Глава 1. Происхождение Рюрика

Вопрос образования Древнерусского государства и сегодня является одним из самых спорных вопросов исторической науки[1]. В 1862 году Россия отмечала тысячелетие русской государственности, в честь чего был установлен памятник в Новгороде, где Рюрик занял место основателя нашего государства. Сейчас мы хорошо себе представляем, что и в доваряжский период существовало государство, известное нам как Русский каганат. Прошедшая в Санкт-Петербурге в конце октября 2010 года Международная конференция «Начала Русского мира» предложила вести отсчет начала Древнерусской государственности с похода русов на Константинополь в 860 году, произошедшего за два года до призвания Рюрика. Резолюция этой конференции дана в приложении к данной книге. Рюрик, призванный на княжение союзом или конфедерацией племен Северной Руси, лишь начал процесс объединения племен Северной Руси, и только князь Олег, совершив, по сути, династический переворот в Киеве, объединил Северную и Южную Русь в 882 году.

По справедливому замечанию А.А. Шайкина: «Как-то молчаливо полагается, что если о Рюрике говорится как о князе, пришедшем из чужой земли и давшем начало династии, то, стало быть, летописец должен был видеть в его фигуре нечто значительное. Однако, рассказывая о Рюрике, летописец ни разу ни от себя, ни через посредство какого-либо персонажа не говорит о том, что с Рюрика начинается новый этап в жизни Русской земли». Он также подчеркивает, что «имени Рюрика нет даже в перечне русских князей в хронологической таблице 852 года, первым русским князем здесь назван Олег». Нет также Рюрика и в других источниках, в частности в «Слове о полку Игореве». «Он был для летописца фигурой местного, областного значения: киевским князем он не стал»[2]. С другой стороны, то, что первым князем назван Олег, это естественно, поскольку он действительно был первым киевским князем новой династии Рюриковичей.

Сам князь Рюрик, который многими учеными до сих пор считается основателем, как древнерусской государственности, так и родоначальником княжеской династии, правившей Русью почти семьсот лет, является вместе с тем одной из самых загадочных фигур нашей истории. До сих пор ведутся споры о том, откуда он родом, кто по национальности и почему именно его призвал на княжение в эпоху первой в нашей истории смуты племенной союз словен, кривичей, мери, веси и чуди. Вопрос призвания Рюрика теснейшим образом связан и с этнической принадлежностью варягов-руси.

Можно смело сказать, что началом нашей письменной истории была именно смута, а она, если проследить нашу дальнейшую историю, начинается, как правило, тогда, когда пресекается царствующая династия. Следует отметить, что среди этих пяти северных племен, призвавших Рюрика, только три достоверно славянские — это словене, кривичи и меря, да и то предпоследние с явной примесью балтской крови, а последние — с угро-финской. Два же других племени — чисто угро-финские. И это далеко не случайно, что этот союз состоял из разных этнических групп.

Славяне, пришедшие на северные территории Восточной Европы, застали там угро-финские племена, с которыми вошли в союзнические отношения, что говорит, в основном, о мирном характере миграции славян — это подтверждается и тем, что призвание Рюрика с варягами они осуществили совместно. То есть и до призвания Рюрика союз племен, ставший ядром северной части Древнерусского государства, уже существовал как предгосударственное образование. К описанию этих племен и территорий их проживания мы еще вернемся, а сейчас обратимся непосредственно к Рюрику.

Существует несколько версий происхождения Рюрика, главные из которых — скандинавская и славянская (южнобалтийская). Бытуют также легенды о его финском или прусском происхождении. Вопрос — откуда пришел Рюрик и кто он был по национальности крайне важен для понимания нашей истории и даже сегодняшнего национального менталитета. Не следует забывать, что в XX веке Гитлер обосновывал свое право на владение Россией именно исходя из того, что считал Рюрика и его варяжскую дружину скандинавами, т. е. представителями германских племен. Благодаря беспрецедентной изначальной политизации этого вопроса, очень трудно и сегодня многим исследователям отделить плевелы от пшеницы.

Вместе с тем не существует никаких исторических источников, которые подтверждали бы скандинавскую версию происхождения Рюрика и варягов. В исландских сагах упоминание русских князей начинается с князя Владимира, который первым в русской истории стал брать викингов на службу. Их тоже называли варягами, как и другие народы и племена, жившие «за морем». Археологические находки скандинавских предметов, за которые зачастую принимают предметы общеевропейские, в самых древних слоях столь единичны, что скорее можно говорить либо об импорте этих предметов (особенно женских), либо о самом незначительном, локальном присутствии скандинавов на территории Древней Руси в IX в. То, что присутствие могло быть, никто не отрицает — весь вопрос когда, в каком количестве и какую социальную нишу в древнерусском обществе они занимали.

В книге Е. В. Пчелова «Рюрик», изданной в 2010 году в серии «Жизнь замечательных людей», сделана основанная на источниках о Рорике Ютландском попытка обосновать его идентичность с Рюриком древнерусских летописей. Оказывается, что Рорик Ютландский был крещен в 826 году[3]. Но где ж в таком случае раннехристианские следы в Старой Ладоге и на Рюриковом городище? В качестве их идентификации он считает «синхронность деятельности обоих героев» и приводит хронологию деятельности Рорика Ютландского, которая «упоминается в анналах в связи с событиями:

850 года, когда он получил в лен от Лотаря I Дорестад и другие земли (хотя еще при жизни Людовика Немецкого, то есть до 840 года, он держал Дорестад в качестве бенефиция, а потом служил Лотарю I и Людовику Немецкому);

855 года, когда он предпринял неудачную попытку закрепиться в Дании и вернулся в Дорестад;

857 года, когда, будучи вассалом Лотаря II, ему удалось отвоевать некоторую часть Ютландии у Хорика II;

863 года, когда он стал вассалом Карла Лысого и получил от него владения во Фрисландии;

867 года, когда он, будучи изгнанным из Фрисландии, угрожал войной Лотарю II;

870 года, когда он заключил "союз" с Карлом Лысым в Нимвегене;

872 года, когда он дважды встречался с Карлом Лысым и стал его вассалом;

873 года, когда он стал вассалом Людовика Немецкого.

В 882 году бенефиций Рорика во Фрисландии был отдан Карлом Толстым другому конунгу — Готфриду. Следовательно, Рорика, вероятно, уже не было в живых»[4].

Если сопоставить данные русских летописей о деятельности Рюрика, то никакой «синхронности» не наблюдается. Его призывают на княжение в Северную Русь в 862 году, и как после этого он в 863 году становится вассалом Карла Лысого да еще получает во владение Фрисландию? Бросив Русь, сразу после вокняжения? Получается, что все время своего правления на Руси он постоянно взаимодействует (то воюет, то заключает договора с франкскими королями, то получает от них ленные владения). Стали бы призывать столь озабоченного делами на западе датского конунга на княжение в Северную Русь, где царила смута? Маловероятно. К тому же и летопись молчит о его деяниях на западе, как молчат анналы о его правлении на Руси.

Да и сам автор этой гипотезы в ней не слишком уверен: «Другое дело, что летописная хронология плохо соотносится с хронологией анналов. Это, впрочем, неудивительно, ведь хронология летописи за ранний период высчитывалась задним числом. Исследователи признают, что за "языческий период" русской истории он носит условный характер. Поэтому и 862, и 879 годы могли не соответствовать тем событиям, которые описаны в летописи под этими датами. Тем не менее появление этих летописных датировок требует своего объяснения. Пока не ясно, каким образом летописец определил их. Поэтому вопрос о тождестве Рорика Ютландского и Рюрика Новгородского следует признать открытым, но однозначных оснований для отрицания такой возможности все же нет. То, что в анналах ничего не говорится о связях Рорика с Русью, как и в летописях — о связях Рюрика с Европой, конечно, ничего не доказывает»[5]. Если следовать подобной логике, тогда зачем вообще опираться на Повесть временных лет даже в языческий период ее хронологии? Двойные стандарты хороши в политике, но никак не в исторической науке.

Одним из главных аргументов в пользу того, что русы — это шведы нам предлагают так называемые «Вертинские анналы», сообщающие о посольстве русов, прибывшее в Ингельхайме вместе с послами византийского императора Феофила к германскому императору Людовику Благочестивому: «С ними (послами. — С.Ц.) он прислал еще неких (людей), утверждавших, что они, то есть народ (gens) их, называется рос (Rhos) и что король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. В упомянутом послании он (Феофил. — Сост.) просил, чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь (Constantinopolis) пролегал по землям варварских (barbarus) и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подверглись при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав (цель) их прибытия, император (Людовик. — Сост.) узнал, что они из народа свеев (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет. Об этом он через упомянутых послов, а также через (собственное) послание не замедлил сообщить Феофилу, равно как и о том, что из любви к нему принял их ласково и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить»[6].

Во-первых, свей и свеоны два разных народа и непонятно, почему переводчик их упорно называет свеями, то есть шведами, а не свеонами (sueones), известным еще по Тациту племени мореходов, проживающими на островах Балтийского моря. Во-вторых, сами себя они назвали византийскому императору послами народа рос, а германский император вдруг выясняет, что они свеоны. Каким образом он это выясняет, не сказано, как и неизвестна их дальнейшая судьба.

Встает вопрос, а выгодно ли императору франков было сказать своему главному политическому сопернику императору Византии правду о послах «народа рос»? Русский каганат никак не соприкасался с франками, зато был набирающим силу соседом Византии. Выгодна была дружба и союз между Византией и русами (росами) Людовику Благочестивому? Конечно же нет. Тем более они могли вернуться в Русский каганат только через земли своих сородичей и торговых партнеров балтийских славян — то есть врагов франков! Вот он и решил представить их византийскому императору как шпионов, но никак не послов. Ему так было выгодно.

То, что Людовик решил (в тексте нигде не сказано, что они об этом сказали императору сами), что они свеоны, тоже можно понять. Свеоны (принадлежащие к древним свевам, свебам) были ему хорошо известны, поскольку жили тогда в соседней Испании, где основали свое королевство. А сама Свевия (Свебия) по Тациту занимала огромную территорию (рис. 1), а Балтийское море в его времена называлось Свевским (Свебским) морем. Свеоны же жили на островах, в том числе и на Балтике. Тацит считал его частью Океана. «За ними (ругиями и лемовиями. — С. Ц.), среди самого Океана, обитают общины свионов; помимо воинов и оружия, они сильны также флотом. Их суда примечательны тем, что могут подходить к месту причала любою из своих оконечностей, так как та и другая имеет у них форму носа. Парусами свионы не пользуются и весел вдоль бортов не закрепляют в ряд одно за другим; они у них, как принято на некоторых реках, съемные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в другую сторону. Им свойственно почитание власти, и поэтому ими единолично, и не на основании временного и условного права господствовать, безо всяких ограничений повелевает царь. Да и оружие, в отличие от прочих германцев, не дозволяется у них иметь каждому: оно всегда на запоре и охраняется стражем, и притом рабом: ведь от внезапных набегов врага они ограждены Океаном, а руки прибывающих в праздности вооруженных людей сами собой поднимаются на бесчинства; да и царям не на пользу вверять попечение об оружии знатному, свободному и даже вольноотпущеннику»[7].

Рис. 1. Карта к «Германии» Тацита

Соседями свеонов были ругии (руги), давшие название острову Рюгену, где в описываемое время жили балтийские славяне, современники Людовика и хорошо знакомые ему. Не исключено, что на этом острове проживали вместе со славянами и остатки свеонов. Рутов в те времена, как это будет видно из дальнейшего, часто называли и русами. Так что не удивительно, что Людовик посчитал их свеонами или решил выдать их таковыми из политических соображений императору Феофилу.

Интересная параллель напрашивается со свеонами Тацита и славянами, описанными у Ибн Русте, арабского географа X века, опирающегося частично на сведения IX века: «Глава их (страны славян. — С.Ц.) коронуется. Местопребывание его в середине страны славян. И упомянутый глава, которого они зовут "главой глав" (Раис ар-руаса), зовется у них свиет-малик, и он выше супанеджа, а супанедж является его заместителем (наместником). Царь этот имеет верховых лошадей и не имеет иной пищи, кроме кобыльего молока. Есть у него прекрасные, прочные и драгоценные кольчуги»[8]. Посмотрите, как согласуется это с жесткой верховной властью у свеонов и хранение оружия царем. Не исключено, что потомки свеонов вместе с балтийскими славянами и через их посредство оказались в Русском каганате. Совершенно непонятно, причем здесь шведы, и налицо искусственная привязка русов Русского каганата к шведам. При этом эти пресловутые шведы якобы приходят на Русь почему-то во главе с датским конунгом.

