Ключи от заколдованного замка

Глава вторая. «МОРСКИЕ, СЕВЕРНОГО ОКЕАНА, ВОЯЖИРЫ»

28 июля вскоре после полудня в Павловскую гавань на острове Кадьяк1 прибыл небольшой отряд из тридцати байдарок. Охотники высадились на высокий каменистый берег, где расположилось селение. В Воскресенской деревянной церкви отпевали покойника, из ее открытых дверей раздавалось печальное пение. Тоненько позванивал церковный колокол.

Крестясь и кланяясь, черноволосые, стриженные в кружок кадьякцы и русские во главе с Иваном Кусковым направились к дому правителя Баранова.

На кухне правителя топилась огромная печь, было жарко, Баранов выпил несколько чашек чая из кипящего самовара и совсем разомлел. Он снял с себя меховую рубаху и остался в русской полотняной косоворотке. Парик он тоже снял и положил на стол. Баранову за пятьдесят. Он небольшого роста, сухощав и подвижен. Лицо выразительное, глаза голубые, ласковые. Он совсем лыс, только сзади немного сивых волос, будто приклеенных к голому черепу.

У крыльца залаяли собаки. Баранов не повернул головы.

— Александр Андреевич, — сказал плечистый промышленный2, появившийся в дверях. — Передовщик Иван Кусков просит тебя на крыльцо.

— Пусть войдет в дом, — отозвался Баранов, утирая пот большим полотенцем. — Что там стряслось? Он забеспокоился, но не показал виду… Партия Ивана Кускова должна промышлять бобра в Чугачской губе.3

В дверях показался высокий и носатый Иван Кусков. Он был очень молод, но деловит и упорен. Баранов любил его и верил ему. Александр Андреевич сразу понял, что передовщик устал. Под глазами черные круги, нос заострился. В огромных руках он мял свою меховую шапку.

— Садись, Ваня, попей чайку.

Кусков бросил шапку на пол.

— Не время чаи распивать, Александр Андреевич… Лебедевский мореход и приказчик Григорий Коновалов много наших байдарок захватил, ограбил сухие запасы, а тех кадьякцев, что не захотели на него работать, забил до смерти. Наших промышленных грозится смерти предать. Говорит, я-де отучу вас в Чугачскую губу плавать. Никаких законов для него нету. Мне, говорит, токмо в Енисейске с долгами рассчитаться да дело свое открыть, а на прочее мне наплевать. Жительствовать я здесь, на Аляске, не собираюсь, и диких мне жалеть нечего…

— Сколько у него русских промышленных?

— Да более шестидесяти наберется.

— А лебедевский передовщик Петр Коломин, как он?

— Петр Коломин не захотел подчиниться Коновалову и очень его осуждает… Тойон Григорий Рассказчик просил тебе передать, что жизни для его народа не стало. Коновалов в аманаты жен ихних хватает. Чугачи к нам в праздник ехали, у нас их дети в аманатах, а коноваловские их силком к себе увели.

Баранов изменился в лице. Непонятно, по какой причине вытер руки о чайное полотенце, висевшее через плечо. Он почувствовал опасность, нависшую над промыслами. Ведь все происходило на глазах туземцев и не могло не озлобить их против русских.

— Григорий Рассказчик просил тебя, Александр Андреевич, приехать. Без тебя, говорит, худо будет…

— Иди отдыхай, — сказал Баранов. — Я все подготовлю. Всех соберу, кто ружье в руках может держать.

Через три дня Баранов приготовился к походу. Небольшая, но удобная к управлению галера «Ольга» с парусами и веслами была вооружена пушками, снятыми с павловских укреплений. В трюме находился изрядный запас пороха, сотня чугунных ядер и товары для торговли с индейцами. Галеру сопровождали две большие байдары с русскими промышленными и сто кадьякских двойных байдарок. Из двухсот широколицых и широкоплечих кадьякцев сорок пять были вооружены ружьями.

