Глава XIII

Открыв глаза, Кирилл прежде всего увидел Белого Ворона, сидящего у его постели. Сквозь распахнутое настежь окошко внутрь вливались солнечный свет, легкая прохлада и особенный, не передаваемый словами запах раннего-раннего утра.

— С пробуждением! — сказал старец. — Хорошо ли отдохнул?

— Э… Да. Похоже, я во своей келии… А какой сегодня день?

— Ты действительно во своей келии, сегодня у всех нас четверток, а у вас праздник Назария Благодатного. Стало быть, с праздником тебя!

— А, ну да… Спасибо, Белый Отче.

— Одевайся и вновь садись на постель свою напротив меня.

— Ага. Я сейчас, я скоренько!

— Торопиться не надобно.

Тем не менее Кирилл постарался не затягивать приведение себя в надлежащий порядок. Поспешно занял указанное место, приготовился слушать.

— Хоть и в малом, а непослушание всё же проявляешь, — укоризненно заметил Ворон. — В этом весь ты в отца своего. Внутренняя спешка не враз уляжется, будет мешать тебе самому. Догадываюсь, что со времени нашей прошлой встречи уже успели набежать кое-какие вопросы. Можешь задавать их.

— Прямо сейчас?

— Если ничто не препятствует.

— Да… То есть, нет… Белый Отче, а почему у меня о вчерашнем дне два разных воспоминания? Вернее, вначале было одно. А потом я вернулся к этой… избушке вашей — и после того всё будто раздвоилось. Правда, в самом конце вы появились и там, и там. Еще и одинаково как-то.

— Потому что в одном случае я действительно присутствовал. И таковое же присутствие приложил ко другому воспоминанию.

— Как это?

— Долго растолковывать. И многого ты пока понять не сможешь.

— Ага… А вот как тут оказался — о том ничего не помню.

— Я тебя сюда привел, спать уложил и поблизости пребывал.

— Неужто всю ночь? — поразился Кирилл.

— Не всю, — очень просто ответил Ворон. — Но навещал время от времени. Еще открою, что во время сна твоего заглянул вглубь тебя. Со вниманием заглянул. Теперь следующее: узнал я от Виданы, что вы с нею можете встречаться разумами. Причем, даже на изряднейшем расстоянии. Так это?

Кирилл смущенно завозился, кивнул с усилием.

— Вчера ты рассказывал мне о странных видениях своих. А сегодня — об этих причудах памяти. Нетрудно догадаться, что с неких пор чей-то сторонний разум точно так же пытается проникнуть в твой.

— Зачем, Белый Отче? — вырвалось у Кирилла.

— Пока не ведаю. Скажи-ка вот что: сможешь ли ты определить, какое воспоминание было истинным, а какое навеянным, ложным? Напомню, что пока ты спал, я видел оба в малейших подробностях.

Прикрыв глаза и время от времени хмурясь, Кирилл погрузился в размышления. Наконец пришел к какому-то выводу, сказал не очень уверенно:

— То, в котором присутствовали Ратибор и дубравские ребята, было ложным.

— Объясни, почему.

— Ну… Там было нечто не совсем обычное — и ветки орешника, которые послушно расступались перед Ратибором, и его чудесное исцеление моей ноги… Я ошибаюсь? — поспешно спросил он, не увидев на лице Ворона признаков ожидаемого подтверждения.

— Да, ошибаешься. Мысль, что и сам ты изрядно необычен, однако существуешь в действительности, в твою голову не пришла? Ладно, ладно, оставим это. Вовсе не желал смутить тебя… А странностей в другом воспоминании ты не приметил?

Кирилл пожал плечами:

— Разве что скучноватым оно было, каким-то чересчур обыденным.

— Тогда вот о чем задумайся: все люди в нем — и сословий разных, и стар, и млад — говорили совершенно одинаково. Так, будто слова за них произносил один и тот же человек. Только картинки тебе показывал разные.

— Ух ты… А ведь верно, Белый Отче! И как же я сразу на это внимания не обратил? Хотя погодите… Но мне хорошо помнится, что мои собственные речи… там… были точь-в-точь такими же, как и… здесь.