Важнейшим аргументом в пользу норманнской теории происхождения варягов-руси и Рюрика часть специалистов считает якобы скандинавские названия днепровских порогов, названия которых по-русски и по-славянски приведены в труде Константина Багрянородного «Об управлении империей». М. Ю. Брайчевский проанализировал «русские названия» порогов, доказал, что они гораздо лучше расшифровываются с применением иранских языков, в частности осетинского, из чего он делает вполне обоснованный вывод: «Очевидно, было бы ошибкой относить возникновение приведенной Константином Багрянородным "русской" номенклатуры днепровских порогов к середине X в. Она, несомненно, намного старше, и, скорее всего, восходит к последним векам нашей эры, когда сарматские полчища затопили южнорусские степи. Именно эта номенклатура была исходной и приобрела международное значение; славянская представляет собой переводы или кальки сарматских названий. Она сложилась не ранее III—IV вв. (а скорее — после разгрома гуннов), когда наши предки начали активную колонизацию Степного Причерноморья и освоение Днепровского водного пути». Он также показал, что русские названия порогов транскрибированы значительно лучше славянских, из чего следует, «что "русская" терминология была известна в Константинополе лучше "славянской" и применялась более часто для практических целей. Традиция имела глубокие хронологические корни, что делало "русские" названия более привычными и знакомыми»[9]. Таким образом, можно констатировать, что основные аргументы в пользу норманнского происхождения Рюрика не выдерживают критики. Аргументы второстепенные будут проанализированы ниже.

Вся историческая логика подсказывает, что князь, призванный на правление в Северную Русь, мог быть только славянином. «Теперь, чего искали словене в своих новых князьях, куда должны были обратиться для избрания новой династии? — писал С. А. Гедеонов: Требования призвания определяются его причинами. Притязания прежних княжеских родов прекращается только передачей прав их в иной, высший по своему значению в Славянщине род славянских князей; потребности народа могло удовлетворить только призвание князя, который владел бы Словенской землей и судил по праву, разумеется, словенскому». А таковым мог быть только князь славянский[10].

В качестве примера призвания иностранцев очень любят вспоминать приглашение англов и саксов в Британию, забывая о том, что британцы призвали эти германские племена отнюдь не на княжение, а лишь на военную службу для защиты романизированной к тому времени Британии от пиктов. Призвание иностранцев в качестве правителей случалось на практике, как правило, лишь при прекращении собственной правящей династии и в том случае, если они были в близком родстве с этой династией.

Необходимо также понимать, что славянский князь не являлся полновластным монархом. Его права были существенным образом ограничены, и главной обязанностью князя была защита своих подданных от внешних врагов. Особенно его права были ограничены в Новгородской земле. В. Л. Янин отмечает: «Князь связан по рукам и ногам не только традиционными условиями договора, но и гордой формулой "вольности в князьях": новгородцы вольны как пригласить князя, так и изгнать его, если его действия не заслужат их одобрения»[11]. Эти слова в полной мере относятся и ко времени Рюрика, если вспомнить, что его призванию предшествовало изгнание варягов. В отличие от источников относительно Рорика Ютландского, которые никак не отмечают его присутствие на Руси, существует большое количество как древнерусских, так и западных источников, пускай и более позднего времени, чем Повесть временных лет, но говорящие о южнобалтийском происхождении Рюрика. Их сравнительная «молодость» не есть свидетельство позднейших домыслов — скорее всего эти летописи опирались на более древние, не дошедшие до нас хроники.

Первый источник, который напрямую указал на Южную Балтику как на родину Рюрика, это «Сказание о князьях Владимирских», возникшее во второй половине XV века. В нем говорится, что новгородский воевода Гостомысл перед своей кончиной созвал сограждан и сказал им:

«Съвет даю вам, да поедете в Прусскую землю мудра мужа и призовите князя от тамо сущих родов римска царя Августа».

Необходимо отметить, что эта «прусская» версия возникла на определенном историческом фоне. Поскольку пруссы и литовцы считались выходцами из Рима, то их князья вели свои легендарные родословные от самого императора Августа. Появление этой «августинианской» легенды, по мнению В. В. Фомина, «было продиктовано притязаниями России на равное место среди европейских держав. Но равность их вытекала из равности исторического начала, поэтому родословная московских великих князей была возведена, согласно распространенной тогда практике, к Августу "кесарю", наиболее почитаемому европейскими монархами из всех правителей древности». Такое особое отношение к нему было вызвано тем простым обстоятельством, что именно в годы его правления родился Иисус Христос. Вместе с тем в «Сказании» ничего не говорится о национальности Рюрика[12].

Известно также «Послание о Мономаховом венце» митрополита Спи-ридона, написанное им в начале XVI века, где эта тема повторяется:

«И в то же время некий воевода новогородскы имянем Гостомыслъ скончявает житье и съзва владалца сущая с ним Новагородау и рене: "Совет даю вам, да поедете в Прусскую землю мудра мужа и призовите князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода". Они же шедшее в Прусскую землю и обретошя тамо некоего князя имянем Рюрика, суща от рода римска царя Августа, и молишя его с посланми всех новгородцев. Князь же Рюрик прииде к ним в Новгород и име с собою два брата; имя единому Трувор, другому Синеус, а третий племянник имянем Олег. И оттоле наречен бысть Новъгород Великий; и княжай в нем князь велики Рюрик»[13].

Коснемся немного ранней истории Южной Балтики. Известный археолог М. Б. Щукин установил, что уже в середине I в. н. э. вовсе не балтские племена составляли большинство на Самбии, т. е. в Пруссии — их потеснили пришельцы из Подунавья — так называемые «блуждающие венеды», которых очень интересовала янтарная торговля. Он относил их к кельтам[14].

Рис. 2. Изображение Рюрика в московской Грановитой палате

Другие исследователи видят в венедах славян, которых впервые описал римский историк Корнелиус Тацит. Во всяком случае, балтийские славяне издавна сотрудничали с пруссами, пришедшими в Янтарный край в V в. н. э., и имели с ними родственные связи и близкую культуру. И в самой Пруссии были славянские поселения.

Известный историк А. Г. Кузьмин показал, что в среде балтийских славян существовали многочисленные легенды, связанные с основанием императором Августом многих городов, в том числе знаменитого города Волина[15]. Не следует забывать и о том, что балты, к числу которых относились и пруссы, ближе всех среди индоевропейцев стоят к славянам, и имели очень близкий к славянам не только язык, но и мифологические представления и имена главных языческих богов. Похожим было и теократическое правление с главенством жреческой власти над княжеской.

Интересно, что и сегодня на одной из стен Грановитой палаты Московского Кремля есть изображение Рюрика с надписью: «В Руси самодержавное царское жезлоправление начасия от Рюрика, иже приде из варяг со двемя братомя своимя и с роды своимя, иже бе от племени Прусова. Прус же брат бысть единоначальствующего на земли Римского кесаря Августа, и великий же князь Рюрик в Великом Новгороде царствуя, остави сына своего Игоря» (рис. 2).

Иоакимовская летопись, чей известный нам поздний список, по предположению ряда исследователей, восходит к первоначальному тексту новгородского епископа Иоакима (ум. в 1030 г.), представляет Рюрика славянином, сыном средней дочери Гостомысла Умилы и правнуком Буривоя. Все три последних имени, как считают многие ученые, встречаются только у балтийских славян.

Эта летопись, которая была переписана В. Н. Татищевым и включена в его труд по истории России, содержит древнюю и весьма легендарную историю образования Руси.

«О князьях русских стародавних Нестор-монах не слишком был осведомлен — о том, что делалось у словен в Новгороде, а святитель Иоакиму весьма осведомленный, написал о том, что сыновья и внуки Иафета разделились и один из них князь Славян с братом Скифом, много воюя на востоке, ушли на запад и покорили себе многие земли по Черному морю и по Дунаю, а по имени старшего брата, прозвались славянами, а греки в похвалу их называли алазонами, а ругательно — амазонами, так как есть женщины. Так называвшиеся, без титек, как об этом свидетельствует один древний и великий стихотворец.

Славян-князь, оставив во Фракии и Иллирии, на берегах моря и в землях по Дунаю сына Бастарна, сам пошел на север и основал великий город, названный в его честь Славянск, а Скиф остался обитать в пустынных местностях у Понта и Меотиса, добывая пропитание скотоводством и грабительством, и прозывалась та страна Скифия Великая.

После построения Великого города умер Славян-князь, а после него княжили сыновья и внуки в течение сотен лет, и был князь Вандал, владевший славянами и ходивший повсюду походами: на север, восток и на запад, морем и сушею, завоевал многие земли по берегам моря и покорял себе многие народы, и возвратился наконец в город Великий.

Потом Вандал послал на запад подвластных ему князей, родственников Гардорика и Гунигара, с большим войском из славян, руси и чуди. И они пошли и покорили многие страны. Но не возвратились, и Вандал разгневался на них, все земли от моря до моря себе подчинил и сыновьям своим раздал. Он имел трех сыновей — Избора, Владимира и Столпосвята, каждому из которых построил по одному городу и назвал их именами. Отдав им всю землю, сам Вандал жил в Великом городе много лет, пока не умер в глубокой старости, а после себя оставил Избору город Великий и братьев его ему подчинил.

Потом померли Избор и Столпосвят, а Владимир завладел всеми их землями. Он имел жену из варягов Адвинду, весьма прекрасную и мудрую, о которой многое рассказывают старые люди и слагают о ней песни. После смерти Владимира и жены его Адвинды княжили сыновья его и внуки до Буривоя, который был девятое колено после Владимира, а имен этих восьми мы не знаем, ни о делах не осведомлены, разве что в песнях древних о них слыхали. Буривой имел тяжелую войну с варягами, много раз побеждал их и завладел всею Биармией до Кумени. Потом возле этой реки он был побежден, потеряв всех своих воинов, а сам едва спасся, пришел в город Биармию, который был построен на острове как крепость, и там правил с помощью подвластных ему князей, пока не умер. Варяги потом пришли и взяли город Великий и прочие города, и возложили тяжелую дань на славян, русь и чудь»[16].

Следует отметить, что имя Буривой, созвучно имени новгородского князя Бравлина, известного нам по Житию святого Стефана Сурожского.

Этот князь со своей дружиной напал на многие крымские города в конце VIII — начале IX века. «По смерти же святого пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуни до Корчева, со многою силой пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии». В. В. Фомин обратил внимание на то, что имя князя Бравлина ассоциируется с битвой при Бравалле, где в 787 году, то есть незадолго до описываемых событий, даны и их союзники балтийские славяне дали бой шведам[17].

Не есть ли это указанием на то, что князь Бравлин был выходцем с берегов Южной Балтики? Не исключено также, что имя Бравлин — искаженное имя князя Буривоя, отца небезызвестного Гостомысла, который, согласно Иоакимовской летописи, известной нам по трудам В.Н. Татищева, призвал на княжение Рюрика с Синеусом и Трувором. Если князь Буривой действительно существовал, то по времени своей жизни он мог напасть на Сугдею. Это может свидетельствовать о том, что балтийские славяне уже во время описываемых событий имели свои торговые поселения в Восточной Европе.

М.И. Артамонов считает, что это нападение вызвало серьезные политические решения в Византии и Хазарии: «Если учесть, что нападение Руси во главе с князем Бравлином на южное и восточное побережье Крыма, "от Корсуни до Корча", произошло до построения Саркела, то одного этого было бы вполне достаточно, чтобы привлечь внимание и Византии, и Хазарии к новой грозной силе, появившейся в Восточной Европе. Это нападение охватило не только сравнительно ограниченные греческие владения в Крыму, но и области этого полуострова, находившиеся во власти хазар. Известно, что в Суроже (Сугдее) в это время сидел хазарский наместник Юрий Тархан. У хазар и Византии были все основания опасаться, что на этом роль Руси не кончится, и озаботиться организацией эффективной защиты от новых нападений этого врага»[18]. Необходимо отметить, что Хазария, как это будет видно из дальнейшего, столкнулась с русами много раньше Византии (по крайней мере, с середины VIII в.).

Б. А. Рыбаков предполагает: «блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плаванья к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в "Житии Стефана Сурожского"»[19].

А. Н. Сахаров считает, что в результате этого нападения был заключен один из первых договоров с Византией. Русы «вернули все, что награбили, вывели рать из города, ничего не взяв с собой, и отпустили пленных. Перед нами характерные черты мирного соглашения времен не только "дорюриковой", но и "додоговорной" Руси». А. Н. Сахаров подчеркивает, что это было «типичное соглашение с местными византийскими властями, которое было заключено, возможно, в трудных для русов обстоятельствах. Важно отметить и факт участия в событиях архиепископа Филарета. В делах государственных, в том числе внешнеполитических, византийские церковные иерархи имели большое влияние». Поскольку архиепископ Филарет крестил князя Бравлина, А. Н. Сахаров не исключает, что он участвовал в переговорах с русами, «настояв на вышеупомянутых условиях соглашения, где на первом месте стояло возвращение церковных ценностей.

Обращает на себя внимание условие о возвращении пленных — одно из древнейших в дипломатической практике всех народов, в том числе и антов»[20].

Необходимо отметить: это нападение, судя по всему, не было обычным грабительским походом, а имело вполне ясные политические причины — все, что мешало развитию международной торговли, а это было основным занятием русов, по возможности, устранялось с помощью военной силы — об этом говорит вся дальнейшая история развития Древней Руси.

