Книга надписей. Взгляд на библейскую археологию

Стела фараона Мернептаха – «Стела Израиля»

Фараону Египта Мернептаху в исторической перспективе могло весьма не повезти. Имя его, скорее всего, забылось и стерлось бы из истории человечества. Но случилось наоборот. Мернептах – один из наиболее упоминаемых историками фараонов Древнего Египта. Хотя слава его – это слава человека, который неожиданно попал в эпицентр важных событий, и о нем стало известно миру. При этом, как личность, этот человек стоит либо ничего, либо ничтожно мало.

Мернептах встал у кормила страны после смерти своего славного отца Рамсеса II Великого, правившего Верхним и Нижним Египтом около 66 лет (1279—1213 гг. до н.э). Рамсес II – в отличие от своего сына, стяжал и стяжает славу вполне заслужено. Годы правления этого величайшего фараона древности историки считают периодом наибольшего развития Египетского государства. После Рамсеса Великого государство на Ниле начало сначала медленно и неуловимо, а затем все быстрее и быстрее клониться к закату. При Рамсесе II территория Та-Кемет (так назывался Египет на древнеегипетском языке, «черная земля») вновь, после двухвекового перерыва, расширилась до своих максимальных пределов. Рамсес II последовательно повторил завоевательные походы Тутмоса III (фараона XVIII династии, правившего в 1479—1425 гг. до н.э), раздвинул границы Египетской державы до верхнего течения широкой реки Евфрат, заключил – после серии войн – прочный мир с царем Хеттской империи Хатуссили III. Для упрочения мирных отношений с северным соседом, Рамсес II взял в жены одну из дочерей Хатуссили. В доме нового мужа она получила египетское имя Маатхорнефрура и ее необыкновенная, «европейская» красота, как сообщает хронист в надписи на стене храма в Абу-Симбеле, «понравилась его величеству». В то благословенное время наступил региональный мир, период торговли и развития городских поселений, строительства памятников и общественных зданий, храмов и рынков. На дорогах царило спокойствие, шайки разбойников-грабителей караванов «хабиру» затихли и не показывались из-за придорожного холма. Египетские гарнизоны стояли в городках Ханаана, твердо храня «египетский мир» и поддерживая культурное и политическое влияние Та-Кемет на территории «горемычного Ретену». Хеттская держава на севере получила недолгую передышку от многочисленных войн, нападения на нее «народов моря» в то время не приобрели еще разрушительной силы, которую они обретут веком позже. В северной Месопотамии набирала силу новая держава – Ассирия. Это были, воистину, вымоленные у многочисленных богов годы покоя, принесшие свои плоды исстрадавшемуся «плодородному полумесяцу». Но мир – всего лишь состояние отсутствия войны. Пройдет лишь сотня лет – и привычный мир изменится настолько, что мы не узнаем его. Египет охватит кризис, вызванный исполинским переселением «народов моря», основная масса держав «плодородного полумесяца», тогдашней ойкумены, исчезнет. Но для этого должны пройти сто лет. А пока Египтом правил Рамсес II, чья власть, как я уже отметил, простиралась от четвертого нильского порога на юге до верховьев Евфрата на Севере. Взгляните на карту – сегодня на этом пространстве расположено несколько государств: Египет, Израиль, Ливан, Иордания и Сирия! А в середине XIII века до н.э все это была держава Та-Кемет, у руля которой находился фараон Рамсес Усир-Маат-Ра Сетепен-ра («сильный правдой бога Ра, избранник Ра»).

От времен Рамсеса II, до нас дошло совершенно невообразимое, даже по меркам Древнего Египта, количество памятников материальной культуры – от величественных архитектурных сооружений до небольших статуэток, печатей, маленьких амулетов. Рамсес стал для современного обывателя, помимо Хеопса с его пирамидой и Эхнатона с культом солнца, олицетворением собственно Древнего Египта. Скажите про себя слово фараон – сразу же вспомнится имя Рамсес, подумайте о древнем Египте – в памяти всплывут пирамиды, сфинкс, Хеопс и, опять же, Рамсес. Приезжайте в туристическую поездку в Египет – Рамсес будет глядеть на вас своими древними фараоновыми глазами отовсюду, с вывесок магазинов, отелей, сувенирных лавок… даже автомобиль египетского производства выпускался в далекие уже 60-е годы XX века, «Рамсес». Действительно, более чем шесть десятков лет его славного и устойчивого правления стали знаковым событием в истории одного из древнейших государств мира. Мало кто из монархов и правителей современности перещеголял Рамсеса II длиной своего правления. Да и плодовитостью великий фараон тоже отличился – у него было около сотни детей от 6 официальных жен (об одной из них, хеттеянке, мы уже упоминали) и неизвестного досконально числа наложниц. Более десятка царских детей скончались еще при жизни отца, уйдя в мир иной по тем или иным причинам; отец горевал, молился богам, воздвигал детям богатые гробницы и продолжал править дальше. Сыновьям Великого оставалось лишь вздыхать в мечтах о троне, либо перестать думать о принятии на себя государственных забот и заниматься, хотя бы, охотой или коллекционировать печати с жуками-скарабеями. Унаследовать престол Верхнего и Нижнего Египта повезло тринадцатому сыну Рамсеса – четвертому ребенку его третьей жены Иситнофрет, Мернептаху. Именно этого сына дряхлеющий отец приблизил к себе на седьмом десятке лет своего правления, именно ему передал скипетр и двойную красно-белую корону Империи.

Статуэтка Мернептаха, Лувр

Ожидал власти Мернептах долго, и получил ее в более чем почтенном для древнего египтянина возрасте шестидесяти лет. Этот срок и сегодня для многих является сроком начала старения. В Древнем Египте мало кто доживал до столь почтенного возраста, поэтому Мернептах ощущал себя стариком, на которого свалилось тяжкое бремя правления огромной державой. Чувствуя бренность свою и краткость отпущенного богами срока, сын великого Рамсеса постарался проявить себя так, чтобы не посрамить славы отца (заметим, что в любом случае Мернептах не смог бы отлынивать от государственных дел, удить рыбок в придворном пруду, валяться на солнышке, грея пузо и поглаживая по голове любимых служанок – не та порода, не та должность). Правил пожилой фараон энергично, стараясь во всем подражать предкам и совершить как можно больше военных и мирных подвигов за свое десятилетнее правление. Насколько ему это удалось – судить трудно. Иной раз, тень собственного отца бывает настолько густой и темной, что никакими силами не удается выйти из нее даже на краткий миг. Сколько не старайся, о тебе не вспомнят иначе как о сыне того-то и того-то. И если для египтян Мернептах, возможно, забылся как личность через пару десятков лет, ведь народная память коротка, для нас он стал чуть ли не одним из самых известных правителей Египта, чье имя вспоминается не раз, и не два. И вновь – не из-за побед своих (которые он, кстати, одерживал – об этом ниже), а потому, что оставил после себя некий памятник. Рукотворный, но весьма значительный в перспективе исторической.

Здесь стоит сделать некоторое отступление от разбора личностных качеств фараонов и важности их деяний на арене Древнего Востока, и кратко рассказать о роли того человека, без которого мы бы ничего не знали ни о фараонах, ни об истории древнейшего из мировых государств в целом. Поговорим немного о неприметном египетском писце.

В Древнем Египте особо ценилась грамотность. У нее был даже свой особый бог – бог письма Тот. Она давалась лишь богатым слоям населения, причем, и внутри этой категории далеко не каждому приходилось научиться хотя бы начаткам этого знания. Занятия в школе стоили дорого, не все могли позволить обучить своего ребенка читать и писать. Этому в немалой мере способствовало и само иероглифическое египетское письмо и его курсивный, иератический стиль, сложное, малоприспособленное для быстрого заучивания. Шутка ли – выучить более шести тысяч знаков, часть из которых имеет фонетическое, а часть смысловое значения. Такая задача далеко не каждому под силу! Нынешний школьник проклял бы и иероглифы, и египетских богов, и свою тяжелую долю, взвали ему такой груз на спину средняя общеобразовательная школа. Аналогией писцовой школы может послужить мехмат (механико-математический факультет) МГУ – в который поступали единицы и заканчивали еще менее, но это были особые люди! Поэтому прошедший долгую стезю обучения, египетский писец принадлежал к одной из наиболее почитаемых категорий населения, к его особой касте, можно сказать, почти божественной. Многие из представителей этой профессии позволяли возводить для себя гробницы, по пышности сравнимые с гробницами иных малозначительных фараонов (конечно, на собственную пирамиду с аллеей сфинксов писец рассчитывать не мог).

