Когда корпорации правят миром

1. От надежды к кризису

Вторая половина XX века была, возможно, самым удивительным период во всей истории человечества. Наука разгадала бесконечно много секретов материи, пространства и жизни. Мы практически заполонили всю планету собой, своей технологией и сложной организацией. Мы отправились за пределы нашего мира, на Луну, и долетели до звезд. Каких-нибудь пятьдесят лет назад,в течение жизни моего поколения, многое из того, что мы сегодня принимаем как само собой разумеющееся, как предметы, необходимые для хорошей, обеспеченной жизни, было недоступно или вовсе не существовало. Сюда входя реактивный самолет и трансконтинентальные воздушные путешествия, компьютеры, микроволновые печи, электрические пишущие машинки, фотокопировальные аппараты, телевидение, сушилки, кондиционирование воздуха, скоростные автомагистрали, огромные торговые центры, факсимильные аппараты, противозачаточные таблетки, искусственные органы, комфортабельны жилые микрорайоны в пригородах и химические пестициды — вот лишь небольшая часть списка. В течение этого же самого времени появились первые важные институты глобального управления: Организация Объединенных Наций. Международный валютный фонд, Всемирный банк и Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ). Западная Европа превратилась из континента, где сталкивались интересы враждующих между собой государств, в мирный и процветающий политический и экономический союз. Конфликт сверх держав, конфликт между Востоком и Западом с его мрачным призраком ядерного апокалипсиса теперь кажется далекой историей, а на его место пришли деловые соглашения, финансовая помощь, а также научный и культурный обмен. Демократическое правление распространилось по всему миру и пришли страны с авторитарным управлением. Мы победили многие из ранее неизлечимых заболеваний, такие как оспа и полиомиелит, увеличили продолжительности жизни в развивающихся странах за последние тридцать лет более чем на греть сократили более чем наполовину смертность детей в возрасте до пяти лет.

Одной из самых серьезных задач второй половины нынешнего столетия был экономический рост и расширение торговли, и нам удалось достичь невероятного успеха в том и в другом. Объем производства в мире вырос с 3,8 трлн. долл в 1950 до 18,9 трлн. в 1992 году (в долларах 1987 года) — почти пятикратный рост. Это означает, что в среднем в течение каждого из четырех последних десятилетий мы добавляли к валовому выпуску больше, чем с момента, когда первый пещерный человек смастерил первый каменный топор, до середины нынешнего столетия. В течение того же периода мировой торговый оборот увеличился с 308 млрд долл. до 3,554 млрд. (в долларах 1990 года) — увеличение в 11,5 раза, или более чем в два раза быстрее, чем рост экономического производства. Более миллиарда людей ныне живут в условиях изобилия.

Это лишь немногие из удивительных достижений второй половины столетия. Мы подошли к такому периоду истории, когда кажется, что у нас действительно есть знание, технология и организационные возможности осуществить самые дерзкие цели, включая искоренение бедности, войн и болезней. Он должен стать временем надежд на новое тысячелетие, когда люди окончательно избавятся от забот о хлебе насущном и безопасности и устремятся к новым горизонтам в сфере общественной, научной и духовной жизни.

Лидеры и институты, сулившие нам золотой век, не сдерживают своих обещаний. Они забрасывают нас предсказаниями о новых удивительных технологических устройствах, таких как самолетные кресла с индивидуальными телевизорами, и о информационной супермагистрали, которая позволит нам отправлять сообщения по факсу, пока мы принимаем солнечные ванны на пляже. Однако то, что нам нужно больше всего, — надежный источник существования, достойное место проживания, здоровая и ничем не зараженная пища, хорошее образование и медицина для наших детей, чистая и здоровая среда обитания, — кажется, становится все более недоступным для большинства людей.

Все меньше людей верят в то, что их экономическое будущее надежно обеспечено. Семейные связи и контакты с нашими ближайшими соседями, которые давали нам ощущение безопасности распадаются. Природная среда, благодаря которой мы удовлетворяем наши насущные потребности, испытываете возрастающее давление. У нас остается все меньше доверия к нашим основным институтам, а мыслящие люди во всем мире чувствует глубокое и все растущее подозрение, что с миром творится что-то очень неладное. И подобное положение дел складывается в каждом уголке мира, указывая на глобальный крах наших институтов.

Даже в самых богатых странах высокий уровень безработицы, сокращение штатов в корпорациях, снижение реальной заработной платы, большая зависимость от временных работ и работ по совместительству безо всяких льгот и ослабление профсоюзов создают растущее чувство экономической уязвимости и приводят к сокращению среднего класса. Те. кто сохраняет работу, работают больше рабочих часов, имея в го же время несколько работ по совместительству и реально получая за это меньше денег. У многих молодых людей, особенно среди национальных меньшинств, остается мало надежды когда-нибудь найти работу, которая может обеспечить их основные жизненные потребности, не говоря уже о финансовой обеспеченности. Высокие ученые степени и профессиональные навыки тех, кто потерял работу, — а вместе с ней источник дохода и уверенности будущем — отнюдь не служат подтверждением той мысли, что безработицу можно ликвидировать, улучшив систему образования и профессиональной подготовки. Как в богатых, так и в бедных странах по мере усиления конкурентной бор: за природные ресурсы, жизненное пространство и места для сбрасывания отходов, те кто жил за счет мелких фермерских хозяйств, рыбной ловли и других видов деятельности, основанных на ресурсах, теперь видят, как эти ресурсы в угоду меньшинству экспроприируют, а их самих бросают на произвол судьбы. Люди неимущие беспомощно наблюдают за тем, как место их проживания превращается в свалку или промышленную зону с дымным производством.

Мелкие собственники — фермеры и ремесленники, — некогда составлявшие основу небогатых, но устойчивых поселений, теперь вынуждены сниматься с насиженных мест, превращаясь в безземельных бродячих батраков, оторванных от семьи и родного угла. Сотни тысяч маленьких детей, у многих и которых нет родителей, добывают себе пропитание попрошайничеством, воровством, копанием в помойных бачках, продажей своего тела и случайно мелкой работой на улицах больших городов Азии, Африки и Латинской Америки. Согласно подсчетам, только в Таиланде, Шри-Ланке и на Филиппинах 500 000 детей занимаются проституцией. Все чаще миллионы людей оставляют свои дома и семьи в поисках возможностей и средств к существованию. Вдобавок к 25—30 млн. людей, работающих за пределами своей страны как законные эмигранты, согласно оценкам, имеется еще 20-40 млн. незаконных рабочих-эмигрантов — беженцев, не имеющих законных прав, а фактически и элементарных бытовых условий. Некоторые из них, особенно женщины, содержатся под стражей и подвергаются чудовищным сексуальным, физическим надругательствам и психологическим издевательствам.

Мир все более разделяется на тех, кто купается в умопомрачительной роскоши, и тех, кто живет в унизительной нищете, рабстве, не имея уверенности в будущем. В то время как главные управляющие корпораций, инвестиционные банков, финансовые спекулянты, спортсмены и знаменитости получают многомиллионные доходы, приблизительно 1 млрд. жителей Земли отчаянно пытается выжить, имея на пропитание менее 1 доллара на день. Для того чтобы увидеть это, вовсе не нужно ездить в Африку. Я наблюдаю это каждый день в одной квартале от дома, где я живу, в центре Нью-Йорка. Длинные сияющие лимузины с вышколенными шоферами и встроенными барами и телевизорами высаживают пассажиров с элегантными прическами у модных, дорогих ресторанов, а рядом на обочине кутаются в тоненькие одеяла нищие, пытаясь согреться.

Доказательства социальной напряженности в результате такого положения дел видны повсеместно: в растущем уровне преступности, росте потребления наркотиков, увеличении числа разводов, самоубийств среди детей, в росте бандитизма; растущем числе политических, экономических и экологических беженцев; даже в изменяющейся природе организованных вооруженных конфликтов. Количество особо тяжких преступлений растете ужасающей скоростью во всем мире.

