– Доброй ночи-доброй ночи-доброй ночи, друзьяшки мои милые!
Кофе – это хорошо. Двойной эспрессо – это в два раза лучше, чем просто хорошо.
Лиза могла сейчас мыслить только очень простыми категориями. Ее сознание еще бултыхалось в пивном болоте, цепляясь за колючие еловые ветки. Однако доблестный кофеин, проникнув в отравленную алкоголем кровь, уже начал срочную операцию по спасению жалких остатков Лизиной соображалки.
Где-то рядом болтал ее лучший друг. То есть это он сам так себя называл. «Ваш лучший друг, ведущий телеканала «Всемогущий» Ангел Головастиков». Так. Телеканал. Телевизор. Дурацкая страна, которая секунды не может прожить без включенного на полную мощность телика.
Лиза оглянулась. Экранов в зоне видимости не было. Она оказалась в единственном ресторане империи, не оборудованном экранами. Вот почему тут так мало посетителей. Поэтому и еще потому, что еда здесь просто отвратная. Не говоря уже про напитки.
Лизу слегка затошнило, и она экстренно глотнула еще кофе.
– Радуйтесь, друзьяшки мои дорогие, потому что ваш лучший друг осчастливит вас своей компанией в эту миленькую новогоднюю ночь. Да-да, можете не отвечать, я знаю, что вы сейчас задыхаетесь от восторга.
Если телевизора нет – откуда доносится знакомая бессмысленная трескотня?
Лиза посмотрела прямо перед собой и вздрогнула. Напротив сидел Элвис Пресли и жадно поглощал пирожок. Кажется, с капустой и яйцом.
Тьфу ты, чего только спьяну не примерещится.
Лиза на какое-то время снова выпала из всех реальностей, потом сообразила сделать еще один глоток эспрессо. Ее сознание уцепилось за руку помощи, протянутую мужественным и сильным кофеином, и благополучно выползло на твердый берег.
Нет, металлический стол действительно был завален аппетитными пирожками и блинами в фирменных зеленых упаковках с золотыми листочками. Лиза с трудом, но связала-таки появление упаковок с тем низким жужжанием, которое полчаса назад так навязчиво прорывалось сквозь еловое марево, окутавшее ее мозг. Значит, это были квадрики из «Омелы». И судя по количеству пирожков, сюда пожаловала целая процессия курьерских дронов. Как только она могла пропустить такое зрелище?! Дурацкое пиво, работает лучше любого снотворного. Вырубило ее не меньше чем на полчаса.
А напротив, между Авророй и Максом, и вправду сидел Элвис. А точнее – Ангел Головастиков, выряженный Элвисом. Тут было всё: белый шелковый костюм с золотыми звездами, цепочками и красными заклепками, короткий плащ с алой подкладкой, невообразимый стоячий воротник. На голове – взбудораженный кок, в глазах – огонек превосходства. И голая грудь, конечно. Гладкая и блестящая от масла.
– Эмм… A little less conversation a little more action? – сказала Лиза нетвердым голосом. Она вполне лояльно относилась к старому рок-н-роллу.
Все недоуменно уставились на нее.
– А я-то думала, ты трезвеешь, – сказала Аврора.
– Так я и трезвею. Даже вот песню Элвиса вспомнила.
– Какого еще Элвиса, Лизавета? – спросил Макс.
– Того самого… Ну как же, Элвис – все знают Элвиса!
Лиза чувствовала себя совершенно беспомощной. Это как объяснять: «Солнце! Ну, солнце, понимаете? Такой шарик, который каждое утро поднимается над горизонтом! Ну кругленький, блестящий! Дарит всей планете жизнь и мешает вам смотреть телевизор».
– Генри Джон Элвис, сударыня? Британский ботаник, коллекционер бабочек? – с участием спросил граф.
– Нет! Вот дурацкая империя, просто курам на смех, – чуть не плача, сказала Лиза. – Что это вообще за мир без Элвиса Пресли!
