Клише

Глава 2

«Как говорил Уайльд: «Мужчина может быть счастлив с любой женщиной – при условии, что он ее не любит.» С Алиской я спокоен: знаю, чего ждать от нее, а главное – от себя. Это ли не счастье?»

(с) Олег

Всё-таки удивительная штука жизнь. Ещё вчера я с уверенностью заявлял, что вполне счастлив с Алисой. Уайльда даже цитировал. А теперь…

Смешно и странно до жути. Как ни крути, шесть лет вместе – это серьёзно, а для меня и вовсе самые длительные отношения, но что по итогу?

Чужая женщина, о которой я совершенно ничего не знаю. Не знаю, чем она живёт, о чём мечтает, чего боится, о чём плачет, чему радуется, что её по-настоящему веселит. И что самое, наверное, ужасное, не хочу ничего знать.

Мне не интересно.

Я никогда раньше не анализировал наши отношения. Вообще как-то не акцентировал на них внимание. Да и зачем? Всё было просто и понятно: регулярный секс, совместные выходы в свет, необременительное общение. Алиса всегда была под рукой и знала, что от неё требуется, я в свою очередь понимал, чего она ждёт от меня. Но сейчас…

Смотрел на неё и у меня мороз по шкуре шёл. Шесть лет взаимного равнодушия! Это надо умудрится. Как сказала бы Чайка: охренеть чё! И я охреневал с приколов моей жизни: хотел покоя и получил – прожил покойником шесть лет. Это ли не счастье?!

Смешно, если бы не так грустно.

Права Янка: дурак я, не расшибаемый об дорогу. Вот только как это объяснить сыну? Что ему ответить? Ведь он не просто так нахмурился и сверлит взглядом исподлобья. Понимает всё. У детей вообще какое-то особое чутьё на тех самых тёть и дядь, занимающих «неположенное» им место в жизни родителей. И очень сложно подобрать слова, чтобы объяснить ребёнку, почему вдруг рядом с тобой эта тётка, а не мама. Хорошо, когда любишь, тогда всё гораздо проще. О правильных вещах вообще говорить легко. Но что сказать, если нет ни любви, ни привязанности? Что мне ответить сыну? Кто для меня Алиса?

Можно, конечно, отделаться простым «никто», тем более, что по сути это правда, но тогда придется объяснять, почему «никто» целует его папу. А разве ребёнку объяснишь, что взрослый мир настолько уродлив, что можно с «никто» шесть лет провести ни о чём? Думаю, риторический вопрос. Я себе-то с трудом это могу объяснить, а Сашке и подавно.

Спасибо маме, избавившей меня от необходимости выкручиваться. Когда они с отцом вошли в дом, внимание Саши тут же переключилось на них.

–Бабушка, – протянул он к ней ручки, всем своим видом демонстрируя, что ему не по душе моя гостья и я с ней заодно.

Естественно, меня это покоробило. После всего произошедшего мне ни на минуту не хотелось выпускать сына из рук. Мне необходимо было чувствовать его тепло, его запах, биение его сердца, да и он сейчас нуждался во мне, поэтому этот Алискин визит вежливости или чего-то там был совершенно некстати, и не на шутку меня взбесил.

Какого вообще хрена она припёрлась?!

Нет, я объективно, конечно, всё понимаю, вроде как столько лет вместе, вроде как и нечужие, и вроде как надо проявить участие, но в том и дело, что всё сводится к «вроде как», и сейчас явно не лучшее время для показухи. Уж это Алиса должна понимать, но она почему-то делала вид, что ей тут самое место.

Впрочем, не «почему-то», а по вполне понятным причинам. Я ведь не пресёк слухи о свадьбе, более того, даже подумывал: а почему, собственно, нет. Моя политическая карьера шла в гору, брак добавил бы существенный плюс в имидж. Мои имиджмейкеры не уставали талдычить об этом, поэтому да – я рассматривал такой вариант и сквозь пальцы смотрел на Алискины намёки. Однако никаких поводов, чтобы строить планы и распускать слухи не давал. Она же, несмотря на свой ум, как и всякая баба восприняла отсутствие возражений за добрый знак и уже, судя по всему, переехала в мой дом и покупала новые портьеры.

Не устаю поражаться женской логике!

Что ж, придется объяснить, что у мужиков молчание – это не знак согласия, а скорее всего, затянувшейся мыслительный процесс.

Удивительно, что «девочка» за тридцать этого до сих пор не понимает, мне всегда казалось, что Алиса здравомыслящий, рациональный человек, но видимо, женщина – это всё-таки диагноз.

–Пап, ну, отпусти, – надувшись, бурчит меж тем Сашка, возвращая меня в реальный мир. Тяжело вздохнув, нехотя опускаю его на пол. Он не теряя времени, спешит к бабушке. Мама, подхватив его на руки, с чувством целует.

–Я хочу к маме, – обняв её, шепчет Саша со слезами в голосе

До меня же только сейчас доходит, что ему в данный момент нужнее женское сюсюканье, нежели отцовская скупая ласка. С отцом ведь не покуксишься, не поплачешь в волю. С отцом, что как говорится, надо держаться взрослым парнем. И дело вовсе не в том, что я себя так поставил. Нет. Это нормальное желание любого мальчишки – быть в глазах отца сильным. Для слабостей, слез и нежностей есть мать. С ней можно быть мальчиком, зайчиком, малышом, пупсиком – да кем угодно, с отцом же – всегда мужиком. Поэтому подавляю в себе вдруг вспыхнувшую ревность, и перевожу недовольный взгляд на Алису.

Она с натянутой улыбкой следит за моей матерью и сыном, видимо, выжидая момент, когда сможет представиться. Но мама, как ни странно, делала вид, будто Алисы вовсе не существует, и отец от неё не отставал, сконцентрировав всё внимание на внуке.

–Внучок, сейчас поспишь маленечко, отдохнешь, а потом поедем к мамульке твоей,– улыбнувшись, пообещал он. – Она, как раз, тоже отдохнет и сил наберется.

–А вдруг она проснется, а меня не будет, – забеспокоился Саша.

–Тогда она сразу тебе позвонит, милый. Ты же её главный человечек, – успокоила его мама, целуя в макушку. – Но сейчас нужно покушать и поспать, чтобы мама не расстраивалась, увидев тебя сонным и уставшим.

–Нет, я не буду спать, мне надо ей подарок сделать.

–Мы обязательно всё успеем, родной. И подарок сделаем…

–И Начос надо купить, мама его очень любит. Она даже мой съедает, когда мы ужастики смотрим, – пожаловался он, вызывая у нас улыбки.