— Конечно. Потому что даже там ты и думал, и говорил сам за себя. Разумеешь? Еще добавлю, что никакой мельницы в тех местах нет, а наша речушка — ее Сестрёною зовут — течет совсем в другую сторону.

— Ух ты… И опять верно, Вороне: в самом деле в другую сторону… Как же я это проглядел?

Старец выпрямился на своем стольце, построжал лицом:

— Теперь ко главному перейдем. Внимай сугубо, князь Ягдар из рода Вука, ибо сие будет очень важным для всей последующей жизни твоей. Получается, что сам ты отличить действительные события от ложных не можешь. Так это?

— Да, Белый Отче.

— А отчего теперь уверен, что знаешь в точности?

— Ну… Вы же мне всё и объяснили!

— Следовательно, уверенность твоя зиждется только на доверии к моим словам.

Кирилл в очередной раз задумался:

— Выходит, так… Но тогда я и в дальнейшем не смогу быть уверен: истинна ли некая часть моей жизни или внушена чужим разумом. И только с чьих-то слов буду знать, как оно есть взаправду.

— Еще раз напомню: лишь при условии доверия к этому человеку. Но если кто-то солжёт тебе — как распознаешь? Что станешь делать тогда? Пока же просто восприми всё как данность, княже. Не одно, так другое приходится нам терпеть на этом свете. В том — великая печаль. В утешение скажу, что я всегда рядом, даже если далеко.

— Это как разуметь?

— Никак, просто ведай о том. Дар твой развивается, и в будущем многое может перемениться.

— Господи, до чего же тяжкий крест уготован мне… — прошептал Кирилл, опуская голову.

Порывисто и как-то очень молодо Ворон поднялся на ноги. Голосом, который было бы сложно описать однозначно, произнес:

— А вот этого я от тебя не ожидал, княже…

— Чего, Белый Отче? — в растерянности выдавил он из себя.

— Говоришь, тяжкий крест, — повторил старец и продолжил: — Давно уже ведом мне сокровенный смысл знака вашего, посему задам тебе несколько вопросов. Ответствуй на них только словами «да» и «нет». Уразумел?

— Да.

— Добро. Знаешь ли ты, что вся жизнь очень многих людей — это только каждодневный тяжкий труд ради одного лишь скудного пропитания семей своих?

— Да.

— Слыхал ли ты о горе претерпевших полною мерою от потопов, пожаров, мора, войн и прочих бедствий?

— Да.

— Видел ли ты калек, увечных, болящих, страдающих от мучительных, иногда врожденных недугов?

— Да.

— Так можешь ли ты считать тяжесть своего креста бóльшей по сравнению с тяготами и этих, и прочих крестов человечьих?

— Нет.

— Добро… — голос и лицо Ворона заметно отмякли. — Над сказанным поразмышляешь. Сейчас сюда вернется брат Иов, он отведет тебя в место, которое определил игумен Варнава. Там пребудешь некое время. В терпении пребудешь, ибо день нынче предстоит непростой. Позже мы вновь увидимся, князь Ягдар из рода Вука.

* * *

На колокольне ударил знаменитый, горлинского литья, большой колокол — брат Иов отвернулся и перекрестился с поклоном в сторону звучащего благовеста. Затем опять оборотился к старой, обросшей паутиной двери. В его пальцах с усилием и ржавым визгом провернулся ключ. Очевидно, последний раз замок использовали очень давно.

— А мне почему на крестный ход нельзя? — хмуро спросил Кирилл.

— Расспросишь обо всем отца Варнаву. Потом. Сейчас проходи внутрь.

— Э! Да здесь окошко под самым сводом — что ж я увижу-то?

— Ничего не увидишь. Как уйду, забираться туда не вздумай, Бога ради. Всерьез прошу. Или в погребе запереть?

— Не буду, не буду… Чего ты сегодня такой?

— Ничего. Как закончится всё — отопрут тебя.

— А что закончится?

— Заточение твое. Книги — на полке. И сиди тихо, княже.

* * *

Благовест между тем успел смениться праздничным трезвоном.