Однако, долгое изучение неповоротливой, ригидной и мало приспособленной для быстрого выражения мыслей системы письма выработало у придворных писцов особый стиль повествования, состоящий из пышных восхвалений в адрес гегемона-царя и его многочисленных подвигов на ниве строительства, войн, жертвоприношений. Любое деяние фараона, сына и любимца богов, сопровождалось пространными и многословными посвятительными надписями, для них не жалели дорогого писчего материала – камня. На граните и диорите, базальте и мягком известняке дошли до нас тысячи надписей, в которых поступки фараонов гиперболизируются до совершенно фантастических масштабов, иной раз совершенно вразрез с исторической правдой. Зачастую каменные летописи сопровождаются барельефами или фресками, на которых устрашающая огромная богоподобная фигура фараона возвышается над маленькими человеческими фигурками воинов, слуг, представителей других народов. Подобная известная надпись, например, повествует о славной победе Рамсеса II над хеттами при городе Кадеше. На самом деле рассказ об этом знаковом для истории Ближнего Востока событии существует и в хеттской версии, с другой, так сказать, стороны фронта. Однако там он оканчивается диаметрально противоположным результатом – по словам хеттского летописца, великий царь страны Хатти, якобы, наголову разбил египтян. Истина, скорее всего, лежала посередине. Как же эти хвастливые хвалебные надписи не были похожи на емкий, афористичный текст библейских хроник, в котором отсутствуют – как класс – восхваления царей и пророков!

Стела Мернептаха, Египетский музей, Каир.

Вернемся к Мернептаху, главному герою нашего повествования. Почти сразу после начала своего правления он затеял серию широкомасштабных военных походов с целью смирить мятежи в провинциях. Мятежи после смерти очередного фараона являлись совершенно обычным делом для населения захваченных этим фараоном земель. Основные походы фараон направил против племен ливийцев4 на Западе, но досталось от египетских войск и Нубии на юге, и «горемычной Ретену», Ханаану (Леванту) на северо-востоке. По приказу Мернептаха, его победы были увековечены писцами и каменотесами в каменных стелах и на стенах храмов. Славный египетский придворный писец не подвел своего сюзерена. Пышные гиперболы, похвалы, сравнение с богами и возвеличивание имени фараона ему удались на сей раз как никогда хорошо. Но из многих, дошедших до нас надписей периода правления Мернептаха, речь пойдет только об одной, выполненной на стеле из прекрасного черного гранита. Заметим попутно, что Мернептах с немалым удовольствием использовал в качестве материала для своих памятников уже готовые камни и стелы из построек, воздвигнутых прежними правителями Египта. И в данном случае он остался верен своей традиции – надпись о новых победах Мернептаха была высечена на обратной стороне стелы Аменхотепа III, фараона великого и известного своими завоеваниями, жившего на полторы с лишним сотни лет до Мернептаха. Если перенести данное действие не более понятную русскоязычному читателю почву, предположим, что при Николае Втором использовали для строительства его памятников постаменты монументов Екатерины Великой. У Мернептаха к монументам времен Аменхотепа III была какая-то особая, очень сильная, любовь. По его приказу камни из архитектурных ансамблей именно этого фараона широко использовались для строительства заупокойных храмов, молелен, статуй Менрептаха. Остается гадать, почему именно Аменхотеп III столь привлек нашего героя своим качественным строительным материалом. Но эти загадки оставим египтологам и знатокам личностей человеческих. Пусть они пытаются через более чем три тысячи лет понять тонкую натуру престарелого фараона.

Египтологи – это особый вид археолога, возможно, наиболее часто появлявшийся в лучах славы и на первых страницах газет начиная с конца XIX начала ХХ века, а раздел археологии, которым оные египтологи занимались, получил свое особое название египтология. Основателем данного направления науки явился великий английский археолог, мыслитель и философ Флиндрес Питри. Именно он проводил раскопки заупокойного храма Мернептаха в Луксоре в 1896 году. Отец египтологии в частности, и современной археологии в целом заслуживает написания о себе отдельной книги. В нашем повествовании мы вскользь упомянем о том, что он провел долгие годы на раскопках памятников Древнего Египта, фактически, проведя планомерные и широкие работы по открытию львиной доли погребенных в песках древнеегипетских городов и храмов. И это – подчеркиваю – почти в одиночку!

Помимо своей практической деятельности, Питри заложил два основных теоретических принципа археологической науки: стратиграфию и хронологию по керамике. Благодаря этим принципам археологи, еще до изобретения радиоуглеродного метода анализа, определяли период, к которому относится тот или иной раскопанный ими объект. Ближе к концу своей долгой насыщенной жизни Питри работал на территории Земли Израиля (в Лахише, Гезере и Иерусалиме) и умер (лишь немного не дожив до возраста Рамсеса II) в Святом Городе Иерусалиме, в бывшей больнице Русской Духовной миссии на улице Яффо, недалеко от стен Старого Города. Отца египтологии похоронили на протестантском кладбище на горе Сион. Над его могилой поставили памятник с древнеегипетским символом «анкх». Именем великого археолога был назван Египетский музей в Каире.

Раскопки Питри производил очень основательно, тщательнейшим образом фиксируя каждую, самую малую, находку. Иероглифические надписи расшифровывались самим ученым, в совершенстве овладевшим древнеегипетским языком. Луксор 1896 года стал одним из звездных мест его научной карьеры. Во время раскопок луксорского храма рабочие нашли упомянутую выше гранитную стелу. На лицевой стороне трехметрового монумента была высечена надпись, прославлявшая фараона Аменхотепа III и размах его строительных работ. В этой надписи не было ничего необычного и представлявшего особый интерес для истории – стандартная посвятительная надпись, не более того. Но когда плиту с трудом перевернули – взору Питри предстала надпись сравнительно более молодая и намного более интересная. Фрагмент надписи – а это был список побед фараона Мернептаха – я привожу в переводе на русский язык. По сообщениям очевидцев, Питри читал ее с огромным волнением. По рассказам современников, великий археолог обладал умением искренне и по-юношески темпераментно радоваться своим открытиям, сохраняя при этом аналитические способности и осторожность настоящего ученого. В данном случае речь шла о «находке всей его жизни».

Как не понять восторга великого археолога? Его руки прикасались к первому внебиблейскому свидетельству существования еврейского народа. Следует пояснить читателю, что Питри раскопал стелу Мернептаха в последние годы XIX века, века, в котором критическое отношение к Библии как к историческому источнику достигло апогея. Труды Юлия Велльгаузена, немецкого ориенталиста из Марбурга, казалось, камня на камне не оставили от библейского текста, доказав его многослойность, противоречивость, и, что было основным в глазах критика, полную неисторичность. Век XIX, железный… век бурного развития техники, век науки, век неверия во все религиозные догмы, век окончательного сокрушения канонов и победного шествия материализма по развалинам клерикальных постулатов. Век революций и войн, пара и бездымного пороха, воздухоплавания и зарождения микробиологии. Как модно было это в то время – критиковать Библию, смеяться над креационизмом, гордо заявить о своем, человеческом «Я» в пику покорности воле Всевышнего. Именно в этом веке возник в гениальном озлобленном сознании немецкого философа Фридриха Ницше призрак Юберменша, начал свои шаги, пока еще робкие, призрак коммунизма, рожденный Карлом Марксом. В XIX веке зародились расовые теории, заплясали язычки мирового костра, в огне которого уже в следующем, ХХ веке сгорят десятки миллионов людей. И вдруг – из глубины веков, из полулегендарного и манящего Древнего Египта голосом давно умершего писца фараона Мернептаха заговорила каменная стела, перекликаясь со словами раскритикованной и опозоренной Книги Книг.

Слово «Израиль» было записано иероглифами, как И-Си-Р-И-А-Р, после чего стояли четыре знака:

– Знак в виде посоха, обозначающий в древнеегипетской иероглифике понятие «враг».

