Вирус Зоны. Кочевница

Глава 2

Неведомо где

Серое и мрачное небо. Даже золоченые купола храма и шпиль колокольни с крестом выглядят как-то тускло и уныло. Местность я не узнаю. Как сюда попал – тоже не помню. Странно и жутко… Наш отряд медленно отступает по парку к храму, огрызаясь короткими автоматными очередями, срезая движущихся на полусогнутых истребителей. Их перемещение кажется неуклюжим, но мне-то хорошо известно, какую скорость они способны развить.

И не только. Есть еще твари, подобные вон тому высокому субъекту с темными волосами и ярко-оранжевыми радужками глаз. Нет, вообще-то подобную пигментацию имеют все истребители, но такой пламенный оттенок свидетельствует об особой опасности особи. Да, так и есть, вот он на мгновение замирает и от души плюет желто-зеленой жидкостью. Рекордсмены Книги Гиннесса по плевкам в длину по сравнению с вожаками истребителей – сущие дети! Пять метров для этих тварей – не расстояние. К счастью, тут они нарвались на опытный народ. Я вижу, как солдат в камуфляжке с АКСУ в правой руке и полицейским щитом в левой успевает этим щитом прикрыть от плевка высокого седоволосого мужчину, одетого, как и все, в камуфляж, но выглядевшего скорее научным работником, чем солдатом. АКСУ изрыгает короткую очередь в сторону плюнувшего, но тот успевает скрыться за спинами обычных особей, и пули его не достают.

Истребители… Когда-то все они были людьми, а теперь стали кровожадными убийцами, из которых лишь некоторые сохранили остатки разума – огненноглазые вожаки. Зона влияет на все – психическое состояние и физический облик. Механизм подобных изменений до конца не установлен. Я слышал, научный отдел АПБР занимается в том числе и этим, но пока высказываются только гипотезы об излучении Обломков и созданных ими Объектов. Невидимые лучи – как радиация, только действуют быстрее, и эффект проявляется более заметно.

Тварей много, и они, похоже, твердо намерены нами пообедать. А может быть, поужинать или позавтракать? Черт разберет это хмурое небо – утро, день или вечер на дворе, не поймешь! Вот один истребитель подбирается ко мне достаточно близко, и я работаю на рефлексах – вскидываю автомат и стреляю. Очень короткой очередью: ему, чтобы сдохнуть, хватит, а патроны экономятся.

Идущий рядом щуплый очкарик с ан-детектором в руке говорит мне что-то, но я не разбираю слов из-за грохочущих автоматов и переспрашиваю.

– Аномалия, говорю, на месте памятника Святителям. Его не видно, заметил?

На всякий случай киваю, хотя понятия не имею, о чем он говорит. Какая аномалия? Какой памятник? Где я вообще?!

Глаза мои, видимо, отражают определенную долю непонимания, но он толкует мой взгляд по-своему и отвечает на возникший, по его мнению, в моей голове конкретный вопрос:

– Не ТА аномалия, хотя место для нее вроде бы подходящее. Обычный Провал.

Так, становится немного яснее. С Провалами мне сталкиваться уже приходилось, правда, нечасто, поскольку появились они совсем недавно. И «обычными» я бы их не назвал. Провалы – одни из немногих малых аномалий, которые не просто создают особые условия вокруг себя, но и меняют захваченную ими часть пространства, превращая его в некую бездонную дыру. А может, и не бездонную, я не проверял и как-то не горю желанием это сделать. Провалы – на редкость опасная штука. Днем они притягивают истребителей, а ночами из них такое лезет… Впрочем, очкарик, судя по всему, – научник из АПБР, и для него Провал вполне может быть уже достаточно заурядным явлением, хотя подобные ему специалисты обычно изучают их дистанционно и крайне редко лезут на передовую. Тут, видимо, что-то заставило. А страха в глазах не заметно. Только любопытство. Типаж безбашенного ученого? Может быть, однако в любом случае очкарику респект! Нет ничего хуже, чем защищать истерящих от паники гражданских. Итак, очень похоже, что это – экспедиция АПБР, а я в охране. Хотя застрелите меня, если я помню, как здесь оказался!