Вознеся руку, отец Варнава сотворил крестное знамение на четыре стороны света. Немедленно подал свой знак канонарх, и хор редких по силе и красоте басов грянул, перекрывая колокольную разноголосицу, праздничный тропарь. Некоторые из монастырских гостей вздрогнули с непривычки, но тут же закивали восхищенно и уважительно. Послушники во главе подняли выносные кресты с хоругвями. Вслед за ними неспешно возвысилась над толпою, поплыла вперед на облачках кадильных дымков саженная икона Назария Благодатного, «Спорителя даров земных».

— Благослови, Господи… — негромко сказал самому себе отец Варнава. Он повел плечами, оправляя праздничную зеленую фелонь, и сделал первый шаг. Двенадцать иеромонахов за ним — по числу апостолов — слаженно повторили его.

Волна движения медленно покатилась по человеческой реке в тесных берегах монастырских улочек.

* * *

По дорожке один за другим вышагивали трое людей. Двое из них были стариками, причем один — в облачении архимандрита, а другой — в багряном кафтане. Третьим являлся моложавый крепыш, одетый как состоятельный ремесленник. Вел их за собою предупредительный статный инок. Подойдя к одному из входов в старое здание братских келий, он остановился, зазвенел связкой ключей в поисках нужного.

Человек в неприметных одеждах паломника из простонародья окинул всех четверых равнодушным взглядом, в который раз истово перекрестился на золотое марево куполов в глубокой утренней синеве и присоединился к крестному ходу, мало-помалу обгоняя его.

* * *

Брат Илия отодвинул низко нависшую ветку, отпер дверь и посторонился.

— Как тебе, мастер Георгий, получше ли? — спросил отец Власий, наклоняя голову при входе.

— Заметно получше, слава Богу. Не в обиду будь сказано отцу Паисию, отец Никита такоже лекарь добрый, — ответил мастер Георгий с некоторым смущением. — Живот уже в порядке, слабость только во всем теле какая-то.

— Наших лет достигнешь — всегда так себя чувствовать будешь. Хе-хе… Так ли, старче Димитрие? Присаживайтесь, други-братия, в ногах правды нет.

— Тебе-то я какой старец, отец архимандрит? Мы же, почитай, ровесники. А… Да ну тебя.

— Теперь сюда попрошу, — сказал келейник, отпирая еще одну дверь и зажигая свечу от лампады в углу. — Проход темный и узкий, ступени крутые, посему не спешите.

— Сюда — так сюда! — словоохотливо согласился отец Власий, едва присевши и опять поднимаясь. — А спешить не станем. Даже если бы и захотели вдруг, то не вышло бы — укатали Сивку крутые горки. Так ли, нестарче Димитрие?

— Ты, отче, всё это время у себя во скиту в молчальничестве подвизался, что ли? — недовольно отозвался тот из гулкой и тесной темноты. — А тут оскоромиться решил да наверстать от всея души?

— Отцы многоопытные советуют невозмутимость блюсти да ровность духа! — наставительно прогудел архимандрит. Он оступился, звучно ударившись обо что-то, зашипел и неразборчиво забормотал вполголоса.

— И впрямь — сколь хороши советы сии! А уж сколь действенны! — немедленно восхитился Димитрий. — Так ли, отче Власие? Чего молчишь-то?

* * *

Человеческая река заострилась к своему устью и медленно потекла наружу сквозь врата обители. По луговым тропинкам бежали, торопясь влиться в нее, запоздалые ручейки окрестных прихожан.

* * *

— Надеюсь, это уже последняя дверь, брате? — ворчливо спросил Димитрий.

— Да, — ответил брат Илия, почтительно распахивая открытую дверь еще шире. — Милости просим! Келия не слишком светлая, зато надежная. На столе в кувшинах вода и яблочный квас на меду. Понадобится что иное — кликните, я рядом буду.

Вошедший первым отец Власий с радостным изумлением принялся тыкать пальцем:

— О! Да тут Ворон, братие! Сам Ворон, глядите-ка! — Маленький архимандрит делал это столь старательно, будто беспокоился, что прочие могут и не заметить ненароком. — Вот те на: мы с Димитрием стареем помаленьку, а он всё такой же, как и был! Здравствовать тебе, Белый Отче, еще столько же, сколько прожил!

