Ключ к Бездне (СИ)

БЕЗДНА

— Хочу вам кое о чём сказать, — Емельянович бросил короткий взгляд на жуткий люк, — с этой минуты характер наших отношений несколько меняется. Отныне я имею полное право распоряжаться жизнью каждого из вас. Любой, отказавшийся выполнить приказ, либо мой, либо моего заместителя, — он кивнул на Зверя и тот, с готовностью обнажил, в кровожадной усмешке, свои крепкие зубы, — будет немедленно застрелен. В качестве альтернативы могу предложить оставить провинившегося в этом лабиринте, а это — именно лабиринт. Поверьте, через очень короткий промежуток времени вы пожалеете, что вас не пристрелили.

Теодор был неплохим психологом: высказав всё это, он умолк и некоторое время безмолвствовал, позволив переварить порцию полученной информации. Мой мозг предпочёл отпихнуть лишний груз в сторону, оставшись на своих позициях. Ну и ладно, недаром же моя благоверная весьма часто обвиняла меня в твердолобости. Взамен, я сумел оценить реакцию остальных. Троица боевиков восприняла речь руководителя абсолютно спокойно, а Швед лишь пожал покатыми плечами. Сергей с Юриком переглянулись и заметно помрачнели. Впрочем, как мне показалось, Сергей уже готовил себя к чему-то эдакому — видимо предыдущие события намекали на подобный исход. Учёные выглядели ошеломлёнными, а истерик из их группы, начал тоненько завывать. Ну и правильно, время было самое подходящее.

Убедившись, что его слова дошли до всех, Теодор продолжил:

— Должен вас предупредить, место куда вы угодили — очень опасное, не приспособленное для жизни человека, поэтому выполнение моих приказов, будет в ваших интересах. Две новости — хорошая и плохая. Хорошая — вам будет выдано оружие, для самозащиты. Плохая — очень часто оно не сможет вас защитить. Поэтому, если я прикажу бежать — это значит, бежать нужно со всех ног, не изображая из себя героев.

Нарисованная картина выглядела достаточно мрачно, даже для того предохранителя, который стоял у меня в мозгу, поэтому мурашки, бегущие по загривку вели себя всё агрессивнее. Смерти, честно говоря, я очень боялся, а все эти предупреждения выглядели весьма неаппетитно.

— Вопросы задавать можно? — поинтересовался я, тщательно откашлявшись, дабы не издать недостойного писка. Впрочем, эти мои ухищрения пропали втуне.

— Нет, — коротко отрезал Зверь, выступая вперёд, — всё необходимое для выживания, вам расскажут и покажут, а ваши собственные интересы можете оставить при себе. Лишний шум, в этом месте, может только навредить, поэтому тот, кто будет слишком много трепать языком, продолжит путешествие без него. Переносить багаж можно и без языка. Поверьте, я смогу сделать это так, что никто не истечёт кровью, до окончания пути.

Сказано было очень даже веско, настолько веско, что я ощутил прикосновение ножа к трепательному инструменту. Проклиная себя, за нарушение собственного же правила, гласящего: не высовывайся, я попятился назад, попытавшись слиться с омерзительно тёплой стенкой тоннеля. Зверь опять отошёл за спину Теодора и подал знак Вобле. Та тотчас склонилась над баулом, где, как я уже знал, хранились изделия старика Калашникова. Пока тощая воительница разглядывала содержимое сумки, руководитель продолжил, прерванную Зверем речь:

— На данный момент у меня есть один единственный приказ — немедленно уходить с этого места. Каждому будет выдана часть поклажи…

Один из учёных, хлопотавших вокруг избитого товарища, неуверенно осведомился:

— А нельзя ли немного задержаться, — он помялся и пояснил, — путешествие в автомобиле, пусть даже таком комфортабельном, весьма утомительная штука, а наш товарищ, ко всему прочему, чувствует себя неважно. Возможно, стоило бы остаться здесь на ночь. Не всё ли равно…

— Нет, не всё равно! — добавив металла в голос, сверкнул глазами Теодор, — у нас есть жёсткий график, которого постараемся придерживаться. Сегодня мы должны пройти двенадцать километров, а это будет нелегко, учитывая количество поклажи. Поэтому, выходим немедленно.

— Круглый, — подал голос Зверь, — помоги народам укомплектоваться. Подгони им ремни, не то они, чую, рухнут, после первого же километра.

Крепкий, коротко стриженый, парень, молча кивнул и направился к сложенным около стены вещам. Поскольку ближе всего стояли Юрик с Серёгой — они и получили первые тюки. Цепляли груз, как рюкзак — на спину, причём Круглый достаточно долго двигал пряжки, пытаясь уравновесить объёмистую поклажу. Кроме объёма они имели ещё и весьма солидный вес, о чём я и узнал, когда короткий палец Круглого поманил меня к себе. В чёртовой хреновине было не меньше тридцати килограмм — почти половина моего собственного веса. Однако молчаливому парню удалось так разместить груз, что я ощущал лишь небольшое давление на загорбок.

— Эй, придурок, иди сюда, — позвала меня гладильная доска, в образе женщины и оскалила два ряда акульих зубов, — я смотрю, ты тормозишь по-крупному.

С каким бы удовольствием я врезал по этой наглой физиономии, но у меня хватало сообразительности, удержаться от такого опрометчивого шага. Воспоминания о том, как здоровенный боров рухнул от одного — единственного незаметного удара, были ещё достаточно свежи в моей памяти. Поэтому я, сутулясь от лишнего веса, навалившегося на плечи, лишь подошёл к этой стерве и посмотрел на неё взором, способным, как мне казалось, прожигать камни.

Гвозди бы делать из этих б… людей, то есть. Мой, пышущий огнём взор, не произвёл на неё никакого впечатления. Она запустила узкую ладошку, с неправдоподобно широким запястьем, в сумку и достала автомат без обоймы, каковой продемонстрировала мне.

— Для дебилов, — откровенно забавляясь, сказала женщина, — чтобы стреляло, нажимай здесь, вот это — переключатель с автоматической стрельбы, на одиночные. Лично тебе рекомендую с предохранителя не снимать. Вот это — затвор, передёргивай его, когда меняешь обойму.

— Вообще-то я знаю, как пользоваться такой штукой, — сухо заметил я, вспоминая незабвенные деньки, проведённые на военной кафедре.

— Опытный боец, — понимающе кивнула Вобла, кривя тонкие губы в презрительной ухмылке, — ну тогда я спокойна за свои тылы. Держи.

Она достала из сумки две обоймы, перемотанные скотчем и снарядила оружие, после чего демонстративно поставила его на предохранитель и повесила мне на шею. Однако, когда я собрался уходить, меня задержали, дёрнув за полу куртки. При этом рука Воблы чувствительно ударила по пистолету, торчащему за поясом. У меня имелась слабая надежда, что сей твёрдый предмет останется незамеченным, но она, тут же благополучно скончалась.

— Вооружаемся? — поинтересовался этот демон, женского рода и схватив за мою руку, перевернула её ладонью вверх, — вот тебе, для полного комплекта.

В ладони оказались два ребристых яйцеобразных предмета, позвякивающие металлическими колечками друг о друга. Собственно — это были гранаты.

— Честно говоря, — пояснила Вобла, — таким придуркам я бы никогда в жизни не давала ничего опаснее кухонного ножа, да и вообще не давала. Однако приказ есть приказ, Емеля приказал дать каждому лоху, по две гранаты. Получай и отваливай. Гляди, не отстрели себе яйца.

Я осторожно положил гранаты в карман и застегнул его на молнию — от греха подальше. Не дай бог шлёпнется на землю и рванёт, тогда уж точно, ничего крупнее гениталий не останется.

Получи я такое количество оружия в какой-нибудь другой ситуации — был бы на седьмом небе от счастья, а сейчас, нагруженный десятками килограмм хренегознаетчего, я ощущал себя вьючным ишаком, которому на шею повесили подобие колокольчика — дополнительную обузу. Автомат, на каждом шагу, раскачивался и периодически, весьма неприятно лупил по рёбрам. Так мы ещё не начали двигаться!

Пока я пытался обуздать непослушную машинку, прижимая её локтём к пузу, происходила дальнейшая раздача слонов солдатам и революционным матросам. Инструктаж каждого (с точки зрения гружёного ишака) отнимал излишне много времени, особенно, когда некоторые задавали дополнительные вопросы, касательно употребления автомата и гранат. Один из учёных, самый маленький по росту и тонкий в кости, как девочка, дольше всех допрашивал Воблу своим едва слышным голосом. Гранаты он опасливо держал на расстоянии от себя так, словно уже повыдёргивал из них кольца.

Теодор, который со Зверем рассматривал, извлечённые из пластикового пакета, карты, неодобрительно поглядывал на инструктируемых, время от времени, бросая взгляд на часы. Судя по всему, мы начинали выбиваться из его графика. А это, насколько я помнил его объяснения, было чревато ускорением темпа нашей ходьбы.

Так оно и вышло. Стоило последнему навьюченному учёному получить колье аля Калашников, как листы карты были уложены на место, а Теодор, поправив ремень автомата, висящего на плече, не говоря ни слова, зашагал вперёд по тоннелю. На угрюмом лице застыло выражение крайней сосредоточенности и даже решимости. Такую морду, обычно, делают герои американских блокбастеров, перед тем как надрать задницы всем главным злодеям. Но в этот раз все злодеи (а как их иначе называть?) были заодно с супергероем (если его можно так назвать) и немедленно начали орать на нас, заставляя в быстром темпе шагать следом за предводителем дворянства. Справедливости ради, следует отметить, все они тоже не остались без поклажи, разве их тюки были несколько меньше наших.