–И Начос, – пообещала мама. – Много Начоса.

–Нет, много нельзя, – покачал головой Сашка и хихикнув, шепнул, чтобы никто не услышал. – А то у мамы попа охренеет и поползёт.

Услышав сей пёрл, я едва сдержал смешок. Чайка, как и всегда, неподражаема. Сашка наверняка за ней повторяет.

–Не волнуйся, твоей маме это не грозит, – словно прочитав мои мысли, заверила мама со смехом.

Вот уж точно. Чайкина задница уже давно охреневает от приключений, хотя конечно, Вера Эдуардовна имела в виду совершенно другое.

–Ну что, пойдём купаться да баиньки? – подмигнув, с энтузиазмом предложила она Саше. Он закивал, а после повернулся ко мне.

–Пап, а ты когда придёшь? – косясь на Алису, уточнили этот хитрец, как бы говоря: «Ты давай там, не задерживайся с этой тёткой.»

–Скоро, сынок. Иди пока купайся.

–Приходи скорее.

–Хорошо, – улыбнулся я моему маленькому манипулятору.

–Олег, ты не представишь меня? – нарушила нашу идиллию Алиса, поняв, что если не возьмет дело в свои руки, то скорее всего, так и останется в тени.

Не то, чтобы я её намеренно игнорировал, просто после пережитой ночи мне было как-то не до вежливых реверансов. Я вообще ели на ногах стоял. Такая усталость накатила, что единственным моим желанием было поскорее добраться до горизонтальной поверхности, поэтому перспектива разбираться с Алисой меня не то, что не радовала, она убивала. Но куда деваться?

Тяжело вздохнув, сухо представляю её родителям, как свою давнюю знакомую. Мама, ничего не говоря, просто кивнула, а отец вообще проигнорировал этот момент.

–Ладно, пойду я, дерну пару капель, – недовольно отмахнувшись, заявил он.

–Саша, ты с ума сошёл – с утра пить?! – сразу же возмутилась мама.

–Сойдешь тут с ума, – пробурчал он и потрепав Сашку по волосам, направился на второй этаж.

–Мы тоже пошли, – легонечко коснувшись моего плеча, объявила мама. – Всего доброго вам, Алиса, – бросила она на ходу, недвусмысленно дав понять, чтобы та не задерживалась.

Не знаю, чего ожидала Алиса, но явно не такого приёма. Я, честно говоря, и сам удивлён, что родители повели себя столь холодно, но учитывая пережитый стресс, понять их можно.

Однако Алиска, судя по всему, этого делать не собиралась. Глаза загорелись, губы сжались в тонкую полоску – того и гляди, разорвёт бедняжку от негодования. И меня, как ни странно, это повеселило даже порадовало. Впервые какая-то эмоция, впервые намечается скандал.

С ума сойти! Вот и думай после этого, а любовь ли самый прочный фундамент в отношениях?

Усмехнувшись своим мыслям, качаю головой и махнув Алиске, чтобы шла следом, направляюсь в кабинет, мечтая, поскорее расставить все точки над «I».

Возможно, на эмоциях и под влиянием момента этого делать не следует, но с другой стороны – а чего, собственно, тянуть? И так уже дотянул дальше некуда, а проблем и без того выше крыши, чтобы еще тратить свои силы и нервы на женщину, которая по сути не нужна. Тут бы на ту, что нужна хватило, не говоря уже о ком-то ещё.

Размышляя об этом, я расположился в кресле и едва не застонал. Этот г*ндон-таки попал мне пару раз в корпус. И вот думаешь, то ли я на эмоциях пропускать стал, то ли сноровку потерял, то ли возраст начал сказываться: сорок пять – это ведь уже не двадцать и даже не тридцать. Хотя дури на то, чтобы размотать таких вот молодчиков, как этот п*дор ещё хватает всё же. Был бы я помоложе, вообще убил бы его нахрен с одного удара в печень или в висок. Жаль, что сейчас уже так не могу, но ничего… В тюрьме ему устроят такое мракобесие, взвоет сука. Уж я об этом позабочусь. Он у меня потом сам в туалете вскроется. Тварь.

Всё-таки надо было его тогда ещё закопать, чтоб уж наверняка. Но кто же знал, что он – тупая, необучаемая мразь?! Уж точно ни я. И пусть мне ещё после этого кто-нибудь скажет, что я в людях только плохое вижу. Видел бы, сразу убивал, а я вон шансы даже даю на реабилитацию. Кому сразу, а кому вот через шесть лет. Но даю же! О чём это, интересно, говорит? О том, что я понимающий человек или неизлечимый придурок? Мне почему-то кажется, что второе. Но если выбирать между неизлечимым придурком и покойником, то пожалуй, придурком быть всё же лучше. Поэтому пора бы уже с Алиской решить вопрос.

–Проходи, Алис Николаевна, присаживайся, – проявил я, наконец, толику гостеприимства, поняв, что скандала так и не дождусь. Но на Алиску это не произвело ровным счётом никакого впечатления.

Не скрывая недовольства, она села напротив и закинула ногу на ногу, демонстрируя точеное бедро. У меня же возникло чувство дежавю, будто вернулся на шесть лет назад, в тот вечер, когда всё у нас с ней завертелось. Помнится, она тогда тоже свои ноги выставляла, и наряд у неё похожий был: юбка с разрезом, просвечивающая блузка да неизменные чулки. Впрочем, она всегда как-то так одевается… без изюминки, четко по каким-то правилам. Вот и в отношениях у нас с ней тоже всё было как-то шаблонно. Даже сразивший меня когда-то минет и тот пошагово можно описать. Не то, чтобы я жаловался, но стоит, наверное, признать, что вся фишка в чувствах. Если они есть, то баба мужика ласкает, пробует на вкус, а если нет – просто сосёт. На физическом уровне это безусловно всего лишь игра слов, но на психологическом -огромная разница, которую никакой «глубокой глоткой» не восполнить, хотя… шесть лет на ней продержаться можно, а может, даже и всю жизнь. К счастью, этого я уже никогда не узнаю, но вот, что хотелось бы прояснить – так это, как Алиска узнала о случившемся. В прессу ведь информация еще не просочилась.

–Ну? И каким ветром тебя сюда занесло? – не стал я ходить вокруг да около.

–В смысле? – обалдела она от моей прямолинейности и не слишком любезного тона. Меня же это начало раздражать. Включила дурочку.

