Книга, обманувшая мир

Захар Прилепин Что же считать за правду?

Солженицын должен быть.

Солженицын, написавший «Россию в обвале». Солженицын, написавший «Матрёнин двор».

Солженицын как автор книги «200 лет вместе» тоже есть. Работу эту могут оспаривать, но она уже случилась. В университетские программы её всё равно не введут, верно же?

Но Солженицын «Архипелага…» — отдельный трудный разговор.

По сути своей мы имеем дело с мощнейшим вирусом, где публицист огромного дарования щедро замешал страшную правду с жуткими домыслами.

В итоге «Архипелаг…» настолько вывихнул сознание русского человека, что какие-то изломы до сих пор мы вправить бессильны.

Здесь зашумят на нас: что-о, желаете отменить правду о невиданных трагедиях?!

Полноте. Если пересмотреть отношение к «Архипелагу…» — разве исчезнет правда о лагерях и репрессиях?

Нет, не исчезнет.

Правда Варлама Шаламова и правда Юрия Домбровского, правда тысяч и тысяч страшных свидетельств — как её можно оспорить? Она вбита в нас, как в камень, как в кость: исчезнет, только если рассыплемся мы сами.

К несчастью, посыл «Архипелага…» не только в том, что память о загубленных без вины свята и неизбывна.

Из «Архипелага…» выросло то, что самого Солженицына, наверное, испугало бы, доживи он да наших дней.

«Архипелагом…» сплошь и рядом клянутся люди весьма сомнительных взглядов — антисоветизм которых неизбежно оборачивается воинствующей русофобией.

Помню одну программу на шумном российском телеканале, где известная критикесса и видный публицист в течение часа обсуждали, когда и как они впервые прочли «Архипелаг…». Речь шла будто бы о священной книге, определившей их мировоззрение.

Но «Архипелаг» — это не Библия: это человеческое, это слишком человеческое.

Совсем недавно я вдруг увидел две те же самые фамилии — критикессы и публициста — в числе яростных заступников, не поверите, бойцов батальона «Айдар» — есть такое неонацистское подразделение на несчастной Украине, — и этих бойцов они, видите ли, «понимают», хотя и не принимают. Ох, уж это наше псевдолиберальное лукавство.

Мне скажут: ты берёшь далёкие друг от друга вещи — от «Архипелага…» до «Айдара» далеко. Напрасна эта путаница, скажут мне.

Нет, я ничего не путаю. Это близкие вещи.

Где найдено оправдание людям, перешедшим на сторону фашизма в Отечественную войну? В «Архипелаге…» можно это явственно расслышать. Александр Исаевич заходит то так, то эдак: колхозы, тюрьмы, пересылки, лагеря, голод — как тут не пойти в услужение к фашистам и кто смеет осудить сделавших такой выбор?

Народ смеет осудить, вот кто.

Нет такого права — на предательство Родины.

Но Власов у Солженицына — совсем не плох. Признайтесь, он ведь зачастую просто любуется им, разве не видно? Или вы тоже любуетесь?

А как огульно, не пытаясь даже обмолвиться о некоторой трагической подоплёке вопроса, пишет Солженицын про депортации народов (в основном пришедшиеся на годы всё той же Отечественной).

Александр Исаевич высказывается в том смысле, что лишь «вывоз негров» из Африки «даёт нам некоторое подобие» депортаций.

Что, это действительно корректно сравнивать?!

Чернокожее население без малейшего намёка на вину везли как скот за океан — миллионы умерли по дороге, миллионы были обречены на неописуемые страдания в течение столетий. И тут есть «некоторое подобие»? — где злодеяния советского режима безусловно страшней даже по формулировке нейтрального «вывоза негров»? (Почти как «самовывоз мебели» звучит).

«…Средняя наша человеческая память не удержала ни от XIX, ни от XVIII, ни от XVII века массовой насильственной пересылки народа», — пишет на чистом глазу Солженицын. А куда делись индейцы, миллионы индейцев? Ах, им не устраивали «пересылки» — их просто выдавили с земли или убили?

Да уж, «средняя человеческая память», лучше не скажешь.

Но в итоге, если только на российской земле творилось подобное беззаконие, значит, поднявший оружие на советского (читай — русского) солдата — не всегда неприятель и враг? иногда этого предателя можно понять? А то и поддержать, хотя бы морально?

Как яростно Солженицын пишет об охранниках в советских лагерях:

«Искренне, задумаешься. Огородили этих мальцов кольями — присяга! служба Родине! вы — солдаты!

Но и — слаба ж была в них, значит, общечеловеческая закладка, да никакой просто, — если она не устояла и политбесед. Не изо всех поколений и не всех народов можно вылепить таких мальчиков».

«Не всех народов» — это хорошо звучит. Есть получше народцы-то, да? Почище?

Но какой именно народ Александр Исаевич имеет в виду — когда в России двести народов проживают? Все сразу или только — государствообразующий?

Ну и главный вопрос неизбежен: а кто ж тогда охранял бы убийц и насильников, грабителей и мародёров? С какой такой «закладкой» на то годились народы?

Листая «Архипелаг…», я однажды не сдержался от растерянной улыбки — когда вдруг прочитал, что за годы, проведённые в лагерях, Солженицын только однажды — один раз! — встретил человека, сознавшегося ему: да, я виноват, да, я шпион.

Какой мы здесь должны сделать вывод? Что не было коллаборационистов и предателей? Что советским солдатам не стреляли в спину? Что русские, украинские, латышские, эстонские или литовские выродки не участвовали в массовых зверских убийствах, не шли в полицаи, не указывали СС на дома, где жили коммунисты и евреи? Которых потом тащили к оврагам, вместе с жёнами и детьми!