Почти недостижимая мечта миллионов юных американцев — просто жить в стабильной семье и дожить до взрослого возраста. Более половины всех детей в Соединенных Штатах вырастают в неполных семьях . В среднем каждый день 100 000 американских школьников приносят в школу огнестрельное оружие, и 40 школьников получают огнестрельные ранения или погибают. Редко в каком городе или даже небольшом городке люди не опасаются за себя за свое имущество. Личные телохранители и системы безопасности — один из крупных и быстро растущих бизнесов во всем мире.

Согласно исследованиям, более трети замужних женщин в развивающих странах подвергаются побоям. Одна из каждых 2000 женщин в мире становится жертвой изнасилования. Каждый год до 9000 женщин в Индии погибают в результате конфликтов, связанных с приданым невесты .

В эпоху «мира», начавшуюся в 1945 году после окончания Второй мировой войны, более 20 млн. людей погибли в вооруженных конфликтах. Только три из восьмидесяти двух вооруженных конфликтов в период с 1989 по 1992 год были между странами. В остальных конфликтах воюющие убивали своих соотечественников. Девяносто процентов жертв войны в начале нынешнего столетия были военные. В конце этого же столетия 90% жертв составляло гражданское население .

Увеличение числа внутренних конфликтов является основной причиной вызывающего тревогу количества беженцев в мире. В 1960 году, по данным ООН, в мире насчитывалось 1,4 млн. беженцев. К 1992 году эта цифра выросла до 18,2 млн. Вдобавок, согласно оценкам, еще 24 млн. перемешенных лиц находятся в пределах своих стран .

Что касается окружающей среды, то, хотя в отдельных местах были достигнуты значительные успехи в уменьшении загрязнения воздуха и очистке рек от загрязнений, общий экологический кризис расширяется. Постоянно висящую над нами угрозу ядерной войны заменило постоянно возрастающее воздействие потенциально опасного ультрафиолетового излучения, по мере того как защитный озоновый слой становится все тоньше. Молодое поколение растет, не ведая о том, ждет ли их или нет участь экологических беженцев в результате изменения климата, которое угрожает растопить шапки полярного льда, затопить обширные прибрежные зоны и превратить плодородные сельскохозяйственные угодья в пустыни.

Даже при нынешней численности населения почти миллиард жителей планеты каждый вечер ложатся спать голодными. И в то же время почвы, от которых зависит само наше существование, истощаются быстрее, чем природа может восстановить их плодородие, а некогда обильные рыбные районы оскудевают в результате интенсивного лова. Во многих местах стала ощущаться нехватка воды, и не только в результате временных засух, но также по причине падения уровня грунтовых вод и водозабора из рек в размерах, превышающих их способность к восполнению воды. Мы слышим о населенных районах, погибающих из-за истощения лесных и рыбных запасов, и о людях, таких как мы сами, которые узнают, что они и их дети постоянно получают отравление из-за химического и радиоактивного заражения пищу, которую едят, воды, которую пьют, и земли, по которой они ходят.

Пока мы ждем, что какое-нибудь новое технологическое чудо расширит эти очевидные пределы продолжающейся экономической экспансии, каждый год население планеты увеличивается на 88 млн. жителей. Каждый новый житель Земли претендует на гарантированную и справедливую долю уменьшающегося богатства планеты. В 1950 году, когда я переходил в старший класс, население мира составляло 2,5 млрд. человек. С тех пор оно более чем удвоилось, достигнув 5,5 млрд. и, согласно оценкам ООН, должно снова удвоиться за следующие 35 лет. Следует помнить, что демографы делают расчеты предполагаемого роста населения на основе математических моделей, исходя лишь изданных роста рождаемости. Он не принимают в расчет несущей способности планеты. Принимая во внимания экологическую и социальную напряженность, обусловленную нынешней численностью населения, вполне возможно, что если только мы не сократим добровольно нашу численность, за нас это сделают голод, болезни и социальные потрясения задолго до следующего удвоения.

Вместе взятые, эти проявления слабости общественных человеческих институтов составляют трехсторонний человеческий кризис углубляющейся нищеты социального распада и разрушения природной среды. Большинство составляющих этого кризиса имеют одну важную общую черту: для их решения требуются действия на местах — от дома к дому и от населенного пункта к населенному пункту. А эти действия возможны лишь в том случае, когда местные ресурсы находятся в руках местных жителей. Наиболее насущные и нерешенные проблемы жителей Земли — это обеспеченность продовольствием, нормальные жилищные условия, одежда, здравоохранение и образование, отсутствие которых означает истинные лишения. За редким исключением основные ресурсы и возможность удовлетворить эти потребности уже найдены почти во всех странах — если бы только люди, управляющие ресурсами, захотели считать удовлетворение этих основные потребностей своей главной задачей. Для местных жителей совершенно естественно ставить эти потребности во главу угла. Однако, если ресурсами управляют издалека, то, как правило,верх берут совсем другие приоритеты.

К сожалению, в современном мире последнее слово редко принадлежит местным жителям. Решения чаще принимают или чиновники центральной правительства, или корпорации из своих дальних офисов — и те и другие не имеют ни возможности, ни желания решать местные проблемы. Это создает кризис доверия к нашим основным институтам.

Опросы общественного мнения показывают растущее чувство личной неуверенности и потерю во всем мире доверия к основным институтам. Это отношение общества особенно показательно в Соединенных Штатах, стране, которая для многих людей во всем мире является эталоном процветания, демократии и потребления товаров высокой технологии. Здесь опросы говорят о том, что подавляющее большинство американцев мечтает не о быстрых спортивных машинах модной одежде, деликатесах, телевизорах с огромным экраном и загородных виллах, как хотят нас убедить средства массовой информации. Они мечтают скорее о достойной и спокойной жизни , которую американские институты не обеспечивают. В наше время американцы больше всего боятся потерять работу. Сегодня лишь 51% работающих не в сфере управления заявили, что чувствуют уверенность в сохранении работы, а не 75%, как десять лет назад. Подобное снижения чувства уверенности в сохранении работы мы наблюдаем и у работников управленческого аппарата . Пятьдесят пять процентов взрослого населения США больше не верят в возможность добиться лучшей жизни для себя и своей семьи усердной работой и игрой по правилам .

Согласно ежегодному опросу общественного мнения социологической организации Луиса Харриса, индекс доверия к руководителям двенадцати главных институтов США упал со 100 в 1966 году до 39 в 1994-м. В самом низу списка оказались Конгресс США (8% анкетируемых выразили большое доверие), исполнительная ветвь правительства (12%), пресса (13%) и крупнейшие компании (19%). Вместе с тем «индекс отчужденности» — который свидетельствует о чувстве экономического неравенства, презрении к власть имущим и бессилии - вырос с низкого уровня в 29% в 1969 году до 65% в 1993 году. Отчет Института Кеттеринга уловил настроение американских избирателей: «Американцы... считают, что нынешняя политическая система совсем не прислушивается к голосу общественности. что ей управляет класс профессиональных политиков, ее контролируют не голоса избирателей, а деньги». Международные опросы, проводимые в других промышленно развитых странах, показывают сходные результаты .

Доверие к нашим главным институтам и их лидерам упалотак низко, что ставит под сомнение само их право представлять общественные интересы — и вполне обоснованно. На пороге обещанного ими золотого векаэтц институты работают лишь для небольшой кучки счастливчиков. Что касается остальных, они катастрофически неспособны выполнить обещания, которые не когда казались нам вполне реальны.

2. Конец открытой границы.

