С течением веков василиск (известный также под названием «кокатрис») становился всё более безобразным и пугающим, а в наше время о нём и вовсе забыли. Название его происходит из греческого языка и означает «царёк»; по мнению Плиния Старшего (VIII, 21), это змея с «белым пятном на голове, похожим на корону или диадему». В Средние века он становится четырёхногим петухом с короной, жёлтыми перьями, большими колючими крыльями и змеиным хвостом, который завершается крючком или же второй петушиной головой. Изменение облика отразилось в изменении названия, Чосер в «The Parson's Tale»[3] говорит о василиске: «Василиск убивает людей ядом своего взгляда». Одна из гравюр, иллюстрирующая «Естественную историю змей и драконов» Альдрованди, наделяет василиска чешуёй вместо перьев и восемью ногами. (Согласно «Младшей Эдде», у Одинова коня Слейпнира также было восемь ног.)
Что в василиске остаётся неизменным, так это убийственное действие его взгляда и его яда. Глаза горгон обращали живых существ в камень; Лукан рассказывает нам, что из крови одной из них произошли все змеи Ливии — аспид, амфисбена, аммодит и василиск. Приводим соответствующие пассажи из книги IX «Фарсалии»:
В теле её губительный яд впервые природа
Произвела; из горла тогда шипящие змеи
Выползли, жалом своим трепеща с пронзительным свистом,
И по спине у неё разметались, как женские косы,
Плечи хлестали они ликованием полной Медузы.
Встали над хмурым челом, поднявшись дыбом, гадюки,
Яд изливался из них, когда волосы дева чесала.
Что было пользы проткнуть копьём василиска
Мурру несчастному? Яд мгновенно по древку разлился,
В руку всосался ему; поспешно меч обнаживши,
Он её тотчас отсёк, у плеча отделивши от тела,
И, наблюдая пример своей собственной смерти ужасной,
Смотрит, живой, как гибнет рука.[4]
Василиск обитает в пустыне, или, точнее, он создаёт пустыню. Птицы падают мёртвыми к его ногам, и плоды земные чернеют и гниют; вода источников, в которых он утолял свою жажду, становится отравленной. О том, что одним своим взглядом он раскалывает скалы и сжигает траву, свидетельствует Плиний. Из всех животных одна лишь ласка не боится этого чудовища и может напасть на него спереди; было также поверье, что василиска повергает в смятенье крик петуха. Опытные путешественники, прежде чем углубиться в неизведанные края, благоразумно запасались либо петухом в клетке, либо лаской. Другим оружием было зеркало: василиска убивает его собственное отражение.
Исидор Севильский и составители «Speculum Triplex» («Тройственного зерцала») отвергали легенды Лукана и искали рационального объяснения природы василиска. (Отрицать его существование они не могли, ибо в Вульгате древнееврейское слово «тсефа», название ядовитого пресмыкающегося, переведено как «кокатрис».) Наибольшее признание получила теория об уродливом яйце, снесённом петухом и высиженном змеёй или жабой. В семнадцатом веке сэр Томас Браун счёл это объяснение столь же неестественным, как самого василиска. В те же годы примерно Кеведо написал свой романс «Василиск», где говорится:
Si está vivo quien te vió,
Toda su historia es mentira,
Pues si non murió, te ignora,
Y si murió no lo afirma.[5]