Байдары и байдарки — не одно и то же. Байдара русской постройки гораздо вместительнее, может взять на борт двести пудов груза и девять промышленных. Обшивкой ей служат толстые сивучьи шкуры. Длиной байдара обычно десять шагов. Шла она на веслах, но могла ходить и под парусом.

В пути Баранов подробно расспросил всех, кто знал, где расположено селение Коновалова и как оно защищено, крепки ли там постройки.

Однако Александр Андреевич рисковал. У Коновалова в отряде около сотни русских — смелых и хорошо вооруженных людей. И с тридцатью промышленными соваться в логово злобного зверя было опасно. Но Александр Андреевич рассчитывал на удачу. Ему везло, он всегда одерживал победы, и за ним на Аляске утвердилась слава непобедимого, могучего человека.

Двое суток добирались до острова Цукли, ветер был попутный, и всю дорогу шли под парусом. Александр Андреевич вел галеру сам. Он мог проложить курс, взять пеленг. Обладая хорошим глазомером, он точно определял расстояние до берега. И зрительная память у него была отличная — очертания берегов он запоминал с первого раза.

Открылась южная оконечность острова Цукли, холмистая, поросшая лесом. Александр Андреевич опознал мыс по скале с двумя вершинами, торчавшей у самого берега. Он разглядывал берег, сбив на затылок войлочную шапку и прикрыв ладонью глаза.

Целых двадцать часов шли под берегом острова. Миновали много бухт и приметных мысов. Повсюду зеленели леса. Промышленные видели бурых медведей, топтавшихся на прогалинах.

Галера плавно покачивалась. Она то проваливалась куда-то вниз, то поднималась над волнами. От береговых скал глухо доносился грохот океанского прибоя.

У гористого острова Хтагелюк к галере подошла большая лодка с индейцами. Было раннее утро. Погода пасмурная, моросил дождь, с гор наползал синеватый туман. За мысом зыбь прекратилась, и галера шла спокойнее, чуть переваливаясь с борта на борт.

— Это я, Григорий, — раздался голос с индейской лодки. — Мне нужен нанук4 Баранов.

— Я здесь.

Григорий Рассказчик мигом взобрался на борт галеры.

Александр Андреевич принял вождя чугачского племени ласково, обнял и посадил с собой.

— Спаси нас, нанук, — сказал вождь, — и дружба наша станет вечной. Я верю тебе, как и прежде. В знак великого доверия привез тебе в аманаты свою дочь.

— Спасибо, Григорий. Постараюсь помочь. Но что сделал тебе Коновалов?

— О-о, он захватил многих жен нашего племени, убивает и увечит людей. Он грабит наши запасы и страхом хочет заставить повиноваться.

— Я научу его быть вежливым, — твердо сказал Баранов. — Покажи, стало быть, где засел этот разбойник.

Правитель взглянул на дочь вождя. Она была очень красива. Черноволосая, с большими глазами и маленьким, чуть с горбинкой, носом.

Открылся залив Чугач. Александр Андреевич приставил к глазу подзорную трубу. Горы со снеговыми вершинами обступили залив со всех сторон. В расселинах гор лежат вековые льды. Есть и лес, он растет кое-где на горах и падях. Ель и лиственница, ольха и березняк попадаются на глаза. В низинах растут кустарники…

Галера «Ольга» приблизилась к острову, сплошь заросшему лесом, и вошла в глубокий заливчик. В подзорную трубу Баранов видел два деревянных дома на мыске, окруженных бревенчатым забором. На высоком помосте стояли две чугунные пушки.

Галера подходила все ближе. Пушки, а их по четыре с каждого борта, готовы к стрельбе. Сотня кадьякских байдарок сгрудилась возле «Ольги», ожидая сигнала Баранова.