В чем дело? Почему мечта, которая должна быть в пределах досягаемости превращается в кошмар? Фундаментальную природу нашей проблемы ярко выразил в 1968 году Кеннет Болдинг в классическом эссе «Экономика грядущего космического корабля по имени "Земля"» . Он высказал предположение, что наша проблема объясняется тем, что мы ведем себя подобно ковбоям на пространствах с открытой границей, тогда как на самом деле мы обитаем на живом космическом корабле с тонко сбалансированной системой жизнеобеспечения.

В чем отличие жизни ковбоя от жизни астронавта? Ковбои ранних пограничных общин, например, на американском западе, жили на обширных, малонаселенных территориях, чрезвычайно богатых материальными ресурсами, которые казались неисчерпаемыми. Если не считать местных жителей, полагавших, что права на эту землю принадлежат им, все было ничьим, — бери, что хочешь, пользуйся, выбрасывай за ненадобностью, и пусть дальше заботятся обо всем земля и ветер. Возможности для тех, кто хотел работать, казались безграничными, и всякий, кто считал, что приобретения для одного означают потери для другого, справедливо воспринимался как недалекий, лишенный воображения человек. Пусть каждый человек конкурирует с остальными в поисках своей удачи, ожидая при этом, что достижения каждого в конце концов будут достижениями общества в целом.

Астронавты живут на космических кораблях, мчащихся в космическом пространстве с людскими экипажами и с бесценным и ограниченным запасом ресурсов. Все должно поддерживаться в равновесии, вторично перерабатываться, и ничего нельзя выбрасывать. Показатель благосостояния не в том, насколько быстро экипаж может употребить свои ограниченные запасы, а в том, насколько эффективно его члены поддерживают свое физическое и умственное здоровье, общие запасы ресурсов и систему жизнеобеспечения, от которой они все зависят. Все, что выброшено, то потеряно навсегда. Все, что накапливается без вторичной переработки, отравляет жизненное пространство. Члены экипажа действуют как одна команда в интересах всех. Никому и в голову не приходит заняться излишним потреблением, если не удовлетворены насущные потребности всех и если нет достаточного запаса на будущее.

Аналогия Болдинга выражает основную истину. Современные общества занимаются ковбойской экономикой в мире, который стал космическим кораблем. Мы по-прежнему пользуемся дарами природы и ее услугами по утилизации отходов как бесплатными и бесконечными; мы прославляем сильных и приравниваем прогресс к бесконечному увеличению уровня нашего потребления. Так же, как мы полагаем, что древние египтяне оценивали себя, отчасти исходя из размеров пирамид, будущая цивилизация, возможно, будет считать, что мы измеряли свой прогресс величиной мусорных свалок. Жизнь на космическом корабле с привычками ковбоев имеет трагические последствия:

• она создает чрезмерные нагрузки на системы жизнеобеспечения, приводя к их отказу, и понижает уровень человеческой деятельности, который они в конечном итоге могут поддерживать;

• она порождает интенсивную конкуренцию между более сильными и слабыми членами экипажа за убывающие резервы, системы жизнеобеспечения.

Некоторые члены экипажа лишены даже элементарных средств к существованию, нарастает общественная напряженность и подрывается законность управления правящих структур, что приводит к серьезной возможности социального распада и к насилию.

Для того чтобы разрешить этот кризис, мы должны признать основную реальность: мы уже пересекли исторический рубеж, отделяющий общество с открытой границей от мира как космического корабля.Наша жизнь зависит от систем жизнеобеспечения природной среды, и эта среда уже заполнена. Мы должны приспособиться к принципам космической экономики, где основным показателем является качество жизни . На нашем нынешнем пути мы одновременно грабим нашу планету и разрываем нити нерыночных общественных отношений, образующих основу человеческой цивилизации. Это прямое следствие неправильного понимания связи человека с природными системами.

На протяжении большей части человеческой истории общая нагрузка, оказываемая на планетарную экосистему экономической деятельностью человека, была незначительна в сравнении с огромной восстановительной способностью таких систем, и мы не принимали всерьез проблему ограниченности ресурса. Когда индустриализация приводила страны к превышению их природных ресурсных пределов, они решали эту проблему и получали то, что им нужно, простым выходом за пределы собственных границ, в основном колонизируя ресурсы неиндустриальных стран. И хотя последствия этого дополнительного воздействия иногда были трагичными для колонизированных народов, общего воздействия на планетарную экосистему колонизаторы почти не замечали.

Таким образом, промышленность Европы была построена за счет ее колоний в Африке, Азии и Латинской Америке. Для Соединенных Штатов та же самая потребность удовлетворялась в основном путем колонизации ее западных территорий за счет населявших эти земли коренных жителей, а также путем расширения своего экономического влияния на Центральную Америки Карибский регион. Япония, ставшая страной-колонизатором относительно недавно, пользовалась изощренным методом, сочетая помощь, инвестиции в торговлю для колонизации ресурсов своих соседей в Восточной и Юго-3ападной Азии. Новые промышленные страны Азии, такие как Южная Корея, Тайвань, а также Таиланд и Малайзия, поступают подобным же образом.

Пока лишь незначительная часть мира была индустриализована, природные просторы были доступны для эксплуатации посредством заселения, торговли и традиционной колонизации. Точно так же приграничные земли служили социальным клапаном безопасности, вбирая в себя избыточное население промышленных стран. Между 1850 и 1914 годом экономические условия в Великобритании привели к эмиграции более 9 миллионов человек из стараны с населением 32 миллиона — преимущественно в Соединенные Штаты .

Эра колонизации открытых границ теперь завершается. Самые доступные пограничные территории уже освоены, и конкуренция за немногие оставшиеся неосвоенными земли в таких отдаленных местах, как Ириан Джайя, Индокитай, Папуа-Новая Гвинея, Сибирь и Бразильская Амазонка, усиливается.

Здесь уместно отметить, что эмиграция из Великобритании в конце XIХ в. начале XX века показывает, что распространенное представление о том, будто колониализм выгоден для колонизирующего народа, это скорее миф. Ситуация была далеко не однозначной и имеет много общего с новым корпоративным колониализмом экономической глобализации. От нее выиграл по большей части класс богачей, а не рядовые граждане. В недавнем исследовании двумя американскими историками британского колониального опыта было показано, что, хотя богатыеинвесторы и получали выгоды от инвестировании в колониях, средний класс получал лишь счета на оплату налогов для содержания огромной военной машины, необходимой для поддержания этой и империи. Авторы пришли к заключению, что «империализм можно рассматривать как механизм перекачки денег от среднего класса к высшим» . Экономическая глобализация — это, по существу, современная форма явления и империализма и ведет примерно к тем же последствиям.

Итоговый счет для человеческого рода состоит в том, что в результате роста населения и пятикратного роста экономики с 1950 года, экологические запросы нашей экономической системы теперь заполняют все доступное природное пространство планеты. Это подвело нас к исторической переходной точке в эволюционном развитии нашего вида от жизни в мире с открытыми границами к жизни в заполненном мире — всего лишь за одно историческое мгновение (см. рис. 2.1). Теперь нам необходимо выбрать путь действий: приспособиться к этой новой реальности или разрушить нашу экологическую нишу и испытать все вытекающие последствия.

Рис. 2.1. Переход к заполненному миру. Источник: Robert Goodlund, Herman Е. Daly, Salah El Serafy «Население, технология и образ жизни: переход к устойчивости» — Washington, D. С.: Island Press, 1992, p. 5.

