Клоун Иван Бултых

ГЛАВА N + 8 (Как я в цирк ходил)

— Я понимаю, — сказала бабушка, — в таких условиях трудно быть любимцем коллектива.

И тут зазвонил телефон.

— Алло. Мне нужен Иван Бултых.

— Я вас слушаю.

— Это Кичалова. Мне очень неприятно с вами разговаривать, но, по служебному положению, я обязана это делать. Значит, завтра в четыре часа…

Я не дал ей договорить. Мой ернический механизм сработал быстрее пули. Я закричал:

— Марина Викторовна! Что вы говорите!

Вы же просто меня убиваете!!! Это особенно обидно слышать от вас. От человека, который всегда по-доброму относился ко мне, с хорошо скрытой симпатией!!! Она даже оторопела:

— Я к вам хорошо относилась?! Кто же это вам сказал?!

— Наши, наши сказали. Наши люди, Марина Викторовна, а они знают все!

— Да ничего подобного.

— Марина Викторовна, а я из-за вас в Циркконцерт поступил! Думал, где вы, там и правда! И вместо этого!..

Она поняла, что я просто ерничаю.

— Вам лечиться надобно. В общем, завтра в четыре часа в месткоме предварительный разбор дела. Я вас предупредила.

— Марина Викторовна! Я вам там назначаю свидание. Вы меня легко узнаете. Я буду самый застенчивый!!!

Ту-ту-ту-ту…

Почему, не знаю, но всегда преследует меня желание человека рассмешить. Еду я в автобусе, за городом. Сидит кондукторша, мрачная такая. Я ей деньги протягиваю.

— Девушка, дайте билетик. Если можно, получше, пожалуйста…

Она смотрит недоверчиво. А я поясняю так задушевно:

— Мне для больного. У них там с билетами зарез…

Или врач в поликлинике мне советует:

— В это ухо вам надо по вечерам ватку класть со спиртом или с водкой. Понятно?

— А в другое, — соглашаюсь я, — надо маленький бутербродик с колбасой.

Началось все в детстве. Вот, помню, во дворе у нас дворник со шлангом деревья поливает. Тут в дворницкой звонок. Зовут его к телефону. (Время тогда было тревожное, полное шпионов и диверсантов. И дворники, и другие плечистые люди с ними боролись. Немудрено, что тогда в каждой дворницкой был телефон. Особенно, если дворницкая стояла на правительственной трассе.) Значит, зовут его к телефону. Он кран закрутил и со шлангом в кабинет к себе входит, разговаривает: «Да, да, да, — говорит, — будет исполнено». И тут меня черт под руку толкает. Я к этому крантику — шасть и отворачиваю. В дворницкой ужас просто! Вода молотит по сторонам, как из брандспойта бьет, и все, кто там есть, один за одним на улицу вымываются:

— Караул! Диверсия!

А меня уже и след простыл. Не видел я этой радости. Бегом, бегом, через пустырь к Москве-реке, одежду на голову и вплавь на тот берег: поймают — убьют. Так зачем же я делал все?

И сейчас я порой думаю, а вот пойду я по улице, увижу, что дворник со шлангом в дворницкую к телефону идет — отверну я кран или нет? Отважусь или не отважусь — вот в чем вопрос. Наверное, нет. Сейчас бегаю не так быстро.

И все мне советовали в цирк идти. «Там тебе самое место». И пошел я в цирк. А вернее, в Циркконцерт. Пришел — и сразу к директору.

В списке заинтересованных лиц с указанием занимаемых постов, полезности и вредности для нашего дела, который я предоставил бабушке, про него было написано:

«Коликов Николай Николаевич. Лет 54. Образование высшее экономическое. Характер в общем-то доброжелательный. Категорически не любит принимать никаких решений. Все должно образоваться или рассосаться само собой. Вне работы — обычный компанейский человек. На работе — идеальный чиновник всех времен и народов — хорошо отлаженный передаточный механизм, шестерня. Давят сверху — передает давление вниз: мелочь внизу крутится. Давит снизу мелочь вроде меня — передает ее энергию вверх, чтобы начальство принимало решение. Десятый директор Циркконцерта. Все остальные держались здесь не больше года. Больно бойкое место».

Пришел я — и сразу к директору:

— Здравствуйте. Хочу к вам на работу поступить.

— Кем?

— Клоуном. Коверным.

— Какое у вас образование? Цирковое училище кончали? Эстрадную студию?

— Нет. Заочный авиационный, по автоматике.

— Может, вы к нам инженером пойдете? У нас аппаратура огромная и электрика сложная.

— Инженером не хочу.

— А что вы умеете делать?

— Как что? — спрашиваю.

— Умеете жонглировать? Стойку делать на руках? По проволоке ходить?

— Я людей смешить умею.

— В компании все умеют.

— Я могу и не в компании. В кабинете еще один товарищ сидел, мрачный такой, на бульдога похожий…

Мосалов Антон Савельевич. 56 лет. Главный режиссер. Образование среднее специальное. Стаж работы в цирке 15 лет. Пришел из армейской самодеятельности. Очень хозяйственный прикладной человек. Один из главных моих сторонников, если они вообще у меня возможны.

