испуганной птахой забилась в её сознании тревожная мысль. -- Но почему? -- Сурра дотянулась до стрелы и теперь осторожно поднимала её... -- Сейчас судьба решит, кому что!"

Инстинктивно дёрнулась кисть -- стряхнула рыжих муравьёв. За спиной треснула ветка, Сурра стремительно отпрянула в сторону, стрела впилась в корень, о который мгновение назад она упиралась локтем. И тут же Сурра услышала боевой клич: верэчка налетела так стремительно, что дэфе не успела заметить, откуда та появилась. Хрупкая с виду варварша сильно ударила её кулаком в подвздошье. В глазах потемнело, пальцы разжались, выпуская рукоять рап-саха. На миг Сурра лишилась сознания...

Очнувшись же, поняла, что уже стоит, вернее висит. Схватив её левой рукой за горло, верэчка подняла добычу на ноги и прижала к стволу. В правой варварша держала Суррин же рап-сах настолько близко от её лица, что она разглядела в лезвии своё искажённое отражение.

"А вот это уже всё... Сейчас я узнаю: кто, почему, а кабы повезёт, и зачем..."

Удара не последовало, лишь незаметный тычок куда-то под скулу -- и сознание покинуло её...



***



Очнулась она от того, что по лицу её хлестали мокрые ветви. Лошадь остановилась, и чьё-то острое колено впилось под рёбра.

-- Ой, мамонька!

Сурра ужаснулась, услышав знакомый голос, дёрнулась, попыталась перевернуться.

-- Эдэн, сестричка? -- голос её с забытья сорвался на хрип.

На неё надвинулась тень: поравнявшийся с ними всадник ударил её коленом в лицо. Связанные за спиной руки отозвались болью в запястьях.

-- Тихо! -- властно приказал мужской голос.

-- Су, милая, тебе больно? -- заверещала Эдэн и тут же придушенно замолкла.

-- Не трогайте её, -- отозвалась дэфе.

Новый удар коленом в голову заставил её замолчать.

-- Тихо! -- оборвал тот же голос.

Ужас сковал сознание Сурры: уши заложило, бешено забилось сердце, в глазах потемнело от ярости.

"Проклятие! Эдэн, сестричка, как они схватили тебя?! За что? Зачем ты им? А я зачем? Так что всё-таки делать? Бежать? Бежать в Сови-Тава от верэнга -- какая глупость. Тогда выяснить для начала, что им от нас надо... Ведь надо же им что-то, кабы мы всё ещё живы? Меня и Эдэн взяли в плен. Зачем? Я была в лесу, Эдэн в деревне... Однозначно им что-то от меня надо... не от Эдэн же. Рэпэк будет нас искать! Да, конечно, Рэпэк нас не оставит! Сколько мы уже едем и куда? -- она задёргалась, пытаясь вывернуться и взглянуть в небо. Ничего не вышло. -- Дождь смывает следы, надо оставить Рэпэку знак. Но как? Руки-то связанны. Придумаю что-нибудь потом. А пока надо делать всё, что они хотят. Надо быть смирной, а когда поверят, что я готова на всё... а если меня убьют раньше? А если убьют Эдэн?!" -- Сурра вздрогнула и тряхнула головой, пытаясь избавиться от гадких мыслей.

-- Больно... -- как можно жалостливее простонала она и заёрзала, пробуя устроиться поудобнее.

Сильные руки вцепились в плечи, подтянули её.

Легче не стало, закололо в боку, заныли онемевшие мышцы. Сурра согнула руки, насколько позволяла верёвка, и попробовала пошевелить пальцами. Где там! Она вытянула шею, чтобы удостовериться в том, что пальцы всё ещё слушаются её, вернее в том, что они вообще есть. Постепенно кровообращение восстанавливалось, и теперь её тело пронзали тысячи острых иголочек. Более того, Сурру донимал непрекращавшийся свербивший зуд в носу, она то и дело вроде бы собиралась чихнуть, но так и не могла.

Потом ей, наконец, удалось приподнять голову: взгляд её встретился со взглядом сестры. Глаза Эдэн были дикими от страха: истерия и суеверный ужас, боязнь леса, верэнгов, боязнь за себя, за неё -- это читалось в них.

Весь день шёл дождь, шёл и шёл, наводя тоску и уныние. Но несмотря на то, что под густыми кронами деревьев Сови-Тава они почти не чувствовали его, им было нестерпимо холодно. Сурре не верилось, что она когда-нибудь просохнет и сможет согреться. Эдэн, которую кто-то из верэнгов укрыл грубым плащом из телячьей кожи, дрожала, не переставая.

Они выехали на небольшую поляну, посередине которой горел костёр. Возле огня грелось пятеро верэнгов. Ещё столько же лежало и сидело в некотором отдалении от костра. Те, что были ближе, зашевелились, некоторые встали. Двое подошли к Сурре и, подхватив под руки, поволокли к огню. Её бросили возле костра и возбуждёнными голосами наперебой стали задавать вопросы. Она стоически молчала, стиснув зубы, делая вид, что не понимает ни слова по-верэнгски. Вскоре варварам это надоело, и они, должно полагать, потеряв к ней всякий интерес, стали рассаживаться вокруг костра. Один, криво улыбнувшись Эдэн, протянул ей бурдюк с водой и несколько кусков мяса на тыквенной тарелке. Сестре на время развязали руки, и она смогла есть сама и кормить Сурру.

Покончив с мясом, согревшись и немного успокоившись, насколько это было возможно, дэфе привалилась спиной к дереву и попыталась привести мысли в порядок. Эдэн лежала рядом, положив голову ей на колени, и умиротворённо сопела, забывшись глубоким сном уставшего до смерти ребёнка.

Сурра смотрела на затянутое тучами, беззвёздное небо и думала о том, какая участь ожидает её и сестру: быть может, смерть, быть может, что-то, что хуже смерти...

Прежде чем заснуть, она долго ворочалась, переворачиваясь с боку на бок, спать мешали впивавшиеся в бок камни и связанные за спиной руки. Неловкими движениями она попыталась натянуть на себя сползший плащ. Верэнги не считали, что пленники нуждаются в покрывалах или каком-либо другом укрытии от дождя и ветра. Лишь остатки костра и Эдэн, свернувшаяся калачиком и прижавшаяся к её спине, сохраняли остатки тепла...

Очнулась Сурра на рассвете от сильного толчка в спину -- её внимательно рассматривал один из варваров: здоровый, с обнажённым торсом, крест-накрест перетянутым кожаными полосами, и ожерельем, состоявшим из изумительно белых, как на подбор, зубов тигра, на могучей шее. Из-за широкого пояса воина торчали кнут и огромный рап-сах, в полтора раза больше того, что был у неё до пленения.

"На вид лет пятьдесят... значит, двадцать три где-то".

...Для верэнга, становившегося взрослым в девять, в шестнадцать достигавшего лучшего возраста и заканчивавшего свой бренный путь в тридцать (если повезёт, конечно), год тянулся столько же, сколько для человека три, или пять для феа. Выглядели верэнги по-разному: кто старше, кто моложе, но в основе своей схема была простой -- лет до семи всё было, как у людей, потом следовал резкий скачок (это о мужчинах сейчас), и в пятнадцать верэнг выглядел на тридцать. Дальше по нарастающей: в двадцать -- на сорок, в двадцать пять -- на шестьдесят. А вот с верэнгскими девушками (верэчками, как для простоты называли их все хузы) было по-другому, вернее -- как и должно было бы. При усиленном внутреннем старении внешний их облик целиком и полностью соответствовал людскому. То есть верэчки независимо от возраста оставались вечно молодыми. Короче, как ни крути, а Сурра в свои тридцать два была для любого из верэнгов дремучей старухой.

Верзила бесцеремонно толкнул её, а затем, ударив кулаком в свою могучую грудь, начисто лишённую растительности, глухо буркнул:

-- Гарона.

Он изучающе посмотрел на Сурру, и, так как в ответ на своё приветствие варвар ничего не требовал, она предпочла промолчать.

Гарона же задумчиво взглянул на зубчик Лайса, выглядывавшего в просвете деревьев, потёр глаза. Присел. Провёл ладонью по мокрой от росы траве, поиграл в пальцах рамбой и решительно придвинулся к девушке.

Сурра встретилась с ним взглядом, и сердце её ушло в пятки, единственная мысль затопила беспокойное сознание: "Сейчас убьёт, гад!"

В это время за деревьями, на противоположном склоне оврага, что-то пошевелилось. Гарона обернулся, и Сурра, проследившая за его взглядом, заметила мелькнувший среди листвы силуэт: незнакомый верэнг осторожно глядел на них из зарослей.

Откинув капюшон мехового плаща, он несколько секунд напряжённо и чутко прислушивался. После того как его глаза встретились сперва с глазами Гарона, а после и с взглядом Сурры, он сделал своим невидимым спутникам знак рукой и начал медленно спускаться по склону. Вслед за ним из темноты показалось ещё трое воинов. А следом вышли и остальные. Всего их было восемь.

Они шли гуськом, ведя нагруженных коней в поводу. Какое-то время, когда они в тишине передвигались на фоне предрассветного неба, Сурра видела их вполне отчётливо, а затем они исчезли, растворились, словно лесные духи, без шелеста и шорохов. Они появились вновь, но совсем не там, где она ожидала их увидеть, -- выехали на поляну, и дэфе с удовлетворением отметила, что двое из прибывших -- женщины, а четверых мужчин она видела раньше в отряде Гарона. Тихо, чтобы не потревожить спящих, -- не звякнуло оружие, не заржала лошадь, не хрустнула под ногой или подковой ветка -- они вошли в лагерь.

В Сурру тут же вцепились восемь пар глаз -- внимательных, изучающих. Над поляной повисло напряжённое молчание.

Они долго рассматривали сперва её, а затем и Эдэн, Сурра же в это время внимательно изучала их.

Весь день возросший вдвое отряд двигался густым тропическим лесом в сторону гор, делая лишь короткие привалы.

Всё это время никто не пытался заговорить ни с ней, ни с Эдэн. Впереди шёл авангард, расчищая рап-сахами дорогу, так как лианы и свисавшие с деревьев растения, переплетаясь меж собой, образовывали на их пути непроходимую чащу. Несколько раз они переходили вброд ручьи и неширокие реки, при этом один из верэнгов обязательно находился рядом с Суррой и строго следил за ней, надо думать, побега опасаясь.

Уже совсем смеркалось, когда высокий воин, совсем молодой, лет тридцати на вид, в плаще из шкуры тигра, оскаленная пасть которого защищала левое плечо варвара, скомандовал привал и направил коня к Гарона. Они спешились и долго разговаривали, прохаживаясь в стороне. Потом подошли к разгоравшемуся костру и принялись что-то обсуждать с остальными.