– Фигурка мужчины

– Фигурка женщины

– Три вертикальных черты под ними, обозначающие «много»

В целом этот ребус – вполне обычный для иероглифики – означал в переводе с древнеегипетского языка следующее:

Израиль враждебный народ

Израиль (враждебный народ) – прорисовка иероглифов стелы Мернептаха

Именно о народе, а не о городе и не о государстве повествует нам надпись со стелы Мернептаха. И это удивительным образом совпадает с библейским повествованием о том, как полукочевые племена евреев завоевали землю Ханаанскую и расположились там, проживая, фактически в отдельных небольших сельскохозяйственных поселениях, не образуя, подобно ханаанейцам, городов-государств. В то время весь еврейский народ – согласно библейскому тексту (книги Иеошуа бин-Нуна (Иисуса Навина) и Шемуэля (Самуила)) – управлялся избираемыми народным голосованием судьями «шофтим» и не имел настоящего монархического правления, то есть, жил общинным строем. Таким образом, судя по надписи Мернептаха, уже в конце XIII века до н.э племена под общим названием «Израиль» проживали на территории Ханаана (Земли Израиля) и подверглись, согласно похвальбе фараона, полному уничтожению.

Оставим гиперболы на совести ныне покойной царственной особы, отдадим дань особому стилю написания подобных хроник. Не единожды «полностью уничтоженные» египетскими войсками города, страны и народы возрождались словно феникс из пепла, чтобы следующий фараон вновь гордился их уничтожением перед потомками в последующих надписях, пока не погас постепенно тот великий светоч мировой цивилизации, который называется древнеегипетской культурой.

Стела Мернептаха, как я уже заметил выше, является первым и древнейшим упоминанием о еврейском народе вне библейского текста. Во многом благодаря данной стеле, имя сына Рамсеса, имевшего все шансы полностью затеряться в тени славы отца, громко звучит в мировой истории. Некоторые египтологи пытались подвергнуть критике расшифровку текста стелы, но сегодня существует консенсус по поводу значения надписи. Стелу Мернептаха часто именуют также «стелой Израиля». Она находится в Каирском Египетском музее, богатейшем хранилище всего, что связано с цивилизацией Древнего Египта.

Сразу хочу отметить, что библейский текст, несмотря на несомненную историчность, не является хроникой истории еврейского народа как таковой. Подобные хроники существовали, и о них есть упоминания («Книга деяний царей Израиля», «Сефер а-Яшар» и др.), но далеко не все исторические события упоминаются в тексте Книги Книг. Поэтому в тексте Библии нет упоминания о походе Мернептаха. Зато есть доступно и ясно рассказанная история о походе другого египетского фараона. Она очень четко перекликается с надписями, выполненными по приказанию фараона Шешонка на Бубастийском пилоне храма бога Амона в Карнаке. Давайте рассмотрим поподробнее этот интереснейший момент истории взаимоотношений евреев и египтян.

Бубастийский портал Карнакского храма

Со времен царствования фараонов Рамсеса II и Мернептаха до похода фараона Шешонка прошло три сотни лет. Три века – огромный срок по историческим меркам. Именно те триста лет, которые отделяли Мернептаха от Шешонка, очень интересны для историков и социологов. В этот период весь тогдашний цивилизованный обитаемый мир – «Плодородный полумесяц» – перетерпел трансформацию, известную у историков и археологов как «кризис Бронзового века». Железо сменило бронзу во всех сферах жизни – от сельского хозяйства до оружейного дела, в некоторых государствах этот процесс произошел быстро, а кое-где шел с трудом, по тем или иным причинам. Варвары, вооруженные железным оружием, обрушились на старые государства «Плодородного полумесяца», они шли ордами, угрюмые, уверенные в себе. Их плотники строили корабли, на которых они переплывали зеленые воды Средиземноморья. Варварские племена изгоняли и вытесняли другие народы – и те тоже начинали кочевать в поисках новых земель. Процесс этот начался еще в середине XIII века до н.э, в те годы египетский фараон Рамсес II был вынужден вести войну с племенами шарданов, явившихся из неизвестных египтянам земель. Одержав победу над неведомым племенем, великий Рамсес создал из них свою гвардию, чуждую мысли о мятеже, преданную правителю и яростную в бою. На египетских изображениях эпохи Рамсеса II можно увидеть шарданов в полном боевом облачении, в двурогих шлемах, с длинными мечами. Египетский язык не знал гласных букв, поэтому чтение «шарданы», принятое большинством египтологов, условно, на самом деле иероглифы передавали лишь цепочку согласных звуков ш-р-д-н. Часть современных историков соотносит шарданов с сардинцами, населением одноименного острова в западном части Средиземного моря. Та самая гвардия, состоящая из этих воинственных чужеземцев, спасла фараону жизнь в битве при Кадеше. А если бы Рамсес II погиб при Кадеше, история Ближнего Востока могла пойти совершенно другим путем.

Вскоре надписи фараонов зафиксировали дальнейшее продвижение «народов моря» и очередные победы войска Верхнего и Нижнего Египта над теми племенами, чьи имена читались как экуэш (ахейские греки), дэнуэн или данауна (данайцы, «приносящие дары», хорошо известные нам по Илиаде), дарданой (дарданы), пэлесэт (филистимляне, на иврите «плиштим», «вторженцы», народ-соперник евреев), текер (троянцы, те самые, чей «град был разрушен» ахейскими греками), шекелеш (сикулы, тоже народ троянского происхождения) и другими. Упомянутая в предыдущей главе стела Мернептаха, рассказавшая нам об уничтожении «семени Израиля», одновременно повествовала и о том, как этот фараон победоносно сражался на пятом году своего правления с объединенными силами «народов моря» и заставил их отступить. Но наиболее богатым событиями, связанными с «народами моря», считается у историков царствование Рамсеса III (1185—1153 гг до н.э), при котором нападения «народов моря» на Египет следовали беспрерывно одно за другим. На пятом и восьмом году своего правления Рамсес III одержал над ордами чужеземцев убедительные победы. В морском сражении у Рохаута корабли пришельцев потерпели сокрушительное поражение от военного флота египтян. На барельефах, высеченных по приказу Рамсеса III, египетские корабли с тараном в виде головы льва поражают борта длинных приземистых остроносых кораблей пришельцев (сходные корабли есть на критских рисунках). Связанные и обессиленные, идут в плен «народы моря», легко различимые по шлемам с перьями, и набедренным повязкам, отличным от египетских.

Египетский военный корабль атакует корабль «народов моря». Прорисовка барельефа из храма в Мединет-Хабу, Египет.

В результате долгого ряда военных поражений, «народы моря» перестали вторгаться в Египет и расселились по берегам Восточного Средиземноморья, некоторые из них отплыли на запад к островам Сардиния, Корсика и Сицилия, и к Апеннинскому полуострову. Но и Египетская держава не смогла выйти из многолетней борьбы с чужеземцами не понеся потерь. Империя фараонов устала воевать, силы египтян истощились, уменьшилась численность армии, которую стало накладнее содержать. В результате этих внутригосударственных бед, как сказали бы сегодня, экономического кризиса, египетская гегемония на территории Ханаана сначала уменьшилась, а затем и вовсе исчезла. Ушли из небольших ханаанских городов-государств египетские гарнизоны. Побережье Леванта заняли филистимляне, тевкры, данайцы (в районе нынешнего Дора в Израиле). Со стороны Синая и восточного берега Иордана в Ханаан пришли еврейские племена, начавшие войны как с местным западносемитским населением, тождественным им по крови и языку, так и с пришельцами-филистимлянами. История завоевания Ханаана, борьбы с филистимлянами, ханаанеями, моавитянами, аммонитянами и другими народами подробно изложена в библейских текстах. В это смутное время Египет уже совершенно не претендовал на полный контроль над Ханааном, сотни лет твердой фараоновой власти над «горемычным Ретену» подошли к концу. Ослабленная борьбой с народами моря, великая империя клонилась к закату, и новых ее правителей более не интересовали земли за пределами Синайского полуострова. Точно так же перестала интересовать эта земля и живших к северу от неё хеттов, чья держава развалилась и исчезла с политической карты тогдашнего мира в результате беспрерывных набегов народов моря. Хеттское государство никогда не возродилось более в полном объеме. Ассирия испытывала тяжелый упадок. Греческие города-государства микенской культуры исчезли, сметенные вторжением дорийских племен. В образовавшемся «вакууме» начали появляться новые государства – Израильско-Иудейское царство, Хамат, Дамаск, северосирийские города-государства. Объединенному Израильско-Иудейскому царству в правление царя Давида на короткое время удалось подчинить себе не только весь южный Ханаан (собственно Израиль и Иудею), но и начинавшее набирать силу Дамасское царство и Хамат, расположенный еще далее к северу. Исторические сведения об этом периоде в основном дошли до нас из библейских текстов, многие историки не склонны признавать их историчность (зачастую из конъюнктурных соображений)5. Как бы то ни было, век объединенного Израильско-Иудейского царства, окрепшего в борьбе с народом моря – филистимлянами (плиштим на иврите, пелесэт по-древнеегипетски) оказался недолог. После блестящего правления царей Давида (1003—970 гг до н.э) и его сына Шеломо (Соломона, 970—930 гг до н.э) еврейское государство раскололось на северное царство Израиль и южное – Иудею, столицей последней оставался Иерусалим. Иудеей продолжала править династия Давида в лице его внука Рехавама (Ровоама, 930—911 гг до н.э). Дамасское царство получило самостоятельность и начало войны с Израилем и остальными соседями. А небольшая Иудея подверглась нашествию египетского фараона Шешонка (945—924 гг. до н.э). Попутно заметим, что не избежал этой участи и Израиль.

