Кобылицы Диомеда

Кобылицы Диомеда[1]

В час ночи в квартире Эркюля Пуаро зазвонил телефон.

— Алло, мосье Пуаро, это вы?

Пуаро узнал голос доктора Стоддарда. Ему нравился этот несколько застенчивый молодой человек с открытой дружелюбной улыбкой, забавлял его очень наивный интерес к преступлениям. В то же время Пуаро очень ценил его трудолюбие и талант, тот был врачом, что называется, от Бога.

— Мне бы не хотелось вас беспокоить…

— Но что-то беспокоит вас? — предположил Пуаро.

— Вот именно. — Стоддард с облегчением вздохнул. — Вас не проведешь!

— Eh bien[2], так чем же я могу быть вам полезен, друг мой?

Стоддарду трудно было решиться изложить свою просьбу. Наконец он, запинаясь, выдавил:

— Наверное, это будет б-большой смелостью с моей стороны… п-п-просить вас приехать сейчас… Но я влип в д-д-дурацкую историю…

— Разумеется, я приеду. К вам домой?

— Нет, я сейчас нахожусь в проулке за нашей улицей. Конингбай Мьюз, дом семнадцать. Вы правда смогли бы приехать? Я был бы вам бесконечно признателен.

— Выезжаю немедленно, — отозвался Пуаро.

Пуаро шел по темному проулку, вглядываясь в номера домов. Был второй час ночи, и почти все окна были уже темными.

Когда он добрался до дома 17, дверь сразу открылась — на пороге стоял доктор Стоддард.

— Вот что значит настоящий друг! — сказал он. — Проходите, пожалуйста.

Узенькая лестница, похожая на приставную, вела на второй этаж. Там, справа от нее, располагалась довольно просторная комната, обставленная диванами, устланная коврами и вышитыми серебром треугольными подушками. В самых неожиданных местах стояли бутылки и бокалы.

В комнате царил страшный беспорядок, повсюду валялись окурки и битое стекло.

— Ага! — констатировал Пуаро. — Mon cher Watson[3], чутье мне подсказывает, что здесь была вечеринка.

— Да, была, — мрачно подтвердил Стоддард. — И еще какая!

— Так вы в ней не участвовали?

— Нет. Я здесь исключительно в профессиональном качестве.

— И что же случилось?

— Этот дом принадлежит некой Пейшенс Грейс, миссис Пейшенс Грейс, — пояснил Стоддард.

— Что ж, — сказал Пуаро, — очаровательное имя, хотя и немного старомодное.

— Ни то, ни другое определение миссис Грейс не подходит. Она недурна собой, но без сантиментов. Дважды была замужем, а сейчас у нее есть любовник, малоприятный тип по фамилии Хокер, которого она подозревает в том, что он хочет ее бросить. Так вот, сегодня они решили провести вечеринку. Начали с выпивки, а закончили наркотиками, точнее, кокаином. Кокаин — такая штука, от которой поначалу у человека появляются за спиной крылья и все вокруг кажется просто восхитительным. Ощущение такое, что можешь горы свернуть. Но если немного перебрать, возникает нервное перевозбуждение, галлюцинации и состояние невменяемости. У них возникла отчаянная перебранка. В результате он улизнул, хлопнув дверью, а она начала палить по нему из окна, из новенького револьвера, который ей кто-то — от большого ума — подарил.

— И что же, попала она в него? — поднял брови Пуаро.

— В Хокера? Нет, зато зацепила несчастного бродягу, рывшегося в мусорных ящиках. Попала ему в руку. Он, конечно, поднял дикий крик, и гости тут же приволокли его сюда, но перепугались при виде хлещущей из раны крови и кинулись за мной.

— И что же?

— Ну, я его заштопал. Ничего серьезного. Потом его стали всячески обрабатывать, и в конце концов за пару пятифунтовых бумажек он согласился забыть об этом происшествии. Бедняга явно считал, что ему здорово повезло.

— А что было дальше?

— Для меня работы хватало. Миссис Грейс впала в истерику. Я сделал ей укол и отправил спать. Еще одна молоденькая девчушка была на грани обморока, так что пришлось заняться и ею. К этому моменту остальные постарались смыться.

Доктор замолчал.

— И тогда, — продолжил за него Пуаро, — у вас появилось время оценить ситуацию.