–Слушай, Алис, я устал, как собака, и меня ждёт сын, поэтому нет ни времени, ни желания вести пустые разговоры, так что давай ближе к делу, – попросил я, подавляя тяжёлый вздох.

–Да уж, шикарный приём, – помедлив, протянула она.

–А чего ты хотела, свалившись, словно снег на голову? – резонно заметил, не понимая её претензий.

С какого вообще перепугу она начала эти игры? Неужто грандиозные планы на наше совместное будущее настолько затмили ей разум и реальное положение вещей?

–Ну, хотя бы вежливости, – съязвила она. – В конце концов, я не ради праздного любопытства приехала, а чтобы поддержать тебя. Я переживала!

–Мне интересно, как ты вообще узнала о том, что произошло? – спросил, игнорируя её наезды. Последовавшая реакция удивила и заинтриговала. Алиска вдруг отвела взгляд и даже покраснела.

–Мне сообщили, – коротко оповестила она, натягивая маску невозмутимости.

–В смысле? Кто сообщил? – нахмурившись, не сразу понял я прикола, но когда Алиса не ответила, до меня начало доходить, и я просто охренел от того, насколько, оказывается, всё запущено. – Ты что, наняла кого-то следить за мной? – ошарашенно уточнил я, не в силах поверить в этот дурдом. Алиска же поняв, что спалилась, вздернула подбородок и с воинственным видом отправила меня в нокаут:

–А по-твоему, я должна была плыть по течению и сквозь пальцы смотреть на то, как ты сходишь с ума по своей Яночке?

Еб*нуться! Вот это она отжигает!

–Ты серьёзно? – выдохнул я и несколько секунд сверлил её таким взглядом, словно впервые увидел, а после зашёлся хохотом, не зная, как ещё реагировать на этот дебилизм.

Господи, в тихом омуте ни то, что черти, в них самая настоящая вакханалия твориться! И почему мне везёт на больных на всю голову баб?! Краплёный я что ли?

–На самом деле смешного в этом мало, Олег, – спокойно заявила Алиса, и я не мог с ней не согласиться. Это не смешно, это страшно, когда у бабы начинается паранойя! Она же продолжила. – Думаешь, я ничего не замечала? Я всё видела, Олег. Видела, как ты на неё смотришь, как зависаешь на билбордах с её лицом, как после каждой встречи заводишься, словно…

–И что? – оборвал я, начиная закипать. Слушать всё это было странно и противно, но не потому что она уличила меня в чём -то постыдном. Нет. Просто я не понимал этого тихушничества и «вуайеризма». Клиника какая-то. Что вообще за бред она несёт? Я ей что, в любви и верности клялся? Или типа шесть лет обязывают? Так это, простите, цифры. У меня от одного поцелуя с Чайкой впечатлений больше было, чем за все эти шесть лет с Алисой. К чему эта лирика, я понять не могу!

–А то, что я шесть лет на тебя потратила…

–Ты. На. Меня. Потратила? – обалдел я. – Я тебя умоляю, Алиска. Потратила – это когда ничего взамен не получила, а у тебя профит не слабый, так что не надо …

–Боже мой, Олег, да причем тут это?! – вскричала она с таким возмущенным видом, что я реально чуть не покатился со смеху.

Нет, бабы – это что-то…

–Тебе напомнить, с чего все началось? – издевательски предложил я.

–И? Я тебе не восемнадцатилетняя идиотка, чтобы растекаться лужицей от одного твоего взгляда, – огрызнулась она, делая довольно нетонкий намек.

–Я заметил, – насмешливо протянул я. – Но ты знаешь, наблюдать как растекаются лужицей намного приятней, чем как в глазах крутится счётчик, пока эта "не восемнадцатилетняя идиотка" снимает трусы.

Алиса побледнела, в глазах вдруг промелькнули злые слёзы, но она не дала им волю.

–Хорошо, – усмехнулась наигранно. – Да! Пусть так: меркантильная, расчетливая, продуманная… Пусть! Но неужели ты думаешь, что я потратила шесть лет своей жизни на мужчину исключительно ради карьеры? Думаешь, ради карьеры женщины с моим образованием увеличивают грудь, вставляют импланты в задницу и посещают все эти идиотские курсы сексуального образования?

–Я не знаю, меня никогда не интересовало, чего ради ты это делаешь, – скривился я. Вот только выяснять, почему она увеличила сиськи, мне сейчас для полного счастья не хватало. Еще пусть про какую-нибудь вагинопластику залечит в честь неземной любви. Дурдом!

–Да тебя вообще всё, что связанно со мной, не интересует. Что бы я ни делала, как бы не старалась, тебе плевать. Ты ничего не замечаешь, кроме своей шлюхи! Наверное, надо было, как она – трахаться у тебя за спиной, может, тогда бы ты…

–Что бл*дь?! – задохнулся я. Кровь отхлынула от лица, чтобы забурлить внутри дикой яростью. И в тоже время я был удивлен.

Интересно, как эта сучка узнала? От прислуги?

Нет. Не могла, никто не стал бы нарушать контракт, чтобы удовлетворить её любопытство. Я им слишком хорошо плачу, чтобы рисковать работой ради сомнительной копейки. Может, это у неё интуиция? Тоже вряд ли. Тогда бы она не говорила с такой уверенностью.

–Недоумеваешь, откуда мне известно? – довольно протянул она, прочитав мои мысли.

–Единственное, о чём я недоумеваю – так это, почему ничем непримечательная ночка растянулась аж на целых шесть лет, – неимоверным усилием воли подавив в себе гнев, спокойно парировал я. И с удовольствием отметил, как Алиска недовольно сжала свои губёнки.

А ты думала, курица, меня можно одной фразой на эмоции вывести? Ну-ну… Чтобы таким талантом обладать, надо хоть что-то для меня значить.

–Я нашла результаты теста ДНК, – предприняла она еще одну попытку, выложив свой главный козырь. – Это, наверное, ужасно – знать, что твою любимую женщину трахал кто-то ещё и твой сын мог оказаться вовсе не твоим.

Да, это было попадание в цель – в самое больное место, но я давно научился справляться с этой болью, поэтому лишь усмехнулся, решив, что пора Алиске указать на её место, а то она что-то запамятовала похоже.

–Ужасно, Алиска, это когда ты шесть лет старательно сосёшь чей-то член, увеличиваешь сиськи, перекраиваешь вагину, безотказно даёшь раком, боком и с подскоком, а потом вдруг остаёшься с голой жопой, – издевательски заметил я, с удовлетворением отмечая, как Алиса переменилась в лице. Будто очнулась, протрезвела. Но мне этого было мало. Нужно было закрепить эффект, чтобы окончательно дошло.