Данные факты являются важнейшим свидетельством того, что задолго до призвания Рюрика и варягов русы уже представляли из себя серьезную военную и политическую силу и показали свою мощь Византии.

Далее в Никоновской летописи рассказывается об изгнании варягов:

«Народ, будучи не в силах терпеть тяжелый гнет варягов, послал к Буривою просить у сына его Гостомыслау чтобы тот пришел и княжил в Великом городе. И когда Гостомысл принял власть, то он убил тамошних варягов, а других прогнал, от дани варягам отказался и пошел на них войною и победил, и построил город на берегу моря, назвав его в честь старшего сына Выбором, заключил с варягами мир, и наступила тишина во всей земле.

Этот Гостомысл был мужем очень храбрым, а также и мудрым, для всех соседей своих был страшен, а людьми своими — любим, так как судил справедливо. Поэтому и соседние народы его уважали и давали ему дары и дани, живя с ним в мире, и многие князья из далеких стран приходили морем и сушею насладиться его премудростью»[21].

Рис. 3. Балтийские славяне в IX-X вв.

События Никоновской летописи перекликаются с летописью Иоаки-мовской. Великий город историки обычно идентифицируют с Новгородом, которого, как показывают археологические данные, в те времена еще не было. Считалось, что речь идет в этих летописях о событиях на севере Древней Руси. А что, если летописи описывают вовсе не Новгородские земли, а земли балтийских славян? Может быть, говоря о Великом городе, летописцы имеют в виду Велиград (Рерик), древнюю резиденцию ободритских князей, а вовсе не Новгород? (Рис. 3). Кстати, ободриты часто воевали с ваграми, что и нашло отражение в летописях, в которых говорится, что народ терпел гнет варягов, если летописные варяги и вагры одно и то же. Если это так, то эти летописи фиксируют события, происходящие на южном побережье Балтики. К этому важному вопросу мы еще вернемся при анализе истории балтийских славян.

Несмотря на эту внешнюю идиллию, наступившую после изгнания варягов, именно Гостомысл позднее выступил инициатором нового призвания варягов. По летописи известно, что у Гостомысла было три дочери, которые были замужем за соседними князьями, а четыре сына умерли при его жизни. Не имея мужского потомства и скорбя об этом, Гостомысл однажды увидел пророческий сон: в котором из чрева средней его дочери Умилы произросло гигантское дерево, покрывшее своими ветвями огромный город. Вещуны растолковали этот сон так — один из сыновей Умилы будет его наследником и «земля удобрится княжением его».

Перед своей смертью Гостомысл, собрав старейшин и рассказав им свой вещий сон, посоветовал отправить посольство к варягам просить князя. На этот зов явились, уже после смерти Гостомысла, Рюрик с двумя братьями. То есть все три брата: Рюрик, Трувор и Синеус были внуками Гостомысла[22].

Вот эта версия выглядит наиболее логичной — пресекся род прежних правителей по мужской линии и пригласили потомка по женской. Это вполне в духе династических перипетий. Не таким ли образом был приглашен нашей императрицей Елизаветой внук Петра I Петр III из Гольштинии? Встает опять вопрос о месте действия этих событий — Велиград (Рерик) или Новгород?

Иоакимовская летопись сообщает также сведения о двух других дочерях Гостомысла: от старшей — произошла будущая знаменитая княгиня Ольга, а младшая была матерью воеводы Вадима, убитого впоследствии Рюриком. Причина очевидна — новому властителю не нужны были соперники. Сын Рюрика Игорь, женившись на Ольге, соединил таким образом новую династию Рюриковичей с прежней, местной династией потомков Буривоя.

Несмотря на легендарный характер этой летописи, известной только из труда Татищева, «немало современных ученых считают, что у легендарного Гостомысла был вполне реальный исторический прототип. Его именем открывается список новгородских посадников, помещенный в Новгородской Первой летописи младшего извода под 989 годом. По мнению В.Л. Янина, несмотря на легендарный характер событий, связанный с именем Гостомысла, само по себе включение этого имени в список является исторически значительным фактом. Тем самым составитель списка как бы утверждает, что посадничество является исконной формой новгородской государственности и, следовательно, оно старше княжеской власти. Гостомысл не был посадником в позднем смысле этого слова, но вполне вероятно, что он был старейшиной союза племен сло-вен, кривичей и финно-угров»[23].

Может быть, все дело в том, что сам институт посадничества предшествовал княжеской власти, что сам князь в те времена жил на землях балтийских славян и управлял колонизированными балтийскими славянскими территориями с помощью своего доверенного лица — посадника. Впоследствии, при появлении княжеской власти на территории Северной Руси, роль посадника могла измениться, и он превратился в представителя местного боярского управления.

Интересно, что по западноевропейским хроникам нам известен король бодричей, одного из племен балтийских славян, по имени Гостомысл, и правил он как раз в середине IX века. Может быть, он и был тем самым Гостомыслом Иоакимовской летописи и одновременно правил Северной Русью, которая в те времена могла быть колонией балтийских славян. Расстояние не могло быть помехой — ведь морской путь от самых западных земель балтийских славян до древней Ладоги, куда пришел изначально Рюрик, занимал не больше десяти дней. И лишь потом князь бодричей направил туда своих сыновей или внуков Рюрика, Трувора и Синеуса на княжение. Имя его посадника могло забыться, а вот имя самого князя Гостомысла как новгородского правителя вошло в хроники. Кстати сказать, именно ободритский князь Гостомысл связан тесно с Велиградом-Рериком — там была его княжеская резиденция. Так что Великий город Иоакимовской летописи скорее всего Велиград-Рерик, а не Новгород, которого в те времена попросту не существовало.

А. Н. Азбелев, исследовавший деяния Гостомысла балтийских славян на основе западноевропейских хроник, пишет: «Фульдские анналы, соответствующая часть которых писалась современником события, были в тот период официозной хроникой руководившего вторжением короля Людовика Немецкого. Здесь говорится о победе его над ободритами и подчинении князей после убиения их короля Гостомысла. В трудах историков довольно обычны основанные именно на этом известии упоминания, что Людовик умертвил короля ободритов. Однако другие хронисты подобного не сообщают.

Вертинские анналы, соответствующая часть которых принадлежит тоже современнику, но независимому от Людовика, дают об этой войне, пожалуй, наиболее содержательное известие, в котором среди ее жертв Гостомысл вообще не назван. Третья современная событиям хроника — Ксантенские анналы — сохранилась в тексте, который после 870 г. был обработан сторонником Людовика Немецкого: но здесь лишь глухо упомянуто, что король Гостомысл погиб или исчез (interiit). Об его убиении однозначно написал только фульдский анналист. Но доверять этому нет достаточных оснований.

Продолживший изучение истории западных славян, начатое у нас известными трудами А.Ф. Гильфердинга, и внимательно сопоставлявший хроники А.И. Павинский отмечал, что «фульдский анналист, находившийся в личных отношениях с королем», существенно исказил результат следующей войны Людовика Немецкого с ободритами, которых возглавил князь Добромысл: сообщая о ней коротко, анналист представил ее как победу Людовика над Добромыслом. Между тем независимая от этого короля хроника Гинкмара (соответствующая часть Вертинских анналов) подробно повествует, в сущности, о поражении войск Людовика, единственным успехом которого оказалось добывание заложников. В данной связи А.И. Павинский писал: «Это служит новым указанием на то, как неверно записывались события анналистами, находившимися в зависимости от королевского двора» (ранее, по сходному поводу, исследователь заметил, что «осторожно следует относиться к известиям, сообщаемым придворною анналистикою о победах над славянами»). «Уже тот факт, что через сравнительно короткое время после первой войны с ободритами Людовику потребовалась вторая, победы ему не принесшая, свидетельствует, что и результаты первой войны были преувеличены писавшим Фульдскую хронику духовником этого короля Рудольфом. Даже Ксантенские анналы сообщали под тем же 844 г., что сразу после ухода войск Людовика славянские князья отпали от его власти.

Сведения русских летописей позволяют оспорить основанное на односторонней информации мнение, что Гостомысл был убит в 844 г. Если бы действительно во время интервенции Людовика Немецкого он находился на берегах Лабы и если бы, только убив славянского короля, Людовик сумел добиться подчинения местных князей, то весьма осведомленный труаский епископ Пруденций, писавший тогда хронику, дошедшую в составе Вертинских анналов, не умолчал бы о столь существенном факте, ибо он уделил специальное внимание этим событиям 844 г.

По всей видимости, Людовик воспользовался отсутствием Гостомысла, которое и позволило хотя бы ненадолго привести к покорности славянских князей. Так как среди них Гостомысла не оказалось, это открывало возможность признать его погибшим. В то время возраст Гостомысла вряд ли позволял ему лично участвовать в боях. Если его внук Рюрик от средней дочери родился в начале IX в., то в 844 г. Гостомыслу было немало лет. К тому же он был, очевидно, поглощен делами своих владений у славян приильменских, как позволяет заключить Ипатьевская летопись.

Дату кончины Гостомысла она не сообщает. Но под 862 г. в анналах упомянуто о главенстве у бодричей Добромысла, следовательно, Гостомысл скончался ранее. В "Повести временных лет" 862 г. датировано приглашение Рюрика, которому предшествовало изгнание "варягов" и внутренние раздоры. Это заставляет отнести смерть Гостомысла к самому началу 860-х или концу 850-х годов. Если же принимать разделяемую многими историками поправку хронологии "Повести" на шесть лет, которую обосновал в свое время В. Г. Васильевский, то следует считать, что Гостомысл скончался около середины 850-х годов.

Фульдская хроника писалась Рудольфом до 863 г. Узнав, что Гостомысла действительно уже нет в живых, тенденциозный хронист, не смущаясь, мог трактовать смерть вражеского короля как впечатляющий успех своего повелителя во время малорезультативного на самом деле похода против славян в 844 г. В действительности смерть Гостомысла наступила от естественных причин и не в Западной Прибалтике, а на новгородской земле. Об этом свидетельствуют данные ряда русских источников — фольклорных и летописных»[24].

Далее Азбелев заключает: «Общественный статус Гостомысла у прибалтийских славян был настолько значителен, что побуждал даже враждебного хрониста называть его королем (rex). Прибытие этого лица в пределы будущей Новгородской земли естественно связывать с усилением немецкого натиска на земли славян, в частности — на государство ободритов. Переселялся оттуда на берега Ильменя, очевидно, далеко не один Гостомысл. Причины же такой миграции не уменьшались, а возрастали. Начавшись, вероятно, еще при Карле Великом, она подсказывала путь и Гостомыслу. Биография этого деятеля, хотя и доступная гипотетическому выяснению лишь фрагментарно, может служить иллюстрацией того, какова могла быть вообще этническая предыстория значительной части населения Новгородской земли»[25].

Известна даже легендарная могила Гостомысла на Волотовом поле, расположенном в нескольких километрах от Новгорода. Название этого поля может иметь двоякое происхождение: с одной стороны — волотами (или велетами) в древности называли великанов и богатырей, а с другой — одно из самых грозных племен балтийских славян называлось велетами.

В летописи Николо-Дворищенского собора есть прямое указание именно на это место: «Когда умер Гостомысл, сын Буривоя, когда проводили его достойно всем великим Новым городом до места, называемого Волотово, и тут погребли его». Похоронив своего вождя, новгородцы пригоршнями насыпали на его могиле холм. В начале XIX века археолог Ходаковский раскопал здесь большую сопку, которую назвали могилой Гостомысла, а в 1821 году этнограф Чарноцкий произвел раскопки на небольшой сопке недалеко от церкви Успения Богородицы и обнаружил костные останки животных и угли, которые могли быть остатками погребальной тризны»[26] (рис. 4).

Нельзя, конечно, достоверно утверждать, что речь действительно идет о реальной могиле Гостомысла, но мы не раз убеждались, что часто легенды подтверждаются историческими данными, как это случилось с находкой легендарной Трои, благодаря скрупулезному анализу гомеровской «Илиады».

Рис. 4. Великий Новгород. Церковь Успения Богородицы на Волотовом поле

В «Космографии» С. Мюнстера и «Записках о Московии» С. Герберштейна, вышедших в середине XVI века и отражавших древние европейские традиции и представления, сказано, что родиной варягов является южнобалтийская Вагрия. Что касается Рюрика, то первый считал его вагром, а второй вандалом (германские источники часто называют балтийских славян «венедами» и «вандалами»). Герберштейн вполне логично заключает по этому поводу: «Вандалы не только отличались могуществом, но и имели общий с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком». Эту бы логику да в уста современных российских исследователей, продолжающих упорно называть Рюрика и его варяжскую дружину скандинавами. Необходимо отметить, что славяне вообще, а русы в частности, необыкновенно сакрализировали княжескую власть, поэтому представить себе чужака в качестве русского князя крайне сложно. Князей могли изгонять, приглашать других князей, как это часто бывало в Новгороде, но это всегда были Рюриковичи, которые сами были из рода Гостомысла.

