Князь Кий: Основатель Киева

I

толица Руси, Родня, расположилась на высоком холме в том месте, где Рось впадает в могучий Днепр. Её глинобитные и деревянные дома, терема бояр и купцов, дворец князя тонули в зелени садов и деревьев; город окружал вал с деревянной крепостной стеной и башнями. Возле пристани притулились корабли с высокими мачтами; некоторые приплыли с верховья, другие — из заморских стран; шныряли между ними лодчонки, суетились на пристани люди.

На Богумировы дни 9—14 квитеня (апреля) было назначено всеплеменное вече, и столица готовилась к этому важному событию: привели в порядок вечевую площадь, подмели улицы, побелили дома и храмы, заново был покрашен княжеский дворец. Как же иначе: на новый срок избирался князь Руси, а такое случалось один раз в десять лет.

А пока страной правил Яросвет, невысокий, подвижный, с горбатым носом и вислыми усами. В свои пятьдесят лет был он крепок и подвижен, его отличали недюжинный ум и решительный, смелый характер. Однако он был слишком увлекающимся, иногда вспыльчивым. Это порой толкало его к неоправданным действиям, стычкам с племенными вождями, конфликтами с соседями, из которых он умел как-то удачно выходить, потому что ко всему прочему был отходчив и незлопамятен. Но главное, за что ценили его подданные, в минуты опасности он сохранял трезвый, практический ум. Поэтому хотя за прошедшие десять лет случалось немало военных походов, различных пограничных стычек, но большой войны Яросвет не допустил.

Если прямо и откровенно сказать, не велика была власть у великого князя Руси. Было недавно единое государство, которого боялись соседи. Но после аварского нашествия каждое племя жило само по себе, а Русь сузилась до небольшого треугольника между реками Днепр и Рось; собирались племенные вожди на выборы великого князя больше для соблюдения векового обычая, чем для решения важных общероссийских дел; поговорят, поспорят, вгорячах наговорят друг другу разных обидных слов, а потом разъедутся по своим углам, забыв про свои обещания, и станут жить так же, как жили прежде.

Таким разбродом пользовались соседи. Авары навязали Руси дань, а отдельные их отряды совершали частые набеги, увозя с собой богатства и пленников, которых продавали в рабство. Не дремали обитавшие в северных лесах буртасы, народ не воинственный, но тоже не брезговавший лёгкой добычей. А что говорить о кочевниках, которые и дня не могли прожить без войн и грабежа...

Вот об этом и будут в первую очередь говорить народные посланники на вече и тыкать ему, князю, в лицо, что не в состоянии он защитить границ Руси. А что он может поделать среди разброда и прямого неподчинения вождей племени ему, великому князю Руси? Не воевать же против своих, не вести же русов против русов! Тогда и вовсе погибнет Русь...

Сегодня вече. Кого изберут на новый десятилетний срок? Согласно старинным законам, он, Просвет, имеет право претендовать на княжеский титул во второй раз. Есть ли у него соперники? Едва ли. Не прославился, не выделился ни один из вождей племён, чтобы потягаться с ним. Так, обычные руководители, радеющие только об интересах своего племени, а не об общегосударственных делах. Не видно, кажется, и среди старейшин родов выдающейся личности. В крайнем случае, он не знает такого человека, который повёл бы за собой вече и сумел оспорить княжеское место.

На вечевой площади народу — не протолкнёшься. Здесь собралось население столицы, приехали со всей Руси племенные вожди со старейшинами родов, собрались именитые люди — купцы, бояре, тысяцкие, дружинники.

На помост вышел верховный жрец в длинном чёрном одеянии и высоком колпаке, широконосый, с узкой седой бородой. Толпа сразу затихла, внимательно следя за каждым его движением. Жрец встал посредине помоста, прочитал молитву верховному богу Роду, затем направился к хворосту, сложенному на кирпичном круге, зажёг жертвенный костёр. Произнося слова молитвы, он трижды обошёл его вокруг, бросил по горсти овса и пшеницы и вылил из специального сосуда священный напиток — сурью. Обряд открытия вече состоялся.

После этого верховный жрец пригласил великого князя. Яросвет направился к столу, покрытому дорогой тканой скатертью, и высоко поднял над собой символ княжеской власти — булаву, показал её народу и медленно положил на стол. Подошёл к самому краю помоста, поклонился народу:

— Господа русы! — громко произнёс он удивительно молодым и звонким голосом. — Истёк мой десятилетний срок власти в государстве нашем. И должны вы избрать себе князя на новое десятилетие. Выступайте, излагайте свои соображения, каким бы вы хотели видеть следующее княжение и кого вы желали бы в князья!

И уселся за стол рядом с верховным жрецом. Толпа заволновалась, зашумела. Из передних рядов, работая локтями, стал проталкиваться вождь племени северян Кияр, высокий, стройный, порывистый в движениях. Жили когда-то северяне в степи, но постепенно вытеснили их кочевники в дремучие леса.

— Не любо мне, как правил нами князь Яросвет! — взобравшись на помост, рубанул он с ходу. — Не радел он о земле русской! Отдавал на разграбление соседним народам, ничем не помогал в сражении с ними! Мы, северяне, постоянно отбиваем наскоки полудиких степняков, а князь со своей дружиной только три раза пришёл к нам на помощь! А одним нам не отбиться! Вот я и думаю, что другого князя надо избирать! Если господа русы захотят на этом месте видеть меня, то я наведу порядок и дам защиту не только своему племени, но и всем живущим в нашей державе!

Едва Кияр сошёл с помоста, как с него уже кричал в толпу вождь волынян (дулебов) Волот, длинный, горбоносый, кадыкастый:

— Сколько мы натерпелись от аваров, вам скажет каждый ребёнок нашего племени! Мало того, что они берут с нас дань, вся наша земля постоянно полыхает пламенем пожаров от их набегов. Тысячи пленников уведены в рабство. Наше племя не в состоянии противостоять разбойникам. А что князь? Пришлёт иногда помощь, да мало её или поздно она прибудет. Нам нужны постоянные заставы, надо строить крепости на перевалах, чтобы перекрыть все дороги в Карпатских горах. Он этого не сделал... Изберите меня великим князем, я закрою дорогу на Русь, и народ наш будет жить в спокойствии!

Высокий, широкоплечий, с бычьей шеей вождь кривичей Ждан густым басом накрыл вечевую площадь:

— Мы так ослабели при князе Яросвете, что осмелели даже буртасы, которых мы раньше вбивали в леса, и они оттуда носа боялись высунуть. Теперь их шайки гуляют по северу Руси. Бед натворили столько, что сердце кровью обливается...

После него не вытерпел вспыльчивый и горячий Яросвет. Вскочил и, потрясая над головой обеими руками, стал выкрикивать:

— Валите всё на князя! Валите! Во всём виноват только князь! И там не помог, и там не успел! Вот он какой нерасторопный! Вот он какой неумеха!

Перевёл дыхание и как-то сразу остыл.

— Я что, не понимал и не понимаю, что надо защитить Русь от нападений? Очень хорошо понимаю. Но для этого княжеской дружины мало. Нужно постоянное войско из воинов всех племён. Чтобы они были сведены в единую силу и находились в руках князя. Вот тогда мы отучим врагов нападать на наши земли! Разве я не обращался к вам, Кияр, Волот и Ждан, чтобы вы дали мне таких воинов? Обращался, и не раз! Но ни одного воина не получил! А почему? Потому что вы боитесь усиления княжеской власти, боитесь, что князь станет хозяином Руси, как того хочет вече. Вы хотите править племенами? независимо от Родни. Каждый из вас — маленький государь на своей территории! Вы изберёте нового князя, но и он не станет подлинным хозяином страны. И он не сможет защитить вас от грабежей и нападений соседей. Пока мы будем думать каждый о своём племени, нас будут бить все, кому не лень!

Яросвет сел за стол, тяжело дыша. Площадь подавленно молчала. Тогда поднялся со своего места верховный жрец, стал приглашать:

— Выходите, господа русичи, высказывайте, что на душе наболело!

В ответ — всеобщее молчание. Только кое-кто негромко переговаривался, но большинство смотрели на князя и верховного жреца и — молчали.

Вдруг в тишине раздался звонкий юношеский голос:

— Я хочу сказать!

И к помосту стал пробираться высокий, широкоплечий юноша. Толпа молча и охотно освобождала ему дорогу. Он легко взбежал на помост, откинул назад светлые волосы, смело взглянул на толпу и произнёс громко и отчётливо:

— Звать меня Кием! Я из племени полян, из рода Волегоста! Я десять лет провёл в рабстве у аваров, на своей шкуре знаю, на какие муки уводятся наши соотечественники! Сумел стать свободным. Воевал в аварском войске. Так что военное дело знаю не понаслышке. Вот я и выдвигаю такое предложение. Пусть вожди племён разрешат мне набрать отряд воинов-добровольцев. Только тех, кто сам пожелает сражаться с разбойными бандами соседних народов. Позвольте мне кликнуть удальцов, которые пойдут со мной по доброй воле! Больше я ничего от вас не прошу! И вы скоро увидите, что я отважу любителей лёгкой наживы от наших рубежей! Даёт ли вече мне добро на ратное дело?

— Любо! Любо! Любо! — взорвалась толпа дружными голосами.

Потом довольно быстро были решены мелкие вопросы и прошли выборы князя. На новый десятилетний срок был оставлен Яросвет.

Когда толпа стала расходиться, вокруг Кия собралась молодёжь. Он возвышался над всеми на целую голову.

— Бери, Кий, нас всех в свой отряд.

— Испытаем нашу силушку в борьбе с ворогом...

— По душе нам твой замысел.

— Хватит сил, Кий? — спросил один из парней, склонив голову набок. — Военная удача переменчива. Сегодня, может, в спину, а завтра и по лицу ударит.

— Ничего! Поборемся, — снисходительно улыбался Кий.

А недалеко от него прошли Ждан и Волот. Вождь волынян говорил задумчиво:

— А вот Кий не так прост, как кажется. Если боги дадут ему успех в военном предприятии, за ним пойдёт всё больше и больше отважных воинов. У него будет такой отряд, который станет не по зубам ни князю, ни нам, племенным вождям.

— Не боись! Если только попытается высунуться без нашего соизволения, мы его возьмём в кулак и раздавим. Только мякоть потечёт между пальцев, — и Волот сжал и разжал свой костлявый кулак.

II

Вернувшись из Аварии в родное гнездо, Кий, узнал, что отец погиб в той схватке с аварами, когда он был захвачен в рабство. Мать после этого слегка и через пять лет умерла. Тогда братья поделили отцовскую землю: Щёк забрал одну гору, а Хорив — в другую. Сестрёнка Лебедь выросла в истинную красавицу, так что Кий не удержался и сказал шутливо:

— Ты, наверно, всех парней в округе с ума свела! Лыбедь зарделась и в ответ промолвила:

— Ну ты скажешь такое, братец!

От Кия не отходил Щёк, который был на год младше его. Брови у него конёчком, а рот всегда на улыбочке. Взгляд умненький, весёлый, с хитринкой. Он во всём поддержал Кия:

— Бери меня в отряд, не пожалеешь! Я всю Родню вдоль и поперёк знаю. Могу о каждом жителе рассказать всю подноготную, тотчас найду нужных людей. А что касается молодёжи, то все мне — друзья!

Хорив, сутулый, угрюмый, с натруженными руками и жёсткими ладонями, хмуро глядел в пол, говорил недовольно:

— Верхогляд наш братец. Только бы шлындить по городским улицам, всё время проводит в Родне, мы его дома и не видим. Участок свой, считай, совсем забросил, чужие люди обрабатывают...

— Ну и что, что чужие? — тотчас ответил Щёк — Хорошо трудятся, земля ухоженная, урожай, может, чуть-чуть поменьше твоего. Половину урожая себе берут, половину — мне. Живу — не бедствую. А в Родне у меня свой дом имеется, так что, братец, есть где тебе остановиться. Располагай моим домом, как своим.

— Дом мне твой очень пригодится, — тотчас ответил Кий. — Буду набирать отряд, местом сбора будет.

— Вот видишь! — тотчас упрекнул брата Щёк. — Кий большое дело затевает, скоро в военный поход двинемся, а ты в стороне хочешь остаться!

— Надо же кому-то и землю обрабатывать, — гнул своё Хорив. — Если все уйдут воевать, кто страну будет кормить? Да и войску много еды требуется...

— Оба вы, братья мои хорошие, правильно говорите! — подытожил Кий, весьма довольный встречей с родным домом. — Каждый должен исполнять своё дело. Сегодня переночую, а завтра — в Родню, пора народ поднимать.

— Я с тобой, брат! — нетерпеливо проговорил Щёк. — Я теперь от тебя никогда не отстану! Куда ты, туда и я!

Ещё но пути на Русь родилась у Кия мысль создать подвижной отряд. Для начала он будет небольшим, но должен состоять из отчаянных людей, готовых на риск и опасные дела. Главное, добиться успеха в первом же предприятии, обязательно победить. Тогда к нему хлынет молодёжь и можно будет думать о больших делах. Родившись, эта мысль крепко засела в его сердце, он с ней сросся, она переставала давать ему спокойно жить, подталкивала и, наконец, привела на вече.

Едва прибыли в Родню, как Щёк побежал по известным ему людям и уже к концу дня сообщил, что сотня парней готова идти за Кием хоть к черчу на Рога.

Вечером пошли на площадь, где собиралась молодёжь. Щёк вразвалку прохаживался среди хороводов и стоявших кружками девушек, здоровался, шутил, смеялся. Он знал всех, и его знали все.

— Вот и наши, — сказал он, подходя к одной из групп молодёжи. — Знакомьтесь, это мой брат Кий.

— Знаем, наслышаны уже, — прозвучало в ответ. Посыпались вопросы:

— Говорят, ты был в рабстве?

— Приходилось.

— Крепко досталось?

— Всякое было.

— А отчего же такой здоровенный вымахал?

— Назло врагам.

— Много в своё войско набрал?

— Достаточно. Можно полмира завоевать.

— А девушек с собой возьмёшь?

Кий поглядел на озорницу, задавшую вопрос, и встретился с весёлым, испытующим взглядом стройной красавицы.

— Тебя не возьму, — ответил он, щурясь, словно кот.

— Это почему?

— Слишком красивая. Тогда не я, а ты отрядом будешь командовать.

Девушка смутилась, польщённая, но продолжала искоса взглядывать на Кия.

А потом они шли по пустынной улице поодаль друг от друга. Звали её Властой. Было ей 15—16 лет. На её белом лице сияли синие глаза, наивные и доверчивые, какие бывают только в ранней юности. Носик маленький, вздёрнутый, губки пухлые, на них блуждала улыбка любопытства и ожидания.

Она расспрашивала его о жизни в Аварии, внимательно слушала, словно впитывала сказанное им.

— А девушка у тебя там была? — неожиданно задала она вопрос. А перед взором Кия возникли образы отчаянной Тамиры и развратной Опии, он на мгновение как бы ушёл в себя, но потом стряхнул оцепенение, ответил:

— Была. Я с ней целыми днями не расставался.

— И... как же её звали?

— Кувалдой, — отшутился он. — В кузнице с утра до вечера была в моих руках. Такая ласковая и преданная подруга!

Она засмеялась — облегчённо.

А Кий про себя решил, что никогда и никому не расскажет ни про Тамиру, ни про Опию.

— Вот мы и пришли, — сказала Власта, останавливаясь у княжеского дворца.

Кий оглядел дворец, сделал предположение:

— Наверно, ты дочь дружинника или даже боярина.

Она тихо, затаённо засмеялась:

— Бери выше. Я — дочь князя.

Кий поперхнулся, уставился на неё. Вот везёт! В Каменске влюбился в дочь градоначальника, «а теперь провожает птичку из гнезда самого главы страны!

— Что, испугался? — лукаво спросила она.

— Мне завтра встречаться с твоим отцом. Надо решить кое-какие дела, — ушёл он от ответа.

— Приходи. Он у меня добрый. Хотя иногда бывает строгим.

— А мы завтра увидимся?

— Едва ли... Хотя надо дожить до завтрашнего дня, — игриво ответила она и стала подниматься по высокому крыльцу, неожиданно развернулась, весело взглянула на него и скрылась за резными дверями.

«А что, — размышлял Кий, шагая по пустынным улицам столицы, — если стать зятем князя, дело пойдёт гораздо быстрее и успешней. Получить поддержку государя — это не фунт изюма. Не придётся долго просить о чём-то, он сам постарается помочь своему зятьку. Дело родственное, куда денешься! Нет, стоит над этим серьёзно подумать, а, Кий?» — усмехнулся он и ускорил шаги.

III

Великий князь встретил Кия внешне приветливо, но в глазах чувствовались настороженность и даже подозрительность. После вече он долго размышлял над предложением молодого человека. В конечном счёте для себя он сделал вывод, что, вероятней всего, Кий наберёт шайку молодцов, в случае удачи увлечётся преследованием противника, вторгнется на территорию соседних народов и займётся грабежом. Грабёж — это обычное и почётное дело, им занимались все правители мира. Но это государи стран, а не шайки молодцов, которые, получив отпор, приступают к грабежу собственного народа и их приходится уничтожать, как обычных разбойников.

Именно поэтому, повинуясь решению вече, князь поддержит Кия, но будет пристально следить за его отрядом, чтобы пресечь нежелательные действия.

Усадив Кия в кресло перед собой, Яросвет некоторое время пристально рассматривал его. Тот спокойно выдержал испытующий взгляд князя.

— Значит, вольный отряд хочешь набрать? — спросил князь, поглаживая ус. — Сколько бы тебе хотелось иметь воинов для начала?

— Немного. Полтысячи достаточно. Сложатся действия отряда удачно, придёт больше.

— Против кого собираешься направить первый удар?

— Начну с буртасов. Народ полудикий, прячется в лесах. Воинственностью не отличается, вооружение слабое.

Князь в знак согласия кивнул головой. Откинулся на спинку кресла, прибросил в уме.

— Отряд я снабжу всем необходимым. Дам коней, только что пригнали молодой табун, объездить придётся вам самим. Заодно выделю сёдла, уздечки.

— Благодарю. Нам бы оружие...

— Оружие и снаряжение получите со склада народного ополчения. Продовольствие тоже доставят. Если удастся отвадить от границ хотя бы одних буртасов, все мои затраты окупятся сторицей: сколько они сжигают селений, уводят пленников в рабство, грабят — не перечесть. Так что действуй.

Они обсудили ещё некоторые мелочи и расстались.

Кий уходил от князя воодушевлённый. Ему думалось, что придётся уговаривать Яросвета, спорить с ним и выпрашивать-вымаливать самое необходимое для отряда, а все основные вопросы были решены в столь короткое время. Теперь только понял отзывы русов о своём князе как о человеке дела, умном и решительном. Недаром народ избрал его yа второй срок. Не каждый князь удостаивается такой чести.

Тотчас Кий взялся за формирование отряда. Дел было невпроворот, и он крутился от восхода до заката. Незаменимым оказался Щёк. Всегда в настроении, с шутками-прибаутками, неутомимо носился он по столице и округе, набирал и размещал людей по домам, заготавливал оружие, снаряжение и продукты. Вокруг него вертелось множество друзей, которыми он руководил и которые бросались исполнять различные поручения по первому его слову. Были среди них ребята честные, порядочные, но были и откровенные прохиндеи, надеявшиеся в этой сумятице урвать кусок пожирнее. Щёк таких ругал, наказывал, но не прогонял. Как-то сказал Кию, что есть дела, которые можно провернуть только с помощью таких проныр.