— Ванюша! — обернулся Александр Андреевич к Кускову. — Возьми четырех мужиков да подойди на байдарке к коноваловским хоромам. Смело входи в дом и скажи, что Баранов здеся. Ежели хотят по-хорошему обойтись, пусть своего атамана в железа закуют да приведут ко мне. А похотят заодно с ним быть, пусть на Баранова не пеняют.

— Слушаюсь, Александр Андреевич, сделаю.

Кускова ни на миг не смутила мысль, что приказание Баранова выполнить не так-то просто.

— Иди не мешкая. — Баранов расцеловался с Кусковым. — Бог тебе в помощь. Не спугни только атамана, тихо действуй, по-суворовски.

Байдарка — а на ней пятеро барановских мужиков вместе с Иваном Кусковым — сорвалась с места. До крепости оставалось немного. Суденышко, шурша днищем, ткнулось в берег, и пятеро промышленных ворвались в дом.

— Нут-ка, давай таперя и мы подгребем, — распорядился Баранов, не выпускавший подзорной трубы из рук.

Когда галера подошла на пушечный выстрел, Баранов приказал выстрелить по одному из домов, стоявших за изгородью.

От крыши полетели деревянные обломки. Из избы стали выбегать поднятые с постелей промышленные.

— Что вы за люди, что вам надо? — кричали перепуганные лебедевцы.

— Я правитель Баранов, представляю на Аляске российскую власть. Законом приказываю преступника Григория Коновалова заковать в наручники и привести ко мне на галеру. Даю пятнадцать минут. А к сроку Коновалов не будет закован, объявляю всех вас преступниками.

— Ежели приведем Коновалова, промышлять нам будет дозволено? — спросил кто-то с берега.

— Промышлять вам дозволяю, — ответил Баранов.

Люди бросились в дом, где была пробита крыша. Изнутри послышались выстрелы. Несколько человек выбежали к пушкам и стали заряжать, другие их отогнали. Промышленных, верных Коновалову, оказалось мало. Еще раздалось несколько выстрелов. Из дверей выволокли высокого человека с пшеничными волосами, перепачканными кровью. На глазах у всех ему на руки надели железные браслеты. Коновалов старался ногами ушибить врагов. Поняв бесполезность сопротивления, он застонал и повалился на землю.

— Приведите его на галеру! — крикнул Баранов.

Коновалова подняли, подхватили под руки и поволокли на судно.

— Разбойник, как мог ты опозорить русское имя! — сказал Баранов, когда Коновалова поставили перед ним.

— Самозванец! — закричал Коновалов. — Я выведу тебя на чистую воду! Я покажу, как лживить на честных людей. Ты у меня насидишься в охотском остроге.

— Ах, так!.. Видит бог, я не хотел этого. Но раз ты меня пугаешь, Коновалов, я должен показать, что не боюсь твоих угроз. Я бесчиновный и простой гражданин отечества и признаю законы. Портнов и Сапожников, дать ему сто линьков, пусть успокоится, а опосля запереть в трюме.

Несмотря на угрозы и вопли Коновалова, мера, указанная Барановым, была выдана полностью. Сто линьков — это не так уж много, но и не мало. Присмиревшего передовщика с окровавленной спиной спустили в трюм, за перегородку, уложили на рогожу и закрыли на засов.

— Великий нанук Баранов, — сказал вождь Григорий. — Я расскажу всем о твоем подвиге. Все племена, живущие по берегу и островам до самых теплых мест, узнают о твоей силе. — Он низко поклонился. — Ты железный человек.

На галере собрались промышленные и благодарили Баранова.

После чарки вина Петр Коломин с лебедевскими промышленными погрузился на байдары и отошел к новому месту промысла. Однако многие остались промышлять с Барановым.

На ужин Александр Андреевич пригласил вождя чугачей и его родственников.

Русские и индейцы поклялись, что законы дружбы впредь будут соблюдаться строго.

— Сколько лет твоей дочери? — неожиданно спросил Баранов.

— В этом году исполнилось пятнадцать, — ответил Григорий. — У меня есть еще три дочери и два сына, — с гордостью добавил он.