Самые первые ограничения, с которыми мы столкнулись и, возможно, превысили, это не пределы невозобновляемых ресурсов, таких как нефть или медь, как ожидали многие, а скорее пределы возобновляемых ресурсов и способность природной среды поглощать наши отходы — то, что экологи называют «функциями поглощения». Доказательства столкновения с этими пределами видны повсеместно. Только в одной Западной Европе кислотный дождь повредил 31 млн. гектаров леса. На глобальном уровне каждый год пустыни поглощают 6 млн. гектаров некогда плодородной земли, территория, покрытая тропическими лесами, уменьшается на 11 млн. гектаров, теряется 26 млрд. тонн почвы в результате окисления и эрозии, и 1,5 млн. гектаров лучших сельскохозяйственных земель приходит в негодность от засоления в результате проектов орошения. Производство зерна надушу населения с 1984 года неуклонно снижается. Пять процентов озонового слоя над Северной Америкой и, возможно, во всем мире было потеряно между 1980 и 1990 годом. За последние 100 лет произошли 25-процентное увеличение количества двуокиси углерода в атмосфере.

В настоящее время имеется обширная литература и идет много споров по оценке данных о том, перешли ли мы уже конкретные пределы или превысим их к концу нынешнего столетия. Однако такая точность не столь важна, как признание основной истины: у нас нет иного выбора, кроме как преобразовать наши экономические институты в соответствии с реалиями заполненного мира.

Те страны, которые потребляют сверх своих экологических возможностей, контролируют процесс составления правил игры в международной экономике. Они подгоняют эти правила так, чтобы обеспечить покрытие своего национального дефицита природных ресурсов за счет импорта, зачастую не принимая во внимание последствий для экспортирующих стран. Это наиболее ясно видно при взгляде на экспортную сторону уравнения.

Эль-Сальвадор и Коста-Рика... выращивают на экспорт такие культуры, как бананы, кофе и сахар, на более чем одной пятой части своих сельскохозяйственных угодий. Ранчо по выращиванию скота на экспорт в Латинской Америке и Южной Африке вытеснили тропический лес и пространство живой природы. На другом конце производственной линии Япония импортирует 70% кукурузы, пшеницы и ячменя, 95% соевых бобовых и более 50% всей древесины, значительную часть которой дают быстро исчезающим тропические леса Борнео... /В Нидерландах/ миллионы свиней и коров нагуливают вес на пальмово-ореховом жмыхе, полученном на лесных вырубках Малайзии, маниоке из Таиланда, получаемой на месте вырубленных тропических лесов, и соевых бобах с пропитанных пестицидами земель Бразилии, для того чтобы обеспечивать европейская потребителей мясомолочной продукцией высокой жирности .

Земли, используемые южными странами для производства продовольствия на экспорт, абсолютно недоступны беднякам этих стран для выращивания основных продуктов питания, чтобы они могли удовлетворить свои самые насущные потребности. Люди, вытесненные со своих мест для того, чтобы там выращивались сельхозкультуры на экспорт, перемещаются в города, вызывая их перенаселение, или на менее продуктивные земли, которые в скором времени истощаются. Зерновые, которые многие южные страны импортируют с севера в обмен на экспорт своего продовольствия, используются преимущественно в виде кормов, чтобы производить мясо для городских потребителей с более высокими доходами. Бедняки же теряют в обоих случаях.

Эта динамика не видна северным потребителям, которые, если и задают вопросы, тут же получают убедительный ответ, что это разделение труда обеспечивает необходимой работой и доходом бедное население юга, позволяя им удовлетворить свою потребность в пище за более низкую цену, чем если бы они выращивали основные виды зерновых сами. Эта теория выглядит правдоподобно, однако на деле единственный, кто остается в выигрыше от этого смещения продовольственной экономики в сторону зависимости от торговли - это транснациональные корпорации агробизнеса, которые контролировали глобальную торговлю потребительскими товарами.

Точно так же, как богатые страны импортируют ресурсы, когда их потребности превышают имеющиеся пределы, они экспортируют свои избыточные отходы - и в самом деле, практика захоронения отходов с особой ясностью показывает связь между властью и распределением экологических издержек. Грязные производства и места захоронения отходов настолько прочно привязывают к местам проживания бедноты и национальных меньшинств, что их можно использовать как сигнальные показатели географического распределения политической власти.

Помимо нанесения ущерба, богатые еще и оскорбляют бедняков, указывая на плохое состояние окружающей среды, в которой они живут, как на доказательство того, что бедное население проявляет меньшую экологическую ответственность, чем они. Эти обвинения уводят внимание от двух очень важных реалий. Первое: большая часть нагрузки на окружающую среду есть прямое следствие потребления, а состоятельные слои, безусловно, потребляют несравненно больше, чем малообеспеченные. Второе: хотя малообеспеченные люди действительно чаще, чем состоятельные, живут вблизи мусорных свалок, грязных фабрик и других мест разрушения природной среды, это не значит, что именно их отходы заполняют эти свалки или что они являются главными потребителями товаров, производимых на этих фабриках. Это также не означает, что они не согласились бы жить в более чистой природной среде. Это означает всего лишь, что у богатых есть экономическая и политическая власть, позволяющая им по заботиться о том, чтобы загрязнения и отходы были удалены от их домов, и чтобы в их окрестностях деревья не были повалены для строительства грязных фабрик. У бедных такой власти нет. То, что мы наблюдаем, есть просто следствие материального неравенства, а не различие в экологическом знании и сознательности. И исправить это можно лишь перераспределением власти.

Экономическая глобализация значительно расширила для богатых возможности перекладывать свои экологические проблемы на бедных, экспортируя как отходы, так и загрязняющие производства. Это стало особенно распространенной практикой среди японских компаний, и близлежащие страны Юго-Восточной Азии стали основными их получателями. Цифры поражают. Япония сократила производство алюминия с 1,2 млн. тонн до 140 000 тонн и теперь импортирует 90% необходимого ей алюминия. Что это значит для людей, становится ясно на примере Филиппинской ассоциированной литейно-обогатительной корпорации ПАСАР. ПАСАР управляет финансируемым и построенным японцами медеплавильным заводом в филиппинской провинции Лейте, производящим высокоочищенные медные катоды для отправки в Японию. Этот завод занимает площадь 400 акров земли, скупленной филиппинским правительством у местных жителей по низким ценам. Выбросы газа и водные стоки с завода содержат высокую концентрацию бора, мышьяка, тяжелых металлов и соединений серы, которые привели к заражению местных источников водоснабжения, уменьшили урожаи риса и уловы рыбы, нанесли ущерб лесу и вызвали увеличение респираторных заболеваний среди местного населения. Местные жители, чьи дома и здоровье были принесены в жертву этой корпорации, теперь в значительной степени зависят от случайных временных и контрактных работ, которые им предлагают выполнять на заводе, самых опасных и грязных видов работ.

Компания процветает. Местная экономика развивается. У японцев появился источник снабжения медью при нулевых экологических затрат. Местная беднота — те, кто, как говорят, облагодетельствован, — потеря средства к существованию и подорвали здоровье. Филиппинское правительство выплачивает проценты по международному кредиту Японии, которая финансировала строительство завода с необходимой инфраструктурой, японцы гордятся чистой природой у себя в стране и своей щедрой помощью филиппинской бедноте.

В этом сценарии нет ничего особенного, если не считать того, что он задокументирован. Тысячи подобных случаев могут служить иллюстрацией реалий корпоративного колониализма, который насаждается экономической глобализацией по всему миру . Журнал «Экономист», ярый сторонник глобализации, доказывает, что те, кто критикует подобную практику экспорта загрязнения, лишают бедняков необходимых им экономических возможностей.

Хотя иногда утверждают, что открытая торговая система необходима для покрытия дефицита природных ресурсов тем, у кого их не хватает, гораздо чаще получается как раз наоборот — она увеличивает экологический дефицит у малоимущих для умножения богатств тех, у кого уже имеется значительный избыток. Более того, открытая торговая система позволяет богатым держать последствия такого «обмена» подальше от глаз. И чем дальше от глаз находятся эти последствия, тем легче власть имущим игнорировать их или логично объяснять.

