Клочок земли

По объявлению

Перевод Ан. Горского

Санни Фостер входил в нашу компанию холостяков, где каждому не было и двадцати пяти; все мы хотели немного побродяжить, прежде чем окончательно угомониться, а потому предпочитали сезонную работу постоянной. Несколько месяцев мы работали на бойне, затем бродили по стране — копали картошку, ставили изгороди, а потом отправлялись в Окленд или в Веллингтон и водили грузовые машины или месяц-другой болтались в порту, пока не начинался сезон забоя скота на экспорт. Весной мы разгружали вагоны на товарной станции или смазывали буксы в трамвайных мастерских, но как только на бойнях начинались жаркие дни, мы снова собирались вместе, обменивались рукопожатиями, рассказывали друг другу об удачной игре на бильярде, о вечеринках, на одной из которых такой-то (имярек) напился до потери сознания, о танцульках и девочках.

Санни мы не видели больше года. Мой дружок Клерри Фишер и я нанялись к одному подрядчику и целыми днями орудовали отбойными молотками на городских трамвайных путях. По пятницам после работы программа у нас была одна: мы шли домой, к миссис Мортон, у которой снимали комнату, брились, принимали холодный душ, надевали чистые сорочки и отглаженные брюки и отправлялись в город. Обычно мы успевали заглянуть в бильярдный зал и сыграть партию, потом перекочевывали в соседнюю пивную и пропускали пару-другую пива, после чего выходили на улицу и стояли у пивной, окликая знакомых ребят. Если где-нибудь устраивалась вечеринка, шли туда. Если вечеринки не было, отправлялись в закусочную, а потом в кино или на танцы.

В ту пятницу мы гоняли шары в бильярдном зале, когда туда вошел Санни и плюхнулся на сиденье рядом со стариками-пенсионерами, что обычно торчали тут от нечего делать и глазели на игру. На Санни был спортивный костюм, но я заметил, что он все еще носит свою фуражку с черным целлулоидным козырьком. По этой фуражке Санни можно было узнать за целый ферлонг[4]. Я не знаю ни одного маорийца, который отказался бы от какой-нибудь работы, позволяющей носить фуражку с блестящим козырьком.

— Здорово, Санни! — Последовали рукопожатия.

— Как жизнь? Чем занимаешься? Где остановился? Где Том? Видел кого-нибудь из ребят?

Санни заухмылялся и снова опустился на стул.

— Мне нужно почитать газету, — заявил он.

— Ищешь что-нибудь интересное на субботу?

— Нет, ищу местечко, где могли бы отдохнуть мои косточки.

— Бери-ка кий, мы поставим шары заново, — пригласил Клерри.

— Не хочу. Да и что за игра втроем.

— Давай, давай! — Клерри положил коробку спичек на полку, показывая, что играют трое.

— Не хочу.

Санни развернул газету на странице с объявлениями. Клерри пожал плечами.

Я уже думал, что выиграл партию, но Клерри положил в лузу розовый шар и явно собирался сделать то же самое с черным.

— Говорят об этом Линдраме[5],— сказал Клерри. — Ты только посмотри на него!

— Никогда не видел, как он играет.

— Так видишь сейчас. — Вслед за несколькими красными шарами в среднюю лузу свалился черный. — Блеск! — Продолжая лежать на бильярде, Клерри с силой выдохнул воздух.

— Пойдем выпить… Линдрам?

Клерри вытащил из кармана мелочь.

— Пойдем и ты с нами, — предложил он Санни, — промочим глотку, тут рядом.

— Неплохая идея! — ответил Санни, складывая газету.

Когда мы направлялись к двери, Клерри споткнулся, задев за отставленную ногу парня, игравшего за соседним бильярдом. Парень сердито взглянул на Клерри, но промолчал. Мы встречали его и раньше. Шляпа его была сдвинута на затылок, с губы свисала сигарета — от ее дыма у парня слезились глаза, сорочка расстегнута, из заднего кармана штанов у него торчала бутылка джина, одна штанина была мокрая… В таком виде, да еще полупьяный, он пытался играть на деньги. Прищурившись от дыма сигареты (а без нее какой же шик!), парень долго и сосредоточенно целился, потом с силой ударил по шару и… промазал. Повернувшись к Клерри, он снова сердито взглянул на него, словно именно тот был виноват в его промахе.