Ответьте мне.

Или, быть может, это были не стыкующиеся реальности: в одной сотни тысяч людей служат фашизму и совершают чудовищные злодеяния — но потом они все куда-то испаряются — и разом лагеря заполняют миллионы невиновных «жертв сталинских репрессий»?

Про «миллионы», конечно же, отдельный разговор — тут Александр Исаевич Солженицын подорвал всякое доверие к своим (или им приводимым) арифметическим изысканиям.

Последнее время раздражённые сторонники изучения «Архипелага…» пишут в полемическом запале: ах, противники Солженицына, видите ли, сосчитали, что не шестьдесят миллионов погибло, а, к примеру, три, что не десять миллионов раскулачили, а, скажем, один — да какая разница?! Какая разница, если такие масштабы!

Как же так, позвольте спросить? Как так — «какая разница»?

А давайте тогда издадим миллиардным тиражом книгу о том, что в США во время Второй мировой войны поместили в концлагеря десять, нет, двести миллионов японцев, а после войны посадили на сто лет сто тысяч американских коммунистов? Чего бы нет?

Нам скажут: что-то вы приврали, господа. А мы скажем: да какая разница! Было же!

Разница всегда есть.

И неизбежно возникает вопрос: чему мы хотим научить детей, вводя «Архипелаг…» в школьную программу, пусть даже и в сокращённом виде? С этим «сокращённым видом» часто носятся, как с убедительным аргументом — словно это что-то отменяет.

Любая книга, введённая в учебную программу, пусть даже её сократят до одной страницы, уже является легализованной; неизбежно предполагается, что она узаконена и правдива, что её стоит принимать на веру. Что из сказанного там можно строить свои представления о прошлом и будущем. О своей Родине.

Но с «Архипелагом…» нельзя так безответственно.

Советские офицеры, служившие в Афганистане, рассказывают, что на захваченных складах с полиграфической продукцией лежал «Архипелаг…» — американцы везли его тоннами для контрпропаганды.

Мы всерьёз решили, что с тех пор наш организм обрёл невиданный иммунитет: и солдат не бросит оружие, прочитав эту книгу — в полном ли виде, в сокращённом, или в избранных отрывках?

«Архипелаг…» остаётся мощным идеологическим оружием, он бьёт прямо в мозг: твоя Родина — это урод, сынок. О’кей, она была уродом позавчера, но кто тебе сказал, что сегодня она изменилась? Тогда тоже не знали всей правды! Читай, вот она — правда.

…Нет, сынок, это не всегда правда.

Иногда Александра Исаевича в этой книге заносило так, что теперь не вырулить. (Хотя он мог бы многое исправить! Время оставалось! Но не стал.)

И это не роман, не выдавайте «Архипелаг…» за художественный текст, где допущения возможны. Это не «Капитанская дочка» и даже не «История пугачёвского бунта»! Это яростная публицистика, по которой изучают историю.

Но в «Архипелаге…» договариваются до того, что атомную войну, могущую случиться на территории СССР в 1975 г. (как раз я родился), находят едва ли не желанной — ведь она стала бы способом избавления от тоталитарного социализма!

Это же кошмар, сограждане. Это просто кошмар.

Из «Архипелага» пошли по миру гулять мифы, что победу в Отечественной мы обеспечивали за счёт штрафбатов. О том, что социалистическое хозяйство в СССР отстроили заключённые. О том, что тирания безжалостно вычистила с улиц советских городов в послевоенные годы инвалидов и калек.

Потом всё это было документально опровергнуто, но опровержения в учебники никак не попадут в полном объёме — в учебники пока угодил только «Архипелаг…».

Разоблачать великих литераторов — дело неблагородное; тем более что разоблачают всех и вся — Пушкина, Льва Толстого, Горького, Шолохова… (Впрочем, к «разоблачениям» двух последних активно причастен и наш герой.)

Солженицын, безусловно, крупный писатель, величина.

Но в этой книге авторы зачастую ведут разговор не о Солженицыне как таковом.

Они говорят о невиданной силы информационном ударе, который был нанесён по статусу страны.

О чудовищных последствиях публикации — многомиллионными тиражами на десятках языков! — труда, написанного с большими прегрешениями против истины.

Да, о самом Солженицыне, как о человеке с непростой судьбою, здесь будет сказано тоже.

Но высказываться о нём позволяют себе боевые генералы и офицеры, солдаты и штрафники. Думается, они имеют на это некоторое моральное право.

Осуждать его позволят себе люди, сидевшие в тех же, что и он, лагерях, а иной раз — рядом с ним, а часто — те, кто имели куда более обескураживающий опыт заключения, чем Солженицын.

Если мы, из дня сегодняшнего, не имеем права оспаривать Солженицына, то кто тут имеет право заткнуть тех, кто воевал? тех, кто тоже сидел и страдал?

Они щедро заплатили за возможность высказаться.

Тем более что их слово, увы, не будет размножено по миру в бесчисленных переизданиях и в ближайшее время точно останется на периферии внимания экспертного сообщества и массового читателя.

И даже надеяться не приходится на то, что приведённые здесь контраргументы будут всерьёз и масштабно восприняты за пределами России.

Но: разговор этот был неизбежен.

Солженицын целую жизнь свою посвятил, я не иронизирую, поиску правды.

Ну, вот вам ещё ломоть правды.

Чтоб жить — не по лжи.