— Именно так, — подтвердил Стоддард. — Будь это обычная попойка, тут можно было бы поставить точку. Но наркотики — дело другое.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Уверен. Я даже нашел немного кокаина в лакированной шкатулке — его, как вы знаете, нюхают. Вопрос в том, откуда они его берут. Помню, вы как-то говорили о надвигающейся волне наркомании.

Пуаро кивнул.

— Полицию заинтересует эта вечеринка, — заметил он.

— Вот именно… — уныло протянул Майкл Стоддард.

Пуаро пытливо на него посмотрел.

— А вы бы хотели, чтобы все обошлось без полиции?

— Когда хорошие люди попадают в такие ситуации, — промямлил Стоддард, — это на них плохо сказывается…

— Это вы о миссис Грейс так заботитесь?

— Да нет. Ее голыми руками не возьмешь!

— Так, значит, о той, другой девушке? — ласково спросил Пуаро.

— Ее, конечно, тоже так просто не возьмешь, — кивнул Стоддард. — По крайней мере, такой она старается выглядеть, храбрится… На самом же деле она просто еще очень глупенькая… Ну, в какой-то степени девица она бесшабашная, что и говорить, и все же это просто детские шалости. Она попала в эту историю, потому что… Ну, это вроде бы модно, или шикарно, или… что-то в этом роде.

На губах Пуаро появилась легкая улыбка.

— Вы встречались с ней прежде? — поинтересовался он.

Майкл Стоддард еще более смущенно, чем всегда, кивнул головой.

— Мы познакомились в Мертоншире, на балу. Она дочь отставного генерала — гром и молния, или, пакка сахиб[4], и прочее в том же духе. У него четверо дочерей, и все далеко не паиньки — что неудивительно при таком-то папаше… Да и место, где они живут, прямо скажем, не для девичьих добродетелей. Там сплошные оружейные заводы, никаких патриархальных провинциальных нравов — в основном, испорченные легкими деньгами богачи. Ну, девчонки и затесались в дурную компанию.

Пуаро внимательно посмотрел на Стоддарда.

— Теперь понятно, зачем я вам понадобился. Хотите, чтобы я взял это дело в свои руки?

— А вы возьмете? Я понимаю, что так это оставлять нельзя, но… но мне бы хотелось уберечь Шилу Грант от излишнего внимания прессы и полиции.

— Думаю, это возможно. Я хотел бы взглянуть на эту юную леди.

— Пойдемте.

Стоддард двинулся к выходу. Из комнаты напротив раздался капризный голос:

— Доктор, ради Бога, доктор, я с ума схожу.

Стоддард и Пуаро направились в эту комнату, как оказалось, в спальню, где творилось нечто невообразимое: рассыпанная по полу пудра, разбросанная одежда вперемежку с какими-то горшками и кувшинами. На кровати лежала женщина с неестественно белыми волосами и отрешенным порочным лицом.

— По мне ползают какие-то букашки, — пожаловалась она… — Клянусь, в самом деле ползают. Я сойду с ума… Бога ради, сделайте мне хоть какой-нибудь укол.

Доктор Стоддард склонился над кроватью и принялся ей что-то говорить профессионально-умиротворяющим голосом.

Пуаро тихонько вышел из комнаты. Напротив была еще одна дверь. Он открыл ее и увидел скромно обставленную крошечную комнатку, больше похожую на конуру. На кровати недвижно лежала стройная, миниатюрная девушка.

Пуаро на цыпочках подошел к кровати и принялся ее рассматривать.

Темные волосы, продолговатое бледное лицо — совсем юная, почти подросток…

Веки ее дрогнули. Открылись удивленные, испуганные глаза, девушка осторожно приподнялась на кровати и, резко дернув головой, попыталась откинуть со лба густую прядь иссиня-черных волос. Она напоминала испуганную кобылку — даже назад подалась пугливо, словно дикое животное, отпрянувшее от предложенного незнакомцем угощения.

По-детски тоненьким срывающимся голосом она спросила:

— Кто вы, черт возьми, такой?

— Не пугайтесь, мадемуазель.

— Где доктор Стоддард?

В тот самый миг доктор вошел в комнату.

— А, вот вы где! — вздохнула с облегчением девушка. — Кто это такой?

— Это мой друг. Как вы себя чувствуете, Шила?

— Ужасно. Паршиво… И зачем я попробовала эту гадость?

— На вашем месте я бы этого больше никогда не делал, — сухо сказал Стоддард.