Вобла и Круглый, распихав идущих, заняли свои места по обе стороны от Емельяновича, который, единственный из группы, шагал ненагруженным. Руки парочки лежали на оружии, так словно оба были готовы немедленно открыть огонь. Зверь и Швед напротив, отстали и теперь замыкали вереницу навьюченных людей, обмениваясь какими-то малопонятными фразами. Из этой невразумительной болтовни я уразумел только одно: если нас кто-то атакует, то всем будет моментальный амбец, с немедленной раздачей домашней обуви белого цвета. Правда, при этом, Швед непрерывно хихикал, поэтому сказанное могло оказаться лишь шуткой двух профессиональных наёмников.

Поскольку чаще всего я смотрел себе под ноги — то обратил внимание, что постоянно ступаю по странным поперечным бороздам, словно кто-то проехался по тоннелю на одногусеничном тракторе, с единственной гусеницей, шириной во весь коридор.

Желания, да и сил, поднять голову у меня не было, посему лишь время от времени я смотрел на стены источающие слабое зеленоватое свечение и какую-то отвратительную слизь, напоминающую сопли. Зрелище было на редкость отвратительное и я опять опускал взор, любуясь неизменными рубцами на полу.

Поначалу я без напряжения выдерживал заданный темп, однако, чем дальше мы продвигались по маршруту, тем сильнее ремни заплечного мешка врезались в кожу и это ощущалось даже через куртку, свитер и рубашку. Ко всем прочим неприятностям добавилась ещё и вода в сапогах (ни разу не дырявых, да?), которые громко чавкали при каждом шаге вызывая, неизвестно почему, совершенно непристойные ассоциации. Это, плюс чёртов автомат, продолжающий штурмовать грудную клетку, выводило из себя, мешая воспринимать окружающее, хоть каким-то нормальным образом.

— Интересно, где это мы находимся, — пробормотал, задыхаясь, кто-то рядом со мной и не успел я повернуть голову, как он продолжил, — в своё время я неплохо изучил пещеры мира и сам, пару раз, побывал в Крыму.

— Ну и что? — недружелюбно осведомился я у Юрика, который шагал рядом, скрюченный, под тяжестью огромного рюкзака.

— Очень странно, но я не могу определить материал из которого состоят стены, — прохекал доморощенный исследователь пещер, — первый раз вижу такой минерал. И вообще, откровенно говоря, больше всего он напоминает нечто искусственное.

— Угу, угу, — кивал я головой, представляя себе мягкий диван, телевизор и, самое главное — себя, на диване, перед телевизором. Сначала я сброшу грязное барахло, потом полезу в горячую ванну, у-ух! Где-то призрачно маячила бутылка, нет две, холодного пива. Лучше всякого секса…Когда я осознал, что всё это существует лишь в моём воображении, стало ещё хуже. А вода, в сапогах продолжала чавкать! Чавкать, как женский половой орган во время секса, однако никакого удовольствия это не приносило. А на рёбрах, мало-помалу, образовывались болезненные шишки! А рюкзак становился всё тяжелее! Ёлы палы…

Этот полунищий учитель, в одежде из секонд хенда всё молол и молол свою чушь. Чёрт, ко всем неприятностям добавилась ещё одна, в лице Серёги, который тоже горел желанием побеседовать со мной. Почему никто не хочет оставить меня в покое?

Хорошо, хоть у Сергея оказалась более удобоваримая тема для разговора. Непрерывно подбрасывая свой ассиметричный тюк, он заговорщически подмигнул и сказал:

— Знаешь, я присмотрелся к этим парням, — он кивнул головой на учёных, понуро семенящих следом за Теодором и его телохранителями, — ты не поверишь. Вон тот, щупленький — баба. Сначала думал, показалось, а потом — нет, ни фига. Губы накрашенные, в ушах серьги и на морду ничего себе. А жопка кругленькая, есть за что подержаться. Так бы и впердолил!

— Ты думаешь у тебя будет для этого время и возможность? — спросил я, разглядывая объект Серёгиного интереса. Хм, задница, действительно не мужская. Как это я проглядел? — думаю, к концу дня, ты будешь лежать пластом.

— Главное, пусть перец не ложится, а там поглядим, — хохотнул Сергей.

Юра посмотрел на него недоумённо и даже неприязненно.

— Не понимаю, как вы в подобной ситуации можете вести разговоры на подобные темы, — выдохнул он в конце концов и тяжело вздохнул, — мы находимся в таком странном месте, после таких поразительных событий, а у вас одни женщины на уме.

— Лучше обсуждать баб, — буркнул я, желая им всем провалиться в преисподнюю, — чем трындеть о всякой ерунде. И без того фигово, а тут ещё ты, со своими странностями…Хочет парень засадить — флаг ему в руки!

Получив столь грубую отповедь, Юра немедленно отстал и теперь шагал позади, бормоча себе под нос. Сергей напротив ускорил шаг, намереваясь, очевидно, догнать объект вожделения и завести с ним разговор, предшествующий исполнению сокровенного желания.

Честно говоря, я был только рад этому, поскольку одиночество позволяло отвлечься от всех этих впердоливаний в странных пещерах и вернуться в мир горячих ванн и запотевших пивных бутылок. Правда, бутылки, периодически, трансформировались в водочные, соседствуя с горячими пельменями.

И вновь грубая реальность нагло разрушила хрупкий мирок моих сладких грёз.

Серёга, как раз настиг маленькую фигурку в дутой куртке, когда наш предводитель остановился и подняв вверх руку, предостерегающе каркнул. В следующую секунду Теодор оказался на земле, где мгновением позже очутились Вобла с Круглым. Сухо треснули две короткие очереди и смолкли, заглушённые нарастающим свистом, переходящим в вой. Учёные, словно бараны, шарахнулись к стенам, и я смог разглядеть нечто, приближающееся из зелёного сумрака, заполняющего дальнюю часть тоннеля. Что это было — я не понял, но оно летело прямо на нас, причём с огромной скоростью.

Ещё раз хрустнули очереди и, только сейчас я сообразил, что эта пакость вот-вот врежется в меня. Это ни в какие ворота не лезло. Как обычно, в критических обстоятельствах, первым делом отказали нижние конечности, превратившись в неповоротливые протезы. Только этим я могу объяснить свою неудачную попытку отпрыгнуть к стене. Одна нога нагло зацепила вторую, захребетник изъявил желание прилечь и я, произнеся мудрую речь: «Бла-бла!» опрокинулся на спину, пребольно ударив её о какую-то металлическую фигню. Не успел я оценить всех преимуществ этой позы, как вой сменился оглушительным рёвом и хрень, напоминающая гигантскую летучую мышь, пронеслась надо мной, щёлкая огромными клыками, украденными, похоже, у матёрого секача. Кажется, у зверушки было четыре крыла, но мне могло и показаться, уж слишком быстро она перемещалась.

Сергей, стоявший рядом, казался неузнаваемым из-за широко распахнутых глаз и мелового лица. Автомат в его руках затрепыхался, точно раненое существо и колючая дрянь посыпалась сверху, запорошив мне глаза. Пришлось срочно переворачиваться на живот и протирать гляделки. Пока я занимался очисткой лобового стекла, неприятный инцидент подошёл к завершению и завершился. Начался разбор полётов.

Около моего лица громко протопали армейские ботинки на толстой подошве и остановились около поношенных сапог, принадлежащих Серёге. Взбешённый Зверь произнёс нечто короткое и смачное в адрес насмерть перепуганного парня. Как и следовало ожидать, речуга окончилась неслабой оплеухой, сшибившей слушателя на пол. Следом притопал взбешённый Швед, прикладывая платок к окровавленной щеке. Лысоман скрипел зубами, поминая каких-то: «Ё…х п…сов», которым доверили стволы. Стало быть, один из Серёгиных выстрелов нашёл свою цель.

Поскольку лежать дальше особого смысла не было, я начал неторопливо подниматься на ноги, начав с четверенек. Изборождённый полосами пол качнулся перед глазами, когда какая-то добрая душа помогла мне, изо всех сил дёрнув за шиворот. Как выяснилось — это была женщина моих снов. Кстати, чаще всего мне снятся кошмары. Вобла покачивалась с носка на пятку и задумчиво грызла короткую спичку.

— Из всех придурков, — сказала она, отряхивая пыль с моих рукавов, — ты почему-то оказался единственным, кто не нажал на пуск. Я начинаю подозревать, что ты не так прост, как мне казалось.

Пока я пытался понять, о чём она толкует, мою куртку приподняли. Не успел я оглянуться, а моя заначка перекочевала в её руку. Честно говоря, я сам с интересом рассматривал оружие, поскольку всё это время, не вынимая, носил за поясом.

— Вальтер, — хмыкнула Вобла, с тенью уважения в голосе и выдернула обойму, — Девяносто девятый. Все поросята на месте. Дорогая игрушка. Где взял?

— Нашёл, — честно ответил я, ожидая что мой трофей, в ближайшее время сменит своего хозяина.

Этого не произошло. Вобла, с щелчком вернула магазин на место и сунула пистолет мне за пояс. На её тощем лице появилась какая-то странная гримаса, а в глазах мелькнула хорошо скрываемая тоска.

— Честно говоря, думала, приволок какую-нибудь газовую херь, — призналась она, — очень редко приходится так ошибаться в людях. Но не думай, будто тебе от этого станет легче. Придётся приглядывать за тобой получше. Мало ли…

— Что я тут могу натворить? — буркнул я, довольный тем, как всё обошлось.

— И то верно, — Вобла непонятно, но очень невесело, усмехнулась, — времени для этого осталось очень мало.