Известный российский историк В.В.Фомин считает, что: «Мюнстер и Герберштейн, выводя варяжских князей из числа южнобалтийских славян, отразили мнение, имевшее широкое хождение в западноевропейском мире. Во-первых, одним из вдохновителей сочинения Мюнстера был, поясняет финский историк А. Латвакангас, шведский король Густав I Ваза, призывавший его воспеть величие и славу древних готских королей. Мюнстер, выполняя этот заказ, тщательно проследил историю шведских правителей и посвятил свою работу Густаву Вазе, но при этом, что важно отметить, не связал варягов русских летописей со шведами, да и сам король не выразил каких-либо претензий на связь истории своего народа с историей Руси в столь раннюю эпоху. И это тогда, когда он буквально вымаливал у Ивана Грозного как милость, чтобы тот признал его равным собою и сносился бы с ним напрямую, а не через новгородских посадников»[27].

Второй важный аргумент в пользу связи происхождения Рюрика от балтийских славян, считает Фомин, — это непосредственное ознакомление с этой версией Герберштейном напрямую от вагров. «В январе—апреле 1516 г. Герберштейн, посетив в качестве посла Священной Римской империи германской нации Данию, значительную часть пути проделал по Вагрии, с 1460 г. входившей в состав датского королевства. Как следует из его рассказа, он беседовал с ваграми, которых затем сблизил с русскими, отметил общность их языка и обычаев. От них же Герберштейн почерпнул сведения о прошлом их земли. Так, он привел чье-то мнение, «"что, как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии" (т. е. Варяжское море). Под таким именем оно выступает, как известно, и в наших летописях. Тогда же прозвучал какой-то материал, увязывающий древнюю историю южной Балтики и Руси. Полученную информацию Герберштейн, специально задавшись еще в России (а в ней он был в 1517 и 1526 гг.) проблемой этноса варягов, соотнес с русскими известиями и поставил знак равенства между варягами и южнобалтийскими ваграми, а не варягами и скандинавами (германцами)»[28].

Необходимо отметить, что немецкие историки, как никто лучше, должны были знать историю, а также легенды и сказания балтийских славян, так как большинство их территорий после многочисленных крестовых походов, организованных против славян, отошли именно к Германии. Понятно, что информаторам с именно этих территорий должны больше доверять сегодняшние специалисты.

Этой версии, как показал Фомин, придерживались многие немецкие историки. Так, Б.Блат (1560—1613 гг.) и вслед за ним Ф.Хемниц (1611 — 1687 гг.), констатировали, что Рюрик, родоначальник династии Рюриковичей на Руси, жил около 840 года и был сыном ободритского князя Годлиба, который был убит датчанами в 808 году при взятии главного города соседей вагров ободритов Рарога (датчане именовали его Рериком). В 1708 году был издан первый том знаменитых «Генеалогических таблиц» И. Хюбнера, где династию русских князей историк начинает с Рюрика, считавшего его потомком вендо-ободритских королей и пришедшего около 840 года с братьями Синеусом и Трувором в Северо-Западную Русь. В «Зерцале историческом государей Российских», написанном проживавшем в России с 1722 года датчанином А. Селлием, который, как ни парадоксально, работал у основателя норманизма Г.З. Байера, Рюрик с братьями также выводился из Вагрии («три княжие, Рурик, Трувор и Синав все братья родные из Вагрии в Русскую вышли землю званы»). А ведь в отличие от Байера, Селлий хорошо знал предания Южной Балтики, которые сохранились по крайней мере до середины XIX века. Француз К. Мармье (его «Северные письма» были изданы в 1840 г.) посетил Мекленбург, расположенный на землях славян ободритов и граничащий на западе с Вагрией, и записал там легенду, согласно которой у короля ободритов-реригов Годлава было три сына — Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный, которые ушли на восток и освободили народ Руссии от тирании. Собравшись затем вернуться, они уступили просьбе народа занять место их прежних королей и сели княжить в Новгороде, Пскове и на Белозере. После смерти братьев Рюрик стал править единовластно. Так что эта версия держалась долго, пока ее стали не очень умело опровергать жившие в России немецкие историки Г.З. Байер и Г.Ф.Миллер, причем, именно тогда, как подчеркивает Фомин, «когда их вышеназванные соплеменники на конкретном историческом материале не только показали наличие этих связей в далеком прошлом, но и в деталях выяснили родословную Рюрика, не имевшую никакого отношения ни к скандинавам вообще, ни к шведам в частности»[29].

Исходя из этого, мы можем констатировать, что существуют южнобалтийские предания о том, что Рюрик по происхождению балтийский славянин, в то время как никаких скандинавских преданий и источников на эту тему не существует. Представить себе, что будучи скандинавом, Рюрик не оставил никаких следов на своей родине - крайне сложно.

Но у этих историков-норманистов были и предшественники. «Первым, кто вообще озвучил мысль, — пишет В. В. Фомин, — что летописные варяги есть шведы, был П.Петрей (ок. 1570-1622 гг.), в 1601-1605 гг. выполнявший в России роль политического агента Швеции и осуществлявший сбор информации об отношении русского правительства к его стране, а также всевозможных сведений о прошлом и настоящем Российского государства (религии, правлении, гражданском устройстве, быте, нравах, обычаях, занятиях русских, ремеслах, торговле, географии, военной истории и пр.). Итогом столь пристального интереса этого шведа к нашему отечеству стала его «История о великом княжестве Московском», опубликованная в 1614—1615 гг. в Стокгольме на шведском языке и в 1620 г. с дополнениями и исправлениями переизданная на немецком языке в Лейпциге. И в ней он сказал, что «от того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции». Шведскими Петрей считал также имена Рюрика, Трувора и Синеуса[30].

При этом Петрей и его последователи «за основу своих рассуждений брали сфальсифицированную шведскими политиками, желавшими любой ценой удержать захваченные в годы Смуты русские земли (прежде всего Новгород), речь новгородских послов, произнесенную 28 августа 1613 г. в Выборге перед братом шведского короля Густава II герцогом Карлом-Филиппом, в которой те будто бы сказали, что "новгородцы по летописям могут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик"».

Анализируя эту ситуацию, исследовательница из Швеции Л.П.Грот считает, что слова возглавлявшего новгородское посольство архимандрита Киприана были искажены. «Сличение протокола с неофициальными записями, которые также велись при встрече в Выборге и которые также сохранились в Государственном архиве Швеции, позволило восстановить подлинные слова Киприана: "…В старинных хрониках есть сведения о том, что у новгородцев исстари были свои собственные великие князья… так из вышеупомянутых был у них собственный великий князь по имени Родорикус, родом из Римской империи"». То есть, как подчеркивает Л.П. Грот: «архимандрит представил ту же самую "августинианскую" легенду, подчеркивая древность родословия новгородских князей»[31]. Но на самом деле это искажение реального происхождения Рюрика новгородцам было на руку. Русское государство в это время раздиралось на части — этот период историки потом назовут Смутным временем. Династия Рюриковичей пресеклась. Шла борьба за русский престол, в котором участвовали и поляки, и шведы — главные соперники в этом регионе. Пользуясь ситуацией, новгородцы хотели отделиться от Московского царства. Они хорошо помнили тот кровавый геноцид своего народа, который Иван Грозный учинил, борясь с новгородской вольницей. Вот и возникла идея призвать шведского принца, сына короля Густава II, править Новгородскими землями. Но ведь призвание чужеземца, к тому же представителя исконного врага — шведов, надо было обосновать юридически. Вот и возникла идея объявить, что Рюрик — это швед по происхождению, дабы доказать легитимность будущего шведского правителя Новгородской земли.

Однако Густаву II независимость Новгорода, даже во главе с его сыном, была не нужна — он и так считал себя хозяином Северной Руси. В 1613 году произошло избрание на царство Михаила Романова, и вопрос о призвании шведского принца отпал сам собой. И политика новгородцев изменилась — они признали Романова, а легенда-то осталась и легла в основу всех дальнейших норманнистских измышлений.

Очень интересно свидетельство русского историка М.П.Погодина, на руках которого имелись списки русских монет, поднесенных Петру I, где в пояснении к указанию западноевропейского хрониста Гельмольда (XII в.) о проживании славян в южнобалтийской Вагрии добавлено «меж Мекленбургской и Голштинской земли… И из вышеозначенной Вагрии, из Старого града князь Рюрик прибыл в Новград»[32].

А.Н. Сахаров подчеркивает: «При определенной этнической принадлежности Рюрика и варягов следует иметь в виду и постоянные миграционные процессы славянского элемента как из Южной Европы в Поднепровье, что также отмечено в наших летописях, так и из Южной Прибалтики на Восток, особенно под натиском немецкой агрессии. Не случайно лингвисты отмечают, что новгородский диалект древнерусского языка во многом сходен с наречиями прибалтийских славян. Не случайно X. Ловмянский обратил внимание на то, что Рюрик взял с собой в земли восточных славян "всю Русь", то есть не только дружинников, но и жителей того славянского района, откуда он вышел. Заметим, что по данным А.Гильфердинга в рамках государства ранов существовало несколько десятков знатных родов, возглавлявшихся родовыми вождями. Так что понятие "с роды своими" прямо накладывается на раннеполитическую систему южнобалтийских славян.

В рамках постоянных миграционных контактов, древних связей славян Восточно-Европейского региона, мирных, в том числе торговых, отношений и военных конфликтов и состоялся этот впечатляющий выход»[33].

О связи балтийских славян с русами свидетельствуют и арабские источники, в частности Ал-Масуди (896—956 гг.), который писал: «Русы — многочисленные народы, имеющие отдельные виды. У них есть вид, называемый Лудаана. Они самые многочисленные, посещают для торговли страну Андалусию, Италию, Константинополь и хазар»[34]. Исследователи по-разному интерпретируют этот этноним — норманисты, естественно, видят в нем норманнов или жителей древней Ладоги. Наиболее вероятной представляется версия Б. А. Рыбакова, что здесь речь идет о лютичах[35].

Интересно, что Ал-Масуди знает и о Дире. «Первый из царей славянских — ад'Дир. У него обширные города и многочисленные земли. Купцы-мусульмане отправляются в его страну с товарами»[36]. Большинство исследователей считает, что в данном случае речь идет о летописном Дире.

Восточные источники свидетельствуют и о варягах. Вот что писал на эту тему Ал-Бируни (973—1048 гг.): «Море, которое находится на западе обитаемой части Земли у берегов Танжера и Андалусии, называется Окружающим морем, которое греки называли Океаном. В него не углубляются, а плавают только около берега: от Андалусии оно простирается к северу от этих стран вдоль страны славян. На севере страны славян от него отходит большой залив вблизи страны булгар-мусульман, этот залив известен под названием Варяжского моря, варяги — это народ, живущий на его берегу»[37]. Из этого текста совершенно ясно, что автор идентифицирует варягов именно с балтийскими славянами. Он пишет, что Варяжское (Балтийское) море находится на севере страны славян и на его берегу живут варяги. Скандинавы никогда не жили на «севере страны славян». Соседство варягов с Волжской Булгарией не должно смущать — восточные географы считали, что Волга (Русская река) напрямую соединяет Океан, заливом которого они считали Варяжское (Балтийское) море с Каспийским и Черным морями. Эту прямую связь они отображали на своих картах.

Далее он пишет: «В середине обитаемой части Земли в стране славян и русов находится море, известное у греков под названием Понт»[38]. Четко обозначая проживание балтийских славян (варягов) на берегах Балтийского моря, он также показывает их проживание на территории Древней Руси между весью и югрой. «За этим климатом обитают немногие народы — ису, варанки, йура и подобные им»[39]. Под этнонимом ису Заходер понимает белозерскую весь, а под йура — народ югра, который упоминается в русских летописях, и живший до XI века на территории от р. Печора до северо-западных склонов Урала. Он был известен своими торговыми связями с весью, русами и булгарами как поставщик ценных пород пушнины[40]. Вполне логично, что между этими финно-угорскими племенами жили варяги, собиравшие пушную дань для отправки ее в Новгород и потом на Арабский Восток.

Так что Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора, так же как и варягов следует считать однозначно славянами, выходцами с берегов Балтики. Есть, правда, одно кажущееся «но». Это их неславянские имена, попавшие в тексты договоров с Византией. Но об этом немного ниже.

Какая же ситуация была в это время на севере Древней Руси перед самым призванием Рюрика с его братьями и варягами?

Первые сведения о взаимоотношениях племен Северной Руси с варягами нам дает Повесть временных лет, которые датируются 859 г.

«Имаху дань варязи, приходяще из замория на Чуди и на Словенех и на Мери и на Веси и на Кривиних»[41].

Необходимо отметить, что этому конкретному 859 году в Повести временных лет предшествуют только два имеющих конкретную дату события — это 852 год, когда начал царствовать император Михаил III и при котором произошло нападение флота русов на Константинополь 18 июня 860 года. Именно с этого события летописец ведет начало Руси — «отселе почнем и числа положимъ»[42]. Второй датой, предшествующей упоминанию о варягах — это 858 год, когда крещены были болгары.