Бубастийский портал храма в Карнаке в наши дни

Основатель новой египетской царской династии Шешонк (Библия называет его Шишак или Шушак (в Септуагинте), в русском переводе – Сусаким) происходил не из египетского народа, он был ливийцем, потомком предводителей ливийских наемников при дворе египетских фараонов. Ливийцы – народ, обитавший к западу от Египта – часто воевали со своим намного более могущественным соседом. Однако, терпя поражение за поражением в войнах, они постепенно проникали в Египет как переселенцы, получали земли на западе страны, служили в египетской армии и становились настоящими египтянами – по культуре и поведению. Шешонк являлся представителем шестого поколения знатного ливийского рода, переселившегося в Египет. Взойдя на престол Египта, он изначально вел себя миролюбиво по отношению к северному соседу – Израильско-Иудейскому царству. Царь Соломон женился на дочери Шешонка, получив за ней в приданное город Гезер (населенный хананеянами и окруженный мощными крепостными стенами город в прибрежной полосе нынешнего Израиля. К городу Гезер мы еще вернемся в главе об ивритских надписях – Л.В). Но помимо мирной политики, мудрый Шешонк готовился к войне, принимая у себя сбежавших от гнева царей Израиля врагов Давидовой династии. Одним из них был Иаровоам (Иеровоам), будущий царь Израиля, отделившийся от Иудеи после смерти Соломона. Несомненно, Египет приложил руку к раздроблению еврейского государства, чтобы вновь попробовать подчинить себе Ханаан и поживиться большими сокровищами, собранными в Иерусалимском храме при Давиде и Соломоне.

Неудивительно, что сокровищница Иерусалимского храма манила к себе Шешонка – за более чем 70 лет правления Давидовой династии в Иерусалим стекались довольно большие пожертвования в храмовую казну. Торговый флот иудеев ходил вместе с флотом братьев по крови и языку – финикийцев – в Таршиш, в Пунт, по средиземноморью и по акватории Красного моря. В городе Эцион-Гевер6 функционировал морской порт, выстроенный при Соломоне. Еще недавно полукочевые-полуоседлые иудеи, жившие в нагорье, стали богатым и развитым народом. Шешонк не мог не вспомнить своих великих предшественников, совершавших походы на Ханаан – Сети I, Тутмоса III, Рамсеса II. Его, Шешонка, слава должна затмить их подвиги, а сокровищница Храма Иудеев пополнить оскудевшие сокровищницы храмов Египта.

На Бубастийском пилоне храма Амона в Карнаке сохранилась в довольно хорошем состоянии надпись Шешонка. Она традиционно начинается с похвалы, которую воздает ему бог Амон

Впервые надпись Шешонка заинтересовала ученых тогда, когда ее смогли прочесть. Честь первого прочтения принадлежала самому Франсуа Шампольону, гениальному французскому лингвисту, благодаря которому «заговорили» египетские иероглифы. Вот, что написал Шампольон об этом событии:

На пилоне видны частично сохранившиеся 150 картушей с названиями городов и местностей, завоеванных Шешонком в Ханаане. Часть из них сохранилась достаточно хорошо, чтобы можно было разобрать названия Арад, Иуд-а-Мелек (именно это название Шампольон трактовал как Иудея, хотя современные египтологи избегают столь очевидной связи, невразумительно трактуя это название как «непонятный Йудхамелек»), Бейт-Анатот (рядом с Иерусалимом), Бейт-Хорон, Кирьят-Яарим, Гивон (к западу и северо-западу от Иерусалима), Суккот, Маханаим в Заиорданье – города Иудеи. Упоминаются Негев (пустыня к югу от Иудеи) и Аялонская долина. Не пощадил Шешонк и Израиль, разрушив Бейт-Шеан, Таппуах, Таанах, Афараим, Адораим, Рехов, и Мегиддо. В том же Мегиддо археологи обнаружили часть победной стелы с именем Шешонка. Подобную стелу нашли и в Библе, к северу от Израиля и Иудеи.

Пленник с надписью Йуд-а-Мелек. Обратите внимание на семитские черты лица. Древние египтяне очень точно изображали расовые черты своих пленников

Надпись фараона Шешонка содержит большое количество географических названий, имеющих четкие параллели с названиями израильских и иудейских городов из Библии. Настолько четкие, что можно определить направление походов фараона внутри завоеванной им страны.

Судя по надписи на Бубастийском портале храма Ипет-Исут, Шешонк завоевал весь Ханаан и привел в Египет большую добычу. Но этот поход был – фактически – лишь грабительской экспедицией, ставшей возможной после ослабления и разделения Израильско-Иудейского царства. Египтяне уже не могли как ранее укрепиться в Ханаане. Несмотря на военное поражение, Израиль и Иудея сохранили независимость и продолжали функционировать как государственные образования. Время военных побед и завоеваний в регионе для египетской державы закончилось. На востоке, в междуречье рек Тигр и Евфрат, на другом конце «плодородного полумесяца» поднималось новое государство, новый колосс, сокрушить который сопредельные ему страны были не в силах. Колоссу было суждено стать первой империей Ближнего Востока. Называлось это царство Ашшур. Ассирия.

Обелиск из Карха

Ассирийская империя – первая империя в мире – вышла на мировую арену далеко не сразу после своего основания. Началом ее, ядром и историческим центром стал город-государство Ашшур, один из многочисленных городков на пестром одеяле месопотамских малых государств по всей территории Шумера и Аккада. Во времена Третьей династии Ура7 (2111—2003 годы до н.э) Ашшуром управлял наместник шумерского царя. Но шло время, Ашшур постепенно подчинял своей власти соседние города – кого силой, а кого династическими браками. Первым значительным правителем Ашшура (эдакий Иван Калита на ассирийский лад) стал Шамшиадад I (1807—1774 гг. до н.э), у которого получилось на короткое время создать державу, охватившую всю Месопотамию, и даже часть северосирийских городов признали его власть. Рыхлая протоимперия Шамшиадада I рухнула после его смерти. Процесс «собирания земель вокруг Ашшура» продолжался еще сотни лет, достигнув своего апогея ко второй половине второго тысячелетия до новой эры. Город-государство исчез – на его месте появилось государство-завоеватель. Чреда царей-победителей, царей-покорителей, чьи скульптурные изображения украшают сегодня залы музеев, славных своими бесконечными грабительскими походами, принесла Ассирийской империи репутацию безжалостной, жестокой, несокрушимой военной машины. Волею судеб, память об ассирийцах сохранилась прежде всего в библейских текстах, как в единственных древних текстах, прошедших сквозь века без изменений и распространявшиеся во многих изданиях.

Древнегреческий историк Ксенофонт, в трудах которого можно встретить любые басни и сказки о различных отдаленных народах и странах, об Ассирии и ее славном прошлом не знал ничего. А ведь и трехсот лет не прошло с тех пор, как первая империя Ближнего Востока окончательно пала в борьбе с Вавилоном и Мидией (в 608 году до н.э). Более тысячи лет насчитывала история Ассирии – начиная с маленького города-государства Ашшур и заканчивая государством, в границах которого «уместились» все земли «плодородного полумесяца», включая Египет! Как мало времени должно было пройти, чтобы история этого колосса стала «делами давно минувших дней».

