Книга о Башкирии

Бабушка и внучка

От Уфы до целинного Хайбуллинского района полтора часа полета. Под крылом «АН-2» проплывают колхозные поля, белокаменные цитадели Большой Нефтехимии — Стерлитамак, Салават, Ишимбай, потом необъятный лес, зеленой шкурой накинутый на кряжистые плечи Южного Урала.

Я гляжу в круглое оконце и думаю о двух комсомольцах из Башкирии, имена которых надолго вошли в историю страны.

Первый покинул Башкирию, стремясь защитить Москву от захватчиков. В 1943 году он закрыл своей грудью вражескую амбразуру. Обыкновенный рос парнишка. А стал Александром Матросовым.

Второй — Сергей Чекмарев — наоборот, из Москвы приехал в Башкирию, с год поработал здесь, сначала в Таналыкском, затем в Инякском совхозах. А в 1933 году он погиб, как говорят, при исполнении служебных обязанностей.

Тень нашего «АН-2» заскользила по степи, по той самой, что помогла Чекмареву найти строки его стихов:

Первыми моими целинными знакомыми оказались девчата из гурта коммунистического труда Таналыкского совхоза.

Таналык… Да, существует такая речонка: прозрачная, быстрая, студеная. Часто ее берега вовсе голые, изредка — заросли тальником. И надо подойти совсем близко, вплотную, чтобы понять ее красоту, увидеть ослепительную — от берега до берега — улыбку. Каждая капелька ее вобрала свет солнца, синь неба, зелень травы. И каждой каплей она одного хочет, одно может: приносить всему живому добро и радость.

В Таналыке доярки полоскали белье.

Два года назад по комсомольской путевке приехали в Хайбуллинский район четыре подружки. Обжились. Стали хорошими доярками. В один день всех приняли кандидатами в члены партии.

Работа у девчат трудная, но пожаловались они только на одно:

— Мы просились в новый целинный совхоз, а нас сюда, в старый. Тут разве что при Чекмареве и была целина. Конечно, мы стараемся. Некоторые даже в отпуск не поехали: боялись, что надои снизятся…

По совету девушек я поехал в поселок Целинный — центр одного из «чисто целинных» совхозов — Хайбуллинского.

Мне еще раньше рассказывали такую историю о первой борозде, которую проложили в этих местах.

Ранней весной 1954 года несколькими партиями прибыли новоселы в голую степь. Грязь, холод, бездорожье…

Первую борозду решили проложить в день Первомая.

Тракторов и людей было вполне достаточно, а вот плуг оказался в единственном числе: застряли машины, везшие инвентарь.

Счастливцы, у которых был плуг, с легким сердцем легли спать и видели во сне, как отваливаются от их лемехов пласты земли.

А ранним утром их поднял отчаянный крик:

— Плуг украли!

Оказывается, те целинники, что остались без плуга, ночью перетащили его к себе.

Они и проложили заветную борозду.

Что ж, как и всегда, победителей не судили…

Среди самых первых новоселов были мои новые знакомые; главный агроном совхоза Александр Кривошеев и механизатор Салават Мавлетбаев.

— В нашем отделении были свои казусы, — рассказали они мне. — Семь лет прошло, а не забывается первая весна! Ох и трудная была!.. Мы тогда не только с землей — с разным сбродом, затесавшимся в наш коллектив, воевали. И победили. Не верьте тем, кто говорит, что разные люди целину поднимали. Целину подняли только настоящие люди. И она их подняла, сделала героями.

Молодые целинники посоветовали:

— О нас, приезжих, много писали. А ведь мы одни не смогли бы поднять такую громаду земли без местных жителей. Вот об этих целинниках и надо бы написать.

Через двенадцать километров шофер, которого весь район звал Славкой, остановил машину у самой околицы поселка Комсомольский и постучался в дверь последнего дома.

Вышел невысокого роста человек.

— Гостя примете? — спросил шофер.

— Проходите, — и захромал к двери.

При свете электрической лампочки еще раз глянул на меня, прямо в глаза.

Так завязалось мое знакомство с одним из ветеранов башкирской целины — Алексеем Бирюковым.

Речь пойдет о человеке, который годится в отцы и девушкам из коммунистического гурта, да и тем, кто приехал на целину в 1954 году.