Кий лично проверял всё доставляемое в отряд, особенно оружие. Он придирчиво осматривал мечи и, как бывший кузнец, видел, что клинок их изготовлялся из двух-трёх полос, сваренных и раскованных. Клинки были заострённые, реже закруглённые, равные по ширине, ими можно было и рубить и колоть. Ножны были сделаны из дерева и обтягивались кожей, которая раскрашивалась в различные оттенки. Луки были небольшие, склеенные из нескольких пород дерева для гибкости и упругости, с костяными накладками на концах. Древки стрел изготовлялись из берёзы, реже клёна, с железными наконечниками и перьями от беркута, прикреплёнными в три ряда для устойчивости в полёте. Колчаны были деревянными, обтянутыми кожей и выкрашенными в ярко-красный цвет, они привлекали своим видом. Кроме того, воины получили копья, дротики, арканы. Кое-кто за свой счёт сумел приобрести панцири из железных и бронзовых чешуек прямоугольной формы, из богатых семей — цельнометаллические, но таких было мало. В основном парни щеголяли в панцирях и шлемах, сшитых из нескольких слоёв кожи.

К Кию пришло несколько бывалых воинов. Они проводили военные занятия с молодёжью на лугу специально выделенном отряду. Бились десяток на десяток в пешем и конном строю, срубали на скаку головы фигур, изготовленных из соломы и ветоши, учились сражаться лавой. Изредка приезжал князь, подолгу смотрел на учения, делал замечания, старался выполнить просьбы Кия. Он понимал, что люди шли на войну и малейший промах мог обернуться большими жертвами, кровью, и на помощь не скупился.

Среди опытных воинов Кий выделил Колывана, невысокого, сухого, со сморщенным лицом. Когда-то в одном из сражений его тяжело ранило, он едва выжил, но стал ходить как-то боком, прижав руки, к груди, взгляд его был болезненный, а краешки тонких губ страдальчески опущены. С первого разу Колыван никому не верил, проверял и перепроверял услышанное, смотрел на всех подозрительно и недоверчиво. Такой человек был очень нужен Кию, потому что сам он был доверчивым, готовым сломя голову кинуться в какое-то необдуманное дело; Колыван мог вовремя удержать его.

Кроме того, Колыван имел привычку ковыряться, казалось бы, в самых ясных и бесспорных обстоятельствах, умел находить какие-то неожиданные мелочи, которые, как потом выяснялось, могли повлиять на осуществление задуманного дела. Кий всё чаще привлекал его к обсуждению предстоящего похода на север, а потом предложил ему стать его заместителем. Колыван поскрипел, поскрипел, но под конец согласился.

Одновременно Кий собирал сведения о пограничных с буртасами землях. Там, на берегу Десны, располагался городок Брянск. Население его было небольшое — около десяти тысяч, защитой ему служили деревянные крепостные стены, башни и рвы. За последние годы он неоднократно подвергался нападениям лесного народа. Буртасы появлялись внезапно и большими массами. Если получали отпор, то принимались за грабёж селений. Но иногда им удавалось застать горожан врасплох, крепость бралась приступом, а затем шёл поголовный грабёж и убийства жителей, а город сжигался. У Кия родился план проведения операции, которым он поделился с князем; тот его одобрил и обещал выделить дополнительные средства для её проведения.

Молодость брала своё. Несмотря на усталость, поздно вечером, умывшись и перекусив, Кий отправлялся на свидание. Власта не чаяла в нём души.

В её глазах он был почти героем: прошёл муки рабства, стал свободным человеком, воевал в аварском войске, а сейчас собирает отважных воинов на защиту родины от нападений хищных разбойников.

В пятый вечер свиданий она подала ему руку, и они шли по улице совсем близко, изредка касаясь плечами. Кий, ещё не остыв от хлопот дня, рассказывал, как пришли в отряд из далёкого селения трое братьев. У них авары во время набега убили мать, увезли в рабство сестру, угнали весь скот, а дом сожгли.

— Ты бы видела их лица. Они иссушены горем, в глазах исступление. Они говорят только о мести, они рвутся в бой. Они будут настоящими бойцами...

Но ладно, я всё о деле и о деле. Как ты-то живёшь?

Что днём делала?

— Так себе... Пряла. Немного порисовала. Я люблю расписывать вазы. Гончары делают прекрасные изделия из глины. Глина у нас особая. При обжиге приобретает белый цвет. Нам приносят сухие растительные краски в порошке. Их разводишь яичным белком и тонкой кисточкой наносишь узоры. Мне нравится прорисовывать листочки и цветы. Берёшь розу, к примеру, и стараешься все оттенки цвета, все прожилки прорисовать. Конечно, далеко не всё получается! Далеко не всё! Но как преображается ваза! Вот только что была белая, безликая посудина. И на глазах превращается в дивное, почти сказочное создание!

А Кий шёл и думал, что рядом с ним идёт серьёзная девушка, способная, как он чувствовал, на глубокое и самоотверженное чувство. И надо было решать, как поступать дальше. Он в неё не влюблён и вряд ли полюбит в будущем. Она ему нравится — не больше. Нравится красотой лица, статностью фигуры, девичьей чистотой. Она будет хорошей, любящей женой. А он?.. Может, стерпится, слюбится? Тем более, с княжеской дочкой?.. Да и нет у него никого, кроме неё... Эх, была не была, кинемся в омут неизвестности!

Он легонько привлёк её к себе и поцеловал в щёчку. Она вспыхнула и попыталась отстраниться. Однако он удержал её. Она потупилась и продолжала идти рядом, но уже молча. Тогда он остановился, повернул её к себе и прижал к груди. Она замерла, щёки её полыхали, он ощутил их жар сквозь рубашку. Тогда он обеими ладонями сжал её лицо и поцеловал в мягкие, безвольные губы. Почувствовал, как у неё подкосились ноги и она ослабла в его руках. Он поддержал её, тихо спросил:

— Это у тебя первый поцелуй?

Она кивнула головой. А через некоторое время спросила:

— А у тебя тоже?

Он на мгновение замешкался: перед ним всплыло лицо Тамиры, когда она, блестя влюблёнными глазами и заглядывая ему в лицо, проговорила счастливым голосом: «Как ты сказал? Сопливых вовремя целуют?»

Вздохнул, встряхнулся. Ответил:

— Да, конечно. Я же только что из аварского рабства вырвался...

IV

Через два месяца отряд был готов к походу. За два дня до выступления был проведён смотр. Его принимал сам князь Яросвет. Воинством он остался доволен. Но Кий не стал отпускать своих подчинённых. Он выстроил их в четыре шеренги и зачитал приказ. Это был первый приказ по отряду. Он был краток и суров:

— Мы идём защищать Русь от грабителей и разбойников. Нам необходимо, чтобы народ верил нам. Никаких попыток грабежа и изъятия товаров и продуктов у русов и славян я не потерплю. Если кто совершит малейшую попытку грабежа у наших соотечественников, будет предан смертной казни перед строем!

После этого обвёл воинов отряда суровым взглядом и добавил:

— Кто не уверен в себе, может сдать военной имущество, оружие и коня до похода и отправляться на все четыре стороны! На раздумье даётся два дня.

Никто из отряда не ушёл.

Снялись тихо, ранним утром. Впереди отряда. Кий выслал разведку. Противника вблизи не было, но он требовал точных сведений обо всём, что делается на пути отряда: пусть учатся и привыкают к постоянной бдительности. Во главе разведки он поставил Щёка. Тот был как туго натянутый лук со стрелой: едва выслушав приказ, мчался исполнять сломя голову.

По обеим сторонам дороги шло боковое охранение. Замыкал колонну обоз с продовольствием и имуществом и группа воинов на случай, если враг нападёт с тыла. Кий старался делать так, как было принято в аварском войске, лучшем тогда в Причерноморье.

В первый и второй день похода население радушно встречало воинов отряда. На пути чаще стали встречаться леса и перелески, изменился и тип строений: если в степи селения состояли в основном из глинобитных домов и землянок, то теперь преобладали рубленые избы с маленькими окошечками и вставленными в них бычьими пузырями или задвижками, которые открывались в тёплое время.

На третий день разведка принесла сообщение: селяне разбегаются и скрываются в лесах и оврагах. Как видно, народ здесь был напуган набегами буртасов и на всякий случай прятался от вооружённых людей. И чем дальше шёл отряд, тем всё более, удручающий вид открывался перед ними. Здесь на протяжении многих лет хозяйничали буртасы, и на месте селений виднелись пепелища, печи с высокими трубами, колодцы с одиноко торчащими журавлями. Но сами жители обитали где-то недалеко в лесах, потому что огороды и поля были возделаны и обработаны. Удавалось кое-где встретиться с ними. Были эти люди измождены полуголодной жизнью, напуганы постоянной опасностью или потерять жизнь, или оказаться уведёнными в рабство. Видя эту картину, воины стали молчаливее и сосредоточеннее, суровее становились их взгляды.

Кий стороной миновал Брянск, свернул в лес и на расстоянии дневного перехода стал устраиваться на длительную стоянку. На небольшой полянке выбрал место для своего шалаша, рядом расположились Колыван и Щёк. А вокруг него возводили шалаши воины строго по десяткам и сотням. Лучшим материалом для них оказались еловые ветви. Уложенные густо, они не пропускали дождя. Еловые лапы оказались и хорошей подстилкой.

Хозяйственной частью заведовал Вереско. Он выбрал отдельное место. Немного в стороне от лагеря были вырыты глубокие погреба для хранения продуктов, оборудованы кострища для приготовления еды. Каждая сотня определила стоянки для лошадей. Особой заботой было назначение караульных и расстановка секретов.

На третий день пребывания в лесу состоялась тайная встреча Кия и Колывана с вождём племени кривичей Жданом. Встреча прошла на окраине города, в избе какого-то горожанина. Ждан вошёл в избу пузом вперёд, рачьими глазами долго рассматривал Кия и Колывана, словно оценивал товар, пыхтя, уселся на скамейку.

Вождь племени был избран из купцов, поэтому сохранил торгашеские привычки. Торговые дела вели его сыновья, а сам он жил заботами племени.

— Не увидел бы вас здесь, ни в жизнь не поверил, что кто-то мог прийти нам на помощь, — сиплым голосом проговорил он.

— Почему? — спросил Кий.

— Забросили нас в последние годы. И княжеской власти мы не нужны, и Всевышний от нас отвернулся.

— Ну, на Всевышнего надо надеяться всегда, — проскрипел Колыван.

— Мне бы народ свой защитить и Брянск отстоять, — просто сказал Ждан.

— Мы тоже над этим маракуем, — зябко поёжился Колыван. Он всегда мёрз, словно кровь его совсем не грела.

— Нам бы хотелось знать, — вмешался Кий, — как буртасы ходили на город в прошлые годы. То ли отдельными отрядами, то ли войско подступало одной, объединённой силой.

— По-разному. Но большей частью они накапливались под городом в течение одного-двух дней.

— Значит, лесными дорогами шли раздельно, отрядами.

— Вот-вот, — загорячился Ждан. — Их бы из засады взять. Завалить деревьями дорогу, отрезать отряд от отряда и внезапно ударить из леса!

Колыван завозился в своём углу, кутаясь в куртку. Зная его, Кий догадывался, что ему что-то не нравится в словах вождя племени. И точно, не поднимая глаз, Колыван спросил въедливо:

— Какая сила прибывала под город?

— Тьма. Десять тысяч.

— А город сколько выставлял воинов?

— Я набирал до пяти тысяч.

— Да нас шестьсот. Сомнут. Может, один отряд и сумеем разгромить, но потом нас окружат и уничтожат. В лесу воевать они мастера. Обойдут по чащам, так хитро обойдут, что не заметим, и расколотят в пух и прах!

— Но и при обороне крепостных стен от конницы мало толку, — убеждённо произнёс Кий. — Сами запрём себя для истребления. Коннице нужен простор. Стремительный удар из засады — только так можно добиться успеха.

— Нельзя противника представлять дураками, — тянул своё Колыван. — Буртасы наверняка уже пронюхали, что мы встали лагерем в лесу. Что, Ждан, о нас уже известно в городе?

— От народа ничего не скроешь, — озабочен но ответил Ждан. — Местные жители приезжают в Брянск по разным надобностям. Горожане ходят по грибы и ягоды, заготавливают дрова на зиму. Да и просто родственники друг друга навещают, делятся новостями. Никак вам не укрыться от людского взгляда. А на каждый роток не накинешь платой Слухи уже пошли. А уж ушей соглядатаев буртасов они никак не минуют.

Кий согласился:

— Да, чужаков везде быстро засекают. Дойдут о нас слухи до буртасов, так и жди: город обложат со, всех сторон, а от леса заслон поставят. Вот и не получится у нас внезапного удара в спину! Надо что-то придумать, чтобы сбить с толку супостатов. И не одних супостатов, но и наше население.

— Что же ты предлагаешь? — Ждан рачьими глазами уставился на Кия.

— Думать надо. Затем и собрались.

— Думать, думать, — недовольно пробормотал Ждан и похлопал по коленям большими пухлыми ладонями. — Пока думаем, они аут как тут!

— Хитрость надо придумать, обвести буртасов вокруг пальца, — подал голос из угла Колыван. — Другого выхода нет.

— Дело, дело говоришь, — довольно прогудел Ждан. — Обмануть врага — дело святое.

— Только ли врагов обманывает ваш брат купец? — сощурился на него Кий.

Ждан колыхнул в коротком смехе толстый живот, крякнул, но промолчал.

— Нам бы вот чего хотелось, — после некоторого молчания проговорил Колыван. — Чтобы мы вроде были в лесу, а вроде нас нет.

— Это как же? — откинулся на своей скамейке вождь племени.

— Вот ты и подумай — как?

— Нет, меня увольте, — Ждан описал перед собой ладонью круг, словно защищаясь. — Такие мудреные задачки решать я не в состоянии. Шапку-невидимку для вас изобрести?

— Вроде того.

И после некоторого молчания:

— Может, пустить слух в городе, что вы ушли из наших краёв?

— Буртасы не поверят, — вновь вступил в разговор Кий. — Тут надо что-то необычное. Да, да, из ряда вон выходящее.

Он встал и прошёлся по маленькой избе, головой едва не задевая за матку. Потом неожиданно пододвинул скамейку и уселся напротив Ждана.

— Слушай меня внимательно, хозяин племени.

Я, кажется, придумал, как ввести в заблуждение противника. Найдётся у тебя с десяток абсолютно надёжных и верных людей?

— Не только десяток...

— Вот и подошли их с караваном товара. Л мы их пограбим.

— Это как — пограбим? — вскинул густые брови Ждан.

— Обыкновенно. Заберём твой товар, а несколько человек отпустим. Вроде бы сбегли они от разбойников. И пусть везде и всюду, на каждом перекрёстке рассказывают, что в лесу никакой не военный отряд из Родни, а обыкновенные разбойники прячутся. И хорошего от них городку Брянску ждать нечего. Даже в лес ходить не советуют.

— Так, так, так, — пыхтел Ждан. — Значит, я снаряжаю караван, а вы... Что ж, неплохо придумано, неплохо. — Потом спохватился. — А товар-то потом вернёте или как?

— Или как! — засмеялся Кий. — Ах, купеческая v твоя душонка! Не пропадёт твой товар. Твои же и будут его стеречь. Воины у меня надёжные. Они клятву дали, что у русов ничего отнимать не будут, так-то!

— Ну это другое дело! — обрадовался Ждан. — Организуем лучшим образом!

— С товаром не жмись, скупердяй! — насмешливо проговорил Колыван. — И побольше, побольше шума при сборе каравана! Чтобы последняя собака о нём знала и лаяла из подворотни! Женщин направь, чтобы своих мужей и отцов провожали. Дети чтобы бежали вслед. Крика, гвалта побольше!

— Баранок не пожалею, кренделя раздам, но народ соберу! Понял вас. Хорошо придумано!

Помолчали. Кий кинул ногу на ногу, проговорил озабоченно:

— Выманить надо буртасов. Я им хорошую приманку организовал. На днях прибудет в Брянск.

Потом решили вопросы засылки разведчиков на территорию буртасов, связи лагеря и города, договорились о новых встречах.

На другой день после переговоров Кий отдал распоряжение княжескому слуге Огнедару под сильной охраной ехать со своим добром в Брянск. На двух телегах были уложены товары на продажу. Они поражали своей роскошью и богатством. Здесь были и высокие кувшины с вином, и амфоры с благовониями и мастиками, и золотое и серебряное узорочье, и обручи для шеи, рук, ног, и колты с драгоценными камнями, эмали и разная одежда — для простых и богатых людей. Всё то, что закупали в своё время для княжеской семьи, Яросвет распорядился перед отбытием в поход передать Кию.

Огнедар снял дом на центральной площади Брянска и тотчас открыл торговлю. Богатых покупателей оказалось немного, зато зевак больше чем достаточно. Все шумно восхищались товаром. Слух о необыкновенной лавке и её товарах быстро пошёл по городу, от селения к селению.

Колыван между тем собирал данные, которые доставляли ему разведчики Щёка и люди Ждана. Брянск после нашествия буртасов заново отстроился, были восстановлены стены и крепостные башни, так что город мог оказать серьёзное сопротивление противнику. Возле него лес был давно вырублен и выкорчеван и примерно на две тысячи шагов простирались пашни и луга. Граница с буртасами проходила в двух днях езды, вела к ней лесная дорога. Кроме неё было множество охотничьих тропинок, хорошо известных как местным жителям, так и буртасам. Последние сведения о противнике говорили о том, что в приграничных селениях началось заметное оживление, появились отряды воинов, которые пока старались держаться леса, лишь изредка показываясь среди местных жителей, чтобы приобрести пищу и другое необходимое для быта. Всё это, скособочившись за столом и делая частые паузы, Колыван докладывал Кию, а потом они подолгу вместе обсуждали менявшуюся на глазах обстановку.

Брянск потрясло страшное событие: караван, отправленный сыновьями Ждана в Родню, откуда он должен был проследовать в Боспор и Византию, разграблен разбойниками недалеко от Брянска. Товары расхищены, люди перебиты. Только двоим чудом удалось спастись, спрятавшись в кустах. На их глазах происходила расправа с пленными; некоторых повязали для продажи в рабство, а раненым перерезали горло. И ходил среди них главарь, выше всех на голову, голос у него как труба, а глаза дикого зверя, глядеть в них невозможно.

Потом всю неделю стали прибегать жители дальних лесных деревень, спасаясь от разбойников. Селения их были разграблены и сожжены, народ побит.

Стон стоял в городе. Ко всему этому прискакала стража с границы: в селениях скапливаются большие силы буртасов, готовясь к грабительскому походу на Брянск. Верно говорят в народе: пришла беда, отворяй ворота.

Буртасы появились через неделю. Массы пеших воинов вываливались из леса и растекались по лугам и пашням, окружая город с трёх сторон; с четвёртой защищал обрывистый берег Десны.

Два дня накапливались силы буртасов. На третий пошли на приступ. Одетые в шкуры животных, с деревянными щитами, пиками и короткими мечами, кидались они на крепостные стены нестройной толпой, громко крича, трубя в рожки, стуча колотушками и наполняя воздух звуками трещоток. Ставили лестницы, лезли на стены и башни. Их неудержимо манили невиданные богатства купца из Родни.

Горожане встретили врагов тучей стрел, стали лить на головы кипяток и смолу, крюками отталкивать штурмовые лестницы, но супостаты лезли и лезли...

До полудня буртасы не могли одолеть защитников. А затем то там, то здесь группы их сумели взобраться на крепостную стену, и стали пробиваться по ней, очищая от защитников; иные прыгали на землю и завязывали схватку уже внутри города.