Твари отстают, когда до храма остается немногим более пятидесяти метров. Их потери довольно велики, а у нас только двое раненых – один из охраны и один научник. Мне наконец удается спокойно оглядеться, и сердце екает: среди сотрудников АПБР мелькает что-то знакомое – фигура, прическа (волнистые каштановые локоны, забранные в хвост, по-походному). Неужели?! Повернись же, ну! Девушка так и делает, словно слышит, и от взгляда ее глубоких, как Байкал, голубых глаз душа привычно замирает. Агнешка! Она не видит меня, смотрит будто сквозь, явно чем-то обеспокоена. Хочется поднять руку и помахать ей, но рядом раздается хмыканье. Очкарик на сей раз удивительно некстати. И смотрит он туда же, куда и я, а потом бросает на меня сочувствующий взгляд.

– Что, брат, нравится, да? Губа у тебя не дура, только лучше забудь ее.

– Почему? – хрипло спрашиваю я.

– Занята она. По слухам, жених у нее крутой. – Он понижает голос, чтобы его слышал только я. – Говорят, из независимых сталкеров. В Муромской Зоне работает. Олегом зовут, кажется.

Вот ни фига себе заявочки! А я тогда кто? Адмирал Иван Федорович Крузенштерн?! Зеркала нет, и посмотреть мне некуда. Но пока я пытаюсь сообразить, что за фигня творится…

– Что за ерунда?! – восклицает очкарик.

Я смотрю на него, а он – на свои часы, явно совмещенные с каким-то хитрым научным прибором.

– В чем дело? – интересуюсь я.

– Пси-детектор зашкаливает. Ни с того ни с сего…

Мне становится холодно. Не целиком, а только спине, по которой пробегает волна озноба. Жуткая догадка заставляет лихорадочно оглядеться по сторонам… Так и есть! Вон там, в глубине парка, в направлении Провала, от которого мы только что с боем отступали, стоит черная человеческая фигура. Твою же мать! Поворачиваюсь к остальным, чтобы выкрикнуть предупреждение, и спотыкаюсь глазами о замершее, будто мертвое лицо очкарика с остановившимися пустыми глазами. А в руках у него пистолет. Он подносит его к подбородку и нажимает спуск. Выстрел в тишине кажется оглушительным, а мне в лицо брызгает темным и теплым…

Рывок! И реальность принимает меня в свои не слишком-то ласковые, заполненные болью объятия. Я полусижу, опираясь на локти, на пружинной койке. Сердце колотится как бешеное, а на лбу холодный пот. И что это было: сон, бред? И где я сейчас, черт побери?!

Карантин АПБР

Карантин АПБР – довольно неприятное и тоскливое место. Мне приходилось пару раз бывать в нем по возвращении из-за Периметра: однажды меня неофициально привлекли к спасательной операции, а второй раз заловили, когда я водил в Зону «туристов». Тогда удалось обойтись условным сроком. Сейчас на это надеяться не приходилось. Заняться в карантине решительно нечем. Средств связи нет – ни позвонить, ни выйти в сеть. Посетителей, естественно, тоже никаких, до тех пор, пока не станет ясно, что я не притащил из Зоны никакую заразу. Только врачи, иголки, лекарства и пробирки с кровью. Много пробирок с кровью. Короче, прав меньше, чем у заключенных. И сей процесс может тянуться неделями. А в данном случае дополнительно «вдохновляло» то, что после всех тестов мной плотно займется служба безопасности АПБР, и вот уж они с меня с живого не слезут.

Первичные показания по нашему делу я дал через сутки после того, как пришел в себя. Лично полковнику Одинцову, куратору Московского сектора АПБР. Естественно, по телефону, который унесли сразу же после того, как завершился наш разговор. Умолять бесполезно: персоналу карантина дано строжайшее указание – никаких телефонных разговоров, кроме специально санкционированных по защищенному каналу. Кроме того, я не просто пациент карантина с неподтвержденным статусом безопасности для окружающих, а еще и преступник, обвиняемый в особо тяжком… Им, строго говоря, и общаться-то со мной запрещалось, так что нечего было и рассчитывать на получение хоть какой-нибудь информации.