Он был чуть постарше Александра Матросова и в одно с ним время принял на себя удар немецких захватчиков. Он был чуть моложе Чекмарева и начал трудовой путь в один с ним год, в одном и том же совхозе — Таналыкском.

Долго сидели мы в ту ночь. Многое вспомнил старый солдат.

— Три месяца окопов да девять месяцев госпиталя — год продолжался для меня фронт. Только, если по правде сказать, и сегодня война продолжается: то какой-нибудь недобитый фашист голосок подаст, то старые раны к непогоде заноют… Ну, да я отвлекся. Отсекли мне ногу повыше колена. Потихоньку начал обкатывать деревянную.

Стал учиться разному ремеслу. Взялся за сапожное дело — не получается. Попробовал столярить — та же история. Нет, стало быть, способностей…

А был у меня талант к железу. Стояли при госпитале два грузовика — никто их отремонтировать не мог. Вот я и отличился. Стали разрешать мне выезды. Только я не за баранкой сидел, а рядом. За городом пробовал и водить, — нога болит, спасу нет. Не видать, думаю, баранки, как отрезанной ноги.

Вернулся домой, стал работать в совхозе: пять лет бригадиром, пять — кузнецом. А в тысяча девятьсот пятьдесят втором понадобился тракторист. Я и обратился: дозвольте, мол, попробовать…

И полез я на гусеницу. Лезу и боязно мне: марка-то для меня новая, «ДТ-54». Поехал… Поначалу, конечно, трудно было: на три педали одна нога. Нужна правая, а у меня ее нету. Но я виду не подавал. Так и пошло…

Тут подошел тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год — для нас очень даже памятная дата. Попросился тогда в целинный Хайбуллинский совхоз, в котором и работаю по сей день. Старался я от молодежи не отставать, работал и в дождь и в темень.

О чем только не передумаешь за долгую осеннюю ночь! Ты, да трактор, да земля. Пашешь, пашешь… Круг сделал — три километра. Семь кругов сделал — и ночь прошла. К утру две нормы готовы… Бирюкову первому в совхозе присвоили звание ударника коммунистического труда.

…С большой радостью вспоминаю я поездку на целину. Пятьсот тысяч гектаров башкирской целины, поднятой комсомольцами и их старшими товарищами… Хорошо сознавать, что живут, существуют на земле веселые девчата из Таналыкского совхоза и молодые богатыри из Хайбуллинского совхоза — славные продолжатели дел зоотехника и поэта Чекмарева, что живет, существует на свете Алексей Бирюков — достойный соратник погибших героев войны и труда, что существует и Таналык.

Существует! Такой же скромный, такой же незаметный и незаменимый, как люди, которые пьют его воду. Нужно подойти к этой речке совсем близко, чтобы узнать ее красоту и силу, стойкость и напористость, увидеть солнечную — от берега до берега — улыбку…

Бабушка сидит на широких нарах, покрытых кошмой.

Как ее звать?

Все зовут ее просто «эби», то есть «бабушка».

Сколько ей лет?

Она и сама не помнит. Может, семьдесят, а может, все сто…

Она словно каменное изваяние.

Неподвижно ее морщинистое лицо, неподвижны узловатые руки, покоящиеся на коленях.

Бабушка слепа и глуха. Ее мир безмолвен и беспросветен.

Лишь иногда, если говорить очень громко, прямо в уши, доходят до нее звуки из нашего мира. Но громче всех крикнула ей — прямо в сердце — война и оглушила навек.

У нее было девять детей. Семерых унесла тяжелая жизнь при царе. Двое погибли на войне, защищая новую жизнь. Ей говорили: «Не плачь, ослепнешь ведь!..» Но она не могла не оплакивать последних, самых любимых своих сыновей — и ослепла.

Какое бы солнце ни сверкало на небе — бабушка его не видит.

Какой бы гром ни грохотал — бабушка его не слышит.

Она перебирает четки и молчит.

Лишь изредка она разговаривает.

Она разговаривает с собой и с аллахом.

И еще со своими мертвыми сыновьями. Но это все равно что с собой.

Редко-редко перекинется она словом с домашними: вдовой погибшего сына, с внуком и его молодой женой, которую теперь тоже зовет внучкой. Да еще говорит она с кошкой.

— Уйди, кошка! — ворчит бабушка. — Ты мокрая. Или на улице дождь?

Кошка, равнодушная к ее воркотне, растягивается у ее колен. Бабушка нащупывает ее и гладит кошачью спину узловатыми руками.