Возможно, самый главный ограничивающий ресурс — это доступная на солнечная энергия, единственный по-настоящему возобновляемый и чисты источник энергии. Значение этого ограничения становится ясно при сравнении растительного и животного мира. Растения обладают способностью улавливать и накапливать солнечную энергию посредством фотосинтеза. Животные, включая человека, не обладают этой способностью. Таким образом, животные, даже хищные, своим выживанием в конечном счете обязаны этой отличительной способности растений.

Количество энергии, которое потенциально обеспечивается фотосинтезом для поддержания животных видов, после вычитания того, что потребляют сами растения для процесса дыхания, известно как "чистая первичная продукция" (ЧПП). В одном исследовании, проведенном в 1986 году, показано, что люди уже используют прямо, косвенно или путем вытеснения около 40% потенциальной годовой ЧПП поверхности Земли. Это оставляет менее 60% для других растительных и животных видов, для улучшения жизни max 80% человечества, которым остается лишь 20% богатства, и для удовлетворения нужд растущего населения Земли. Если сохранятся существующие темпы потребления, то удвоение человеческого населения земли, которое ожидается в ближайшие 35 лет, потребует 80% ЧПП только для того, чтобы сохранить нынешний ypoвень жизни при существующем уровне неравенства. И лишь 20% ЧПП останется на долю всех остальных нерастительных форм жизни.

Уже прошло слишком много дискуссий, на которых участники из богатых стран сводили всю проблему к росту населения в бедных странах и отказывались обсуждать проблему избыточного потребления и неравенства, а представители бедных стран обвиняли их в чрезмерном потреблении и неравенстве и отказывались обсуждать рост населения. В заполненном мире уровень потребления, численность населения и равенство неразрывно связаны, и мы должны подходить к ним с позиции единого целого. Одна из причин, по которым нам это не удается, состоит в том, что нам не удалось разработать системы учета для устойчивого использования ресурсов. Я нашел три особенно полезных исследования, показывающих, что такие системы могут отслеживать и что они могут нам сказать.

Первое из них — исследование Уильяма Риса, специалиста по вопросам городского планирования из университета Британской Колумбии. По оценкам Риса, для поддержания потребления среднестатистического жителя в странах с высоким уровнем доходов требуется от четырех до шести гектаров земли, включая землю, необходимую для поддержания нынешнего уровня энергопотребления за счет возобновляемых источников. В то же время в 1990 году общая площадь доступной экологически продуктивной земли (способной производить значительное количество биомассы) в мире составляла приблизительно 1,7 гектара на человека. В промышленных странах дефицит частично покрывается за счет использования собственных природных ресурсов, а частично — посредством торговли, позволяющей им присваивать ресурсы стран с более низкими доходами.

Среди промышленных стран потребление ресурсов на душу населения в целом самое высокое в Соединенных Штатах и Канаде. Однако, поскольку плотность населения в Европе и Японии выше, можно утверждать, что они еще больше выходят за пределы своих экологических возможностей. По оценкам Риса, например, население Нидерландов потребляет в четырнадцать раз больше продукции, чем продуктивность ее территории. Этот дефицит покрывается за счет международной торговли.

Исследование, проведенное «Друзьями земли» Нидерландов, сделало еще один шаг вперед, задав вопрос: «Каковы будут допустимые ежегодные уровни потребления природных ресурсов и поглощения отходов для среднего голландца в 2010 году, если:

а) уровни потребления ресурсов всеми жителями земли будут одинаковы и

б) если глобальный уровень потребления ресурсов будет устойчивым? Результаты оказались отрезвляющими. Исследователи пришли к выводу, что почти в каждой области потребления средний житель страны потребляет существенно больше, чем имеется своих собственных средств, и таким образом лишает жителей менее обеспеченных стран возможности удовлетворить свои самые насущные потребности.

«Друзья земли» США применили голландскую методику к Соединенным Штатам и пришли к сходным заключениям. Например, нынешние ежегодные выбросы углекислого газа составляют 19,5 тонны на человека в США и 12 тонн в Нидерландах. Для того, чтобы выполнить рекомендации по уменьшению глобального потепления, ежегодный уровень выбросов углекислого газа от использования ископаемых видов топлива должен быть снижен к 2012 году до 4 тонн на одного человека. Если разделить бремя этой задачи поровну, то каждый человек в 2010 году должен потреблять не более одного литра углеродсодержащего топлива в день. «Голландцу будет предоставлен выбор проехать 24 км на машине, 50 км на автобусе, 65 км на поезде или 10 км на самолете в день. Слетать из Амстердама в Рио-де-Жанейро, возможно, придется лишь один раз в двадцать лет!».

Тем, у кого есть одно транспортное средство — ноги, такие стандарты могут показаться роскошью. Они, однако, весьма отрезвляюши для тех из них кто привык проводить большую часть жизни в машинах, самолетах, автобусах и поездах. Они окажутся еще более отрезвляющими, если принять во внимание, что в этот один литр в день входят не только наши личные поездки, но также топливо, необходимое для производства, перевозки и сбыта вещей, которые мы потребляем, — нагрузка, которую мы оказываем на окружающую среду, но никогда не замечаем и склонны ею пренебрегать.

Допустимое количество используемой древесины, если исходить из npeдположения, что вырубка девственных лесов больше проводиться не будет коммерческие леса будут использоваться на базе устойчивого воспроизведения, составит 0,4 кубических метра на человека в год, включая использование бумаги. Для того чтобы привести потребление в соответствие со справедливым и устойчивым использованием, Нидерланды должны сократить потре ление древесины на 60%, а Соединенные Штаты на 79%.

Исследования «Друзей земли» проводились на основе простой посекторной оценки наличия природных ресурсов, и рост населения принимался за постоянную величину. В третьем исследовании, представленном в докладе на ежегодном заседании Американской ассоциации содействия науке профессором Корнельского университета Дэвидом Пиментелем и его коллегами, задавались сходные вопросы, но рассматривалось и взаимодействие между секторами, а население принималось за переменную величину. Например, они принимали в расчет, что, хотя мы можем распахать больше земли, для этого потребуется использовать больше воды. Мы можем получить больше энергии от солнца, но только если займем под это больше земли. Каждый гектар сельскохозяйственной земли может дать более высокие урожаи, но только если будет использовано больше энергии.

Исследователи Корнельского университета также приняли во внимание, что хотя мы продолжаем вводить в оборот новые сельскохозяйственные земли, 10 миллионов гектаров плодородной пашни остается заброшенной каждый год в результате ее деградации. Эти брошенные земли необходимо восполнять просто для того, чтобы поддерживать существующий уровень потребления продуктов питания. Дополнительно требуется вводить 5 миллионов гектаров новой земли для того, чтобы прокормить ту часть населения, которая составляет чистый ежегодный прирост, — и все это прежде, чем мы предпримем меры хотя бы частично решить существующую проблему недоедания. Новые сельскохозяйственные земли по большей части появляются за счет вырубки лесов.

В закпючение ученые поставили ключевой вопрос: «Хочет ли человечество иметь численность населения в 10—15 млрд. человек, живущих в нищете и голоде, или 1-2 млрд., которые, по их вычислениям могут себе позволить уровень потребления, приблизительно равный ныне существующим стандартам на одного европейца. Они отмечают, что «решительное демографическое регулирование с целью сокращения населения одного-двух миллиардов человек вызовет серьезные социальные, экономические - и политические проблемы, но продолжение роста населения до 12 млрд. и более приведет к еще более серьезным социальным, экономическим и политическим конфликтам наряду с катастрофическим ухудшением здоровья населения и усугублением экологических проблем». Они при этом даже не упоминают, что в мире, населенном 10 - 15 млрд. людей, совсем не останется места для других форм животной и растительной жизни, не имеющих непосредственного отношения к выживанию человечества.