Александр Андреевич долго сидел молча.

— Григорий, ты великий вождь чугачей и хороший человек. Мне понравилась твоя дочь, и я хочу жениться на ней. Я дам тебе за нее две сотни одеял и много разной утвари.

Вождь чугачей не сразу поверил в свое счастье. Породниться с таким человеком, как Баранов, было бы лестно каждому великому вождю. Получить двести одеял за дочь тоже неплохо. Но обычай требовал не показывать радости.

— Я согласен, — сказал Григорий, свысока посмотрев на родственников. — Бери дочь за две сотни одеял.

— Что я должен сделать, — спросил Баранов, — чтобы было все, как должно быть, когда у вождя берут в жены дочь?

— Надо угостить родственников, сделать подарки и всем объявить, что ты хочешь взять в жены мою дочь.

— Завтра приезжайте все в этот дом, — показал Александр Андреевич на коноваловские строения. — Буду угощать…

— Нет, завтра собрать родичей нельзя, дай сроку три дня.

— Хорошо, — согласился Баранов, — через три дня жду тебя. И дочь тогда привезешь.

Индейцы-чугачи, живущие в окрестностях Чугачского залива, принадлежат к одному племени с кадьякцами. Но по внешности они были близки к якутатским колошам5. Наложили отпечаток многолетние родственные связи.

Вождь Григорий был высокого роста, плечист и осанист. Большие черные глаза спокойно смотрели на окружающий мир. Он был в меру самоуверен и свято чтил дружбу. Как и прочие чугачи, перенявшие многие обычаи колошей, он с детства был приучен своими родителями к терпению и стойко переносил всякие лишения. Он купался в жестокий мороз, мог долгое время переносить холод почти без всякой одежды, с одним шерстяным одеялом, накинутым на плечи. Ради хвастовства, чтобы показать храбрость, мог отрезать себе палец, не моргнув глазом.

По-своему он был честен и мудр.

Вождь Григорий устал от бесконечных войн, ведущихся не только с соседними алеутскими и эскимосскими племенами, но и между своими. Закон кровавой мести — око за око, зуб за зуб — был главным и исполнялся неукоснительно. За обиду отвечали обидой, за рану раной, за смерть смертью.

После победы над Коноваловым Александр Андреевич успокоился. Хотя в разных местах побережья еще промышляли артели других компаний, но они были малосильны и опасности не представляли. Баранов мог теперь единовластно управлять Аляской по своему усмотрению и по своим законам.

Почему Баранов решил взять в жены туземную девушку? Не только красота ее клонила Баранова к такому важному решению. Политические виды, несомненно, играли не меньшую роль. Баранов понимал, что такой брак еще больше укрепит его положение среди туземных племен, во владениях которых ему приходилось действовать. «Если даже половина колошских родов после женитьбы станут ко мне дружественны, я выиграю многое, — думал он. — Мы находимся еще только у входа в места, обильные морскими бобрами. От индейцев, живущих на юге, зависит многое».

Весь следующий день прошел в трудах и заботах. Утром Александр Андреевич выехал осмотреть небольшой лесок, найденный в одном из разлогов Чугачской губы. Промышленные утверждали, что деревья в том лесу пригодны для постройки судов. Деревья оказались и впрямь пригодными для членов корабельных и для обшивки. Встретилось и твердое яблоневое дерево, из которого делали шкивы и блоки. Это очень обрадовало правителя.

По пути Баранов осмотрел устье бурливой речки, впадавшей в залив. Здесь промышленные нашли много кусков каменного угля…

Целый день небо хмурилось, собирался дождь. Промозглый ветер проникал сквозь одежду и заставлял людей, зябко поеживаясь, ускорять шаги.

Вернулись в лагерь к шести часам вечера. От усталости Баранов не чувствовал под собой ног. Он к пище не притронулся и, напившись, по обыкновению, горячего чаю, повалился спать. Засыпая, Александр Андреевич успел сказать Кускову:

— Поставь дозорных. По два пусть стоят.