Сурра напряжённо прислушивалась, но, как ни силилась, ничего не смогла разобрать.

Когда воины разошлись, она устало ткнулась головой в бок сестры. Та нежно погладила её по волосам.

-- Я не боюсь, Су, -- прошептала она дрожавшим голосом, -- и ты не бойся.

Сурра кивнула: "Если бы ты знала, глупенькая, о чём говоришь. Это мне нечего бояться -- кому я здесь -- старуха -- сдалась, а ты, сестричка, в свои одиннадцать выглядишь так, как выглядят самые лакомые верэнгские красавицы в лучшие годы своей недолгой жизни".

Вскоре из темноты появился вожак. Он был не один: как и прежде, его сопровождал Гарона и ещё один воин, незнакомый, из новых.

-- Я Халога. Я здесь старший, -- сказал вожак на общем и тут же, то ли ни капли не сомневаясь в том, что Сурра его понимает, то ли проверяя её, заговорил по-верэнгски, нарочито быстро: -- Я знаю, тебя зовут Сурра. Ты не должна бояться -- тебе ничего не грозит. Это наш лес, наша земля. Вы здесь чужие. Но ты знаешь то, чего не знаю я... -- он сделал паузу, и Сурра быстро закивала, обозначая понимание. Халога вышел из недолгой задумчивости, криво улыбнулся краешком губ и, ткнув в сторону Эдэн пальцем, продолжил: -- Ей тоже ничего не грозит... пока ты делаешь то, что мне нужно. Поняла?

На этот раз Сурре расхотелось кивать: очень ей не понравилось это "пока ты делаешь то, что мне нужно". И непроизнесённый вслух вопрос: "А когда сделаю, что будет с нами?" -- на мгновение парализовал её сознание. Понимая, что отрицательного ответа Халога не примет, она всё же кивнула на всякий случай, подтверждая своё согласие. Пауза была слишком длинной, чтобы не понять, что это всего лишь уловка, дабы выиграть немного времени и, хорошенько всё обдумав, найти выход из сложившегося положения, но Халога, похоже, мало интересовало что-то, кроме нужных ему ответов.

Он вытянул в сторону огня ладони и произнёс зловеще:

-- Не пытайся бежать, хуза, ты нужна мне. А она нет, -- вожак кивком указал на Эдэн и долго молчал, прежде чем заговорить снова, а когда заговорил, голос его был спокоен и даже ласков: -- Без причины вас никто не тронет. Не будут бить. Накормят, напоят и разрешат греться у костра. Мои женщины вылечат твои раны... Что надо делать, я объясню потом. Ты всё поняла, хуза?!

Сурра молчала, косо глядя в бесцветные, немигающие глаза варвара. Стоявший за их спинами воин склонился и, схватив её за подбородок, развернул лицом вверх, посмотрел в глаза. Перехватился, намотав волосы дэфе на кулак, и несколько раз качнул её голову, наклоняя вперёд.

-- Она согласна.

Халога расхохотался и, покровительственно шлёпнув Сурру по щеке кончиками пальцев, произнёс:

-- Не зли меня, хуза, а то отдам твою сестру Майага.

Губы державшего Сурру за волосы воина растянулись в похотливой улыбке, обнажая ряд красных от боевого раскраса зубов. Хищное лицо сверкнуло острыми оливковыми глазами. Высокий, жилистый, широкогрудый, смуглокожий. От виска через бровь на правую скулу Майага вился глубокий шрам.

"Перебьётся косорожий. Теперь точно не отдашь. Я буду смирной и гладкой, -- подумала Сурра. -- А поговорим мы с тобой потом, когда я узнаю, чего ты от меня ждёшь".

Её привязали к поваленному дубовому стволу так, чтоб Эдэн смогла, не вставая, дотянуться до общего котелка и покормить её.

-- Что он говорил тебе? -- спросила Эдэн.

-- Сказал, что нам нечего бояться и скоро они отпустят нас.

-- Что-то не похоже на то...

-- Отпустят, -- попыталась успокоить сестру Сурра. -- Подуй, горячо.

-- Почему не отпустят сразу? -- Эдэн, с усердием дунув на похлёбку в ложке, поднесла её к губам Сурры. -- Почему он тогда схватил тебя за волосы?

-- У них так принято. Они совсем дикие, как звери. Их старший хочет, чтобы я кое-что для них сделала.

-- Старший -- это с мордой тигра на плече?

-- Да.

-- Страшный. Что он хочет, чтоб ты сделала?

-- Пока не знаю... похоже, эти верэнги пришли издалека и совсем не знают Сови-Тава, -- Сурра поморщилась. -- Всё равно горячо, подуй ещё... Думаю, им нужен проводник.

-- Проводник? Почему они не попросят кого-нибудь из местных верэнгов? Пусть спросят что им нужно у Каменных Листьев? -- фыркнула Эдэн. -- Они так похожи, как один навозный жук на другого.

-- Не знаю, -- Сурра подумала, что, пока они не пересекли реку Сехтью, она, возможно, единственная, кто хорошо знает эту местность. Варвары же, скорее всего, полагаются на исключительное чутьё и врождённые навыки лесных жителей, -- эти мысли немного приободрили её. Она скупо улыбнулась и попыталась успокоить Эдэн: -- Не бойся, сестрёнка, мы обязательно выберемся.

-- А ты откажись?

-- Не могу...

-- Скажи, что не хочешь, -- наивно настаивала на своём Эдэн, тыча деревянной ложкой в её стиснутые зубы.

Сурра отвернулась.

-- Всё, больше не буду есть. Ложись спать, завтра поговорим...

Неизвестно почему, но в этот раз их положили спать порознь: Эдэн под небольшим, наскоро сооружённым навесом, возле костра. Сурру же оставили у дубового корня, неподалёку от навеса, под которым расположился Халога со своими воинами...


***



...Сквозь шум дождя Сурра не слышала приближавшихся шагов, она почувствовала их -- зажмурилась, ожидая удара...

-- Су! -- послышался негромкий шёпот сестры. -- Су, вставай.

Она открыла глаза, перед ней стояла Эдэн с казавшимся огромным в её маленьких ручках рап-сахом.

-- Эдэн? Брось... нам нельзя... Иди спать, -- взмолилась Сурра.

-- Тише.

Эдэн не слушала её, она ловко сунула лезвие рап-саха меж её правой рукой и корнем и, пока Сурра неосознанно, более повинуясь обстоятельствам, нежели рассудку, освобождала руку от обрезков верёвки, проделала тоже с её левой рукой. Сурра попробовала встать, но затёкшее тело начало бессильно заваливаться вперед, и Эдэн пришлось постараться, чтобы удержать её и не дать повалиться в лужу. Наклонившись, она ловко освободила её ноги.

-- Можешь идти?

-- Попробую, -- прохрипела Сурра, понимая, что раз вернуть всё равно уже ничего нельзя, возможно, всё же стоит попытаться бежать.

Шатаясь и спотыкаясь, она поплелась к оврагу, а затем, когда они отдалились на три дюжины шагов, поддерживаемая Эдэн, побежала куда глаза глядят... Ноги скользили по жидкой грязи, и вскоре сёстрам пришлось остановиться -- Сурра опустилась на землю и сидела так некоторое время, с трудом восстанавливая дыхание.

-- Как ты освободилась?

-- Перетёрла верёвку о камень, -- Эдэн показала ей окровавленные запястья. -- Не бойся, они все спят, они пили какую-то гадость, я долго ждала, пока они уснут. Ты отдохнула? Нам надо спешить.

-- Знаю, -- передёрнула плечами Сурра. Она до сих пор ещё не пришла в себя: всё тело болело, мокрые волосы лезли в глаза.

-- Давай, Су, давай, милая, идём скорее.

-- Зря ты всё это затеяла...

-- Как зря, ты думаешь, я не понимаю, что они со мной хотят сделать? Ты что? Ты же знаешь этот лес лучше их -- мы убежим. Я чувствую, мы не так далеко от дома.

-- Нет! -- Сурра дёрнулась и больно ударилась головой о ствол небольшого деревца. Сверху их накрыло водопадом холодных капель.

-- Да! -- уверенно возразила Эдэн и, повысив голос, нетерпеливо потребовала: -- Вставай!

-- Нет, -- Сурра закашлялась. Одежда липла к телу, дыхание казалось обжигающе горячим.

-- У нас нет времени на разговоры... вставай, Су!

-- Погоди немного, ещё чуть-чуть... сейчас... -- Сурра начала подниматься.

Они перебрались за следующий куст, потом за валун, потом с горем пополам доковыляли до небольшого овражка...

...Через три четверти часа Сурре показалось, что ветер доносит до них крики и звуки погони -- она успокаивала себя тем, что это могло ей послышаться, к тому времени они ушли довольно далеко от лагеря. На всякий случай она остановилась и, привалившись к стволу плечом, взглянула назад -- за стеной деревьев в пелене дождя маячили размытые пятна факелов...



Глава 8. Таррат






Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




Зарокийская Империя. о. Ногиол. Таррат



Малыш Раву взвился в воздух и неистово завертел хвостом. Лапы воинствовавшего пееро были нацелены прямо в грудь занявшему оборонительную стойку Табо. Преодолев в полёте две трети пути от шкафа к столу, Раву немыслимо изогнулся: кувырок, ещё один. Он был почти что точен и приземлился в каких-нибудь паре миллиметрах от застывшей цели.

Табо его ждал и атаковал мгновенно, не давая опомниться. Серия коротких ударов передними лапами, два обманных движения. Выпад, ещё один. Удар.

Раву зашипел, попятился, уворачиваясь, и...

-- Да что ты будешь с ним делать! Ну-ка прекрати немедленно. -- Маан налету подхватил подсвечник с неуспевшими погаснуть свечами и поставил на стол. -- Я вижу, ты, мил дружок, не успокоишься, пока дом не спалишь.

Пееро заговорчески переглянулись и нехотя разошлись в стороны.

-- Не обращай внимания, Маан. Здесь нет ничего такого, за что стоило бы ругать этих замечательных зверьков.

Коввил са Табо -- высокий и чрезмерно тощий онталар с длинными жилистыми руками. Острые черты его лица смягчались теплотой взгляда больших круглых глаз цвета тёмного янтаря и оттопыренными ушами.

-- Немного Истинского? -- покрутил зелёную бутыль хозяин. -- Рекомендую, отменнейший, я тебе доложу, в пятьдесят седьмом был урожай.

-- Я, друг мой, как и прежде, предпочитаю вайру. Пока ещё не нашёл ничего лучше кружечки этого огненного напитка, особливо сдобренного тёртым кибийским орехом или долькой сирду, -- Маан са Раву поднялся и подошёл к окну. Он отодвинул замусоленную занавеску и окинул тёмную улицу взглядом.