Союз или конфедерация славянских и угро-финских племен дал отпор южнобалтийским варягам, которые, видимо, имели своих представителей и правителей, собирающих эту дань (т. е. налоги). Видимо, все материальные блага от международной торговли жители севера Древней Руси решили оставлять себе, а не отдавать южнобалтийским славянам. А доходы от нее были немалые, что показывают клады арабского серебра на южном побережье Балтики.

«В лето 862. Изгнаша варягы за море и не дата им дани и почата сами собе владети…»[43].

Из этого текста следует, что союз пяти племен Руси не просто платил дань балтийским славянам, причем платил не как завоеванная прежде сторона, а как конфедерат метрополии, освободившись от власти которой попытался перейти на самоуправление. Проследим далее хронику событий, вызванных призванием Рюрика. То есть пять северных племен платят дань неким «варягам». Потом это надоедает жителям Северной Руси и они изгоняют варягов туда, откуда они и пришли, «за море», то есть в Южную Балтику. После изгнания варягов каждое из племен начинает жить самостоятельно. Но ни к чему хорошему, как будет видно из дальнейшего, это не привело. Потом они почему-то призывают их опять. Но призывают уже на княжение. Наиболее подробно это описывается в Остромировой летописи.

«Словене свою волость имяху. (И поставиша град и нарекоша и Новъгород и посадиша старейшину Гостомысла). А Кривичи — свою, а Меря свою, а Чудь — свою (волость) и въсташа сами на ся воевать и быстъ межю ими рать велика и усобица и всташа град на град и не бета в них правды. Иреша к себе: "поищем собе кънязяу иже бы владел нами и рядил по праву". Идоша за море к Варягам и реша: "Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету. Да пойдите к нам княжить и владеть нами"»[44].

Что это, неспособность союза племен самим управлять или что-то другое? И были ли владетельные князья до Рюрика или эти территории управлялись с помощью представителей варягов, их посадников? Скорее всего, именно варяги были объединяющим фактором федерации пяти племен, имеющих разное происхождение, во главе каждого из которых стоял свой племенной вождь. Тем более что словене ильменские и кривичи сами были, в основном, варяжского, южнобалтийского происхождения. Это типичная ситуация, когда колония претендует на самостоятельный путь развития и хочет отделиться от метрополии. Однако проюжнобалтийская партия побеждает, и варягов снова предложено вернуть, но уже не как представителей метрополии, а в качестве полноправных правителей. Таким образом — и волки сыты, и овцы целы. Варягов приглашают в новом качестве — приглашают варяжского князя с его сородичами и дружиной на княжение. Это качественно новое отношение — вместо уплаты варягам дани, приглашается на княжение легитимный правитель из варягов. Колония стала претендовать на создание собственного государства. Процесс вполне естественный и хорошо знакомый историкам. Не исключено, что вместо племени ободритов, из которого происходил Гостомысл, приглашается племя русь.

Видимо, после изгнания варягов они начали воевать за главенство одного племени над другим, но ни к чему хорошему такая вражда не могла привести. К тому же она мешала, как будет видно из дальнейшего, их главному объединяющему занятию — международной торговле. Возможно, именно с ней и связано возникновение противоречий, мешающих мирному сосуществованию племен. Видимо, не поделили доходы от этой торговли.

Возможны и другие причины их изгнания. В свое время А.П.Новосильцев предположил, что призвание варягов-руси федерацией племен было вызвано хазарской угрозой. В.Я. Петрухин и Д.С. Раевский предполагают другую причину: «Трудно сказать, насколько реальными были претензии Хазарского каганата на Север Восточной Европы: во всяком случае, царь Иосиф в своем письме, включающем в сферу влияния Хазарии в 960-е гг. народы Поволжья, уже выдавал желаемое за действительное.

Более очевидным были претензии Руси, чьи правители уже в IX в. именовались титулом каган. Призвание князей с дружиной-русью, по летописи, завершилось упрочением варяжской династии на Севере и, стало быть, распределением сфер влияния в Восточной Европе. Не случайным было и распределение городов между мужами Рюрика…»[45]. Но о распределении городов немного позже. К хазарской проблеме мы тоже еще вернемся. Важно отметить, что Северная Русь играла ключевую роль в меховой торговле с Арабским Востоком, и не считаться с ней Русский каганат не мог.

Почему же представители федерации северных племен не выбрали себе правителя из своей среды? Именно потому, что это не только бы не решило проблемы, а еще больше бы ее усугубило. Ведь если бы в качестве главы союза племен был бы выбран представитель одного племени, это вызвало бы, без сомнения, новую смуту, поскольку другие племена вряд ли бы его признали. Скорее всего, у них не было вообще до изгнания варягов общего правителя из варяжской среды, а был посадник, а если и был, то он умер, возможно, не имея легитимных наследников как в случае с Гостомыслом. Именно эта наиболее логичная версия и представлена в Иоакимовской летописи.

Янин считает, что «анализ совокупности археологических материалов позволяет утверждать, что даже в момент призвания Рюрика, несмотря на внутренние противоречия, союз пригласивших князя племен был достаточно властен, и само приглашение князя состоялось в виде договора, одним из главнейших пунктов которого стало решительное ограничение княжеской власти — запрещение князю самому собирать государственные доходы с подвластной союзу территории: ее собирали представители пригласивших князя племен, передавая князю лишь "дар", т. е. некое жалование. По существу это договорное условие стало краеугольным камнем всей последующей новгородской государственности. Но наличие такого краеугольного камня свидетельствует о том, что сама эта государственность возникла до призвания князя, и фигура, тождественная или адекватная Гостомыслу, неизбежна во главе подобного раннегосударственного образования. Иное дело — та конкретная ситуация, которая стала причиной приглашения князя: не желая в ходе возникшей усобицы отдавать столь важный пост одному из членов существующей триады, союзное вече предпочло призвать нейтрального "третейского судью"»[46].

Подобным политическим ходом решался еще один немаловажный вопрос — север Древней Руси получал независимость от Южной Балтики, но при этом соблюдался своеобразный протокол, поскольку сам приглашаемый князь, правда, с сильно ограниченными правами, был южнобалтийским князем. Подобная, уникальная для Европы система власти надолго определила дальнейшее развитие государства. Что касается реальной власти русского князя, то Е.В. Пчелов справедливо отмечает: «Князья приглашались "княжить" и "владеть", что выражалось, вероятно, в урегулировании межплеменных отношений и обеспечении безопасности международной торговли на севере Руси. Другая функция приглашенных князей заключалась в том, чтобы они "рядили по праву", "судили по праву", то есть творили суд в соответствии с местными обычаями и правовыми нормами. Выражение летописи "рядить по праву" раскрывает смысл выражения "а наряду у нас нету", то есть нет управления, управителя»[47]. Трудно себе представить, чтобы таким князем мог быть скандинавский конунг. Ведь чтобы «рядить по праву», надо знать местные законы и обычаи, которые хорошо были знакомы балтийским славянам, поскольку их собственные законы мало отличались от местных.

Интересно также, что племен, пригласивших Рюрика, было пять — это сакральное число хорошо известно в кельтском мире, Древняя Ирландия, в частности делилась на пять королевств, как и Новгородская земля на пять волостей — пятин. Древняя Ладога также имела пять концов.

Очень важна дальнейшая интерпретация происхождения Русской земли от варягов в Повести временных лет:

«И от тех варягов (пришедшими с Рюриком. — С.Ц.) прозвалась Русская земля. Новгородцы же, люди новгородские — от рода варяжского, прежде же были словене»[48].

Важно отметить, что подобная информация может указывать на то, что Новгород был непосредственно основан варягами-ваграми. И загадки в том, что они «прежде же были словене», никакой нет. Вполне возможно, что одно из прежде лидирующих племен балтийских славян уступило первенство на русском севере другому — ваграм под предводительством Рюрика. Столь подробное объяснение ситуации с варягами русским летописцем во многом связана с тем, что в его времена (через 200 лет после призвания Рюрика) само понятие «варяг» несколько изменилось. Если в IX веке под варягами подразумевались выходцы с берегов Южной Балтики, то в XI веке оно скорее указывало на скандинавов. Поэтому летописец уточняет, что новгородцы от рода варяжского, который был славянским родом, а не скандинавским. Это очень важный момент в летописи, подтверждающий изначально южнобалтийское происхождение варягов.

Не следует забывать, что власть в те далекие языческие времена носила сакральный характер. Абы кого на княжение не призовешь. Все происходящее между 859 и 862 годами больше всего напоминает династические войны, которые, как правило, возникают тогда, когда умирает легитимный правитель, не оставивший наследника престола. Видимо, он был в среде варягов, которые владели этой территорией, но умер, после чего произошло изгнание варягов и междоусобные войны, конец которым могло положить только призвание нового легитимного правителя именно из среды варягов. И таким почему-то стал Рюрик, пришедший на Северную Русь вместе со своими братьями Трувором и Синеусом. Привел Рюрик также свою варяжскую дружину и свой род, свое племя. Если следовать версии Иоакимовской летописи, то призвание именно Рюрика было запланированным, поскольку он был внуком самого Гостомысла.

Интересно, а как происходило само призвание? И знали ли они заранее о Рюрике или у них было несколько кандидатур? Бывал ли Рюрик в этих землях прежде, до его призвания? На эти вопросы можно ответить чисто гипотетически, хотя приведенные выше сведения, почерпнутые из легендарной Иоакимовской летописи, дают ответ — Рюрик ни кто иной, как внук Гостомысла, прежнего правителя конфедерации северных племен. Имея постоянные сношения со славянскими племенами с южных берегов Балтики, племена Северной Руси могли знать о существовании Рюрика, который у себя на родине не имел реальной власти, но имел княжеское происхождение и командовал лично преданной ему дружиной. Таким мог быть сын князя вагров, главным городом которых был Старград. Или сын или внук ободритского князя Гостомысла, его западноевропейские хроники величали королем, что говорит об обширности территории, которой он управлял, и большом войске, которое мог выставить. Если это так, то становится понятным, почему Рюрик, основав свой город, назвал его (первоначально это было Рюриково городище) Новгородом, поскольку сам происходил из Старграда.

Возможна и другая версия — Гостомысл Иоакимовской летописи и Гостомысл — король ободритов одно и то же лицо, что блестяще обосновал А.Н. Азбелев. Уж больно редки такие совпадения, чтобы в двух отдаленных друг от друга, но теснейшим образом связанных регионах были властители с одинаковыми именами и правившими в одно время. После его смерти началась смута и его представитель (посадник), находящийся на русском Севере, вместе с варяжской дружиной изгоняются. В тот же год, и это не случайно, в земли балтийских племен прибывает посольство пресловутых пяти племен с просьбой назначить им нового князя для управления землями. То, что ободритский князь являлся одновременно и новгородским князем, дело не такое уж необычное, взять хотя бы времена Киевской Руси, когда управление отдаленными территориями было делом обычным. А ведь путь от южнобалтийского Старграда до Новгорода был короче, чем от последнего до Киева. И это не являлось тогда большой помехой для организации управления и координации.

Рис. 5. Маршруты морских походов южнобалтийских славян

Не следует забывать, что Никоновская и Иоакимовская летописи скорее всего говорят о Велиграде, где и управлял Гостомысл, оттуда и могло изначально идти управление будущей Новгородской землей. Характерно, что именно в новгородских летописях содержится рассказ о Гостомысле и Велиграде-Рерике. И это не случайно. В Приладожье и Приильменье были хорошо осведомлены о жизни своих сородичей в Южной Балтике.

В посольство, назначенное на приглашение Рюрика, скорее всего, входили представители всех пяти племен, словен, кривичей, мери, веси и чуди, избранных на вече каждого племени. На совместном совете племен была и выбрана кандидатура Рюрика. Подобным образом новгородское вече впоследствии избирало себе князя. Скорее всего, посольство отплыло не меньше, чем на пяти лодиях, везя богатые дары. Учитывая, что русская лодья несла от сорока до ста человек, посольство было пышным и многочисленным, куда входило от 200 до 500 человек. Это было вызвано еще и тем, что посольство нуждалось в охране — Балтика была далеко не мирным морем.

Интересно также проследить маршрут, которым двигались послы. По сути, он описан у Адама Бременского, только в обратном порядке (рис. 5).

«Из него (г. Волина. — С.Ц.) кратковременным плаваньем (на гребном судне…) сообщаются с одной стороны с Дымином (теперь Demmin), городом, лежащим недалеко от устья реки Пены, где живут и Руяне; с другой, — с областью Семландиею, принадлежащею Пруссам. Расстояние такое, что от Гамбурга или от реки Эльбы, на седьмой день достигнешь до Юмна (Волина. — С.Ц.), путешествуя сухим путем; чтобы ехать морем, надобно сесть в корабль в Шлезвиге или Альдинбурге (Старомграде вагров), и также можно прибыть к Юмне. Из Юмны же, пустившись на парусах, на четырнадцатый день… выйдешь на берег в Острограде, на Русской земле… где столица Киев, соперница Константинопольского скипетра, краса и слава Греции»[49].