— А вот этого не надобно, — серьезно проговорил Белый Ворон, ответно раскрывая объятия. — Не добро есть заживаться на земле сверх должного. Будем начинать без игумена Варнавы, он к нам позже присоединится.

— Осведомлены, — подтвердил Димитрий.

— Что скажешь, Белый Отче: проглядел девчушку-то, глазастый ты наш? — ехидно спросил отец Власий, усаживаясь за стол и осторожно ощупывая свежую шишку на лбу. — Мне от батюшки игумена уже всё известно о том.

— Да, проглядел, — кротко согласился Ворон. — Ведь ни у Ратибора, ни у Званы не было в роду Видящих и Ведающих. Любовь — она часто с дарами-нежданами приходит. А иной раз и с такими, о коих полагал, что они лишь в Заветах да преданиях остались.

— Проглядел — так проглядел, с кем не бывало, — обронил Димитрий, продолжая старательно обустраиваться в своем кресле. — Все мы шишки набиваем (маленький архимандрит с подозрением покосился на него). А теперь к делу перейдем. Прежде всего нам следует уяснить для себя некую общую картину — пока хотя бы из частей того, что каждый из нас успел узнать от отца Варнавы и Ратибора. Так что давайте вернемся к самому началу.

— Это к сотворению мира, что ли? — не удержался отец Власий. — Давайте. Хе-хе. «В начале бе слово…»

Димитрий покривился:

— И понимаю, и сопереживаю. Я тоже еще толком не пришел в себя от радости, что мы снова вместе, что всё опять, как в былые времена. Но пора бы и угомониться. Особенно кое-кому. Итак, почему нападение на князя (тогда — княжича) Кирилла произошло неподалеку от обители, а не раньше, не в более удобном месте? Да и многое иное по самому бою также вопросы вызывает. Мастер Георгий, здесь мы должны тебя послушать в первую голову.

* * *

Группа людей с проворной ловкостью просочилась через калитку внутрь обители. Один из них остался у входа в тени навеса привратника. Прочие нырнули под кусты аллеек и, пригнувшись, начали осторожно продвигаться в сторону братских келий.

Оказавшись у нужной двери, человек быстро осмотрелся по сторонам. Легонько, кончиками пальцев подергал дверную скобу и заглянул в щель у косяка. Дернул головой. Ближайший из его спутников послушно выпустил из рукава железную лапу. Сунув под порог, навалился на рычаг всем телом. Дверь взвизгнула, сходя с петель. Они вдвоем потянули ее на себя, опрокидывая, и отскочили в стороны. Седые головы в дальнем углу просторной сумрачной келии повернулись на шум.

* * *

— Пока большей частью я могу только делать предположения, — подумав, осторожно ответил мастер Георгий. — Первое: о поездке сей они — вернее, их хозяева — узнали слишком поздно, выбора уже не было. Второе: кичились перед нами своими возможностями, удалью и безнаказанностью. Забегая наперед, это же отмечу в дерзком убийстве безымянного купца мастером Витигостом. Дескать, вот мы какие, под самым носом вашим творим всё что пожелаем. Где угодно дотянемся до каждого из вас. Сюда же отнесу золото, которым был щедро и явно напоказ снабжен убийца: еще и средствами любыми для того располагаем.

— Как по мне, второе более похоже на правду, — заметил Димитрий.

— Я и сам склоняюсь к этому. Понесенные ими потери в бою неизвестны, ибо и павших своих, и раненых забрали с собою.

— Здесь уместно было бы расспросить подробно десятника Залату.

— Как раз собирался сказать о том, Димитрие. И хорошо бы сделать оное не откладывая, сегодня же. Теперь по поводу тайного соглядатая в кустах. Как княжич Ягдар ухитрился его разглядеть?

— Самочинен, неразвит пока дар княжичев… княжий. Фу ты… Проявляется иногда помимо его воли. Что скажешь, отец Власий?

— То и скажу, — буркнул маленький архимандрит. — Тут и думать не над чем.

— Может и есть. Допускаю, что этот соглядатай сам пожелал заявить о себе. Для чего? Поразмышляем после. А ты продолжай, мастер Георгий.