— Я… я и не собираюсь…

— Кто вам дал кокаин? — спросил Пуаро.

Глаза ее расширились, верхняя губа дернулась.

— Его здесь было сколько угодно. Мы все попробовали. Сначала все было просто замечательно.

— Да, но кто его сюда принес? — допытывался Пуаро.

— Не знаю… — покачала головой девушка. — Может быть, Тони — Тони Хокер. Но в точности я ничего не могу сказать.

— Вы в первый раз попробовали кокаин, мадемуазель? — ласково спросил Пуаро.

Девушка кивнула.

— Было бы очень неплохо, чтобы он оказался и последним, — без церемоний вставил Стоддард.

— Да, пожалуй… Хотя это было так необычно…

— Вот что, Шила Грант, — заявил Стоддард. — Наркотики — страшная штука, это я вам как врач говорю. Я сталкивался с наркоманами и знаю, что это такое. Это зелье разрушает и тело и душу. Алкоголь по сравнению с ним — невинная забава. Не вздумайте попробовать их еще раз! Как вы думаете, что бы сказал о сегодняшней «вечеринке» ваш отец?

— Отец? — воскликнула Шила Грант. — Отец? — И разразилась нервным смехом. — Могу себе представить его физиономию! Его бы удар хватил.

— Ничего удивительного, — отозвался Стоддард.

— Доктор… Доктор… — донесся из другой комнаты стонущий голос миссис Грейс.

Пробормотав нечто нелестное себе под нос, Стоддард отправился на зов.

Заинтригованная Шила Грант снова уставилась на Пуаро.

— Кто вы такой? — спросила она. — Ведь вас не было на вечеринке.

— Нет, на вечеринке меня не было. Я друг доктора Стоддарда.

— Вы что, тоже доктор? Что-то вы на доктора не похожи.

— Меня зовут, — сказал Пуаро, умудрившись, как всегда, сделать из простого сообщения эффектную сцену, как бы завершающую первый акт, — Эркюль Пуаро.

Иногда Пуаро приходилось убеждаться в том, что бесчувственное молодое поколение абсолютно ничего о нем не слышало, но на этот раз сообщение достигло своей цели.

Шила Грант о нем явно слышала. Она была поражена и не могла отвести от него изумленных глаз.

Говорят — уж не знаю, насколько это справедливо, — что у каждого человека есть тетушка в Торки[5] или хотя бы троюродный брат в Мертоншире.

Мертоншир расположен на достаточном расстоянии от Лондона, там найдется где порыбачить и где поохотиться с собаками и без, там есть весьма живописные, хотя и несколько чванные деревушки, а развитая сеть железных дорог и новое шоссе облегчают сообщение со столицей. Слуги относятся к Мертонширу снисходительнее, чем к прочим, менее доступным уголкам Британских островов. В результате в Мертоншире невозможно жить, если ваш годовой доход не исчисляется цифрой с тремя нулями, а учитывая подоходный налог и все такое прочее — и со всеми четырьмя.

Эркюль Пуаро, будучи иностранцем, не мог похвастаться наличием в этом графстве троюродных братьев, но у него было много друзей, так что ему не составило труда заполучить приглашение. Причем в качестве хозяйки он выбрал очень непосредственную, милую леди, высшим наслаждением для которой было перемывать косточки своим соседям. Так что Пуаро пришлось выслушивать множество сведений о людях, не представлявших для него ни малейшего интереса, прежде чем дело дошло до тех, кто ему был нужен.

— Семья Грант? Да, их там четыре девицы. Неудивительно, что бедный генерал не может с ними справиться. Что может один-единственный мужчина поделать с четырьмя девушками? — красноречиво всплеснула руками леди Кармайкл.

— И в самом деле — что? — подал реплику Пуаро, и леди продолжала:

— Он мне рассказывал, что у него в полку дисциплина была железная, но с девочками это не проходит. В мое время все было по-другому. Полковник Сэндис, помнится, был таким солдафоном, что его бедным дочерям…

(Последовал долгий экскурс в испытания, выпавшие на долю девиц Сэндис, а также подруг юности леди Кармайкл.)