— Пошли, — сказал я.

Вокруг стола в углу кипели настоящие страсти: тут шла крупная игра. Маркер потряс коробкой с фишками и роздал их игрокам; один из них заложил фишку за ухо, другой сунул в карман жилетки. Под дружные подтрунивания болельщиков («Этот сейчас положит!») игрок номер один составил пирамиду. Шары со стуком разлетелись по зеленому полю. Один за другим играющие склонялись над столом; и вот уже первый шар с грохотом покатился по лотку к маркеру.

Один нервный игрок по рассеянности поставил лопатку для сбора шаров так, что другой, обходя бильярд, споткнулся об нее и выругался. Все жевали жвачку, курили и бросали окурки тут же, на грязный пол.

— Четвертый игрок! — раздраженно крикнул маркер. — Четвертый! Где четвертый? Да скажите же ему, пусть идет!

«Четвертым» оказался тот самый парень, которого мы только что видели за соседним столом. Пошатываясь, он добрался до бильярда и теперь целился в шар. Болельщики посмеивались. Парень, наверное, думал, что он мигом обыграет всех, и, может, в самом деле играл неплохо, когда был трезвым. Конечно, никому и в голову не пришло отговаривать его — кто же упустит случай подзаработать на такой глупости! Парень отвел кий и ударил. Промах! Пробубнив что-то, он отошел от стола.

Потом в игру вступил один из профессионалов. Ему нужно было положить чуть ли не все шары, чтобы добраться до своего, и он не спеша принялся за дело, пока остальные стояли вокруг в унылом молчании. Интересно было наблюдать за его игрой. Шары летели в лузы — один, другой, третий… Этот игрок знал, когда можно поживиться: пятница — день получки, а простачков он чуял за милю. Но вот наступил решающий момент; его шар отлетел от борта, и пятерка так аккуратно легла в лузу, что все мы чуть не лопнули от зависти.

— Вот это да! — воскликнул Клерри.

— Возьмите у меня кий, — предложил нервный игрок. — У меня не осталось мелочи.

— Да, да, Линдрам, сыграй! — подхватил я.

— Э, нет, не сейчас, — отозвался Клерри. — Мистеру Линдраму время выпить… Ты как, Санни?

— Ничего не выйдет. С деньгами у меня туговато.

Профессионал мрачно посмотрел на нас и отошел к другим столам.

В пивной Клерри заплатил за выпивку, а я угостил всех сигаретами. Помещение постепенно заполнялось; кое-где посетители сидели большими группами, время от времени подходил кто-нибудь из знакомых, перекидывался с нами несколькими фразами и снова отходил.

— Держусь подальше от больших косяков, — заметил Клерри. — Большие косяки не для меня.

— И не для меня, — отозвался Санни. — Часам к шести вечера соберется куча знакомых — купишь каждому по стакану, и четыре-пять шиллингов из кармана вон.

— Лошака Трейна не встречал? — поинтересовался Клерри.

— Пока нет, — ответил Санни и осклабился.

— Прошлый сезон мне довелось здорово посмеяться, — пояснил Клерри. — Этого типа, что был тогда с нами, все звали Лошаком. Уж больно медленно он мозгами ворочает. Кое-кто считает, что у него не все дома. Только это чепуха — он себе на уме, разве что прикидывается тихоней. Ну-с, так вот, ребята рассуждали о бегах. Лошак и говорит:

«У моего старика много беговых лошадей».

«Да? — переспрашивает Джо Блейк. — Только хороши ли они, вот вопрос». (Джо интересуется лошадьми и считает, что прекрасно разбирается в них.)

«Конечно, хороши, — захорохорился Лошак Трейн. — Красотки!»

«А много ли призов взяли твои красотки за последнее время?» — продолжает Джо.

«Конечно, — отвечает Лошак. — Они выиграли призовые кубки. Много кубков».

«Валяй, валяй, — подзадоривает Джо. — Какие же, например?»

Лошак Трейн маленько подумал, да и ляпнул: «Ну, например, кубок Дэвиса…»[6].

Клерри загоготал, но поперхнулся и раскашлялся. Он страшно любил смеяться над собственными шутками.

— Куренье до добра не доведет, — сказал он. — Придется бросить.