Всё это видел Ждан с высоты Большой башни. Пока были резервы, посылал подкрепление в опасные места. Но вот настала решающая минута. Противник втянул в сражение все свои силы, а горожане стали выдыхаться. И тогда он приказал зажечь костёр из заранее приготовленных на вышке сухих ветвей. Костер запылал, густой дым от зелёной травы, брошенной в него, потянулся в небо. Это был сигнал для Кия.

Прошло несколько томительных минут, и вот из леса хлынула конница. Перестраиваясь на ходу в лаву, она стала охватывать буртасов подковой. Впереди на чёрном коне скакал высокий всадник. Конь нёс его сильными ровными бросками. Это был Кий. Он первым врезался в толпы неприятеля, делая молниеносные взмахи мечом; бросал своего коня то в одну, то в другую сторону, круто останавливал; конь взвивался на задние ноги, так что трепыхалась длинная грива, и, подчиняясь властной руке седока, снова мчался вперёд, стремительно и неудержимо.

Следом за ним конники врубились в опешившие толпы буртасов, которые до того растерялись от удара в спину неизвестно откуда взявшихся всадников, что почти не оказывали никакого сопротивления.

Со стен на врага покатились защитники города. Противник был зажат с двух сторон, началось без» жалостное истребление. Ждан, видя эту картину с высоты башни, не мог сдержать торжества победы. Он в восторге хлопал себя ладошками по бёдрам, топай сапожищами по деревянному настилу, словно выплясывал дикий танец, кричал и визжал что-то невразумительное...

Значительная часть буртасов прорвалась сквозь тонкую линию конников и кинулась к лесу. Преследование превратилось в избиение их на большом пространстве пашен и лугов, которые вскоре покрылись многочисленными трупами врагов. Разгорячённые победители ворвались в лес, долго гонялись по чащам и буреломам, пока лесные жители не растворились среди деревьев.

В городе началось всеобщее торжество. Героями его были все воины, но особо выделяли конников Кия. Вернулся из леса караван с товарами Ждана, и все караванщики — живы и здоровы. Среди толп городских жителей ходили селяне, которые недавно рассказывали об ужасных разбойниках; теперь успокаивали всех встречных и поперечных; сёла их целы и невредимы, а жители живут и здравствуют; что касается слухов, то они их распространяли по заданию Ждана. Зато как здорово удалось провести соглядатаев буртасов, которые так и не прознали правду об отряде Кия!

Торжества по случаю победы продолжались зри дня. На четвёртый день конница Кия и войско кривичей отправились в поход против буртасов. Цель была простой и вполне в духе своего времени: грабёж и разорение селений соседнего племени, чтобы отомстить за все беды и несчастья, которые испытали русы от его набегов. Нападавшие разбились сначала на сотни, потом на десятки и словно бреднем прошлись по южным вражеским землям. Жглись селения и городки, убивались и брались в плен жители, грабили всё, что представляло какую-то ценность, остальное уничтожалось безо всякой жалости. Наружу вырвалась накопившаяся ярость и дикая ненависть. Дым пожарищ, трупы и кучи углей оставляли после себя воины Кия и племени кривичей.

Когда стало известно о скоплении вооружённых сил буртасов в северных лесах, был дан приказ на отход. Медленно тянулись тяжёлые возы с награбленным добром, плелись за ними связанные верёвками предназначенные для продажи в рабство мужчины и женщины, парни и девушки, дети... Попытки буртасов напасть и отбить пленных и добычу пресекались искусными атаками конных отрядов.

Сам Кий старательно избегал встреч с пленными. Он боялся глядеть им в глаза: ведь недавно сполна испытал их участь... Но ему и в голову не приходило освободить их. Он был твёрдо убеждён: так устроена жизнь, когда ты или свободный, или раб. Другого не дано. За нас всё решает Всевышний.

На границе войско русов разделилось: кривичи двинулись в сторону Брянска, а конница Кия направилась в Родню. На полпути всё добро было сложено в одно место и поделено между воинами. Первым брать добычу предоставили Кию. Он облюбовал белый плащ, расшитый золотыми нитями, блестящий, панцирь, новый кафтан, сафьяновые сапоги и горбоносого коня с белыми губами и огненными глазами. Он отказался от рабов, которых можно было продать за большую цену.

После этого они с Колываном и сотскими отобрали товары в казну отряда и приставили стражу. Расходы на отряд были огромными: на питание, вооружение и самые непредвиденные обстоятельства.

Затем взяли себе сотенные, десятские и последними делили добычу рядовые воины. Осталась ещё большая груда награбленного, которую взял под свою опеку Кий, чтобы раздать населению.

Слухи о победе Кия перегнали его войско. Население Родни высыпало за крепостные стены. Сначала небольшие группы, а потом толпы окружили конников, приветствуя радостными криками, цветами, объятиями, поцелуями. И посреди этого людского моря на горячем коне, в красивейшей одежде полководца ехал Кий. Он держался спокойно и невозмутимо, мужественное лицо его было холодно и непроницаемо.

И вдруг его будто молнией поразило: он вспомнил про Власту. Вспомнил впервые за всё время похода. Он не догадался отобрать ей подарка! Будто затмение нашло!

Он поманил к себе Щёка:

— Расшибись, но немедленно достань подарок для моей девушки!

Щёк — рот на улыбке, глаза смеющиеся — понимающе кивнул головой, развернул коня и поскакал к обозу. Не проехал Кий и двухсот шагов, как тот вернулся и кинул ему свёрток.

И тут его кто-то тронул за стремя. Он оглянулся и увидел идущую рядом с ним Власту. Она держалась за его стремя и влюблёнными, полными восхищения глазами смотрела на него. У него потеплело в груди. Он наклонился и поцеловал её в губы, а потом накинул на её плечи красивый заморский платок. Она зарделась и горделиво глянула на толпу: видите, какой у меня славный жених!

Отряд выехал на центральную площадь. Кий встал на телегу и стал бросать в толпу рубахи, штаны, пояса, башмаки, полотна для платьев, шёлковую материю и прочее барахло. С других телег кидали добычу его подчинённые — Колыван, Щёк, сотские. Народ расхватывал на лету, снимали свою рвань, прикрывали тело новой одеждой. Другие на радостях бежали в кабак и пили за здоровье Кия.

Воины Кия ходили по городу в новых одеждах, увешанные золотыми и серебряными украшениями, на загрубелых пальцах горели перстни, на головах венцы и диадемы, из-за пояса торчало по нескольку кинжалов в дорогой оправе, сапоги из сафьяна топтали пыльные улицы. Многие шли на рынок. Не скупясь и не торгуясь, они по дешёвке продавали свои товары и пленных купцам, ростовщикам, богатым горожанам. Бойцы веселились, глядя, как жадно хватали их товары, иногда ссорились из-за них. И тут же покупали себе вино, разные иноземные товары, не скупясь и не торгуясь. Как добро пришло, так и уходит!..

Раскидав барахло, Кий пошёл домой. Рядом с ним шагала Власта. Им был устроен людской коридор.

Его величали все. Иные в умилении становились перед ним на колени, благословляли его и клали ему поясные поклоны.

Они вошли в дом. Толпа осталась на улице, но никуда не расходилась, надеясь на новый выход Кия.

Но он вдруг почувствовал страшную усталость. Напряжение последних дней навалилось на него непреодолимой тяжестью. Он через денщика попросил народ разойтись. Под окнами стало тихо.

Кий тяжело опустился в кресло и жалким взглядом посмотрел на Власту: мол, не обессудь, даже на ласки сил не осталось. Но она сама прильнула к его груди, обняла и прошептала:

— Как я изболелась по тебе, любимый!

Кий погладил её по руке, чмокнул в щёку.

— Я тоже.

Она помолчала и, заглядывая ему в глаза, сказала вкрадчивым голосом:

— Я сказала отцу, что люблю тебя и выйду за тебя замуж.

— А он что?

— Ответил, что ты не княжеского, даже не боярского рода и нам не ровня.

Кий вскочил и забегал по избе:

— Вот как! Когда надо защищать страну, так я «ровня», а как до житейских вопросов доходит дело, так я, значит, никто!

— Ну что ты, что ты! — Власта повисла у него на шее. — Он передумает! Вот увидишь, передумает!

Кий уселся на скамейку, тяжело дыша. Власта к нему — ласковой кошечкой:

— Кий, любимый, не расстраивайся! Всё уладится. А давай договоримся, что ты умыкнёшь меня! Я согласна! Хоть сегодня! Посадишь меня на горячего скакуна и умчишь далеко-далеко!

Умыкание (похищение) невесты было в обычае русов. Совершалось оно по согласию невесты и жениха в том случае, если родители были против их брака. Наутро жених приводил родителям невесты вено — корову или овец. Никто за умыкание не преследовал. Оно не считалось преступлением. Молодые тотчас прощались и вступали в родственные отношения с родителями, как будто ничего не бывало.

Однако Кий в настоящий момент умыкание считал унижением для себя. После победы над буртасами и восторженной встречи горожанами его войска он чувствовал себя героем, победителем и мог требовать к себе особого отношения.

— Ладно, не будем горячиться. Утро вечера мудренее. Да и устал я крепко, чтобы скакать куда-то на коне. Прилягу, сосну с часок.

И не успел прикоснуться к подушке, как тотчас уснул, будто в пропасть провалился. Он проспал полдня, всю ночь и только поздно утром следующее го дня его разбудил Колыван:

— Вставай, Кий. Князь к себе требует.

...Князь Яросвет немало подивился военному успеху Кия и отнёс его к числу случайностей: буртасы проявили беспечность, привыкнув безнаказанна нападать на земли кривичей, а Кий проявил недюжинную смекалку и сообразительность и подловил их на этой беспечности; такое нередко происходит у новичков в любом деле. Были и раньше на его памяти такие выскочки: пошумит-поговорит о них народ и скоро забудет. Так и с Кием случится. Пока он герой, у всех на устах, а через год никто о нём и не вспомнит. Будет где-нибудь в кабачке заливать вином свои обиды.

Но тут пришла Власта и стала говорить, что любит Кия и просит дать согласие на их брак. Вот к такому повороту событий он не был готов. Чтобы за безродного, простого крестьянского сына отдать единственную дочь! И это тогда, когда к ней начинали свататься сыновья бояр и знатных купцов! Нет и нет!

Но потом, как это часто у него бывало, в действие вступил рассудочный, практичный ум. Вспомнилось ему, как женил его в своё время отец на нелюбимой женщине, что оказалось хуже всякой пытки: любая пытка может продолжаться часы или дни, а здесь — всю жизнь. Жена попалась хилая, болезненная. Уподобилась родить ему лишь одного ребёнка, а потом многие годы чахла, пока не прибрал её Всевышний. И дал он тогда зарок себе, что единственную дочь отдаст только по любви, чтобы хоть она была счастлива в браке. А Кия Власта, видно, крепко полюбила. К тому же надо было передавать кому-то наследство, и немалое. Кий парень видный, находчивый, деловой, своего не упустит и не развеет богатство по ветру, как некоторые вертопрахи. Не из таких. На глазах князя сумел организовать военный поход против буртасов, всё учёл, подсчитал. А что касается простолюдина...

И тут князю в голову пришла блестящая мысль. Надо сполна использовать славу Кия: дать ему звание боярина[1]. И сразу одной стрелой убьёт несколько зайцев: и Кий будет награждён за свою победу, и у Власты будет достойный по званию муж, и население воспримет этот шаг как проявление государственной мудрости и любви к простому народу. Вот как можно выйти из запутанного положения, если проявить недюжинную выдержку и сообразительность!

Кия князь встретил с распростёртыми объятиями. В присутствии бояр, военачальников, купцов и всей своей дружины по княжескому двору он двинулся навстречу победителю, трижды поцеловал его в щёки, провёл к трону и усадил рядом с собой.

Тотчас сподвижники Кия вынесли ценные подарки князю — богато инкрустированное оружие, — мечи и кинжалы, лёгкую, но прочную кольчугу, а также драгоценную материю, каменья, серебряные и золотые украшения. Всё это было выложено к ногам князя и вызвало восторг у присутствующих. Ещё бы! Кий внезапным ударом сумел захватить ставку племенного вождя и вернуть всё, что награбил на Руси и у соседних народов!

Князь, в свою очередь, отдарил Кия прекрасно, инкрустированным мечом скифской работы. Кий у тотчас узнал изделие каменских кузнецов. Может, он сам трудился над этим мечом, а украшения накладывал его друг Дажан, который до сих пор корпит в своей чадной мастерской, вдыхая ядовитые газы Кий так сжал рукоятку меча, что побелели косточки пальцев...

— А ещё, посоветовавшись со своей дружиной, боярской думой, я решил присвоить Кию чин боярина, поскольку он своими военными успехами заслужил это почётное звание.

Тотчас гридни подбежали к Кию и облачили его в боярскую одежду: на голову надели лохматую шапку, на плечи накинули красное корзно, вокруг пояса обвязали широкий кушак из цветной материи.

А потом все были приглашены на пир, устроенный князем в своём дворце. Челядь в изобилии несла угощения, вина и пиво. Провозглашались здравицы в честь князя, Кия, победителей...

Когда пир был в самом разгаре, к Кию наклонился Яросвет и проговорил на ухо:

— Засылай сватов, боярин! Чинить препятствий твоему браку с Властой не стану.

Но Кий почему-то не обрадовался этому известию. Наоборот, крепко задумался. Он и раньше замечал, что не слишком тянет его к княжеской дочке. И на свидание ходил с явной неохотой, и ласки дарил с принуждением, а во время похода ни разу не вспомнил. Нет слов, была Власта красива, умна и самостоятельна, преданна в любви. Но не было в ней того огня, который он чувствовал в Тамире. Невольно тосковал он по её страстным ласкам, жарким губам, трепещущему телу... Во Власте текла медленная кровь, губы её были холодны и безвольны, при поцелуе они будто прилипали к его губам. Любовь таилась где-то в глубине её натуры, не проявляясь открыто. Она любила Кия медлительно и покорно.

V

Целый месяц шли приготовления к свадьбе. Шились платья, собиралось приданое невесты, наряжался жених, варилось пиво, из заморских стран везлось вино... Наконец наступил день свадьбы. Кия и Власту повели к храму Лады. Власту держал под руку отец, Кия — посаженный отец Колы ван. У входа в храм — высокое каменное строение с куполом, венчавшимся изображением Солнца, — их встретил жрец и произнёс торжественные слова:

— Кий и Власта, вы накануне соединения ваших душ и тел стоите перед ликом богини брака и семьи Лады. Всю долгую зиму небесная Лада томится в плену густых туч и туманов. Но весной, умытая вешними водами, богиня добра и согласия является в мир с щедрыми дарами — дождями и тёплой водой. Там, где упала первая молния, вырастают первоцветы, чтобы своими ключами-цветами отомкнуть земные недра для буйного роста трав, кустов и деревьев. Так и жизнь ваша шла до сих пор в ваших тайных желаниях. Но настал час, и небесная Лада вдохнёт в вас новые силы, которые взрастут на Земле новыми существами, дороже которых не будет у вас на свете. И жизнь продолжится и никогда не закончится благодаря беспредельной щедрости небесной Лады.

Жрец ввёл Кия и Власту в храм. Посреди него стояла каменная скульптура Лады высотой в человеческий рост, на её длинном платье были вырезаны изображения, рассказывавшие о семейной жизни человека. Вокруг богини были зажжены восемь костров. Кий и Власта вслед за жрецом обошли скульптуру и принесли жертвы богине брака и семьи: бросили в огонь зёрна овса, пшеницы, лили вино и пиво, а также священный напиток — сурью.

После этого жрец надел на безымянные пальцы Кия и Власты обручальные кольца, соединил их руки и благословил брак, произнеся напутственную речь:

— Главный вопрос, который задаст вам Всевышний у ворот Рая: «Любили ли вы на Земле?» Только любящим открыт путь на Небо, ибо отец всего сущего Род повелевает живым — любить. Род разделил себя на две ипостаси — женскую и мужскую. Тем самым Род создал мир для любви. И поэтому так важно не расточать любовь попусту, а любить предназначенного тебе Судьбой человека.

После храма «дружки» повели мужа и жену долгой дорогой — улицами и переулками, чтобы долго жили вместе. Весь путь они обмахивали их платками, чтобы отогнать злых духов — демонов-дасунов: козлоного Пана, дракона Яга, чёрного Аиста Бака, колдуна Маргеста, колдунью Путану. Следом шли хороводы и пели молодожёнам величальные песни.

Во дворе княжеского дворца были поставлены столы с угощениями, вином и пивом. Кия и Власту усадили на вывернутую наизнанку шубу — чтобы жили богато; глиняные бокалы с затейливыми рисунками наполнили водой — перед брачной ночью молодым запрещалось давать хмельные напитки, таков был вековой обычай.

Начались здравицы в честь жениха и невесты, играли гусли, пели свадебные хороводы. Часто выкрикивали: «Горько!» Тогда Власта и Кий вставали, и он целовал жену в безвольные, постные губы.

Веселье разыгрывалось час от часа. Трезвому Кию надоело смотреть в пьяные лица, слышать бестолковые речи, его давили шум, хохот, музыка, песни. Захотелось уйти. Шепнул Власте:

— Давай потихоньку скроемся.

Она, не поднимая глаз:

— Неудобно.

Кий немного подождал. Стало совсем невмоготу. Тогда, ни слова не говоря, он потянул её за собой. У двери спальни вскинул себе на руки, пнул ногами дубовую дверь и шагнул в полутёмное помещение...

Едва отгремела свадьба, как Кий начал подготовку к новому военному походу. Направление его он никому не раскрывал, даже воинам своего отряда. Только с Колываном разрабатывали они детали плана, да со своим тестем поделился своими замыслами.

— Хочу ударить по Аварии. Это паразитическое государство возникло на землях славян и живёт за счёт славян и других народов. Я прошёл пешком от Ольвии до Днепра, почти через всю Аварию и могу определённо сказать: население этой страны испытывает жестокий гнёт со стороны аваров, превративших их в рабов или полурабов. Что ни селение, то сыскной отряд, что ни посёлок, то суровый правёж Кнутом или розгами. Они снимают с провинившихся скальпы. Приносят невинных в жертвы богам. Ослепляют. Мучают. Их сила пока в численности войска, вооружении, умении воевать железными когортами. Ну и конечно — в богатстве, на которое они всегда наймут себе наёмников в армию.

Яросвет слушал его, подперев голову рукой, думал. Ему нравилась горячность Кия, но новую затею он считал мальчишеством и не видел от неё никакой пользы для своей страны и для самого Кия. Поэтому перебил его, вздохнув и откинувшись на спинку стула:

— Хорошо, я понял. Но вот что скажу тебе: сколько у тебя воинства?

— Люди ко мне идут. Под моей рукой уже более двух тысяч.

— А у аваров двадцать, тридцать, пятьдесят, а то и сто тысяч! Столько сможет собрать каганат в минуту опасности. — Скривил губы, кинул быстрый взгляд на Кия. Усмехнулся. — Наверно, немножечко побольше, чем у тебя!

— Мне это известно! — Кий не обиделся на насмешку князя. — Я не собираюсь вступать в открытый бой с регулярными войсками. Моё дело — раскачать Аварское государство. Не убить сотню-другую аваров, а вселить в души славян надежду, что к ним придёт Русь и освободит их от рабства. Смысл моего похода состоит в том, чтобы поднять дух людей, убить в их сердцах страх перед аварами, перед их поработителями, перед их силой, перед их мощью. И доказать на деле, что кто-то думает о них, печётся об их горькой доле и поможет им освободиться от угнетения.