Кусков, не теряя времени, тут же вышел из дома. Сыпался нудный аляскинский дождь. Он стучал по тесовой крыше, шлепал по лужам, вздувая пузыри. Во время такого дождя на душе делается тоскливо и неприютно.

Могучая океанская зыбь, залитая белой кружевной пеной, шла и шла от юго-востока. Накатываясь на скалистые берега, она с грохотом разбивалась. Несмолкаемый грохочущий гул прибоя был главной особенностью прибрежного края Аляски.

В двух десятках шагов от домика промышленных, где расположился Баранов, раскинули свой табор кадьякцы. Они давно забрались под байдарки и спали крепким сном. Сегодня и у них был праздник, они встретились со своими родственниками, освобожденными из цепких рук Коновалова. Назначив дозорных из русских промышленных, Кусков направился в теплый дом, и вскоре его прерывистый, с раскатами храп влился в общий хор спящих.

Наступила ночь, глубокая и мрачная, без одной звездочки. Океан по-прежнему грохотал в прибрежных скалах. Около полуночи раздался отчаянный вопль. Закричал кадьякский охотник, внезапно во сне пораженный копьем. Почти одновременно раздались выстрелы дозорных. Индейцы в темноте близко подползли к лагерю и принялись колоть и резать спящих. Русские бросились к оружию и в темноте отражали нападающих. Неожиданным неприятелем оказались якутатские индейцы. Они были в воинских доспехах. Деревянные латы, обвитые китовыми жилами, хорошо отражали удары копий и ножей. Лица прикрыты устрашающими деревянными масками, изображавшими морды медведей и волков. На головах высокие и крепкие деревянные шапки.

На многих воинах поверх деревянных лат наброшены претолстые лосиные плащи, не пробиваемые ружейными пулями. В темноте одетые в доспехи индейцы казались сказочными, страшными чудовищами.

— Заряжай! Стреляй! Не пугайся! — раздавались приказы Александра Андреевича.

Он сам в первых рядах руководил боем. Какой-то индеец, бросив копье, попал ему в грудь. Но стальная кольчуга спасла правителя.

Индейцы, повинуясь громкому голосу вождя, дружно вели атаку. Число русских было невелико, промышленные ослабели, но сражались отчаянно, понимая, что помощи ждать им неоткуда.

Колоши, встретив упорное сопротивление и непрерывный огонь из ружей, отступили, хотя на каждого русского приходилось пять неприятелей. Не помогла колошам и внезапность нападения на лагерь.

Бой длился три часа. Колоши отступили, оставив своих убитых. Промышленные захватили пять раненых. Их привели к правителю. В избе чадно горел фитиль в глиняной чашке с китовым жиром. Баранов сидел на табуретке. Он долго рассматривал доспехи на индейцах и даже потрогал их руками.

— Почему напали якутатские колоши на русских? — нарушил молчание правитель. — Ведь между нами не было войны. Я не знал, что ваш вождь коварен, как женщина.

— Великий вождь Илхаки хотел расквитаться с чугачами за прошлые обиды, — сказал рослый индеец, придерживая раненую руку. — Мы ошиблись, не знали, что здесь русские.

— Но почему вы не остановили бой, опознав, кто перед вами?

— Честь воина нам не позволила убегать с поля боя. Ты, великий нанук, мог подумать, что мы испугались.

Баранов подумал, что действительно могла произойти ошибка.

— Вы храбрые воины, — сказал он пленникам, — я не сержусь на вас. Идите к великому вождю якутатов и скажите, что правитель Баранов ждет его. Если правда, что он ошибся, я не буду мстить.

— Ты отпустишь нас? — У индейца сверкнули глаза. — Но ведь это я ударил тебя. Смотри, вот сломанное копье.

— Я вижу, ты привык говорить только правду. Это хорошо. Но за ошибку я не буду мстить. Идите, вы свободны.