— Да… Тарконские доспехи сами по себе ничего не значат: мог быть просто ряженым. Его следы и действия (по словам «неусыпающих» Ратибора) свидетельствуют, что поле боя он покинул только после того, как братия нашли раненого княжича Ягдара. Значит, дождался и уверился, что всё идет по-задуманому. Может иметь отношение к нападавшим, но может представлять и еще какую-то силу.

— Круг заинтересованных расширяется, мастер Георгий? — прищурясь, уточнил Димитрий.

— Не утверждаю, просто указываю на таковую вероятность. Еще не верю, что княжичу-князю тогда просто повезло уцелеть. Его довольно убедительно оставили в живых. И эта рана на левом виске — уж очень она занятна. Очень.

Ворон наклонил голову:

— Согласен. Я сразу усомнился в княжьем рассказе о том, что его оцарапала дикая кошка во зверинце. Потом удостоверился, что воспоминание было навеянным. Из дошедших до нас преданий следует, что некоторые народы до Падения Звезды обладали многими тайными знаниями о мозге и разуме. Да умели их применять. Отец Варнава в первые же дни заподозрил, что кому-то явно захотелось возродить нечто подобное. И отец Паисий тогда обратил его внимание, что остатки предыдущего шрама более похожи не на след от когтей, а на разрез.

— Стало быть, еще в Гурове кто-то мог добраться до его мозга? — спросил Димитрий.

— В верхней памяти князя об этом ничего нет, только ложные воспоминания о посещении зверинца. В том же, что много ниже, трудно отличить обрывки действительно бывшего от грез и видений. Как произведенных самим разумом, так и навеянных.

Димитрий угукнул, грузно повернулся:

— Мастер Георгий, от себя что-либо добавишь ли?

— Подтверждаю, что первую рану очень желали скрыть под второй. Либо сделали вид, что скрывали.

— И не боялись ненароком убить князя при том?

— Я, как мечник, — далеко не из лучших. Однако даже у меня получится нанести точный удар в избранное место. Да еще и выверенный, именно с тою силою, что мне потребна. Об истинных мастерах же и речи нет. Хочу заметить, что самого проникновения в мозг также могло не быть, а его просто изобразили старательно.

— Это еще для чего? — не удержался маленький архимандрит.

— Да хотя бы для того, чтобы мы над этим головы ломали. Не над чем-то другим, более важным. С десятником Залатою тоже не всё ясно: то ли он и в самом деле случайно выжил, то ли его для чего-то такоже оставили в живых.

* * *

В руках людей на входе холодно и смертно блеснули акинаки.

— Ну что, отцы, — проговорил один из незваных гостей. — Короткие молитвы вполне можно успеть прочитать. Уж не серчайте на нас.

— Да чего ж нам серчать-то? — отозвались из-за стола в углу. — Молитесь.

Седые волосы и бороды полетели в стороны, а тяжелый дубовый стол — в нападавших.

— Не они это! Подмена! Западня!

— Назад, братцы!

— Какое «назад», дурни трусливые! Они ж неоружные, бей их! Потом и до настоящих доберемся!

Клинки рассекали и разили пустоту. Черные смазанные тени заметались по келии. Короткие стоны или булькающие всхлипы завершались лязгом выбитых из рук мечей и ножей о каменные плиты пола, глухим стуком падающих тел.

Двое самых благоразумных у входа быстро опамятовались, бросились прочь. Что-то промелькнуло перед их глазами, опережая. Они захрипели в лад, повалились наземь, не успев ни разглядеть, ни осознать хоть что-либо.

Одна из черных расплывчатых теней остановилась. Обрела знакомые черты брата Иова и вскинула руку. Остальные тени немедленно прекратили свой порхающий танец.

Инок огляделся по келии. Оправляя облачение, спросил:

— Все целы?

— Все.

По лежащей за порогом двери громыхнули сапоги, в проеме появилась голова:

— Брат Иов, я… Ох, да у тебя кровь на лице!

— Она не моя, — инок провел тыльной стороной ладони по щеке, стирая. Указал на одного из лежащих:

— В этого его же сотоварищ и угодил. На меня просто брызнуло. Остальные живы, скоро оклемаются. Того, что караулил у задней калитки, не забыли?