После этого она отошла, оставив меня в тревожном недоумении по поводу своих последних слов. Чёрт возьми, я ощущал какой-то нехороший подвох. И эта фигня очень даже стыковалась с моими прежними рассуждениями. Но сразу видно: я не Шерлок Холмс — как только пришло время проанализировать все факты, соединив их в единое целое — в мозгу возник непреодолимый барьер. Конечно, если бы я мог спокойно посидеть, подумать, возможно задача оказалась бы решена, но зычный глас Зверя распугал робкие мысли по щелям подсознания. Всех согнали, как баранов и читали им мораль. Теперь я смог разглядеть длинную кровоточащую царапину на щеке угрюмого Шведа. Серёга, которого, под руку, поддерживал бледный Юрик, покачивал головой и непрерывно потирал опухший, после оплеухи, подбородок.

— Уроды! — вопил Зверь, синий от бешенства, — вы едва не положили друг друга в самой простой ситуации. Б…дь! Уму не постижимо! Вам дали оружие для того, чтобы вы сразу начали палить из него во все стороны? Ваше дело — тащить барахло и положиться на нас во всём остальном. Если ещё один говнюк нажмёт на спуск, когда ему самому ничего не будет угрожать, то обещаю засунуть такому ствол в жопу и не пожалею парочки патронов. Всё.

После этого вперёд выступил Теодор, выглядевший таким же спокойным, как и прежде. Отряхнув, лишь ему самому заметные пылинки он, демонстрируя контраст с речугой Зверя, очень тихо сказал:

— Ещё раз хочу повторить, это место — очень опасное, — он обвёл руками стены тоннеля, будто хотел показать опасность именно этой части пещеры, — увиденное вами — ничтожная угроза, но её оказалось достаточно, для паники, едва не повлёкшей за собой серьёзные жертвы.

— А что это было? — спросил один из учёных, — первый раз вижу подобную тварь.

— Молись о том, чтобы последний, — отрезал Зверь, — повторю последний раз, для самых тупорылых: свои вопросы засуньте в свои задницы, никто не собирается вам отвечать и вообще слушать ваш дебилический лепет. А теперь построились и продолжили движение.

Поведение Теодора мне крайне не понравилось: он посмотрел на часы и его брови поползли вверх, выказывая крайнюю степень изумления. После этого руководитель стал чернее ночи.

— Быстрее, — сказал он, — как можно быстрее. Теперь — это вопрос жизни или смерти.

Почему-то в этот раз, ему поверили все и сразу. Группа устремилась следом за Емельяновичем, пытаясь удержать тот темп, который он задавал. Первым делом взвыли ноги, ещё не успевшие отойти от недавнего издевательства. В мышцах появилась ноющая боль и очень быстро поползла вверх, переходя в наступление на ушибленный позвоночник. Рюкзак определённо потяжелел, набрав дополнительной массы от земли, с которой он так нежно воссоединился.

Теперь я поднимал голову, только для того, чтобы отряхнуть пот, обильно льющий со лба. Перед глазами мелькали то осточертевший рубчатый пол, то осточертевшие слизистые стены, которые начали пульсировать в такт ударам моего сердца. Чёрт! Мне не кажется! Я потряс головой, пытаясь отбросить наваждение, но оно осталось на месте: стены коридора трепетали и спазматически сжимались. Ко всему прочему, зелёная слизь теперь выделялась гораздо обильнее, стекая на пол. Почему-то мне очень не хотелось наступать на эти омерзительные лужи, напоминающие блевотину. А когда я увидел, как окурок, брошенный Серёгой, с лёгким шипением растворился в одной из этих лужиц, начал избегать всяческого контакта с ними.

— Что происходит?! — крикнул кто-то из учёных, кажется всё тот же истерик, — что со стенами?

— Быстрее! Быстрее! — вместо ответа, крикнул Теодор, — бегом!!

По тоннелю прокатился глухой гул и пол под ногами подпрыгнул, вынудив всех повалиться на четыре кости. Юрик угодил пальцами в зеленоватый потёк и завизжал, размахивая дымящимся пальцем.

С трудом поднявшись на ноги, я ощутил мелкое дребезжание всего организма и вовсе не мелкую, дрожь в коленях. Становилось, по-настоящему, страшно, тем более, что я никак не мог сообразить, какое дерьмо происходит. Казалось, будто тоннель извивается, словно исполинский червяк, внутри которого мы, каким-то образом, очутились. Дальняя часть коридора то появлялась перед глазами, уходя на неизвестное расстояние, то вновь растворялась в зеленоватой мути. С потолка хлынул настоящий дождь из мелких капель цвета болотной тины. Ужаснувшись я увидел, как шипящая влага оставляет на ткани крохотные дымящиеся дырочки. Едкая фигня обожгла мой затылок и захрюкав от боли, я натянул на голову капюшон, рассудив, хрен с материей, а голова хоть и глупая, но всё же своя, родная.

— Быстрее! — крикнул Теодор и побежал, натягивая на лицо маску закрытого респиратора.

Люди вопили от боли и ужаса, но из последних сил бежали вперёд. По воздуху неторопливо плыли клубы сладковато-кислого тумана, от которого першило в горле и кружилась голова. Глаза начали слезиться, поэтому время от времени я бежал вслепую, пытаясь уберечь их от едкой дряни. В результате, когда я налетел на стоящего учёного, толчок заставил нас обоих покатиться по земле. Почти сразу же я сообразил, что меня угораздило взгромоздиться на объект сексуального интереса Серёги.

— Да какого же чёрта, чёрт побери! — кричал объект, ворочаясь подо мной, — какого хрена?

— Прошу прощения, — пробормотал я, ощущая небывалую лёгкость во всём теле, — глаза слезятся, ни фига не вижу.

Я протянул руку и помог девушке подняться на ноги. Мы стояли достаточно близко, но из-за слезящихся глаз, я видел только расплывчатое пятно там, где должно было находиться лицо. Тёмное пятнышко рта шевельнулось и хрипловатый голос сказал:

— У меня, вообще-то тоже, — она усмехнулась, — но если бы ты, хотя бы открыл уши, то слышал бы приказ остановиться.

— Всем собраться здесь, — донёсся из тумана, окружающего меня, голос Теодора, приглушённый маской, — быстрее, если хотите жить.

Начали появляться тёмные силуэты, налетающие друг на друга и матерящиеся при этом. В сутолоке я потерял свою новую знакомую из вида (если это можно было так назвать). Почему-то у меня начало превращаться в добрую традицию — знакомиться с представительницами прекрасного пола, налетая на них. Когда я сумел, кое-как, продрать глаза, то обнаружил рядом с собой Юрика, покачивающего обожжённую конечность, словно спящего ребёнка.

Пропихнувшись через галдящую толпу, к стене тоннеля подошёл Теодор Емельянович и громко выдыхая воздух через клапан респиратора, потёр сочащийся зеленью камень. Появился метровый круг, испещрённый множеством надписей, по виду напоминающими те, которые я как-то видел в книжке про древнюю Грецию. Слово, написанное самыми большими буквами, я бы интерпретировал, как Прометей, а там хрен его знает.

Теодор извлёк из кармана бушлата небольшую шкатулку и достал из неё круглый медальон. Коробку он пренебрежительно бросил на пол, а медальон вложил в небольшое углубление посреди настенного украшения. После этого наш предводитель отошёл назад и выжидающе посмотрел на стену. Ничего не происходило.

Притопал Зверь, в таком же респираторе и глухо поинтересовался:

— Ну и?

— Необходимо приложить силу, — сказал Теодор и указал пальцем на вставленный медальон, — в эту точку. Сильного удара будет вполне достаточно.

Ничего не ответив, Зверь пнул ногой медальон. Громко заскрежетало и гигант потерял равновесие, когда его нога провалилась в круглую дыру, из которой тянуло свежим воздухом.

— Туда, — скомандовал Теодор, — быстрее. Время вышло.

Не успел он договорить, как из недр зелёного тумана донёсся знакомый уже рёв, с которым давеча нас прилетела навестить клыкастая зверушка, о четырёх крылах. Но в этот раз, судя по глубине звука, она решила привести с собой подружек. Очень много подружек.

— Задержите их, — приказал Теодор, — хотя бы пару минут.

Зверь кивнул и, сдёрнув автомат с плеча, растворился во мгле. Следом скользнули ещё три расплывчатые тени.

— Быстрее внутрь! — рявкнул Теодор, но в этот раз не стал подавать пример, а остался снаружи, — быстрее, быстрее!

Впрочем, подгонять никого не пришлось, стоило людям услыхать треск автоматных очередей, и они не мешкая ни секунды, поползли в узкий лаз. Заплечные мешки начали немедленно цепляться за края дыры, едва ли не наглухо заклинивая ползущих. Только теперь стало ясно, зачем наш руководитель остался здесь. Он принялся ловко пропихивать застрявших, иногда ограничиваясь лёгким тычком руки, а иногда как следует, пиная дёргающуюся задницу подошвой армейского ботинка. Исчезая из виду, люди громко матерились и повизгивали, из чего я сделал закономерный вывод — падать придётся с некоторой высоты, причём на твёрдую поверхность. В отверстии уже успели исчезнуть все учёные и теперь Теодор громко отдуваясь пинал Сергея, чей пакет сминался по краям, но упорно не желал пропускать владельца, хоть на сантиметр дальше. Мы, с Юриком, тоже налегали на эту живую затычку пытаясь, как можно быстрее отправить её по назначению.

Стены тоннеля повело в дикой судороге и шлёпнувшись на задницу, я увидел, как отверстие, на мгновение расширившись, пропустило Серёгу внутрь. Из плывущих клубов зелёной мути выскочил совершенно одуревший Швед и не останавливаясь, запрыгнул в тёмный зев, взбрыкнув ногами во время своего короткого полёта. Следом появилась Вобла, на плече которой висел мотающий головой Круглый и зашвырнула своего дружка по направлению, проторённому Шведом. После этого тощая воительница, передёрнула затвор автомата и прижалась спиной к стене. Из её левой ноздри лениво выплеснулся ручеёк крови и пополз вниз.