–Как думаешь, ты сможешь снова с нуля взобраться на ту же вершину?

Она тяжело сглотнула, в глазах промелькнул страх, я же продолжил.

–Вот и я сомневаюсь. Так что советую тебе следить за языком и не забывать, с кем ты пытаешься тягаться. Незаменимых нет, Алиса, а таких, как ты и вовсе, как собак не резанных, поэтому мне достаточно будет слова, чтобы ты вылетела с кресла директора. Я достаточно понятно выразился?

–Ты – редкостная скотина! – выплюнула она, вызывая у меня улыбку.

–Вот уж не тебе об этом говорить. Тебе вообще, Алиска, грех жаловаться. Ты получила больше, чем могла себе даже представить, – возразил я.

–Я любила тебя, – заявила она, в очередной раз веселя.

–Завязывай, Алис, эти игры. Это смешно.

–А у неё, значит, были не игры?

–Это здесь причем?

–Мне просто хочется понять, почему вы – мужчины на каждом углу трепете о том, что вам нужна скромная, милая женщина, но голову теряете именно от шлюх? Почему она, Олег?

Я хмыкнул.

Забавный вопрос от «любящей» женщины. Уж она -то должна понимать, что на него нет ответа и никогда не будет. Любовь, как и сотворение мира необъяснимы. Но у меня всё же была теория на этот счет и я решил ей поделиться.

–Потому, Алиса, что дело не в том, какой человек, а в том, как ты себя с ним ощущаешь. Любовь – это полёт. Настолько захватывает дух, что становится плевать скромница ли она, шлюха, а может, и еще кто похуже.

–Мне тоже «плевать», Олег.

–Нет, Алис, тебе не плевать и никогда не было, – покачал я головой с невеселой усмешкой. Злость отступила, осталась лишь грусть о взаимно-потерянном времени.

–Думай, как хочешь, я не собираюсь тебе ничего доказывать.

–И не надо. Мне бы не хотелось становится «редкостной скотиной» и портить тебе жизнь. В конце концов, мы шесть лет относились друг к другу с уважением. Давай, и расстанемся, не теряя его.

Алиса усмехнулась сквозь слезы и некоторое время молчала, рассматривая свои руки.

–Хорошо. Ты прав, – не скрывая горечи, заключила она.

–Рад, что мы пришли к общему знаменателю. Я всегда ценил твою рациональность и рассудительность.

–Ну, хоть что-то, – сыронизировала она и тяжело вздохнув, поднялась с кресла. – Мне пора. Извини, что «свалилась, как снег на голову», я действительно переживала и не подумала, что тебе сейчас не до моих чувств. Хотя тебе всегда было не до них.

–Не начинай, пожалуйста.

–Не буду, – снисходительно улыбнулась она и развернувшись, направилась к двери, бросив напоследок. -Береги себя.

Когда за ней закрылась дверь, я, наконец, выдохнул с облегчением, хотя неприятный осадок остался, как ни крути. Что-то менять в своей жизни всегда не просто. Особенно, когда дело касается людей, даже тех, которые тебе по сути не нужны. Но я слишком устал, чтобы размышлять об этом, поэтому, кое-как поднявшись, заставил себя принять душ, а после направился к Сашке.

Он уже был в кровати и мама читала ему какую-то сказку.

–Ты долго, – насупился сын, когда я ели-как уселся. Тело ныло кошмарно.

–Не так уж и долго, сына, – возразил я, чмокнув его в пухлую щечку.

–Олег, тебе нужно пройти осмотр у врача, вдруг ребра сломаны, – взволновано заметила мама.

–Не преувеличивай. Немного бока намял, вот и всё, – отмахнулся я и забрал у неё книгу. – Иди, отдыхай.

–Олег! – строго взглянула она.

–Мама! – обманчиво-мягким тоном парировал я. И она сразу всё поняла, поэтому тяжело вздохнув, покачала головой.

–Какой ты вредный, Олежка, прибила бы!

–Я тоже тебя люблю, мамочка, – подмигнув улыбающемуся Сашке, послал ей воздушный поцелуй, за что тут же отхватил леща.

–Дурачок, – засмеялась мама, а потом наклонилась и обняла крепко-крепко, дрожащим голосом шепча. – Я так испугалась сынок… Так испугалась! Если бы с Янкой нашей что-то случилось… Господи! – разрыдалась она, не выдержав.

–Шш, родная, всё позади, – приговаривал я, успокаивающе поглаживая её по спине. Саша испуганно замер, маму же будто прорвало.

–Да какой позади, Олег! Что вот эта твоя приехала? Зачем она тебе вообще? Я же вижу, как ты на Янку смотришь всегда, а она как на тебя… Прекрати уже насиловать себя и над девчонкой издеваться. Ну, любите же друг друга! Ну, прости ты её, сынок! Что бы не сделала, прости. Нельзя же так жить! Ребёнка сиротой сделали и сами маетесь непонятно с кем и для чего – смотреть тошно.

–Мама… – тяжело сглотнув, пробормотал я растерянно, не зная, что сказать. Впрочем, маме и не требовались слова. Она всё понимала без них, поэтому успокоившись спустя какое-то время, улыбнулась грустно и погладив меня по щеке, тихо сказала:

–Прости, сынок, я просто хочу видеть тебя счастливым.

–Я знаю, мама, – поцеловав её ладонь, также тихо отозвался я. Она кивнула и перевела взгляд на не менее растерянного, чем я Сашку.

–Прости, солнышко, напугала я тебя.

Саша покачал головой, она же снова наклонилась и расцеловала его в обе щёки.

–Не расстраивайся, мы- девчонки любим поплакать да поистерить.

–Баба, а ты что, разве девчонка? – уточнил он с таким скептизом, что мы не выдержали и расхохотались.

– Конечно! Бабушка у тебя девчонка почище прочих, – театрально провозгласила она. Сашка собирался возразить, но я тут же предостерег его:

–Не вздумай, сына. Спорить с женщиной – себе дороже.

–Ой, кто бы говорил, – съязвила мама.

–Ну, вот я и учу, чтобы сын не повторял моих ошибок.

Вера Эдуардовна фыркнула и поцеловав нас ещё раз напоследок, ушла. Мы же принялись читать сказку.

–Папа, а почему этот дядька на нас напал? – спросил Саша, когда я закончил чтение. – Что ты ему такого сделал?