— Нет. Я к тебе вот с чем: из ближнего ельника только что знак подали.

Брат Иов кивнул:

— Добро. Значит, и тех, кто там пребывал, дубравцы тоже повязали. Всё, братия, — уносите. Размещать поодиночке. Прочих позже подвезут. Кровь на полу подтереть и замыть со щёлоком.

* * *

Белый Ворон с сожалением и отрицательно качнул головой:

— Похоже, этот неудавшийся отравитель князя Кирилла и десятника Залаты побывал в тех же руках, что и мастер Витигост. О хозяевах своих также ничего не ведает. Воспоминания либо стерты, либо упрятаны столь глубоко и умело, что мне не добраться… — он мельком улыбнулся: — Отец Варнава сказывал, что братия едва успели взять его и не попасться на глаза князю. Так прытко тот выскочил вслед за лиходеем.

Отец Власий вскинул голову к потолку, замер на мгновение. Заметно обмякнув телом и лицом, сообщил:

— Завершили, слава Богу! А то я в глубине души испереживался на нет, хоть и верил, что всё будет хорошо.

— Иначе и быть не могло, — отозвался Димитрий. — Добры молодцы брата Иова всегда выше всяких похвал.

Он потянулся к кувшину с квасом. Налив себе и придирчиво понюхав чашку, хмыкнул с одобрением. Сделал несколько обстоятельных глотков, после чего обратился к Ворону:

— Отец Власий еще в самом начале завел любопытный разговор о Видане. Хотелось бы продолжить его, Белый Отче.

— Отчего нет? Я полагаю, вы уже догадываетесь, что дары дочери Ратиборовой могут со временем оказаться не меньше княжьих. А то как бы и не поболе.

— Но тогда выходит, что теперь ее будут видеть так же, как и его самого. Опасно это.

— В разум Виданы им не проникнуть. Ко князю-то непосредственный доступ имели, в чем бы он ни заключался, а к ней — нет. Но вот наблюдать со стороны за их мысленными встречами смогли бы вполне. Посему возможность таковую я пресек немедля, как только она поведала мне о первом же случае. Мною меж ними теперь учинен заслон. В дубраве ей ничто не грозит, да и я отныне стану присматривать неустанно.

— А вот уж и наш батюшка игумен сюда направляется, — прикрыв глаза, сказал отец Власий. — У него такоже всё — слава Богу.

Отец Варнава действительно появился вскоре. Стремительно войдя, с нескрываемым облегчением опустился на свободное доселе кресло во главе стола. Как-то очень по-домашнему выдохнул врастяжку:

— Ф-ф-ф-у-у-у-х-х… Наконец-то и передохнýть можно хоть самую малость. Ну как вы тут без меня?

— Без тебя никак, батюшко ты наш родимый, — немедленно откликнулся отец Власий. — А с тобою — в самый раз. Хе-хе…

— Тронут душевно. Полагаю, кое-что вы уже успели обговорить.

— А то. Нешто забыл, какие мы у тебя хваткие да смышленые!

— Нам еще, други мои добрые, очень многое обсудить предстоит: и письмо князя Вука-Иоанна, и то тайное ночное послание, о котором я уже рассказывал, и убийство в обители, и попытку отравления князя Кирилла, и все обстоятельства поездки в Белую Криницу… И это — только из насущного. Прочего пока и упоминать не стану, все равно за один раз не осилим.

— Подавимся! — успел ввернуть отец Власий.

— Что-то вроде того, — согласился отец Варнава. — Теперь же займемся нашим дивным витязем. Он отчего-то решил, что призваны вы мною сугубо для общего совета по определению его дальнейшей судьбы. Разубеждать не вижу смысла, меня такое объяснение весьма устраивает. Спящим вы его видели мельком, мастер Георгий осмотрел более внимательно. А сейчас все познакомитесь, так сказать, вживую. Приглядитесь.

— Приценитесь! — опять не удержался отец Власий.

— Вполне допустимое толкование, — снова не стал возражать настоятель. — Брат Илия! — позвал он, повысив голос. Когда рослая фигура келейника неслышно возникла в дверях, продолжил: — Распорядись, чтобы князя нашего уже вызволяли из заточения. Пускай сюда следует.