-- Целиком и полностью согласен с тобой, но, боюсь, таких изысков здесь не сыскать.

-- Ну почему изысков? Никакое вайру не выдержит сравнения с хорошим Истинским. Тем более урожая двенадцатого или пятьдесят седьмого годов. Они, как ты справедливо отметил, были исключительны... Интересное какое место.

-- Ты про Таррат, или...

-- ...и про Таррат тоже, -- Маан вернулся к столу и постучал по краю бокала тем местом, где у людей и прочих обычно бывает ноготь, давая понять, что пора бы этот самый бокал наполнить. -- Дыра, похоже, каких поискать. Что-что, а устроиться с комфортом ты всегда умел.

-- А что ещё мудрецу надо? -- искренне удивился Коввил.

-- Проповедуешь аскетизм?

-- В той или иной мере. Удивительно, что ты до этого ни разу не был в Таррате.

Комната, в которой жил Коввил са Табо, действительно была обставлена мало сказать, что просто: чёрный камин, пара потемневших от времени деревянных стульев, два стола -- большой круглый в центре и маленький низкий у окна. Две узких кровати, в изножье одной широкий окованный железом сундук. На столике у окна отсвечивала лаком квадратная трёхцветная доска зут-торон с цилиндрическими фигурами -- участниками отложенной партии, остальные -- вышедшие из борьбы -- покоились рядом в компании свитков и нескольких переплетённых в кожу манускриптов с сиявшими серебряными застёжками. Вот и всё нехитрое убранство: ни картин на стенах, ни коврика на полу. В углах притаились сумрак и паутина. Свет слабых огоньков двух масляных светильников да запах готовившейся еды немного оживляли интерьер.

"Свинина с горохом, -- ещё с порога определил Маан са Раву. -- Что тут поделать -- старые друзья со старыми привычками".

И вот теперь эти самые бобовые со свининой гулко урчали в животах сиуртов.

Уставшие от боёв, Раву и Табо засопели, пригревшись на мягких хозяйских подушках.

-- Отличное вино, -- похвалил Маан, пригубив напиток. Вот с гарниром ты не угадал немного. Белое вино и горох -- какая прелесть.

Коввил са Табо смешливо поморщился, извиняясь за гастрономическое невежество.

-- Горох уже внутри и не может помешать тебе насладиться изысканным букетом этого великолепного вина.

Они подняли бокалы, выпили.

-- Ты, я смотрю, все книги свои в это захолустье перетащил.

-- Всего-то пяток самых любимых.

-- Позволишь поинтересоваться -- каких?

-- Апокриф Слаабранта са Тирно. "Контальские записи" Рио Бо. "Огонь и Воздух" Ар'Крротдана. Аналекты Агойя Тарао из Шалатора и ещё парочку неоконченных переводов с греота. Ты, наверное, помнишь: я питаю особую страсть к древним языкам: кнутд, циорхо, древний кетарский, полустишья феа, греот.

-- Что-то такое припоминаю. В Шосуа я частенько видел тебя, увлечённого трудами Ралафа Красаральского, вот и рискнул предположить...

-- Нет! -- отмахнулся Коввил. -- Ралаф Красаральский мне давно неинтересен. Бесполезный материал.

-- Плесни-ка мне ещё и скажи: слышал ли ты что-нибудь о камнях Тор-Ахо?

Замерцала и погасла одна из ламп. Коввил наполнил бокалы.

-- Тор-Ахо? М-м-м, хороший вопрос. Совсем немного, будем считать, что ничего.

Маан склонился над лампой, приподнял стеклянную колбу, заглянул внутрь:

-- Ить ты, масло закончилось.

-- Оставь так, больше соответствует теме и настроению предполагаемой беседы.

-- Откуда тебе известно, о чём пойдёт речь? -- лукаво ухмыльнулся Маан.

-- Мне так показалось.

-- Ты прав, Коввил са Табо. Я собираюсь сообщить тебе нечто такое, что изменит всю твою жизнь.

-- Этого-то я и боюсь...

-- Не перебивай, тебе неинтересно? Речь пойдёт о величайшем артефакте из всех, когда-либо присутствовавших на Ганисе.

-- Отчего же, мне крайне любопытно, -- заинтригованный его вкрадчивым тоном Коввил подался вперёд: -- Прошу, продолжай. Я -- весь слух!

-- Несколько лет назад, -- тихо начал Маан, -- искал я в храме Эрафиха, что на острове Горт, потерянные страницы книги Рау'Сала и наткнулся на один древний манускрипт -- натурофилософические изыскания Лаара Софегарского. Целый ряд внушительных томов под общим названием "Источник мудрости мира", датированных 1627 годом. Преинтереснейший трактат, должен отметить, -- Маан достал кисет и принялся набивать дииоровую, отделанную серебром трубку. -- Жаль, не могу похвастать таким же знанием греота, как и ты, но с горем пополам я его всё ж таки осилил. Прочтение сего труда подтолкнуло меня к дальнейшим исследованиям, результаты коих я и спешу тебе представить.

Коввил кивнул и принял кисет из предательски дрогнувших пальцев неожиданно разволновавшегося Маана.

-- Продолжай, -- мягко попросил он.

-- Я хочу рассказать тебе о греольской цивилизации...

-- Ты можешь рассказать что-то, кроме того что я давно знаю?

-- Ты знаешь совсем не то, что было на самом деле, друг.

-- Да неужели?

Маан многозначительно покачал головой. Он выдержал должную паузу и начал:

-- Греольская цивилизация не исчезла с приходом Сида Лайса, как многие из нас думают, она просуществовала до половины второго тысячелетия... по календарю Кироффе, разумеется.

-- Что ты говоришь?

-- Не ёрничай.

-- Не делай таких длинных пауз, и у меня не будет нужды их заполнять. Или ты жаждешь аплодисментов? Так ты их не дождёшься.

-- Хорошо, я буду лаконичен. -- Маан дыхнул в чашечку трубки и табак в ней тут же зарделся алым. -- Греолы... Тысячи лет они безраздельно властвовали на Ганисе... Это были годы подлинного их величия, годы их могущества...

-- Кхе-кхе, -- нарочито громко прочистил горло Коввил.

-- ...годы подвигов, -- продолжал Маан, не отзываясь на провокации, -- годы, которые сегодня кажутся нам легендой. Полторы тысячи лет после всеразрушающего катаклизма. А ведь каждый год Сида Лайса стал для этого мужественного народа настоящим испытанием. Сарос отдалялся, постепенно греолы начали ощущать нехватку Уино, которого было ещё вполне достаточно, но не столько, сколько требовалось их организмам. Развитие остановилось, они стали инфантильны, если это определение может быть уместным, скорее пассивны и апатичны. Хотя вряд ли все эти слова адекватно отражают то поистине ужасное уныние, которое прочно обосновалось в их сердцах. Чахли магия и наука, завяло искусство. Но это было не всё -- лишь начало великой трагедии. Вскоре пришла настоящая беда -- Уино стало настолько мало что они... -- Маан ненадолго задумался но не найдя нужного слова решил выразить свою мысль хоть как-то: -- они начали задыхаться. К сожалению, греолы стали вырождаться как род. С каждым годом их становилось всё меньше и меньше -- нация вымирала. Беда, ты знаешь, не приходит одна. Слуги Керномахса, видя угасание греолов, стали заявлять о своих правах на мировое господство.

-- Керномахс? Кто это?

-- Керномахс -- единственный ребёнок Хора и Суо, проклятых за грех кровосмешения их отцом Великим Первым Богом Ткавелом. Он дважды рождался мёртвым, и выжил лишь на третий раз. И то, потому что Хор встретился с отцом и потребовал, что бы он снял проклятие. Поначалу Ткавел отказал сыну, и тогда Хор, в приступе ярости, ослепил себя. Видя страдания сына, Сэволия уговорила мужа и тот, смилостивившись, простил Хору и Суо грех кровосмешения, чем спас от неминуемой смерти их ещё неродившегося сына. Ткавел изгнал грешных своих отпрысков из Верхних Земель и повелел дать мальчику имя -- Керномахс, что означало -- отчаяние. Люди назвали нового бога -- Триждырождённым. Это имя, думаю тебе известно. -- (Коввил улыбнулся и кивнул) -- Им пугают непослушных детей, и частенько ставят рядом с одноглазым чудовищем Хорбутом и демоном Нижнего мира Тарк-Харласом.

-- Спасибо, очень обстоятельно.

-- Это смешно?

-- Нет.

-- Но ты улыбаешься.

-- Я всегда улыбаюсь, когда ты делаешь такое важное лицо.

-- Мы говорим о Триждырождённом, Коввил са Табо. Тебе не стоит быть таким легкомысленным.

-- Керномахсу удалось задуманное?

-- Нет, хоть он и был очень близок к успеху. По всему Ганису прокатилась череда жестоких войн, впоследствии названных Битвой Двух Столетий. Властитель греолов -- Лессант Эрфиларский, сын Второго Бога Эрока, пошел к отцу и попросил его о встрече с Великим Первым. Ткавел внял его просьбам и призвал в Верхние земли Лессанта и троих его верных соратников: Асалориона или Сэт'Асалора, это они уже после так себя называть стали... эм... -- Маан рассеяно постучал пальцами по столешнице.

-- Сэт'Асалор, -- напомнил Коввил.

-- Да... эм.. Сэт'Асалора призвал, -- наконец нашелся Маан, -- сына Тэннара. Тэллариана или Тэл'Арака -- сына Виноки и Сантаву -- Лат'Сатту -- правнучку Тамбуо. Вот. Кажется, всех назвал. Да. Пока правитель греолов находился в Верхних Землях, на Кеар напали слуги Триждырождённого: Темносущные, люди, сэрдо и даже кану...

-- Кану?

-- Те из них, которые приняли его сторону.

Огненный замолчал, кольца дыма от его трубки поднимались вверх, постепенно тая.

-- Наступило время решающего сражения -- Битвы Двух Столетий, -- спустя минуту продолжил Маан. -- Слуги Триждырождённого задумали истребить обессилевших греолов, но просчитались. Ткавел, видя такое кощунство со стороны своего внука Керномахса, решил помочь этому многострадальному народу. Бог создал в Кеаре колодец и наполнил его Уино из своих вен, воинам же пообещал, что он не иссякнет в течение года. Шла война. Пылали города, рушились крепости. С каждой стороны погибло не по одному десятку тысяч воинов...

Коввил трепетно внимал словам друга, в его янтарных глазах мелькала сталь клинков, всполохи магического огня и отсветы жестоких пожарищ, в ушах слышался плачь детей и стоны умирающих, перекрываемые воинственными криками и заунывным рёвом ротранов.