– Что? Пресли? – вклинился Ангел, играясь с цепочкой на своем расклешенном рукаве. – Но при чем здесь песни, милочка? «Пресли» – это довольно классненький отечественный производитель джинсов. Основан в тысяча девятьсот сорок третьем американцем Верноном Пресли, он приехал в Россию на заработки. Первое время джинсы шила его жена Глэдис, эти первые пары сейчас ценятся как яйца Фаберже! Винтаж, история! Мне, конечно, удалось отхватить один ценный экземплярчик. Я их не ношу, держу дома под стеклом в специальном стеллаже… И как вы можете этого не знать? – Он окинул надменным взглядом Лизин мешковатый свитер: – Хотя да, с вашим-то стилем, милочка… Вы, наверное, и про Лидваля-то никогда не слыхали… Да, а потом фирма перешла по наследству сыну Вернона – Аарону Пресли, ну и пошло-поехало. У него была такая эффектная фигура, просто ух, восторг, он сам фотографировался для рекламных плакатов… С обнаженным торсом, о, римский гладиатор… Джинсы расхватывали, как горячие пирожки. – Ангел в ажитации уцепился за очередной пирожок, кажется, на этот раз с рисом, и затолкал его в рот. – У меня шестьдесят четыре пары «пресли», – невнятно сказал он, жуя пирожок, – считая ту коллекционную. Или шестьдесят пять? Нет, одну я проиграл в карты на той безумной вечеринке. Значит, да, шестьдесят четыре. Стоп! Нет! Шестьдесят три! Я забыл, что еще одну пару пожертвовал одному своему страстному поклоннику. Расписался за заднем кармане и подарил. Итак, подведем итог: у меня шестьдесят три «пресли», и это так же верно, что я сижу здесь с вами и ем этот пухлый пирожочек с яблоками.
Лиза медленно приходила в себя. Всё это было до трицикликов странно: на одной руке Перстень-Разумник, на другой – обручальное кольцо из другого мира и полустертый автограф местной телезвезды… И ни в одной руке не зажата сигарета, непременная спутница алкоголя. Новый год в альтернативном мире, где нет Элвиса-музыканта, зато есть Пресли-модельер; где нет оливье, зато есть препротивная заливная барракуда; где нет боя кремлёвских курантов, зато есть космические музыкальные переливы; где нет Игоря, зато есть… друзья?
– Пять минут до полуночи, – сказал Макс.
– А мы что, Новый год с этим кривлякой будем встречать? – хриплым шепотом спросила Лиза у Макса. – Что он вообще тут делает? На запах пирожков прилетел?
Макс ответить не успел – за него это сделал сам Ангел: Лизин так называемый «шепот» был слышен даже за соседними столиками.
– Отнюдь, милочка, – обиженно отозвался Головастиков, налегая на Аврорин блин с брюквой. – Я здесь вовсе не из-за ваших крестьянских пирожков и уж тем более не из-за ваших плебейских блинов. – Он высокомерно фыркнул, облил презрением кусок блина на своей вилке и сунул облитый презрением блин в рот. – Это еда слишком проста для такого изысканного херувимчика и чаровника, как ваш лучший друг и знаменитый телеведущий Ангел Головастиков. – Иногда он вдруг начинал говорить о себе в третьем лице, и Лизу это жутко раздражало, даже если она слышала подобное по телевизору, что уж говорить про личное общение. – Такие эталоны великосветскости, как Ангел Головастиков, питаются только из рук личного повара, либо посещают особенные места. Например, «Глобализацию». Ведь тут подают индивидуальную, строго выверенную еду и напитки, которые предназначены исключительно мне и никому больше, ясно вам, наивные друзьяшки?
С этими словами он взял не допитый графом бокал с золотым шампанским, широко, как лягушка на охоте, разинул рот и опрокинул выдохнувшееся шампанское прямо в горло, измазав край бокала розоватым блеском. «Губы – мой инструмент, и я должен их увлажнять», – нахально заявил он в ответ на озадаченный взгляд графа и со звоном поставил бокал обратно на стол.
– Так вот, милочка, пока вы пребывали в прострации… Постойте-ка, постойте! А почему мне знакомо ваше лицо? – Лиза изумленно открыла рот, не в силах поверить, что после целого утра съемок в аэропорту Ангел так и не сумел ее запомнить. – Подождите, не отвечайте! У меня фотографическая память на лица. Я вас видел сегодня утром в вакуумке! Верно? Угадал? Ах, нет-нет-нет! Знаю! Вы меня гримировали перед дневной съемкой. Ну что, ваш кумир-очаровашка попал в самую точку? А? Признайтесь, что вы в шоке!
Лица молча показала Ангелу тыльную сторону своей правой ладони.