* * *

Кирилл сделал вид, что дочитал до какого-то места и только потом с недовольством поднял глаза.

— Что, княже, — поинтересовался брат Иов, — славное чтение?

— Да вот увлекся, знаешь ли.

Повернув книгу к себе, инок открыл титульный лист: «Рачительный Огородник. Как надлежит сушить, закладывать и хранить навоз, а такоже Иные Доброполезные Наставления по оному делу, собранные смиренным монахом Клеопою к вящей пользе единомысленных братий».

— Еще бы не увлечься. Огорчительно отрывать тебя, но нам пора.

— К гостям на смотрины, я так разумею?

— Да. Книгу с собою можешь забрать — ведь жаль будет недочитанного.

* * *

Кирилл переступил с ноги на ногу. Прежде, в ожидании этой встречи, он частенько прикидывал на разные лады: что должен будет почувствовать в присутствии загадочных «давних добрых друзей» отца Варнавы, как желательно выглядеть при этом ему самому, как лучше отвечать на возможные вопросы и тому подобное. На самом же деле в душе да и просто внутри — в мыслях, ощущениях — вдруг не обнаружилось ровным счетом ничего. Ничегошеньки. Он просто стоял и смотрел на тех, кто сидел и смотрел на него.

«Забавно…» — отстраненно и равнодушно проплыло в голове.

Кирилл опять переменил опорную ногу и перевел взгляд за окно. Огромная еловая лапа приветливо помахала ему снаружи.

Отец Власий прокашлялся — протяжно и как-то вопросительно. Белый Ворон подался в сторону отца Варнавы, что-то неслышно проговорил. Кивнув ему, настоятель попросил:

— Димитрие, начинай ты, яви милость.

Тот угукнул, задвигался мешкотно. Повозил ногами, то ли желая их вытянуть, то ли подобрать под себя, но все-таки оставил в прежнем положении. Типичным голосом строгого, но справедливого дедушки спросил:

— Дальше-то как жизнь свою мыслишь, княже?

Кирилл привычно пожал плечами:

— Сюда меня отец отправил незадолго до смерти. Значит, первым делом я некую волю его исполнить должен непременно. Как последнюю. Она, предполагаю, хотя бы отчасти оглашена в том самом письме, что было со мною. И это, и то, что сверх того — о том уже от вас надеялся услышать, отцы всечестные. Ну, как-то так для начала.

— Мгм… Ответ внятен, изложен складно и разумно. Такоже и у меня для начала — покамест всё. Теперь других послушаем.

— До совершеннолетия твоего Великий Князь опекунство учинить должен, — подал голос отец Варнава. — Пожелаешь ли назвать кого по имени?

— На волю Государеву положусь.

— До выхода указа его за вотчиною приглядывать дал согласие князь Единец, сосед ваш с восходной стороны.

— Ага, знаю о нем. Да пусть он и будет.

— На княжение собираешься вступать или иную службу Великому Князю нашему изберешь? — спросил Димитрий.

— Ну… По всему, надобно бы на княжение. Боле ведь некому, один я остался. Да и вотчина-то родовая, считая меня — шесть поколений уже. Но сейчас… Сейчас сказать не могу, чего мне на самом деле хочется.

— Разумею.

— А в любом случае как мыслишь сие? — прищурив глаза и будто бы ввинтив в Кирилла узловатый указательный палец, подключился отец Власий. — Ведь ни опыта у тебя ни в чем нет, ни умения. Стало быть, чужим разумом да советом поначалу жить придется. И может статься так, что не только поначалу, а много подольше. Хватит ли терпения? Характерец твой я разглядел уж, неплох он в основе своей. Но найдешь ли узду крепкую на гневливость да гордыню свою?

Кириллу вспомнились некоторые беседы с отцом. Вернее, не столько беседы, сколько вразумляющие монологи, иногда очень долгие и вызывающие чувство невероятной тоски. С давно отработанным навыком он послушливо опустил голову и принялся внимательно изучать отличительные особенности половиц под ногами.

