Ключ к лучшей жизни

ПРАВИЛО ОДИННАДЦАТОЕ

Чтобы жить лучше

Смейтесь над жизнью и над собой. Не в духе уничижения или жалости к себе — нет, смех должен быть лекарством, чудодейственным средством, облегчающим ваши страдания, избавляющим от депрессии и помогающим поместить в надлежащую перспективу все то, что тяготит вас в настоящий момент.

Когда вам тяжело, прогоняйте смехом напряженность, тревогу и беспокойство, освобождая свой разум, чтобы мыслить ясно и найти решение, которое всегда существует. Не относитесь к себе слишком серьезно.

Самые унылые и безрадостные дни для вас — те, когда ни разу не звучал ваш смех. Веселый смех приносит свет в любой дом. Ежедневно проявляйте радостную сторону вашей натуры, даже когда вы боретесь со стрессом. Каждая улыбка, а тем более искренний смех прибавляют драгоценные моменты к вашей жизни.

Человек — единственное живое существо, наделенное способностью смеяться, и, вероятно, единственное существо, заслуживающее того, чтобы над ним смеялись. Однако лучше всех смеются люди, имеющие достаточно мужества и уверенности, чтобы смеяться над собой. Это указывает на редкую способность объективно относиться к себе; если вы способны на это, все ваши заботы отодвинутся на задний план.

Да, в трудной игре жизни существуют определенные правила, но никогда не забывайте, что это все же игра, которую не следует воспринимать слишком серьезно. Если мы не можем выжать из целого дня хотя бы немного веселья, то что в нем вообще было хорошего? Умение смеяться над собой и, уж во всяком случае, не относиться к себе слишком серьезно— это правило игры, о котором я постоянно вспоминаю. Каждый раз, когда я начинаю вести себя чересчур “профессионально”, помпезно или вживаюсь в роль знаменитого автора. Бог устраивает мне очередную заслуженную встряску, чтобы поставить меня на место... до следующего раза.

В течение нескольких дней я посещал радио- и телевизионные станции в окрестностях Атланты и теперь ехал в черном лимузине с водителем, чтобы подписывать книги в крупном торговом центре примерно в двух часах езды от города. В моем графике было указано, что по пути я должен навестить маленькую христианскую радиостанцию и провести полчаса в живом эфире вместе с джентльменом, известным как “преподобный Джон”.

Наконец мы остановились перед маленьким белым коттеджем с облезшей краской. Мой водитель повернулся и сказал, словно извиняясь:

— Вот она, сэр. Радиостанция.

Прежде чем я успел подняться на крыльцо, дверь распахнулась, и передо мной предстал преподобный Джон. Я сразу узнал его, потому что слова “преподобный Джон” были искусно вышиты красными нитками на нагрудном кармане его белой рубашки.

— Добро пожаловать на нашу скромную станцию, сэр! — воскликнул он и обнял меня. — Это большая честь для нас.

Мы прошли через комнату, которая, должно быть, некогда служила гостиной, но теперь была забита электронным оборудованием, кучами кассет и коробок с записями. Я слышал, как где-то играют псалмы, пока преподобный Джон вел меня в свою “студию” в задней части дома.

— Мы выйдем в эфир через несколько минут, — сказал гостеприимный хозяин. — Садитесь и устраивайтесь поудобнее.

Преподобный Джон указал в сторону некрашеного деревянного стола, на котором красовался покосившийся микрофон, прибитый к доскам несколькими гвоздями. Я опустился на жесткую скамью, спрашивая себя, имеют ли мои издатели, восседающие в кожаных креслах на Пятой авеню, какое-либо представление о том, куда они посылают своих авторов. Затем, к моему великому изумлению, преподобный Джон опустился на скамью рядом со мной, и я внезапно понял, что этот микрофон единственный в студии и нам придется делить его на двоих. Это был разительный контраст по сравнению с глянцем и роскошью современных студий на радиостанциях Атланты. Но я сказал себе, что в течение получаса смогу вынести и нечто похуже этого.

В той поездке я рекламировал книгу “Полномочия Мессии”. В отличие от многих моих собеседников, не читавших книгу перед интервью, преподобный Джон не только прочитал ее, но и приготовил длинный список разумных вопросов, перечисленных в блокноте, к которому он постоянно обращался после того, как мы вышли в эфир.

Наша дискуссия доставляла мне большое удовольствие, но примерно на середине интервью в соседней, комнате громко зазвонил телефон. Разумеется, “студия” не была звуконепроницаемой, как большинство современных студий, поэтому пронзительный трезвон, заглушивший мой ответ, несколько выбил меня из колеи, и я почти потерял нить разговора.

Проклятый телефон продолжал звонить. Наконец расстроенный преподобный Джон заглянул в свой блокнот, задал следующий вопрос по списку, а затем, несмотря на мои отчаянные жесты, встал и исчез в соседней комнате — вероятно, для того, чтобы ответить на звонок. Теперь я обращался к пустой скамье, а микрофон передавал мои слова в эфир. Я говорил, гм... скажем, очень медленно и раздельно, не зная, что делать, если я закончу отвечать, а мой ведущий так и не вернется.

Наконец я исчерпал свое красноречие, а преподобный Джон и не думал появляться. И тут, можно сказать, впервые в жизни, я сделал нечто необычайно умное. Я взял блокнот, лежавший передо мной, провел пальцем по списку вопросов, нашел следующий и произнес:

— Преподобный Джон, насколько я понимаю, вы хотите узнать, как возникла основная идея моей книги?

В течение следующих пятнадцати минут я вел интервью с самим собой!

Наконец кто-то похлопал меня по плечу. Я так увлекся своей двойной ролью ведущего и гостя программы, что даже не заметил возвращения хозяина. Он указал на большие часы, висевшие на стене, нагнулся и сказал в микрофон:

— Мистер Мандино, вы оказали нам большую честь, посетив нашу студию. Я желаю большого успеха вам и вашей замечательной книге. Пусть ваша поездка закончится удачно. Боже, благослови вас!

С этими словами он нажал на кнопку, и звуки псалма “Коль славен наш Господь в Сионе” понеслись в эфир, пока я отдувался и вытирал вспотевший лоб. Затем мне представилась возможность вспомнить одно очень важное правило жизни, которое учит нас смеяться над собой. Преподобный Джон помахал передо мной густо исписанной архивной карточкой и улыбнулся с весьма довольным видом.

— Мистер Мандино, я очень сожалею, что заставил вас ждать, но вы мастерски справились с этим испытанием. Мне позвонила из Сан-Диего мать, восьмидесятилетняя старушка. Когда мы разговаривали в прошлый раз, она пообещала дать мне старый семейный рецепт морковного пирога.

Смейтесь над миром, но самое главное — смейтесь над собой. Если бы смех продавался в ближайшей аптеке, то ваш семейный врач должен был бы прописывать вам щедрую порцию на каждый день. Поверьте, так жить гораздо лучше.

ПРАВИЛО ОДИННАДЦАТОЕ

Смейтесь над жизнью и над собой. Не в духе уничижения или жалости к себе — нет, смех должен быть лекарством, чудодейственным средством, облегчающим ваши страдания, избавляющим от депрессии и помогающим поместить в надлежащую перспективу все то, что тяготит вас в настоящий момент. Когда вам тяжело, прогоняйте смехом напряженность, тревогу и беспокойство, освобождая свой разум, чтобы мыслить ясно и найти решение, которое всегда существует. Не относитесь к себе слишком серьезно.