-- Эта была последняя война в Битве Двух Столетий и закончилась она сражением при Шэр-Таке. Год минул, греолы одолели врага. Армия Триждырождённого была повержена. Источник Уино почти иссяк. Однако, несмотря на то, что в этот год ни один греол не умер от недостатка Уино, их всё равно стало на две трети меньше от прежнего. На Ганисе осталось не больше десяти тысяч греолов, и это включая стариков и детей. Ткавел призвал Таэм'Лессанта и троих его сподвижников к себе в Верхние Земли. Он сказал, что сможет погрузить всех оставшихся греолов в долговременный сон и тем спасти их. Во сне они дождутся Сида Сароса, в неизбежном приближении которого Ткавел уверил Таэм'Лессанта, проснувшись же -- станут жить в обновлённом, но в то же время привычном для них мире. Этим четверым он предложил остаться, чтобы присматривать за спящими сородичами. Так же он пообещал Таэм'Лессанту что наделит их недюжими способностями, а взамен потребовал их сердца.

-- Вот это поворот! -- Коввил огладил пальцем верх своего оттопыренного левого уха. -- Зачем они Ткавелу?

-- Я не знаю. В книжках умных об этом не пишут, а сам он не соизволил со мной по этому поводу объясниться. У Ткавела всегда лишь одна причина -- просто он так решил.

-- И они согласились?

-- А что им оставалось делать. Конечно же, они согласились. Обнадёженные тем, что по наступлению Сида Сароса мир снова станет прежним, Таэм'Лессант и трое его соратников согласились на предложение Великого Первого и отдали ему свои сердца. Фора, Эрок и Тэннар создали криптовые сеперомы, помнишь значение этого слова?

-- Ещё бы -- "сепером" на греоте значит надежда.

-- Боги в одночасье погрузили всех греолов в глубокий сон, и поместили их тела в сеперомы. Там они должны дождаться Сида Сароса, Ткавел даже пообещал Таэм'Лессанту, что подаст ему знак.

-- Какой?

-- В качестве Вестника на Ганис снизойдёт бездуховное создание, человеческое дитя, которое за один год проживёт полную человеческую жизнь и умрёт в момент наступления Сида Сароса.

-- Ну почему всё так сложно, Огненный? Можно же просто прийти утром, и шепнуть на ушко: готовьтесь, мол, год вам на всё про всё, не успеете -- пеняйте на себя.

-- Тебе кажется это смешным? Ты опять улыбаешься.

-- Не грустным -- факт. Не драматизируй, Огненный. -- Коввил снова улыбнулся и стал в этот момент похож на хорька, отыскавшего лазейку в курятник. -- Или ты думал, что можешь этими сказками меня разжалобить?

-- Это не сказки!

-- А если выясниться что это ложь?

-- Не выяснится, ведь это правда.

-- Ладно, разберемся. Скажи лучше -- что получили от Ткавела греолы?

-- Первое, самое простое и предсказуемое -- Уино. Много. Сколько захотят. Ткавел вскрыл вену на левой своей руке и вновь наполнил колодец... и воздух и воду, и даже камни им напитал. Всё.

-- Зашиби меня Хорбут, -- в насмешливом ужасе вытаращил глаза Коввил, -- если я хоть что-то понимаю. На кой ляд тогда Ткавел эту кашу с сеперомами заварил? Дал бы всем греолам Уино, сколько захотят и делу конец.

-- Ты вообще слушаешь меня, Воздушный? Ткавел отдал им часть Уино, что тёк по его венам.

-- Он всемогущ. Думаю, Уино в его венах хватит на десять таких планет как Ганис.

-- Кстати, именно тогда-то и начали появляться на Ганисе первые маги, отличные от греолов и кану. Уино "от бога Ткавела" отличалось от обычного, того что давал своим светом Сарос, и разумеется, тут же стали появляться существа способные с ним взаимодействовать. Сперва это были звери, наши пееро самые типичные их представители. Потом появились экриал и роал. -- Над трубкой, которую Маан держал в другой руке, волоском поднималась струйка табачного дыма. Сиурт некоторое время в задумчивости смотрел на неё, затем качнул рукой, сизая нить заколыхалась, свиваясь в спираль. -- Да много кто ещё, Воздушный. Нас так много, и все мы разные. Может в том и была одна из великих задумок Ткавела?

-- Может и так, а может и нет. Он бог, не мы. Ты обо всём этом, откуда знаешь? Не думаю что у Лаара Софегарского такое написано.

-- Райза нашептала. Я же говорил: провёл исследования.

-- Какая ещё Райза?

Маан поднял на друга удивлённый взгляд и на лице того отразилось запоздалое просветление.

-- Кану? Из Верети?

-- Она.

-- Так бы сразу и сказал. Ещё что греолы от Ткавела получили?

-- Он дал им способность изменяться, не теряя при этом индивидуальности. Это не иллюзия, заметь, и не морок. Они могут изменять себя. Полностью. По-настоящему. Они не скрывают свой подлинный облик, как мы это привыкли делать, а придают телу любую из ранее увиденных форм, внутренне оставаясь самими собой. Ещё он дал им возможность общаться с кархами.

Коввил сдвинул брови, озадаченно поводил пальцем по мочке правого -- это был привычный для него жест.

-- Впечатляет. Не много им?

-- Я тоже так думал, пока не узнал, что у Ткавела было ещё одно условие. Великий Первый захотел примирить греолов с их врагами реикану. Он призвал мятежного Керномахса и вождя реикану -- Ридатиара.

-- Реикану?

-- Так называли себя, вставшие на сторону Триждырождённого кану. "Реин" -- тьма по кануански.

-- Да-да я помню. Почему только их позвали? Ты говорил, что на стороне Триждырождённого воевали и люди и другие сэрдо.

-- Я не знаю, почему так было, смею лишь предположить, что Ткавел посчитал реикану единственными достойными внимания. Возможно, на людей и сэрдо он наложил другие ограничения, а может их так потрепало в Битве Двух Столетий, что и разговаривать толком было не с кем.

-- Как Ткавел собирался примирить их? Ведь эти воины, реикану, сэрдо, люди, бились с греолами насмерть. И он ожидал, что в одночасье у них проснётся братская любовь? О чём он думал?

-- Он бог. Сказал, что так будет и так стало. Никто не посмел ему возразить. Это лишний раз заставляет меня усомниться в том, что Ткавел, бывает добр без выгоды для себя. Если боги говорят о благе, они имеют в виду только собственное благо и ничего больше.

-- Что это, Огненный? Я слышу в твоих речах шипящую злобу. "Да ты бунтарь глашатай смерти, предтеча гибели богов...", -- продекламировал Коввил кого-то из классиков.

-- "И снова смех в твоих речах я слышу..." -- поддержал его поэтический порыв Маан, но тут же перешел к прозе: -- Справедливость не есть удел богов, Воздушный. Абсолют и совершенство их идеалы, а они в равновесии. У каждой птицы два крыла, и они направлены в разные стороны. Когда одно указывает на север, другое обязательно смотрит на юг. Как нет птицы, которая сможет лететь на одном крыле, так и нет на Ганисе существа, в котором светлое начало не уживалось бы с тёмным.

-- А когда птица сидит? Можешь не отвечать, этот вопрос не к тебе -- к вечности. И ответа на него я не получу никогда. И всё-таки, как мне кажется, ты не объективно оцениваешь деяния Великого Бога Ткавела, как ни как, а чтобы спасти греолов он отдал часть Уино питающего его собственное тело. Это ли не акт человеколюбия! А ты оказывается еретик.

-- Я не подданный Зарокийской Империи, -- рассеянно возразил Маан. -- И я не подвластен суду Текантула и буду выражать своё отношения к богам как того пожелаю.

-- Прости, -- Коввил подался вперёд и в знак извинения похлопал друга по коленке, -- что было дальше, рассказывай.

-- Дальше всё просто: реикану простили, но обозначили территорию, на которой они должны жить.

-- Шургэт?

Маан выбил пальцами замысловатую дробь.

-- Ну конечно! Эрок и Тэннар очертили границу, которую они не имеют право пересекать. А ещё, видимо, что бы сблизить их с греолами, реикану вменялось охранять три криптовых сеперома...

-- Что? Таэм'Лессант согласился и на это?

-- А что ему оставалось делать? Не думаю, что он долго сопротивлялся, Ткавел пообещал, что будет лично следить за исполнением договора. Тэннар, Эрок и Фора подтвердили, что не позволят реикану его нарушить.

-- Да, это лучшие гарантии из всех возможных.

-- Что Ткавел потребовал от Триждырождённого?

-- А вот об этом, к сожалению, мои источники деликатно умалчивают, -- перешел на драматический шепот Маан. -- Я не знаю, как его наказали, и сделали ли это вообще.

-- О, как! -- толи улыбнулся, толи сгримасничал Коввил. -- А я, было, уверовал, что ты знаешь всё.

-- К сожалению это не так. Пока. Надеюсь, что в скором будущем мне предстоит прояснить и это.

-- Эти четверо греолов опасны? Где они сейчас? Чем занимаются?

-- Опасны ли они? А сам ты как думаешь? Я не хотел бы повстречать одного из них в тёмном переулке... и в нетёмном тоже не хочу...

-- В каких чудовищ должны обратиться существа лишенные сердец за несколько тысячелетий?

-- Допускаю что не в бо?льших, чем мы с тобой, Коввил са Табо. Сердце здесь не главное -- это всего лишь символ.

-- История греолов, безусловно, мне интересна, Огненный, но хотелось бы знать -- зачем ты мне её рассказал?

-- Не знаю, -- атмосферу нужную хотелось создать.

-- У тебя получилось.

-- Правда? -- улыбнулся, щурясь от дыма Маан.

-- Перейдём к главному? Есть же что-то ещё?

-- Вот так так! Ты заскучал? Давай оставим Сид Лайса в покое и вернёмся к более ранним временам, когда Ганис ещё купался в Уино и греолы вовсю правили этим миром. Я буду говорить, как ты, наверное, уже понял, о стихийных камнях Тор-Ахо. Итак, их три: Сэл, Олир и Роу -- Воздух, Вода и Твердь соответственно. Три камня -- три основные стихии, древние реликвии, наполненные великой Силой.

-- Три? Но есть же ещё...

-- ...есть. По Лаару Софегарскому, камней и стихий пять, но об этом позже...

-- Что за глупости ты говоришь? Количество стихий, несмотря на все старания, так и не было подсчитано. И я говорю не о базовых: Огне, Воде, Тверди, Воздухе, Камне, Дереве, Металле и даже Свете, Тьме и Уино, а о том, что всегда существует возможность открыть нечто новое и сказать свое слово в развитии магического искусства.