Воины молча поклонились и направились к выходу.

— Возьмите байдарку, она осталась на берегу, — вдогонку бросил Баранов.

Правитель горячо поблагодарил всех промышленных:

— Спасибо, молодцы. А теперь отдохнем до утра, колоши больше сюда не вернутся.

Баранов сходил к кадьякцам и тоже поблагодарил их. Охотники дружно сражались с индейцами, и среди них оказалось двенадцать убитых. Русские потеряли троих.

Позавтракали тюленьим жиром с раздавленными ягодами шимши.

— Хороша толкуша, — опорожнив большую чашу, сказал Александр Андреевич, — бодрит, как чарка рому, только в голову не бросается.

Наступил день свадьбы. Вечером приехал к Баранову вождь Григорий Рассказчик вместе с женами, невестой и родственниками. Приехал дедушка невесты по матери, индеец с бронзовым лицом и седыми волосами, падающими на плечи. Александр Андреевич встретил каждого гостя с чашей вина и с подарком. Когда невеста, индианка Ана, склонив голову, подошла к Баранову, он спросил ее:

— Ты согласна быть моей женой?

— Согласна, — тихо ответила девушка. Ей лестно было выйти замуж за властного правителя.

Ана была в праздничном платье. Осанка и все движения ее были изящны и полны достоинства.

Баранов знал, что выдать замуж индианку против воли было нелегким делом, и был доволен ответом.

Александр Андреевич накинул на голову невесты цветастый платок и подарил ей маленькие бриллиантовые сережки.

— Ты будешь называться Анна Григорьевна, — сказал он. — Анна — это твое имя, а Григорьевна по батюшке.

Две сотни красных, зеленых и синих одеял получил отец невесты, вождь Григорий. Это хорошая цена. Пятьдесят одеял получила мать невесты. По двадцать шерстяных одеял получили остальные родственники. Все были довольны и благодарны Баранову.

Одеяла в быту индейцев считались очень нужной вещью. Их употребляли не только во время спанья. Это была повседневная одежда. На праздники и собрания индейцы тоже приходили, закутавшись в одеяла.

За столом было вдоволь толкуши из сырой рыбы, ягод и китового жира в глиняных чашках, прокисшие головы лососевых рыб и юкола, плавающая в жиру. Самым лакомым блюдом был молодой, откормленный на сочных травах горный баран. Его по всем правилам приготовили кадьякцы, как и остальные блюда.

Александр Андреевич щедро угощал всех вином и бражкой. За столом царило веселье.

— Женившись на моей дочери, ты, великий нанук, будешь в родстве со многими тлинкитскими6 поколениями, — говорил довольный почетом, разомлевший от вина Григорий. — Моя жена родом из волчьего племени, а у нее есть родственники из вороньих людей. Чем больше родственников будет у тебя, тем больше славы.

— Рад, очень рад, — ответил Баранов. — И хочу, чтобы все мои родственники жили в мире.

Начались песни и пляски. Чугачи любили повеселиться. В доме стало так шумно, что даже грохот океанского прибоя не мог прорваться в уши гостей.

В разгар веселья промышленный привел к Баранову воина якутатских колошей. Он был в полном воинском снаряжении, деревянную маску держал в руках.

— Великий нанук, меня послал вождь Илхаки. Он хочет говорить с тобой.

— Сколько с ним воинов?

— Двадцать.

— Он может прийти и привести в мой лагерь только десять воинов. Остальные пусть остаются на берегу. Скажи, что я сегодня женился на дочери вождя чугачей Григория.

Через полчаса послышалась громкая воинственная песнь. Это вождь Илхаки и его воины подходили к дому Баранова. Закончив песню, воины пустились в пляс. Едва закончив пляску, они положили своего вождя на меховой плащ и внесли в дом. Десять барановских кадьякцев встречали колошского вождя и помогали его неси.