На самом деле именно это и было в моем положении самым мучительным: неизвестность и невозможность самому предпринять какие-нибудь действия, чтобы ее развеять. Я мог лишь предполагать, что Агнешка отправилась с экспедицией АПБР в новообразованную Владимирскую Зону – на это недвусмысленно намекали мои сны, повторявшиеся с удручающей регулярностью. Причем, судя по ним, у экспедиции там возникли нешуточные проблемы.

Быть может, глупо строить замок своих умозаключений на столь шатком фундаменте, как сны, но я отчего-то был уверен, что это не просто кошмары. Правда, на чем зиждется эта моя уверенность, я тоже не мог себе внятно объяснить. Что-то во мне весьма серьезно изменилось после этого визита в Зону. Нет, я не сошел с ума и даже не подвинулся, хотя поначалу такие предположения у меня тоже возникали. Изменения были более глубокими и, я бы сказал, качественными. Вряд ли это вызванные Зоной мутации – перед походом я вколол себе антинову, а РПД я превысил всего на несколько часов. Тогда что? Я начал видеть и слышать то, что не в состоянии видеть и слышать другие? Да, если только это не остаточные галлюцинации после двойной пси-атаки, которую я чудом пережил. Скорее всего из-за нее меня тут так долго и мурыжат. В противном случае мной бы уже давно занимались дознаватели, а то и суд: чего там рассусоливать, когда в машине нашли пробирки с кровью Измененных?! Улики убойные и неопровержимые, позволяющие отправить меня почти напрямую из Зоны аномальной в зону строгого режима.

К тому же был еще один вопрос, который не шел у меня из головы: почему Черный Сталкер, или с кем мы там повстречались, оставил меня в живых? Теперь времени поразмышлять на эту тему у меня было с избытком, но без фактов все эти размышления – в пользу бедных. Погибший в Краснотайгинске Вадим Низовцев переродился в качестве фантома-убийцы с могучей психосилой? А наткнувшись на меня и принявшись взламывать мое сознание, он пробудил в себе старые воспоминания, которые, собственно, и не позволили ему довести дело до конца? Случайно ли пересеклись наши пути, или его отправили персонально за мной? А если второе, то кто отправил? Или что? Мозги свихнешь!

А еще я не знал, удалось ли выкарабкаться Григорию, но очень надеялся, что да. Потеря одного друга и так уже стала для меня тяжелым ударом. Потерять тут же еще и второго – это нокаут. И подниматься после такого можно долго. Между тем относительно участи Ещенко меня тоже держали в неведении. Садисты чертовы! Именно здесь, в карантине, из-за вынужденного безделья и отсутствия всякой информации о близких и дорогих тебе людях можно возненавидеть в себе человека за невозможность не думать, не тревожиться, не домысливать и не наращивать свои страхи, которые час за часом, день за днем изнуряют тебя до последней степени. И спасения от них нет ни днем, ни ночью. Сон тоже не приносил облегчения, каждый раз вываливая на меня очередную порцию кошмаров с Агнешкой в главной роли. Если верить моим снам, то от экспедиции АПБР постепенно оставалось все меньше и меньше. Смерти Агнешки я пока не видел, но утешало это слабо. Время идет, а я торчу здесь, не имея возможности хоть как-то помочь моей девушке, оказавшейся в опасности. Более того – я отсюда и не выйду. По крайней мере на свободу. И как минимум в течение двадцати лет…

Когда дверь моей палаты-камеры вдруг открылась, я аж вздрогнул от неожиданности. Дело в том, что врачи с уколами и тестами приходили ко мне строго по расписанию, а доставка еды осуществлялась через специальный мини-лифт в углу. Информация о времени была единственной, которую я мог получать, благодаря висевшим над дверью палаты электронным часам. В данный момент они показывали 17:30. В это время ко мне никто не должен приходить.

