Вал Адриана

Миссис Фелл рассказывала, что многие Римляне верили, что Вал Адриана где-то совсем рядом с краем мира, а в те времена люди думали, что земля плоская, и если зайти слишком далеко, то можно с её края упасть и умереть.

– Место, где мы сейчас находимся, было самой северной частью Римской Империи, соответственно, многим служившим здесь солдатам оно казалось страшным, – сказала она.

Было холодно и ветер присвистывал, словно играл на наших куртках, как на музыкальных инструментах, и мне казалось, что всем хотелось вернуться и согреться, даже Миссис Фелл в оранжевой куртке с надписью: QUIKSILVER. Но тут Шарлотта Уорд подняла руку.

– Да, Шарлотта, – сказала Миссис Фелл.

– А солдаты все были из Англии, или они были из Рима? – спросила Шарлотта.

Миссис Фелл поправила воротник куртки, который трепыхался на ветру и шлёпал ее по лицу.

– Большинство из них приезжали в Британию из других частей Империи, не только из Рима, но и из более тёплых провинций на юге. Представляете, каково им было? После многих лет, проведённых в теплых солнечных краях, пересечь суровый Английский Канал[3] и приехать в страну, которая была известна своей враждебностью? И дело было не только в ужасной погоде и холмистой местности, но и в том, что многие бритты ненавидели Римскую Империю и не хотели быть её частью, и кидали камни или овощи в новоприбывших солдат, или даже плевали в них, – сказала Миссис Фелл.

В этот момент я почувствовал чей-то плевок сзади на шее и потрогал его рукой, и обернувшись, увидел смеющихся Доминика Уикли и Джордана Харпера, они прикрывали рты руками. Миссис Фелл не могла видеть их хихиканье, но видела, как я обернулся.

Она произнесла своим мягким голосом, почти не слышно на ветру:

– Филип, что-то случилось?

– Нет, Мисс, – ответил я.

Ветер задувал её кудри на лицо, и она, отправив выбившуюся прядь за ухо, продолжила рассказ.

Доминик спросил:

– Эй, Шлем, как там твой Отец?

Джордан хихикнул за моей спиной, а Доминик продолжал шептать свой вопрос:

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Солдаты знали, что эта стена отделяет их не только от края земли, но и от одного из самых жестоких племён, о которых они когда-либо слышали.

Я вытер руку о джинсы. Тут Шарлотта Уорд опять спросила:

– А как давно это было, Мисс?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Эта стена протянулась через всю страну с востока на запад на восемьдесят миль, а в высоту она была пятнадцать футов, то есть в три раза выше меня, – продолжала рассказ Миссис Фелл.

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Как там твой Отец?

– Доминик, ты, видимо, хочешь чем-то с нами поделиться? – спросила Миссис Фелл.

– Нет, Мисс, – ответил Доминик.

Джордан аж пёрнул ртом от смеха.

– Там, где мы сейчас находимся, стояла одна из дозорных башен, – продолжила Миссис Фелл. – Видите камни в земле, образующие круг? Эти дозорные башни использовались для того, чтобы посылать сигналы в обе стороны вдоль стены, если приближались захватчики. Однако бульшую часть времени солдаты проводили мирно. Чаще им приходилось выполнять довольно скучную работу: чинить что-нибудь или проверять проезжающих. Как на паспортном контроле, когда вы едете отдыхать. В округе располагались деревни, и там солдаты находили еду и выпивку, только для них это по-прежнему было очень трудным – оставлять свои семьи, приезжать в этот суровый край и строить тут заново свою жизнь.

Этот

суровый

край.

Шарлотта спросила:

– Доводилось ли им снова повидать свои семьи?

– Иногда да, но солдаты были обязаны служить двадцать пять лет, после чего некоторые оставались здесь, а некоторые отправлялись домой. В Римское время мужчины в среднем жили до сорока одного, а служить нужно было как минимум до сорока трёх, потому что вступали в Римскую армию не раньше восемнадцати лет. Поэтому у многих из них просто не было шанса снова увидеться со своими семьями, Шарлотта, – ответила Миссис Фелл.

Она продолжала говорить, но я не слушал, я думал о том, что Отцу было сорок один, когда он умер, и мне это казалось очень странным.

Нас разместили в молодёжном хостеле в какой-то глуши в трёх разных корпусах. Одно большое здание было главным, и там нас кормили. Нам давали картофельное пюре, которое накладывали из нереально огромной сковороды, и на вкус оно было ОТВРАТНЫМ, да ещё и с комками.

Я сел за стол с Учителями, и Мистер Розен спросил:

– Всё в порядке, Филип?

– Да, – ответил я.

Там было ещё два здания, одно симпатичное, там спали девочки и некоторые из мальчиков, а вот второе – просто ужасное, хоть и сложенное из тёмно-коричневых брёвен. Оно когда-то служило конюшней. Там стояло восемь двухэтажных кроватей.

Миссис Фелл и Мистер Розен рассказали всем, кто где будет спать, и мне было назначено спать в конюшне, над Домиником Уикли. Я не мог заснуть целую вечность, и мой мозг продолжал работать в скоростном режиме, разные штуки мелькали в голове, как фотографии на экране. Мне виделся круг камней на земле и разные другие штуки, типа поля с коровами, мимо которого мы проезжали на нашем микроавтобусе. Я постоянно думал об Отце, о том, где он сейчас – с Клубом Призрачных Отцов или в Муках? Я волновался за Маму и надеялся, что Дядя Алан сейчас не был с ней, и что он не сделает ей больно.

И тут я стал засыпать, но это был не совсем настоящий сон. Это было где-то между сном и явью, и в какой-то момент я услышал, что я говорю, говорю какую-то ерунду, и очень быстро. То, что я говорил, звучало как келхэмвньюаркекелхэмвньюаркекелхэмвньюарке. В любом случае глупость полная, потому что Келхэм не в Ньюарке, а в двух милях от него, там, где погиб Отец. Только вот голос мой становился всё громче, но несмотря на то, что я себя слышал, остановиться я не мог из-за того, что не до конца проснулся. Тогда я услышал оглушительный хохот, это был Доминик, и я проснулся. Мне стало страшно от того, что он слышал и стал повторять келхэмвньюаркекелхэмвньюаркекелхэмвньюарке, и потом остальные мальчики засмеялись в темноте, и во всей ВСЕЛЕННОЙ не осталось ничего, кроме этого смеха.

– Шлем психованный, совсем двинулся, – сказал Доминик.

– Псих, псих, псих, – подхватил Джордан.

Но это был ещё не конец. Мои веки тяжелели, даже когда мозг лихорадочно соображал. Я снова провалился в сон, в плохой сон, в кошмар, и я не помню, о чём он был. Когда я проснулся, я стоял на деревянном полу, окно было разбито, на моих руках была кровь, я что-то орал, и свет был включён, и Мистер Розен держал меня за плечи и говорил:

– Филип, всё хорошо, успокойся.

Я оглядел лица вокруг, и у всех были испуганные глаза, даже у Доминика. Эти глаза множились и множились у меня внутри, ноги ослабли, и я рухнул на пол, и снова наступила темнота.

Загрузка...