— А тебе, нужно особое приглашение? — рыкнул Теодор и потащил меня к отверстию, — здесь каждая секунда на счету…

Как ни странно, но я сумел протиснуться по узкому проходу без особых проблем, лишь слегка ушибив плечо о незаметный выступ стены. Заранее подготовив себя к грядущему падению, я едва не забыл о нём в самый последний момент. Уже выпадая из лаза наружу я спохватился, уцепившись носками сапог за край дыры. Повисев пару секунд на полутораметровой высоте, я выставил перед собой руки и шлёпнулся на каменный пол. Естественно чёртов рюкзак перевесил, и вся эта акробатика окончилась кувырком. Мать!.. Долбаная железяка в рюкзаке (какая-то банка?) второй раз приложилась к моему позвоночнику, причём в то же самое место. Автомат прошёлся по носу и открыв глаза, я обнаружил перед глазами чёрный зрачок его ствола.

— Замечательно! — сказал я, отодвигая оружие в сторону, — просто великолепно!

— Сваливай нахер! — заорала Вобла, протискиваясь через дыру, — как же ты меня задолбал!

В чём-то эти рекомендации были невыполнимы, но отчасти я им последовал, отковыляв в сторону. Женщина приземлилась и привалившись к стене, вытерла потёк крови, заметно увеличившийся за эти несколько секунд. Посмотрев на алую жидкость, Вобла перевела взгляд на меня, и я увидел: её глаза плывут, как у боксёра после нокдауна. Следом, из дыры, показался Теодор Емельянович и в изящном прыжке опытного гимнаста, легко опустился на пол. Когда он сдёрнул с лица маску, серебристые бисеринки пота дождём брызнули во все стороны.

В отверстии показались чьи-то сапоги, ожесточённо цепляющиеся за край лаза, точно их владельца кто-то тянул в обратную сторону. Теодор подскочил к дёргающейся обуви и вцепившись в голенища, потянул на себя. В глубине лаза треснула короткая очередь и Теодор сумел выдернуть рычащего Зверя, одежда которого оказалась исполосована на мелкие полоски. Мелькнули две кровавые полосы на лбу гиганта, и он ничком рухнул на пол, замерев без движения.

Попутно великан зацепил Емельяновича, который и сам-то не слишком уверенно держался на ногах. Того отбросило назад с такой силой, что он неслабо приложился затылком о камень стены, растянувшись у ног Воблы.

Как зачарованный я перевёл взгляд на дыру, из которой доносился громкий скрежет и шипение. Наружу выхлеснулось длинное щупальце, покрытое короткими чёрными волосками. Потом ещё парочка, вцепившихся в края отверстия. Видимо от ужаса, моё зрение обострилось, и я увидел острые, точно бритвы, когти, на концах щупалец. Именно эти лезвия и скрежетали по камню.

Сердце рухнуло сквозь пятки в неизвестные глубины, пробив подошвы сапог и потянуло следом всю мою начинку.

Когда смотришь кино про монстров, то не воспринимаешь их всерьёз: аттракцион — он аттракцион и есть, ужасаешься, но не по-настоящему. Почему-то и теперь я никак не мог поверить в то, что передо мной настоящие щупальца, содрогающиеся в попытках протащить чью-то тушу через лаз метрового диаметра. Меня хватило лишь на то, чтобы попятиться, упёршись рюкзаком в стену пещеры. Надо было бы бежать, но конечности вновь отказали, не желая уносить от столь захватывающего зрелища. Громкое сопение раздавалось уже совсем рядом, а жуткий скрежет вынуждал нервы вибрировать, подобно натянутым струнам.

— Стреляй, — прохрипел голос за кадром.

Как выяснилось, хрипела Вобла, пытаясь оторвать спину от стены. В её глазах бушевала такая энергетическая буря, что её токи нарушили моё оцепенение. Нащупав рукоять автомата, я вскинул оружие и попытался ткнуть стволом, хотя бы приблизительно, в направлении лаза. В дыре уже появилась бесформенная масса, покрытая множеством коротких, непрерывно шевелящихся волосков, напоминающих стрекала актинии. Палец судорожно сомкнулся на спусковом крючке и автомат оглушительно щёлкнул в тишине моих сумеречных страхов.

Выстрела не было.

Оно и понятно: с предохранителя то автомат никто снять не удосужился! Пока я тянул непослушные сосульки пальцев и сдвигал намертво прилипший предохранитель, тварь, с оглушительным пыхтением, начала выпихивать свою тушу наружу.

Теодор приоткрыл затуманенные болью глаза и прихрюкнув от напряжения, ударил рукой по какому-то малозаметному выступу, у основания стены. Чудовище в проёме заверещало и пропало из вида, словно его выдернули наружу. Отвратительно хрустнуло и отверстие в стене исчезло, скрывшись под массивной металлической крышкой. На её тусклой поверхности разевало рот лицо, подобное той угрюмой физиономии, которую я видел на входе в Бездну. Только эта морда была ещё страшнее, а гримаса оказалась ещё тоскливее.

Невзирая на то, что силы окончательно покинули моё исстрадавшееся тело, я улыбался, как последний дебил. Боже, как я был счастлив! Мгновение назад мне удалось избежать неминуемой смерти, уж в этом я был уверен на все сто. Тварь сумевшая, без ущерба для себя, отбросить таких опытных бойцов, вне всякого сомнения, устроила бы здесь настоящую бойню.

— Милосердный Боже, — пробормотал Теодор весьма странную фразу, — святые угодники.

Очнувшийся Зверь произнёс более доступные, для меня, слова:

- *б твою мать! — сказал он, с чувством, — твою мать!

Продолжая сидеть у стены и радуясь непотерянной жизни, я настолько пришёл в себя, что решил осмотреться. Мы находились в небольшой пещере, которая теперь имела лишь один выход — проход под узкой аркой, украшенной переплетающимися рогатыми змеюками. Арка несомненно была делом рук человека и это показалось мне очень странным. Всё это место было настолько далеко от чего-либо, присущего человеку, поэтому всякое свидетельство пребывания здесь людей, казалось, по крайней мере, неуместным.

Сама пещера напоминала куполообразный шатёр с плоским основанием, диаметром порядка десяти метров. Я, в настоящий момент, находился в своеобразном аппендиксе — полутораметровом тупике. Остальные члены группы потерянно стояли посреди пещеры, рассматривая серые стены. Судя по испуганным лицам, явление лохматой тварюки с когтистыми щупальцами, не прошло мимо их внимания.

Кто-то остановился около меня и потянув за воротник куртки, очень ласково сказал:

— Честное слово, ты не представляешь, как мне хочется вышибить твои сраные мозги из твоей сраной головы, — Вобла слегка помедлила и хмыкнув, пояснила, — это же надо, единственный человек, который имел возможность задержать это уродище, поставил автомат на предохранитель!

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — достаточно внятно сказал я, — отвали от меня, пожалуйста. Не порть настроение.

— Я бы тебе испортила, — неопределённо протянула Вобла и направилась в пещеру, бормоча о траханных дегенератах, понапрасну жрущих свой хлеб.

Кстати, о хлебе насущном. Слегка отойдя от полученного стресса, начавшего покрываться лёгкой корочкой забытья, я ощутил открывшуюся в желудке пустоту. Оставалось надеяться на то, что уже пришло время принятия трапезы.

К моему счастью так и было.

Теодор, несколько оклемавшийся, после произошедшего, вышел на середину пещеры и слегка подсевшим голосом, объявил остановку на ночь. В связи с этим меня незамедлительно вытряхнули из моего рюкзака, где в общем-то и находился определённый запас продовольствия. Появились буханки хлеба, упакованные в полиэтилен и жестяные банки с яркими наклейками, извещающими о том, что они содержат тушёнку. Удивительно, как при таком количестве банок, у меня вообще сохранился позвоночник. Каждому досталось по четверти буханки, слегка несвежего хлеба и по банке тушёнки. Не могу сказать, будто мои глисты остались довольны подобным ужином, но я быстро успокоил их, указав на то, что он мог достаться врагу. Вместе со мной. Банка как-то незаметно опустела и поелозив последним куском хлеба по её блестящим внутренностям, я с огромным сожалением, окончил принятие пищи.

Оторвавшись от бесполезной жестянки, я обнаружил, что большинство справилось со своей задачей намного быстрее и начало переходить от активной части отдыха к пассивной. Собрались дрыхать, короче. Двое учёных дутышей задремали так же, как и сидели — прислонившись спинами к стене. Третий свернулся калачиком на своём рюкзаке. Около четвёртого (точнее — четвёртой) уже сидел Серёга и что-то настойчиво втолковывал, размахивая руками. Девушка (весьма даже ничего!) обречённо кивала головой и бросала тоскливые взгляды по сторонам. Юра забился между двумя рюкзаками, каждый из которых был едва ли не больше его и накрыв лицо капюшоном, замер без движения. Швед и Круглый сидели около самой змеиной арки и свесив головы на грудь, перебрасывались короткими фразами. Вобла расположилась чуть поодаль и опёршись локтём о край торчащего из рюкзака ящика, сосредоточенно разбирала-собирала своё оружие. Зверь и Теодор вновь разложили карту и чёркали её жирным чёрным маркером. Вобла собрала автомат и уставилась на меня немигающим взором голодного удава. Ощутив внутренний дискомфорт я заёрзал, но очень скоро убедился, как непросто укрыться от этого сверлящего взгляда. Вобла, как будто специально затеяла эту игру в гляделки, пытаясь вывести меня из полунирванного состояния. Даже закрыв глаза, я ощущал давление на лоб, точно кто-то давил на него толстым жёстким пальцем.