Яросвет помолчал и произнёс отрешённо:

— Кончится это тем, что каганат пришлёт мне повеление выдать ему разбойника Кия, который громит его владения, грабит мирных жителей, разоряет край. И я не смогу тебя защитить, потому что ввергать Русь в заведомо безнадёжную войну против Аварии никогда из-за тебя не стану. И поэтому на твой поход нет моего согласия.

— Я прошу хотя бы не мешать мне.

Подготовка к походу заняла всю осень и зиму. На средства, добытые во время набега на буртасов, были закуплены панцири, кольчуги и шлемы для наиболее отличившихся воинов; некоторые сами приобрели себе оружие и снаряжение. Но это было каплей в море. Основная масса бойцов по-прежнему имела шлемы и панцири из сыромятной бычьей кожи и плетёные щиты. Кий ясно сознавал, что даже короткого боя его воинство не выдержит с когортами аваров. Поэтому видел только один способ борьбы: стремительные передвижения и неожиданные нападения, после которых тотчас скрываться в степи. Для перегруженных железом аварских воинов он« будут недосягаемыми.

В последние дни перед выступлением Кий лично проверил у каждого воина вооружение, одежду. Затем перешёл к обозу. Он был небольшим, всего двадцать двуколок, каждая была запряжена парой, лошадей. Двуколки чинили, выбрасывали ненадёжные части и заменяли новыми, подгоняли Сбрую, грузили и надёжно привязывали вещи, мешки, прилаживали их друг к другу, чтобы в пути не развязывались и не гремели. Колеса смазывались салом, каждая двуколка имела про запас свою смазку.

Наконец отряд двинулся в поход. На небе играло утреннее весеннее солнце. Жители Родни высыпали на проводы. Улыбки, цветы первых подснежников. Рядом с Кием шла Власта. Держалась молодцом, старалась не плакать, только взглядывала на него увлажнёнными глазами. На выходе из города он наклонился, поцеловал её, кинул коня вперёд. Мирная жизнь осталась позади, впереди ждали военные испытания.

Отряд двинулся южной дорогой в направлении племени болгаров, кочевавших в Придонье. Так было сказано народу, извещены в последний момент и воины. Но через два дня пути Кий резко свернул на полдень. Только теперь он сообщил своим соратникам об истинных целях похода.

Тотчас стихли разговоры, смех. Лица всех стали серьёзными, взгляды устремлены вдаль, в степь. Силу Аварии знали все. Ждали, что вот-вот появятся полчища аваров, и каждому придётся жарко. С детства сложилось мнение о них, как о вездесущих, страшных и сильных врагах.

Однако степь была пустынной. Кий собрал совещание сотников. Возбуждённые всадники гарцевали на конях, поедая глазами своего командира. Он был краток:

— Мы идём в аварскую землю, чтобы отомстить за все напасти, которые учинял нам извечный враг, и поддержать наших братьев славян. Бить и беспощадно уничтожать аваров и их пособников, чем можно, помогать жителям поселений — вот наша задача. А сейчас сделаем остановку, пока не получим данные разведки.

Разведчики ускакали за горизонт. Кий приказал выставить охрану, остальным отдыхать, но быть готовыми ко всяким неожиданностям. Воины поили лошадей, умывались, присаживались отдохнуть на берегу, однако чувствовалось общее напряжение, каждый держал возле себя оружие и коня.

Через пару часов прискакали разведчики: недалеко кочует род аваров. Последовали негромкие команды, и отряд поспешно двинулся вслед за разведчиками. Через час по их сигналу остановились перед холмом. Оставив коней, Кий и сотники поднялись на холм и прилегли на его вершине. Перед ними открылась широкая лощина, на которой стояли кибитки, паслись стада овец, коров, передвигались табуны лошадей. План нападения сформировался моментально:

— Первая сотня и мои дружинники остаются в резерве. Сотни со второй по десятую бьют в лоб, с одиннадцатой по пятнадцатую — заходят слева, с шестнадцатой по двадцатую — справа. Общий сигнал атаки — дым костра на этом холме.

Сотники помчались к своим воинам. Началось вроде бы беспорядочное движение конницы, но оно скоро приобрело известный смысл: стойбищу аваров охватывалось с трёх сторон. К этому времени был собран сушняк и по команде Кия подожжён; во взвившееся пламя бросили немного зелёной травы, белый дым потянулся к небу.

И тотчас из-за холмов понеслась на равнину конная лава. Воины скакали молча, посверкивая на солнце обнажёнными мечами. Кий внимательно следил за неприятелем. Там царила полная безмятежность. И только когда конники преодолели примерно половину расстояния, началось беспокойное оживление. Мужчины метнулись к кибиткам, стали хватать оружие, садиться на коней, женщины и дети бросились спасаться в центр стойбища, пастухи в растерянности начали погонять скот, а потом кинулись в разные стороны.

Аварские воины не успели надеть панцири и кольчуги. Они кое-как сорганизовались в отдельные группы и попытались остановить русов перед кибитками, но в короткой стычке были смяты. И вот уже воины Кия замелькали среди кибиток, рассекая неприятеля на бесформенные, на глазах менявшиеся части. Издали доносились крики, ржанье коней, звон мечей, глухие удары.

Внезапно Кий увидел, как с холма, нахлёстывая коня, к кибиткам поскакал одинокий всадник. Он узнал Щёка. Тот не выдержал азарта боя и влетел в самую гущу сражения. Навстречу ему устремился авар на белом коне, целя в грудь остриё копья. Но Щёк в последний момент резко упал в левую сторону и копьё прошло рядом. Щёк тотчас выпрямился и нанёс удар мечом по спине другого авара... В клубах серой пыли мелькали перед ним свирепые лица, оскаленные морды коней, сверкали мечи, и он, крича и не слыша своего голоса, размахивал мечом налево и направо, полуобезумев, наносил удары, чувствовал, как сбоку и сзади бьют его и в горячке боя не чувствовал боли. Азарт притупил страх, помутил разум.

Наконец противник побежал. Перед Щёком скакал молодой авар, часто оглядываясь. В его расширенных глазах застыли страх смерти и мольба о пощаде. Щёк наддал ногами коня, догнал и рубанул его по непокрытой голове. Она, точно кочан, раскололась на две части, юноша стал запрокидываться назад и вбок. Щёк остановил разгорячённого коня, ладонью вытер пот с лица. На поверженного врага не хотелось смотреть. Как-то разом спал угар битвы. Напрасно утешал он себя, что это враг, который, подвернись случай, смог убить его, но радость победы не приходила. Наоборот, навалилось тяжёлое чувство вины и раскаяния.

Щёк развернул коня и не спеша тронулся назад.

Руки плохо слушались, ноги дрожали, начинало болеть то в одном, то в другом месте: в короткой схватке досталось и ему.

Возле одной из кибиток стояла одетая в рвань девушка. Он уже проехал было мимо, но остановился и вернулся к ней. С грязненького личика на него испуганно смотрели большие синие глаза.

— Ты кто такая? — спросил он её.

— Рабыня, — еле шевеля губами, ответила девушка.

— Славянка?

— Славянка, — эхом прозвучал ответ.

Щёк спрыгнул с коня, встал перед ней. И тут, вблизи, он разглядел, как она красива. У неё были правильные черты лица, выразительные глаза, стройный стан. На вид ей он дал лет пятнадцать-шестнадцать.

— А родители где? — спросил он, чувствуя, как некая сила начинает притягивать его к этому несчастному существу.

— Не знаю, меня шестилетней выкрали авары.

— Ты из Руси?

— Нет, с Карпат.

— До Карпат далеко, — с сожалением сказал Щёк. — Ты хоть помнишь места, где жила? Авось вернёшься к родителям...

— Мы в лесу жили. Ещё речка неглубокая текла, мы в ней купались.

— Да, не густо... А родителей как звали?

— Не помню.

— Нет, видно, их тебе не сыскать. Сколько вас, горемычных, рассеяно по Аварии. А своё имя не забыла?

— Нет, не забыла. Нежаной звать.

Он взял её за руку. Ладонь была жёсткой, мозолистой, а рука тяжёлая, рабочая. Острая жалость охватила его сердце. Наверно, впервые его глаза не излучали искринок.

— Пойдём со мной. Я позабочусь о тебе.

— Я буду твоей рабыней? — безучастно спросила она.

— Нет. Теперь ты будешь свободным человеком. Но я тебе буду оказывать покровительство. Займёшь мою двуколку, станешь в ней хозяйничать.

Кибитки аваров были разграблены. Часть их включили в состав обоза, забили разным добром.

Кий в первую очередь позаботился о вооружении. С убитых были сняты панцири, кольчуги и шлемы, подобраны окованные тонким железом щиты, но большая часть вооружения оказалась в кибитках, их противник перед боем даже не успел надеть на себя. Русы скидывали с себя кожаные панцири и шлемы и облачались в металлическую защиту. Но мечи браковали — слишком короткие, их приспосабливали на пояса — как кинжалы.

Огромные богатства были захвачены в кибитках. Авары — это не полунищие буртасы. Они привезли с собой из Средней Азии большое количество золота, серебра и различных драгоценностей, добытых в войне с Персией, Византией и другими странами и народами. А затем в течение десятилетий беспощадно грабили и обирали местное население, разоряли соседние племена войнами и непосильной данью.

Около тысячи рабов были освобождены и, сбившись в толпу, ждали решения своей участи. Гарцуя на чёрном скакуне, Кий произнёс перед ними краткую речь:

— Братья и сёстры! Меня зовут Кием! Я со своими воинами пришёл освободить вас от рабства. Отныне вы свободные люди и можете идти, куда заблагорассудится. Если пойдёте на полночь, то окажетесь в стране Русь. Там вы найдёте и пищу, и кров, и свободу! А мужчин я призываю вступать в наш отряд, чтобы бить аваров-поработителей и покончить с их жестоким правлением!

Разведка доложила, что недалеко расположены три селения славян-земледельцев. Кий поспешил туда, забрав с собой часть отнятого у аваров богатства. С немалыми усилиями удалось собрать жителей возле дома старейшины рода. Вид у них был измождённый и испуганный. Кий объяснил цель похода его отряда, спросил, кто в селении обижает их. Все долго молчали, переминаясь с ноги на ногу и глядя в землю. Наконец старикашка разорвал на себе рубашонку и упал на колени перед Кием:

— Вот гляди! Весь я исполосован кнутом! И так без малого каждый день измывается над нами надсмотрщик! Пьёт кровь из людей! Не человек, изверг! И никакой управы на него нет!

— Славянин?

— Авар, авар проклятый!

— Сбежал небось?

— Тут! Тут он! — закричало несколько голосов.

— Привести его сюда!

И вот в пыли валялся перед Кием пузатенький человечишка с насмерть испуганными глазами, дрожащими щеками. Он что-то лопотал в своё оправдание.

— Вздёрнуть его на каштане! — кивнул своим воинам Кий.

Толстопузенький коротышка повис на верёвке, подрыгал ногами, стих.

— А теперь берите кому что нравится! — крикнул Кий, и его воины стали разбрасывать одежду, обувь и разные вещи. Жители сначала робко, а затем всё охотнее принимали их, рассматривали, примеряли, радовались, как дети, растаскивали по домам.

В следующем селении Кия уже ждали. Жители связали двоих — авара и его подручного из селян. Оба были порядком избиты. Селяне стали наперебой рассказывать об их преступлениях: всё те же издевательства, порки, а авар особо непокорных любил закапывать живьём в землю.

— Славянина вздёрнёте на ближайшем дереве, а авара тут же при мне закопайте живым. Пусть испытает то, что пережили его жертвы.

После казни населению раздали аварское добро. Затем Кий с воинами отправились в третье селение. Одновременно отряды русов рассеялись по округе, творили скорый суд и щедро раздаривали награбленное имущество.

На другой день отряд в полном составе двинулся вглубь аварских степей. Неутомимые разведчики Щёка скоро доложили, что обнаружили новые кибитки кочевников. Авары предупреждены, движутся быстро на закат. Воины едут на конях в полном вооружении.

Бросив обоз, Кий кинулся их догонять. Настигли аваров быстро, двигаться противнику мешали кибитки, скот. Увидев русов, авары остановились и построились для боя. Закованные в железо воины стояли неподвижно, прикрывая табор. Было их примерно в два раза меньше русов.

Подозвав сотников, Кий разбил своё войско на три части и приказал по очереди атаковать железную когорту не ввязываясь в затяжной бой.

Гикнув, первая лава кинулась на противника. Навстречу ей полетела туча стрел. В свою очередь конники Кия выпустили в неприятеля стрелы и схватились за мечи. Закипел скоротечный бой. По сигналу сотских русы отскочили от врага и помчались прочь, но на смену им вылетела новая лава, стала трепать неподвижный строй противника, но тоже недолго. На смену ей вырвалась из-за холма третья волна конников, после неё — первая отдохнувшая, за ней вторая, третья... Наконец, авары не выдержали, некоторые воины кинулись вслед за русами и нарушили строй. Азарт боя победил выучку. Вот уже несколько отрядов неприятеля погналось за воинами Кия, строй окончательно разрушился и вытянулся вперёд несколькими клиньями. Этого Кий и ждал. Он поднял меч и бросился вперёд, увлекая за собой личную сотню. Это был сигнал для всеобщей атаки. Русы завернули коней и ударили по разрозненному строю противника. Он был прорван в нескольких местах, сражение разбилось на ряд обособленных друг от друга кровавых сражений. Стиснутые со всех сторон, тяжёлые и неповоротливые аварские воины потеряли свои преимущества и с трудом отбивались от наседавших русов. Наконец, поняв, что их дело безнадёжно, стали прорываться из окружения. Началось их преследование, которое продолжалось до самой темноты.

Добыча вновь досталась богатейшая. Но и потери были очень большими. Всё утро ушло на похороны убитых. Раненых Кий разместил в кибитках, выкинув ненужное барахло. Идти дальше в степь с таким обозом не было смысла, он сковывал манёвр и делал уязвимым перед лицом опытного противника. Надо было возвращаться назад. На совещании только два сотника, которых опьянил успех и они видели впереди только победы, были против отступления. Остальные прислушались к доводам Кия: они могли нарваться на регулярные царские войска, а он знал силу их удара.

Отход прошёл спокойно. Видно, на границе с Русью авары не держали своих войск и преследовать было некому. Тем же путём возвращались на родину.

Перед самой столицей к Кию подъехал Щёк. Брови конёчком, глаза искрятся весельем, губы, как всегда, на улыбке. Рядом с ним ехала прекрасная всадница. Иного слова не мог подобрать Кий, оглядывая девушку одетую в богатый аварский наряд. Её лицо было безупречно красивым, посадка бывалой наездницы.

— Познакомься, — весело сказал Щёк. — Моя невеста. Нежана.

— Откуда взялась такая богиня? — искренне удивился Кий.

— Бывшая раба. Была замарашкой, а приоделась — настоящая красавица. — Щёк сиял. — Приглашаю на свадьбу!

В столице отряд встречало людское море. Восторгу не было предела. Кия на крыльце княжеского дворца ждала Власта. Прижалась к нему всем телом и повела к отцу. Князь, однако, был сдержан. Он поздравил Кия с успешным походом, но озабоченно добавил, что как бы за него не пришлось расплачиваться всей Руси.

— Не такие авары, чтобы потерпеть разбой на своей территории. Государство в большой силе. А сильному позволено всё. Он может обидеть соседа, но его самого задевать не смей ни в коем случае! Вот сижу и думаю, — добавил он после некоторой паузы, — как бы предотвратить расплату за твой разбой. И ничего путного в голову не приходит.

А через неделю князь получил вести из Ольвии: войска собираются для похода на Русь.

— В городе только и разговор о каком-то Кие, который разграбил земли по Днепру, — рассказывал соглядатай князя, рыженький мужичок со смышлёными глазами. — Говорят, такого унижения Авария давно не испытывала. Все горят желанием отомстить. Ольвия гудит, как потревоженный улей...

— Когда аварское войско может появиться у наших границ? — спросил Кий у соглядатая.

— Думаю, недели через две-три.

Кий кивнул головой и ушёл крайне серьёзным и сосредоточенным.

VI

А через неделю отряд Кия исчез из города. Исчез незаметно для жителей. Поодиночке выкатились за пределы крепостных ворот телеги, небольшими группами или поодиночке в обычном платье выехали воины, растворившись в бескрайних степных просторах.

Сбор отряда был назначен в условленном месте. В назначенный день явились почти все. Только здесь Кий объявил цель своего похода. Скинули с себя одежду и вооружение и сложили в телеги, их оставили под охраной в широкой балке. Затем оделись во всё аварское, даже на коней накинули аварские уздечки и сёдла. После этого отряд двинулся к реке Южный Буг, где кочевало племя кутургуров. То самое племя, которое ещё в том, далёком 558 году помогало аварам покорить славянские народы. Кутургуры славились своей воинственностью и жестокостью, характером взрывчатым и мстительным.

На том берегу Южного Буга увидели войлочные палатки кутургуров. Паслись стада скота, поили коней в реке чернявые мужчины, варили на кострах обед женщины, между кибиток и палаток бегали дети.

Кий дал команду остановиться напротив кутургуров. Кибитки отогнали подальше от берега. Стали купать коней. До кутургуров было недалеко, слышимость на реке отличная, и Кий начал кричать на аварском языке слова приветствия. Среди кутургуров началось некоторое оживление, затем один из них выдвинулся вперёд и стал отвечать тоже по-аварски.

Они представились друг другу, сказали названия своих родов (Кий заранее придумал вымышленное имя), спросили про здоровье старейший, соплеменников, пожелали успехов и счастья — обычный в таких случаях вежливый разговор миролюбиво настроенных случайных соседей.

Два дня стояли они друг против друга, иногда перекладывались приветственными фразами. На третий день кутургуры стали укладываться и перед Обедом отправились в степь. Тогда Кий распорядился готовиться к переправе через Буг. Место было глубокое, поэтому вынимались кожаные мешки, набивались сухими травой, ветками и другим лёгким материалом. Вечером все кибитки с обрыва были сброшены в реку, и они потекли тёмными бесформенными предметами по светлой глади в сторону моря.

С темнотой стали переправляться на ту сторону. Переправа заняла немного времени и прошла благополучно. Кий предоставил людям и коням небольшой отдых, а затем отряд, выслав вперёд разведчиков, быстрой рысью двинулся по пути кутургуров. При свете полной луны хорошо были видны следы колёс кибиток и конских копыт.

В полночь прискакали разведчики: за ближайшими увалами остановилось на ночь кочевье кутургуров. Кий развернул отряд в лаву, полуохватив молчаливое стойбище. Взял из рук денщика факел и зажёг его. Это был сигнал к атаке. С места в галоп сорвалась конница. Только слышен был в ночной тиши дробный перестук сотен копыт. Караульные слишком поздно подняли тревогу. Сонные кутургуры выбегали из палаток и тут же попадали под мечи и пики всадников Кия. Не щадили ни взрослых, ни детей. Войлочные палатки, кибитки поджигали факелами, и они ярко горели, освещая поле жестокого избиения. Каждый воин знал, что в своё время не менее жестоко расправлялись кутургуры с селениями русов.

Стойбище было разграблено и сожжено. На его месте было разбросано несколько вещей аваров, после чего отряд, гоня перед собой табун лошадей, отправился на запад, вглубь аварской степи. Около полудня переправились через Буг. Дошли до мелководной речки. Здесь Кий приказал разобрать коней кутургуров, всему отряду войти в воду и двигаться по течению в сторону Буга. Никому не разрешалось выходить на берег. Наблюдать за этим должны были десятские и сотские. Нарушивший приказ должен быть казнён на месте. Так Кий запутывал и скрывал следы отряда.