Остроградом немцы называли Новгород. Самое важное, что дорога от Новгорода до Старграда занимала не более двух-трех недель. А до Ладоги, столицы Северной Руси времен, Рюрика и того меньше — не более десяти дней. Гораздо меньше, чем требовалось времени для путешествия из Новгорода до Киева, занимающего около месяца.

Так что больших проблем в общении друг с другом не должно было быть и в середине IX века между жителями берегов Южной Балтики и населением Северной Руси. А все города, описанные Адамом Бременским, были цветущими торговыми городами уже во времена Рюрика, что показывают не только источники, но, как это будет видно из дальнейшего, археологические данные.

Интересно также, шло ли посольство путем, описанным Адамом Бременским, или шли с заходом на Готланд, где во времена Рюрика были торговые поселения балтийских славян? Скорее всего, заходили на этот остров, игравший значительную роль в международной торговле. Вероятнее всего, маршрут был следующим. Из древней Ладоги (ныне поселок Старая Ладога), которая была в это время, видимо, столицей федерации племен, посольство спустилось по Волхову до Ладожского озера, носившее в то время название Нево. Потом ладьи шли вдоль берега озера до истока р. Невы и уже по реке достигли Финского залива и, видимо сделав остановку на острове Котлин, дальше шли его южным берегом.

Вторая остановка могла быть в современном городе Ридале или городе Палтиске, расположенном недалеко от Таллина на берегу Финского залива. Оба города описаны у Саксона Грамматика как города русов, а Ротала (совр. Ридала) и вовсе как их столица[50].

Интересно, что сведения о рутенах-русах в разных районах Прибалтики встречаются в документах X века и упоминаются в источниках вплоть до XVI столетия[51]. Так что останавливались у своих.

Далее посольство пошло в Рижский залив мимо острова Сааремаа (по версии А.Г. Кузьмина именно этот остров и являлся загадочным «островом русов», описанным многими арабскими средневековыми источниками) и, возможно, заходило и туда. Следующим пунктом остановки могло быть интернациональное торгово-ремесленное поселение VII—IX веков, найденное шведскими археологами в 1929—1930 гг. около города Гробине в Западной Латвии[52].

После этого посольство могло отбыть на о. Готланд, где были поселения балтийских славян, и он играл большую роль в международной торговле, а могло и следовать далее, до расположенного в дельте реки Висла прусского торгово-ремесленного поселения Трусо, включавшее в состав своего населения жителей западных и восточных славян[53].

Я думаю, что остановка здесь, в главном центре янтарной торговли, была крайне важна, поскольку в самой Древней Ладоге, по мнению О.И. Давидян, с начала ее существования одним из основных видов хозяйственной деятельности была обработка балтийского янтаря и торговля изделиями из него[54].

Следующим городом на пути следования посольства мог быть Колобжег, находящийся на территории племени поморян (современная Польша), и вслед за ним знаменитый Волин, расположенный на острове в дельте Одра, путь от которого до Новгорода, по словам Адама Бременского, занимал не более 14 дней. Следующей остановкой был о. Руяна (Рюген по-немецки). Послы наверняка посетили и знаменитый сакральный центр Аркону, где находился храм четырехголового бога Святовита, почитаемого всем славянским языческим миром, и принесли дары этому главному славянскому богу. Возможно, именно с этого острова, жителей которого в западноевропейских хрониках называли ругами-русами, происходил и сродственник Рюрика, знаменитый впоследствии Вещий Олег. Вероятно, он был языческим жрецом и был взят Рюриком на Русь в качестве своеобразного придворного священнослужителя.

После Арконы послы направились в столицу ободритов Рерик и уже потом, скорее всего, в главный город вагров Старград — возможный прародитель нашего Новгорода. Таким, скорее всего, был маршрут, которым следовали послы федерации пяти племен Северной Руси. Аналогичным путем в обратном направлении, видимо, следовал и Рюрик с братьями и родом своим. Это было довольно масштабное переселение. Необходимо отметить, что Рюрик прекрасно знал ситуацию на севере Руси, поэтому вполне логично, что он прибыл с двумя братьями, заранее зная, что одного нужно поставить в Изборск, а другого в Белозеро. А то что некоторые исследователи считают лишь на основании того, что число три является свидетельством легендарности существования братьев Рюрика, не является серьезным аргументом.

Главным сомнением в славянском происхождении Рюрика и его братьев всегда были их неславянские имена. Можно сказать однозначно — носи Рюрик и его братья чисто славянские имена, то и не возникло бы и вопроса об их происхождении — понятно, что славяне. Именно неславянские имена первого древнерусского князя и его братьев во многом дали повод для возникновения норманнской теории происхождения Рюрика, варягов и даже Руси! Норманисты нашли еще одну зацепку в именах братьев Рюрика, сочтя их не историческими персонажами, а транскрипцией шведских слов, поскольку Синеус можно перевести как «свой род» (sine hus), а имя Трувор как «верная дружина» (thru varing).

Казалось бы, все очень логично — править пришел один Рюрик с родом своим и верной дружиной. К тому же слово «varing» отлично объясняло слово «варяги». Вроде бы на этом можно было бы поставить точку, тем более и легендарному Рюрику был подыскан вроде бы приемлемый исторический прототип — Рорик Ютландский. Но вот в чем проблема: имя Рюрик оказалось вовсе не скандинавским, а кельтским, так же как имена Трувор и Синеус, что блистательно доказал замечательный российский ученый профессор А.Г.Кузьмин в своей работе «Об этническом происхождении варягов».

Вполне закономерный вопрос — а причем тут кельты, мы пока оставим без ответа и посмотрим, как эти имена трактует сам Кузьмин. Он показал, что имя Рюрик было известно в Галлии с первых веков н. э., где жило племя руриков. «Руриками называли также выходцев с реки Рур в раннее средневековье»[55]. В древних Ирландии и Шотландии было очень популярно имя Рори (Rory), что в переводе означает «красный король». Необходимо отметить, что у ирландцев, также как и у русских, слово «красный» было синонимом слову «прекрасный», и этот цвет был одинаково любим обоими народами. Удивительно, но и наряд древних ирландцев мало отличался от традиционного древнерусского — длинная, расшитая узорами подпоясанная льняная рубаха[56].

«Имя Рюрик, — пишет А.Г.Кузьмин, — с непонятной легкостью было отдано норманизму, хотя германские языки не могли ни объяснить его значения, ни даже дать достаточно представительные параллели. Указание на скандинавское Hroerek… скорее свидетельствует против сближения варягов со скандинавами, нежели в его пользу. Дело в том, что имя Рюрик (Rauric, Ruric, Roric) достаточно широко распространено в Европе с первых веков нашей эры. А. Хольдер приводит пять таких имен для времени до VII века. Одно из них относится ко времени Константина Августа (начало IV в.), другое — к концу IV столетия… Указывается также имя "Рюрика сына Фауста"… — епископа Лиможского (конец V — начало VI в.) и два "Рюрика" VI—VII веков. М.-Т. Морле приводит 12 "Рориков" с территории Франции IX — начала XII века. В литературе обращалось внимание на созвучные этому имени названия у славян-вендов сокола (Рарог, Ререг, Рурк)[57]…»

Именно летящий вниз за добычей сокол скорее всего и стал прообразом знаменитого родового знака Рюриковичей — трезубца (рис. 6). Стоит вспомнить и упоминавшийся ранее город балтийских славян Рарог (Рерик), весьма созвучный имени первого русского князя. Может быть, его имя — намек на то, что он родом из этого города? Не исключено, что из Велиграда, города, игравшего важную роль в колонизации будущей Новгородской земли, и прибыл Рюрик с родом своим.

Рис.6
Рис.7
а — Форма с изображением сокола и ее оттиск. Середина X в. Из раскопок Земляного городища в 2008 г.; б — Оттиск с формы с изображением сокола. Реконструкция А. Ивановой и А. Кирпичникова; в — Бронзовая бляха с изображением птицы
Рис. 8. Цилиндры из Волина и из Белозера
Рис. 9. Монета с изображением птицы из клада на о. Готланд

Совсем недавно при раскопках Земляного городища в Старой Ладоге была найдена А.Н. Кирпичниковым форма для отливки печати X в., изображающая летящего за добычей сокола, которую археолог интерпретировал как скандинавскую. Вместе с тем это изображение по форме очень похоже на изображение сокола с деревянного цилиндра из Волина, южнобалтийское происхождение которого не вызывает сомнения (рис. 7—8).

Интересны также изображения сокола на княжеской подвеске и найденные на о. Готланд арабские дирхемы с выбитыми на них изображениями сокола. На обоих изображениях голову птицы венчает крест, что позволило Т.Е. Ершовой предположить, что монеты и подвеска изготовлены во времена княгини Ольги[58] (рис. 9—11). Не следует забывать и о том, что западно-славянский бог Радегаст изображался в шлеме, навершием которому служило изображение сокола[59] (рис. 12). Подобные шлемы были и у кельтов (рис. 13).

Рис. 10. Подвеска из погребения. Сторона Б

Рис. 11. Подвеска из погребения

Рис. 12. Изображение Радегаста

Исследовавший историю этого знака А.Г.Кузьмин пишет: «В плане взаимосвязи Причерноморской и Приднепровской Руси может представить интерес происхождение "знака Рюриковичей". Правда, вопрос этот может быть поставлен лишь в сослагательном наклонении: знак становится важным аргументом при условии его правильной интерпретации, а правильная интерпретация во многом зависит от правильного воспроизведения хода событий. Знаку посвящена большая литература и предложены самые разные варианты его объяснения. В большинстве случаев указывается на близость знака киевских князей причерноморским, особенно боспорским знакам. Эти знаки сближаются по значению и но применению: это герб правителей, их именной знак и знак собственности. Собственно боспорский знак, видимо, правильно объясняется как триденс, что связано с генеалогическими преданиями боспорских царей, ведших свое происхождение от бога Посейдона. В последнем предании ясно проступает "морская" традиция не только греческого населения, но и их предшественников — "людей моря"».

Однако «двузубый» вариант знака он связывает с Южной Балтикой: «Должно, однако, заметить, что знаки Рюриковичей составлялись не только и не столько из триденсов (таковые имелись), сколько из двузубцев. Двузубцы также появляются в Причерноморье в раннесредневековое время (VII—VIII вв.). Но они ранее (II—I вв. до н. э.) были известны в Прибалтике, где могли связываться с венедскими племенами. Именно двузубцы дали основание считать знак Рюриковичей изображением сокола. Не исключено, что сосуществование двух основных форм тамги княжеской династии связывалось с разными осмыслениями самой тамги и, следовательно, разными представлениями князей о своем происхождении»[60].

Рис. 13. Кельтский шлем эпохи Латен

Но вернемся к происхождению имени Рюрика. Далее А.Г. Кузьмин продолжает: «В современных этимологиях имя Рюрик часто рассматривают в качестве производного от "Родерик"… Оставляя в стороне вопрос о происхождении последнего имени (объяснение его из германских языков, как и во многих других случаях, не выглядит безупречным), заметим, что в кельтских языках оно звучит как "Рури" (Rjry — в ирландском и Ryrie — в уэльском)… Такое образование, возможно, свидетельствует об определенной эволюции северных диалектов кельтских языков. Так, в ирландском "король" — ri (а не rig). Вместе с тем в этих диалектах широко распространены имена с окончанием на гласный звук (обычно "i" или "у"). Аналогии им находятся в группе имен договоров Олега и Игоря (Карлы, Кары, Моны, Куци, Бруни и т. д.)»[61].

Не менее любопытен тот факт, что Родри Великий, король, объединивший в середине IX века практически весь Уэльс, на континенте назывался Рориком. Этот знаменитый победитель датчан, разгромивший войско датского короля Горма в 855 году, начал процесс объединения своей страны с двух королевств, носивших весьма похожие на славянские названия Рос и Гвинедд. Умер он в 879 году, что совпадает со смертью летописного Рюрика[62].

Во всяком случае — это наиболее исторически засвидетельствованный вариант западноевропейского правителя с именем Рорик. Единственный пока на сегодняшний день вариант Рюрика, выдвигаемый норманистами, это полулегендарный Рорик Ютландский. О нем уже говорилось выше. Помимо всего прочего, в этот исторический промежуток времени датчанам, как, впрочем, и другим скандинавским викингам было не до Руси. Огромных усилий требовало завоевание Ирландии, пик которой как раз пришелся на это время, войны, которые они вели в Англии, Шотландии, Уэльсе и во Франции. А вот известный на всю Европу, прославленный в песнях победитель датчан именно та фигура, которая была нужна на востоке для спасения все от той же скандинавской экспансии. Именно к нему могли обратиться за помощью северные племена Древней Руси. Именно к ним он мог прийти с летописной русью, синонимом варягов. Тем более что прецедент подобного призвания уже был, если вспомнить образованное в VII веке в Карантии королевство Само, основатель которого был кельтом. Прийти Родри мог ненадолго (княжение Рюрика довольно бледно освящено в Повести временных лет, в отличие от действий Аскольда и Дира, а главное, Вещего Олега), оставив свою варяжскую дружину. Этот вариант ничем не хуже датско-шведского (рис. 14).