Вопросы меня не удивили, я знал, что сын начнёт их задавать, но не думал, что так скоро, поэтому помедлил, пытаясь подобрать слова. Вышло не ахти…

–Ничего такого, сынок, чего бы этот… мужик не заслужил.

–Тогда почему он решил тебе отомстить?

–Ну, он, по всей видимости, считал иначе.

–Как это? – нахмурился Саша, не понимая моих пространных объяснений. Я улыбнулся, поражаясь своему косноязычию. Совсем забыл, что детям лучше всего объяснять что-то на конкретных примерах.

–Как бы тебе объяснить, сына, – с досадой протянул я, силясь придумать этот самый пример, но мозг упорно отказывался работать, пока я не наткнулся взглядом на фото Сашки с друзьями. Увидев его зазнобу меня-таки озарило. – Ну, вот представь, что этот… как того пацана звать, с которым ты подрался на прошлой неделе?

–Лиам Сандерс.

–Вот этот Лиам Сандерс обидел твою Мию. Что ты сделаешь?

–Ну… побью его и скажу, чтобы больше не лез.

–Логично. Но Лиам не поймет и решит вам с Мией отомстить. Например, сломает лапу Пеппи.

–Но зачем Пеппи, она ведь ничего не сделала? – возмутился мой ребёнок.

–Потому что она для вас обоих дорога и вы очень сильно расстроитесь. Как говорится, двух зайцев одним выстрелом, понимаешь?

Саша кивнул и некоторое время обдумывал сказанное.

–То есть этот мужик когда-то обидел маму и ты за неё вступился?– заключил он.

–Примерно так.

–Вот урод!

–Абсолютно согласен.

Я думал, что на этом с вопросами покончено, поэтому обняв Сашку, стал потихонечку засыпать, но не тут -то было.

–Пап, – позвал он, когда я уже почти заснул.

–Мм? – сонно промычал я, не в силах открыть глаза.

–А что мама тебе сделала? Про что бабушка говорила? – огорошил он меня. Всё-таки при детях ничего обсуждать нельзя. Конечно, я мог бы нагородить чего-нибудь, но с сыном хотелось быть предельно честным. Дети, они фальшь чувствуют, поэтому я не стал выдумывать велосипед и сказал то, что должен был.

–Сынок, есть такие моменты, которые касаются только меня и твоей мамы. Как у нас с тобой есть же свои мужские секреты или как у вас с мамой наверняка есть какие-то тайные от меня дела, верно? – подмигнул я, на что Сашка улыбнувшись хитренькой Янкиной улыбкой, кивнул.

–Ну, вот так и у нас с ней есть свои дела. Всё, что тебе нужно знать, так это то, что я твою маму простил и больше не злюсь.

–И теперь мы будем жить все вместе: я, ты, мама, Пеппи и бабушка? – загорелись его глазки и столько в них вспыхнуло надежды, столько радости, что у меня внутри все перевернулось и защемило. Бедный мой ребёнок. Обняв его еще крепче, я вдохнул аромат его волос и тихо сказал:

–Не знаю, сынок, но я постараюсь…

–Точно?

–Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

Он покачал головой.

–Ну, вот и всё. А сейчас давай поспим.

–А потом поедем к маме?

–Конечно.

Саша кивнул и устроившись поудобней в моих объятиях, уснул. Я же несмотря на усталость уснуть не мог. Мысли копошились, как рой разъяренных пчёл. Я не знал, как быть. Точнее, знать -то я знал, но с чего начать, как это всё будет и получится ли вообще – вот вопрос. Столько рисков… Но хотя бы попытаться я должен. Как говорила мама: «Нужно давать отношениям шанс, если не ради себя, то хотя бы ради детей, ради всего хорошего, что было.». Пусть я запоздал с этим решением на шесть лет, но слава богу, еще не всё потеряно. Во всяком случае мне так показалось.

Спустя какое-то время я все же уснул. Проснулся после обеда и тут же попал в круговорот дел: полиция, пресса, разборки со службой безопасности. Освободился только к ночи. Янка до сих пор не пришла в себя, и на душе было не спокойно, поэтому я поехал к ней. Мне нужно было увидеть её, услышать, как она дышит. Перед глазами до сих пор стояло её бескровное лицо и мои руки, залитые её кровью, от этих флешбэков моя собственная стыла в венах, и я не уставал благодарить Бога, что всё обошлось.

Когда я приехал в клинику, Ирина готовилась ко сну, но тактично решила оставить меня наедине с Чайкой и ушла в кафетерий. Мне же, если честно, было плевать, как она расценит мой визит.

Увидел Янку, и всё вокруг перестало для меня существовать. Ощущение было, будто прошла целая жизнь с того момента, как мы говорили на террасе. За сутки мир перевернулся с ног на голову, и я смотрел на него совершенно другим взглядом. Вся та боль и невыносимая тоска всплыли на поверхность, захлестнули, вызывая дикую потребность в ней, девочке, всадившей мне нож в спину.

Опускаюсь на стул возле неё и не могу насмотреться. Она лежит на животе, чтобы не тревожить раны, лица практически не видно из-за кислородной маски, но мне и не надо. Мне достаточно просто быть рядом, слышать, как она дышит, как монотонно прибор отсчитывает удары её сердца и знать, что она жива, просто жива.

В порыве чувств прижимаюсь губами к её виску и всего насквозь прошивает будто электрическим разрядом.

Янка, Яна, Яночка… Любимая моя.

Втягиваю с шумом аромат её кожи, она пахнет медикаментами, но я всё равно улавливаю что-то такое, присущее только ей, и меня ведет, ломает по её запаху, как наркомана по героину.

–Малыш, – сам не замечая, произношу вслух хриплым шепотом, не в силах больше держать свои чувства на привязи. – Я так… Так тебя люблю, моя девочка… Если бы ты только знала, как я тебя люблю.

Глажу её шелковистые волосы, скольжу губами по лбу, глазам, краешку щеки, не могу остановиться, не могу насытиться, не могу унять эту сумасшедшую потребность.

Не знаю, сколько это безумие продолжалось, но взгляд наткнулся на кусочек татуировки в вырезе больничной сорочки, и я замер, читая строчки, которые знал наизусть:

«Согласись, пусть будет – не бесплатное, липовое,

мёртвенное, ватное, с дарственной на выцветшем боку.

Подари мне небо, хоть плакатное, я его приклею к потолку.»