Вечером вышли к Бугу Здесь отряд остановился на ночёвку. Огней не зажигали, питались хлебом и салом, запивая речной водой. Рано утром снялись и двинулись вверх по Бугу. Нашли брод и переправились на другой берег, а затем вышли на балку со спрятанной одеждой. Здесь всю аварскую одежду и вооружение погрузили на телеги и отправили в заранее намеченные места для сокрытия. Все воины переоделись в одежду русов и рассыпались по степи. Кий остался один на 6ерегy. Долго смотрел в аварскую степь. На сердце было тревожно: удалась ли хитрость? Правильно ли он рассчитал, что воинственные и мстительные кутургуры не оставят без последствий этот набег и разгром рода и обрушат удар по Аварии?.. Ответ должен был прийти в ближайшие неделю-две. А пока надо ждать и ждать.

Кий развернул коня и поскакал по дороге в Родню.

VII

Свадьбу с Нежаной Щёк сыграл сразу после аварского похода. На другой день они отправились в лавку за продуктами.

— Добрый день, Вашута, — приветствовал он хозяина лавки. — Прибыльной тебе торговли.

— Спасибо на добром слове, Щёк. С обзаведением тебя семьёй. Дай Лада вам согласия и богатства.

Рядом за прилавком стояла дочь Вашуты. Ей Щёк протянул цветок, который неизвестно когда успел сорвать.

— Расцветай, Чаруша, как этот цветок!

Чаруша приняла цветок, зарделась.

На обратном пути Нежана остановилась и, дёргая Щёка за руку и заглядывая ему в лицо, стала строго допрашивать:

— Ты почему так влюблённо смотрел на Нарушу? Зачем подарил цветок? У вас что, давняя любовь?

Щёк опешил. Он никак не ожидал такого проявления ревности.

— Нежана, что ты говоришь? — пытался урезонить он её...

— Я хорошо видела, как ты улыбался ей! Так и вперился в неё глазищами!

— Я всегда всем улыбаюсь, — отшучивался он. — Такой уж я человек.

— Не забывай, что ты — женатый человек! И не смей больше заглядываться на молоденьких!

«Э-э-э, да с гобой надо быть поосторожней! — сделал для себя вывод Щёк. — Видно, ревность раньше тебя родилась. Хорошо это или плохо?» — задал он себе вопрос, но так и не мог ответить. Ответ он получит гораздо позднее...

Однажды послала она его в лавку за покупками. Он приобрёл всё, что она наказала, заодно купил понравившийся ему перстенёк с маленьким камушком. Придя домой, положил его на подоконник, сам прилёг на кровать. Нежана пересчитала сдачу, приступила к нему:

— А где остальное серебро?

Щёк валялся на постели, дурачился:

— Хватит тебе! Иди ко мне...

— Присвоил? Или по ветру пустил? — возмущалась она.

Но аут увидела перстенёк, надела его на палец, кинулась к нему, начала его целовать:

— Щёк, миленький! Как я люблю тебя!

Потом пристала, выспрашивая, что лежит в его сундуках. Он снял замки, открыл крышки. Она ахнула: там хранилась его доля добычи, захваченная в походах на буртасов и аваров: дорогая одежда, золотые и серебряные кубки, чаши, кольца, колье, цепи, и прочая мишура. Нежана долго перебирала, взвешивала в руках драгоценности, примеряла на себя одежду и украшения. Так продолжалось пару дней. Потом закрыла сундуки на замки, а ключи прибрала себе. О чем-то стала сосредоточенно думать. Однажды часть драгоценностей завернула в платок и отправилась к купцу Ратибору, соседу. Вернулась не скоро. Посадив перед собой Щёка, она приглушённым голосом, хотя в избе они были вдвоём, стала рассказывать, какую выгодную сделку она совершила Купец Ратибор, оказывается, взял у неё ценности на год и она «срезала» с него половину цены, то есть через год он отдаст стоимость долга и ещё полцены набавит за ссуду.

— Обманет! Как есть обманет! — перебил он её. — Купцы — это такие жулики и пройдохи! Обвесить, обмерить, обмануть, обкрутить — вся жизнь у них в этом! Зря ты с ним связалась...

— Плохо ты меня знаешь! — сияя большими глазами, ответила она. — Я от него вот что получила!

И Нежана положила перед мужем доску, на которой были нацарапаны названия драгоценностей, а против них стояла метка купца Ратибора.

— Никуда он от меня не денется! Любой суд взыщет с него долг и резу (процент) в полной мере! Да, я забыла, при сделке присутствовали ещё свидетели, они тоже подтвердят! Не на такую напал!

Щёк только подивился находчивости супруги. И где она в рабстве могла научиться такому? Или в ней от природы заложены способности к ростовщичеству?..

С этого дня началась новая жизнь Нежаны. Она разузнавала про состоятельных людей, приходила к ним и заключала выгодные сделки. Возвращаясь домой, отпирала сундук и аккуратно складывала в него всё новые и новые досочки с договорами о ссуде под «резу». У этой женщины с ласковыми глазами лани оказалась мёртвая хватка деловитого ростовщика.

— А какой толк в том, что всё это богатство пролежит у тебя в сундуках? — говорила она Щёку.

Как-то под вечер заявился Кий. В избе сразу стало тесно от его могучей фигуры. В богатой одежде воеводы он расселся в переднем углу, подмигнул брату:

— Как медовый месяц? Не забижает тебя супруга?

— Избави бог... Всех прежних девок заслонила!

Нежана между тем уставила стол вином и пивом и самой разнообразной закуской: от маленьких малосольных огуречков и солёного сала до красной рыбы и чёрной икры; тут были и пирожки с капустой, и щи с бараниной, и отварное мясо... Ай да хозяйка, восхищался про себя Щёк. Не ударила в грязь лицом перед старшим братом!

Кий с аппетитом выхлебал чашку щей, пододвинул к себе мясо. Поставил ложку стоймя, несколько раз стукнул ею о крышку стола, пригнулся к Щёку, глаза хитрые, весёлые:

— Попались-таки кутургуры на нашу наживку. Клюнули! Да ещё как! Разъезды с юга донесли князю что собрали они все силы и двинулись в аварские степи мстить за истребление их рода!

— Да ну! — выдохнул Щёк.

— Из Ольвии царское войско идёт. Идейна Русь* наказывать за наш поход. А нарвётся на кутургурор, Быть жестокому побоищу!

— Думаю, не скоро авары справятся со степными разбойниками! — подхватил горячую речь хозяин. — Не до набегов на Русь им будет!

— Вот-вот, это главное! Удалось отвести от Руси аварское войско. Защитили мы южные границы.

— Надолго ли? — засомневался Щёк.

Кий откинулся к стене, побарабанил крепкими пальцами о столешницу.

— Это-то и беспокоит. Не такие царские скифы, чтобы забыть обиды, тем более разбой на своей земле. Думаю, расправятся с кутургурами и за нас возьмутся.

— Что делать тогда будем? Потребуют нашей выдачи. Как ни круги, а князь вынужден будет сдаться. Что наши головы по сравнению с Русью!

У Кия потемнели глаза.

— Уходить надо. И чем раньше, тем лучше.

— Куда уходить-то?..

И Кий, пожалуй, впервые увидел под бровями-конёчками грустные глаза брата.

— В Аварию, — сказал, как отрезал, Кий.

— Как — в Аварию? — поразился Щёк. — В пасть льву?

— Да. Ему в пасть. Другого места у нас нет. Каган везде нас достанет.

Щёк молча смотрел на Кия, силясь понять ход его мыслей.

— Глянь-ка сюда, — Кий раздвинул посуду на столе, рукой обвёл пустое место. — Вот она, Авария, размахнула свои границы на немыслимые расстояния. А где остановилась? Лесные просторы и непроходимые болота не дают врагам продвинуться на север!

Кий пытливо вглядывался в сосредоточенное лицо Щёка. Тот молчал, только крепко сжал тонкие губы.

— Не соображаешь?.. Так вот, был у меня в рабстве друг хороший Дажан. Из древлян он. Много про свою страну рассказывал. Шептались мы с ним после работы перед сном. А что я понял из его слов? Туда авары по-настоящему даже не пытались сунуться! Почему? Да степняки они! Привольно чувствуют себя только на равнинах! Степь им ровную, как стол, подавай! А лесов боятся! Тесно им в лесу. Боязно. Из-за каждого дерева опасности кажутся. Духи разные близятся, чудовища и дикобразы. Вообще чёрт-те какие страхи!

— В лесах устроить базу! — догадался Щёк. — И оттуда нападать на Аварию!

— Вот-вот! Опыт жизни в лесу у нас есть. Пусть небольшой, но всё же знаем, с чего начинать. Обитание в лесу возле Брянска не прошло даром.

— Времени на подготовку совсем нет...

— Что делать? Времени нет, и его нигде не займёшь. Соберёмся налегке, чтобы ноги унести. Возьмём пропитание на первое время, а потом всё добудем в бою. Авария нас будет кормить и поить.

На прощание Кий говорил уже в приказном тоне:

— Срочно созывай своих. Предупреждай сотников и десятских, чтобы собирались у меня на совет. Надо торопиться. Авары вот-вот подойдут к Руси. Надо их срочно увести от наших границ. Для этого следует первыми напасть на их кочевья. Не выдержат бросятся спасать соплеменников.

Вестей с юга приходило всё больше и больше. Аварские войска разгромили кутургуров, а потом перешли Буг и вторглись в их пределы. Война кипела на широких просторах степи[2]. Теперь южному народу долго будет не до Руси. Но вот куда потом повернут когорты кагана?..

Через месяц пришёл ответ и на этот вопрос. На границе появились аварские соединения. Князь Яросвет выдвинул против них своё войско: переговоры легче вести, если за спиной у тебя стоит армия. Авары требовали выдачи Кия и его воинов, чтобы наказать за разбойное нападение. Князь отвечал, что он изгнал их ещё раньше из пределов своей страны, а куда они ушли, он не знает.

Переговоры шли вяло, потому что авары в боях с воинственными кутургурами понесли значительные потери, нужны были подкрепления, бойцы требовали отдыха. Поэтому начинать войну против Руси, которую наверняка поддержат другие славянские племена, было рискованно.

Поражение могло аукнуться по всем границам Аварии, враги только этого и ждут. Поэтому командующий аварской армией не торопился с решением, а слал гонца за гонцом в столицу, чтобы получить точные инструкции относительно своих действий.

Одновременно он попросил совета у гадателей. Это были особые люди, всеми почитаемые. Их легко было отличить, потому что ходили они в женской одежде, делали женскую работу — стирали одежду командиров, готовили пищу для воинов, подметали палатки. Им было запрещено вступать в брак, и всю жизнь они оставались холостыми.

Гадатели раскинули шкуру только что убитой лошади, каждый из них бросил на неё по десятку прутиков, и они с закрытыми глазами начали перебирать их. Потом отошли в сторону и стали глядеть на расположение прутиков. Посоветовавшись, вынесли решение: на Русь не идти, потому что палочки предсказывают нехорошие последствия, а направиться в северные края, откуда исходит угроза их главному богу. Там командующего армией ждут победы и слава.

А вскоре из столицы прискакал гонец с приказом: немедленно двинуться на север. Там объявился отряд Кия, грабит и уничтожает аварские кочевья. Через день аварские войска оставили границы с Русью, князь вернулся в Родню. Угроза вражеского вторжения была снята.

VIII

Кий в один дневной переход достиг дремучих лесов, которые тянулись насколько глаз хватало. Далее, он двинулся но самой кромке их на запад, всё более и более удаляясь от границ Руси. Здесь по сути была ничейная территория: северные племена боялись трогать аварские владения, в то же время степняки-авары Избегали нелюбимых ими лесов. Поэтому поход протекал спокойно.

Через три дня Кий углубился в чащобы и на берегу небольшой речки разбил лагерь.

В степь были высланы разведчики. Они скоро доложили, что недалеко, в полудне пули кочует род аваров со стадами скота. Начались поспешные приготовления к набегу.

К стойбищу кочевников приблизились в полдень. Кий незаметно поднялся на вершину холма и внимательно рассмотрел расположение стойбища. Сотни кибиток стояли вплотную друг к другу, образуя замкнутый круг. За ними теснились шатры, дымились костры, передвигались фигурки людей, недалеко паслись стада овец, коров, лошадей. Обычная картина стоянки кочевого народа.

Кий разделил свой отряд на три части, в резерве оставил личную сотню. Два отряда ушли в обход. Через полчаса они дали сигнал готовности. Кий взмахнул рукой, и мимо него с устрашающим криком и визгом по скату холма помчалась лавина всадников, стремительно приближаясь к лагерю аваров. Вдали из-за холмов вынеслись ещё две лавы, размахивая над собою мечами и пиками. Вот уже первые всадники закрутились перед преградой — плотно поставленными друг к другу кибитками. Воины спешивались, растаскивали их, сделали несколько проходов, в которые устремились потоки всадников. Навстречу им кидались авары, сразу в нескольких местах завязались ожесточённые схватки. Масса воинов — русов и аваров — колыхалась, сдвигалась то в одну, то в другую сторону. Узким языком русы продвинулись к центру стойбища и добрались до шатра старейшины рода, который выделялся своим красивым покрытием. Однако с двух сторон по русам ударили закованные в латы аварские воины и отрезали от основных сил; в то же время другие конники изолировали воинов Кия от проходов между кибитками. Положение русов стало угрожающим.

Тогда Кий повёл за собой личную сотню. Удар в спину противника решил исход боя. Авары смешались, строй их рассыпался, началось бегство, и скоро всё было кончено. Бойцы добивали раненых, не щадили ни малых, ни старых, ненависть к угнетателям выплеснулась в полной мере. Сам Кий в это время испытал прилив неистовой дикой злобы, когда темнеет разум и появляется неутолимое желание всё крушить и уничтожать. Наружу вырвалась та ненависть к Аварии, которая копилась в нём в годы рабства и долгие бессонные ночи, когда он обдумывал план войны со страной жестокого рабства.

К Кию привели троих пленных аваров. Вид их был жалкий: лица в ссадинах, у одного бойца было отрублено ухо и кровь заливала плечо, их раздели и разули, авары стояли, переминаясь с ноги на ногу и, судя по всему, приготовились к смерти.

Кий, сидя на разгорячённом коне, произнёс с нарочитым высокомерием:

— Дарую вам жизнь. Более того, получите по коню. Скачите к своим и сообщите, что Кий объявил войну Аварии. Войну не на жизнь, а на смерть. И постарайтесь более не попадаться мне на глаза.

Авары с недоверием восприняли слова Кия: ведь только что на их глазах было устроено настоящее побоище, в котором погибли почти все члены рода. До им подвели коней, они сели на них и невредимыми выехали из лагеря русов. Кий пошёл на этот шаг потому, что боялся: чуть опоздай он со своим предупреждением, начнётся нашествие аваров на Русь, которое не остановить уже никакими мерами.

Но он знал и другое: отводя удар от своей родины, он навлекает на отряд смертельную опасность, что впереди предстоят самые тяжёлые сражения и с этого момента надо к ним готовиться.

На следующий день Кий совершил нападение на другой род. Авары заранее выслали разведку, обнаружили русов и приготовились к битве. Кий ещё строил воинов для сражения, как авары сами перешли в наступление. Шли они клином, поставив впереди закованных в железо всадников; за бронированными двигались легковооружённые воины. Тогда Кий спешил десять сотен, построил их в десять рядов, которые и приняли на себя удар острия клина. Движение противника замедлилось, а потом остановилось. Тогда в обход клина он бросил конницу, которая ударила по флангам и в тыл неприятеля. Сражение разгорелось с неистовой силой. Кий всё более и более сжимал кольцо окружения. Только немногим удалось вырваться из него и бежать в степи. Так рождалась тактика, которую потом Кий применял против аварского клина.

Стойбище было разграблено, сожжено.

Огрузневший от добычи отряд Кия возвращался в лес. Позади его к небу тянулись клубы смрадного дыма. Он послал несколько отрядов в окрестные селения славян, где жителям раздавались аварские богатства, приглашались в отряд воины-добровольцы. Шли десятками, потом сотнями. Их обмундировывали и вооружали во всё аварское. Опытные воины обучали приёмам боя.

Кий подобрал специальный отряд разведчиков из местных жителей, в основном охотников, которые исследовали окружавшие леса и рассказывали ему об особенностях массивов лесов. На поляне он насыпал из песка холмики, провёл между ними ложбинки-реки и овраги, засадил веточками деревьев, в северном направлении кинул лист лопуха — болото. Теперь перед его глазами предстала панорама местности, он как будто видел её с высоты птичьего полёта. Постепенно запомнил её до мельчайших деталей, в любую минуту мог воскресить в своём воображении.

Как-то привели к нему женщину-славянку. Она со слезами на глазах стала выкрикивать:

— Ждали, ждали вас, освободителей! А пришли не освободители, а грабители!

— Кто тебя ограбил? — сурово спросил её Кий.

— Последнего поросёнка утащил, проклятый! Не пожалел одинокую, бедную женщину!

Кий приказал разыскать мародёра. Нашли быстро. Это был невысокий, худощавый мужичишка лет тридцати с узкими глазками и ничем не примечательным лицом.

Кий объявил сбор всему войску, велел подойти и местному населению. Стал допрашивать воина:

— Ты украл свинью у этой женщины?

— Да не свинью вовсе, а молочного поросёнка! Много у неё живности, не велика потеря. Почитай, с десяток людей на неё работает...

— Клятву не брать ничего у славян давал?

Мужичок опустил глаза, кивнул головой.

— Сотский Светояр, выдели десяток воинов. Расстрелять немедленно!

И тут случилось неожиданное. Женщина сорвалась с места, кинулась к своему обидчику и закрыла его своим телом:

— Не дам! Не дам из-за поросёнка человеку погибнуть! Прости его, Кий! Во всём вини меня, глупую, жадную бабу! Пусть в меня твои воины стреляют!

— Убрать женщину! Исполняйте приказание! — и Кий нетерпеливо дёрнул головой.

Десятник взмахнул рукой, и стрелы впились в хилое тело мужичонки. Целый день не находил себе места Кий. До боли в сердце было жаль незадачливого вояку, любителя молочных поросят. Не помогали доводы, что иначе поступать было нельзя: прости одного, дашь повод для остальных, а там недалеко и до развала отряда и превращения его в банду грабителей...

Недели через три разведчики донесли о прибытии аварского войска. Они определяли его примерно в две тьмы — двадцать тысяч человек. И запылали окрестные селения, дым от них был виден даже в лесу: Через день стали прибывать жители, рассказывали ужасные вещи: авары не только жгли дома, но и поголовно истребляли славян.

Беженцев поселяли в шалашах, обеспечивали питанием, одеждой. Многие из них вливались в ряды бойцов, женщины заменили мужчин-поваров, ухаживали за скотом, собирали в лесу ягоды и грибы.

Как-то Кий шёл по лагерю. Его остановила женщина лет двадцати пяти. Ничем не примечательное лицо: русые волосы, круглые щёки, вздёрнутый веснушчатый носик. Но его поразил исступлённый взгляд маленьких сощуренных глаз, напряжённая фигура.

— Прими меня в отряд воином, — решительно заявила она ему без всяких представлений. — Хочу бить аваров в открытом бою!

— Не женское это дело, — хотел уклониться от разговора Кий.

— А как же амазонки воевали?

— Не знаю. Может, это просто сказки.

— Нет, не сказки, — горячо возразила она. — Я о них с детства слышала. Я тоже хочу стать амазонской.

У женщины был такой напор, такой яростный блеск в глазах, что он стал сдаваться. Спросил:

— Почему рвёшься в бой?

— Хочу отомстить аварам за всё, что они натворили в нашем селении. Они согнали всех жителей в сарай и сожгли. Там были мои мать, отец, муж и двое детей. А меня изнасиловали...