Вдруг он говорит:

— Если человек тридцати лет, с высшим образованием, инженер, утверждает, что он умеет смешить людей, я склонен ему верить. Давайте опыт проведем. Позовем сюда Сидорова — завхоза нашего. Иван Корнеевич в цирке у нас двадцать лет служит, а ни разу не улыбнулся даже. И пусть товарищ его рассмешит. Если сумеет, годится он в клоуны.

Директор согласился. Я тоже. Послали за Сидоровым. И еще народ прибежал смотреть, как я Сидорова смешить буду. Ждем.

Входит Сидоров. В синем халате. Ручищи огромные. В руках молоток, в зубах гвозди.

— Звали?

— Звали.

— Чего?

— Вот чего. Я, Иван Корнеевич, из всесоюзного журнала. Самого главного. Корреспондент. Нам на обложку снимок нужен «Под куполом цирка». Чтобы один силач восемь человек держал. Понятно? Он кивнул.

— Так вот. А ваш силач нижний подвел: и с женой скандалит, и сын у него запущенный — вчера в школе стекло разбил. Нельзя такому человеку на всесоюзную обложку. Не тянет он. Дирекция рекомендует на вас остановиться.

Иван Корнеевич оторопел.

— Будете вы, Иван Корнеевич, нижним силачом. Ну, как?

Он стал гвозди изо рта вытаскивать.

— И не спорьте, — говорю, — вы — лучший производственник. И в цирке дольше всех. И профсоюзная организация за вас горой. Так что все уже решено. Осталось только детали обсудить. Костюм у вас есть?

Иван Корнеевич тем временем гвозди вытащил.

— Нет у меня. Не приходилось.

— Значит, руководство обеспечит. Вам лучше какой: двубортный, вечерний, спецовочку или традиционное трико?

— Спецовочка сподручнее.

— Все ясно. Требования справедливые. Будет спецовка синяя с блестками в виде водопроводных гаек. Ничего? Дирекция берется?

— Берется. А что ж?

— Теперь, Иван Корнеевич, насчет восьми человек. Не мало ли для всесоюзной обложки? Может, до пятнадцати довести? За счет досаафовских активистов? И название есть хорошее, свежее — «ДОСААФ на высоте!»

Иван Корнеевич задумался. Я тоже.

— Хотя нет, — говорю. — Пятнадцать человек многовато — проволока не выдержит.

— Какая проволока? — насторожился Иван Корнеевич.

— Как какая? Под куполом. По которой вы с народом пойдете. Досаафовских активистов будете нести. Зря мы, что ли, вам спецовку заказывали?

— Пятнадцать человек она точно не выдержит! — вмешался директор. То ли в игру включился, то ли в нем свой Иван Корнеевич сидел.

— Не беда! — говорит Мосалов. — Мы ее втрое сплетем. Станет как рельса.

— Верно. Будете по ней еще тачку с песком везти. Но не это меня сейчас беспокоит. Как у вас, Иван Корнеевич, насчет галош?

— Каких таких галош?

— Обыкновенных, резиновых. По проволоке надо будет в галошах идти. Мы по ней ток пустим, чтобы светилась она на всю страну.

— Добудем галоши, — говорит Мосалов. — А Иван Корнеевич нас не подведет. Он у нас надежный производственник.

— Тогда по рукам. Значит, пару дней на репетиции, а потом я к вам с аппаратурой и с корреспондентами из-за рубежа. Все посторонние дела отложить!

— Как отложить? — говорит Иван Корнеевич. — А тес? У меня тес для помоста не пилимши. Кто ж его делать будет?

— Да? — спросил директор.

— Как это? Да этот — нижний акробат. С моральным обликом не нашим. Его на производство кинем.

— Его? — закричал Иван Корнеевич. — Да чтобы я этому бугаю свою циркулярку доверил?! Он же ее запорет. Да я потом буду двадцать дней по цирку зубья собирать! А что техника безопасности скажет? Ой, насмешили меня! Никогда в жизни я так не хохотал. Из-за какой-то обложки хотели новую пилу погубить! — повернулся и вышел.

Мрачный человек говорит тогда:

— Ну что. Выполнил он условия — Иван Корнеевич сам сказал — насмешили.

Директор не согласен:

— Это он только сказал — насмешил. А сам не засмеялся. Вот если бы он захохотал да зубы показал. Дело другое.

Тут я закипятился:

— Давайте еще раз вашего Сидорова. Не может быть, чтобы я человека развеселить не мог.

Вернули Сидорова.

— Иван Корнеевич, еще одно дело к вам есть. Нас часто ругают за то, что мы от жизни оторваны. Что ничего у нас о производстве в программе нет. О рабочем классе. Давайте это исправлять.

Иван Корнеевич насторожился. Что это сегодня все на него навалились?

— Давайте.

— Будете все-таки вы у нас выступать. Вынесите на арену станок трубозагибочный. Можете?

— Могу.

— Зажмете его в трубу. Сумеете?

— Сумею.