Подобные расчеты являются в лучшем случае лишь приблизительными прикидками, основанными на противоречивых допущениях и использовании отрывочных и зачастую непроверенных данных. Однако это примеры анализа, абсолютно необходимого при любой реалистической дискуссии об устойчивости, и они ставят на свои места то, что мы в противном случае склонны игнорировать — неразрывную взаимосвязь в заполненном мире между потреблением, численностью населения и справедливостью. Они, по сути, вынуждают нас посмотреть на эти фундаментальные проблемы с точки зрения системы в целом. При этом становится предельно ясно, что, если устойчивую природную производительность земли использовать поровну среди ныне живущего населения планеты, потребности всех могут быть удовлетворены. Но становится так же ясно, что физически невозможно, даже при наиболее оптимистических допущениях относительно потенциала новых технологий, чтобы весь мир потреблял на уровне, хотя бы сопоставимом с уровнем Северной Америки, Европы или Японии. Более того, всякий раз, когда население Земли удваивается, допустимая доля потребления на человека сокращается вдвое.

Если мы серьезно отнесемся к выводам, подобным только что изложенным, у нас не останется никакого реального выбора, кроме как в самом срочном порядке предпринять одновременные усилия по сокращению избыточного потребления, роста численности населения, и неравенства. Они неразрывно связаны, и никто — ни богатые, ни бедные — не хотят последствий, которые мы испытаем, если не достигнем всех этих целей в самом ближайшем будущем. Вопросом чрезвычайной важности является разработка адекватных систем учета использования ресурсов, основанных на концепциях из вышеприведенных исследований, для того чтобы обеспечить себя адекватными инструментами для отслеживания того, как нам удается приводить нашу жизнь в равновесие с землей — дом за домом, район за районом и страна за страной. Очень важно также покончить с мифом, что экономический рост есть основа человеческого прогресса.

3. Иллюзия роста

Возможно, ни одна идея так глубоко не укоренилась в современной политической культуре, как вера в то, что экономический рост есть ключи решению наиболее насущных задач человечества, включая искоренение бедности и защиту окружающей среды. Всякий, кто решается говорить об экологических пределах роста, рискует сразу же получить ярлык мрачного пророй и недруга бедняков. Поэтому экологи призывают просто к «иному пути развития», хотя редко бывает ясно, что это за развитие.

Экономист и лауреат Нобелевской премии Ян Тинберген и его выдающийся коллега Руфи Хютинг указывают на то, что по ныне существующим системам расчета есть два основных вида экономического роста. Первый означает увеличение числа занятых работников. Второй связан с повышением производительности труда — стоимости произведенного продукта на одного работника — тех, кто уже работает. Как показывает история, повышение производительности труда всегда было важнейшим источником роста. Около 70% роста производительности труда приходилось на 30% экономической деятельности, которые обеспечивают нефтяная, нефтехимическая и металлургическая отрасли промышленности, агробизнес, активно использующий химические соединения, предприятия коммунального обслуживания, строительство дорог, транспорт и добыча ископаемых — то есть те отрасли, которые быстрее всех используют природный капитал, производят основную массу наших самых токсичных отходов и потребляют значительную часть невозобновляемых запасов энергии.

Кроме того, больше ущерба окружающей среде наносят как раз те средства удовлетворения наших потребностей, которые дают наибольший вклад в валовой национальный продукт (ВНП). Например, одна миля езды на автомобиле дает больше для ВНП, чем миля езды на велосипеде. Включение воздушного кондиционера дает больше, чем открывание окна. Потребление консервированной пищи дает больше, чем употребление натуральной пищи приобретенной вразвес в многоразовых коробках. Другими словами, ВНП, являющиеся техническим показателем скорости обращения в экономике, можно было бы также назвать показателем скорости превращения ресурсы в отходы.

Мы могли бы потратить много усилий на достижение возможно нереалистичной цели бесконечно увеличивать ВНП, не увеличивая при этом колиство отходов. Однако не лучше ли вместо этого сосредоточить усилия на том, чтобы покончить с бедностью, улучшить качество жизни и достичь большей гармонии с природой? Эти цели вполне достижимы, если только мы сможем освободиться от иллюзии, что рост — это единственный путь к лучшей жизни.

В 1954 году Р. А. Батлер, тогдашний министр финансов Великобритании, произнес речь на конференции консервативной партии, в которой он указывал, что 3-процентный ежегодный рост экономики приведет к удвоению национального дохода на душу населения к 1980 году и сделает каждого мужчину и каждую женщину вдвое богаче, чем были их родители в том же возрасте. Эта речь оказалась поворотной в судьбе англичан. Прежде национальные цели формулировались в виде конкретных задач, например строительство 300 000 домов в год или создание общенациональной системы здравоохранения. Отныне главной целью становился экономический рост. Идеологический спор между левыми и правыми в отношении того, как разделить пирог определенного размера, был в большой степени отодвинут на задний план. Внимание сосредоточилось на том, как увеличить размеры пирога.

В 1989 году ирландский экономист Ричард Дутвейт задался целью объективно оценить преимущества этого удвоения дохода Британии на душу населения. По его словам:

Проблемы возникли лишь тогда, когда я попытался определить, в чем состоят эти преимущества, поскольку сразу же стало ясно, что все социальные показатели ухудшились за ту треть века, когда проходил этот экономический эксперимент. Число хронических заболеваний возросло, уровень преступности вырос в восемь раз, безработица выросла непомерно и намного больше браков заканчивалось разводом. Я чуть ли не в панике стал искать, какие же преимущества можно противопоставить этим потерям, поскольку они в основном, как я чувствовал, связаны с экономическим ростом.

...В конце концов... я сдался. Доказательства были неопровержимы: не подвергавшееся сомнению стремление к росту обернулось несомненной социальной и экологической катастрофой. Почти все дополнительные ресурсы, полученные в результате этого процесса, ушли на то, чтобы поддерживать функционирование все менее эффективной системы. Новое богатство было растрачено на производство поддонов и гофрированного картона, одноразовых бутылок и аллюминиевых банок для напитков. Оно ушло на строительство аэропортов, супертанкеров и тяжелых грузовиков, шоссейных дорог, развязок и многоэтажных стоянок для автомашин. За 33 года оно привело к увеличению числа сотрудников банков, страховых агентств, бирж, налоговых служб и бухгалтерского сектора с 493 000 до 2475 000. Оно финансировало набор в более чем трехмиллионную «резервную армию безработных». После того как все эти сферы забрали свою долю, для более позитивной деятельности уже почти ничего не осталось.

Мы можем подвергнуть подобному анализу пятикратное увеличение мировое выпуска продукции с 1950 года. Сторонники роста постоянно утверждают, что экономический рост решит проблему борьбы с нищетой, задачу стабилизации численности населения, защиты окружающей среды и достижения социальной гармонии. Однако в течение того же самого периода количество людей, живущих в абсолютной бедности, росло вместе с ростом численности населения: то и другое удвоилось. Отношение доли мирового дохода, которая была получена 20% самых богатых, к доле, полученной 20% самых малообеспеченных, удвоилось. А показатели социального и экологического распада резко возрос почти повсеместно. И хотя экономический рост не обязательно является причиной этих проблем, он, безусловно, не содействовал их решению.

Очень немногие будут оспаривать, что за последние несколько веков человечество достигло значительных и закономерных успехов, и что достижения в области техники и, как следствие, повышение производительности труда привели к реальному повышению благосостояния человека. В то же самое время, как показано в этой главе, нет особых оснований полагать, что экономический рост, как в наши дни определяем и измеряем его, автоматически способствует благоденствию человека. Как указывает британский экономист Пол Икинс, можно сделать вывод, что в отдельных случаях рост был полезен, только если он:

• показал, что этот рост произошел благодаря производству товаров и услуг, которые по своей природе ценны и полезны;

• наглядно продемонстрировал, что эти товары и услуги нашли широкий доступ к разным слоям общества;

• доказал, что эти выгоды перевешивают любые отрицательные последствия процесса роста для других частей общества.