Из её глаз хлынули слёзы — крупные, злые. Она их не вытирала, только отвернулась и стала смотреть куда-то вдаль.

У Кия заходил кадык, он насупился, проговорил хрипло:

— Ладно, определяю тебя в коноводы. Полупишь вооружение. Иди, я распоряжусь.

Коноводы присматривали за лошадьми спешившихся воинов, а также в их распоряжении были заводные кони. «В конце концов будет при войске, но в безопасности, — размышлял Кий, расставшись с женщиной. — Прикажу оберегать. Есть среди коноводов надёжные мужики, не дадут пропасть отчаянной голове. Кстати, я даже не спросил, как её зовут! Вот как она на меня насела, дыхнуть не дала». И он сокрушённо покачал головой.

А под вечер к Кию привели пленного воина-авара.

— Поймали возле лагеря, — доложил караульный. — Как он пробрался через лес, понятия не имеем. Но он прошёл сквозь все наши секреты и засады. Как увидел нас, так сразу поднял руки вверх и бормочет по-нашему: «Плен, сдаюсь». Что с ним делать?

Авар был пожилой, лет сорока, не меньше, с худым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Большие серые глаза его были налиты такой мукой, что больно было в них смотреть. Одет он был в кольчугу и шлем, на поясе висели ножны.

— Меч был при нём? — спросил Кий.

— Да. Я отобрал, — ответил караульный.

— С какой целью шёл к нам? — в упор спросил Кий пленного по-аварски.

Авар, услышав родную речь, тотчас оживился, ответил охотно:

— Цель моя одна, господин: сдаться в плен. Не могу больше воевать.

— Что так?

Авар потупился, а потом поднял на Кия полные слёз глаза.

— Верь мне, господин, что я скажу. Шёл я со своим десятским по улице разорённой славянской деревни. И внезапно из какого-то убежища выскочила и бросилась бежать девочка лет пяти. Но прямо перед нами споткнулась и упала. «Ткни эту тварь мечом!» — приказал мне десятский, и я убил девочку. С тех пор не могу найти себе покоя, не могу уснуть. Всё время вижу перед собой глаза этой девочки, обращённые ко мне со страхом и мольбой. Нет мне прощения! Я не могу служить в аварском войске! Возьми меня к себе, господин, я буду сражаться в ваших рядах, чтобы искупить свою вину!

Пленных аваров казнили без пощады. Кий уже хотел отдать приказ об этом, но что-то дрогнуло в его груди. Он ещё раз посмотрел на сгорбленную фигуру пленного и, разворачивая коня, бросил на ходу:

— Отведите в обоз. Пусть будет ездовым. А там; посмотрим. Да! Накажите, чтобы хорошенько за ним приглядывали!

С приходом аварского войска почти беспрерывно заседало командование отряда — Кий, Колыван, сотские. Выслушивали донесения разведчиков, анализировали сложившееся положение, действия противника, прикидывали ответные меры.

— Судя по всему, авары собираются разгромить нас лобовым ударом, — говорил Колыван, прижав кулачок к губам и часто покашливая. Сухонький, болезненный заместитель тяжело переносил лесные условия жизни. Холодные ночи, утренние туманы подтачивали его некрепкое здоровье, он осунулся, щёки ввалились, одолевал кашель, но он не жаловался и много работал, анализируя различные сведения, подолгу беседовал с местными жителями... — Лобовой удар аваров нам на руку. Врага можно измотать нападениями из засад, с боков и тыла.

— Смотря какие силы бросят, — вмешался в разговор командир сотни Кобяк, большой силы человек. — Двинут всё войско, тогда что делать будем?

— Не пройти лесом всему войску, — отвечал Колыван. — Слишком тесно. Вот обойти и окружить, это им под силу.

— Но пока не похоже, чтобы они готовились к обходам, — проговорил Кий.

— Значит, надо ждать противника с юга, — подытожил Кобяк.

— А там идёт одна дорога, узкая, особенно перед лагерем, — проскрипел Колыван. — Вот нам надо подумать, какие препятствия мы можем возвести на их пути...

Вскоре разведчики сообщили, что большой отряд противника, тысяч до восьми, вошёл в лес и медленно движется к лагерю. Сначала авары продвигались сосновым лесом, где между деревьями было просторно и обзор довольно широкий, и они чувствовали себя уверенно. Воины двигались широким фронтом. Но потом пошёл смешанный лес, всё чаще стали встречаться сплошные заросли молодых липняка, клёна, берёзок, поваленные гнилые деревья, овраги с вязкими руслами. Кроны деревьев смыкались над самыми головами, давили своей массой на непривычных к лесам степняков. Смолкли разговоры, колонна вынуждена была разбиться на несколько ручейков, выбирая тропинки.

Наконец передовые шеренги наткнулись на засеку. Её устроили заранее. Вековые деревья были подрублены на уровне человеческого роста и опрокинуты в сторону врага. Стволы намертво держались за пни волокнами. Перепутывались, сцеплялись сучья. Деревья нельзя было ни раскидать, ни разорвать. Через завал не могли пройти ни пешие, ни конные. Это была непреодолимая преграда. Делать засеки научили Кия лесные жители, спасавшиеся от кочевников на протяжении многих веков.

Кий сидел в центре засеки, скрытый листвой. Сквозь неё он видел, как появились первые аварские воины, потом они пошли густой массой. Вплотную приблизились к сваленным деревьям, постояли в недоумении, попытались пробраться через мешанину стволов и ветвей, но запутались и остановились, Стали прорубать себе дорогу мечами, но вскоре бросили эту затею. Кий видел их напряжённые, вспотевшие лица, растерянность и недоумение на них.

Сзади подходили всё новые и новые воины, напирали, давили. Произошло скучиванье войска. Командиры подразделений что-то кричали, но их никто не слушал. Организованное войско превратилось в толпу. И тогда Кий поднял руку с мечом. Запели звонкую мелодию сигнальные рожки, тревожно и призывно, властно поднимая русов: вперёд, на врага!

И тотчас русы повскакивали со своих мест, издали дружный воинственный клич, и в аваров полетели тучи стрел и дротиков. Кий явственно видел, как страх охватил лица врагов, как многие были сражены и упали на землю, остальные заметались в панике. А стрелы и дротики летели и летели, находя всё новые жертвы. По аварам ударили с боков и тыла, они были зажаты со всех сторон. По ним били из-за засеки, из-за стволов деревьев, из кустарников, густых зарослей молодых деревьев.

Окончательно растерявшиеся от неожиданных ударов враги начали отступать. И тогда на них навалились русы. Одни группы погибали под ударами мечей и копий, другие сливались в более крупные соединения и прорывались сквозь боевые порядки воинов Кия, с боем выходили из леса. Только к полудню закончилось кровопролитное сражение.

Неделю после этого поражения авары не проявляли никакой активности. Надо было ожидать нового наступления, но в каком направлении они пойдут, было пока неизвестно. Вскоре разведчики стали докладывать, что большие отряды противника идут в обход стоянки русов. Постепенно они окружали отряд со всех сторон, оставив только один незанятый участок леса, где простиралось огромное болото.

Командование отрядом решило пробиваться через него, уйти в леса и раствориться в них. Оно только выжидало, когда неприятель втянет все свои силы и тогда уже не в состоянии будет организовать погоню.

Врагу понадобилось пять дней для завершения своей операции. За это время в отряде Кия велась тщательная подготовка к переходу через болото.

У каждого воина было по 3—4 лошади, их количество пополнялось за счёт аварских табунов. На них погрузили вооружение и ценное имущество.

Для раненых были изготовлены носилки, к каждой было прикреплено по десять воинов. Всё ненужное было свалено в несколько куч для сожжения.

Наконец разведчики доложили, что авары изготовились на исходных позициях. Дня через два надо ждать их нападения. Тогда Кий отдал команду к выступлению.

Первые отряды ушли в болото утром. Воины растянулись тремя длинными цепочками, шагали след в след. Кий шёл в середине отряда. Он хмуро смотрел на раскинувшуюся впереди гнилую, покрытую мхом зеленоватую жижу. Сразу запахло тухлыми яйцами. Крутом, насколько видел взгляд — кочки с чахлым кустарником да редкие берёзки, покрытые, серым лишайником, упавшие деревья. Люди брели осторожно, палками нащупывали твёрдое основание. С трудом вырывали ноги из топи болота. Часто проваливались, вылезали самостоятельно или с помощью соседей. Кони чуткими ноздрями брезгливо отфыркивали вонючую болотную воду. Тяжелее всех приходилось тем, кто нёс раненых.

После нескольких часов пути Кий остановился, присел на кочку. Нудно звенела мошкара, больно кусала лицо и руки. Он потянулся к грибам, понюхал. Они пахли плесенью и вызывали отвращение. Сорвал несколько ягод земляники, с удовольствием пососал сладкую мякоть. И снова через болото...

Проводники не подвели. Как и обещали, к обеду вывели отряд на сухое место. Люди и кони тотчас повеселели, пошли быстрее... Разведчики указали место для отдыха — песчаную возвышенность, уставленную высокими соснами... В лесу было просторно и пахло смолой, подувал свежий ветерок. Прямо перед Кием плюхнулся тетерев, бестолково встряхнул крыльями. Заметив массу людей и коней, с шумом взмыл вверх и пропал в кронах деревьев. Кий радостно улыбнулся: вырвались из мешка!

Дав воинам отдохнуть и обсохнуть, он повёл отряд в обход, чтобы напасть на западный отряд аваров. Он рассчитывал, что враг не заметил их внезапного исчезновения. Для этого он оставил в прежнем лагере часть своих воинов, которые создавали видимость присутствия отряда. Русы растянулись но лесу. Кий поскакал вдоль колонны. Впереди увидел хрупкую фигуру всадника, догнал и поехал рядом. Это была женщина — славянка, потерявшая семью.

— Доброго здоровья, — сказал он, поглядывая на неё испытующим взглядом. — Как служится-можется?

Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки, ответила со сдержанной улыбкой:

— Спасибо. Привыкаем.

Она была в шлеме, из-под которого на спину ниспадали две тонкие русые косы, и в кольчуге, несколько великоватой; на поясе висел короткий аварский меч. Лицо её было спокойно, только в глубине серых глаз угадывалась затаённая скорбь.

— Как хоть звать-то тебя?

— Зимавой кликали.

— Мужики не забижают, Зимава?

— Пусть только попробуют, — её маленькая ладонь крепко сжала повод коня.

— В случае чего — ко мне. Ретивых быстро укорочу.

Кий подал коня и быстро помчался. Зимава смотрела ему вслед долгим взглядом.

На исходные позиции вышли к вечеру. Это был дубовый лес, с вековыми раскидистыми деревьями. Разведчики доложили, что авары ведут себя спокойно. Сидят вокруг костров, ужинают, иные готовятся ко сну.

В лощине Кий построил отряд в четыре колонны. Его план был прост: стремительным ударом разделить противника на пять частей и бить разрозненные группы. Сотским он приказал:

— Главное — внезапность, быстрота. Надо ошеломить врагов, обрушиться камнем на их головы, не дать опомниться и кончать без всякой жалости. Смелее влетайте в лагерь, передние должны пройти его до конца, как нож сквозь масло. А потом каждая колонна разворачивается в сторону неприятеля и начинает его истребление. Никаких задержек, только вперёд, чтобы не дать возможности врагу создать организованное сопротивление. По сигналу рожка тотчас уходим и растворяемся в лесах.

Кий встал во главе одной из колонн, взметнул высоко меч, ногами подал вперёд коня, и сильное животное, набирая скорость, мощными скачками стало подниматься по пологому скату лощины. За ним молча двинулись колонны. Вырвавшись на ровное место, кони пошли стремительным намётом, пригибая лоснящиеся морды к земле. Лес наполнился сырым гулом копыт.

Секреты противника заметили русов, в рожки подали сигналы тревоги. Лагерь аваров всполошился. Воины заметались, хватая оружие, но конница уже ворвалась между палатками. Всадники мчались, развевались широкие белые и красные плащи, словно крылья сказочных птиц. Впереди скакал командир на горбоносом коне чёрной масти с белыми ногами. Он молниеносно взмахивал мечом влево и вправо, сражённые враги падали под копыта нёсшихся позади разгорячённых коней. Вот и конец лагеря аваров. Кий резко остановил коня. Навстречу ему скакали его воины, оставленные в лагере для обмана противника, кидались в жаркую схватку.

Бой был коротким и жестоким. Только малой части аваров удалось вырваться из ловушки и спастись в лесу. Кий тотчас распорядился подать сигнал отступления. Запели рожки, и русы, подпалив со всех сторон палатки, стали уходить на запад. Быстро темнело, но отряд продолжал двигаться, не снижая темпа. Только когда стали совершенно неразличимы деревья, была дана команда на остановку. Наскоро поужинали и уснули мертвецким сном. Кий с сотскими поделили ночь, сменяя караульных каждый час. Ночь прошла спокойно.

Едва забрезжило, как отряд был поднят на ноги. Короткий завтрак, и снова путь на запад. Шли лесами. Проводники-славяне менялись от селения к селению. На третий день разведчики Щёка принесли весть: авары степью опередили отряд и поджидают на безлесной равнине, глубоким языком вклинившейся в лес; по ней на север прошёл другой отряд аваров и перекрыл все пути в северные леса. В то же время разведчики обнаружили значительное войско противника, которое шло по следам отряда. Русы вновь попали в окружение.

На коротком совещании все единодушно высказались за прорыв в западном направлении, потому что при попытке вернуться назад или продвинуться на север можно было нарваться на лесные засад»; которые теперь научились делать и авары; преодолеть их при численном превосходстве неприятеля русам было не под силу.

Кий на окраине леса выбрал высокую сосну, взобрался на неё, уселся на крепком суку, осмотрел поле предстоящего боя. Авары построились для обороны. Воины стояли плечом к плечу, равно распределив силы по фронту, что сковывало манёвр войска. Этим он решил воспользоваться. Половина отряда им была сгруппирована на левом фланге, в резерве, как обычно, оставлена личная сотня.

По его сигналу конница вырвалась из леса и с гиканьем и визгом устремилась на противника. Удар был коротким и сильным. Правый фланг аваров подался назад, однако не настолько, как рассчитывал Кий: авары сражались отчаянно и грамотно. Им удалось задержать продвижение русов.

Надо было торопиться с прорывом, потому что в любое время неприятель мог нанести удар с неожиданной стороны. Кий дал команду, и его личная сотня рванулась вперёд, направив удар против правого крыла. Тот стал отступать, но какими-то неимоверными усилиями вновь устоял. И тут случилось непредвиденное: на другом конце боя русы были опрокинуты и побежали к лесу. Резерва у Кия не было. Только своим личным примером он мог остановить своих воинов. И он стал быстро спускаться с дерева, не отрывая взгляда от поля битвы.

Вдруг его внимание привлёк всадник, мчавшийся из леса наперерез отступавшим русам. Правой рукой он нахлёстывал коня, левую с растопыренными пальцами поднял вверх; по ветру развевались длинные распущенные волосы. И Кий узнал в скачущем всаднике Зимаву. Увидели её и воины, стали приостанавливать коней. Зимава мчалась прямо на врагов. Кий видел, как несколько воинов, понукая коней, кинулись вслед за ней, явно устыжённые смелым поступком женщины. Вот они настигли, а потом и перегнали её. Скоро все беглецы развернулись и ударили по неприятелю.

Для аваров этот удар был совершенно неожиданным. В погоне за русами они расстроили свои ряды и теперь не в состоянии были наладить оборону. Воодушевлённые примером Зимавы русы обрушились с такой силой, что противник не выдержал и побежал. Началось всеобщее преследование врага. Путь на запад был открыт.

Когда стало окончательно ясно, что отряд оторвался от аваров, Кий сделал большой привал. Но прежде чем отпустить на отдых, он приказал построить отряд. Выехал перед строем, и горяча коня, стал выкрикивать:

— Спасибо вам, братцы, за героизм и самоотверженность в битвах с ненавистным врагом! Каждый из вас заслуживает того, чтобы быть награждённым ценным подарком! Но я особо хочу отметить мужественный поступок воина-женщины Зимавы, которая своим примером увлекла за собой бойцов и помогла разгромить хорошо вооружённого, опытного врага! Пусть наша героиня Зимава выедет на середину строя!

К нему подскакала Зимава. Её лицо было пунцовым от смущения, взгляд был устремлён на Кия, она в волнении перебирала в руках поводья.

— За мужественный поступок награждаю Зимаву своей личной золотой цепью! — и он снял с себя украшение тонкой работы и повесил на шею, Зимавы. На короткий миг его лицо обдало жаркое дыхание, он ощутил нежный женский запах, вблизи увидел её глубокие, взволнованные глаза, и они показались ему восхитительно красивыми, и он даже бровь приподнял от удивления: всегда она казалась обыкновенной, ничем не примечательной женщиной, а аут предстала перед ним очаровательным созданием. И он понял, насколько сильно преображает человека его внутренняя сущность, его поступки... Он приветливо и щедро улыбнулся ей, и она зарделась от счастья, рукой поглаживая драгоценный подарок.

Кий совершил пять дневных переходов на север, вглубь лесов, и остановился возле большого озера. Один берег его был низким, заросшим непроходимым лесом, другой — высокий, песчаный, с могучими сосновыми деревьями. Здесь он решил сделать длительную стоянку. Авары от него отстали, вернулись в степи: они потеряли отряд русов в бескрайних лесах.

После многодневного похода, ожесточённых боев воинам надо было дать основательный отдых. Кроме того, накопилось много раненых, им требовались покой и срочное лечение. Кий приказал рыть землянки.

По вечерам ему нравилось прохаживаться по берегу озера. Как ни ветрено было днём, какая бы непогода ни бушевала, но к вечеру обычно устанавливалась тишина. В широкий простор озера опрокидывалось тогда высокое небо и прибрежные кусты, и гладь воды делала их отражения до невероятия насыщенными по цвету; такой голубизны и такой наполненной свежестью зелени Кий, кажется, не видал никогда.

Поход, непрерывные бои, ответственность за судьбы тысяч людей измотали его. Большая часть времени проходила в седле, в запахах конского пота и нагретой солнцем кожи седла. От постоянного напряжения нервы были натянуты, будто тетива лука, а голова гудела, как чугунный котелок. Даже сон не избавлял от усталости. Кий чувствовал себя, как загнанная лошадь. Его мучили угрызения совести, ему казалось, что позади были одни ошибки и неудачи. Здесь, на берегу озера, он надеялся хоть немного избавиться от навалившейся душевной и физической муки, которая, словно ржа, разъедала его сердце.

Как-то увидел на берегу одиноко сидящую худенькую фигурку. Узенькие плечики прикрывал шерстяной кафтан, по нему струились тоненькие косички. Зимава. Он подошёл, сел рядом. Она вздрогнула, взглянула на него, наклонилась вперёд, скрывая заалевшее лицо. Он немного помолчал, спросил:

— Любуешься?

— Да. Изумительная картина. Наверно, в Ирийском саду (раю) можно ещё увидеть такое.

Он замком сцепил руки на коленях, напряжённо глядя вдаль. Внезапно почувствовал сильное влечение к этой худенькой, смелой женщине. Но он боялся обидеть её и прятал чувства глубоко в себе. Старался вести только деловой разговор.

— Землянки вам построили?

В отряде постоянно находилось не менее трёх десятков женщин. Они трудились поварами, помогали врачам-травникам, ухаживали за ранеными, следили за лошадями.

— Да: Целых четыре.