Домашние выделили бабушке самое почетное место, стараются накормить ее повкуснее или вывести на улицу. Иногда они улавливают ее слова.

— Вот она где, война. — И бабушка кладет непослушную руку на грудь. — Отобрала сыновей. Не видать бы людям такого горя снова.

А внучке она однажды сказала так:

— Слыхала — хорошо ты работаешь, слава о тебе далеко разнеслась. Гляди, не роняй свою славу. Тяжело она достается, а расстаться с ней еще тяжелей. Это все равно что родить в муках сына, а потом потерять. — И бабушка опять уходит в глубь своего горя, в котором лучи и звуки гаснут точно головешки, упавшие в колодец.

Каким солнечным кажется мир внучки рядом с черным глухим миром бабушки!

Когда у нас, в Башкирии, во вторую весну семилетки стало известно, что Рамзие Гайфуллиной присвоено звание Героя Социалистического Труда, все мы и обрадовались и… поразились.

Нас бы не так удивила эта весть, если бы сказали, что Золотая Звезда вручена бывалому человеку. Рамзие же тогда едва исполнилось двадцать лет.

Нас бы не так удивила эта весть, если бы сказали, что высокое звание присвоено нефтянику или каменщику, трактористу или экскаваторщику. К их победам мы как-то привыкли. А тут был отмечен труд девушки из безвестного аула Кандрыкутуй, труд не где-нибудь, а на свиноферме.

Мусульманская религия, долгие годы довлевшая над сознанием народов Востока, запрещала есть свинину. Содержание свиньи считалось грехом, самым грязным делом и наказывалось.

Подвиг Рамзии засвидетельствовал, что башкирская деревня не только отрешилась от устаревших традиций, но и за короткое время достигла выдающихся побед в новом для себя деле.

Много людей подготовило этот подвиг.

Родители воспитали Рамзию усердной и трудолюбивой.

Школа научила ее смотреть на мир неистребимо любознательными глазами.

У деда Тихона и его внучки Вали, в доме которых Рамзия прожила несколько зим, пока училась в школе в их деревне, она не только научилась русскому языку, но и… поняла выгоду разведения свиней.

Через некоторое время Рамзия сама попросилась на свиноферму, несмотря на осуждение старых людей.

Каждый день вместе с солнцем и раньше солнца встает свинарка и идет к своим подопечным.

Здесь вот, на этой работе, и проявились упорство и трудолюбие Рамзии.

Казалось бы, все было сделано до нее, оставалось только придерживаться инструкции.

А она пошла против инструкции!

Считалось, что свиноматка должна давать два потомства в год.

Рамзия добилась трех опоросов и стала получать от каждой свиноматки по 42 поросенка вместо 25–30!

Когда пришла эта победа, Рамзия решила вступить в комсомол.

— Ты что так поздно пришла к нам? — спросили ее в райкоме.

— Решила делом доказать, что достойна быть комсомолкой.

Минул год. Старшие товарищи стали говорить ей:

— Теперь ты достойна вступить в ряды партии.

И на бюро райкома ВЛКСМ ей сказали на этот раз:

— Что ж ты так скоро уходишь от нас?

— А я вместо себя сестренку подготовлю.

Еще через несколько месяцев она вновь пришла в райком:

— Я выполнила свое обещание, подготовила…

А в приемной притихшие и взволнованные сидят… двадцать юных кандрыкутуевцев!

— Ну, Рамзия во всем остается обязательной: и здесь перевыполнила норму. Как же ты нашла силы подготовить столько человек?!

Да, это было трудно: готовить из сестренки и ее подруг свинарок, да к тому же в редкие минуты отдыха вести кружок вступающих в комсомол. Но она нашла и время и силы.

Перенявшая от окружающих много хорошего, она сторицей им возвратила.

Рамзия стала примером для молодежи республики.

Когда я писал о судьбах Рамзии и ее бабушки, я держал в уме судьбу всех башкирских женщин. Сейчас мне хочется сказать о них еще несколько слов.

Во всех великих завоеваниях башкирского народа есть большая доля башкирских матерей, башкирских женщин. Не всегда она заметна, а ведь цены ей нет! Об этом пишет поэт Назар Наджми в своей поэме «Мать»:

Живут ныне в одном из уфимских домов три сестры.