И, как и в первый раз, внутри всё скрутило жгутом, вызывая горечь. Сколько глупых, бессмысленных ошибок…

Говорят, всё можно исправить, кроме смерти. Мне очень хотелось в это верить. Более того, я был решительно настроен подарить моей Чайке небо и не плакатное, а самое что ни на есть настоящее. Чтобы она парила, забыв обо всём.

Погруженный в свои мысли, я не сразу заметил, что вернулась Ирина.

–Я принесла тебе кофе, – протянула она стакан, когда я, наконец, обратил на неё внимание.

–Спасибо, я сегодня ничего ни ел.

–Я так и подумала. Как Саша?

–Нормально, но будет лучше, если с ним поработает психолог.

–Да, это верное решение.

Мы замолчали, не зная, что еще сказать, да и слишком вымотанные, чтобы вести какие-то разговоры, поэтому допив в тишине кофе, я поехал домой, так как обещал сыну, что мы завтра поедем вместе.

Утро выдалось суматошным. Янка пришла в себя, и все на радостях носились, как сумасшедшие, не зная, за что хвататься. В оконцовке, сборы затянулись до самого обеда, так как Саша рисовал матери какие-то «шедевры», как все в восторге и умилении потом заявляли. На мой же, совершенно не шарящий в искусстве, взгляд это был тихий ужас из-под куриной лапы, но поскольку в таком деле важен порыв, а не мастерство исполнения, то я держал своё мнение при себе, пока вся родня рукоплясала. Заказав Начос, цветы, мы, наконец, поехали в больницу. Все были на кураже, в радостном предвкушении, и я в том числе.

Я не беспокоился о том, что скажу при встречи, как вообще себя вести, я просто хотел видеть её горящие глазёнки, её счастливую улыбку, её прекрасное лицо, остальное было не важно.

«Как-нибудь разберемся» – думал я, с улыбкой заходя в палату, чтобы в следующее мгновение получить удар под дых. Вместо ждущей нас Чайки с горящими глазами, я увидел её со счастливой улыбкой в объятиях какого-то мужика.

Впрочем, не «какого-то», а вполне себе конкретного – её хахаля-женатика, про которого я совершенно забыл со всей этой кутерьмой. А сейчас вот вспомнил, и внутри всё окаменело, всю радость смыло ледяной волной боли и ядовитой ревности. Смотрел, как он её целует, касается своими руками, шепчет какую-то романтическую хрень, и на ошмётки рвало. Я захлебнулся злобой и вновь вспыхнувшей ненавистью.

Перед глазами всплыли все те картины, что изводили меня с того момента, как узнал о том, что у неё появился любовник. Я представлял, как она улыбается ему, как когда-то улыбалась мне; как соблазняет его, сводит с ума; как шепчет всё то, что когда-то шептала мне; как он ласкает её роскошное тело, и как она стонет под ним, как когда-то стонала только для меня…

Конечно, я всё понимал. Понимал, что она молодая, здоровая женщина, и ей хочется тепла, мужской ласки, да и просто секса. В конце концов, она и так слишком долго была одна. Я всё это понимал, правда. Но легче не становилось, поскольку я также знал, что Чайка в отличие от меня чисто «по средам и пятницам» не умеет, а значит, что бы она там ни говорила, но какие-то чувства к этому мужику у неё все же есть, и именно это низвергало меня в пропасть моих сомнений, боли, бессилия и безнадежности. Ведь, как ни старайся, а ничего уже не вернешь: она никогда больше не будет только моей, никогда больше я не смогу доверять ей, как прежде, да ничего уже не будет, как раньше…

Знаю, я сам виноват – своими собственными руками отдал её другому мужику, и продолжал бездействовать до сегодняшнего дня… ДА! Всё знаю и понимаю! Но всё равно внутри сидит этот наивный, маленький мальчишка, который все эти шесть лет жил одной-единственной фразой: «Я буду ждать». И сейчас, глядя на воркование голубков, ему хотелось вырвать свою любимую из чужих лап, посмотреть в лживые глазёнки и проорать в лицо: « Так ты, бл*дь, ждала? Это твоя любовь, сука?».

Знаю, это смешно, тем более, что я и сам не далеко уехал, но вот чего я никогда не делал в отличие от неё – так это не ездил ей по ушам, не обещал того, что не смог бы выполнить. Она же только тем и занималась, что бесконечно врала мне. Разводила, как доверчивого лошка, коим я, похоже, до сих пор и являюсь. Ведь верил же, что ждет, а сейчас смотрю и сдохнуть хочется. Всё внутри горит, рвёт на куски, перед глазами красная пелена ярости, и я не могу с ней справиться, сколько не привожу доводов, сколько не пытаюсь мыслить здраво. Да и каком здравомыслие может быть речь, когда её баран, словно по заказу, выдаёт:

–Не переживай, любимая, я найму лучших врачей, тебя за пару недель на ноги поставят, а потом уедем с тобой в Швейцарию. Все будет, как ты любишь: лыжи, Кирш, Фондю… Теперь ты у меня без охраны и шагу не сделаешь, и Сашке наймем лучших людей, раз этот дятел не в состоянии обеспечить сыну безопасность…

–Слышь, ты – фраер, в своей семье будешь порядки наводить и нанимать, кого хочешь, а в мою еще раз сунешься, и я устрою весёлую жизнь тебе! – с угрозой процедил я, изо всех сил сдерживая клокочущее в каждой клетке бешенство.

Наймёт он, понторез херов!

По факту, безусловно, я облажался, не досмотрел. Но ни этому говножую мне что-то говорить! Однако у него на сей счет имелось другое мнение, и он, видимо, решил окончательно вывести меня из себя.

–Это кому ты, бл*дь, собрался веселую жизнь устраивать?! – вкрадчиво поинтересовался он, поднимаясь. Чайка испуганно вздрогнула и с такой мольбой уставилась на меня этим своим взглядом «не виноватая я», что меня аж перекосило.

Вечная жертва, мать её! Интересно, о чём она думала, приглашая сюда своего любовничка? Дура-дурой…

Наверное, если бы не Сашка, я бы высказал всё, что думаю о ней и её играх, но растерянный, полный слёз взгляд сына, отрезвил меня, и выдавив улыбку, я подмигнул ему, а после повернулся к этому нахохлившемуся петуху и холодно предупредил:

–Рот свой закрой! Еще раз при моем сыне выразишься, и тебя отсюда вышвырнут.

–Гладышев, ты говори да не заговаривайся, – насмешливо протянул Пронин, вызывая у меня удивление. Интересно даже стало, что он может. Захотелось проверить…

–Это тебе лучше не заговариваться, а то примут парочку весёлых законопроектов, и посмотрим, как потом запоёшь.