Я решил еще взять пива на всех и протолкался к стойке. За ней орудовал бармен Сирил, потный, раскрасневшийся. Со всех сторон к нему тянулись руки с пустыми стаканами. По-моему, барменам за вечера по пятницам надо платить тройное жалованье.

Наполняя стаканы, Сирил с силой отодвигал их от себя, расплескивал пиво и невозмутимо выслушивал брань, не забывая обсчитывать на каждой сдаче.

— Как дела, Сирил?

— Как сажа бела.

Мы прислонились к стойке, прихлебывая пиво и с любопытством оглядывая каждого нового посетителя.

— Санни, что с тобой? — поинтересовался Клерри. — Ты что-то больно тихий нынче.

— Странная штука произошла сегодня со мной, — ответил Санни и поморщился.

Накануне вечером Санни приехал поездом с Восточного побережья и заночевал в Торндоне у Джека Суини. У Джека всегда можно переночевать. Когда нам приходится работать вместе, мы всегда выбираем его своим профсоюзным делегатом: такого хорошего парня, как он, редко встретишь.

Утром Санни трамваем отправился в Мирамар, нанялся там кочегаром на газовый завод и уже на другой день должен был выйти на работу. На обратном пути Санни купил первый выпуск вечерней газеты. В одном из объявлений он вычитал, что недалеко от вокзала сдается комната, и место показалось ему вполне подходящим, поскольку трамваи на Мирамар отправлялись как раз отсюда. Санни показал нам объявление: «Сд. комн. молод., спок., благовоспит. джентльмену…» и прочая обычная в таких случаях ерунда, а в конце — телефонный номер квартиры.

Санни сейчас же к телефону.

— Да, — ответила хозяйка, — есть чудесная комнатка, весь день там солнце; окнами выходит во двор, так что уличного шума совсем не слышно. По утрам я буду приносить вам чай, поджаренный хлеб и джем. Стирку не беру, но у нас есть прачечная с новенькой стиральной машиной, вы можете стирать сами.

— Вот и хорошо, — ответил Санни. — На случай, если будет много желающих, запишите мою фамилию, а я сейчас приеду.

Женщина спросила его фамилию и дала свой адрес. Санни вскочил в трамвай, доехал до памятника павшим на войне, а потом пешком поднялся на гору, где строится новая церковь. Тут он отыскал ветхий двухэтажный серый домишко. Постучался. Дверь открыла старая женщина — я так и вижу ее перед собой, немало перевидал я таких на своем веку: все они похожи друг на друга, как две капли воды. Разжиревшие, с хриплым голосом… Сизые носы, вставные зубы, спутанные и пережженные перманентом волосы…

Женщина внимательно осмотрела Санни.

— Извини, — сказала она. — Комната сдана.

— Но я же, — возразил Санни, — только что звонил и назвал себя: Санни Фостер, а вы ответили, что все будет в порядке, потому что я первый. Вы сказали, что комната будет за мной.

Женщина уставилась на него.

— Так ты именно тот молодой человек, что звонил?

— Я, я!

— Видишь ли, — продолжала женщина, — по телефону ты не сказал мне, что ты маориец. Я-то ничего не имею против маорийцев, а вот некоторым нашим постоянным жильцам это не по вкусу.

— Какое мне дело до того, что им нравится или не нравится? У вас есть свободная комната, и я хочу ее снять.

— Знаю, сынок. Но у нас тут уже несколько раз появлялись беспокойные квартиранты. Однажды соседи даже жаловались в полицию. Мы не хотим, чтобы о нашем доме пошла дурная слава.

— Вы сдаете комнату или нет?

Женщина помолчала.

— Да, сдаю, — ответила она. — Но не тебе.

И женщина захлопнула дверь у него перед носом. Санни до того разозлился, что готов был разнести домишко.

— Что же мне теперь делать? — спросил он у нас.

— Не вешай носа, — сказал я. — Не все же хозяйки такие.

— Пойдем к нам, — предложил Клерри. — Миссис Мортон добрая старуха, она не станет возражать, если ты будешь жить с нами.

— Ну, не знаю, — усомнился я. — Сида-то Бернса она выперла.

— Да, но с Бернсом дело другое, — возразил Клерри, доставая табак. — Бог мой, сколько же жульничества во всех этих меблирашках! Пустят хозяева иммигрантов и дерут с них семь шкур. Местный житель нипочем не станет платить такие деньги.