Тем не менее, библейские книги надежно хранили информацию об Ассирии, именах ее царей и названии ее столицы. Книга пророка Ионы, например, четко говорит о Ниневии, великом и нечестивом городе, в котором

В исторической части Библии – книгах Царей – содержится немало ценной информации о войнах, которые вели Иудея и Израиль с Ассирией. Раскопки, которые предприняли первые археологические экспедиции в районе нынешнего Ирака, разбудили спящие под огромными холмами песка и камней города Ассирии; на свет появились, после двухтысячелетнего молчания и забвения, архивы царских дворцов Ниневии, Калаха, Ашшура. Имена этих городов Библия сохранила, а сухая глинистая почва Месопотамии сберегала их погребенные под глинистыми холмами останки более 2000 лет до того дня, когда их коснулась лопата археолога. Были открыты фундаменты огромных дворцов, храмов, барельефы со сценами захвата городов и охотничьими подвигами ассирийских царей и их свиты, бородатые исполинские статуи, каменные стелы с надписями, сотни тысяч клинописных табличек – великая цивилизация древности, вставшая фениксом из пепла, стала достоянием нового времени. Многие ассирийские тексты не только перекликались с библейскими, но и во многом дополняли их фактологически. От ассирийской версии истории о Всемирном потопе до исторической хроники об убиении царя Синаххериба его мятежными сыновьями Ардамелехом и Сарэццером (Ардамаликом и Саруссуром ассирийских летописей) – множество сюжетов совпадали до удивления точно. Перекличка текстов и совпадения в них не прошли незамеченными. Многие историки ухватились за эти параллели в текстах, чтобы обвинить авторов Библии во вторичности и в заимствовании сюжетов и мыслей у «мудрецов древней Ассирии». Эта точка зрения жива и муссируется до сих пор как солидными историками Древнего Востока, так и горе-блогерами. Нам кажется, что, сравнивая ассирийские и древнееврейские тексты следует говорить не о заимствовании сюжетов, а об описании одних и тех же событий разными авторами в совершенно разном ключе. Всемирный потоп в ассиро-вавилонских хрониках подан в совершенно ином роде, нежели в тексте библейской книги Берешит (Бытие), с различиями не только в фактах, но и в трактовке события, во взгляде автора на различные моральные аспекты потопа. Хочу сразу заметить, что поиск параллелей и отрицание сходства между текстами ассиро-вавилонских и шумерских хроник выходит далеко за рамки нашей книги, и сосредоточусь только на тех «историях из истории», которые непосредственно связаны с нашим повествованием. Этим я предоставлю заниматься энтузиастам вроде Сэмюэла Крамера, автора отличной научно-популярной книги «История начинается в Шумере».

Вся долгая история Ассирии – это хроника военных походов, завоеваний, покорения соседних стран и городов, выселения их жителей, собирания окрестных земель в огромную территорию государства бога Ашшура. Начиная от Тиглатпаласара I (Тукульти-апал-Эшарра, 1115—1076 гг. до н.э), после «кризиса бронзового века», ассирийские цари устремились на запад, используя слабость Хеттской империи и Египта. В северной Сирии в это время появился ряд городов-государств, независимых, но в военном отношении неспособных поодиночке противостоять боевой машине Ассирии.

Ассирийская армия еще до реформ царя Тиглатпалассара III (об этих реформах мы расскажем в одной из следующих глав нашего повествования) представляла собой высокоорганизованные и хорошо вооруженные отряды тяжелой и легкой пехоты, конницы и колесничные воинские подразделения. Она набиралась в основном по рекрутскому набору, причем воинам платили достойную долю их добычи. Ее особенностью являлась железная дисциплина и полное подчинение низшего командного состава высшему.

Предположительно тактика действия ассирийской армии была следующей. Сначала в бой вступали легковооруженные воины, осыпая противника стрелами и камнями из пращей (часто они действовали под прикрытием щитов тяжеловооруженной пехоты). Затем на расстроенного и ослабленного противника обрушивалась конница и колесницы (с флангов) и строй тяжеловооруженных воинов (с фронта). Прекрасно тренированная, вооруженная качественным железным и бронзовым оружием, армия ассирийцев не знала равных себе соперников. Ассирийские колесницы считались самыми мощными на Ближнем Востоке. Запряженные тройкой лошадей, они оковывались броней и несли экипаж из трех воинов. С такой военной силой цари Ашшура могли завоевывать огромные территории, наводя на врага страх одним только фактом своего существования. Многие мелкие, и даже крупные правители предпочитали сразу приготовить денежные подношения ассирийским царям и широко раскрыть ворота городов перед их армиями.

Мощная, дисциплинированная и боеготовая ассирийская армия вторжения стояла в 853 году до н.э у восточного берега Евфрата, готовая форсировать реку во славу богов Ашшура, Адада и Нинурты. Во главе ее находился царь Салманасар III (Шульману-Ашшаред по-ассирийски), сын Ашшурнасирапала II.

Монолит из Карха, Британский музей, Лондон

История похода и побед была высечена на обелиске, который с годами был заброшен и похоронен под слоем земли.

Его нашла британская археологическая экспедиция Джона Георга Тейлора в городе Карх (ныне Уктепе в бостане Диарбакыр в Турции) в турецком Курдистане в 1861 году. Вот как рассказывает об этом сам Тейлор

Размеры стелы – 2,2 на 0,87 на 0,23 метра. Она высечена из желтоватого известняка. Клинописная надпись на стеле пространно повествует о победах Салманассара III. Самая значительная битва, описание которой сохранилось на обелиске – битва при Каркаре. В ней войскам Салманассара противостояла мощная военно-политическая коалиция 12 государств региона. Небольшие государства сплотились перед ассирийским вторжением, памятуя древнюю восточную мудрость о том, что каждый прутик легко сломать, а связку прутьев сломать невозможно, сколько не старайся. С огромным интересом и нетерпением археологи расшифровали список союзных государств. Взглядам изумленных археологов предстали два «старых знакомца», имена которых были им прекрасно известны по библейским текстам – книгам Царей и Паралипоменону. Это были Бар-Хадад II (он же Адад-Идри ассирийского текста, он же Бен-Хадад библейских книг), царь Дамаска и Ахав Израильтянин – царь Израиля Ахав бен-Омри, жизнь и история царствия которого подробно изложены в Библии. Помимо этого, в надписи на стеле находится самое древнее в истории упоминание арабов.

Заметим, что до находки обелиска из Карха имена этих царей были известны только из библейского текста, и некоторые критики Писания ставили личности этих правителей под сомнение. А были ли на самом деле Бар-Хадад с Ахавом? Вдруг это герои мифов и сказок, написанных в V веке уже новой эры еврейскими раввинами? Вроде Тезея или Геракла, или Персея?

Приведем текст о битве при Каркаре полностью. Он представляет собой великолепный образец ассирийских хвалебных надписей. Отметим, что в первых строках надписи на обелиске царь Салманасар предстает как избранник богов, возносящий молитвы своим небесным покровителям. Затем следует победная реляция:

Этот каменный документ – не единственное описание битвы при Каркаре, дошедшее до нас от Салманасара III. Есть еще 5 текстов (!), каждый из которых в примерно одинаковых выражениях рассказывает об этой замечательной победе великого царя-завоевателя. Один из них – на обелиске из Нимруда. Тем не менее, если бы Салманасар III каким-либо чудом появился сегодня перед журналистами, на пресс-конференции ему пришлось бы отвечать на несколько весьма неудобных вопросов, главный из которых – почему его армия вернулась в родные пенаты после столь знаменательной победы, а не двинулась далее на юго-запад, например, чтобы окончательно покончить с наглецом Бар-Хададом и его израильским союзником? Почему в последующих надписях Салманасара III покорившиеся ему однажды города вновь подвергаются завоеванию и порабощению? Может быть, победа ассирийского царя была пирровой, или вовсе не стала победой? А, может статься, коалиция царей во главе с Бар-Хададом, Ахавом и Ирхулини нанесла ассирийцам поражение и, хотя бы временно, укоротила их завоевательный пыл? То есть, выражаясь простым языком, не отхватил ли Салманасар со своей армией по щам от еврейских и сирийских воинов?