-- На все сто согласен с тобой, друг мой. На все сто! Это имеет место быть, поскольку окружающий нас мир еще недостаточно изучен -- и зачастую новые факты и явления опровергают устаревшие парадигмы, на которых строятся современные учения и теории. Абсолютно очевидно, что все стихии не изучены -- и еще немало простора для импровизаций и экспериментов. Тем не менее, список стихий и основывающихся на них магий нужно делить на две группы: основные -- те без которых жизнь на Ганисе невозможна, и второстепенные -- и далее обсуждать их именно в этом ракурсе. Основных стихий три: Воздух, Вода и Твердь. То, без чего не могут существовать ни люди, ни сэрдо.

-- Хорошо, -- согласился Коввил, -- пусть будет так.

-- Добавлением ещё двух стихий к трём основным мир обязан ни кому иному, а самому Верлонту Кеарскому.

-- Алу'Веру?

-- Да, так его тоже звали! -- Маан задорно щёлкнул пальцами, глаза его полыхнули огнём азарта. -- Алу'Вер это личность! Плесни-ка мне, Ковв, ещё, что ли, язви его, Истинского. Для таких разговоров надо что покрепче в доме держать.

Весело, наполняя воздух терпкими ароматами сирду и васарги, забулькало Истинское.

-- Алу'Вер -- это отдельная история...

-- Погоди, а как же камни?

-- Прости меня, дорогой друг, -- Маан пристроил трубку на специальную подставку и нырнул под стол. Притянул за лямку суму. -- Это моя давнишняя болячка, ты же знаешь, не могу удержаться, скачу с одного на другое и этим, конечно же, лишь запутываю собеседника. Прости мне эту слабость, друг. Прошу -- не спеши, дойдём и до камней. Одна книга у меня с собой -- сборник гравюр. Сейчас, -- он показал Коввилу небольшую, поместившуюся на трети ладони книжицу. -- Вот она... -- сдул пыль, отчего-то густым слоем покрывавшую тиснёную кожу.

-- Пыли-то! -- нахмурился Коввил при виде такого отношения к древнему источнику знаний. -- Сборник гравюр, ты сказал? Да что мы в ней разглядеть сможем?

Но освобожденная от груза внезапно заискрившихся пылинок книга, вопреки подозрениям Коввила, на глазах начала увеличиваться в размерах. Маан подхватил второй рукой враз отяжелевший конволют и, видя взгляд обомлевшего друга, рассмеялся:

-- Древняя магия, Ковв, древняя магия.

-- Это ж сколько ей веков-то?

-- Много, -- поманив друга кивком головы, Маан развалил на столе разбухшую до неприличия книгу. -- Темновато здесь -- недовольно буркнул он и, отыскав глазами потухшую лампу, повёл в её сторону ладонью -- та вспыхнула, накрывая стол ярким пятном света. В восхищённых глазах Коввила заиграли отражения огонька в лампе. -- Древние знали толк в магии, -- сопел Маан, увлечённо перелистывая страницы. -- Тут тебе и охрана, и размеры подобающие, вес опять же приемлемый. Как ты думаешь, все эти книги сохранились в таком виде? -- Маан облизал подушечки пальцев. -- Не одна тысяча лет прошла... Знаешь, что помогло греолам продержатся последние годы, перед тем как Ткавел смилостивился над просителями и создал колодец Уино?

-- Камни Тор-Ахо?

-- Как ты догадался?

-- Это же очевидно, Огненный! Надо быть полным идиотом, чтобы не понять куда ты клонишь.

-- Созданный Алу'Вером амулет, долгое время, пока ещё мир был полон Уино, считавшейся сущей безделицей, наконец-то послужил греолам... А! Вот, смотри, нашёл, кажется.

На представшей их взору гравюре был изображен молодой греол в тёмном одеянии с импозантной внешностью, длинными волосами и благородными чертами лица. Он стоял у атанора, держа перед глазами овальный сосуд с множеством спиральных ответвлений, и всматривался в его мутное содержимое. Маан провёл тыльной стороной ладони по пергаменту, словно смахивая пылинки. "Алу'Вер Великий создаёт тинктуру огненного золота. Внизу стояла дата: 756 год от снисхождения на Ганис", -- гласила витиеватая подпись.

-- Не то. -- Маан послюнявил палец и перелистнул страницу.

-- Ты погляди, какой молодец! -- воскликнул Коввил. -- Эти даты... они что? Не пойму... По календарю Кироффе?

-- Нет это древнегреольские хронографы, -- Маан задумался. -- По Кироффе был бы минус 595 год, по Зарокийскому от рождения Аравы... -- задумался ещё, но ненадолго. -- Выходит, аж минус 4981-й. Вот, дальше смотри... Что тут у нас? Ага: "Исторический момент создания и утвержде..." Ан нет. Снова мимо. Погоди, сейчас я её найду, -- Маан азартно листал книгу. -- Вот! Смотри.

На гравюре был изображён всё тот же Алу'Вер, перед которым находились три карибистолы. Ещё две великий первооткрыватель держал в руках. Повсюду, в углах и на свободном пространстве, как это обычно бывает на подобного вида гравюрах, находились пояснительные надписи и схематики процессов. Над головой греола были изображены две ладони и витавшие над ними треугольные призмы со стихийными знаками на гранях. Витиеватая надпись по верхнему краю сообщала: "Алу'Вер Великий соединяет камни Тор-Ахо". Даты из-за оторванного края видно не было.

-- А почему камни? -- Коввил поднял голову от книги.

-- А? Что? -- встрепенулся погрузившийся было в свои мысли Маан. -- Конечно, это не камни. Карибистолы со стихийными субстанциями. Почему-то древние их называли камнями, нам-то что с того?

-- Странно, ты не находишь?

-- Тебе не всё равно? Камни -- так камни, сути дела это не меняет. Самое интересное не в этом, Ковв, а в том, что Верлонт...

-- Остановись! -- грубо оборвал его Коввил.

-- Что?

-- Не мог бы ты называть этого достойнейшего из греолов каким-нибудь одним именем? Я постоянно сбиваюсь.

-- Каким из двух?

-- Пусть будет Алу'Вером.

-- Хорошо. Помимо Огня Алу'Вер добавил к этим трём ещё две стихии..

-- И их стало пять?

-- Да.

-- И какие же четвёртая и пятая? Ну же, Огненный, говори, не томи!

-- Уино. Я так понимаю, иначе соединить камни у него бы не вышло. Другого объяснения я просто не вижу. И огонь.

-- Уино? -- недоверчиво хмыкнул Коввил, по лицу которого было видно, что Алу'Вер Великий как маг и алхимик начал в его глазах стремительное падение.

-- Итого пять камней: Сэл камень Воздуха, Олир -- Воды, Роу -- Тверди, Аар -- Огня и камень Уино -- Орн.

-- Ох, как же всё запутанно.

-- Да, есть немного. У самого мозги опухли пока разбирался.

-- А это что за две призмы у него над головой? -- Коввил ткнул в гравюру чубуком трубки. И прочитал пояснение, склонившись: -- Тор -- сторона тьмы, Ахо -- сторона света. Тор-Ахо, Свет и Тьма. Хорошо, хоть это понятно.

-- Наоборот.

-- Пусть так. Что это за призмы лучше скажи?

-- Не важно. Не обращай ты внимания на всякие глупости, -- Маан для верности накрыл верхнюю часть гравюры четырёхпалой ладонью. -- Знаешь же прекрасно сам, что все эти звёздочки, картинка, надписи -- не более чем стилистические прикрасы. Ты скажи ещё, что крылья у Алу'Вера на первой гравюре настоящие, а не художественный вымысел.

-- Не настоящие? -- вполне искренне изумился Коввил.

-- Нет, -- комично повысив голос, передразнил его Маан.

-- Твой сарказм, уважаемый, мне не очень понятен. Тысячи легенд и сказаний уверяют нас, что греолы могли летать.

-- Это полная чушь, Ковв. Сколько вайру надо было выпить, чтобы придумать этакую сказку?!

-- Это не сказка.

-- Разумеется не сказка, ты тоже, уверен, до земли долетишь, если прямо сейчас в окно выйдешь.

-- На этот раз я не шучу, Огненный.

-- Не одному же тебе надо мной насмехаться.

-- Это не бо?льшая сказка, чем та, что ты мне сейчас рассказал.

-- Да я понял. Принимается. Если хочешь, мы после всё это обсудим.

-- Всё равно мне интересно, что там изображено?

-- Нет, -- упрямо возразил Маан, -- закончим сперва с делом, а после смотри хоть до посинения. Хорошо?

Ответа не последовало, потому как постучали в дверь. Маан вздрогнул от неожиданности. Непроизвольно наваливаясь грудью на конволют и накрывая его руками. Он зыркнул на лампу, взглядом приглушая свет.

-- Кого-то ждёшь?

Оказалось, что это мальчик-слуга принёс письмо.

-- Иди, -- распорядился Коввил, подбрасывая медяк. Мелкий ловко поймал монетку и тут же исчез.

Сиурт распечатал письмо, пробежал глазами по тексту. Удовлетворённо кивнув, он спрятал записку в карман балахона:

-- Всё складывается, как нельзя лучше. Керия -- тот человек, о котором я говорил тебе, назначил встречу.

-- Хорошо, -- Маан расслабился, потёр левое нижнее веко сгибом большого пальца.

-- Тебе осталось только объяснить мне, что ты затеял.

-- Объясню, не беспокойся, -- Маан повёл головой, прислушиваясь к далёким раскатам грома. -- Отчего, друг мой, такая хмурая погода? В это время года да такие грозы? Славный Триимви не намного южнее твоего любимого Таррата, но там куда как теплее.

-- Гроза? Эка невидаль. Восточное побережье острова, злые ветра, холодное море, столкновения северных течений с южными. Здесь всегда так, лета нет, но и полноценной зимы тоже не бывает, вечная осень.

-- Холоднее, я так понимаю, уже не будет?

Коввил кивнул:

-- Теплее тоже. Я таки жду продолжения...

-- Да-да, конечно, -- Маан выдерживал паузу, намеренно подогревая интерес.

Он отлично понимал, что собрать все пять камней -- задача необычайно трудная, а возможно, и вовсе невыполнимая. "По себе ли ты ношу взял, Маан?" -- этот вопрос возникал в его голове гораздо чаще, чем следовало, а потому, вознамерившись дойти до конца, он решил действовать наверняка, полагаясь лишь на старые и проверенные способы. Коввил был нужен ему, и он собирался подцепить "эту рыбку", дав ей для верности поглубже заглотнуть наживку. Он внутренне содрогнулся, припомнив, каких трудов ему стоило разыскать Олир. Сколько было пережито, сколько положено жизней... Да, скорее всего, по пресловутому закону подлости, за два последних камня ему придётся отдать все оставшиеся у него душевные силы, заплатив тем самым много дороже прежнего. "Пусть так, я не сверну и пойду до конца!" Сейчас, понимая, что без помощи Коввила ему не обойтись, Маан спрятал за напускной весёлостью давно терзавшие его страхи и змеёй вползавшую в его душу неуверенность. "Твои связи и друзья, Ковв, знание острова и способности мага -- поистине бесценны. Они необходимы мне как воздух... Слейх, Конз, Саима, Тэйд... Надеюсь, и ты, Ковв, не откажешь мне в помощи и разделишь со стариной Мааном сладость победы... или горечь поражения".

