Сегодня, ранним торопливым утром – рассеянным, холодным и, как окажется позже, немного потерянным – его нервная система вышла из-под контроля. Но сначала был тёплый, стекающий с сердитой вилки ярко-оранжевый желток и сопливый, плохо прожаренный нелюбимый белок; булочка с разбросанными по ароматной зажаристой макушке и сыплющимися при откусывании кристаллами сахара; был еще благородный чай, укрывшийся молочной дымкой. Во всём этом изобильном, сытом, даже чуть переевшем состоянии, облобызав холодную щёку Ларисы, он выскочил, опаздывая на поезд. Дорога потряхивала его и наскоро неплотно набитый угловатый чемодан. Если чемодану было всё равно, то его самого подташнивало, начинали мёрзнуть кончики пальцев. Уже трясясь в машине, он понял, что забыл подходящие к его рыжим волосам такие же яркие кожаные перчатки. Руки, как две змеи, вползли в карманы пальто, чтобы немного оттяпать тепла у пузатого тела. Оказалось, оно совсем не греет. Оно действительно превышало все допустимые размеры; к слову, три года назад на летней свадьбе оно не было таким грузным и печальным. Тогда тело было стройным, хорошо одетым и счастливым. Оно светилось так, как только могут светиться рыжие люди. У них это лучше всех получается.