Как бы то ни было, данная коалиция оказалась непрочной. Как обычно бывает в истории, союзники очень скоро начали люто ненавидеть друг-друга. Ахав и Бар-Хадад рассорились, и принялись воевать. В Израиле возникла целая придворная партия, убеждавшая царя Ахава в том, что «Рамот-Гилеад (город на Голанских высотах, бывший под властью Дамаска) был наш и сейчас наш, и надо бы его забрать назад». Ахав послушался и в союзе с иудейским царем Иеошафатом направился во главе армии в Сирию. В битве за Рамот-Гилеад Ахав стоял против Бар-Хадада на собственной колеснице, удачно поражая дротиками воинов противника. Но и те не дремали и не собирались сдаваться без боя – почти в самом начале сражения удачно пущенная из лука вражеская стрела поразила израильского царя сквозь швы доспехов, и хотя Ахав мужественно сражался против сирийцев до самого конца битвы, смертельная рана не дала ему руководить боем до конца, и вскоре его тело привезли в Шомрон, столицу Израиля, а колесницу, залитую кровью, опустили в бассейн на дворцовой площади. Вода выплеснулась вместе с царской кровью, и – как рассказывает нам хроника – псы лизали кровь Ахава. Сирийцы торжествовали победу, но и им недолго осталось радоваться своей независимости. Вскоре немолодой уже Бар-Хадад II был убит и на престол Дамасского царства воссел Хазаэль (Азаил)), последний царь арамеев. Хазаэлю было суждено в 839 году до н.э испытать горечь поражения от Ассирии.

В чем особая ценность надписи на монолите из Карха? Дело в том, что битва при Каркаре не упомянута ни в библейских текстах, ни у Иосифа Флавия, автора полной истории евреев. По всей видимости, данный эпизод истории Израиля не был включен в анналы по политическим причинам. Ахав, царь Израиля, женатый на финикийской принцессе Йезевель (Иезавель), являлся и до сих пор является одним из наиболее противоречивых личностей в еврейской истории. С одной стороны, он великий воин и яркая, смелая, трагическая фигура. С другой стороны, ему принадлежит сомнительная слава гонителя иудейской религии, грешника и сторонника языческих обычаев. Поэтому, скорее всего, участие израильтян в битве при Каркаре современными Ахаву историками-иудеями не принималось во внимание в качестве факта значительного и судьбоносного. К сожалению, возможно, по этой причине, древние еврейские тексты обходят битву у Каркара молчанием.

Небольшая голова неизвестного царя – предположительно царь Израиля Ахав или царь Дамаска Бар-Хадад, или царь Тира Итобаал. Музей Израиля, Иерусалим, фото автора.

Тем не менее, ассирийские источники восполняют для нас этот эпизод израильской истории – героический и судьбоносный для царя Ахава. И за это нам остается лишь поблагодарить безымянного ассирийского хрониста.

Стела Меша

Моавитянам положительно не повезло как народу. От их цивилизации осталось крайне мало объектов материальной культуры, а что касается культуры духовной – помимо нескольких фрагментарных, и одной крупной эпиграфической надписи (о ней ниже) моавитяне ничего не оставили после себя. Их реноме простому читателю известно из библейских текстов – в Библии моавитяне не только представляют из себя врагов еврейского народа. Они его самые близкие родственники, но очень плохие родственники, родившиеся в результате чудовищного кровосмешения, инцеста.

Племянник праотца Авраама Лот остался без жены, и тогда его дочери, напоив отца вином, возлегли с ним как с мужем, и от них произошли Аммон и Моав – два народа-ублюдка. Эти народы поселились в Заиорданье, гранича с Землей Израиля, и весь период XII – X веков до н.э пытались завоевать евреев и поработить израильские племена. Иной раз им это удавалось, при царе Эглоне8 моавитяне правили Землей Израиля, и были изгнаны оттуда шофетом (судьей) Эхудом бен Герой (Аод сын Геры в синодальном переводе), хитростью проникшему к царю Эглону и заколовшему его мечом. Помимо Библии имя моавитского царя Эглона нигде более не упоминается. Во всяком случае, до сего дня не найдено иного документального подтверждения его существования. Что, при минимальном количестве оставшихся от моавитян памятников, неудивительно. Впрочем, раскопки на земле Моава, в нынешнем государстве Иордания, проводились довольно мало и неэффективно. Возможно, в будущем ситуация с нахождением моавитских документальных памятников изменится к лучшему.

Судьба небольшого моавитского государства мало известна и в письменных источниках из других стран. Анналы египетского фараона Рамсеса II упоминают о моавитянах, как о враждебных племенах, взбунтовавшихся против фараоновой власти вместе с «шасу». На успокоение бунта фараон послал армию. Любопытно, что на египетских рисунках моавитяне совершенно не отличны от остальных ханаанеев, их волосы точно так собраны в пучок и аккуратно связаны сзади. «Шасу» же, обитатели гор к югу от Мертвого Моря имеют растрепанные, похожие на нынешние «расты», волосы.

Стела царя Меша. Лувр

Для евреев моавитяне были народом-братом как по крови, так и по языку. Но религиозная пропасть отделяла народ Единого Бога и поклонявшихся Кемошу моавитян. Помимо Кемоша, местного божка, моавитский народ почитал и остальных богов и богинь общеханаанского пантеона – Ашейру, Анат, Баала, Хадада и других. Алтари и священные рощи являлись неотъемлемой частью пейзажа засушливого плоскогорья на той стороне Мертвого моря и реки Иордан, где обитал моавитский народ.

Итак, наиболее подробно рассказывает нам о Моаве библейский текст. Фрагментарно – египетские летописи. Анналы ассирийского царя Асархаддона (тот самый Асархаддон, о котором прекрасный русский поэт Валерий Брюсов написал одно из своих лучших стихотворений) повествуют о том, что подвластные ему моавитяне прислали своих солдат в ассирийскую армию во время похода на Египет. Mоав, по всей видимости, так и не возвратил себе независимость, после развала Ассирийской империи, его земли достались Вавилонскому царству, а затем Заиорданье стало частью империи персидских царей. В конце III – начале II веков до н.э на территорию Моава переселились кочевые племена набатейцев из Аравийского полуострова, вытеснив и ассимилировав коренное население. Более ничто о Моаве нам не известно.

Если бы не кровное родство с авторами Библии и не непосредственное соседство с ними, о Моаве вряд ли вспоминали бы историки. Разве что это название всплывало бы в качестве перечисления покоренных Ассирией и Вавилоном территорий. Но этот народ оставил в мировой истории два памятника. Один – как это не странно звучит – моавитское происхождение прабабки царя Давида. Второй, о котором мы расскажем вам в этой главе, стела царя Меша.

Удивительно, но именно эта стела, выполненная из черного базальта, и дошедшая до нас разбитой на куски, проливает свет на страницы израильско-моавитского конфликта. Почему-то именно народ, оставивший так мало письменных источников, донес через века до нас этот необычайно важный археологический памятник. Точнее, два памятника – о надписи Билама, найденной на территории Моава, авторство которой моавитянам не принадлежит, мы поговорим в другой главе.

Каменные стелы являлись на Ближнем Востоке памятниками воинской славы и историческими анналами, а, иной раз, и кодексами законов. О стеле царя Хамураппи (1795—1750 гг до н.э) известно многим, кто хоть раз погружался в глубокие темные воды древней истории. Прочно вошли в историю такие замечательные каменные памятники как стела Нарам-Суэна, «стела коршунов», фараоновы памятники из Египта и ассиро-вавилонские памятные обелиски, об одном из которых мы уже рассказали в прошлой главе. «Камень Меши» моложе базальтового столпа Хамураппи на добрые 900 лет, но, несмотря на то, что на нем не записаны многочисленные параграфы законов, исторические анналы с этой стелы говорят о многом.

Царь Моава Меша поставил стелу из черного прочного базальта в столичном городе Дивоне в ознаменование своей победы над Израилем. Следует отметить, что до этой победы, начиная с царствования Давида и заканчивая царствованием Ахава Израильтянина, Моав находился в прямой вассальной зависимости от еврейского государства. Лишь во времена царя Израиля Йегу (в русском синодальном переводе Библии Йиуй) Моав смог на короткое время освободиться от израильского контроля.

Фредерик Август Клейн – так звали немецкого миссионера, путешествовавшего по Трансиордании в середине XIX века. Этому человеку принадлежала честь быть первым европейцем, увидевшим стелу царя Меши. История подобных находок на Ближнем Востоке банальна – их чаще всего обнаруживают кочевые арабы-бедуины. Зная, что «френги» (неверные, европейцы) готовы хорошо заплатить за подобные находки, арабы по своему обыкновению находят способы сбыть археологический экспонат как можно дороже. С камнем царя Меши, однако, произошел некоторый конфуз, если не выразиться покрепче. Базальтовая стела стояла совершенно открыто недалеко от бедуинской деревни Дибан (сохранившей название древнего топонима – столицы Моава Дивона), но местные жители тщательно скрывали ее от европейцев, почитая как священный камень. Клейну повезло – ему, как духовной особе – арабы доверяли. Но их доверие миссионер обманул, рассказав о базальтовой стеле великому французскому археологу Шарлю Клермон-Ганно.