— К белому, пусть он хоть на пять минут заглянул в нашу страну, отнесутся совсем по-другому, чем ко мне, — заметил Санни.

— Да, но надо же где-то жить бедолагам, которые только что сошли с парохода, — сказал я.

— Надо, — согласился Клерри. — Но не в том дело. Вы понимаете, как хозяева наживаются на них? Вот о чем речь. Возьмите эту старую каргу, что разговаривала с Санни: она сдаст комнату какому-нибудь иммигранту и сдерет с него не меньше половины недельной зарплаты, а он и пикнуть не посмеет, побоится, что его вышлют из страны, если у него не будет постоянной прописки.

— От всех этих разговоров комната у Санни не появится, — вставил я.

— Комната? Черта с два, — ухмыльнулся Санни. — Скорее уж пиво. — Он собрал стаканы и начал протискиваться к стойке. В помещении стоял сплошной гул, у стойки не было ни одного свободного местечка, вокруг толкались люди, разыскивая своих знакомых. Клерри с отвращением осмотрелся.

— Каждый раз я замечаю, что здесь становится все хуже и хуже, — сказал он. — Может, допьем пиво и перекочуем в другой зал?

Какой-то человек, пробиравшийся через толпу рядом с нами, вдруг заметил Клерри и бросился его обнимать. Потом они повернулись с расплывшимися в улыбке лицами и, отдуваясь, посматривали на нас, то обмениваясь тумаками, то принимаясь пожимать друг другу руки.

— Том! — воскликнул я, хватая парня за плечо. — А Санни не говорил, что вы пришли вместе.

— И правильно сделал. Я пообедал в Мастертоне и только что явился сюда.

— Санни! — заорал Клерри. — Ты председательствуешь. Покупай парню пиво.

Теперь нас было четверо. Мы стояли, притиснутые к стене, вокруг толпились люди со стаканами в руках, в пивную входили все новые и новые посетители.

— На работу устроился? — поинтересовался Клерри.

— Пока нет, — ответил Том. — Завтра у меня уйма времени.

Санни передал ему еще стакан пива. Том залпом его осушил.

— Где остановился? — спросил я.

— Мне повезло, — отозвался Том. — Сошел с автобуса и купил первый выпуск вечерней газеты. В общем удалось найти хорошую комнатку в Торндоне. Оставил там чемодан и — прямым ходом сюда. Думал, может, застану здесь кого из нашей компании.

— А где ты снял комнату? — спросил Санни.

— Я же сказал — в Торндоне. Совсем недалеко от вокзала. Нужно пройти мимо новой церкви… Старый двухэтажный домишко серого цвета.

Мы переглянулись.

— Ну, вам теперь понятно? — спросил Клерри.

— Здорово! Ничего не скажешь, — добавил я.

Санни откашлялся и сплюнул на пол.

— Что у вас за секрет? — поинтересовался Том.

Клерри рассказал.

— Какая-то карга отказала Санни только потому, что он маориец, — пояснил я.

— Вот черт!

Вокруг было все так же шумно, но теперь в воздухе ощущалось какое-то напряжение. Санни сердито глядел на Тома. Казалось, он сейчас ударит его. Том растерянно переминался с ноги на ногу. Клерри смотрел то на Санни, то на Тома.

— А знаете, — наконец сказал он, — никому и в голову не придет, что вы братья.

И в самом деле. У Санни была светло-коричневая кожа и черты лица настоящего маорийца — никто бы не принял его за белого, а Том был белым, и это никаких сомнений не вызывало. Да и остальные Фостеры — девчонки и мальчишки — были одни белые, другие темные: я видел их на фотографиях. Отец у них был пакеха — белый, ирландец из графства Карлоу, в жилах матери текла смешанная кровь. В любой семье встречается такое: одни дети пошли в отца, другие — в мать.

Вот как обстояло дело, и меня сейчас беспокоило, как поведет себя Санни. А Санни смотрел на Клерри так, словно видел в нем своего недруга.

— Верно, верно, — продолжал Клерри. — Тот, кто не знает вас, ни за что не поверит, что вы братья.

Свирепое выражение не сходило с лица Санни, но вот он заулыбался и потянулся за своим пивом.

— Только бы наш старик тебя не услышал, — проговорил он, — а то еще заподозрит, нет ли тут какого подвоха.