— Княжье служение великого терпения и смирения требует, — продолжал каверзно многословить отец Власий. Палец его при этом совершал сложные движения, долженствующие подчеркивать особую значимость некоторых слов. — О смирении же сугубо памятовать следует, ибо оное есть первейшая заповедь не токмо для князя, а для всякого доброго христианина, в каком бы звании он не пребывал.

Неожиданно для себя Кирилл вдруг зевнул, быстро и смущенно прикрывшись ладонью.

— Простите, отцы всечестные — как-то нечаянно получилось. Честное слово, нечаянно!

Маленький архимандрит растерянно опустил палец и пожевал губами.

— Значит так, княже, — поспешно сказал отец Варнава. — Для начала школа тебя ждет. Не обычная монастырская, а несколько иная. Впрочем, увидишь сам. Занятия в ней осенью начнутся. Всё остальное — своим чередом.

— Понятно, отче. Но ежели так, то можно ли мне будет съездить в Гуров? Успею же запросто.

Настоятель слегка изменился в лице:

— Княже, мы ведь уже говорили о том. Новых известий оттуда пока нет, а будут — осведомлю непременно. Как я разумею, ты там некое дознание свое мыслишь учинить.

Отец Власий тем временем опустил веки и замер.

— Да нет, отче, — искренне уверил Кирилл. — Правда. Могилам хочу поклониться да службу поминальную отстоять. Ну а просто с людьми побеседовать, расспросить о том о сем разве не вправе я?

— В полном праве, — с едва приметной неохотой согласился отец Варнава. — Добро, отправишься с братом Иовом. В свой срок.

— А когда именно?

— Пока затрудняюсь сказать точно, иных насущных забот поднакопилось. Немного потерпи, княже.

Маленький архимандрит открыл глаза и снова оживился:

— Да уж! Молодость терпения не взыскует, ей — чтобы вдруг да побыстрее. Поэтому стоит она сейчас у врат обители в девичьем обличии да привратника едва за бороду не хватает: дескать, а подать мне сюда князя Ягдара! Сей же час! Хе-хе…

— Отец Власий, — неодобрительно отозвался Димитрий. — За сообщение спасибо, но меру-то знай.

Половицы как будто покачнулись под ногами Кирилла.

— Отцы всечестные… — начал он, стараясь обуздать голос и унять заметавшееся в непривычно тесной груди сердце.

А отец Власий продолжал балясничать:

— Скоропоспешное же да неразмыслительное устремление к юным девам чревато бывает многими…

Повысив голос, Димитрий оборвал его:

— Угомонись уже, отец архимандрит! Старость тоже сумеет за бороду ухватить, притом хорошенько так… Уразумел, к чему веду?

— На этом пока всё, княже, — быстро завершил отец Варнава. — Ступай, ступай…

И поторопил движением руки.

Бегущий по галерее Кирилл расслышал зазвучавший далеко за спиною сдержанный общий смех. Впрочем, явно и нисколько не обидный. У столярных мастерских он едва успел пригнуться и проскользнуть под бревном, с которым внезапно появились из-за угла двое послушников.

— Ох, простите, братия!

— Экий же ты прыткий!

— А поверху перепрыгнуть — слабó, княже?

Отец Варнава проводил его взглядом из окна. Согнав мимолетную улыбку, спросил:

— Ну что, гости дорогие: каковым показался вам наш дивный витязь?

В ответ означенные гости закивали с краткими словами либо междометиями различных видов одобрения, а отец Власий еще и ревниво попытался изобразить лицом многомудрую сложность однозначной оценки.

— Добро… Сегодняшний улов когда разбирать начнем?

— Всего-то их сколько будет?

— Как мне доложили, с теми, что в ельнике хоронились, двадцать три человека выходит. Живых. Один по оплошности убит кем-то из своих. Если даже только ими заниматься, не одна седмица уйдет. А ведь и Ворон не железный, и других дел у него хватает. О наших же прочих хлопотах вообще умолчу.

— Я-то, например, есть хочу! — сварливо объявил отец Власий. — Может, вначале потрапезничаем, а потом будем думать о том? Да и Димитрию добрый обед на пользу пойдет — так ли, старче? Авось насытишься да подобреешь чуток.

Загрузка...