Кавалерия двигалась шагом, у драгун было время разглядеть хвастливую гравировку на саблях «Никогда не подведет» и почувствовать страх от внезапного осознания, что гарантия не распространяется на обладателей сабель.
Из-под копыт летела пыль, оседавшая на густой траве. Тени легких драгун неслись впереди с кривыми саблями наголо, как будто разрубая свет восходящего солнца. Долина была тиха, враг недвижен.
Труба пропела второй раз. Кони перешли на рысь, всадники продолжали держаться колено к колену. Треугольные флажки гордо реяли над синими с серебром мундирами. До вершины холма, откуда наблюдал Шарп, донесся далекий топот копыт. Французская кавалерия не двинулась с места.
Лоссов хотел двинуть отряд в долину, чтобы присоединиться к атаке, но майор Хоган покачал головой:
– Мы должны следить за Леру. Он может удрать, – но Хоган и сам понимал, что это маловероятно: Леру был в самом безопасном месте, в середине каре.
Из долины донеслись грубые голоса, приказы. Шарп глянул направо и увидел, как четыре с половиной сотни тяжелых неповоротливых палашей вылетели из ножен. Немецкие тяжелые драгуны наступали шестью эскадронами, три впереди, три чуть сзади, и в каждом эскадроне по две шеренги в сорока ярдах друг от друга, чтобы в случае успеха атаки задние имели возможность свернуть или перепрыгнуть через убитых передними. Немцы шли чуть сзади левее британских легких драгун, надвигавшихся прямо на вражескую кавалерию, расположившуюся на холме.
Звук трубы донесся громче, кони отряда Лоссова нетерпеливо дернулись. Немцы пустили коней шагом, и Шарп вдруг нахмурился. Он глянул налево.
– Они не видят!
– Чего не видят? – обернулся Хоган.
– Пехоту! – махнул рукой Шарп. – Они, черт возьми, просто не могут их видеть!
И правда: французские каре стояли в лощине, скрытые холмом, и немецкая тяжелая кавалерия не подозревала об их присутствии. Немцев ждала засада: атака против французской кавалерии уведет их за лощину, на расстояние выстрела. Они узнают о присутствии пехоты только по вспышкам выстрелов.
Хоган выругался: до эскадронов Королевского германского легиона было слишком далеко, чтобы успеть их предупредить, оставалось только смотреть, как кавалеристы скачут навстречу катастрофе. Британские легкие драгуны были далеко от пехоты, их мушкеты не достанут.
Шарп вытащил палаш:
– Мы не можем просто сидеть и смотреть!
Хоган понимал, что предупредить тяжелых драгун невозможно, но предпринять безнадежную попытку лучше, чем не сделать ничего. Он пожал плечами:
– Давай!
Трубач Лоссова дал сигнал к быстрой атаке: времени на подобающий моменту шаг, постепенно ускоряющийся до галопа, не было. Отряд помчался вниз по холму. Если бы тяжелые кавалеристы увидели сейчас своих легких товарищей, они задумались бы, что заставило Лоссова так гнать коней, и избежали бы расстрела. Но шесть эскадронов тяжелой немецкой кавалерии флегматично продвигались вперед. Запела труба, и они перешли на рысь. Шарп понял, что опоздал.
Далеко впереди прозвенел новый сигнал, британские легкие драгуны увеличили скорость: они перейдут в галоп на последних нескольких ярдах – кавалеристская атака наиболее эффективна, когда все наносят удар одновременно, как мощная движущаяся стена, состоящая из всадников, лошадей и стали. Британцы достигли подножия холма и начали подъем. Французы все еще не двинулись с места.
Немецкие тяжелые кавалеристы шли на рысях, они все еще не подозревали о ждущей всего в пятидесяти ярдах засаде. Кое-кто удивленно поглядывал из-под черных двууголок на людей Лоссова. Шарп покачивался в седле, изо всех сил стараясь не упасть, палаш в его правой руке был высоко поднят. Вот бы не было никаких каре, и можно было бы сойтись с Леру в открытом бою! Но пока Леру в безопасности.
Британский трубач пустил легких драгун в галоп. Издав воинственный клич, они метнулись вперед, вкладывая себя целиком в первый сабельный удар. Их превосходили числом, они атаковали верх по склону, но драгуны только гнали своих лошадей. И французы, наконец, двинулись.
Они бежали, бежали без боя. Возможно, никто из них не хотел умирать после вчерашней резни: в отражении кавалеристской атаки мало славы, сегодня никому не дадут медали Почетного легиона. Французы развернулись и пришпорили коней, уходя на восток. Британские драгуны преследовали их, выкрикивая проклятия, но у французов не было желания драться: их день еще придет.
Немецкие тяжелые драгуны, видя бегство французов, решили поискать счастья в охоте за беглецами. Трубач бросил их в галоп. Сигнал прозвучал совсем близко от Шарпа – и потонул в звуке, которого стрелок больше всего боялся: звуке мушкетного залпа. Крайние шеренги каре растворились в дыму, передние эскадроны немцев рухнули в пыль, превратившись в месиво из людей, катающихся по земле лошадей и палашей. Драгуны гибли под ударами копыт, слышались крики. Засада сделала свое дело.
Теперь уже не было нужды предупреждать кого бы то ни было: французские каре уничтожили один эскадрон и нанесли серьезные потери двум другим. Немцы поняли, что разбиты: они внезапно наткнулись на пехоту в сомкнутом строю, а кавалерии такой строй не пробить.
Черные двууголки свернули левее, кавалеристы в ужасе косились на каре, трубы пропели отступление. Шарп знал, что эскадроны уйдут подальше от смертоносной пехоты. Он взглянул на Харпера и криво ухмыльнулся:
– Сегодня просто не день для кавалеристских атак, Патрик.
Ирландец не ответил. Он стиснул коленями бока коня и радостно завопил. Шарп обернулся на немцев: те натягивали поводья, но не собирались отступать – они разворачивались для атаки на каре, труба звала их вперед. Это было безумием!
Шарп пришпорил коня и пустил его в шаг с остальными, палаш приятно оттягивал руку. Он видел, что французская пехота хладнокровно и мастеровито перезаряжает, знал, что атака обречена.
Немецкие эскадроны все еще шли на рысях. Они ушли левее, выравнивая строй: в глазах их плескалось безумие, в ушах пела труба.
Лоссов со своим отрядом, Шарп и Харпер как раз настигли тяжелый эскадрон, когда те рванули в галоп. Шарп понимал, что шансов на успех нет, но кто теперь может их остановить? Длинные палаши в руках, сердца бьются в такт трубе: они галопом мчатся вперед в самой невозможной из всех атак.