Поймите меня правильно, — сказала леди Кармайкл, возвращаясь к семейству генерала, — я не имею ничего против его дочерей, они очень славные. Просто чересчур озорны и подчас заводят нежелательные знакомства. Раньше у нас такого не бывало, а теперь то и дело появляются просто сомнительные личности! От прежнего дворянского духа ничего не осталось, теперь все решают деньги, деньги и еще раз деньги. А уж что только об этих личностях не рассказывают! Как вы сказали? Энтони Хокер? Да, я его знаю. Мягко говоря, малоприятный молодой человек, но денег у него, по всей видимости, куры не клюют. Приезжает сюда охотиться и устраивает вечеринки — с размахом, но уж очень и очень странные… если, конечно, верить всему, что о них говорят. Но я предпочитаю пропускать это все мимо ушей, потому что люди слишком злы. Они всегда готовы предполагать самое худшее. Мне вот недавно кто-то сказал, что все молодые девушки от природы склонны к алкоголю, и мне это огульное обвинение совсем не понравилось. Да и кричать о наркотиках при виде любого человека со странностями не менее глупо. Взять ту же миссис Ларкин. Хотя я ее и недолюбливаю, но убеждена, что она просто очень рассеянная, поэтому у нее такой отрешенный вид. Она близкая подруга вашего Энтони Хокера и, наверное, поэтому терпеть не может девиц Грант — говорит, что они готовы мужчину живьем проглотить. Что ж, они, конечно, не прочь пофлиртовать, почему бы и нет? Это же так естественно. Все они, кстати, весьма хорошенькие.

Пуаро успел вставить вопрос.

— Миссис Ларкин? Послушайте, о ней не меня надо спрашивать. Как вообще сегодня можно сказать, кто есть кто? Говорят, она хорошо ездит верхом и сорит деньгами. У ее мужа было какое-то дело в Лондоне. Он умер, так что она вдова. Она здесь не так давно, появилась сразу после Грантов. Я всегда считала ее…

Тут леди Кармайкл осеклась и замерла с открытым ртом, а глаза у нее чуть не вылезли из орбит. Наклонившись вперед, она игриво стукнула Пуаро по костяшкам пальцев ножом для разрезания книг, который держала в руке. Тот едва не взвыл от боли.

— Ну конечно! — восторженно воскликнула достойная леди. — Так вот почему вы здесь! Ах вы, гадкий обманщик, я требую рассказать мне все без утайки!

— Но что я должен вам рассказать?

Шаловливая леди вновь взмахнула ножичком, но на этот раз Пуаро успел убрать руку.

— Хватит морочить мне голову, Пуаро! Я же вижу, как у вас подергиваются усы. Вас явно привело сюда расследование какого-то преступления, и вы бесстыдно выуживаете у меня нужные вам сведения! Неужто это убийство? Кто у нас в последнее время умер? Только старая Луиза Гилмор, а ей было восемьдесят пять, и вдобавок она страдала от водянки. Вряд ли дело в ней. Бедный Лео Стэвертон сломал шею на охоте и теперь лежит в гипсе — тоже не то. Наверное, это все-таки не убийство, а жаль. Крупных краж драгоценностей я в последнее время тоже что-то не припомню… Может быть, вы просто кого-то выслеживаете? Неужто Берил Ларкин отравила мужа, а ее рассеянность — следствие постоянных угрызений совести?

— Сударыня, — воскликнул Пуаро, — помилосердствуйте!

— И не подумаю. Вы здесь оказались неспроста, Пуаро.

— Сударыня, знакома вам античная культура?

— При чем тут античная культура?

— А вот при чем. Я следую примеру своего великого предшественника Геракла. Один из его подвигов — укрощение кобылиц Диомеда.

— Только не говорите мне, что вы приехали к нам сюда объезжать лошадей — в вашем-то возрасте и в ваших всегдашних лакированных ботинках! Думаю, вы и в седле-то никогда не сидели!

— Кобылицы — это символ, сударыня. Они были дикими и питались человечиной.

— Какая мерзость! Древние греки и римляне никогда не вызывали у меня особых симпатий. Не понимаю, почему священнослужители так любят цитировать древних: во-первых, невозможно понять, что они имеют в виду, во-вторых, сам предмет никак не вяжется с церковью. Сплошное кровосмешение и все эти совсем раздетые статуи — я-то против них ничего не имею, но вы же знаете этих священников: их возмущает даже то, что девушки приходят в церковь без чулок… Минуточку, о чем это я говорила?

— Трудно сказать.