Вошедший был в белом халате, который сидел на нем так, что не оставалось сомнений – носить его визитер не привык. И то хлеб – хоть что-то сдвинулось с мертвой точки. Сейчас мне начнут задавать вопросы, а потом (как знать?), может, и премируют ответами на парочку моих. Посетителя я не знал, но лицо его выдавало волевого и властного человека, привыкшего отдавать приказы и обладающего определенными полномочиями. Интересно… Похоже, меня удостоила вниманием если не важная шишка, то уж точно не рядовой дознаватель. Не крутовато ли для допроса простого сталкера, пусть даже и совершившего тяжкое преступление? Впрочем, тут-то все как раз прояснится в самое ближайшее время. Приличия ради я поднялся навстречу ему.

– Здравствуйте, господин Катаев, – ровным голосом произнес незнакомец, не сделав попытки протянуть руку для пожатия. Оно и понятно – с чего бы апэбээровскому чину ручкаться с преступником?

– Добрый вечер, – нейтрально отозвался я. – С кем я говорю?

– Одинцов Сергей Николаевич, куратор Московского сектора АПБР.

Ого! А я был прав – передо мной величина, причем весьма приличного уровня.

– Какая честь! – произнес я медленно, пряча напряжение за иронией. – И чем я только заслужил?

– Зря иронизируете, – не моргнув глазом ответил он. – И насчет «заслужили» не извольте сомневаться. Операцию в Миленках помните?

Еще бы я не помнил! Это было семь лет назад. Единственный раз, когда мне пришлось поработать в одной упряжке с официальными структурами. Проводилась масштабная спасательная операция, а основные силы АПБР были прикованы к Печорской Зоне, которую тогда пытались «закрыть», и нужны были все опытные люди… С тех пор мы с АПБР были только по разные стороны баррикад. Но меня, как видно, запомнили, к счастью.

– Разумеется.

– Не будь ее, вы бы сейчас общались с дознавателями. Впрочем, следствие было бы коротким. Вы сами понимаете, в каком плачевном положении находитесь.

Конечно, я понимал. Равно как и то, что разговоры эти – не по доброте душевной и не просто в память о моих былых заслугах, и АПБР от меня что-то нужно. Очень нужно, раз пришел сам куратор Московского сектора. Кстати, пришел без всяких средств защиты, если не считать черной бусины пси-блокиратора за мочкой правого уха. Хороший знак!

Поймав мой взгляд, куратор улыбнулся:

– Верные выводы делаете: тесты показали, что биологической угрозы от вас не исходит. Но вот с вашим сознанием все не так просто. Не скрою, у меня есть к вам дело, которое, если вы согласитесь сотрудничать, поможет существенно смягчить вашу незавидную участь. Но говорить с вами о нем я смогу, только когда будет ясно, что пси-атаки созданий Зоны не изменили ваше сознание и оно не контролируется кем-то извне.

– А когда это будет ясно?

– Завтра. Мы проведем последнюю серию тестов, а потом вас навестит еще один специалист.

– Кто, если не секрет?

– Наш штатный экстрасенс. Класса «позитив».

– Ого!

– Его уровень таков, что проведенному им психотестированию мы сможем доверять практически безоговорочно. Скрыть от него вам ничего не удастся. Он выявит даже то, о чем вы сами можете не подозревать.

– Что же, я готов. Мне скрывать нечего – все самое плохое обо мне вы уже знаете.

Одинцов слегка усмехнулся:

– Ну-ну… Впрочем, ваша готовность сотрудничать внушает оптимизм.

– А можно вопрос?

– Все вопросы после вашей встречи с «позитивом»… если мы придем к соглашению.

– Хотя бы скажите, Григорий, мой напарник, жив?

Куратор слегка поколебался, потом нехотя ответил:

– Да, жив, но пока без сознания. Это все, что я могу вам сказать, – резко предупредил Одинцов мои дальнейшие расспросы. – Надеюсь, завтра ситуация изменится. До встречи, господин Катаев!

Он ушел, и впервые за все время пребывания в карантине я был рад остаться один – мне было о чем подумать.