— И на глазах у всех станете трубу загибать. Или резьбу нарезать дюймовую.

Сидоров смотрит на меня настороженно. Не поймет — то ли шутка, то ли серьезный разговор. Но кругом вроде начальство.

— Почему дюймовую? У нас и метчиков таких нет.

— Значит, метрическую. Или мелкую. Это не важно. Дадим вам халат нейлоновый с блестками. А? Представляете: прическу сделаем «сэссон»! Музыка. Арена желтая, станок сверкает. Кругом прожектора! Женщины с цветами! Ваш халат переливается! Станок ревет! А под конец вы стойку на станке на одной руке делаете. Ноги у вас в стороны, а в зубах гаечный ключ! Как косточка!

Тут Иван Корнеевич как прыснет, даже гвoздики из него выскочили. Видно, представил себя со стороны на фоне женщин, ноги кверху, а в зубах гаечный ключ.

— Да ну вас! Делать вам нечего, только голову морочите.

И ушел. Мрачный человек говорит:

— А что? Это идея! Смешной номер получится, если клоун на сцене будет резьбу нарезать или дрова колоть. И кланяться, и на бис дрова в поленницу укладывать.

Они стали с директором это обсуждать.

— А мне-то как быть? Берете меня?

— Берем, берем, — отвечают. — Только нам ваша помощь понадобится. На нас в управлении кричать начнут, что мы инженеров в шуты переманиваем. Вам и их смешить придется. Сможете?

— А как же? Такого случая в жизни не было, чтобы я человека рассмешить не смог. Кроме моей бабушки.

— А почему?

— У нее зубы от смеха выскакивают. И под диван. Ищи потом.

— Ну, а как же вы их в управлении будете смешить?

— Я им загадку загадаю детскую.

— Какую же?

— Рыбка маленькая, а хвост большой, что это?

Они задумались.

— Ну и что это?

— Очередь за тюлькой.

Тут и мрачный человек дернулся. И у него зубы чуть не выскочили.

Ну, точно, как у моей бабушки! Им с ней встречаться нельзя. Перепутать могут.

После моего визита в цирк главный режиссер Мосалов Антон Савельевич взялся мне помочь.

Не могу сказать, чтобы он был человеком очень славным. Очень жестким человеком он был. В широких народных массах про таких говорят — смесь бульдога с мотоциклом. И своего он не упускал никогда. Но была в нем искорка божья — мыслить умел нестандартно и любил всякие отклонения от стереотипа, как в искусстве, так и в личной жизни.

Он пригласил меня к себе домой. Почему-то мы сидели на кухне. Он говорил:

— Наша организация гастрольная. Мы прокатываем готовых актеров. Поэтому взять… вас… тебя… на работу не имеем права. Но раз в году мы объявляем набор в нашу организацию. Берем людей с готовыми номерами, заменить стариков и сбежавших. В это время есть возможность проскочить. И получить хорошую ставку. Просматривает номера авторитетная комиссия с представителями из министерства. Все решается сразу. И мой совет тебе… вам… давай на ты — немедленно заняться подготовкой номера и его обкаткой…

…Я отправлю тебя к своему приятелю Дзюровскому. Он писатель, юморист. Бывший эстрадный автор. Просто так делать эстрадный номер его вряд ли заставишь. Это работа слишком трудоемкая и непочетная. Но мне, я думаю, он не откажет. Да и ты на него насядь. Может, что и выйдет.

Дальше он скупо и жестко мне все растолковал. Даже прирожденный актер должен привыкнуть работать на публике. Нужно перешагнуть через какой-то психологический барьер. Сделать этот шаг помогает опыт. Опять же начинать лучше на детях. Взрослые считают естественным состояние рассказывания и показывания чего-то детям. А далее удачный детский номер легко переносится на взрослую аудиторию. Так как взрослые — те же дети. Это его, Мосалова, теория, а может быть, даже диссертация. Я должен буду подтверждать ее на практике. Но гарантий нет. Так как юмор — край нехоженый, и все, что писали теоретики, или неверно для практического руководства, или мгновенно устаревает.

Вот так-то! А я-то думал, что все это шуточки.

— Производство юмора, — продолжал он, — это профессиональная работа. Но этой профессии никто не учит. А если учат, то на пальцах — преподают теорию в цирковом училище, а практике, умению создавать юмористические ситуации — фиг, не учит никто. Здесь главное препятствие — боязнь совершить ошибку, боязнь предстать в смешном виде. Очень трудно ее преодолеть при совершении поступка. И вот тебе мой совет. Сейчас надвигается лето, поезжай в пионерский лагерь вожатым. И работай там с детьми. Смеши их, развлекай, весели. Ты не будешь бояться сделать ошибку, потому что это дети. И ты научишься преодолению, научишься вытаскивать юмор из любой ситуации. Все задатки у тебя для этого есть. Сделаешь?

— Сделаю.

— Осенью тебя возьмем в наладчики аппаратуры, чтобы ты всю цирковую механику знал. И еще, клоуну репертуар нужен. Найди способ познакомиться с Дзюровским. Это наш автор. Без него еще ни один человек в настоящие люди не вышел.