Прорисовка надписи со стелы Меша

Имя Клермон-Ганно в те годы звучало как набат в среде востоковедов, историков и всех, кого увлекали библейские древности. Этот крупный французский ученый начал свою карьеру как переводчик при французском консульстве в Иерусалиме в 1867 году, будучи молодым, 21-летним специалистом-выпускником Высшей Школы Восточных языков в Париже. Затем Шарль Клермон-Ганно работал в Стамбуле при посольстве Франции. В Иерусалиме молодой энергичный и любознательный «френги» занимался раскопками, обнаружил в древнем иудейском некрополе в долине Йосафата несколько надписей на иврите времен Первого храма (XI – VI вв. до н.э). Помимо этого, ему принадлежит открытие надписей «область города Гезер» (пограничные столбы древнего еврейского города Гезер). В 1886 году Клермон-Ганно прославился тем, что обличил подделку в так называемых «рукописях Шапира», эти (якобы) древнейшие еврейские свитки антиквар Шапира пытался продать Британскому музею за 1 миллион фунтов стерлингов – гигантскую по тем временам сумму. Шарль Клермон-Ганно много путешествовал по Ближнему Востоку, служил дипломатом, а затем преподавал в университете. Умер он в Париже в 1923 году в возрасте 76 лет.

Вдохновленный рассказом миссионера Клейна, Клермон-Ганно отправился с несколькими спутниками сделать слепок с надписи на камне с помощью папье-маше. Это ему удалось, но после того, как надпись была снята, на французов напала группа разъяренных бедуинов. Прикосновение неверных кощунников-французов к черному камню вызвало у мусульман приступ ярости, она напали на европейцев, в драке им удалось повредить только что выполненный слепок. Тем не менее, нашим героям посчастливилось ускользнуть от расправы. Разгневанный Клермон-Ганно привлек местные турецкие власти – в надежде, что под их охраной ему удастся изучить памятник. Но не тут-то было! Разгневавшись, бедуины разбили ценнейшую находку на куски. Часть этих осколков базальта французу удалось найти, еще два куска стелы спас чудом Чарльз Уоррен, археолог-любитель, по совместительству генерал британской армии, еще один из пионеров раскопок в Иерусалиме (ему принадлежит открытие заново системы иудейских и ханаанейских туннелей в источнике Гихон). С помощью поврежденного слепка из папье-маше стелу удалось восстановить, недостающие строки надписи частично дописать. Из 38 строк сохранилось, таким образом, 36, да и те не полностью. О чем же повествует надпись IX века до н.э? Что донес нам в своем рассказе сквозь века царь моавитян Меша?

Приведем текст надписи:

В чем особая ценность надписи царя Меши сына Кемошкена?

Царь Моава Меша (в отличие от Эглона) упоминается в библейском тексте, который тоже стоит привести здесь, так как в нем есть множественные параллели с надписью моавитского царя:

Оставим в стороне сравнение литературных достоинств обоих текстов, рассмотрим лишь имеющиеся в них параллелизмы и те места в тексте Меши, которые могут заинтересовать нас с точки зрения библейской истории и археологии:

Первое – оба текста говорят о войне трех царей с Мешей. Меша воздвиг свою базальтовую стелу с надписью (единственную стелу подобного рода в Моаве!) в честь того, что Кемош (бог Моава) «спас… от всех царей и дал смотреть на ненавидящих…". Это было совершенно особое событие, чудо, которое явил царю Меше Кемош! Кто были эти цари, от которых Кемош спас своего раба?

Библия четко отвечает нам – царь Израильский, царь Иудейский и царь Эдома10.

Что за чудесное спасение было явлено Моаву?

Здесь библейский текст в русском переводе рассказывает нам так – «гнев большой (был) на Израильтян, и отступили они». В данном случае «гнев» (на иврите употреблено слово «кецеф») следует трактовать как «наказание свыше». В подобной коннотации слово «кецеф» употребляется в Библии в связи с эпидемиями болезней. По всей видимости, чудовищное, отчаянное жертвоприношение Меши Кемошу (сожжение своего сына-первенца) совпало с начавшейся в войске осаждавших эпидемией. Данная эпидемия («гнев Божий»), вызванная, помимо всего прочего, недостатком воды (смотри приведенную выше цитату из Библии), заставила Израильтян снять осаду и позорно бежать от стен уже почти захваченного ими столичного города Кир-Харесета.

Второе – Меша рассказывает об овцеводах, упоминаются «овцы этой земли». Мотив скотоводов-овцеводов явно перекликается со «ста тысячами нестриженых овец и ста тысячами нестриженых баранов», которых – согласно Библии – Меша посылает как дань царю Израиля. Это, на первый взгляд, далеко не самая яркая параллель, но она весьма. точно определяет основной род занятий моавитян. Действительно, в сухой земле Моава злаки росли хуже, но дикие травы после зимних дождей поднимались зеленой шерстью на покатых спинах Моавских гор, представляя великолепные пастбища для стад овец и коз. Такие бытовые, очень точные параллели, лишний раз подтверждают подлинность и историческую ценность текста Библейской хроники.

«Омри Мелех Исраэль» – Омри царь Израиля. Фрагмент надписи на стеле

Третье – самое, на мой взгляд – значительное место в тексте памятника Меши, это упоминание сосудов ЙХВХ. Речь идет о древнейшем упоминании ИМЕНИ ЕВРЕЙСКОГО БОГА вне библейского текста. Характерно, что Бог Евреев предстает здесь именно как единственный племенной бог, рядом с которым нет упоминания о других поверженных богах. Символический акт протаскивания по земле перед «лицом Кемоша» сакральных сосудов и жертвенников – акт унижения вражеского Бога. Нам стоит хорошо запомнить этот факт, подтверждающий косвенно единобожие иудеев и израильтян.

Четвертое – помимо сосудов, Меша велел протащить «пред лицом Кемоша» также «жертвенник Додо». Это достаточно темное место в тексте. «Додо» может переводиться как «возлюбленный Богом», как «Его друг», но, что напрашивается по логике вещей, скорее всего речь идет о жертвеннике, поставленном Давидом. Царем Израильско-Иудейского царства Давидом, или другим иудейским царем из династии Давида! По этому поводу у археологов и семитологов нет окончательного решения. Как нельзя кстати здесь приходится – косвенно – другой отрывок из того же текста со стелы Меши: «А Хауронен – жил в нем дом Давида».

Пятое – Меша упоминает о «людях (колена) Гада, живших в Атарот». Это одно из древнейших внебиблейских упоминаний имени еврейского «колена». У евреев таких «колен» было 12 – по родам сыновей праотца Яакова11. Это еще одна – очень значительная – параллель с библейским текстом. Люди племени Гада обитали за Иорданом, рядом с границами Моава и Аммона.

Карта Моава – видны захваченные Мешей города Атарот, Баал-Меон, Нево и прочие.

Надпись на базальтовом обелиске Меши выполнена так называемым «финикийским» письмом, распространенным на территории от Синайского полуострова и до реки Евфрат с Х века до н. э. Некоторые источники называют его «моавитским письмом со стелы Меши». Направление письма – справа-налево. Размер самого обелиска – 1 метр в высоту и 70 сантиметров в ширину. Хранится обелиск Меши в Лувре, где каждый посетитель может подойти к нему вплотную и убедиться, что каменная стела сложена из множества осколков, а часть ее надписи реконструирована. Более на территории Моава, да и сопредельных ему государств, не нашлось пока столь подробного и аккуратно выполненного базальтового памятника с надписью.

Биламова надпись

Особняком стоит среди всех приведенных мною в этом разделе надписей так называемая Биламова надпись. Для меня – как для автора данной книги – информация о ней стала одним из основополагающих моментов, позволивших мне написать мой рассказ о библейской археологии и донести его до читателей. Возможно, почитав эту главу, читатели поймут, что особенно поразило меня в этой надписи.

Городок Дир-Алла – сонный крошечный городишко в нынешней Иордании находится на восточном берегу реки Иордан, рядом с израильской границей, всего в 30 километрах к востоку от Шхема (Наблуса). Примечателен этот городишко, во-первых, летней жарой (температура в 51,5 градуса выше нуля измерена там в 2010 году в июле), во-вторых, раскопками крупного телля (холма), ассоциируемого с древнеизраильским городом Суккот. Первые крупные раскопки в Дир-Алла проводила голландская экспедиция из Лейденского университета в 1960—67 годах. После нее на холме копали иорданские археологи в 80-ых годах прошлого века, масштаб их раскопок был весьма невелик.