–Ну, попробуй, только боюсь, ты потом и петь не сможешь.

–Аккуратней, угрозы в адрес представителя власти чреваты статьей, а здесь столько свидетелей, – пожурил я его, как недоумка.

Судя по покрасневшей, лощеной роже, его взбесил мой тон. Он собирался что-то ответить, но Чайка, наконец, вспомнила, что она – мать, а не Елена Троянская и поставила точку в этом бестолковом трёпе:

– Так! А ну-ка, пошли отсюда вон! Оба! Оставьте меня наедине с моим сыном!

Я же только сейчас заметил, что Сашка плачет. Внутри всё сжалось, и накатила дикая ярость.

Твою мать! Ну, почему рядом с этой сукой всё летит к чертям?!

–Сынок…– начал было я, но подошедшая Ирина жестом попросила ничего не говорить.

–Сашуль, пойдем к маме, – с улыбкой протянула она руки к внуку. Саша потёр глазки кулачками и кивнув, потянулся к ней. Она забрала его у меня и направилась к Чайке.

–Мамино солнышко, мой любимый сыночек… – воскликнула Янка, улыбнувшись сквозь слёзы, когда Сашка бросился ей на шею и что-то затараторив, стал покрывать поцелуями.

Правда, у меня это всё вызывало отнюдь не умиление, а злость. Должен мой сын целовать эту… после какого-то грязного ублюдка! Но прежде, чем я успел высказаться, Мачабели жестом указала нам с Прониным на дверь.

–Ян, я… – хотел он что-то сказать, но Чайка сразу же прервала его.

–Сереж, пожалуйста, езжай домой, мне не нужна шумиха ещё и по этому поводу. Мы позже все обсудим, – пообещала она, даже не взглянув в его сторону.

–Хорошо, любимая, поговорим чуть позже, – снисходительно кивнул этот осёл и напоследок бросил, однозначно, чтобы взбесить меня. – Я пришлю охрану и хороших врачей.

От такой показухи у меня вырвался смешок.

Цирк, ей богу! И где только Чайка таких дебилойдов находит?!

Закатив глаза и ухмыльнувшись, я покинул палату.

–Чтоб тебя здесь больше не было, – бросил Пронину, направляясь к машине. Мне срочно нужно было побыть одному, прийти в себя и успокоить бушующие эмоции.

–Я у тебя что ли еще буду разрешение спрашивать, навестить мне мою женщину или нет? – процедил он, я же окончательно озверел.

–Свою можешь навещать, сколько твоей душе угодно, а мать моего сына – только с моего одобрения! -отрезал, вызывая у него оторопь. Я и сам понимал, что меня понесло. Но это бахвальное «мою женщину» подействовало на меня, как красная тряпка на быка.

Его женщина. Ну-ну…

–Гладышев, ты берега попутал что ли? Я, конечно, всё понимаю, но это твои проблемы, что ты в своё время лоханулся.

–У меня никаких проблем нет, так что угомонись и скройся уже, не маячь тут. Мне вашу интрижку разгребать вообще не досуг, – скривился я, садясь в машину.

–А тебя никто и не просит. Я всё равно развожусь.

–Ну, вот как разведешься – так и поговорим, а пока не порть «своей женщине» репутацию, – сыронизировал я и закрыв дверь, кивнул водителю, чтобы трогался.

Когда мы выехали с территории больницы, я поднял салонную перегородку и откинувшись на спинку кожаного кресла, с шумом втянул воздух. Меня трясло от бешенства, потому что да – я действительно лоханулся. Как идиот расчувствовался: Алиску послал, чтоб с этой стервой быть, мчался на всех порах, как придурок, покупал цветы, подарки, готов был чуть ли ни на брюхе перед ней ползать, а она не успела очнуться, тут же позвонила своему кобелю.

Сука! Чего, интересно, добивалась?

А как же «лишь бы с тобой где-нибудь рядом и как-нибудь навсегда»? Или очередной пафосный трёп, которому грош цена? Чайка ведь мастер драматических эффектов, я же – дебил, который на них ведётся.

У меня вырывается горький смешок, и такая усталость накатывает, что хочется… Да я даже не знаю, чего мне хочется. Все мои желания были связаны с ней. Как увидел её такую юную, наглую, вульгарную и умопомрачительно красивую, так потерялся, забыл, что можно желать что-то помимо неё. А сейчас…

Мне нужно было время, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, поэтому, когда раздался телефонный звонок и на дисплее высветилась Чайка, я поначалу решил не брать трубку, дабы не наговорить лишнего, но это же Яночка: если она чего-то хочет – она это получает.

Ну, ради бога… Вот только потом пусть не жалуется.

–Что хотела? – раздражённо отвечаю на звонок.

–Вижу, ты не слишком рад, что со мной всё в порядке,– невесело усмехнулась она.

–Не говори глупости! – скривился я, она же будто не слыша, продолжила:

–Наверное, надо было умереть, чтобы ты был хоть чуточку любезней.

–У тебя есть с кем любезничать, так что давай ближе к делу.

Чайка тяжело вздохнула, а потом отправила меня в нокаут.

–Гладышев, прекрати вести себя, как обиженный мальчик, тебе не идёт.

–Что? – поперхнулся я, она же опять тяжело вздохнула, словно я её дико утомил.

–То! Я знаю, что ты ночью приезжал… мама рассказывала, – бросила она запальчиво, словно уличила в чём-то, а во мне тоже какой-то упрямый ребёнок проснулся, и я невозмутимо парировал:

–И?

–Просто приезжай. Давай, поговорим, – устало попросила она.

–Сейчас не лучшее время для разговоров.

–Пожалуйста, я тебя прошу. Я больше так не могу… Не после этого кошмара.

–Хорошо, я приеду, – согласился я, потому что тоже больше так не мог: не мог молчать, держать в себе, проживать эту боль в одиночестве и надеяться, что однажды отпустит.

–Я буду ждать, – сказала она напоследок, срывая с цепи моих демонов. Во мне вновь вскипела злоба, ревность и ненависть. Всю дорогу я бурлил, как закрытый котел, гонимый этими эмоциями, поэтому в палату ворвался, словно цунами, готовый выплеснуть всё, что годами копил в себе, забыв о том, что ещё вчера молил небо лишь о том, чтобы она была жива.