— Так вы, негодник, не желаете признаваться? Ну убила миссис Ларкин своего мужа или нет? А может быть, Энтони Хокер и есть бристольский убийца собственной персоной[6]?

Леди Кармайкл с надеждой взглянула на Пуаро, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Может быть, вы ищете фальшивомонетчиков? — рассуждала леди Кармайкл. — Я на днях встретила миссис Ларкин в банке, так она на моих глазах получала пятьдесят фунтов. Мне сразу показалось, что это чересчур. Хотя нет, если бы она была фальшивомонетчицей, все должно бы было быть наоборот — она бы вкладывала деньги, так ведь? Послушайте, Пуаро, если вы будете вот так сидеть, нахохлившись, и молчать, я запущу в вас чем-нибудь тяжелым.

— Имейте терпение, — взмолился Пуаро.

«Эшли Лодж», обиталище генерала Гранта, не отличалось большими размерами. Дом стоял на склоне холма, при нем были отличные конюшни и беспорядочно раскинувшийся заброшенный сад.

Внутреннее убранство дома агент по продаже недвижимости описал бы словами «полностью обставленный». Будды[7] в позе лотоса[8] взирали на посетителя из всех щелей, на полу громоздились медные бенаресские[9] подносы и столики. Процессии слоников украшали каминные доски, а на стенах висели замысловатые бронзовые безделушки.

Посреди этого индийского великолепия восседал в большом ветхом кресле генерал Грант. Его забинтованная нога покоилась на стуле.

— Подагра, — объяснил он. — Никогда не страдали от подагры, мистер… э-э… Пуаро? Ощущение не из приятных. А все мой отец. Он, а до него мой дед, только и делали, что пили портвейн, а я расплачиваюсь. Выпить хотите? Сделайте одолжение, позвоните в колокольчик. Где там мой оболтус?

Вскоре пожаловал слуга в тюрбане. Генерал Грант назвал его Абдулом и велел принести виски с содовой. Когда приказ был выполнен, он налил гостю столь щедрую порцию, что тот запротестовал.

— К сожалению, не могу составить вам компанию, мистер Пуаро. — Генерал с грустью поглядел на графин. — Мой лекарь говорит, что виски для меня яд. Хотя, что он понимает… Все доктора невежды. Только и умеют, что удовольствие от жизни портить. Так и норовят отнять у человека нормальную еду и посадить его на что-нибудь, вроде кашки да паровой рыбы. Это же додуматься надо: рыба на пару!

В гневе генерал нечаянно пошевелил ногой и тут же взревел от боли, после чего последовал залп ругательств.

Он тут же извинился за несдержанность.

— Я теперь как медведь с болячкой в ухе. Во время приступа мои девчонки обходят меня за милю. Не думайте, что я их осуждаю. Я слышал, вы с одной из них встречались.

— Да, имел удовольствие. А сколько у вас дочерей?

— Четыре, — мрачно ответил генерал, — и ни одного парня. Четыре девицы — тут поневоле задумаешься, особенно в наше время.

— Они наверняка все очаровательны?

— Что есть, то есть. Только вот никак не могу понять, чего им, собственно, надо. В наше время за девицами не уследишь. Дисциплины нет, кругом одна расхлябанность. Что тут поделаешь? Не сажать же их под замок…

— Слышал, что у них здесь много друзей.

— Есть тут старые выдры, которые их недолюбливают, — сказал генерал. — А сами-то? Волчицы в овечьей шкуре. Чуть зазеваешься — пиши пропало. Одна из этих вдовушек чуть меня не стреножила. Завела манеру являться сюда и мурлыкать: «Ах, генерал, вы, должно быть, прожили такую интересную жизнь!» — Генерал подмигнул. — Слишком уж очевидно было, чего ей надо. А в общем-то, мистер Пуаро, жизнь здесь не хуже, чем в других местах, только вот, на мой вкус, чересчур бурная и шумная. Я любил деревню, когда она была деревней, без всяких там автомобилей, джазов и этого проклятого радио. У меня в доме его никогда не будет, и мои девицы это знают. Может человек хоть где-нибудь побыть в покое?

Пуаро незаметно навел разговор на Энтони Хокера.

— Хокер? Не знаю такого. Хотя нет, вспомнил. Мерзкий такой малый, у него еще глаза близко посажены. Никогда не верил людям, которые прячут взгляд.

— Он, кажется, друг вашей дочери Шилы?