— Какого хрена, — пробормотал я и поплёлся в тот аппендикс, откуда мы вторглись в пещеру, — лучше уж эта тварюка!

Выражение это несомненно можно было опротестовать, но металлическая крышка выглядела достаточно надёжно, а Вобла скрылась от меня за поворотом коридорчика. В принципе, сейчас я видел только Сергея с учёной девахой (Серёга полез обниматься). Внезапно девчонка вскочила на ноги и громко сказала:

— Да иди ты на хер, мудила!

После этого она отодвинула ноги ловеласа-неудачника и направилась прямиком ко мне. Бросив свой рюкзак рядом с моим, она плюхнулась на него и отстегнув верхнюю кнопку на куртке, поинтересовалась:

— Можно здесь припарковаться?

— Почему бы и нет? — я пожал плечами, — не один фиг, где сидеть.

— Да не один! — в сердцах ответила она, — стоит оказаться в мужской компании и какой-нибудь мудила обязательно считает своим долгом достать до самых печёнок! Хер у него, видите ли, зачесался!

— Да я вроде бы, тоже мужская компания, — несколько обескуражено хмыкнул я, — и означенный орган у меня тоже имеется.

— Давай на ты, — сказала она, протягивая мне ладонь, — меня зовут Оксана.

Пожав ладонь, я предложил ей слезть с мешка, уж чересчур она напоминала Наполеона, восседающего на барабане. Хихикнув, девушка решила последовать моему совету и присела на тёплый пол, рядом со мной.

Некоторое время она молчала. Я решил, будто она уснула и сам начал подрёмывать.

— Какие мысли обо всей этой срани? — спросила девушка внезапно, нарушив мою дремоту, — честно говоря, я нифига не понимаю! Такое ощущение, крыша вот-вот слетит с катушек. Какие-то подземелья, твари и прочая чертовщина.

— Не знаю, — ответил я, потирая глаза, — мне просто предложили подзаработать деньжат на переноске аппаратуры. Видимо вашей. А тебе, какую хрень наплели?

— Да всякую срань, — она раздражённо махнула рукой, — о заброшенных урановых рудниках, забытых запасах топлива для станций. Вроде, как сырьё для оружия. Да только лабуда это всё — нет здесь радиации, даже остаточной и это само по себе странно. А все эти шахты похожи на чёрт знает, что, но только не на остатки уранового рудника.

— Когда-нибудь узнаем, — зевнул я, — кто-нибудь проговорится. Скажи лучше, ты чё, такая крутая научная деятельница, раз тебя взяли в эту экспедицию?

— А ты, как думаешь? — приподняв нос, высокомерно заявила Оксанка, но не выдержав взятого тона громко прыснула, — да нет. Просто лаборатории предложили заняться этой работой, пообещали хорошие деньги, вот я и упросила муженька включить меня в состав группы. Лишняя деньга ещё никому не помешала.

— И кто из них твой супруг? — я кивнул на спящих, — вон тот — молодой? С истерическими приколами?

Оксана зажала рот рукавом, пытаясь удержать хохот внутри.

— Это — Семён Кошкарёв, — всхлипнула она, отсмеявшись, — главный лаборант лаборатории нестабильных изотопов, хоть фактически он выполняет обязанности заведующего лабораторией. Его начальник постоянно за границей.

— Очень ценная информация, — я пожал плечами, — думаешь объяснила? С чего это тебе так весело стало?

— Да он же — педик! Голубой щенок — вот его кликуха, — она опять прыснула, — об этом все знают. Да он не слишком-то и маскируется. Любой симпатичненький студентик великолепно проинформирован, лабораторную этому ультрамариновому лучше всего сдавать через задний проход. Если бы он не был таким хорошим специалистом — то уже давно получил бы коленом под свой раздолбанный зад.

— И кто тогда?

— Да нет его, здесь, — на лице Оксанки появилось досадливое выражение, словно она вспоминала нечто малоприятное, — мой муж — ректор института.

— Ах вот оно как, — протянул я, пытаясь вспомнить неизменного руководителя того учебного заведения, где мне, в своё время, пришлось обучаться. В памяти блуждало нечто, достаточно древнее для определения в археологический музей, — хм, однако…

— И ты мне хочешь попенять, за моего старика? — с горечью сказала девушка и я ощутил, как она напряглась.

— Да погоди ты! Наёжилась, как дикобраз, — я взял её за холодную ладошку и похлопал по ней, — ни фига я не хочу сказать. Разве не понимаю, какие ситуации могут быть в жизни. Особенно в наше время…

Ладонь расслабилась и заметно, потеплела. На полных чувственных губах промелькнуло выражение, напоминающее благодарную улыбку. Оксана внимательно посмотрела на меня и подвинулась ближе так, что её, обтянутое джинсами бедро коснулось моего. Удивительно, вроде бы мы, одетые люди, находились в странном и жутком месте, да ещё и невероятно устали…Короче, я ощутил возбуждение. Такова, стало быть, человеческая природа.

— Я тогда училась на первом курсе, — доверительно сказала Оксана и запрокинув голову, упёрлась затылком в стену пещеры, — денег ни хрена не было. Много я могла снять с матери, если папашки не было и духу? Начала подрабатывать, пропустила занятия и на сессии конкретно попала. Думала всё — вышибут. Вызывают к ректору. Ну, готовлюсь к последнему разговору и на свободу, с чистой совестью. Захожу — сидит. Куда там! В костюме, при галстуке, волосы выкрасил — Казанова, короче. Предложил, для начала, быть его любовницей, а там как получится. Мне куда деваться? Мать копейки зарабатывает, бабку в больницу положили: денег надо — немеряно. И учёбу продолжать тоже как-то нужно. Ну и как я должна была поступить?!

Глаза её сверкнули набежавшими слезами, а губы кривились, точно от боли. Когда так делала моя супруга, я знал — надвигается грандиозная истерика. Слава богу, кое какие методы для предотвращения грядущего шторма, были мне знакомы. Обняв Оксанку за плечо, я подтянул её к себе и прошептал на ухо:

— Ну, прекрати, — она замерла, и её голова склонилась ко мне, — я же тебе ничего не говорю. Не буду, даже, говорить, типа понимаю твою ситуацию — её может понять только тот, кто сам в ней побывал. Было так — стало по-другому. Что-нибудь хорошее обязательно случится.

— Ты прямо-таки — буддист, — Оксана посмотрела мне в глаза и смахнула слезинку, повисшую на реснице, — но знаешь — это успокаивает. Давно, со мной, так никто не разговаривал.

— Почему-то мне всегда было легче общаться с женщинами, — пояснил я, ощущая, как аромат Оксанкиных духов прошёлся по ноздрям и мягко ударил по мозгам. Говорить становилось всё труднее, — надо было мне стань психоаналитиком или сексопатологом. Кстати, о птичках, надеюсь у тебя хорошо получается мстить своему старпёру?

— Ещё как! — как-то нервно хихикнула девушка и совсем плотно прижалась ко мне, отчего мой пенис попытался провертеть дырку в одежде и выглянуть наружу, — правда, эта старая скотина всё время пытается меня контролировать. Погляди, кого он послал, вместе со мной — педика Кошкарёва; Лёху Семенчука — это вон тот, крепкий дядька, с усами — он работал в Припяти и теперь у него не стоит. И Евгения Матвеевича Жуковского, тридцать пять лет доблестной работы в Семипалатинске — сам понимаешь.

— Так что же ты терялась с Серёгой? — моя рука, непроизвольно, соскользнула ей на бедро, а её ладонь, точно так же нечаянно, легла на мою ногу. Рядом с промежностью, — воспользовалась бы моментом.

— А он не в моём вкусе, — Оксанкина рука превратилась в ковыляющего краба, который обнаружил интересный секрет под материей моих джинсов, — не люблю наглых говнюков, уверенных в том, что им не откажут. Вот если бы ты был не женат…

— Ты знаешь, — я повернулся к ней, и моя вторая рука совершенно неожиданно для меня самого, притянула девушку поближе, — я подозреваю, моя жена мне изменяет…

Честно говоря, сейчас я про неё и не вспоминал. Рядом со мной сидела молодая симпатичная девушка, чья рука поглаживала мой детородный орган, совершенно недвусмысленно говоря о её намерениях. Меня бросило в жар, и я начал подготовку к стыковке наших губ.

— Бедненький, — прошептала Оксанка.

Стыковка состоялась.

Раздеваться оказалось не слишком удобно. Одежда окостенела и упорно не желала сниматься, в то время, как руки, дрожа от возбуждения, едва не срывали пуговицы и кнопки. Ко всему прочему, мы ещё и непрерывно целовались, сплетаясь языками так, точно во рту поселился выводок обезумевших змей. Наши мешки в первый раз порадовали меня, оказавшись достаточно громоздкими, чтобы скрыть от посторонних взоров. Мы покатились по полу и лаская грудь лежащей подо мной девушки, я вновь и вновь целовал её губы. Заниматься любовью на твёрдом полу было неудобно. Наверное. Я этого не заметил. Как не заметил и пролетевших полутора часов, выныривая из сладостного тумана лишь послушать постанывание своей партнёрши.

Только когда всё закончилось, мы отвалились друг от друга, вялые, ничего не желающие. Пока.

Полежав несколько минут без движения, Оксана начала неторопливо одеваться, стараясь не показываться из-за наших мешков. Весьма разумное решение и я чуть позже, последовал ему, попутно обнаружив отсутствие парочки пуговиц. Экипировку мы проделывали в абсолютном молчании и лишь увидев пистолет, Оксана хотела сделать какое-то замечание, но передумала. Не сговариваясь, мы положили свёрнутые куртки под головы и легли бок о бок. Её рука легла на мою грудь, после чего девушка потёрлась своей щекой о мою.