Наш показатель ВНП не дает таких различий. В самом деле, значительная часть того, что ВНП показывает как рост, является результатом:

• перемещения деятельности с неденежной, социальной экономики семьи и общины к денежной экономике — с последующей эрозией социального капитала;

• истощения природных ресурсов, таких как леса, рыбные угодья, а также запасы нефти и минералов, со скоростью, существенно превышающей их восполнение;

• учета в качестве дохода затрат, связанных с защитой нас самих от последствий роста, например затрат на захоронение отходов, очистку токсичных отходов и разливов нефти, оказание медицинской помощи жертвам экологических катастроф, восстановление разрушений после наводнений, являющихся следствием человеческой деятельности, например вырубки леса, а также финансирования оборудования по контролю за загрязнениями.

Традиционная система бухгалтерского учета вычитает из дохода затраты на амортизацию основных средств. Экономические системы учета, с помощью которых измеряют экономический рост, не вносят соответствующих поправок на истощение социального и природного капитала. В самом деле, система экономического учета учитывает многие виды затрат на экономический рост как экономическую прибыль, хотя они не улучшают наше благосостояние, а явно уменьшают его. Результаты бывают просто смехотворны. Например стоимость ликвидации последствий аварии танкера «Экссон Вальдес», приведшей к разливу нефти на побережье Аляски, а также стоимость устранения повреждений от взрыва во Всемирном торгового центре, произведенного Террористами в Нью-Йорке (1993 г. — прим. перев.), были учтены как чистый вклад в экономический рост. По этой же ущербной логике природные бедствия имеющие трагические последствия для людей и природы, часто учитывают как благоприятные для экономики.

В своей книге «На общее благо» Герман Дейли и Джон Кобб-младший пересчитали национальный доход Соединенных Штатов с 1960 по 1986 год, учитывая лишь такое увеличение выпуска продукции, которое связано с улучшением благосостояния, и внося поправку на истощение человеческих и природных ресурсов. В результате они получили не валовой национальный продукт, а индекс экономического благосостояния. Этот индекс показывает, что в среднем благосостояние в Соединенных Штатах достигло пика в 1969 году, затем держалось на достигнутом уровне и снизилось в начале и середине 1980-х годов. Однако с 1969 по 1986 год ВНП надушу населения вырос на 35%, а потребление природного топлива увеличилось на 17%. Основным результатом этого роста стало то, что большинство из нас теперь работает больше, для того чтобы поддерживать ухудшающееся качество жизни.

Зачастую распределение экономического пирога гораздо важнее для нашего благосостояния, чем его абсолютная величина. Исследования, проведенные Программой развития Организации Объединенных Наций (ПР ООН), показали, что вовсе не обязательно иметь особенно высокий уровень экономического развития для того, чтобы страна могла удовлетворить насущные потребности своих граждан. Некоторые страны с относительно низким уровнем экономического развития, по сути дела, лучше справляются с этим, чем страны с гораздо более высоким уровнем ВНП. Уровень грамотности в Саудовской Аравии ниже, чем в Шри-Ланке, несмотря на тот факт, что уровень доходов в пятнадцать раз выше. Уровень детской смертности в Бразилии в четыре раза выше, чем на Ямайке, хотя доход на человека в два раза выше.

Безусловно, некоторый минимальный уровень экономического развития абсолютно необходим для удовлетворения насущных потребностей, и этот необходимый уровень, возможно, существенно выше, чем тот, который может обеспечить нынешнее развитие беднейших стран мира. Однако для большинства жителей Земли вопрос, удовлетворяются ли их основные потребности, зависит не столько от абсолютного уровня доходов на человека, сколько от того, как этот доход распределяется. Если приоритетом при его распределении является обеспечение людей нормальным питанием, жилищем, одеждой, чистой водой, здравоохранением, необходимым транспортом, образованием и всем тем, что характерно для хорошей жизни, тогда большинство стран вполне могут этого достичь и облегчить человеческие страдания при существующих уровнях развития экономики. Во многих случаях потребуется всего лишь перераспределить ресурсы, которые сейчас идут на содержание армии.

Чистая вода и надлежащее санитарное состояние, пожалуй, важнее всего для хорошего здоровья и долголетия. Пример штата Керала в Индии доказывает, что такие потребности можно удовлетворить при довольно умеренный уровнях доходов. В отличие от них, в странах с высоким уровнем доходов наблюдается увеличение числа больных раком, респираторными заболеваниями, случаев стресса, сердечно-сосудистых нарушений, врожденных дефектов и уменьшение количества спермы у мужчин. Все больше данных свидетельствует о том, что все эти явления есть побочный продукт экономического роста — загрязнения воздуха и воды, химических добавок и остаточных количество пестицидов в пище, высоких уровней шума и увеличения воздействия элекромагнитного излучения.

Расползание городов, растущая зависимость от автомобиля как средств передвижения, более широкое использование телевизора как средства развлечения также связаны с экономическим ростом. Все это привело к сокращению нормальных человеческих контактов и взаимодействия, которые раньше были обычной частью деревенской и городской жизни, когда жители встречались на тропинках и тротуарах, устраивали развлечения вместе с друзьям и соседями и общались в местных магазинчиках и кафе.

В странах с низкими доходами быстрый экономический рост делает доступными современные аэропорты, телевидение, скоростные автомагистрали и торговые центры с воздушным кондиционированием, высокотехнологичным оборудованием и фирменными товарами лишь немногим счастливчикам. И он редко улучшает жизненные условия для большинства. Такой вид роста требует ориентации экономики на экспорте целью зарабатывания твердой валюты для закупки вещей, о которых мечтают богатые. Таким образом земли малоимущих присваиваются для выращивания сельхозкультур на экспорт. Прежние земледельцы перебираются в города, где живут в трущобах на мизерную зарплату, производя продукцию на экспорт. Семьи распадаются нити общественных связей натягиваются до степени разрыва, и насилие за хлестывает общество. И тогда тем, кто извлек выгоды из экономического роста, требуется еще больше твердой валюты, теперь уже для импорта оружия чтобы защититься от гнева обездоленных.

Любой разговор о необходимости покончить с экономическим ростом вызывает возражение, что это, мол, обрекает бедных на вечные лишения. Интересно что довод, будто благосостояние бедных зависит от экономического роста, исходит в основном от специалистов по развитию, экономистов, финансистов глав корпораций и прочих людей, для которых поставить еду на стол — не проблема. Когда бедные говорят в свою защиту, они чаще называют гарантии на землю и воду, на которых они живут и где они добывают пропитание. Они хотят иметь приличную работу, которая обеспечивает их прожиточный минимум, они хотят медицинского обеспечения и образования для своих детей. В мире, где все достается тем, у кого есть деньги, они вполне могли бы заявить: «Нам нужны деньги». И они почти никогда нескажуг: «Нам нужен экономический рост».

У них есть на это основания, потому что слишком часто лишения бедных возрастают в периоды быстрой экономической экспансии и уменьшаются во время экономических спадов. Причина проста: в результате политики, благоприятствующей экономической экспансии, обычно происходит перераспределение дохода и ресурсов в пользу тех, кто владеет собственностью, в ущерб тем, чье благосостояние зависит от наличия работы. Хотя сам по себе экономический рост не обязательно становится причиной бедности, ее часто порождает политика, проводимая во имя этого развития. Задумайтесь, например, о таких последствиях политики, связанной с экономическим ростом.

• Увеличение скорости истощения природных ресурсов дает финансовые выгоды тем, кто становится экономически силен, за счет тех, чья экономическая база жизнеобеспечения подрывается.