— Шилы? Не знал. Они мне ничего не рассказывали. — Густые брови генерала сошлись к переносице, и глаза, ярко-голубые на красном лице, проницательно глянули на Пуаро. — Слушайте, мистер Пуаро, в чем дело? Может, объясните, что вам от меня нужно?

— Это было бы затруднительно, — протянул Пуаро, — поскольку я и сам толком не знаю. Скажу вам только, что ваша дочь Шила, а возможно и ее сестры, завели неподходящие знакомства.

— Угодили в дурную компанию? Этого я и боялся. До меня доходили кое-какие слухи. Но что я могу сделать, мистер Пуаро? — жалобно возопил он. — Что я могу сделать!

Пуаро озабоченно покачал головой.

— А что плохого в этой их компании? — поинтересовался генерал.

— Вы не замечали, генерал, — словно не слыша его вопроса, снова спросил Пуаро, — у кого-нибудь из ваших дочерей резких перепадов настроения, от приподнятого к подавленному, нервозности, капризов?

— Черт возьми, сэр, вам бы лекарства рекламировать. Нет, ничего подобного я не замечал.

— Вам повезло, — без тени улыбки заявил Пуаро.

— Как прикажете это понимать, сэр?

— Речь идет о наркотиках.

— Что?! — прорычал генерал.

— Вашу дочь Шилу пытаются пристрастить к наркотикам, — пояснил Пуаро. — Привыкнуть к кокаину можно очень быстро, достаточно пары недель. А когда зависимость возникает, наркоман пойдет на что угодно, лишь бы заполучить очередную дозу. Сами понимаете, сколько можно заработать на этом.

Пуаро молча выслушал изрыгаемые стариком бессвязные проклятия. На последнем красочном описании того, что он, генерал, сделает с таким-сяким разэтаким сукиным сыном, когда до него доберется, поток иссяк, и Пуаро заметил:

— Для начала надо, как говорит несравненная миссис Битон[10], поймать зайца, чтобы было из чего готовить рагу. Как только наш наркоторговец будет пойман, я с величайшим удовольствием предам его в ваши руки, генерал.

Встав, Пуаро споткнулся о столик с причудливой резьбой и, чтобы удержать равновесие, ухватился за хозяина.

— Тысяча извинений, генерал. Могу я попросить вас об одолжении: о нашем разговоре дочерям ни слова.

— Как так? Я им покажу! Уж я докопаюсь до сути, будьте уверены!

— Вот этого как раз и не произойдет. Ничего, кроме неправды, вы не услышите.

— Но, черт возьми, сэр…

— Уверяю вас, генерал, вам пока не следует подымать этот вопрос. Это необходимо, понимаете? Просто необходимо!

— Ладно, делайте что хотите, — проворчал старый солдат.

Он смирился, но остался при своем мнении.

Эркюль Пуаро направился к выходу, осторожно лавируя между дарами Бенареса.

В комнате миссис Ларкин было полно народу.

Сама хозяйка, высокая женщина со светло-рыжими волосами, собранными в пучок на затылке, смешивала коктейли за боковым столиком. Глаза у нее были зеленовато-серые, с большими черными зрачками. Двигалась она легко, с какой-то зловещей грацией. На вид ей было чуть за тридцать. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить морщинки в уголках глаз и догадаться, что на самом деле миссис Ларкин лет на десять старше.

Пуаро привела сюда бодрая пожилая дама, подруга леди Кармайкл. Он взял коктейль для себя самого и еще один для девушки, сидевшей на подоконнике. Девушка была миниатюрной блондинкой с подозрительно ангельским румяным личиком. Пуаро не преминул заметить, что взгляд у нее был настороженный и пытливый.

— Ваше здоровье, мадемуазель, — галантно произнес он и передал ей бокал.

Кивнув, девушка отхлебнула коктейль и внезапно спросила:

— Вы знаете мою сестру?

— Вашу сестру? А, так вы одна из сестер Грант?

— Да. Я Пэм Грант.

— А кстати, где ваша сестра?

— Ее пригласили на охоту. Она скоро вернется.

— Я встретил вашу сестру в Лондоне.

— Знаю.

— Она вам рассказывала?

Пэм Грант кивнула и без обиняков спросила:

— Что, Шила влипла в историю?

— Так она вам не все рассказала?

Девушка покачала головой.

— А Тони Хокер там был? — спросила она.