Все сестры Бикмуллины закончили институты. Марьям Магасумовна и Рабига Магасумовна — кандидаты медицинских паук. Они преподают в Башкирском медицинском институте. Зайнаб Магасумовна тоже много лет преподавала в институте. Основная ее профессия инженер-строитель. Три сестры, три ученых дочери неграмотной башкирской женщины Зиникамал Бикмуллиной…

Вот какой переворот в судьбах людей совершил Октябрь!

Я думаю об этом, вспоминая не только Рамзию Гайфуллину, которая стала сейчас помощником бригадира комплексной бригады, но и других башкирок — Героев Социалистического Труда — свекловода Банат Батырову и нефтяника Ляйлю Марданшину.

А Герой Советского Союза Маргуба Сыртланова в составе знаменитого Таманского авиаполка громившая фашистов!..

Башкирские женщины достойно представляют свой народ в советских и партийных органах. Есть среди них секретари райкомов, председатели райсоветов и министры. Много лет своей жизни, сил и знаний отдали организации обучения и воспитания детей неутомимые труженицы, знатные женщины Башкирии — министр просвещения Фатима Мустафина и заместитель министра Хаят Яфаева. А сколько тысяч учителей, воспитателей детских садов, врачей и других заслуженных представителей самых разных профессий трудятся на башкирской земле! О светлой судьбе некоторых из них знают во многих странах. Народная артистка РСФСР Гузель Сулейманова со своим партнером Фаузи Саттаровым побывала в десятках стран Европы и Азии, Африки и Америки. И везде танец; башкирской балерины принимался восторженно.

Этот список я хочу дополнить одним очень дорогим для башкирского народа именем.

Хадия Давлетшина… Ее уже нет в живых, но она оставила роман «Иргиз», одно из значительных произведений башкирской литературы.

Такое произведение мог создать только народ со зрелой, высокой культурой. И радостно сознавать, что написан он башкирской женщиной, судьба которой в дореволюционное время была особенно безрадостной.

За сто миллионов пудов!

В 1962 году Башкирия обещала дать стране сто миллионов пудов хлеба.

Это сказала республика, народ которой вплоть до Октября считался не способным к земледелию.

Это сказала республика, которая шесть — восемь лет назад сдавала хлеба вдвое меньше.

На полях уже шла настоящая битва за хлеб. В лучших бригадах с площадей в 300–350 гектаров снимали по 25–30 центнеров ржи. Пшеница уродилась под стать кубанской или целинной. Просо было такое, что казалось: ляг на него — не согнется.

Но только-только появились в газетах сообщения об успешном начале косовицы, как над Башкортостаном встала черная туча. Не встала — легла, навалилась на землю, стремясь раздавить своей тяжестью золотые стебельки сказочного урожая.

Туча шла войной.

Солнца не было во всю уборочную страду.

И хлеборобам предстояло совершить настоящий подвиг.

Между прочим, в те дни был произведен подсчет: если вытянуть перед комбайном все хлебное поле Башкирии, то это будет дорога шириной в пять метров и длиной в пять миллионов километров. А это длина трассы, составленной из всех 112 витков вокруг земли звездных братьев-космонавтов Николаева и Поповича.

Весь народ поднялся против тучи.

Особенно здорово, как и обычно, работали хлеборобы всех колхозов Илишевского района. Это ударный отряд башкирских земледельцев. Несколько раз я выезжал на поля илишевцев и каждый раз поражался их дружной, красивой, поистине богатырской работе. С них брал пример весь Башкортостан.

Сильная, вооруженная отличной техникой, встала на защиту урожая армия хлеборобов, и туча была побеждена.

Сверх плана Башкирия сдала более десяти миллионов пудов хлеба. Это 50–60 тысяч груженных доверху грузовиков-трехтонок.

Вот какая это была победа, вот какой рубеж взяла наша республика в 1962 году.

В следующем, очень тяжелом для страны году Башкирия дала стране почти 80 миллионов пудов: штурм новых рубежей продолжался. Илишевцы тогда сдали зерна вдвое больше плана.

В 1964 году башкирские хлеборобы продали государству более 90 миллионов пудов хлеба, перевыполнили план. Не так далеко до великого рубежа — ста миллионов пудов хлеба. Это астрономическое число становится обычным показателем уровня сельского хозяйства Башкирии.

Кумыс — богатырский напиток

Жажда погнала меня в кумысный ларек.

Кумыс!