— Было хорошо, — едва слышно сказала она, — очень хорошо…

— Мне тоже, — прошептал я и поцеловал её в висок.

Глаза девушки подёрнулись сонной поволокой. Интересно, а ведь похоже, таким образом она решила снять сегодняшний стресс. Ну и ладно — это было намного лучше, чем водка. И даже прикольнее, чем ванна и холодное пиво.

— Знаешь, — сонно пробормотала Оксанка и погладила меня по животу, — странная вещь получается.

— Какая? — спросил я и накрыл её ладонь своей.

— Есть две группы — крутые и мы, учёные. А вы, — она помолчала, — вас и группой — то не назовёшь. Не пришей сам знаешь, чему, рукав. Странно…

Она умолкла, словно наконец, подчинилась увещеваниям сна. Однако ресницы закрытых глаз ещё подрагивали.

— Мне было так страшно, сегодня, — пробормотала она, — когда эта каменная пасть…Так страшно.

Всё, она окончательно вырубилась, оставив меня размышлять о странных событиях в которые я оказался вовлечён по самое не балуй. Казалось эти мысли не дадут даже вздремнуть, но сон имел на этот счёт свои собственные соображения. Стоило на секунду отвлечься, и он моментально слизнул сознание в свои глубины.

Пробуждение оказалось куда неприятнее. Зычный голос Зверя возвестил начало нового дня гулким рёвом: «Подъём, ублюдки!» Вопль заметался под куполом пещеры, словно испуганная птица и набросился на пробуждающихся людей голодным коршуном. Когда я начал подниматься, то обнаружил неладное: за ночь мою шею поменяли на волчью, поставив, при этом, множество синяков по всему телу. Кроме того, побаливали ушибленные колени и локти, напоминая о том, что даже самое хорошее в этой жизни, имеет свои тёмные стороны. Оксанки уже не было — она улизнула ещё ночью, прихватив свой рюкзак. Из-за этого казалось, будто вчерашнее попросту приснилось мне.

— Кто хочет пожрать — бегите немедленно! — продолжал взрёвывать Зверь, потряхивая звякающим мешком, — время у нас ограниченно. Думаю, после вчерашнего, никому не надо пояснять, это — не пустой звук.

Никто в этом и не подумал усомниться. Я так в особенности. Поэтому, стараясь не ворочать ноющей шеей, как можно быстрее отправился за полагающейся порцией. Навстречу мне попалась Оксанка и слегка улыбнувшись, кивнула головой. Когда я кивнул в ответ и начал проходить мимо, её губы легко прошлись по моей щеке. Мимолётный поцелуй, однако он заставил меня усомниться в том, что вчерашнее было только снятием стресса или же пустой интрижкой. Не могу сказать, что ситуация от этого стала легче и понятнее. Тем более, эта девчонка мне очень и очень понравилась. Вот блин! Не было печали…

— Ну как, засадил? — выдохнул Серёга, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, — и как ты её уломал?

— Ты это, о чём? — холодно поинтересовался я, изо всех сил сдерживая язык за зубами, — приснилось чего?

— Да пошёл ты на… — сказал Сергей и отошёл, с крайне обиженным видом, бормоча о мудаках, которые портят всю малину. Подразумевался, очевидно, я.

Завтрак представлял собой полное повторение ужина и с внезапным испугом, я сообразил: некоторое время мне придётся сожительствовать с полупустым желудком. Упомянутый орган, раньше хозяина уяснил, откуда ветер дует и выразил своё недовольство громким урчанием. Похлопав по недовольному пузу, я тяжело вздохнул и повинуясь приказам Теодора, начал вползать в лямки рюкзака. Сегодня никто не шутил, не разговаривал и не задавал вопросов — у всех были сумрачные недовольные физиономии обречённых людей. Один Теодор казался светящимся, от переполняющей его энергии — придерживая одной рукой ремень автомата, другой он сжимал бритвенный станок, которым ожесточённо елозил по своей физиономии, придавая ей синеватый оттенок. Чёрт, я даже не заметил на его угловатой морде, полученных вчера, царапин!

Зверь, Круглый и Вобла стояли перед змеиной аркой, направляя ослепительные лучи фонариков в её проём, где можно было различить начало нового тоннеля. Я разглядел на внутренней поверхности арки остатки ржавых петель, словно когда-то, давным-давно, здесь были ворота.

Теодор подошёл к своим помощникам, разворачивая новую карту и начал тихий инструктаж. Судя по многочисленным отметкам — именно этот листок они марали вчера на пару со Зверем.

Получив указания, Круглый нырнул в полумрак тоннеля, но тотчас вернулся обратно, согласно кивнув головой. Консенсус оказался достигнут. Тотчас же Вобла повернулась спиной к своему приземистому товарищу и тот извлёк из её рюкзака моток верёвки, с какими-то блестящими крючками на конце. Приняв эту бухту, Вобла направилась по маршруту, проторённому Круглым.

Кто-то подошёл ко мне сзади и взялся за ягодицы, крепко сжимая их пальцами.

— Я тебя хочу, — выдохнул знакомый голос, и Оксанка прижалась ко мне всем телом, — хочу! Немедленно!

— Я тоже, — не поворачиваясь, прошептал я, — но, боюсь сейчас — это просто нереально.

— Тогда вечером, — её руки продолжали свою ласку, а хриплое дыхание говорило о том, насколько получаемое удовольствие взаимно, — главное — избавиться от лишних глаз.

Всё это, плюс ещё не успевшие стереться из памяти воспоминания вчерашнего вечера, настолько завели меня, что я на полном серьёзе, стал размышлять о том, как бы невзначай вернуться в тот самый аппендикс и…К счастью, Зверь не дал мне довести этот идиотизм до его нелогического завершения.

— Сюда, — указал он своей огромной ладонью в сторону змеиной арки, — да быстрее же, засранцы, в порядке живой очереди!

Построением живой очереди руководил Круглый, отдавая неразборчивые указания глуховатым голосом. Сам не знаю, как это получилось, но я почему-то оказался в самом начале нашего, не слишком длинного ряда и первым нырнул в полумрак тоннеля. Громко хрустнуло под ногами, и я замедлил шаг, пытаясь рассмотреть, по чем ступают мои ноги.

Выяснилось — по напрочь сгнившей двери, от которой остались только трухлявые щепки да засов, коричневый от ржавчины. Забавно — засов находился с обратной стороны.

— Иди, иди, — подтолкнул меня Швед, шедший следом и обдал густым перегаром, — раньше сядешь — раньше выйдешь.

В похмельном голосе мне почудилась скрытая усмешка, но обернувшись я не обнаружил на бульдожьем лице ничего, кроме собачьей сосредоточенности. Тупые глазки бультерьера уставились на меня из-под низкого лба, и я ощутил укол тревоги пополам с недоумением: какого дьявола я делаю здесь, в этом жутком месте, среди дегенеративных убийц? Эхе-хе…Ответ скрывался в кармане моей куртки, а вторая его половина маячила где-то в светлом будущем.

Выяснилось, коридорчик очень даже короткий, причём заканчивается он, обрываясь отвесным склоном, куда я сослепу едва не рухнул. В последний момент, когда я уже начал помахивать руками, готовясь к спуску на четырёхметровую глубину, меня ухватил за куртку подскочивший Швед.

— Не торопыся, — сказал он, ухмыляясь, — ещё не время.

Теперь издевательская насмешка в его голосе стала совершенно очевидной.

— Цепляйся за верёвку, — сказал лысый, мотая своей биллиардной головой, — и чухай вниз.

— Какую верёвку? — тупо спросил я, — как цепляться?

Ага, вниз уходила воблына верёвка, закреплённая массивной скобой, вбитой в камень. Где-то внизу мелькнул свет фонаря и ослепил меня, упёршись в лицо. Голос Воблы недовольно каркнул:

— Вы чё там? Трахаетесь? Давай вниз.

— Валяй, валяй, — ободряюще гыгыкнул Швед.

Ненавижу отвесные стены четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты в полной темноте, да ещё и с тяжеленным рюкзаком за спиной! М-мать!.. Долбаный мешок потянул вниз и, получив чувствительный ожог ладоней, я едва успел остановить свободное падение. Неразличимая в темноте, стена метнулась к лицу, и я с трудом успел убрать нос, спасая его от превращения в лепёшку. Ощущая боль в обожжённых ладонях и неприятную слабость во всём теле, я продолжил спуск, размышляя, не было ли ошибкой, определение высоты в четыре метра. Спуск всё продолжался и продолжался, а проклятый мешок всё больше оттягивал плечи назад, уговаривая закончить всё как можно быстрее. Ещё минута, подумал я, и мои руки не выдержат.

Где-то, над головой, раздался сердитый голос Воблы:

— Ты думаешь отцепляться от этой долбанной верёвки?

От неожиданности я разжал пальцы и камнем рухнул вниз. С десятисантиметровой высоты. Ноги подогнулись, и я шлёпнулся на задницу, до щелчка в зубах.

— Как же ты меня достал! — сказала эта фурия и подняв на ноги, прислонила к стене, — по-моему, кроме как потрахивать смазливых баб, ты больше ни на что не способен.

— Интересно, — сказал я, тяжело дыша, — сколько человек нам вчера держали свечку?

— Трахаться надо было потише, — Вобла отвела глаза в сторону, — стонали, как придурки.

Я только открыл рот, в ответ на это излияние. По-моему, эта бездушная воительница оказалась смущена. Вот это номер! Не дожидаясь ответа, Вобла отошла к тросу, содрогающемуся под тушей Шведа. Ну, ну, чем дальше в лес — тем толще партизаны.