Не успел Пуаро ответить, как открылась дверь и вошли Хокер и Шила Грант в костюмах для верховой езды. На щеке у Шилы были следы грязи.

— Привет, ребята, мы пришли выпить. У Тони во фляжке ничего не осталось.

— Легок на помине… — пробормотал Пуаро.

— Черти принесли! — вдруг выпалила Пэм.

— Вот как? — сощурился Пуаро.

Берил Ларкин поспешила навстречу гостям.

— Вот и вы, Тони. Ну, как охота? До Гелертовой рощи не доскакали?

Хокер, беспомощно оглянувшийся на Шилу, был мгновенно препровожден к дивану у камина.

Шила заметила Пуаро. Поколебавшись, она подошла к нему и резко бросила:

— Так это вы вчера приходили к отцу?

— Он вам сказал?

Шила покачала головой.

— Абдул вас описал, ну… я и догадалась.

— Вы заходили к отцу? — удивилась Пэм.

— Да, — не стал отпираться Пуаро. — У нас есть кое-какие общие знакомые.

— Я вам не верю, — отрезала Пэм.

— Чему не верите? Тому, что у нас могут быть общие знакомые?

— Не валяйте дурака, — вспыхнула девушка. — Вы приходили совсем не поэтому…

Она повернулась к сестре:

— Ну что ты молчишь, Шила?

Ее сестра вздрогнула.

— Это… это не имеет отношения к Тони Хокеру?

— При чем тут Тони Хокер? — удивился Пуаро.

Шила, покраснев, удалилась в противоположный угол.

— Не нравится мне этот Хокер, — с неожиданной злостью сказала Пэм, понизив голос. — В нем есть что-то зловещее… и в ней тоже — в миссис Ларкин. Вы только посмотрите на них.

Пуаро проследил за ее взглядом.

Хокер склонился к хозяйке дома. Казалось, он ее успокаивал. До них донесся обрывок их разговора:

— …не могу я ждать. Сейчас или никогда!

— Les femmes[11], — усмехнулся Пуаро, — всегда хотят все получить сию же минуту, разве не так?

Пэм Грант никак не отозвалась на его слова. Опустив глаза, она нервно закладывала и разглаживала складки на юбке.

— Вы, мадемуазель, совсем не похожи на вашу сестру, — светски промурлыкал Пуаро.

Пэм закинула голову назад, словно не желая выслушивать такие банальности.

— Мосье Пуаро, — сказала она, — чем Тони пичкает Шилу? Отчего она так изменилась?

Пуаро взглянул ей прямо в глаза.

— Вы когда-нибудь употребляли кокаин, мисс Грант?

Она замотала головой.

— О нет! Так вот, значит, что это… Кокаин… Но ведь это же очень опасно?

— Что опасно? — спросила вернувшаяся к ним со свежим коктейлем в руке Шила.

— Мы говорим о последствиях приема наркотиков, — пояснил Пуаро. — О постепенном умирании души и тела, об уничтожении в человеке всего человеческого… И тогда — полная деградация личности.

У Шилы Грант перехватило дыхание. Рука ее дрогнула, и коктейль выплеснулся на пол.

— Доктор Стоддард, — продолжал между тем Пуаро, — по-моему, уже описал вам, что представляет собой такое угасание. К наркотику легко привыкнуть, но от этой привычки ох как трудно избавиться. Тот, кто извлекает из подобного выгоду, — настоящий вампир, питающийся человеческой плотью и кровью.

Он повернулся, собираясь уйти. За спиной он услышал возглас Пэм Грант: «Шила!» и вслед за тем едва слышный шепот Шилы Грант:

— Фляжка…

Попрощавшись с мисс Ларкин, Пуаро вышел в прихожую. Там, на столике, рядом с хлыстом и шляпой лежала фляжка. Взяв ее в руки, Пуаро увидел инициалы: Э.Х.

«Интересно, что там внутри», — пробормотал он и легонько встряхнул фляжку. Жидкости внутри не было. Тогда он отвинтил колпачок.

Нет, фляжка была не пуста. Она была до краев наполнена белым порошком…

На террасе дома леди Кармайкл Пуаро взывал к совести Шилы:

— Вы очень молоды, мадемуазель. Я убежден, что вы не представляли себе до конца, чем занимались вместе с вашими сестрами. Вам, как когда-то кобылицам Диомеда, бросали на съедение людей.