Да, надо написать об этом самом напитке, за которым я стою в очереди. Очень мало где его еще делают, кроме Башкирии. А уж такой популярности, как башкирский, ни один кумыс не имеет…

Подошла моя очередь.

Сажусь за столик с бутылкой жидкости, приготовленной из кобыльего молока. А кругом столько о кумысе разговоров!

— Вы посмотрите, какие сведения приводит доцент Карнаухов в своей книге: еще в восемнадцатом веке в башкирские степи «съезжался из Московии и Дону недужный люд для питья кумыса, так как оный большую пользу для здоровья имеет»! Оказывается, именно в Башкирии русскими врачами была создана первая школа кумысолечения, имевшая своих учеников и за границей.

— Вы лучше вспомните, что Толстой и Чехов специально приезжали к нам лечиться кумысом. Чудо-напиток: сколько тысяч взрослых и детей в кумысолечебницах вернули утраченные силы, здоровье, бодрость духа! Ведь он самое верное средство избавления от туберкулеза.

— Да, удивительная это штука: толстые от него худеют, худые полнеют…

— Что ж удивительного: обмен веществ стимулирует.

— Ну все же… А жажду как рукой снимает!

— А аппетит поднимает!

— Одно слово — живая вода.

— Башкирское шампанское.

У кумыса и впрямь «шампанский» нрав: один из собеседников зазевался, и в тот же миг пробка отлетела прочь, а из бутылки, шипя и пенясь, вырвалась белоснежная струя.

Скоро мне представился случай побывать там, где производится кумыс, — на одном из государственных конезаводов.

Вообще-то основная его задача — растить коней хорошей породы. Но конезавод № 119 выполняет и другую задачу — изготовляет прекрасный кумыс.

Для этого содержатся специальные косяки кобылиц.

На одном из пастбищ мы стали свидетелями любопытного зрелища: ровно в 12 часов косяк лошадей без всякого сигнала и без чьего бы то ни было принуждения споро направился к месту доения.

Лошади выстроились в очередь.

— Привычка, рефлекс. Кобылы доятся через каждые два часа, и они привыкли к этому, сами прибегают. Есть кобылицы, дающие в сутки двадцать и более литров молока, — рассказывали доярки. — Нормальный же удой восемь-десять литров. Мы от наших косяков надаиваем в год около тысячи двести центнеров молока.

Здесь мы обратили внимание на жеребенка, стоящего на привязи у самого навеса, под которым доили кобыл.

— Это наш Нахаленок. Последите за ним.

Вот одна из кобылиц заупрямилась, перестала давать молоко. Доярка отвязала Нахаленка, и тот, как говорится, без лишних слов, уткнулся в лошадиное вымя. Как только молоко пошло, жеребенок был отведен на место, а доярка закончила доение.

Прошла минута, а уж другая доярка зовет Нахаленка на помощь, и тот стрелой устремляется выполнить приятный долг.

— Не всякий жеребенок отваживается лезть под незнакомую лошадь. А этот ничего не боится. Зато и перепадает ему кобыльего молока больше, чем другим: дружков-то его мы коровьим молоком поим.

А Нахаленок стоит себе, смежил длиннющие ресницы, ждет…

Косяк уходит на пастбище.

Но вот прошло два часа, кобылицы вновь подошли к навесу.

На этот раз после доения мы отправились вслед за телегой, увозящей свежее молоко к кумысной мастерской.

Острый и какой-то свежий запах встречает нас за дверью. Под ногами цветной, на стенах — белый кафель. Это в сельской-то местности! Тщательно вытираем ноги, плотно закрываем за собой двери: эти правила диктует безукоризненная чистота, которая царит в мастерской и без которой не может быть хорошего кумыса.

Малейшая грязь вызывает заболевания напитка и убивает его целебные качества.

Минулла-агай и Фазыла-апай Тимирзяновы считаются одними из самых лучших кумысоделов в Башкирии. Они знают тонкости мастерства, которые не всем доступны.

Свежее молоко незамедлительно сливают в челяки — продолговатые бочонки.

Вместе с молоком кладется закваска. В течение двух часов механическая мешалка непрерывно будоражит молоко. Затем, после дегустации, смесь ставят отстаиваться. Еще через пару часов кумыс готов. Его выставляют на холод, а утром он уже готов к отправке в кумысные ларьки.

