Когда дружба провожала меня домой

5. Мама

– Ладно, мой ответ – да, – сказала мама. Я даже не успел у нее ничего спросить. Завидев у меня на руках этого хитреца, она тут же согласилась. – А теперь понесли его в ванную.

– Спасибо, мам.

Я всегда, сколько себя помню, хотел собаку, но мы решили дождаться переезда во Флориду. К счастью, сейчас мама не стала возражать.

– Он выбрал тебя не просто так, – сказала она.

– Ага, потому что я первый болван, который его покормил.

Она потрепала меня по голове:

– Наша жизнь – это дорога, Путешественник.

– Ага, та еще поездочка.

– Никогда не забывай, что подъем в гору – самая лучшая часть этого пути.

– Забудешь тут: ты напоминаешь мне об этом по два раза на дню.

Моей маме шестьдесят семь лет. Волосы она не красит и все время стрижет их коротко – никаких тебе заморочек. Наверное, сейчас вы производите в голове подсчет: из ее возраста вычитаете мой. Когда я у нее появился, ей должно было быть за пятьдесят, так? Вот только все было иначе. Потому что она взяла меня уже десятилетним.

– Дай мне полотенце, – попросила мама.

Мы насухо вытерли пса. Кто бы мог подумать, что эта дворняга окажется такой симпатичной? Шерсть торчала во все стороны. Промытые глаза светились золотисто-коричневым. Я засунул его язык обратно в пасть, но тот снова вывалился.

– Надо бы его откормить, – сказала мама.

То, что она так быстро согласилась на собаку, заставило меня задуматься.

– Мам, те дети в приюте… Ты же могла усыновить любого из них. Я всегда боялся спросить, но почему ты выбрала именно меня?

– А почему ты боялся спросить? – удивилась она и принялась поджаривать бифштекс.

– Просто порой мне кажется, что, если я об этом заговорю, все исчезнет. Моя жизнь здесь, в этой квартире. Моя собственная комната. Наш ужин за просмотром телевизора. Ты и я.

– Путешественник, – проговорила она. – Мы с тобой никуда не исчезнем. Мы будем существовать вечно. Ты же это знаешь, да?

– Конечно.

– Ты совсем не умеешь врать, сынок.

– А откуда ты знаешь, что я вру?

– Потому что ты при этом так очаровательно распахиваешь глаза, чересчур широко, и отводишь взгляд вправо. Бен, послушай меня. Когда Лаура внезапно умерла, я оказалась на распутье. Мы всегда с ней хотели помогать сиротам, и тогда я решила: если я найду ребенка, который действительно во мне нуждается, то заберу его. – Она перестала готовить и уставилась на меня отрешенным взглядом. – Я просто знала, что ты должен стать моим сыном.

– Но как ты это поняла?

– Магия.

Она уже говорила не со мной, а смотрела мимо меня, на фотографию, висящую на стене над кухонным столом. Каждый вечер, за ужином, на нас глядела с нее мамина подруга Лаура. У нее была искренняя улыбка, а не вымученная, как это бывает на фото. Она болела той формой рака, при которой страдают клетки крови.

– Ты бы очень ей понравился, – проговорила мама. А потом, словно очнувшись, вернулась к готовке. – Здесь не очень много, ты не наешься. Может быть, закажешь еще китайской еды?

Теперь уже она врала. На сковородке было полно бифштексов, даже несмотря на наличие собаки. Но я-то понимал, что она просто хочет немного побыть одна. Потому что не любила показываться передо мной грустной.

– Мам, знаешь, у нас в магазине появился новый сорт чеддера. Он очень вкусный.

– Это хорошо. Эй, у нас же тут новый друг! Как ты его назовешь?

– Еще не знаю.

– Ты поймешь, когда услышишь.

Из пояса от своего банного халата я соорудил собаке поводок, но тот не пригодился. Всю дорогу до «Волшебного дворца»[4] и обратно он трусил рядом со мной и ни на минуту не сводил глаз. Даже во время еды не переставал на меня глядеть. И пока мы после ужина смотрели «Звездный путь 2: Гнев Хана», он все так же следил за мной. Было в его глазах что-то такое, что трудно описать. Какое-то золотистое спокойствие. Которое должно отражаться и в его имени.

– Почему ты улыбаешься? – спросила мама.

– Не знаю, – ответил я, хотя ответ мне был известен. Вроде бы обычный вечер в кругу семьи, но такой идеальный и безопасный. Мама, я и собака. – Может, назовем его Вуди?

– И будет Вуди Коффин?[5]

– Ты права, плохой вариант.

– Коффин – непростая фамилия, – произнесла она.

– Она классная. Помнишь, как ты сказала мне, что я могу остаться Смитом, если фамилия Коффин кажется мне слишком жуткой? – Среди усыновленных детей встречалось множество Смитов, Джонсов и Вашингтонов. – День, когда ты дала мне свою фамилию, был самым лучшим.

– Да, это был прекрасный день.

– Тогда я почувствовал себя другим, будто наконец стал немного ближе к тому человеку, которым хотел быть, пусть и не знал кем именно.

– Мне приятно это слышать. Ну же, не смущайся. Ой, Бен, похоже, твой друг требует внимания.

Наш новый обитатель спрыгнул с моих коленей и подбежал к двери. Поднял лапу и один раз гавкнул. Я вывел его на улицу и он тут же пописал на бордюрный камень.

Когда пришло время спать, он забрался ко мне под футболку и устроился под мышкой. Я приподнялся, чтобы посмотреть на него. Его голова лежала на моей груди, а на меня смотрели золотисто-карие глаза. Тут я вдруг осознал, что не пользовался ингалятором с самой библиотеки и при этом дышал нормально. Я погладил его по шерсти, но не выпало ни одного волоска. Обычно мои легкие работали лучше в присутствии собак, которые не сильно линяют.

– Какой же ты классный, – сказал я. Пес дернулся к моему лицу и лизнул в губы. – Кроме запаха изо рта. Фу.

Проснувшись на следующее утро, я обнаружил пса сидящим напротив постера Чубакки – семифутовый вуки[6] в полный рост, – этот постер я повесил на книжный шкаф. Склонив голову, мой новый приятель смотрел на него с таким видом, будто говорил: «Никогда не видел более странной собаки».