В кельтской топонимике очень много слов с корнем «рос». Вполне возможно, что росы-русы изначально были кельтами. Да и в среде балтийских славян было немало кельтов (к моменту прихода славян на Балтику там проживали остатки кельтских племен), и они занимали главенствующее положение и, скорее всего, составляли правящую верхушку, как гражданскую, так и религиозную. Кстати сказать, жителей острова Рюген (по-славянски — Руяна) европейские источники называли и ругами, и русами. Именно на этом острове долго сохранялось двуязычие. Когда туда пришли в VI веке славяне, они, скорее всего, застали там кельтское население. Если рассматривать города Северной Руси изначально как некие торговые колонии балтийских славян, то вполне очевидно, что во главе этих колоний стояли представители прибалтийской знати. Мы знаем из серьезных источников, какое большое значение происхождению отводили жители Южной Балтики. Они могли призвать в Новгородскую землю только родовитого, имеющего право на власть князя, коим мог быть представитель какой-либо правящей кельтской династии.

Рис. 14. Регионы, где в различные эпохи встречаются этнонимы, связанные с венетами, антами, ругами и русъю

Само название страны — Уэльс (Weles) очень созвучно главному языческому богу Северной Руси — Велесу. К тому же если вспомнить Повесть временных лет, то само имя «русь» имеет варяжское, то есть кельтское происхождение. Как тут не вспомнить, что Родри Великий был в том числе королем маленького Уэльского королевства Рос, а на севере Шотландии в это время также существовало королевство Росс. Так что, может быть, и не нужно искать шведских гребцов в качестве названия народа, а посмотреть повнимательнее среди кельтских племен Британии, Ирландии и Бретани. Я привел эту версию, чтобы показать, что даже она больше имеет право на существование, чем скандинавская.

Очень странным кажется тот факт, что финское слово гребцы «роутси» настолько прилипло к шведам, что дошло даже до Византии и Арабского Востока и стало названием народа и даже государства, тем более что этноним «рус, рос» известен задолго до начала эпохи викингов. Во всяком случае, в мировой истории неизвестно, чтобы племя или государство получало название по профессии. Никто ведь не встречал государства с названием «сапожники», «плотники» или «солдаты».

Теперь обратимся к именам двух братьев Рюрика — Синеусу и Трувору. «Синеусу варяжской легенды обычно указывают скандинавскую параллель Signiut R… Но, не говоря уже об отдаленности параллели, это имя не находит в языках Скандинавии удовлетворительного объяснения. Поэтому с давних пор привлекало внимание предположение о былинном происхождении имен Синеус и Трувор; первого как кальки выражения легенды "с родом своим" (sine hus — свой род), а второго как кальки выражения "верная дружина" (thru varing)… Но это скорее остроумное, чем достоверное решение, свидетельствующее о безнадежности попыток дать удовлетворительное объяснение этих имен из германских языков. Эта гипотеза предполагает использование русским летописцем (XI в.) записанного на скандинавском языке норманнского сказания, что маловероятно как для древнерусской, так и для скандинавской литературы того времени. Зато в кельтских языках обнаруживаются достаточно ясные и естественные параллели. В них, в частности, встречается большое количество имен, восходящих к sinu — "старший": Messenius Sinaeus, Sinus, Sinicus, Sincius. Первоначальное кельтское звучание этого важного для эпохи перехода от общественного строя к государству понятия — sinjos — практически совпадает с написанием имени брата Рюрика»[63].

То, что Рюрик доверил управление различными регионами своим братьям, весьма характерно для кельтского и славянского общественного устройства, а не скандинавского. У кельтов и славян наследовал власть старший в роду, а не старший сын, как у скандинавов. В этом была своя логика: кельтский король, как и славянский князь, были, в первую очередь, воителями, полководцами, возглавлявшими личную дружину.

Если князь или король умирали или погибали, то их сыновья могли быть слишком юными для занятия военным делом. Власть переходила, как правило, к следующему по старшинству брату.

«Для имени Трувор указывается скандинавский аналог porvard R… Аналогия в сопоставлении имени с выражением "верная дружина"… Гораздо более высокие возможности открывают снова кельтские параллели. Так, имя может быть сопоставлено с многочисленными производными от племени треверов… В древнефранцузском языке имелось прямо совпадающее с именем слово trouveur, означавшее "поэт", "трубадур", а также, видимо, "предприимчевый человек", "находник"… Trevor — одно из наиболее распространенных имен в старой кельтской области Британии — Корнуэлле. Встречается оно также в Уэльсе и Бретани. В современных этимологиях его объясняют из сложения кельтских tref — "дом", "усадьба" и vor — "большой", "великий"»[64].

В.В. Фомин совершенно обоснованно считает, что «отрицание исторического бытия Синеуса и Трувора объясняется довольно просто, и оно связано с двумя фактами, противоречащими норманистским воззрениям. Так, А.Н. Кирпичников дополнительные доводы в пользу того, что «эпизод с двумя братьями вызывает сомнение в его достоверности и, возможно, основан на каком-то языковом недоразумении, порожденном не устной, а письменной традицией», видит в следующем: во-первых, поиски имен Синеус и Трувор «в древнескандинавской ономастике не привели к обнадеживающим результатам» (Н.Н.Гринев, надо заметить, сказал более точно: «имен Синеус и Трувор нет в Скандинавии»), во-вторых, «само присутствие скандинавов в Белозерской округе, судя по археологическим находкам, не только в IX, но и в X в. прослеживается слабо», «а в Изборске не обнаружено характерного комплекса скандинавских изделий — поэтому вряд ли там появлялся знатный скандинав»[65].

Приверженец норманнской теории происхождения Рюрика Е.В.Пче-лов вместе с тем считает их реальными персонажами и трактует их имена как скандинавские. При этом он высказывает весьма любопытное замечание: «Другое дело, что они могли быть не "братьями" Рюрика и даже не его родственниками, а независимо действующими князьями Белозера и Изборска, "соединенными" с Рюриком лишь легендарной традицией»[66]. Но если они были действующими князьями скандинавского происхождения, то чем объяснить отсутствие скандинавских вещей в Изборске и Белозере?

«Эти доводы, очень рельефно демонстрирующие тенденциозность исследователей, придерживающихся норманнской теории, к науке не имеют никакого отношения, ибо метод подгона решения задачи под нужный кому-то ответ ей чужд»[67].

Так что кандидатура, учитывая кельтские имена Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора, Родри Великого на роль нашего Рюрика ничем не хуже кандидатуры Рорика Ютландского. Я привел этот пример больше для того, чтобы показать, насколько легко можно выдвигать гипотезы, основываясь на схожести имен. Конечно же, гораздо логичнее искать Рюрика среди славян, особенно балтийских. К этому подводит тот факт, что археологические раскопки последних десятилетий показали, что в самых древних слоях Изборска, Ладоги, Новгорода и Пскова большинство находок указывают на Южную Балтику как на некую «прародину» славянской части населения Северной Руси. Да и само слово «варяги», из среды которых абсолютно точно происходил и Рюрик, многие исследователи и даже источники указывают на Вагрию как на родину варягов. А славянское племя вагры было самым северо-западным славянским племенем и соседствовало с датчанами.[68]

Кельтская версия на самом деле не слишком противоречит славянской, поскольку оба народа не только взаимодействовали друг с другом на протяжении многих столетий, но и оказали друг на друга большое культурное воздействие. Подробно об этом написано в моей книге «Кельты и славяне». Возможно, что среди дружинников Рюрика были отдельные представители скандинавов и, скорее всего, датчан (пресловутых йомсвикингов), с которыми балтийские славяне не только воевали, но и не раз ходили в совместные походы. Поэтому и существуют среди археологических находок вещи скандинавского круга, которые могли попасть на Русь, в том числе и через посредничество балтийских славян, а также отдельные погребения, близкие скандинавским, хотя наличие скандинавских вещей в захоронении еще не говорит о том, что там похоронены именно скандинавы.

Иногда просто поражает «логика» некоторых археологов и историков. Стоит среди артефактов найти скандинавскую вещь, сразу говорят об их присутствии на Руси, в то время как другие иностранные находки объясняют импортом. Никому в голову при этом не приходит говорить об участии арабов или греков в образовании Древнерусского государства, хотя археологических артефактов этих народов несоизмеримо больше, чем скандинавских.

Очень интересна генеалогия Рюрика и его братьев в работе немецкого историка Самуэля Бухгольца «Опыт по истории герцогства Мекленбург», опубликованной в Ростоке в 1753 году. В приложении к этой работе приводятся генеалогические таблицы великокняжеских мекленбургских домов, имеющих славянское происхождение. В его генеалогической таблице № 2 дано происхождение Рюрика и его братьев, на которой мы и остановимся, используя комментарии А.Г. Кузьмина.

РАДЕГАСТ (последний король вандалов, основатель династии королей вендов и ободритов). Он имел нескольких сыновей, но известны имена только двух: РАДЕГАСТА, который был князем вендов и ободритов (бодричей) на острове Рюген, и ВИСЛАВА, который был королем вендов и ободритов и умер в 700 году. Имя последнего часто встречается в генеалогиях вандалов и вендов вплоть до 1325 года и является этимологическим прототипом известного западнославянского имени Вацлав. Сын Вислава АРИБЕРТ I был королем вендов и ободритов и умер в 724 году. Был женат на Вундане из Польши. Его сын АРИБЕРТ II был королем вендов и ободритов и умер в 747 году. Его жена была дочерью Ульфреда Английского. Брат Ариберта II БИЛЛУНГ I был одним из князей вендов и ободритов и был женат на Хильдегарде, возможно бургунского происхождения. Предположительно он был основателем династии князей вильцев, и его потомки соперничали с королями ободритов. Сын Ариберта II ВИТСЛАВ II был королем вендов и ободритов. Хроники франков упоминают его как равноправного союзника Карла Великого и противника вильцев и саксов. Умер в 795 году. Его сын ТРАСКОН был королем вендов и ободритов и погиб в 809 году от руки датчан. Его брат и, видимо, младший сын Витслава II ГОДЛИБ был князем вендов и ободритов и повешен датским королем в 808 году после взятия датчанами города Рерика. По мнению ряда исследователей, он был князем племени вагров в составе союза ободритов. Именно сыновья этого князя РЮРИК, СИВАР и ТРУВАР стали основателями русских правящих домов. При этом немецкий исследователь И. Хюбнер считает более реальной датой призвания Рюрика 840 год[69].

Здесь уместно вспомнить, что в священном граде редариев Ретре находился языческий храм, посвященный богу Радегасту, которого также называли Сварожичем, возводя, таким образом, родоначальника князей вендов и ободритов к языческому богу неба — Сварогу. Это обычное дело в среде язычников — так многие скандинавские конунги считали себя потомками бога Одина. Можно ли считать подобную генеалогию легендарной? Я думаю, что не более, чем другие исторические источники. К составлению подобных документов относились слишком серьезно, избегая любых возможностей для их оспаривания. Следует вспомнить также, что согласно Иоакимовской летописи легендарный князь Вандал жил в Великом городе — Велиграде, который немцы называли Мекленбург, что в переводе также означает «Великий город».

Как известно, главным занятием племен, призвавших Рюрика, была международная торговля. Неужели они отдали бы свое главное занятие и доходы от него в руки чужаков-скандинавов, об алчности и агрессивности которых они были прекрасно осведомлены? На этот вопрос можно ответить однозначно — нет! Признать норманнскую теорию означает и признание сумасшедшими жителей севера Древней Руси.

Многие вопросы, связанные с этнической природой варягов, связаны тем, что во времена создания Повести временных лет на Руси уже знали новых варягов скандинавского происхождения.

Конечно, скандинавы сыграли определенную роль в развитии международных торговых путей, однако не они были первопроходцами, тем более что само название «из варяг в греки» вовсе не говорит о скандинавском происхождении этого пути. Вместе с тем решение «варяжского» вопроса — это и традиционное решение вопроса происхождения Руси. Дело в том, что варяги, то есть наемные дружинники в армии византийского императора, изначально были кельтского происхождения, потом в их среде появились славяне и только к началу XI века, на что указывают исландские саги, в варяжском войске появляются первые скандинавы[70]. «В 1056 году… произошло восстание со стороны одного вельможи… "Воины, содержавшие стражу во дворце, греки и варанги, вооружились…" У византийского писателя, который рассказывает все это, прибавлено совершенно неожиданно объяснение к слову варанги. "Варанги, по происхождению кельты, служащие по найму у греков"…»[71]

А.Г.Кузьмин, комментируя данную работу В.Г.Василевского, замечает: «Сообщение Скилицы и Кедрина трудно переоценить: оно указывает на происхождение если не всех, то каких-то конкретных "варангов". Кельтское присутствие в Прибалтике неизменно отмечалось еще в прошлом столетии. А после раскопок 70-х годов археологов ГДР и публикации, хотя бы упомянутой статьи И. Херрмана, спорить можно лишь о том, как и когда кельты появились в Южной Прибалтике»[72]. Вполне возможно, что их вторичное появление в этом регионе могло быть связано с их миграцией на континент, вызванной нашествием англосаксов. Жители уэльского королевства Гвинедд могли переселяться не только в Бретань, но и на берега Балтийского моря, основывая свои колонии, в том числе на о. Рюген и о. Готланд, на побережье Южной Швеции и современной Прибалтики, оставляя характерные следы своего пребывания — художественный стиль эпохи вендель.