Шила содрогнулась и всхлипнула.

— Звучит жутко, — сказала она, — а ведь это правда. Только вот пока доктор Стоддард не поговорил со мной тогда, в Лондоне, я этого не понимала. Он говорил так страстно, что до меня сразу дошло, как ужасно то, чем я занимаюсь… Раньше-то я считала, что это что-то вроде выпивки в неположенное время[12]: многие охотно приплатят, чтобы ее получить, но особого вреда от этого нет.

— А теперь? — спросил Пуаро.

— Я все сделаю, как вы сказали. Я… я поговорю с остальными… Доктор Стоддард, конечно, не захочет больше меня знать…

— Напротив, — уверил ее Пуаро, — и доктор Стоддард, и я готовы помочь вам… Чтобы вы могли начать новую жизнь. Можете нам довериться. Но с одним условием: человек, затеявший все это, должен быть изолирован, а это возможно только с вашей помощью и с помощью ваших сестер. Только наши показания могут отправить его за решетку.

— Вы имеете в виду моего отца?

— Нет, мадемуазель, не вашего отца. Разве я вам не говорил, что Эркюль Пуаро знает все? В полиции легко опознали вашу фотографию. Вы — Шила Келли. Несколько лет назад за неоднократные магазинные кражи вас отправили в исправительное заведение для несовершеннолетних. По выходе оттуда вас разыскал человек, именующий себя генералом Грантом, и предложил работу: быть его «дочерью». Он обещал вам много денег, красивую и беззаботную жизнь, а взамен вы должны были приобщать своих друзей к «травке», всякий раз делая вид, что вам дал ее кто-то другой. С вашими «сестрами» произошло то же самое. Решайтесь, мадемуазель, — добавил он после некоторой паузы. — Этого человека надо разоблачить и предать суду. После этого…

— Да, а что после?

Пуаро хмыкнул и с улыбкой сказал:

— После этого вас посвятят богам…

Майкл Стоддард в полном изумлении уставился на Пуаро.

— Генерал Грант? Генерал Грант? — повторял он.

— Вот именно, mon cher[13]. Вся mise en scène[14] была, что называется, шита белыми нитками. Будды, бенаресские подносы, слуга-индиец! Я уж не говорю о подагре. Подагра — это вчерашний день. Ею страдают весьма и весьма пожилые джентльмены, а не отцы девятнадцатилетних девиц.

Кроме того, я решил провести небольшую проверку. Уходя, я споткнулся и задел его подагрическую ногу. Но «страдалец» был до того озабочен моими словами, что даже не заметил этого! Да, генерал оказался насквозь фальшивым. Tout de même[15], сама идея была хороша. Отставной генерал, всем известный комический персонаж, страдающий разлитием желчи, после отставки оседает не среди своих собратьев, таких же отставных военных, — он выбирает milieu[16], которое обычному служаке не по карману. Здесь живут богатые люди, много приезжих из Лондона, прекрасный рынок сбыта. И кто заподозрит четырех живых, очаровательных юных девушек? Если что-то и выйдет наружу, их сочтут всего лишь невинными жертвами, можете не сомневаться!

— А зачем вы отправились к этому старому хрычу? Хотели его припугнуть?

— Нет, я хотел посмотреть, что произойдет, и долго мне ждать не пришлось. Девушкам были даны четкие указания. На роль козла отпущения был определен Энтони Хокер, на самом деле одна из их жертв. Шила должна была сказать мне о фляжке, но она никак не могла заставить себя пойти на это. И все же, когда другая девушка надавила на нее, выдавила из себя требуемое слово.

Майкл Стоддард поднялся и зашагал взад-вперед по комнате.

— Знаете, — промолвил он, — я постараюсь не терять эту девушку из виду. Я вывел одну теорию относительно преступных наклонностей в переходном возрасте… Семьи таких подростков почти всегда оказываются не слишком благополучными…

— Mon cher, — прервал его Пуаро, — я с глубочайшим почтением отношусь к вашей научной деятельности. Не сомневаюсь, что и в случае с Шилой Келли ваши теории полностью подтвердятся.

— А в других подобных случаях?

— Почему бы и нет? Но насчет маленькой Шилы я уверен совершенно. Ее вы приручите вне всяких сомнений! Она и так уже ест у вас с ладони…

— Что за чушь вы несете, Пуаро, — зарделся как маков цвет Майкл Стоддард.