Чайка встретила меня взволнованным взглядом. Она сидела на койке, сложив руки на животе. Бледная, осунувшаяся, заплаканная. В это мгновение она казалась такой маленькой и юной, но меня, как и всегда, её слёзы разозлили ещё больше. Не переносил я их.

–Где сын? – спросил, закрывая за собой дверь.

–Уехал с мамой домой. Ему нужно передохнуть, слишком много впечатлений. Ты уже договорился с психологом?

–Нет ещё, разбирался с прессой и полицией.

–Мне звонила пресс-секретарь…

–Я не это приехал обсуждать! – раздраженно оборвал я, поняв, что она просто тянет время. Чайка вздрогнула и прикусив губу, тихо призналась, выводя меня окончательно из себя:

–Не знаю, с чего начать.

–Может, с того, для чего ты позвала своего ёб*ря, – предложил я едко, захлебнувшись в очередной раз ядом ревности.

–Что? – ошарашенно выдохнула она, округлив свои глазищи, меня же понесло.

–То! Я тебя насквозь вижу. Что, решила заставить ревновать?

–Ты совсем больной? Что ты несёшь? – взвилась она и тут же набросилась в ответ. – А ты зачем свою Алису вызвал?

–Ну, я же вроде как жениться на ней собираюсь, а кому, как не будущей жене быть рядом в такой сложный момент?! – насмешливо протянул, зная, что задену за живое.

–Вроде как? – сыронизировал Чайка, ничем не выдав своих эмоций. – И это твой ответ?

–А что? Неужели ты повелась на тот панический бред? – ударил я со всей дури по больному, не в силах держать в себе боль. Мне хотелось, чтобы ей было так же, как и мне хреново, чтобы её так же, как и меня сжигала ревность, чтобы она понимала, каково это – разочаровываться: когда тебя поманят мечтой и на твоих же глазах разрушат её, как она когда-то разрушила наши.

И да, она застыла, лицо стало мёртвено бледным, губы задрожали, а глаза загорелись, как огоньки, выдавая её агонию.

–Зачем ты так? Тебе от этого легче? Если да, то я стерплю…– тихо произносит, выбивая у меня почву из-под ног своей откровенностью.

–А если нет?

–Тогда уходи. Уходи и продолжай жить так, как ты жил все эти годы, – бросает, задыхаясь от слёз.

–И это всё? Всё, что ты хотела мне сказать? – разозлился я, сам не понимая, чего жду от неё.

–Нет. Но если для тебя то, что мы пережили – ничего не изменило, то что толку? Что изменится, если я скажу, что люблю тебя больше жизни? Что не было ни дня, чтобы я не думала о тебе, чтобы не сожалела, чтобы не молила Бога о твоём прощении? Что изменится?

Я промолчал. Она же усмехнулась, не замечая текущих по щекам слёз.

–Верно, ничего. Мои слова ведь для тебя ничего не значат. А ты дал мне шанс хоть как-то доказать их на деле? Ты дал мне хоть единую возможность? Ты же живьем меня закопал и все эти годы спокойно смотрел, как я подыхаю без тебя. Но стоило только мне попробовать жить, как ты тут же зашевелился, как у тебя взыграло! А что я такого сделала? Что опять я сделала не так? Нашла мужика? А ты хотел, чтобы я всю жизнь смотрела на вас с Алисой и сходила с ума от ревности и боли? Этого ты хотел? Так я смотрела! Пять лет смотрела и лезла на стены! Пять лет! Тебе мало, Олег? По-твоему, я недостаточно наказана?

Я не мог ответить, в горле встал ком, в груди пекло, я задыхался от рвущих меня на части эмоций. Развернувшись, направился к двери, не в силах смотреть в её потухшие глаза, не в силах слушать всё это… Но она не позволила сбежать.

–Олег,– раздался её дрожащий, отчаянный голосок, когда я взялся за ручку. -Пожалуйста… Не поступай так снова. Я тебя прошу! Пожалуйста, Олеж… Дай нам шанс. Я не могу без тебя, – разрыдалась она, а у меня внутри всё перевернулось.

Боже! Что я творю? Что пытаюсь доказать и кому? Какая уже к чёрту разница, с кем она спала, сколько врала или изменяла? Я ведь люблю её! Пусть не моя больше, пусть неверная, пусть лгунья, шлюха – да кто угодно, а я все равно люблю. Люблю, несмотря ни на что! Так какого же…? Главное ведь, что живая, а остальное… Да к херам это остальное! Она мне нужна, ибо я тоже…

Я тоже не могу без неё!

С этими мыслями медленно отпускаю ручку и повернувшись, встречаюсь с отчаянным взглядом, от которого так невыносимо становится, что не выдерживаю, отвожу свой.

Янка судорожно втягивает воздух, замирает, а я не знаю, что сказать. Да и надо ли что-то говорить?

Смотрю на неё такую… родную, такую любимую, единственную на свете и понимаю, что хочу видеть её счастливой. Хочу, чтобы вульгарно хохотала на всю Ивановскую, как только она умеет, хочу, чтобы выдавала какие-нибудь милейшие глупости в своем стиле, спорила со мной, бесконечно писала свои дурацкие смс-ки, слала провокационные фото, ругалась из-за работы, стонала на весь дом… Хочу, чтобы мы вместе воспитывали нашего сына, делили радость и горе, взлёты и падения. Хочу, чтобы мы просто жили. И если для этого надо отринуть гордость, самолюбие и принципы, что же, значит так и поступим, ибо жизнь гораздо ценней, а счастье вообще бесценно. И порой, ради него приходиться жертвовать всем.

Думая об этом, я направился к ней – женщине, воплотившей в себе мое счастье, одновременно став моим наказанием за все грехи. У Янки задрожали губы, а из глаз вновь потекли слёзы.

–Прости меня, малыш! Я… придурок я! Ты была права с самой первой встречи, – заключив её прекрасное лицо в ладони, прошептал я, она покачала головой и улыбнувшись, поцеловала мою ладонь.

–Знаю, но я всё равно люблю тебя, – так же шёпотом отозвалась она. Видимо, как и я боясь, разрушить этот такой хрупкий, странный миг.

–А я-то надеялся, ты скажешь: «Что ты?! Ты у меня самый лучший на свете!», – пошутил я, ласково обрисовывая её идеальные черты.

–А ты у меня? – уточнила она, заглянув мне в глаза, с надеждой ожидая ответа.

Я усмехнулся и склонившись, коснулся её солёных губ нежным поцелуем, выдыхая:

–А у кого же ещё?

–Тогда, конечно, самый лучший на свете, – улыбнулась она и углубила поцелуй.