Ему хотелось поцеловать её губы, почувствовать их внутренний жар. Он шумно вздохнул. Она повернулась к нему, внимательно посмотрела долгим, глубоким взглядом. Он поёжился. Наконец нашёлся, что спросить ещё:

— Не тесно... в землянках-то?

Она засмеялась, уткнувшись в колени. Ответила:

— В тесноте, да не в обиде.

Он впервые услыхал её смех. Видно, немного оттаяла её душа после пережитого в своём селении.

Поднялся, отряхнулся.

— Пора отдыхать. Спокойной ночи, — и удивился своему внезапно охрипшему голосу.

— Спокойной ночи, — эхом ответила она ему.

Он уже засыпал, как медленно отворилась дверь в землянку и в проёме появился силуэт фигурки, в нём он тотчас признал Зимаву. Сердце забилось гулко и дробно. Он прижал её к себе, послушную, полыхающую жаром...

Под утро она тихо встала, подошла к двери, повернулась к нему, сказала глухим голосом:

— А теперь иди, выхваляйся. У вас ведь так заведено, у мужиков. — И качнулась к двери, чтобы уйти совсем. Он рывком вскочил, схватил её сухую, жёсткую ладонь:

— Зачем же так... Никуда я тебя не отпущу. С сегодняшнего дня перевожу тебя в личную сотню. Будешь постоянно при мне.

— Может, я не хочу в твою сотню? Мне и в коноводах хорошо. Мужики там добрые, внимательные.

— Вот поэтому и забираю оттуда, что мужики внимательные и добрые.

Она тихо засмеялась и уткнулась ему в волосатую грудь...

С этого утра у него началась новая жизнь. Куда-то девалась гнетущая усталость, неудовлетворённость и угрызения совести. Он ходил по лагерю, словно на крыльях летал. Решения приходили скорые и верные. Говорил с улыбкой, шутил, весело смеялся шуткам других. И постоянно, краем глаза видел Зимаву. Вот она разговаривает с воинами его сотни...

Вот седлает коня... Вот проходит мимо него и искоса бросает лучистый, влюблённый взгляд... Ходил Кий по лагерю, распоряжался, командовал, а в голове у него одна мысль: скорей бы наступила ночь, скорее бы пришла к нему Зимава...

Отношения Кия и Зимавы сразу же перестали быть секретом. Поэтому на третий день она перешла к нему в землянку, и пересудам был положен конец. Зимавы хватало на всё: и на военные занятия, и на уход за Кием. Она навела порядок в землянке, внеся в неё чистоту и уют, штопала его одежду, чистила обувь, на костре готовила ужин. На её губах порой появлялась затаённая улыбка. Она робко и неуверенно вступала в новую жизнь...

IX

Зиму Кий решил переждать возле озера. Здесь можно было спастись от вьюг, губительных в голой степи. В землянках тепло и сухо, топливо под рукой. Для коней выстроены конюшни, с помощью местных жителей заготовили корма.

Немаловажную роль в этом решении сыграло то обстоятельство, что авары потеряли из виду его отряд и увели войска на юг. Это позволяло весной Кию нанести внезапный удар в том направлении, которое он считал важным.

Однако сидение на одном месте таило опасность: бойцы могли отвыкнуть от военной жизни, разлениться, а весной вообще быть неспособными к сражениям с противником. Поэтому, дав месяц отдыха, Кий ввёл ежедневные занятия по конному и пешему бою, которые проводились с утра до обеда; время после обеда отводилось на уход за конями и другие хозяйственные работы.

Постепенно наладились отношения с местным населением. Лесные жители платили дань своему князю и были свободны в своей жизни. Они занимались охотой, рыболовством, бортничеством, подсечным земледелием.

Как-то, разъезжая по окрестностям, Кий случайно наткнулся на мужиков, которые заканчивали рубку леса, готовя делянку под пашню. Такой участок давал хороший урожай лет пять-шесть, а потом селяне вырубали деревья в другом месте. Кий тотчас включился в работу, с удовольствием орудуя топором. Вспомнилась кузница. С какой охотой помахал бы сейчас молотом. И как ему осточертел меч!

После порубки мужики выкорчёвывали пни тонких деревьев, а на широкие наваливали хворост и устраивали огромные костры; пень сверху выжигался, поэтому корни не давали побегов и постепенно сгнивали. Труд тяжёлый, адский.

В обед селяне пригласили Кия к столу Был наваристый мясной суп, на второе — репа пареная.

— Так ты, говоришь, из отряда Кия? — спросил его старичок, щуря слезящиеся от постоянного дыма костров глаза.

— Из него.

— Крепко вы потрепали аваров, — удовлетворённо проговорил он. — Говорят, две тьмы побили!

«Ого! Слава впереди бежит!» Ответил:

— Может, не столько много, но порядком.

— Надо же! Авары — первые вояки, а вы их всё равно громите! Сказывают, первым в бой на огненном коне летит Кий. Он обладает такой силой, что от одного его взмаха падают наземь десяток врагов. Правда это или брехня?

— Кий обыкновенный человек, отец.

— Не может того быть! — вдруг вскипел старик. — Сколько государств вокруг Аварии, а вот никто над ней верха не брал. На что греки двинули несметное войско, да и то были побиты. А против Кия бессильны! А ты говоришь — обыкновенный человек! — обиделся старик и отвернулся от Кия.

— Слышь-ка, парень, сказывают в народе, что умеет заколдовывать Кий вражеское войско, — вступила в разговор пожилая женщина, жилистой натруженной рукой помешивая в котле варившуюся репу. — Поэтому-то ничего и не может с ним поделать аварский царь. И не берёт его ни стрела, ни меч. Радуемся мы, что нашёлся наконец у нас заступник, с которым не может совладать никакой супостат. Помяни моё слово, над всеми нашими врагами одержит он победу. Освободит и нас от дани аварской, а потом прочь прогонит жестоких поработителей. Вот какие разговоры идут в нашей земле...

Странно и приятно было слушать Кию речи о себе...

Как-то вспомнил об аваре, сдавшемся добровольно в плен и отправленном им в обоз. Решил встретиться и поговорить. Наверно, освоил язык русов, и можно зачислить его в одну из сотен. Первый же встретившийся обозник на вопрос, где сейчас находится пленный авар, ответил:

— Повесился. С неделю назад задавился на вожжах. Никто не знает почему. Вроде бы прижился. Стал калякать по-нашенски... Не сказать чтоб общительный был, но иногда рассказывал про свою жизнь. А тут просыпаемся и видим: висит на дереве, горемычный...

— Небось сами повесили, да не признаетесь?

— Всевышний свидетель! Не было такого! Да и кто возьмёт на себя такой грех!

Кий отъезжал от обозника со смешанным чувством. Вроде бы и верил этому мужику, но уж больно плутовское лицо у него было. В условиях войны, когда ненависть к аварам достигла своего высшего накала, всё могло быть. Хотя кто его знает...

Однажды пришёл к Кию отряд из семи человек. Возглавлял его невысокий мужичишка с острым носом, скошенным подбородком и живыми смышлёными глазами. Кий удивился внешнему виду воинов: увешаны они были серыми пластинами, нашитыми на рубахах.

— Ну прямо скоморохи какие-то, — пошутил он.

— Не скажи, воевода, — ответил мужичок, шмыгнув носом. — Этот наряд, ёк-макарёк, надёжно защищает нас от аварских стрел и мечей.

— Ишь ты! Колдовские амулеты что ли?

— Никакого колдовства, — обиделся тот. — Взаправдашняя защита!

— Из чего же сделаны эти пластины?

— Из конских копыт! Вот так-то, ёк-макарёк! Сколько вёрст пробегает за свою жизнь лошадка, сколько подков железных сносит, а копыта одни! Выдерживают и укатанные дороги, и болота, и слякоть, и пески, и камни острые! Всё нипочём! Вот мы и задумались с мужиками. Если у аваров в достатке железа, а у нас его нет, то почему бы не вспомнить о копытах лошадей, ёк-макарёк Сам понимаешь, на конских кладбищах они в избытке, бери сколько хочешь.

— А ну-ка сними свой панцирь и приспособь вон на то дерево, — приказал мужичишке Кий. Когда тот привязал своё изделие, он взял лук, стал пускать стрелу за стрелой; все они отскакивали от пластинок.

Кий подошёл к необычному панцирю, стал удивлённо рассматривать его. Ни одна пластинка не была расколота, ни одной трещины он не заметил на них. Только маленькие точечки-углубления указывали места ударов стрел. Тогда он вынул меч и изо всех сил рубанул по панцирной рубашке.

Пластинки с хрустом раскололись. Кий повернулся к мужичку:

— А ты говорил, что они удар меча выдерживают!

— Так ведь, ёк-макарёк, смотря какой удар! — не сдавался тот. — У аваров мечи короткие. И сил у них, что у ребёнка. Не то что у тебя, бугая. Ты своим огромным мечом не только пластинки из конских копыт, но и железные рассечёшь! А мы не раз схватывались с аварами. Не берут их мечи нашу защиту! — Он подошёл к своей рубашке, растерянно повертел её перед собой. — Как вот теперь одевать её, ёк-макарёк...

— Беда поправима. Выдать ему кольчуг или латы, — отдал приказание Кий. — Как хоть звать-то тебя, мастер ты мой бесценный?

— Вострогором.

— Вот что, Вострогор. Береги себя пуще глаза. А я тебя никуда от себя не отпущу. Выделю тебе ещё десять человек в помощники. Займётесь изготовлением панцирей. Чем больше сделаете, тем лучше!

За зиму разведчики Щёка обошли все окрестности, принеся ценные сведения. Авары вели кочевой образ жизни, постоянно живя в кибитках. Поэтому городов у них было мало: столица Ольвия, которую основали греки, Голунь, древнее городище, и Каменск — центр металлургического производства и ремесла.

Кия интересовала прежде всего Голунь, которая находилась в десяти днях перехода от лагеря. Под видом торговцев и странников в ней побывали многие разведчики, принеся подробные известия. Стены и башни крепости были деревянными, гарнизон насчитывал около тысячи человек, был хорошо вооружён и снабжён продовольствием, так что мог выдержать длительную осаду. В самой Голуни проживало смешанное население: большую часть его составляли славяне, но аваров было достаточно много, в основном чиновники администрации, ремесленники и торговцы.

Кия интересовало всё: и план построек Голуни, и расположение воинских подразделений, и места проживания городских властителей, и настроение славянского населения, и окружающий ландшафт.

На совещании командиров были проанализированы все полученные данные и сделан вывод, что взять Голунь приступом не удастся. Тогда-то и зародился план нападения на его гарнизон как извне, так и изнутри.

В самый разгар зимы Кий направил в Голунь своего тайного представителя, умного, уравновешенного и выдержанного характером Волобуя. Волобуй, невысокий крепыш с бычьей шеей и маленькими внимательными и хитрыми глазками, пришёл в его отряд ещё перед походом на буртасов. Сначала он был рядовым воином, потом Кий назначил его десятским. Последнее время был в разведке у Щёка. Его доклады всегда отличались остротой наблюдения, умением подметить малейшие детали и дать им верную оценку. Недаром он скоро стал заместителем Щёка, возглавлял опасные разведывательные операции и успешно выполнял их.

Перед отправлением в Голунь с ним долго беседовали кий и Колыван. Условились, что Волобуй один войдёт в Голунь, устроится где-нибудь на работу, а потом будет формировать отряд для нападения на аварский гарнизон. Какие-то другие действия запрещались. Не должно быть ничего такого, что могло раскрыть подпольщиков.

— Надо жить тихо, как мыши в норе, до тех пор, пока не подойдёт к Голуни войско Кия, — наставлял его Колыван. — Если кто нарушит дисциплину, отсылай в лес или расправляйся на месте.

Волобуй переоделся в одежду крестьянина-славянина — в нагольный кожух шерстью наверх, полосатые домотканые штаны и лапти, на голову надел островерхую шапку. В пояс вшил золотые слитки. Отправился на санях, куда накидали мешки с морожеными тушами кабанов и лосей, застреленных в лесах.

При въезде в город с него взяли пошлину, и он беспрепятственно проник в город. На рынке снял ларёк, стал торговать мясом. В это время на середину торговой площади въехал глашатай, стал выкрикивать:

— Слушайте, слушайте указ начальника гарнизона! В лесу обосновалась шайка разбойников Кия, которая грабит и насилует население Аварии. Поэтому запрещаю всему населению города покидать дома с наступлением сумерек и до рассвета. Только специальный треугольник из кожи с печатью даст возможность ночного хождения по городу, его можно приобрести у начальника гарнизона. Кто будет замешан в помощи разбойникам, того ждёт смертная казнь!

С одним из покупателей-славянинов Волобуй договорился о постое. Семья у него вымерла во время эпидемии оспы, а его самого болезнь обезобразила глубокими оспинами, один глаз вытек. Звали хозяина Радованом. Был он характером мягок, словоохотлив, несмотря на страшную потерю, в себе не замкнулся и тотчас пересказал последние городские новости:

— Будь аккуратен и осторожен. Во всём подчиняйся властям. Нам, славянам, никакой веры нет. Чуть что — отправляют на тот свет. Недавно авары сожгли дом вместе с семьёй только потому, что заподозрили у них тиф. А перед этим со всей округи согнали в полуразрушенный сарай всех, кого заметили в сочувствии Кию, и держали на морозе целых три дня. Все несчастные превратились в деревянные колодки. А ещё одну славянскую семью вырезали, а их дом превратили в камеру пыток. День и ночь несутся оттуда крики и стоны истязуемых. Люди говорят, что жертвы подвешивают к потолку за ноги, выкручивают руки, прибивают гвоздями к стенам, жгут тела раскалённым железом, а трупы потом вывозят в степь и кидают на растерзание диким животным.

Многое ещё наслушался Волобуй о зверствах аваров во время жизни в городе...

Он дал знать Кию, что сумел обосноваться в Голуни. Тогда по одному, по двое стали приходить и другие. Некоторые заводили лавочку и начинали торговать, благо награбленного ранее у аваров добра было предостаточно. Другие становились ремесленниками. Бывали и казусы. Так, один такой, назвавший себя Паркуном, снял комнату, разложил сапожные молотки, шилья, ножи, куски кожи. На полу — куча потрёпанных ботинок. Над дверями повесил драный сапог с отвалившейся подмёткой, каждый проходящий поймёт — сапожная мастерская.

— Вообще-то из меня сапожник, как вон из того дырявого валенка свисток, — пряча улыбку в усы, говорил он Волобую. — Но на вид мастерская — просто загляденье. На случай проверки подойдёт.

— А что ты говоришь своим клиентам? — поинтересовался Волобуй.

— Показываю, как много заказов принято. Советую прийти недели через две или три, не раньше...

И вот к весне, как грибы после дождя, появились в Голуни различные мастерские жестянщиков, портных, сапожников, мастеров по изготовлению детских игрушек и других самых различных специальностей. Это позволяло новоприбывшим избежать работы на аварскую администрацию города и не вызвать подозрения в бродяжничестве или нечистоплотных замыслах.

Каждый старался добыть оружие. Деньги на него получали в лесу от Кия. Затем связывались с местными кузнецами, а те тайно выковывали короткие аварские мечи. Можно было купить оружие и на рынке из-под полы, завоевав доверие у определённой части населения.

Постепенно в подчинении Волобуя оказалось около ста человек. Он их разбил на десятки, во главе каждой поставил командира, который один имел право связи с ним. У Волобуя было двое связных, которые могли в течение одного-двух часов известить их о принятии какого-то решения, а те, в свою очередь, очень быстро собрать воинов.

Волобуй требовал от всех подчинённых железной дисциплины, а также отказа от всяких самостоятельных действий. Не каждый выдерживал. Особенно много хлопот доставил ему Орь. С разбойными глазами, неуёмной энергией, он появился перед Волобуем в начале весны, порывисто схватил его руку и стал трясти в сильном пожатии.

— Рад, что встретил, наконец, в городе своего человека, а то всё авары и авары. Так бы и крушил одного за другим!

— Тебя зачем Кий направил сюда? Врагов уничтожать? — шипящим голосом спросил Волобуй.

— Конечно! Не сразу, конечно, но убивать будем обязательно!

— Вот-вот! Главное — не сразу! Ты понял меня — «не сразу!». А по команде Кия.

— Ну ты ещё поучи меня! Мне сам Кий об этом говорил! Что — маленький?

Вскоре по Голуни пополз слух, что в разных местах ночью убили троих караульных. Охранники сбились с ног, разыскивая убийц. Врывались в дома, делали обыски, хватали мужчин, уводили на допросы, там они пропадали. Волобуй боялся за своих людей, но пока всё обходилось благополучно.

Однажды ночью к нему кто-то тихо постучался. Это оказался Орь. Он шмыгнул в растворенную дверь и прижался к ней, прислушиваясь. Затем сказал:

— И на этот раз пронесло.

В комнате Орь рассказал, что все убийства охранников — его рук дело.

— Я их гак сильно ненавижу, что нет сил удержаться, — говорил он жарким шёпотом Волобую, и тот видел в свете полной луны его крепко сбитую фигуру с короткими сильными руками, возбуждённую, порывистую. — Поджидаю, как правило, под мостом. Слышу шаги над собой. Тихонько выглядываю — никого вокруг нет. Только охранники. Внезапно выхожу на дорогу и иду навстречу. Сходимся близко. Охранник требует ночной пропуск. Есть, отвечаю. Лезу в карман, быстро вытаскиваю нож и бью точно в горло. Никакого крика. Только бульканье. Кидаю труп под мост, а сам скрываюсь по речке, никакая собака следов не возьмёт. Как, здорово? Сегодня пятого пришил!

Волобуй ничего не ответил, уложил его спать, а утром приказал убыть в лес — под страхом смерти. Орь немного покочевряжился, но Волобуй был неумолим, и тот на другой день ушёл в лес.

...Наступила весна. На совете командиров был назначен срок приступа Голуни — 25 березеня (15 марта), когда отмечался праздник Огнебога Семаргла; в этот день он ударил секирой по горюч-камню Алатырю и из него стала истекать Сурья — мёд Поэзии, то есть само Ведическое Знание. Огнебог Семаргл должен был помочь русам в их военном предприятии. О дне приступа был заранее извещён Волобуй.

За неделю до праздника отряд Кия снялся с места стоянки. Шли ночами, днём хоронились в лесах и рощах. Охрана задерживала всякого, кто попадался на пути, и забирала с собой. Наконец подошли к городу и схоронились в лесном массиве, находившемся в полутысяче шагов от крепости.

С рассветом 25 березеня весь отряд был приведён в боевую готовность. Кий вместе с командирами сотен затаились на окраине леса и напряжённо вглядывались в крепостные ворота. Удастся ли совместный удар изнутри и извне? Не объявился ли среди русов предатель и не сорвал ли операцию в самый последний момент?..

...Волобуй дал команду на сбор накануне вечером. Утром рано все сосредоточились за два квартала от крепостных ворот. Он не стал пересчитывать своих людей, чтобы не терять времени и не дать аварам засечь большое скопление людей, а приказал как можно стремительнее атаковать ворота и главную крепостную башню. Каждая десятка заранее знала своё задание, один за другим бойцы кинулись на врага.

Волобуй со своей десяткой остался на месте, внимательно наблюдая за действиями нападающие Сначала было тихо. Потом в разных местах начался шум, послышались звон мечей, крики. Волобуй бросился к воротам. Они уже открывались. Вокруг башни валялись трупы, оружие, щиты, кое-где шли одиночные сражения. По лестнице Волобуй взбежал на крепостную башню, выхватил из-за пазухи синее полотнище и стал размахивать им над собой. Минут пять он призывал отряд Кия, не больше. И вот увидел, как из леса вырвалась волна всадников и, набирая скорость, помчалась к воротам. Не помня себя от радости, Волобуй засмеялся, по щекам его потекли слёзы. Он размахивал полотнищем до тех пор, пока первые конники не ворвались в крепость...