Он вдохнул дурманящий запах Истинского и осушил бокал залпом, после чего встал и произнёс, сильно понизив голос:

-- Известно ли тебе седьмое пророчество Аравы?

Коввил, принявшийся было за изучение гравюр, вынужден был оторваться:

-- О Сиде Сароса и Небесном древе?

-- Да.

-- Ты хочешь сказать, что сила способная побудить к росту Небесное дерево, и на которую так в своём пророчестве напирал Арава, и есть камни Тор-Ахо?

-- Да. -- Маан замолк и, подавшись вперёд, заглянул в янтарные глаза друга. -- Надеюсь, не надо объяснять, что, объединив камни, Алу'Вер в разы увеличил их мощь?

-- Не надо. Надо объяснить другое, а именно: что за дело тебе до них, сиурт Огня Маан?

-- Они нужны нам.

-- Зачем?

-- Ничего себе вопрос!

-- Не понимаю, зачем они нам? А заодно объясни, уверен ли ты, что Софегарский ничего не напутал, и то, что именно эти стихийные карибистолы, которые, как я подозреваю, ты вознамерился собрать, и станут тем истинным амулетом, что призван решить судьбу нашего мира?

-- Да! Раздери меня Хорбут! -- задохнулся от возбуждения Маан. -- Тысячи раз -- да!!!

-- Это меняет дело, -- медленно проговорил Коввил минуту спустя. -- Значит, нет никаких сомнений, что это именно те камни?

-- Ни малейших, -- выдохнул Маан, устало опускаясь на стул. Он был бледен, на лбу выступила испарина.

-- Смотри, а то будешь, как Гилхус Четырёхрукий -- кеарский оружейник, что создал четыре великих клинка, а затем Алу'Вер, ему подсобить решив, наложил на них столь сильное заклятие предназначения, что за несколько тысяч лет никто так и не смог вытянуть из ножен хотя бы один.

-- Хорошие, видно, мечи создал твой Гилхус.

-- О да! Отличные.

-- Его же, кажется, не Гилхусом звали, а Керитоном?

-- И так звали и так. Одно в его прозваниях неизменно -- Четырёхрукий.

-- Отчего же неизменно, это больше рук со временем не становится, а меньше --сколько угодно, при известных-то обстоятельствах... Не знаю, постигнет меня его слава или нет, но я преодолел треть пути и возвращаться не намерен. Сэл у меня. Олир почти у меня. Ещё мне известно, где находится Аар. Предполагаю где можно найти Роу.

Коввил нетерпеливо заёрзал, замял ладонями:

-- Где?

"Зацепил!" -- мысленно возликовал Маан. От радости он так хлопнул ладонью по столу, что звякнула посуда и на пол посыпались фишки зут-торон.

-- Аар и Роу здесь, Ковв! На Ногиоле! Оба! Представляешь, какая это для нас удача!

-- Удача? Табо, дружок, ты это слышал? -- подковырнул друга Воздушный, его пееро услышав своё имя радостно ощерился. -- С таким же успехом он мог бы сказать, что камни сейчас на Ойхороте или на дне одного из огненных озёр Эрфилара, а?

Пееро потянулся.

-- Не ехидничай, Ковв.

-- Это несерьёзно, друг мой. Допустим, ты отыщешь Аар и Роу, прибавишь к ним Сэл и Олир, а где находится Орн? Знаешь? А ведь именно он, как я понимаю, и создан Алу'Вером для того чтобы соединить четыре предыдущих.

-- Нет, -- Маан втянул воздух ноздрями и изобразил на лице лёгкую растерянность, что, впрочем, было недалеко от истины. -- Я точно не знаю, где Орн. Но у Софегарского я нашёл несколько намёков, с помощью которых, надеюсь, мы отыщем и его. Он совсем рядом. Я чувствую это. Но даже не это главное, Ковв, разве незнание деталей и предстоящие трудности когда-нибудь останавливали нас? У нас есть время, есть желание... -- тут он осёкся. -- У нас есть желание?

-- Есть, -- заверил его Коввил, -- и большое. Конкретнее можешь сказать, где Аар и Роу?

-- Аар -- прямо под нами, в подземельях Таррата. Роу, за которым я давно слежу, летом был перевезён из Дорговара на Ногиол.

-- Назови-ка мне ещё разок все камни, -- потребовал Коввил.

-- Сэл, Олир, Роу, Аар и Орн -- Воздух, Вода, Твердь, Огонь и Уино.

-- Ага, -- тяжко так вздохнул Воздушный, подперев кулаком подбородок. -- Пять значится.

Немного помолчали -- каждый думал о чём-то своём. Первым внутреннего напряжения не выдержал Маан, он навалился на стол грудью и вновь, как давеча, с затаённой надеждой заглянул другу в глаза:

-- Хватит ходить вокруг да около, ответь прямо -- ты со мной или нет?

Взгляд Коввила поразил его количеством таившихся в нём противоречий, но уже за мгновение до того, как услышал ответ, Огненный понял, что выиграл это сражение.



***




-- Да, были времена, -- Коввил листал одну из привезённых Мааном книг.

-- А какие маги были.

-- Допустим, подобные им самородки, рождаются и сейчас.

-- Ты про экриал? -- Маан придвинул к себе плетёнку с яблоками. Взял одно.

-- Про них, родимых.

-- Читал "Стихийные всплески" Калава Мару?

-- Читал.

-- И как тебе?

-- Не нам с тобой, Огненный, экриал завидовать.

-- Есть чему позавидовать, Ковв, есть. Сиурт без пееро не сиурт. Я без моего Раву и свечи не зажгу, тогда как экриал всегда полон Уино и в любой момент времени волен сотворить любое заклятие, на которое способен.

-- Это да, но нам с тобой и переизбытка Уино бояться нечего. Экриал же, если что...

Маан махнул рукой, закивал удручённо.

-- Прости, -- поспешил извиниться Коввил, поняв, что затронул болезненную тему. -- Как Тэйд?

-- Терпимо, он у меня молодец -- держится. Он-то вот и без чародейства всю боль на себя принимает, на дармовщинку, заметь, -- Маан погрузился в размышления, невольно сравнив Саиму и Тэйда, потом продолжил с сожалением: -- Делать ничего не делает, а живёт как на вулкане. Ему, если честно, эта магия нужна, как красавцу Хорбуту жемчужные серьги.

-- Погоди, ты смог его научить управляться с Уино?

-- Да щас, думай что говоришь! Как я его научу? Райза сказала, чтоб я даже не пытался на Тэйда воздействовать, если не хочу что бы он у меня на руках умер. У них всё по-другому, Ковв! Всё! Столько Уино в пустоту уходит...

-- Так ты что, из-за того злишься, что сын у тебя Исток, а толку от него никакого?

-- К словам-то не придирайся. Мне от него ничего не надо, только чтоб ему было хорошо, -- сказал Маан и засомневался, что-то ворохнулось в глубине души, не давая покоя: "А в самом ли деле так?"

Молчание затянулось. В конце концов, Коввил спросил:

-- Где Тэйд сейчас?

-- С Саимой. Они должны встретиться с моим старым другом и забрать у него Олир.

-- Ого, -- присвистнул Коввил, -- думаешь у них всё получится?

-- У меня не было выбора. Я не могу находиться в двух местах одновременно, -- Маан катнул яблоко по столу. -- Тэйд и Саима принесут камень.

Коввил остановил яблоко, откусил, поморщился.

-- Кислятина. Взять и до места донести порою бывает сложнее, чем добыть.

-- У них всё получится, -- повторился Маан. -- Саима знает, что делать, Тэйду тоже пора к делам приобщаться. Сам посуди -- не могу же я его всю жизнь как девочку маленькую опекать. Я его обязательно вытащу. Мне бы вот только листы из книги Рау'Сала найти.

-- Кстати, о книгах, что там у тебя ещё с собой есть?

-- О! -- Маан, похлопал суму по тугой брюшине. -- У меня тут такое... Представляешь, в одной из книг Софегарского есть карта доразломных земель.

-- Ты привёз её с собой?! -- Коввил, казалось, позабыл, как дышать.

-- Да, -- с довольной улыбкой подтвердил Маан. -- И ещё несколько карт, точнее атлас. Подборка копий, специально сделанных по моему заказу одним иссальским мастером.

-- Так что же ты молчал?! Давай всё сюда. Сам ложись спать, а я... -- Коввил довольно крякнул, потёр ладони. -- Ночка, чувствую, у меня длинная будет.



Глава 9. Сурра







Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




Сови-Тава



Они медленно плелись следом за лошадьми. Вторые концы верёвок, связывавших их руки, были привязаны к лукам сёдел. Иногда Сурра или Эдэн спотыкались о корни и падали, скользя и барахтаясь в грязи. Лошадей тогда останавливали, упавшую тут же поднимали, били и ставили на ноги, но отвязывать не спешили, а, безжалостно подгоняя пинками и тычками копий, тащили дальше.

За последнюю неделю сильно похолодало.

И без того тусклый Оллат скрылся в дымке облаков. Начал накрапывать дождь.

От холода у Сурры стучали зубы. Одно утешало: тропы, которыми шёл отряд, она знала. Пока.

"Мне бы до Валигара успеть ускользнуть, -- мысленно твердила она себе. -- В Сови-Тава я голыми руками себя и Эдэн прокормлю, дорогу домой с завязанными глазами найду. Нет в этом лесу такого зверя, с которым я не справлюсь, -- верэнги разве что. Да и эти лютуют потому, что их много, а я одна! Халога правильно заметил -- я хуза. А хуза в Сови-Тава никого не убоится".

Удар хлыста вернул её к реальности.

Спереди послышались голоса. Лошади перешли на шаг и вскоре остановились.

Сурра не понимала, почему они задержались здесь -- среди камней, пока из-за огромного, в два человеческих роста валуна, не показалась тройка всадников: воин и две верэчки, вооружённые луками и короткими копьями. Рядом с конями девушек грациозно вышагивали две дымчатые рыси.

-- Чья эта? -- спросил высокий худощавый воин в красивых чешуйчатых доспехах, указывая на Эдэн.