– А это что? Моя подпись? Ну я же говорю – вы были сегодня утром со мной в одном вагоне вакуумки, и я дал вам автограф, потому что я самый милый и обаятельный человек на земле, который никогда не откажет поклоннику!
С этими словами Головастиков торжествующе слопал пирожок с клюквой, на который нацелилась было Лиза.
– Энджи, у тебя сбой в системе. – В бессмысленный разговор вмешалась Аврора, явно недовольная утратой своей блина с брюквой. – Перезагрузи мозг, репка ты без кепки. Это наш ветеринар Лиззи. Ты снимал ее неделю назад в аэропорту. А до этого изрисовал ей всю руку на лестничной площадке, в нашем мандариновом доме. Она из девяносто седьмой квартиры.
Ангел безмерно удивился. Потом спохватился и срочно сделал вид, что и не думал удивляться.
– Ах да-да-да, именно это я и хотел сказать! Под словом «вакуумка» я имел в виду «лестница», а под словом «сегодня» я имел в виду… Когда там это было?
– Восемнадцатого декабря, – мрачно отозвалась Лиза.
– Да-да-да-да, именно восемнадцатого. Я сразу вас узнал, милочка! Ну что, какая у меня память на лица, а? Не отвечайте, сам знаю – фотографическая! Меня много раз просили завещать свой мозг науке как образец красоты и идеальных извилин, но я планирую жить вечно. А что? Если наши ученые уже даже единорога самого настоящего вывели, неужели не придумают эликсир бессмертия?
– Так что у вас случилось, товарищ Головастиков? – устало спросила Лиза, чувствуя, как у нее звенит в ушах от бесконечной трескотни телеведущего.
– Ах да, перейду прямо к делу. Итак, пока вы, милочка, спали с открытыми глазами, я как раз рассказывал вашим коллегам, что ваш лучший друг, симпатяшка и солнечный лучик Ангел Головастиков стал жертвой самого настоящего, бессовестного, более того, бесчеловечного преступления…
– Три минуты до Нового года, – сказал Макс.
– Что? Да, вот именно из-за всей этой новогодней суматохи я не дошел до вашего Отделения. Ну такая карусель! Вы, господа Ищейки, своими маленькими скучными умишками даже не можете себе вообразить, сколько у меня перед Новым годом дел. Всё собирался заглянуть к вам на Литейный, но просто на секунду же не вырваться! – Ангел утомленно закатил глаза. – Сплошные церемонии, шоу, награждения меня разнообразными статуэтками: «За лучшую прическу декабря-2019», «За самую нелепую ошибку года в телеэфире», «За самый накачанный пресс среди сыновей священников»…
– За что? – ошеломленно переспросила Лиза. – Среди кого?
– За самый накачанный пресс, – повторил Ангел, расстегивая ослепительный пиджак до пояса и демонстрируя вполне себе вялый и даже дряблый животик. – Среди сыновей священников. Мой папенька, черт его возьми, прожженный церковник. И если вы, милочка, думаете, что у меня не самый спортивный пресс, вы бы поглядели на других участников конкурса! Мы, прихрамовые дети, с детства приучены брызгать в людей святой водой, но никак не рассекать бассейн высокотехничным кролем…
– Телевидение – вот священная религия двадцать первого века, а вы, сударь, ее талантливый мессия, – меланхолично сказал граф. – Прошу прощения, но полночь наступит… – он щелкнул по Перстню, – …через две минуты.
Лиза поняла, что пора любой ценой прервать полившиеся как из ведра воспоминания Ангела о том, как он когда-то победил в турнире по речным салочкам среди самых завидных женихов Российской империи. От обилия подробностей касательно моделей плавок, в которых явились участники, у нее закружилась голова.
Она первая схватила пирожок с клубникой, к которому потянулся, ни на мгновение не переставая болтать, Ангел, и тем самым обратила на себя его (Ангела, не пирожка) внимание. Хотя пирожок тоже явно был счастлив спрятаться у нее во рту от потока сомнительных мемуаров.
– Что за преступление-то у вас произошло, дорогой мой человек? – успела выпалить Лиза в образовавшейся паузе.
– Камиллу! Камиллу похитили. – Ангел наконец-то добрался до ключевого момента своей истории. – Камиллочку, мою ненаглядную девочку, украли. Прямо у меня на глазах. Квадрик – вжжих! – влетел в открытое окно. И – всё, конец. Унёс Камиллу незнамо куда. Девочку мою беззащитную!