Дир-Алла удобно расположился у места впадения реки Яббок в реку Иордан. Данное стратегически важное место было населено еще до Исхода евреев из Египта и завоевано при Иешуа Бин-Нуне (Иисусе Навине) в конце XIII века до н. э. Городок Суккот упоминается в Библии несколько раз. В книге Шофтим (Судей) рассказывается о том, как жители Суккота отказываются снабдить провиантом войско судьи Гидона (Гидеона), в книге Мелахим (Царств) отмечено, что в этом районе при царе Шеломо (Соломоне) были отлиты медные Храмовые сосуды. Особо запомним этот факт.

Раскопки голландской экспедиции вскрыли в районе Дир-Алла культурные слои времен Поздней Бронзы и Раннего Железа (XVI – IX века до н.э), в частности стоит отметить немалое количество медеплавильных печей, находившихся с внешней стороны города, за городскими стенами. Это косвенно подтверждает, что при Шеломо в Суккоте действительно могли выплавить медную утварь иудейского Храма в Иерусалиме. Но имени Шеломо археологи не нашли при раскопках. Зато нашли другое имя, намного более неожиданное, и от этого еще более удивительно подтверждающее подлинность библейских текстов.

Историю валаамовой ослицы, заговорившей при виде ангела Господня, используют иносказательно, как символ безропотного человека, решившегося на протест. «Валаамова ослица заговорила», – тихий и забитый, доселе молчавший, человек, неожиданно высказал свое мнение. Валаам сын Веора, на иврите Билам бен-Беор, пророк (волхв) призывается моавским царем Балаком для произнесения проклятия на еврейский народ, который «пришел из пустыни и покрыл лицо земли». Балак справедливо опасается, что пришедший из Египта сильный кочевой народ евреев может уничтожить царство Моав. Поэтому царем (возможно, после совещания с придворным советом) призывается Билам – как один из наиболее сильных колдунов, волхвов и пророков тогдашнего Ближнего Востока. На ослице своей Билам едет к Балаку. И вот, что происходит – согласно Библии – по дороге к царю Моава:

Далее по тексту Библии, вместо того, чтобы проклясть народ Израиля – ведь ему щедро уплатил моавский царек – пророк Билам благословляет евреев. Это место по праву считается одним из самых сильных, многогранных и сложных мест в Библии (несмотря на кажущуюся простоту текста):

Лишний раз отметим, что Билам (Валаам) пришел из Арама (Сирии). Это немаловажно для дальнейшего повествования.

Дело в том, что в самом конце раскопок в Дир-Алла, в 1967 году, в год Шестидневной войны, голландцы раскопали языческий храм. В нем нашли каменную стелу, покрытую частично обвалившейся штукатуркой, на которой находилась надпись палеоеврейским письмом. Надпись была на одном из диалектов арамейского языка, состояла из 55 строк (некоторые ученые считают, что язык надписи все же моавитский, но в ней присутствуют арамеизмы). Ее состояние оставляло желать лучшего, но некоторая часть все же поддавалась прочтению и расшифровке. Изначально стела с надписью попала в Музей Рокфеллера, в тогда еще иорданском секторе Иерусалима. В 1967 году, уже после Шестидневной войны, вернувшие себе иорданскую часть Иерусалима, израильтяне позволили вывезти находку в Голландию. Когда надпись расшифровали нидерландские семитологи, а произошло это в 1976 году, перед удивленными дешифровальщиками появился и заговорил… сам Валаам, Билам бен-Беор. Приведем текст надписи в переводе на русский язык:

Анализ остатков штукатурки, покрытой надписью, проведенный методом радиоактивного углерода, показал, что дата надписи – 880—760 годы до н.э (IX – VIII века до н.э) и она является, таким образом, относительно поздним свидетельством существования пророка по имени Билам Бен-Беор (так как Исход евреев из Египта происходил – по наиболее принятой хронологии – в конце XIII века до н.э).

Надпись Билама – фотография

Надпись Билама – реконструкция

Примечателен тип надписи – на изначально отштукатуренной каменной стеле. Установка подобных стел в районе Ханаана описана только в одном источнике – Библии, в главе об установке жертвенника на горе Эйваль (об этом жертвеннике мы поговорим в одной из будущих глав), где речь идет об установке камней, покрытия их штукатуркой и написания на штукатурке законов. Фактически, стела Билама является единственным подобным памятником, подтверждающим древнейшую традицию. Сами еврейские памятники подобного рода не сохранились. Таким образом, даже эта небольшая подробность текста священного писания подтверждается данными археологии.

Анализ надписи позволяет сказать, что речь идет об апокалиптическом пророчестве о разрушении, которое произносит Билам Бен-Беор, «боговидец» («иш хаза-элохин» – «человек, видящий богов» согласно надписи). Боги приходят к нему ночью и предвещают страшные дни в будущем (апокалиптические ноты мирового хаоса начинаются с извращения существующего миропорядка – слабые обижают сильных, бедная женщина натирается дорогим благовонием и так далее. Весь этот «апокалипсис от Билама» – забавная перекличка с древнеегипетским папирусом Ипувера, где такие же вставшие с ног на голову факты являются предвестниками начала конца света).

Вторая – с трудом расшифрованная часть надписи – заставляет ученых задуматься и с трудом подыскивать ее трактовку, ибо она, из-за своего плохого физического состояния, крайне неоднозначна. Некоторые усматривают в ней отголосок того факта, что храм, где нашли стелу, помимо своих молельных функций параллельно являлся домом «священной проституции»; подобные дома терпимости при храмах существовали в Месопотамии еще в шумерский период, и традиция эта была жива у почитателей культа Астарты (Ашейры, Иштар, Инанны) до достаточно позднего периода истории. Некоторые усматривают аналогии между языком стелы и некоторыми текстовыми оборотами, известными в Библии – что, в общем-то, неудивительно, учитывая географическую и национальную близость моавитян и евреев.

Библейский Билам бен-Беор (бар-Беор надписи) личность весьма противоречивая. С одной стороны, пророк, «знающий мысли Бога», «пришедший из Арама с гор восточных», которому принадлежит одно из самых поэтических благословений народа Израиля. Но с другой стороны, он предстает перед читателем Библии как мидианитянский колдун, по совету которого женщины искушали сынов Израиля, склоняя их к исполнению языческих культов. Согласно Библии, данное поведение вызвало среди евреев эпидемию чумы.

В надписи из Тель Дир-Аллы, относящейся, как я уже отметил, к IX – VIII веку, зафиксирована традиция, в которой Билам предстает как языческий пророк (среди богов упомянуты Шэгэр и Астарта), некоторые, правда, переводят его звание «хозе-элохин» – как Божий пророк (сравните одно из библейских имен Бога – Элохим, «боги», так сказать, «единый во многих»). Все это неудивительно, учитывая то, что нееврейские языческие культы вплоть до VI века до н.э жили бок о бок с иудаизмом Моисея, последний даже сотворил для «сынов Израилевых» «медного змия» – которому под именем Нехуштан евреи поклонялись отдельно. Этот прискорбный для еврейской истории факт Библия подчеркивает как страшный грех, но нисколько не отрицает и не скрывает его.

Современные историки пытаются рассматривать личность Билама Бен-Беора как некий полумиф, повлиявший на составителей библейских книг и подхваченный ими (подобно «мифу о Потопе» из шумерских источников). Крамольная мысль о том, что и в Библии, и в Биламовой надписи речь идет об одном, вполне реальном, пророке, и о том, что единобожие евреев сосуществовало долгое время вместе с язычеством (о чем сама Библия вполне четко рассказывает) – лежащая на поверхности и логичная – не приходит в голову атеистам, до сих пор молящимся на Велльгаузена. Что ж, возможно, Велльгаузен – это лучший объект для молитвы, чем Баал, Кемош, Маркс, Ленин или Ницше…

Надпись Билама – это совершенно невероятный артефакт, фактически, говорящий нам о том, что якобы мифический персонаж жил на самом деле. Таким образом, если на Руси найдется летопись, описывающая деяния Кащея Бессмертного – это будет прекрасная аналогия Биламовой надписи. И русскому люду придется признать, что сказочный Кащей на самом деле являлся вполне живым и историческим персонажем.

Черный обелиск Салманасара