Обычно верэнги предпочитали лёгкую, кожаную или в редком случае кольчужную броню, этот же был большим оригиналом, или Сурра чего-то не знала. И оружие он выбрал себе, прямо скажем, не самое традиционное -- рукояти двух узких изогнутых мечей (которые, как слышала Сурра, назывались ортизами) крест-накрест торчали у него над плечами.

-- Тебе она не по зубам, Росуда, -- ответил Гарона, ехидно скалясь.

-- Нет ещё таких на Ганисе! -- зелёной улыбкой оскалилась одна из лучниц, на вид лет четырнадцати.

"Совсем ещё девочка, -- определила Сурра. -- Это плохо: того и гляди соперницу в Эдэн почует!"

-- Хороша, -- ритмично похлопывая по крупу лошади ладонью, восхищённо добавила вторая -- та, что постарше. На боку её коня висело несколько перепелов и заячьих тушек.

"Сразу видать, эти не одной змеятиной питаются, глядишь, и нам чего от них перепадёт", -- Сурра покрепче обняла жавшуюся к ней сестрёнку.

-- Сам небось всю дорогу со старушкой забавлялся? -- прыснул рекомый Росуда, указывая на неё пальцем. Он двинул коня вперёд и, приблизившись к пленницам вплотную, внимательнее присмотрелся к Эдэн. -- Ерунда, развяжи её!

-- Нет!

-- Я приказываю тебе! -- со злобой осадил лошадь воин.

Его спутницы тут же взяли Гарона в кольцо. Одна рысь зашла ему за спину, другая легла на землю у ног Росуда и облизнулась.

-- Я слушаю приказы Халога! -- рука Гарона скользнула к мечу.

Неизвестно, чем бы закончилась их перепалка, если из-за деревьев не показался сам Халога в сопровождении нескольких воинов...





-- Её нельзя трогать,... по крайней мере, пока, -- Халога протянул Росуда лучший кусок мяса. Он говорил громко, не опасаясь, что Сурра его услышит.

...После побега верэнги не особо церемонились с пленницами. Эдэн лишилась двух пальцев: одного за побег, второго за плевок в лицо Халога, когда тот отсёк первый. Был и второй плевок -- сквозь слёзы и звериное рычание, и быть Эдэн семипалой, если бы Халога не усмирил свою ярость, рассудив, что злобы и соплей у девчонки предостаточно, а ума совсем мало. И не остановись он, пальцы у неё закончились бы быстрее, чем Лайс опустился за горизонт. И тогда верэнг рассмеялся Эдэн в лицо, подставляясь под плевки. А когда ярость её утихла, утёрся, схватил за волосы и жадно впился губами в её губы...

-- Она проведёт наши отряды через Красные Горы, и мы поквитаемся с Каменными Листьями, -- Халога снял крышку с корзины со змеями и погрузил в неё руку. -- А-а-ах! -- тут же выдохнул с наслаждением. -- Надеюсь, вы с Гарона не злитесь друг на друга? -- он вынул руку, покрытую по всей окружности предплечья множеством мелких кровоточивших проколов, и указал сотрапезникам на корзину, предлагая присоединиться.

-- Позже, -- буркнул Росуда. -- Древесные Черви не ссорятся с Перьями Ворона. У нас слишком много общих врагов, чтобы убивать друзей.

Одна из рысей подошла к нему и потёрлась головой о колено.

-- Мне нет дела до этой девчонки -- она обещана Майага, -- расхохотался Гарона, давясь мясом. -- Он давно собирается её обохотить.

-- Чтоб ты подавился и сдох! -- буркнула Сурра. -- Надо дождаться момента и бежать, -- шепнула она сестре, растиравшей онемевшие от уз кисти. -- Но хорош этот момент или нет, решать буду я! Поняла?

-- Нет, -- огрызнулась Эдэн и принялась разминать худющие, все в синяках и цыпках, босые ноги.

-- Что с тобой?

-- Ничего! Так мы никогда не убежим. Тебе хорошо, Су, ты для них старуха! -- зло, сквозь зубы, процедила Эдэн, и Сурра поняла, насколько ей теперь страшно. -- На тебя они и не смотрят.

-- Сегодня меня ждут грибной отвар и незабываемые путешествия по дивным лесам, -- не обращая внимания на её слова, продолжала Сурра. -- Не наделай глупостей, сестрёнка.

-- После змеиных укусов они все спят как убитые. Один Майага не спит -- смотрит на меня, глаз не отрывает... Я его боюсь. -- Эдэн, нервно кусала ноготь большого пальца.

-- Не бойся, им надо, чтоб я провела их отряды из Валигара в Сови-Тава. Древесные Черви поссорились с Каменными Листьями и хотят напасть на них... Майага не тронет тебя без разрешения Халога...

-- Я его ненавижу. -- Лицо Эдэн исказилось страдальческой гримасой.

-- Майага?

-- Майага и Халога. -- Эдэн с тоской посмотрела на почти зажившие обрубки. Она закусила губу, и Сурра видела, что сестра находилась на грани истерики. -- Всех ненавижу, -- заскулила Эдэн. -- Хочу, чтобы они умерли.

Сурре послышалось: -- "Тебя тоже ненавижу!"

-- Потерпи, милая, -- всё будет хорошо. Только слушай меня, прошу, я же хуза -- обязательно найду выход.

-- Легко тебе говорить, а я вот теперь какая?! -- Эдэн сунула покалеченную руку Сурре под нос.

-- Ну потерпи как-нибудь, милая.

-- Всю жизнь терпеть, да?

-- Скоро заживёт. Кабы ты не...

-- Ты что совсем дура?! -- воинственно вскинула подбородок Эдэн. -- Я теперь калека! Ты не видишь?

-- Так вышло...

-- Ты! -- замахнулась здоровой рукой Эдэн. -- Ты убьёшь их!

Сурра молчала -- ждала удара.

-- Обещай! -- потребовала Эдэн, и внезапно с размаху саданула сестру по щеке. -- Обещай! Обещай! -- выкрикивала она с каждым ударом, брызжа Сурре в лицо слюной. -- Ну?!

-- Да, -- выдохнула дэфе, вытирая кровь с разбитой губы, -- я убью их. Даю слово.

-- Хорошо... -- Эдэн шмыгнула носом, и тут глаза её округлились.

Сурра проследила за взглядом сестры и увидела, как Росуда, издав дикий хрип, запрокинул голову и поднёс извивавшуюся змею к раскрытому рту. Он высунул длинный язык и призывно задёргал им. Особого приглашения рептилия ждать не стала -- сделала молниеносный выпад и впилась в алую плоть клыками, пытаясь отравить добычу ядом. Верэнг замер, некоторое время наслаждаясь желанным пароксизмом, поиграл со змеёй в гляделки, после чего рот его, предварительно на миг раскрывшись ещё шире, с хрустом захлопнулся, отделяя голову несчастного гада от туловища.

Эдэн ахнула.

-- Такого даже я не видела, -- сказала Сурра. -- Верэнги сызмальства подставляются под змеиные укусы. Некоторые из них даже яд сцеживают, разбавляют и пьют. Но вот чтоб вот так язык выставлять, а затем голову откусывать... Их жрецы говорят, что это делает тела воинов сильными, глаза острыми, а ум хитрым. По мне, они из-за этого так рано и дохнут.

Подошёл Майага, сунул в подставленные ладони Сурры миску, рывком поставил Эдэн на ноги. Взвалил на плечо, словно она была бурдюком с вином, и, не обращая внимания на истерические крики, понёс к костру.

Сурру обдало до тошноты знакомым запахом грибной похлёбки...




Глава 10. Шод Лас-Орубб







-- Что заставило его сделать это, Странник?




-- Страх.




-- Это превышает мое понимание... Страх перед чем?




-- Мой страх, проникший в его ум.




Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг





Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы




о. Ойхорот. д. Два Пня



Последние звёзды уже растаяли в темноте неба, а немногие из припозднившихся посетителей "Трёх свечей" всё ещё наслаждались огнеподобным вайру и прелестями местных красоток.

Вейзо коротал время, в ожидании рассвета наблюдая за одной молоденькой и весьма соблазнительной особой. Онталар то и дело прикладывался к объёмистому тыквенному бутыльку и цедил из него скисшее козье молоко, смешанное с какими-то травами. Напиток, скажем прямо, был ему отвратителен, но, по словам местного лекаря градда Масалла, притуплял боль и способствовал заживлению ран. В чём Вейзо после стычки с Крэчем особенно нуждался. Вот уже третью ночь как он не мог уснуть и отдыхал лишь урывками.

"Если сегодня не усну, -- мрачно решил он, с трудом глотая мерзкое пойло, -- я этого живодёра в козьем же молоке и утоплю!"

-- Ктырь, ты? -- раздался слева от него удивлённый оклик.

Вейзо едва не подавился. Он только начал поворачиваться, а липкие от молока губы уже непроизвольно шептали:

-- Лесоруб? Шод, -- тут же, в голос, с притворной сердечностью отозвался он, -- здорова, бродяга.

-- Привет-привет, -- бойко подскочил к нему высокий светловолосый вартарец с почти мальчишескими чертами лица и двумя кружками, по одной в каждой руке. -- Один тут? По делам, или как? Буссу будешь?

-- Один. Без дела. Спасибо, не хочу, -- о двоих оставшихся подельниках, давно накидавшихся и сопевших сейчас в небольшой и уютной комнатке на втором этаже "Лиса и Ягнёнка", Вейзо до поры до времени решил не упоминать.

"Послушаю для начала, что ты, друг мой ситный, скажешь".

-- Тебя каким ветром сюда занесло?

Лесоруб одним духом опустошил кружку буссы, крякнул, утёр рукавом рот:

-- Куда ветер дует, туда и тучку несёт. Работёнку тут одну работаем...

-- Всё секреты, секреты, -- Вейзо с ленцой потянулся.

-- А, -- отмахнулся Лесоруб, -- какие, к Хорбуту, секреты. Подрядились для одного зарокийского вельможи зверюшек диковинных отлавливать. Прибыльное дельце, я тебе скажу. И законное! -- поднажал он на "законное", внимательно оглядывая перебинтованное предплечье и свежие шрамы и синяки на оплывшем лице Ктыря. -- Опасное, но законное. Ты-то, я гляжу, резвишься аки молодой чиабу. Давай с нами, а? -- предложил он. -- Я тебя в отряд возьму. У меня две недели назад одного ухаря волк шипун покалечил -- недобор в команде... Хочешь, со своими ребятами познакомлю?

Вейзо безразлично пожал плечами, облизнул губы. Его взгляд скользнул за спину собеседнику: полуголая танцовщица, заливисто хохоча, приклеивала к потной груди блестевшие в свете светильников серебряные монетки. Пьянь вокруг неё ревела:

-- Ещё!