Этот коридорчик оказался ещё короче предыдущего. В его конце мерцало светящееся пятно и моё любопытство, благополучно дремавшее всё последнее время, пробудилось, позёвывая и потягиваясь. Продрав глаза, оно немедленно погнало меня вперёд, посмотреть, не найду ли я каких-нибудь приключений на свою задницу. Светлый участок становился всё больше и пройдя тоннельчик до конца, я понял, что вижу светящийся пол огромного зала, вся верхняя часть которого была погружена во мрак. Сияющий пол состоял из шестиугольных плит, прораставших тонкими столбами исчезавшими, по мере того, как они поднимались во мрак. Этих колонн оказалось несчитанное множество и за их чащей совершенно скрывалась противоположная стена увиденной мною пещеры. А возможно, судя по тому, как расходились стены, зал имел поистине исполинские размеры.

Смутная тень мелькнула у основания одной из колонн; на мгновение скрыв голубоватое сияние…Тень, величиной с ротвейлера и такой же комплекции. Поправив лямку сползающего рюкзака (надевал ведь сам, без помощи Круглого) я взял автомат в руки и направил ствол туда, где мелькнула тень. Ничего не происходило. Тогда я осторожно скосил глаза и обнаружил, что оружие (ну естественно!) стоит на предохранителе. Чертыхнувшись, я сдвинул флажок и в ту же секунду кто-то больно сжал мою руку, потянувшуюся к спусковому крючку. Я шарахнулся было в сторону, однако рука Теодора, сжимающая мою, удержала меня на месте.

— Спокойнее, молодой человек, — он разжал пальцы и вышел вперёд, — не стоит лишний раз открывать огонь. Особенно, когда в этом нет никакой надобности. Вспомните предупреждение, гм, Зверя.

Странная у него была манера выражаться, старомодная какая-то. Похоже этот мужик обчитался старых книг, этого, как его, Акунина. А может и ещё каких-нибудь. Откуда у него взялась бы карта этих подземелий, да и книга та, при помощи которой нарик отправился в каменную пасть. Да кто вообще такой, наш предводитель? Человек, за всё это время не произнёсший ни единого матерного слова?! Клинический случай…

Оттолкнув меня в сторону, прошествовал Круглый, следом за которым тянулся наш караван. В такой толпе съесть первым меня не должны, решил я и спокойно вошёл в зал с колоннами, ощутив, как морозные колючки вцепились в кожу лица. Изо рта вылетело облачко пара, а в носу немедленно защипало — в этом месте морозило, как на северном полюсе! Светящийся пол скользил под ногами, точно хорошо отполированный лёд и сделав пару шагов, я едва не приложился задницей к одной из шестиугольных плит. В самый последний момент успел ухватиться рукой за колонну и тут же зашипел от боли — ледяная до ожога, она казалась раскалённой.

Круглый повёл лучом фонаря по частоколу колонн, а потом запрокинув голову, поднял столб света вверх. Издав нечленораздельный возглас, Теодор ударил по фонарю, едва не вышибив его из рук ничего не понявшего парня. Не знаю, узрел ли чего Круглый, но меня, увиденное, поставило в полнейший тупик. Колонны уходили всё выше и выше туда, куда уже не в силах был достать даже луч мощного фонаря. Метров пятьдесят, по меньшей мере — такова была высота этого зала. А ведь с начала путешествия, мы опустились под землю метров на десять, не больше. Никаких гор в округе не было. Мне пришла в голову мысль о зеркалах, но тут же исчезла — луч света не отражался от потолка — он просто уходил всё выше, пока не начинал рассеиваться. Куда мы попали? Что это за проклятое место, где оживают стены, водятся непонятные твари и наличествуют такие пещеры?

В голову пришло лишь воспоминание о прочитанном Мастере и Маргарите, а именно тот момент, где Бегемот рассуждает о четвёртом измерении. Похоже наше помещение кто-то тоже, увеличил до чёрт знает каких размеров. Хрень, какая-то…Всего этого, попросту не могло быть. Мысль о кошмарном сне, вновь и вновь возвращалась в голову. Уж лучше так, чем воспринимать этот бред в качестве реальности. В любом случае мозги уже отупели, ворочаясь в глубинах психоанализа. Поэтому, пока мы шли между колоннами, поскальзываясь на плитах этого светящегося катка, я лишь тупо рассматривал своё размытое отражение, понуро передвигающее ноги с противоположной стороны параллельного мира. То ли температура уменьшилась, то ли я начал замерзать, переставая ощущать кончики пальцев на руках. Приходилось отогревать их дыханием.

Теодор и Зверь решительно шагали впереди, уверенно сворачивая между колоннами, будто в этом мире холода и однообразия у них существовали некие, им одним заметные ориентиры, позволяющие не сбиться с пути. Начав присматриваться, я действительно обнаружил на тёмной поверхности колонны метку, похожую на короткую стрелку. Отметина не выглядела особо древней и не удержавшись, я провёл по ней пальцем. Посыпалось ледяное крошево, стрела стала намного чётче, а палец немедленно онемел.

— Увидел, чего? — поинтересовался Швед, остановившись около меня.

— Ничего, — угрюмо буркнул я, — отдохнуть остановился.

— На том свете отдохнёшь, — хмыкнул лысый засранец и прошёл мимо, пробормотав что-то, наподобие: «уже недолго осталось».

Широкая спина водителя мелькала впереди, и я совершенно отчётливо понял, именно его ненавижу. Кто-то из группы мне не нравился, кто-то раздражал, а вот этого ублюдка я ненавидел. Хотелось поднять автомат, нажать на спуск и посмотреть, как этот урод будет кувыркаться на полу, разбрызгивая свою гнилую кровь. Получившаяся картинка оказалась чёткой, точно реальность, и я никак не мог понять: почему этот говнюк продолжает шагать вперёд, а не скользит к ближайшей колонне, оставляя за собой алый след. Тяжело вздохнув, я ещё раз провёл пальцем по ледяной стрелке и поспешил следом за удаляющейся группой.

Впереди треснул выстрел и гневный голос Теодора раскатился между колоннами, словно тревожный набат. Выяснилось, отповедь руководителя относилась к Круглому, который растерянно разводил руками.

— На кого я могу положиться? — Теодор повернулся к Зверю, сумрачно взирающему на своего подопечного, — если ваши лучшие люди ведут себя подобно неофитам! Сколько я могу повторять, в этом месте стрелять не рекомендуется. Ну и посмотрите, к чему это привело.

Он замолчал и поднял руку вверх. Все притихли, вслушиваясь в абсолютную тишину. Нет! Откуда-то сверху, из темноты, донёсся звук, напоминающий тот, который издаёт материя, хлопающая на ветру. Одиночное, поначалу, шлёпанье начало приумножаться, превращаясь в оглушительный рокот океанского прибоя. Во мраке, куда уходили тонкие стволы колонн появилось множество багровых точек, стремительно увеличивающихся в размере.

— Это глаза, — прошептала Оксанка, стоявшая рядом, — О боже, сколько их!..Мне страшно…

Жутко стало не только ей. По мере того, как красные фонарики увеличивались в размерах, во мне нарастало чувство безнадёжной обречённости.

— Уходим! — сказал я, заметив, как остальные, ведомые Теодором, быстро удаляются, — да сваливаем!

Хлопанье крыльев (а чем оно ещё могло быть?) стало оглушающим. Не знаю, какой величины были эти твари, но точки их глаз уже превратились в автомобильные фары и продолжали увеличиваться. А ведь тварюки ещё не преодолели и половину, разделяющего нас, пространства.

К счастью, спасение оказалось совсем рядом — повернув за очередную колонну, мы оказались перед узким, не шире полуметра, лазом в стене, откуда в ледяную пещеру проникал рассеянный зелёный свет. Правда, в настоящий момент, свет не поступал, поскольку лаз оказался наглухо перекрыт массивной задницей Шведа, покидавшего сие славное место. Стоило этой заднице освободить выход, и я немедленно забросил туда Оксанку, удерживаясь, чтобы не полезть первому. Зверь, стоявший около стены, молча мотнул головой и не дожидаясь особого приглашения, я нырнул в лаз, пихая рюкзак перед собой. За спиной послышался скрежещущий звук омерзительного вопля, оборванный длинной очередью из автомата. Кто-то наподдал мне под зад вытолкнув, как пробку из бутылки. Силой, которая помогла мне преодолеть препятствие, оказался Зверь, дышащий, точно бегун после марафонского бега. Едва мы выбрались наружу, как Теодор захлопнул массивный металлический люк, с изображением жуткой крылатой твари, скалящей клыкастую пасть. Громко щёлкнули шесть запоров, расположенных по окружности люка, и наш предводитель облегчённо вздохнул, ослабив воротник бушлата.

Утробно скрежетнуло с обратной стороны запертого люка и через металл прорвалось гулкое эхо слышанного мной ранее вопля. На всякий случай я отодвинулся подальше — мало ли, какая гадость притаилась с другой стороны металлической крышки.

— Слава Богу, — сказал Теодор, косясь на Круглого, успевшего вернуть на своё азиатское лицо маску невозмутимости, — что мы находились так близко к выходу. Будь мы чуть дальше…

Он не договорил, покачав головой, но на его лицо легла тёмная тень. Почему-то мне не хотелось напрягать воображение и представлять ту мерзопакость, которая опускалась к нам из мрака.

— Б…дь! — с чувством выдохнул Зверь и изо всех сил ударил Круглого кулаком в живот. Тот тихо крякнул и согнулся, — знал бы ты, мудолом, какое дерьмо я там видел! Самого бы засунуть в эту жопу!

Тяжело дыша, Круглый выпрямился и потёр ушибленное место. Похоже он собирался возразить, но передумал. Возможно, причиной тому была Вобла, с тихим шиканьем вонзившая в его бок свой локоть. Остальные не обращали внимание на эту краткую разборку, но вовсе не из опасения получить свою долю оплеух. Их внимание оказалось приковано к зрелищу новой пещеры, куда мы угодили.

