Пролог

Феодосия. Местечко Шах-мамай. 187... г.

Невысокий, крепкого телосложения старик с выделяющимся подбородком и седыми бакенбардами, одетый в роскошный бархатный халат, стоял у берега моря с зажатой в руке кистью. Мягко улыбаясь, он рассматривал то утопающие в молочной дымке далекие горы, то смыкающее на горизонте море с синими небом, то медленно плывущий корабль, окутанный громадой белоснежных парусов. Взгляд его неспешно скользил дальше: по гладкой поверхности изумрудного моря, повторяя изгибы белых бурунов у берега; на мгновение останавливался на изогнутых ракушках, перламутровые бока которых выглядывали из песка.

Все эти красочные голубые краски моря и небо, перетекающие друг в друга мягкие тона и полутона, вкупе с криками чаек и мерным шевелением волн будили в его душе удивительное, почти экстатическое, чувство умиротворения. Испытываемые им в это мгновение посторонние эмоции, желания словно растворялись в физически ощущаемом спокойствии вселенского масштаба. Он внезапно осознал, что именно это чувство и есть конечный итог всего, Альфа и Омега человеческой жизни, когда ты одновременно осознаешь и конечность и бесконечность своей жизни, жизней других живых существ и суетность всех наших желаний, мечт, бед и потребностей. Вся эта наносная мишура в мгновение ока была смыта словно волной так любимого им моря.

Это ощущаемая им почти божественная осознанность своего существования настолько потрясла старика, что он нервно вздрогнул. Потом, обнаружив в своей руке кисть, подошел к стоявшему им мольберту с белоснежно белым холстом. Он чувствовал, что ему срочно нужно запечатлеть то, что он ощущал.

Кисть в его руке словно стала живым существом. Она не просто касалась загрунтованного холста, она жила на этой белой сцене. Быстро появляющиеся мазки зеленого, белого, синего, а потом снова зеленого цветов накладывались один на другого, создавая глубокий будто идущий из глубины изумрудный свет. На верху крутящиеся движения кисти создавали белыми мазками невесомые, пушистые облака, медленно плывущие куда-то в даль. Ближе к центру начинал появляться темный силуэт деревянного парусника с расправленными парусами, едва надутыми ветром.

– Господи, Ваня! – вдруг раздался испуганный женский вскрик. – Что э...? – голос дрожал и был едва слышен. – Ваня...

Старик резко обернулся. В нескольких шагах от него застыл испуганно застыл силуэт моложавой красивой женщины, в глубоких черных глазах которой читался сильный испуг.

– Ваня..., – на ее глазах навернулись крохотные капельки слез, через мгновение скатившиеся вниз, к уголкам рта. – Это же так …

Она перевела взгляд на художника и замолчала. Женщина ни как не могла подобрать слова, чтобы описать нахлынувшие на нее эмоции. Она, действительно, испугалась того мощного чувственного напора, что исходил от почти готовой картины. В какие-то доли секунды ее словно сильным потоком воды окатило волной ярких, потрясающе живых образов. Это было то парение в синей высоте неба, то мягкое скольжение по поверхности моря, то погружение в неведомые толщи воды или глубины земли. Однако, одновременно, она испытывала и восхищение потрясающей красотой рождающегося изображения, казавшееся окном в другой, совершенно настоящий, живой мир. Казалось, сделай несколько шагов вперед, протяни руку и ты окажешься на другой стороне.

– … Так красиво, – наконец она смогла договорить. – Это божественно красиво! Это не похоже ни на одну из твоих картин! Мне кажется, я даже слышу крик чаек, летающих над нарисованным тобой кораблем. Как это получилось?

Ни говоря ни слова, старик подошел к ней и протянул к себе ее миниатюрную ручку, затянутую в шелковистую перчатку. Так, крепко прижимая к своей груди узкую кисть, он и простоял несколько минут. Наконец, художник прошептал:

– Я просто очень счастлив, Анна. Я бесконечно счастлив благодаря тебе ... и только сейчас я понял это окончательно и бесповоротно. Ты моя жизнь и судьба.

И долго еще стояли, прильнув друг к другу, фигуры Ивана и Анны, словно сросшиеся вместе кряжистый дуб и миниатюрная березка. За ними же еле заметно мерцал холст с почти законченным морским пейзажем, приглядевшись к которому можно было заметить много странного. Это и волнующееся море с перекатывающимися светлыми барашками, и бросающиеся в воду чайки с хищно оттопыренными клювами и лапками. Если же подойти еще ближе, то стало бы заметно слабое дуновение свежего морского бриза, несущего в соленый запах рыбы и водорослей.

Загрузка...