Сейчас в колхозных кумысодельнях, в мастерских при курортах идет большая исследовательская работа.

Ищут и находят новые составы заквасок, позволяющих кумысу справляться с той или иной болезнью.

Пробуют разные корма для кобылиц.

Изобретают кумыс в таблетках.

Во всем этом мастерам кумысоделия помогают ученые.

Люди, которые делают кумыс, вправе считать себя борцами за здоровье и радость человека.

Сабантуй

Башкирский народ всегда умел на славу не только воевать и трудиться, но и веселиться.

Собственно, настоящий народный праздник был один.

Помните, как раз с разговора о сабантуе начинается в поэме А. Твардовского первая «политбеседа» Василия Теркина с друзьями-солдатами:

Сабантуй — действительно праздник.

Но такая лихость, молодечество заключены уже в самом, кажется, слове, что не зря употребил его Василий Теркин для определения самых отчаянных заварух.

Буквально слово «сабантуй» переводится так: «праздник плуга».

Этот праздник был тесно связан с трудом. После удачного сева хлеборобы устраивали себе отдых.

Все сплеталось в этом чудесном празднике: и награда за труд, и надежда на хороший урожай, и общение с расцветшей природой, и любовь молодых людей, и удальство джигитов, и мудрость аксакалов, и многое-многое другое.

Подготовка сабантуя начинается исподволь.

В былые времена длинными вечерами девушки собирались на посиделки и рукодельничали: вышивали, вязали, шили. И вот перед сабантуем назначались сборщики подарков, которые обходили все дома, в первую очередь семьи, где были невесты или молодые женщины. Там сборщикам выносили красивые расшитые полотенца, платки, пестрые отрезы, домотканые ковры — паласы.

Разноцветные подарки привязывали к длинным шестам, а большие вещи укладывали на телеги, и окруженная веселой и шумной толпой эта процессия с шутками и смехом обходила аул, создавая праздничное настроение.

Теперь на призы и вообще на организацию праздника деньги выделяют правления колхозов и другие учреждения, в том числе городские. Ведь в наше время сабантуй стал праздником и для горожан.

Для празднества выбирается широкий майдан. Здесь проводятся главные соревнования.

С утра со всей округи стекаются на майдан празднично одетые люди. Они несут и везут вкусную еду, кумыс, медовку. Нынче вносят свою лепту в это дело продовольственные ларьки.

Живописными группами участники сабантуя рассаживаются в облюбованных местах.

Целый день длится пиршество.

Но не в этом суть.

Главное в сабантуе — состязания.

Бывают потешные игры. Вот некоторые из них.

Сядут двое на перекладину и начинают дубасить друг друга мешками, набитыми травой. Кто не увернется от удара, падает. А так как ноги у него связаны под перекладиной, то он и повисает вниз головой.

Возьмут в рот по ложке. В ложки — яйца. И вот бегут вперегонки.

Кто, не уронив яйца, добежит первым, тот и победитель.

Наполнят таз кислым молоком, на дно бросят монету. Монету надо достать губами. Пока найдешь ее, все лицо искупаешь в молоке.

Ну, на такое идут только малыши.

Ребята повзрослее лазают на шесты. Разделившись на две группы, перетягивают канат.

Взрослые участвуют в борьбе и скачках.

Башкирская национальная борьба имеет свои правила. Противники обвивают друг друга кушаками и пытаются, притянув противника к себе, перебросить через голову.

Зрители по-настоящему «болеют» за борцов: подают советы, подзадоривают, делают замечания.

На какие только уловки не идет борец, чтобы бросить противника на землю! Тут нужна и сила, и ловкость, и выносливость.

За победу борцам вручают ценные призы. Главный победитель порой вовсе скрывается под ворохом цветастых отрезов и полотенец.

Башкиры издавна были замечательными наездниками и любителями коней. Поэтому победители в скачках почитаются особо.

Среди наездников на сабантуях всегда выступает много ребят. Они показывают свое мастерство, выносливость и силу.

Новое время обогащает весенний праздник. Теперь на сабантуе можно увидеть и мотогонки, и соревнования по боксу. Вместе с народными певцами — сэсэнами — выступают профессиональные певцы и поэты.

Целый день продолжаются игры и пляски и не смолкает веселая песня.

Сейчас у башкирского народа стало много праздников.

И все же среди них особое место занимает сабантуй — праздник общения с природой, праздник весны и труда, песни и удали.