Лесоруб развернулся и издал странный шипящий звук, вроде бы тихий и никак не способный сквозь пронзить гудящее пространство зала, но всё-таки достигнувший пункта назначения и должное действо возымевший. Из-за дальнего стола поднялись три искажённые в неверном свете ламп фигуры и направились к ним.

-- Мика Коготь, Нул, и Цицор, -- по мере того как къяльсо вырастали из полумрака, представлял подельников Лесоруб. -- Это Вейзо, он же Ктырь, с ним, ребята, поосторожнее, тот ещё пыряла: у него ножей при себе больше, чем сосков у самки хошера, -- ухмыльнулся он, радуясь удачному сравнению.

Развязный тон и удавшаяся шутка возымели действие -- суровые лица къяльсо смягчились. Они ответно покивали Вейзо и собрались было сесть рядом, но Лесоруб движением головы указал им на соседний столик.

-- Нам с Ктырём о делах покудахтать надо.

-- Серьёзные у тебя воины, -- губы Вейзо скривились в улыбке.

-- Ума только у них ни понюшки, глаз да глаз за ними, -- скупо оправдался Лесоруб. -- Ну так что, ты со мной, брат?

"Къяльсо? Непостижимо. Быдло какое-то ты прикормил, Лесоруб, а не къяльсо, вроде тех двоих, что при мне ошиваются. Отряд, говоришь, свой собрал... Этим къяльсо, прости Великий, одно дело без опаски доверить можно -- быкам хвосты крутить, и то объяснять придётся, в какую сторону, да с силой какой. Настоящего къяльсо не видно и не слышно, он двигается, как древесный кот -- так стремительно, что жертва, даже если сможет его заметить, что вряд ли, будет не в силах удержать в поле зрения. С места вверх на семь локтей сиганёт, часами будет стоять недвижимым, дышать как -- забудет, под водой сутки просидит! По стене пройдёт, да что там "по" -- сквозь пройдёт. В шаге от тебя встанет, застынет -- не ворохнётся, хоть толпу зови, ни один не разглядит. Спать надумаешь -- подушку подправит, одеялом укроет и комариков отгонит -- утром встанешь, голова твоя рядом, в ночной вазе лежит и глазами лупает! Вот мы какие, къяльсо! Эх, Лесоруб, Лесоруб -- друг ты мой сердешный, лет семь... или все десять уже тебя знаю, а ты как был дурак дураком, так им и остался. Скажи спасибо, что мне пальчики твои чуткие могут пригодиться", -- раздражённо подумал Вейзо, внешне при этом, надо отдать ему должное, оставаясь совершенно бесстрастным.

-- Неинтересно, -- с напускной небрежностью протянул он, мысленно перебирая возможные варианты развития событий. -- Пыльца всё это.

-- Дело верное, ты не спеши, Ктырь, -- подумай. Вот смотри...

Не успел Шод изложить, в чём заключается работа и как за неё платят, а Вейзо решил, что будет делать:

"А зачем мне твои люди, друг Лесоруб? Не знаешь? Вот и я не знаю. -- Он облизал кислые губы и поморщился: -- Какую всё ж таки гадость пить приходится! Сейчас бы "змейки" или "черепанца" жменю -- вот было б тебе и средство от боли, и веселье до поросячьего визга. Так. О чём это я? А... Сам Лесоруб мне ещё пригодится: таких, как он, ломарей днём с огнём не сыщешь. Работает он изящно, качественно. И чегой-то он верное дело забросил? Правда, вот отряд смог сколотить, хушь и плохенький, а всё одно -- молодец. Хотя сколько себя помню, неспособный он на это был. Вот и сейчас за пойлом сам бегал, будто послать некого: одно слово -- телок мягкотелый... Замочки, да -- кибийские или там вуртуахские, хочешь в пять пружин, хочешь в семь, это он как орешки щёлкает. Отрабатывает даже те, что с чарками, и неважно ему, сколько в замке секретов и ловушек, а вот отряд удержать -- ни-ни. Не его это. Ничего, я ошибочку эту быстро подправлю. Рожи у евойных парней кривые. Прям как у меня! -- мысленно зареготал он, внешне позволив себе лишь лёгкую тень улыбки. -- Таких троих вместе собрать -- ещё побегать".

За двумя соседними столами взвилось дружное:



Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра.




Распутная девка -- дурная молва, дурная молва, дурная молва.




Про завтра забудь, оно сгинет в болотах,




где дремлет удача твоя -- недотрога.




Волки и вороны -- вольные братья.




Эх! Веселись до утра!



Стукнули в стол кружки, ударили в пол каблуки:



Эх! Веселись до утра!




Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра.




Грусть и печали гони со двора, гони со двора, гони со двора.




Пей всю ночь, танцуй до рассвета.




Завтра не будет, вчера уже нету.




Набухли карманы от звонкой монеты.




Эх! Веселись до утра!




Эх! Веселись до утра!



В сознании Вейзо всплыла вместительная, под завязку набитая имперскими рэлами шкатулка Чарэса, а ещё огромный сундук в кабинете кеэнтора Венсора ра'Хона, подсмотренный Ктырем по неосмотрительности евойного казначея.



Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра.




Что этой жизни -- глоток или два? Глоток или два, глоток или два?




Вплети в косу кри и на счастье монету




Девчонке оставь, чтоб вернуться с рассветом.




Она будет ждать, душу ей согревая.




Эх! Веселись до утра!




Эх! Веселись до утра!



-- Слушай, Ктырь, я сейчас опишу тебе одного человечка...

Вейзо отвлёкся от своих мыслей, окинув Лесоруба проницательным взглядом:

-- Хорошо. Я слушаю.

-- Среднего роста, жилистый, возраст ближе к тридцати, волосы каштановые. Губы узкие, нос курносый, глаза карие... Что ещё?.. -- он усмехнулся. -- Вот же бестолочь, главное не сказал! Ожоги, вся левая половина лица и руки немного. Зовут Чарэс Томмар. Не видел такого здесь?

Дело принимало неожиданный оборот: похоже, Лесоруб и его отряд должны заменить неугодного больше Вейзо и его людей. Это придавало ситуации остроты и пикантности.

Последовало долгое молчание, пока Вейзо переваривал сказанное.

"Эти трое мне не нужны, но и Чарэсу, какие б они там ни были, я их не отдам, -- отправлю лучше к праотцам, пусть их Боги переучивают, может, руки в нужное место вставят, тунеядцам. А "обожжённый" будет в следующий раз думать, как на Вейзо Ктыря орать. Сопля неразумная... А, может, пусть живут? -- мелькнула нежданная мысль. -- Не. Нечего им свет поганить. Мы вдвоём с Лесорубом таких делов наворотим. Вскроем сундучишко, подчистим и на Ногиол или Ситац гулеванить. Наобещаю Лесорубу с три короба, он для меня будет землю рыть -- я его телячью натуру хорошо изучил, он мою -- волчью -- тоже усёк. Дёргаться он не будет -- кишкой слабоват. С него новый отряд и зачну собирать. С Лесорубовыми пальчиками мы такие деньжищи поднимем, что пол-Таррата под нашу дуду плясать будет. Тебя, Шод Лас-Орубб, мне сам Хорбут в подмогу послал, так что не упирайся, друг сердешный, расслабься и наблюдай работу мастера".

Помимо этой, была у Вейзо и другая цель -- Крэч. "Злобный карла", как он его про себя называл, убил двоих его лучших людей. И позволил себе не умереть, когда ему было сказано; мало того, решился посмеяться над Ктырём.

"Выкидыш жабий, решил, что может со мной шутки шутить. Такого я никому не прощаю, окараю гниду коротконогую по полной. Эту тварь я обязательно отыщу, любой ценой, и придушу голыми руками. Тем паче, что феа, похоже, и сам не против повторного сряща. Как там карла сказал: "Считай, что одну смерть ты оплатил, за тобой ещё две". Хорошенько запомни эти слова, Вейз. И вбей их этому недоноску в глотку, пусть знает, что ты всегда долги возвращаешь!"

-- Приметная, должно быть, внешность, -- сказал он, всё хорошенько обдумав. -- Нет, такого я здесь не видел.

-- Найти мне его надо и побыстрее. Это человек сиория, на которого я работаю. Я должен получить у него указания о дальнейших действиях и оплату. Вперёд.

-- Много?

-- А ты с какой целью интересуешься?

-- Да так, не хочешь -- не говори.

-- Решайся, Ктырь. Боги, каким ты всегда был тугодумом!

"Забавно слышать такое от тебя, Шод. Уж кто из нас тугодум, так это ты", -- вертелось у Вейзо на языке, но он сдержался и неопределённо пожал плечами.

-- Надо подумать, -- он почесал бритую ниже кос на затылке шею.

Наступало время решительных действий, тянуть дольше было нельзя.

"Нечего тут думать -- сделаю всё этой ночью", -- наконец, решился он.

-- Мы спать, Лесоруб, -- Коготь, Подкова и Танцор поднялись из-за стола.

-- Наврал я тебе, Шод, -- не один я, -- тихо сказал Вейзо, когда эти трое ушли. Его вкрадчивый голос стал похож на скрип кожаного доспеха. -- Двое ещё со мной: Экзор Коготь и Чаач Сухая рука.

-- У вас здесь дела?

-- Нет, дела закончились.

-- Я их не знаю, откуда они? Кто, что? Расскажи, -- Лесоруб испытующе посмотрел ему в глаза.

-- Наши, ногиольские: Коготь из Лесных братьев, из Верети; Чаач...

-- ...из Лидара?

-- ...Чаач из Лидара, -- подтвердил он. -- Где нуйарца на Ногиоле искать, если не в Лидаре.

-- У него что-то с рукой?

-- Всё в порядке у него с рукой. Даже не знаю, откуда такое прозвище.

-- Давно я в Верети не был, -- вздохнул вартарец, -- не знаешь, как там Арай Веат поживает?

-- Хорошо поживает, чего этому старому козлу сделается.

-- В общем, так, Ктырь, -- я своё слово сказал, эти двое лишними не будут. Тебе решать.

Онталар помолчал с минуту, изображая сомнения и напряжённую работу мозга.

-- Хорошо, Шод, я и мои ребята с тобой. Посмотрим, что за дело ты предлагаешь.

-- Вот и отличненько, -- ударил кулаком в ладонь Шод. -- Вспрыснем? -- он махнул рукой, подзывая разносчика, сделал заказ жестом. -- Ты где остановился?

-- В "Лисе и Ягнёнке", -- не моргнув глазом, соврал Вейзо и пояснил: -- Сюда к лекарю приходил, да вот засиделся.

-- Надеюсь, ничего серьёзного.

Загрузка...