Встреча произошла мирно. Вождь Илхаки принес извинения в непреднамеренном нападении и преподнес правителю подарок — превосходно выделанный лук и стрелы. Баранов простил его, обласкал, одарил тремя связками зеленых бус.

— Я рад, что ты стал моим родственником, — сказал Илхаки и улыбнулся, показывая все свои зубы. — Мать твоей жены и моя жена двоюродные сестры.

— И я рад, что мы станем большими друзьями.

— Теперь у тебя будет много родственников среди колошских вождей, — добавил Илхаки, — мы часто будем приезжать к тебе в гости.

— Двери моего дома всегда открыты.

— Ты великий и умный человек, нанук, — сказал вождь, — я никогда не буду воевать против тебя.

— Но ты должен примириться с вождем чугачей, Илхаки.

Илхаки опустил глаза и долго не отвечал.

— На моей свадьбе не должно быть врагов, ты слышишь, Илхаки?

Вожди закурили трубки, все вокруг затянулось облаком дыма.

— Хорошо, но пусть Григорий первым протянет мне руку.

— Григорий, подай руку вождю якутатов.

Вождь чугачей поклонился. Вождь якутатов ответил на поклон и прижал к сердцу протянутую руку. Мир был заключен.

Вместе с правителем они выпили по большому ковшу пенистой браги и захмелели. Илхаки решил показать свое искусство и долго вытанцовывал и притоптывал ногами. Когда он свалился от усталости, на круг вышел Григорий. Он всеми силами старался перещеголять вождя Илхаки, вертелся во все стороны, потрясал кулаками, дико вращал глазами и что-то кричал на разные голоса.

Наконец и правитель решил себя показать. Он пошел плясать вприсядку, а два промышленных без отдыха били по струнам балалаек.

Танец правителя пришелся по душе колошам, они громкими криками выражали свое одобрение. Обычно женихи у индейцев в танцах не участвуют, но сильным и богатым все разрешается.

Ранним утром, когда ковш Большой Медведицы повернулся на запад и малые звезды бледнели и сделались невидимыми, вождь Илхаки покинул лагерь правителя. Вслед за ним ушел и Григорий Рассказчик.

Лагерь затих. Высокий и носатый Иван Кусков расставил вокруг лагеря дозорных, а когда вернулся в дом, там все уже спали.

Ровно в шесть утра Александр Андреевич позавтракал с артелью и приказал готовиться к отъезду на Кадьяк. Охотники принялись грузить на галеру купленные у индейцев меха.

— Иван Александрович, — сказал Баранов, — продолжай промысел. Коновалова я отправлю в Охотск, мешать он тебе не будет. Лебедевских промышленных, ежели к нам попросятся, принимай. С колошами живи в мире, даром ни клочка шерсти! За все плати сколько положено.

— Слушаю, Александр Андреевич.

— Отряди четырех русских корабельный лес рубить, пусть подсыхает. На будущий год два корабля здесь построю.

— Где прикажешь морского бобра промышлять?

Баранов подумал.

— Спустись на юг. У ситкинских колошей попробуй. По проливам тамо зверя несощитимо. Однако смотри в оба. Ежели все пойдет по-хорошему, буду на ситкинском острове город ставить.

В полдень галера «Ольга» была готова к походу. Перед тем как выбрать якорь и поставить парус, промышленные пошли проститься с товарищами, убитыми в бою и похороненными на острове. Окружив могилу, сняв шапки, они запели сибирскую похоронную:

Прогремели прощальные выстрелы. Промышленные надели шапки. Великий океан гремел, ударяя в скалы. Все новые и новые волны наступали на каменистые берега.

Попрощавшись с товарищами, промышленные вернулись на галеру, выбрали якорь, подняли парус и, сильно загребая веслами, вышли навстречу кипящим волнам.

На острове Нучек осталось двести байдарок с охотниками-кадьякцами и одиннадцать русских промышленных во главе с Иваном Кусковым.