Три дня было дано воинам на разграбление. Сам Кий находился в каком-то приподнятом, восторженном настроении. У него ещё в лесу зародился план, который сейчас завладел им полностью, он не мог думать больше ни о чём; даже завоевание древнего города Голуни казалось ему обыденным, рядовым делом. Он был во власти непреодолимого стремления захвата Каменска!

Из сообщений разведчиков Щёка он знал, что войск противника вокруг нет, все они ещё осенью ушли на юг, чтобы перезимовать в тёплых краях. Даже за Днепром они не встретились пронырливым удальцам его брата. Эх, была не была! Везло ему всё это время, может, и на сей раз повезёт! И тогда разгонит он трусливую охрану, стерегущую рабов, въедет на рыжем коне в Каменск и освободит рабов, своих бывших товарищей по несчастью, обнимет друга Дажана, а потом подскачет ко дворцу начальника гарнизона, войдёт в покои Тамиры, упадёт перед ней на колени и попросит прощения за своё вероломство...

На совещании командиров он стал горячо доказывать необходимость удара по Каменску:

— Каменск — центр могущества Аварии, экономическая опора её. Если мы разгромим его, держава падёт сама собой. Справиться с ней не составит труда. Заодно мы освободим десять тысяч славян-рабов, томящихся в неволе. Они жду! нас! Они надеются на нас! Неужели мы не внемлем этим призывам?

Первым заскрипел Колыван:

— То, что предлагает наш командир, иначе не назовёшь, как примером безрассудных действий! У нас нет никаких данных о расположении войск противника по стране. Абсолютно никаких, кроме того, что они якобы все ушли на юг. Есть отрывочные сведения о голунском округе — и только. Может так статься, что за Днепром базируются большие силы. И тогда мы сами залезем в мешок, аварам останется только завязать его и отправить нас на тот свет...

— Щёк доложил мне, что на том берегу Днепра были его разведчики и войск неприятеля не обнаружили.

— Точно. Была одна группа. Но где она там работала, какую местность исследовала, мы точно не знаем. Иногда ребята такого наговорят, что хоть стой, хоть падай. Как говорится, семь вёрст до небес и всё лесом. Поэтому перед важной операцией# всегда данные одной группы перепроверяю сведениями другой. Иначе мы увидим кровь наших людей, много крови.

— Но другого момента нанести удар в сердце Аварии у нас не будет! — горячился Кий.

Стали опрашивать мнение сотских. Половица была за бросок на Каменск, другая или мялась, или выступала против. Тогда Кий поднялся и произнёс слова приказа:

— Завтра выступаем. Оставляем две сотни в Голуни, остальные — быстрым маршем на Каменск!

Рано утром были построены войска. Кий объявил о походе на Каменск, чтобы освободить из неволи рабов-славян. Он надеялся услышать дружные восклицания. Однако в ответ прозвучали редкие, разрозненные и не очень весёлые возгласы. Воинам явно не хотелось расставаться с городом, в котором было что пограбить, от души повеселиться в кабаках и винных подвалах, побаловаться с женщинами. Это сразу понял Кий. Мелькнула мысль, что следовало бы отказаться от затеи, потому что едва ли чего добьёшься путного, если войско не хочет сражаться. Но изнутри пёрло упрямство, и он без лишних слов приказал немедленно выступать.

Кий встал во главе колонны и задал темп движения — рысью. Он ехал, не оглядываясь, всем давая понять, что не намерен отступать от своего решения. Рядом с ним трясся Колыван, хватаясь за грудь, часто кашлял, глаза его слезились, он всем своим поведением старался показать, что не верит в успех похода. Кию он был противен.

Только когда совсем стемнело, он дал команду на отдых. Наскоро расположились на берегу небольшой речки, поужинали, лагерь тотчас погрузился в тяжкий сон. Кий видел, как измучены люди, да и сам он устал, однако был возбуждён и готов был скакать и скакать к цели. Он прикидывал, что если отряд продолжит двигаться с той же скоростью, то прибудут к Каменску на четвёртый день. Не успеть аварам! Никак не успеть! Пока гонец из Голуни домчит до Ольвии, пока соберутся воины в поход, пройдёт не менее недели. Успеет он, Кий, обернуться за это время до Каменска и обратно. Гарнизон там небольшой, воины никудышные, привыкли к спокойной жизни, разленились и ожирели на караульной службе. Разбегутся при первом появлении его молодцов, отчаянных рубак. Нет, он прав, всё должно получиться так, как он задумал! Это будет его последним крупным делом в походе по Аварии. Самым замечательным делом!

Едва забрезжил рассвет, Кий приказал играть подъём. Люди вставали медленно, неохотно. Ничего, воины молодые, в дороге разомнутся... Снова заданный вчера темп движения, снова привычные мысли в голове Кия, от которых в последнее время нет спасения. Да, много было у него девушек, да, любит он Зимаву. Но где-то внутри занозой сидит Тамира, ржой разъедает его сердце, тревожит его совесть, порождая раскаяние за вероломство. Ах, как бы он хотел сейчас ворваться в Каменск и кинуть к её ногам всю свою славу за один её ласковый взгляд!

Во время короткого обеденного отдыха прискакали взмыленные разведчики. Щёк спрыгнул С коня, подбежал к Кию, выпалил:

— Войско! Войско от Днепра идёт! Если не повернём обратно, то через пару-тройку часов ударят в бок!

— Силы большие? — стараясь оставаться спокойным, спросил Кий.

— По первым прикидкам, до двадцати тысяч.

Кий почувствовал, как холодок заполз ему в грудь. Не из-за того, что испугался аварского войска, а потому, что рушился весь его план, прахом шли его многолетние мечты разгромить гнездо рабовладения и свидеться с Тамирой... Какое-то мгновение он искал выход, не желая примириться с неизбежным, но потом взял себя в руки, приказал:

— Созвать сотских.

Когда те прибыли, отдал короткую команду:

— Заворачивайте своих лошадей. На нас идут войска кагана.

А потом Кий с раздражением заметил, что воины очень весело, даже игриво исполнили его команду. Послышались разговоры, шутки, смех: они рвались в Голунь, чтобы продолжить разгульную жизнь победителей! Кий понимал их настроение, но был уязвлён таким открытым его проявлением. Всё-таки он надеялся, что воины в душе поддерживали его поход на Каменск, а были недовольны только быстротой марша. Оказывается, нет, они шли под давлением его воли, воли командира...

Теперь он не спеша трусил на своём коне позади своего войска, Колывана отправил в центр колонны, чтобы поддерживал порядок на марше. Его он не хотел видеть ни при каких обстоятельствах. Чувствовать на себе осуждающий взгляд, признавать, что этот невзрачный человек с жёлтым, испитым лицом оказался прав, было выше его сил.

Прибыв в Голунь, он не стал задерживаться. Воины забрали всё, что можно было увезти на лошадях, и направились на север, в леса. Тяжеловооружённая конница аваров не могла угнаться за ними, но преследование не прекратила. Разведка докладывала, что аварское войско разделилось на две части: одна продолжала идти по следам отряда, другая устремилась на восток, стараясь отрезать пути к отступлению на Русь. Тогда Кий ушёл в глубину лесов и стал плутать охотничьими тропами, в то же время внимательно следя за манёврами аварских отрядов. И как только получал от разведчиков донесение, что какой-то из них отбился от основных сил, наносил по нему неожиданный удар всеми наличными силами с разных сторон. Массивы лесов позволяли ему маневрировать и внезапно нападать во многих местах. Противник, как правило, не мог организовать серьёзного сопротивления, операции развивались быстро и успешно.

Тогда окончательно сложилось у Кия мнение, что ему надо постоянно добиваться успеха, наносить врагу пусть маленький, пусть незначительный урон. Это сплачивало отряд, вселяло в воинов новые силы, повышало настроение. Он часто останавливался с краю тропы, с удовольствием наблюдая; как мимо него бодрой рысью двигались сотни, как сильные кони переходили на галоп, а воины весело переговаривались, бросали шутки. С такими молодцами можно творить чудеса!

Рядом с Кием постоянно находилась Зимава. Если Тамира занимала какой-то крохотный уголок в его сердце, Зимава заполняла всю его жизнь. Едва она отлучалась куда-то, как он начинал испытывать беспокойство, невольно искал её глазами и, увидев, успокаивался.

Любила она его безотчётно. Но вскоре он стал замечать, как она стала о чём-то задумываться, какая-то тень пробегала по её лицу. Как-то сказала:

— Приближаемся к родным местам. Где-то недалеко должна быть моя деревня...

— Ты сама сказала, что всех авары перебили.

— Кто-нибудь спасся. Наверняка вернулись на пепелище. Потихоньку восстановят жильё, возродится поселение.

А через день, когда Кий уехал по своим делам, она исчезла из отряда. Сначала думал, что где-то задержалась, может, ушла побродить но лесу. Но когда вошёл в шалаш и увидел на постели букет цветов, понял всё.

Он взял цветы и сел на кровать. Ах, Зимава, Зимава, хрупкое, но гордое и мужественное создание. Только сейчас я понял, как любил тебя и как много потерял. И каким одиноким ты меня сделала... Но нашу любовь победила твоя привязанность к родному краю, родным местам, родному очагу, сородичам. И понятно мне, почему не сказала мне о своём намерении уйти. Тогда бы я приставил к тебе охрану, не позволил бы ни на минуту отлучиться от меня, ни на шаг отойти...

Вечером явился воин, стоявший в охранении.

— Мимо меня прошла Зимава. Велела передать, что направляется в своё селение.

И — помолчав:

— И ещё просила сказать, что носит под сердцем твоего ребёнка.

X

Целый месяц отряд вёл бои. Можно было расстояние до границы Руси пройти за неделю, самое большее за десять дней, однако Кий намеренно задерживался в лесах, постоянно маневрировал, внезапно нападал на подразделения противника, наносил стремительные удары и скрывался в чащобах. Отряд нёс потери, но постоянно пополнялся за счёт местного населения. Ошеломляющие удары отряда сеяли панику в войсках врага. Пленные авары признавались, что боятся ходить в леса. Им всюду мерещатся воины Кия со своими длинными мечами и без промаха бьющими стрелами. Куда бы они ни пытались бежать, всюду на их пути оказывались русы. У русов такие быстрые кони, говорили они, что им кажется, будто они летают по воздуху и от них нет спасения.

Длительная задержка в лесах объяснялась тем, что Кий боялся привести за собой аварское войско на Русь. По его следам оно могло вторгнуться в страну и принести неисчислимые беды, и в них народ обвинил бы его, Кия. Поэтому он поставил задачу: настолько обессилить вражеское воинство, чтобы оно утратил о возможность совершить набег на Русь и убралось восвояси.

Против такого плана на совещаниях постоянно выступал Колыван. Зябко кутаясь в плащ, он кривил свои тонкие синие губы и, хрустя длинными сухими пальцами, ронял заранее обдуманные фразы:

— Поход затянулся. Воины устали от беспрерывных переходов. Обувь и одежда износились и эти наскоки ничего не дают, силы неприятеля по-прежнему остаются значительными. Так что беготня по лесам ничего, кроме истощения своих сил, не приносит. Авары в один прекрасный момент подловят нас, захлопнут в ловушке и уничтожат. Надо, пока не поздно, уходить на Русь. И там, соединившись с княжеской дружиной и войском племён, нанести поражение врагу.

Сначала Кий думал, что это нытье вызвано плохим здоровьем Колывана. Но потом он вспомнил, что подспудное, но упорное сопротивление его действиям началось у него раньше, с неудачной попытки совершить набег на Каменск. Видно, тогда Колыван решил воспользоваться ошибкой Кия и постепенно развенчать его авторитет в глазах подчинённых. Действовал он в этом направлении методично и настойчиво, из совещания в совещание, изо дня в день, повторяя порой одни и те же аргументы своим бесстрастным, скрипучим голосом, но именно в этом монотонном голосе и была сила его воздействия на людей: при первых звуках все непроизвольно затихали и внимательно вслушивались в слова заместителя командира отряда.

Первым нападки Колывана на Кия заметил сотский Веденя. Как-то по окончании одного из совещаний он отвёл Кия в сторону и проговорил:

— Бочку катит на тебя твой зам. Боюсь, как бы он людей не замутил. Убрал бы ты его от греха подальше, например, в обоз. Пусть там ворчит сколько хочет, хрыч старый.

Но Кию Колыван был нужен. Он умел уравновешивать его горячий, нетерпеливый характер, как никто другой вовремя указать на опасности во время планирования операций. Сухой, аналитический ум Колывана не раз спасал отряд от неожиданно свалившихся бед: от внезапных нападений противника, подстроенных ловушек, каверзных действий и многого другого, чем изобилует каждая война. Если Кий брал смелостью, решительностью и бесстрашием, а также своим огромным авторитетом среди воинов отряда, то оружием Колывана был тонкий анализ ситуации, точный расчёт и хитрые задумки. И в этом он был для Кия незаменим, и поэтому он терпел его, несмотря на откровенные интриги.

Размышляя над доводами Колывана, Кий вынужден был признать, что в одном он был прав, авары несут потери, но не такие, которые могли бы заставить их прекратить боевые действия и уйти, признав своё поражение. Для этого нужно было нанести несколько крепких ударов или один такой, который привёл бы к большим потерям противника: Над этим он думал постоянно, заставлял своих командиров искать место для сражения.

Однажды отряд вышел на кромку леса. Перед воинами расстилался луг, длинным, узким языком вдававшийся в лесную чашу; в густой траве и зарослях кустарника пролегала просёлочная дорога. Кий тут же, на месте, созвал сотских и рассказал о замысле: заманить аваров в это тесное пространство и уничтожить неожиданным ударом с двух сторон. Его соратники тотчас согласились с планом операции и предложили свои детали в её проведении.

На другой день весь отряд вышел из леса и ударил по аварскому лагерю. Завязался короткий ожесточённый бой. Аварский полководец бросал в бой всё новые и новые силы. Кий отдал приказ отступать. Отступление русов прикрывали четыре сотни, сражавшиеся до последней возможности. Дав отойти главным силам, сотни бросили поле боя и понеслись в сторону леса. Авары погнались за ними, на плечах ворвались в лес. Через некоторое время русы рассыпались среди деревьев, скрылись в чащобах...

В это время главные силы отряда под командованием Кия обходным путём вернулись к окраине леса и залегли в кустарнике вдоль дороги. Кий под страхом смерти запретил своим воинам выдавать своё присутствие.

Ждать пришлось долго. Наконец из леса появился первый отряд. По-видимому, дозор. Он проехал мимо кустов, даже не завернув в сторону от дороги, как видно, уверенный в безопасности пути. Следом вывалились основные силы. Ехали медленно. Люди и кони устали от жестокой битвы и длительного преследования русов в лесу. Строй был потерян, противник двигался разрозненными группами.

Кий терпеливо ждал, когда вся колонна растянется вдоль засады. Наконец настал момент для подачи сигнала, и он мигнул рядом сидевшему воину. Тот приложил к губам рожок, и над равниной понёсся звонкий призывный звук. Ему тотчас ответили рожки в других местах кустарника. И в аваров понеслись тучи стрел, а потом из кустов вырвались русы и набросились на противника, сдавив его с двух сторон.

Неприятель был поражён внезапно выросшим перед ним противником. Началась паника. Однако сказалась многолетняя выучка. Скоро авары сгруппировались в отдельные группы, и началась беспощадная рубка. Кий прорвался в самую гущу врагов, наносил удары направо и налево, и против его длинного и тяжёлого меча было бессильно короткое оружие аваров. Вокруг него быстро образовалась пустота, но он подавал коленями своего коня вперёд и устремлялся на новые группы врагов.

Спастись удалось небольшой группе аваров, двигавшихся в головной части колонны; она прорвала-таки строй русов и устремилась в степь. Было изрублено или взято в плен около двух тысяч степняков. Наскоро собрав оружие, кольчуги, панцири и латы, русы ушли в лес.

Через два дня после этого сражения разведчики доложили, что аварское войско снялось и удалило на юг. Следуя за противником на некотором расстоянии, они смогли наблюдать такую картину. Авары остановились на холме, наполнили хворостом несколько повозок и запрягли их волами. Гадателей, предсказавших победу на севере Аварии, они связали по рукам и ногам, а рты заткнули за тычками. Потом с дружным хохотом бросили их в повозки, а хворост подожгли. Обезумевшие от огня волы с рёвом рванулись вниз по холму, а воины неистовствовали от восторга, потрясали оружием и плясали. Для них это оказалось неожиданным, занимательным зрелищем. Так командир войска исполнил древний азиатский обычай, а заодно и отвёл недовольство воинов от себя, переложив вину за поражение на несчастных предсказателей.

На другой день Кий построил отряд на поляне и, горяча коня, произнёс короткую речь:

— Закончился наш почти годовой поход по Аварии. Закончился победоносно. Вы своим ратным трудом обеспечили нашу победу. Мы показали, что аваров можно бить. Что день освобождения славян от жестокого ига не за горами. Спасибо вам за вашу преданность мне и своим командирам. Мы выступаем на родину со спокойной совестью, по своим следам не приведём врагов. Они разбиты и бегут в степи. С победой вас!

Едва пересекли границу Руси, как навстречу стал выбегать народ. Слух об отряде Кия распространился по всей необъятной стране, даже в самые глухие уголки дошла волна о необычайных делах Кия. Люди несли свои скромные угощения, старались на ходу сунуть конникам цветы. Жители же столицы вышли на несколько вёрст за ворота крепости, окружили воинов Кия и сопровождали до самого центра города. Кия встречал сам князь Яросвет. Он обнял его и долго хлопал по спине в знак особого расположения. А потом повёл во дворец, где за накрытыми различными яствами и винами столами восседали знатные люди Руси. К Кию подсела Власта, через силу улыбнулась ему вымученной улыбкой и застыла, не поднимая глаз.

Поднялся с бокалом в руке Яросвет.

— Главной вашей заслугой, — высокопарно произнёс он, — было то, что вы сумели отвести от Руси нашествие аваров. Честь вам и хвала!

Один за другим поднимались тостующие, возвеличивали Кия и его воинов. Кий с трудом дождался окончания пира. Многомесячная усталость навалилась на него непреодолимой тяжестью. Он тронул Власту и тихо шепнул:

— Уйдём.

Она покорно пошла за ним. В своей горнице он повернулся к ней и попытался привлечь к себе, но она упёрлась руками ему в грудь. Он отпустил её, стал молча глядеть ей в лицо.

Она отошла в сторонку, полуобернувшись спросила глухим голосом:

— Что, кобелина проклятый, завёл себе бабу на стороне?

Его словно ударили по лицу. Помолчал. Сел на стул, стал мять неизвестно как попавшее в руки полотенце.

— И не стыдно зенкам бессовестным на законную жену смотреть? — продолжала она наотмашь бить его позорными словами.

Он крякнул, кинул полотенце в угол, ответил холодно:

— Не буду отрицать. Что было, то было. Потому как по краешку смерти шагали. Курносая не раз в глаза смотрела. Сегодня жив, а завтра нет. Сколько мы воинов в безвестных могилах оставили, сосчитать невозможно. Так что там совсем по-другому ко всему Подходишь, по-иному всё оцениваешь...

— Если смерть в глаза глядит, надо Всевышнему молиться, а не с чужими бабами спать! — отрезала она и ушла в свою горницу. Он услышал, как хлопнула дубовая дверь, задвинулся тяжёлый засов.

«Вот и вернулся в свой родной дом», — невесело подумал он и завалился в широкую холодную кровать.