Эта оказалась ещё больше предыдущей (откуда, чёрт побери, берутся эти пространства?!) и освещена намного лучше. Стены исполинского помещения уходили на огромную высоту, где соединялись в купол, фосфоресцирующий слабым красноватым светом. Мне показалось, будто с потолка на нас взирают огромные изображения чьих-то печальных лиц. Но были ли это действительно картины невероятных размеров или просто игра теней — не знаю. Гигантские колонны, напоминающие оплывшие свечи. вырастали из бугристого пола и вонзались в потолок. Стволы колонн изгибались под невозможными углами, оставив меня в недоумении: как подобные конструкции — природные они или нет — умудряются стоять, не разрушаясь?

Мы находились на небольшой площадке, окружённой невысоким барьером, сохранившим следы древней лепки. Сейчас эти скульптурные изыски седой древности напоминали неудачные копии человеческих гениталий. Балкон возвышался над полом пещеры метров на десять и от него вниз вела крутая узкая лестница, состоящая из выщербленных потрескавшихся ступеней. Насколько я мог заметить, подобных балкончиков было не менее двадцати, правда большая часть из них, оказалась завалена каменными обломками, преграждавшими путь возможному путешественнику. Неровная каменистая поверхность пола больше всего напоминала, виденный мною ялтинский пляж с его изобилием овальных булыжников. Кое где, между колонн, я заметил проплешины, посреди которых чернели круглые отверстия, защищённые низким бордюром. Эти дыры напоминали колодцы, но по какой-то причине вызывали сильное беспокойство. Казалось, будто это глаза огромного злого существа, наблюдающего за незваными пришельцами.

— Может быть немного передохнём? — заикнулся тот, кого Оксанка назвала Евгением Матвеевичем Жуковским, — ноги всё-таки болят, после вашего катка.

— Тебе сообщат, когда наступит время примостить задницу, — отрезал Швед, который с каждой минутой, вёл себя всё увереннее.

— Привал будет сразу, после того, как мы пройдём этот участок, — негромко сказал Зверь и положил руку на плечо лысому, отчего тот пригнулся к земле, — А ты — заткнись. Здесь указания отдаю я.

— На запад, от четвёртого колодца, — бормотал Теодор, присев на плоский камень и разглядывая разложенные вокруг карты. В руках у него обозначился знакомый мне чёрный том, — хоть убей не понимаю, чем руководствовался Казимир. Казалось он ничуть не задумывался, когда выбирал нужный колодец.

Зверь склонился над ним и подобрал один из листов, задумчиво поворачивая его из стороны в сторону. Потом он посмотрел поверх листа на панораму зала и похлопал Емельяновича по плечу. Когда тот поднял голову, гигант показал ему некую точку на карте, а затем протянул палец вперёд. Лицо Теодора просияло.

— Огромное спасибо, — сказал он, укладывая карты в планшет, — откровенно говоря, я не скоро догадался бы проверить именно этот план.

— Без проблем, — невозмутимо отрезал Зверь, — у меня идеальная память на подобные вещи.

— Почему-то мне не по себе, — сказала Оксанка, стоящая за моей спиной. Обернувшись, я увидел, как она подозрительно косится на огромные колонны, тлеющие бледно-зелёным сиянием, — возможно я чересчур часто повторяю одно и то же, но это проклятое место доводит меня до безумия. Может — это какой-то эксперимент? У меня крыша начинает уезжать, когда я пытаюсь представить, где мы можем находиться.

— С радостью бы успокоил, — мрачно сказал я, придвинувшись к ней и поглаживая крутые бёдра, обтянутые джинсами, — однако должен признаться, мне и самому до охренения страшно.

Её попка напряглась, стоило моим пальцам пройтись по упругим полушариям, и мы легко соприкоснулись губами. Все страхи отошли на второй план. Даже недобрый взгляд колодцев-глаз перестал давить на затылок, когда волна возбуждения прошла по моему телу, нарастая с каждой секундой. Следующее касание губ оказалось совсем не мимолётным, так что языки успели назначить друг другу свидание и даже поболтать о каких-то глупостях. Чёрт — это было какое-то наваждение! Мы же были на виду у всех. Отстранившись от девушки, я успел поймать несколько разнокалиберных взглядов: завистливый — от Серёги; осуждающий — от Жуковского; изучающий — от Воблы.

— Идём очень тихо, — сказал Теодор, — никаких разговоров, ни малейшего шума. Это — вопрос выживания, поймите.

— Очень тихо, — повторил Зверь и до хруста, сжал огромный кулак. Намёк оказался весьма доходчивым.

На этот раз руководитель не прятал загадочную книгу, а продолжал держать её в руках. Осторожно ступая по щербатым ступеням, он начал спуск по древней лестнице. Ноги он ставил так, чтобы ни малейший кусочек камня не попал под подошву ботинок. Очевидно в требуемой тишине существовала определённая необходимость. После ледяной пещеры, с её глазастыми тварюками, едва не сделавшими нам бо-бо, я постарался шагать, как маленькая мышка, которой вздумалось водить хоровод вокруг спящего кота.

Но высказанное пожелание дошло не до всех: Швед оглушительно чавкал жвачкой, шевеля при этом, плоскими ушами. От этих усилий по его лысине пошли поперечные складки, отчего она приобрела определённое сходство с…Хрен в пальто, короче. Юра, изрядно сдавший за последнее время, понуро брёл вниз, загребая ногами и спотыкаясь на каждой ступеньке. Естественно — это вызывало целый водопад катящихся осколков. Сергей напротив, был чересчур возбуждён и бормотал себе под нос некую скороговорку, посапывая от злости.

В такой, достаточно громкой, тишине мы спустились вниз и ступили на странный подземный пляж. Теперь гигантские колонны, удерживающие свод, казались ещё больше, напоминая исполинские стволы доисторических деревьев, засохших в незапамятные времена. Я бы в полной мере ощутил подавляющую величину этих великанов, если бы не тёмные зевы колодцев, разбросанных по всему пространству пещеры. От них исходило ощущение такого безграничного зла, что ледяные мураши, от ужаса, спрятались на моей спине и ползали по ней, протыкая кожу острыми лапками. Как я заметил, Теодор постарался проложить наш маршрут, как можно дальше от зловещих отверстий. Но расстояние не помешало мне заметить массивные металлические крышки, удерживаемые на месте широкими запорами, которые сохранились на некоторых колодцах. На большинстве же, люки отсутствовали напрочь и лишь кое где взгляд натыкался на их посеревшие, от пыли, остатки. Именно около отверстых дыр ощущение зла становилось физически ощутимым.

Семенчук, сорокалетний мужчина с покатыми плечами и кривоногий, словно кавалерист, достал из кармана куртки небольшой приборчик и повёл им из стороны в сторону. Приспособление едва слышно щёлкнуло и Семенчук поднёс его к глазам. Удивлённо хмыкнув, учёный покачал головой и спрятал прибор обратно.

Остановившись около щербатой поверхности колонны, Теодор посмотрел на блестящий кругляк, зажатый в ладони. Кажется — это был компас или его подобие. Сориентировавшись, руководитель махнул рукой в сторону одной из лестниц и все направились туда, запрокидывая голову, в попытках рассмотреть колонну на близком расстоянии. Странное дело — этот столб-переросток показался мне живым, хоть откуда у меня возникло это ощущение — я так и не понял. Видимо не только я чувствовал подобное, потому как Жуковский догнал Теодора и принялся яростно шептать ему в ухо, указывая пальцем в сторону колонны. Емелянович отрицательно качнул головой и старый учёный разочарованно отстал.

Оксанка слегка сбавила темп и оторвавшись от своей группы, пошла рядом со мной. Её рука, как бы невзначай, упала с лямок рюкзака и повисла вдоль тела. Я повторил этот нехитрый жест и наши ладони соединились, переплетясь пальцами. Не знаю, какое чувство двигало этой девушкой. Да и во мне присутствовало нечто непонятное…Это было больше, чем обычное желание, но вот что? Времени, получше узнать друг друга было слишком мало, а посторонних глаз вокруг — слишком много. Быть может потом, после того, как мы выберемся из этой преисподней, чем бы она ни была. Пока же я мог только размышлять, как бы получше устроиться сегодняшним вечером, укрывшись от назойливого внимания. Странно, почему никто из крутых не попытался воспользоваться моментом вседозволенности.

Мысли о грядущем сексе оказались весьма грубо прерваны. Меня окатило такой волной ужаса, что мороз продрал по коже, а Оксана едва не запрыгнула на мои руки. Как выяснилось, именно в этот момент мы проходили мимо одного из колодцев, причём на очень малом расстоянии от проклятой дырки. Эта шахта выглядела самой старой из всех и остатки разрушенной крышки похоже резали автогеном. Изнутри. На каменном пятачке, вокруг колодца я заметил жирные чёрные пятна, отвратительные, до тошноты. Хорошо, зловещее место быстро осталось за спиной, позволив вдохнуть воздух полной грудью. Я погладил идущую рядом девушку по руке и поцеловал в ледяную щёку. Она порозовела и благодарно улыбнулась.

В этот момент мы достигли выхода из пещеры.

Почему-то мне казалось, что мы будем подниматься по лестнице к балкончику, подобного тому, с которого спустились. Выяснилось, у подножия лестнице имеется ещё один вход, с массивной дверью, распахнутой настежь. Туда мы и направились.

Короткий коридорчик привёл всех к выходу в длинный широкий тоннель, полого уходящий вниз. Стены его светились холодным голубым сиянием, а пол покрывали шестиугольные плиты, плотно прилегающие одна к другой. Именно здесь Зверь сбросил с плеч свой рюкзак и объявил начало привала.