Далее А.Г. Кузьмин пишет: «С 80-х годов XI в., как отмечает Василевский, происходит резкая смена состава варяжских дружин: вместо ва-ряго-русских они становятся варяго-английскими. Связывает это он с волнениями среди варягов в 1079—1080 годах. К тому же "новая династия (Комниных), воцарившаяся в 1081 г., отличалась от предыдущих императоров особенной наклонностью и любовью к западу".

В.Г.Василевский отмечает, что толчком к переселению англосаксов явилось норманнское завоевание Британии 1066 г. Но он говорит и о том, что до 1080-х годов заметной миграции еще не было. По ряду косвенных признаков он устанавливает, что "только после 1085 года англосаксы сделались варангами в смысле лейб-гвардии." Его аргументация может быть существенно усилена и дополнена фактами, которые, может быть, многое проясняют.

Резкое обострение ситуации в Британии вызывалось не только притязаниями норманских феодалов, но в не меньшей и едва ли не в большей степени алчностью римской церкви. В 1073 г. папой римским стал Григорий VII Гильдебрант, известный своей религиозной нетерпимостью и стремлением решительно возвысить церковную власть над светской. В 1074 г. Григорий VII предал анафеме женатых священников. Это было выпадом и против греческой церкви, где целебата не придерживались. Но гораздо в большей степени анафема адресовалась особой британо-ирландской церкви, где даже монахи могли жить семьями, а наследование епархиальных кафедр от отца к сыну было обычным явлением. Незадолго до своего падения и смерти (1085 г.) Григорий VII в ультимативной форме потребовал перевода всех монастырей на римский устав и фактической ликвидации самостоятельности британо-ирландской церкви, которая всегда была гораздо ближе к Константинополю, нежели к Риму. Поэтому массовая миграция коснулась в первую очередь не англосаксов, в большинстве своем давно подчинившихся Риму, а бриттов и других кельтов, придерживавшихся своего собственного варианта христианства. Это и объясняет, почему, скажем, Иоанн Киннам, в связи с успешными действиями варангов против печенегов в 1122 г., замечает, что "это британский народ, издревле служащий императорам греческим". Никита Хониат (XII в.) называет английского короля "властителем секироносных бриттов, которых теперь называют англичанами"»[73]. Интересно, что Анна Комнина в своих мемуарах продолжает называть скандинавов и франков кельтами. Еще один пример сильной исторической памяти.

Необходимо отметить, что приглашать кельтов в качестве гвардейцев на службу византийскому императору — традиция очень давняя. Еще в V—VI веках это элитное воинское подразделение набиралось в том числе и из галатов — кельтов, поселившихся в Малой Азии еще в III веке до н. э. и не утративших к этому времени своего языка и национальной самобытности.

Если этноним «Русь» мы встречаем и на севере, и на юге, то название «варяги» известно только северу, но не скандинавскому (рис. 15). При этом как на Руси, так и в Византии они воспринимались как пришлый элемент. «Очевидно, имя "Русь" так или иначе означало понятие этническое, а "варяги" — лишь географическое. Название "варяги" обычно объясняют из германских языков. Наиболее популярна этимология М.Фасмера, производящего слово от якобы скандинавского var — "верность, порука, обет"… Однако это слово в действительности является общеиндоевропейским, известным, в частности, кельтским языкам… Предлагаемое М.Фасмером объяснение названия предполагает существование в течение ряда веков четко организованной разбойничьей общины, что само по себе маловероятно. К тому же разбойники и пираты бороздили все моря в эпоху средневековья, но "варягами" — "варангами" именовали только определенное население Прибалтики. Если же говорить о попытках привязать эту общину именно к Скандинавии, то следует иметь в виду и факт, установленный В.Г.Василевским: "варяжская" дружина существовала в Византии задолго до того, как в нее начали вливаться собственно норманны. Зато прямое указание на кельтоязычие варягов обязывает проверить, что этот этноним может означать в кельтских языках.

Рис. 15. Варяги и русь по русским и иностранным источникам (публ. по: Откуда есть пошла Русская земля. Века VI—XI Сост., предисл., введ., коммент. А. Г. Кузьмина. Кн. 2. М., 1986)

Слово var в санскрите означает "вода". По всем областям кельтского расселения этот корень встречается при обозначении названий рек. Таковы река "Вар" и ряд производных от этого наименования названий ее притоков в Южной Франции (в департаменте Вар),., рек в Британии и Шотландии, а также в других районах кельтского расселения… Выше уже отмечалось, что море в некоторых диалектах кельтских языков называлось vor.

Известен также вариант var… В кельтских языках буквы m, b, v, f взаимозаменяемы… Поэтому на месте одной из этих букв постоянно встречаются другие. В донегальском диалекте ирландского языка море обозначается как farraige… Иными словами, названия народов и племен, имеющие в основе корень "вар", в кельтских языках естественно увязываются с водой, морем. Так, северогалльское племя "морины" и прибалтийские "варины" (позднее "варны"), жившие на морском побережье, своими названиями просто фиксируют этот факт. Название "варяги", следовательно, также может означать морских жителей, людей моря, выходцев "из сердца моря", как говорил Гельмольд. Примечательно, что грекам, помимо варианта "варанги", было известно и произношение "маранги"… Здесь мы снова имеем дело с типично кельтским чередованием звуков, а также с ясным указанием на "морское" происхождение этнонима. Этим, кстати, и объясняется и многозначение термина: как одного из приморских народов и как приморских народов вообще.

Суффикс "анг", как известно, характерен для прибалтийских славян. Здесь, в зоне славяно-кельтских контактов, и возникло название этнонима»[74]. Этот блестящий анализ, сделанный А.Г.Кузьминым, можно дополнить только одним выводом: «варяги» — возможно, и есть обозначение славяно-кельтских морских дружин, принцип организации которой скопировали впоследствии норманны, заменив термин «варяги» термином «викинги». Еще при звучании этого слова вспоминается необыкновенно архаичное, имеющее индоевропейские корни, славянское божество Сварог (скорее даже верховное божество, одной из ипостасей которого мог быть арконский Святовит). Здесь тоже возможна какая-то связь, учитывая необыкновенный мистический настрой как кельтов, так и славян. К тому же вспоминается описанная Саксоном Грамматиком храмовая дружина Святовита, состоящая из 300 воинов, единственным занятием которой была война с целью захвата добычи для храма Святовита. Эти своеобразные языческие «рыцари Храма» и могли быть первыми варягами, которые находились под покровительством бога Сварога, который всегда был с варягами. Кстати сказать, исландские саги знают неких «детей Сваранга», но кто они этнически определить очень трудно.

Уже упоминавшаяся исследовательница Л.П. Грот, тщательно проанализировав историю варинов, опираясь в том числе на работу английского историка Томаса Шора «Происхождение англосаксонского народа»[75], развивает идеи А.Г. Кузьмина: «Введя в научный оборот данные по истории варинов, мы получаем возможность дать простое и логичное объяснение многим сообщениям византийских и других иностранных источников о варягах/варангах, которые не могли найти разумное толкование в русле спора, ограниченного поисками либо славянского, либо скандинавского происхождения варягов». Далее она продолжает: «Ларчик же открывался просто и естественно, если исходить из истории миграции народа варинов со своей древней родины на юго-западном берегу Балтии и прослеживания основных путей их миграций: в Восточную Европу, на Русь, а также вместе со своими древними соседями и союзниками англами — на запад, на Британские острова. Естественно, что в районах, куда мигрировали варины, они создавали свои поселения, но осваивали и язык, принятый в стране. Так в диаспоре появились и варины англоязычные, и варины — носители языков славянской семьи, в ходе ославянивания южнобалтийского побережья. Но понятно, что общее древнее прошлое, общая древняя идентичность служили объединяющим моментом для разноязычных групп варинов. Данный момент и определял то, что на службе у византийских императоров находились и варины/варяги, пришедшие туда из Руси, и варины/вэринги, прибывавшие с Британских островов, вкупе со своими традиционными союзниками англами, что давало самые законные основания относить их всех к британскому народу, иначе — к кельтам, или объединять варинов с англами, как мы это видим у Малатерры. У Шора мы находим и логичное объяснение тому, почему варины добились особого статуса в Византии: древние мореходы и торговцы — они издавна владели водными торговыми путями между Балтикой и Византией»[76]. Эта концепция, наряду с концепцией идентификации варяги-вагры, требует самого пристального внимания. В любом случае все указывает на южный берег Балтики как на родину варягов.

В идее идентификации варягов и скандинавов много натяжек. Возможно, здесь сыграл роль принцип подобия: раз началась эпоха викингов и на Западную Европу обрушились полчища морских кочевников в лице датчан и норвежцев, то надо куда-то девать шведов — вот и нашли им место, в России, причем почему-то во главе с датским конунгом. И это не единственное противоречие.

В свете вышесказанного становится понятно, почему так много кельтских имен среди послов и купцов в договорах Руси с Византией. «Тексты договоров записывались на славянском и греческом языках, но транскрипция имен практически полностью соответствует латинскому написанию их в трехтомной "Старой кельтской лексике" А. Хольдера и других подобных изданиях (в частности, о иллирийских и венетских именах). В большинстве, это именно кельтские и иллиро-венетские имена, широко распространенные в эпоху Великого переселения народов, когда, по замечанию Иордана, племена охотно перенимали имена друг у друга. Часть их до сих пор употребительна в кельтском именослове»[77].

Рассмотрим критически основные факты, на базе которых Рюрика, Трувора, Синеуса и варягов считают скандинавами.

1. Послы русов в 838/839 г. назвали себя свеонами, что позволило норманистам считать их шведами, а следовательно, полагать, что и Русский каганат образован шведами. На это можно возразить, что свеоны — это не шведы, которых в средневековых источниках именовали свеями. Наличие в посольстве иностранцев, находящихся на службе у русов, не является доказательством того, что русы — это шведы. Свеоны, по свидетельству Тацита, населяли острова Балтийского моря. В дальнейшем они мигрировали в Испанию. Часть их вполне могла остаться на о. Рюген. К шведам они не имеют никакого отношения.

2. Норманисты считают имена Рюрика, Трувора, Синеуса, а также варяжские имена послов, известные нам по договорам Руси с Византией в X веке, однозначно скандинавскими. А.Г.Кузьмин блестяще доказал, что большинство этих имен имеют кельтское происхождение, что характерно для балтийских славян. Влияние культуры кельтов на балтийских славян не вызывает сомнения у исследователей.

3. Опираясь на свидетельство Константина Багрянородного, в котором приводятся названия днепровских порогов по-русски и по-славянски, норманисты расшифровывают эти названия с применением скандинавских языков. Вместе с тем, более успешен перевод названия этих порогов с помощью иранских языков, что вполне естественно, поскольку в Северном Причерноморье в разные периоды времени проживали различные иранские племена — скифы, сарматы, аланы, принявшие участие в этногенезе русского народа. Скорее всего, двойное название порогов существовало задолго до призвания Рюрика.

4. Этноним «русы, росы» норманисты считают шведского происхождения. Их лингвистические построения выглядят искусственными и неубедительными. Необходимо отметить, что поиски племени «русь» на территории Швеции не дали никаких результатов. Кельтское происхождение этого этнонима видится наиболее реальным.

5. Археологические находки скандинавского происхождения норманисты считают свидетельством широкого скандинавского присутствия на территории Древней Руси. Вместе с тем их наличие (в основном украшений) может говорить об экспорте этих предметов. Не исключено также производство этих предметов на местах. К тому же не исключено, что среди варягов, южнобалтийское происхождение которых не вызывает сомнения, могли находиться датские йомсвикинги, с которыми тесно сотрудничали балтийские славяне. Единственные находки единичных культовых предметов (гривны с молоточками Тора, предметы с руническими надписями) не могут свидетельствовать о широком присутствии скандинавов. Не следует также забывать, что основные скандинавские находки датируются X-XI веками, когда реально скандинавские дружины были на службе у князя Владимира и Ярослава Мудрого. Только этих русских князей знают и исландские саги.

Выводы

1. Происхождение Рюрика из среды балтийских славян видится наиболее реальным и достоверным. Из дальнейшего будет видно, что именно балтийские славяне сыграли ключевую роль в славянской миграции на территорию Новгородской и Псковской земель. Скандинавская версия его происхождения не опирается на письменные источники и является искусственной по своей сути.

2. Версия, что Рюрик был сыном князя вагров и ободритов Готлиба, видится наиболее вероятной.

Сейчас следует кратко коснуться истории балтийских славян, предками которых во многом могут считать себя славяне Северной Руси.


Загрузка...