• Перемещение деятельности из социальной (неденежной) экономики в денежную экономику увеличивает зависимость трудящихся классов от денег и, следовательно, от тех, кто владеет активами, предоставляет профессиональные услуги и контролирует доступ к рабочим местам.

• Перемещение контроля за сельскохозяйственными землями, лесными и рыбными угодьями от тех, кто добывает на них себе пропитание, к владельцам собственности, занятым инвестированием ради получения прибыли, увеличивает измеряемый экономический выпуск, перераспределяет владение этими активами в пользу классов, владеющих капиталом, увеличивает резерв дешевой рабочей силы и понижает уровень зарплаты.

На протяжении многих веков местное племя игоротов («горных людей») в провинции Бенгуэт на Филиппинах занималось небольшим «подножным шахтерством» — разработкой богатых золотоносных жил, находящихся на земле их предков. Мужчины рыли небольшие круглые пещеры в горе. Женщины и дети разбивали молотками куски породы с вкраплениями золота и отделяли самородки величиной с кукурузное зерно. Теперь их земля испещрена огромными шахтами открытого типа корпорации «Бенгуэт», добывающей золото на экспорт и принадлежащей приблизительно в равных долях богатым филиппинцам, филиппинскому правительству и американским инвесторам. Десятки бульдозеров, кранов и грузовиков оставляют на теле гор глубокие шрамы, сметают деревья, срывают плодородную почву и сбрасывают на дно реки огромные кучи скального щебня. Местные жители рассказывают посетителям, как теперь, когда уничтожены их водные источники, они больше не могут выращивать рис и бананы и вынуждены ходить на другую сторону горы за «одой для питья и умывания. Даже их собственные шахты находятся под угрозой, и их права не принимаются во внимание.

Вместо использования воды для отделения золота от горной породы, как это делают игороты, горнодобывающая компания использует ядовитые химические вещества, включая соединения цианида, и смывает их прямо в реку, отравляя воду и убивая скот, который пьет эту воду. Внизу по течению фермеры провинции Пангасинан, занимающиеся выращиванием риса, ежегодно Несут убытки на 250 млн песо, поскольку шлейф отравленной воды накрывает их орошаемые поля и приводит к резкому падению урожая и, как следствие, к весовому оттоку населения. Еще дальше по течению рыбаки в заливе сообщают о значительном сокращении улова рыбы, так как это шлейф губит коралловые рифы. Деятельность компании очень хороша для экономического роста. И «Бенгуэт», и другие крупные горнодобывающие компании приносят прибыль, равную 1,1 млрд. песо в год — перемещение громадных ресурсов бедных к богатым. Мы можем услышать подобные истории везде, где действуют горнодобывающие компании.

Бедняки страдают от тех же последствий, когда лесозаготовительные компании приходят и начисто вырубают их леса, обычно не принимая во внимание права местных жителей. Как объяснила посетителям одна молодая крестьянка из отдаленной деревни Сан-Фернандо в южной провинции Букиднон на Филиппинах, «Без деревьев нет пищи, а без пищи нет жизни». Один старик объяснил, что до того, как грузовики появились в их деревне «эти места был богаты рыбой, было много кукурузы и риса». Жители добавляли к своим paссказам, как русла их рек меняли очертания, реки становились все более грязными и мелкими. Теперь в муссонный сезон река выходит из берегов и смывает плодородную почву в тех местах, где раньше никогда не было наводнении. Ручьи, которые некогда подпитывали поля в сухой сезон, пересохли; в сезон дождей оползни стали обычным явлением. Крысы, которые ранее находили себе пищу в лесах и чья численность регулировалась другими лесными хищниками, теперь расплодились и ночью совершают набеги на фермерские поля. В некогда процветающей деревне четверо из пяти детей в той или иной степени страдают от недоедания.

Во имя экономического роста такое опустошение зачастую усиленно поддерживается общественными субсидиями. На каждую тонну производимых отходов горных пород вышеупомянутые филиппинские горнодобывающие компании зарабатывают 96,73 песо и платят 0,5 песо налогов. В Соединенных Штатах правительство отдает права на добычу ископаемых в федеральных землях за 12 долл. с гектара и меньше. Что еще более возмутительно горнодобывающие компании получают налоговые льготы от 5 до 22% от своей общей прибыли в качестве «амортизации за истощение ресурсов», чтобы компенсировать урон, который они нанесли этим федеральным землям, причем после вычета стоимости геологоразведочных и горнодобывающих работ. В Японии правительство предлагает кредиты, субсидии и налоговые льготы для местных геологоразведочных работ и разработок. Инфраструктурные затраты, связанные с добычей ископаемых и лесозаготовками, осуществляемыми японскими компаниями в южных странах, как правило, финансируются из займов, выделяемых по программам зарубежной помощи.

По мере того как в странах с высокими доходами возможности для трудоустройства сокращаются, экономисты начинают обращаться к сфере услуг с цель выправить положение. И почти не учитывается тот факт, что расширение экономики сферы обслуживания происходит в значительной мере в результате колонизации социальной экономики семей и районов. Эта социальная экономика некогда продуктивно занимала более половины рабочего времени взрослого населения, преимущественно женщин, позволяла удовлетворять многие важнейшие потребности семей и выполняла несчетное количество функций, абсолютно необходимых для поддержания здоровой в социальном отношении среды на уровне местной общины — жилого микрорайона или поселка. В самом деле, было, когда в социальной экономике были заняты как женщины, так и мужчины, и они осуществляли большую часть деятельности по производству и воспроизводству, и посредством этого люди удовлетворяли свои самые насущные потребности в еде, жилище, одежде, уходе за детьми, охране здоровья, заботе о престарелых, домашнем хозяйстве, образовании, личной безопасности и развлечениях. Социальная экономика по своей природе является местной, беззарплатной, не денежной и не рыночной. Ею движет любовь, а не деньги.

По мере того как продуктивная и репродуктивная функции, такие как воспитание детей, охрана здоровья, приготовление пищи, развлечения и обеспечение физической безопасности, переходят из социальной экономики в рыночную, они выступают как нечто дополнительное к выпускаемой продукции и, таким образом, вносят вклад в экономический рост, хотя они уж никак не улучшают качества получаемых нами услуг. Этот переход также увеличивает потребность в функциях экономики, которые учитываются как составляющие в выпуске продукции, хотя на самом деле они представляют собой огромный источник экономической неэффективности. Учтите, что когда семья и соседи работали друг с другом и друг для друга напрямую, то не было налоговых инспекторов, менеджеров, правительственных контролеров, бухгалтеров, юристов, биржевых брокеров, банкиров, посредников, рекламных агентов, специалистов по маркетингу, брокеров по инвестициям и грузоперевозчиков, забирающих часть выпущенной продукции утех, кто сделал саму производительную работу. Вся стоимость произведенных товаров и услуг потреблялась и обменивалась в пределах семьи и данного района теми, кто фактически создавал эти ценности. В результате имело место чрезвычайно высокоэффективное использование ресурсов для удовлетворения реальных потребностей.

Многие люди приходят к заключению, что накладные расходы рыночной экономики настолько выросли, что даже при двух зарплатах и большем количестве рабочих часов они не в состоянии полностью удовлетворить те потребности, с которыми они некогда вполне справлялись самостоятельно. У родителей, а чаще всего у малоимущих матерей-одиночек, остается мало времени, сил и стимулов, чтобы делать еще что-то в дополнение к основным функциям: зарабатывать деньги и охранять сон. Современный городской дом стал просто местом, где спят и смотрят телевизор. Все меньше людей находят время участвовать в самой разнообразной общественной работе и оказании услуг, благодаря которым дом в прежние времена был не просто местом проживания. Прочные нити человеческих отношений, основанных на длительном совместном проживании и взаимопомощи, которые когда-то существовали при социальной экономике, теперь рвутся. Среди более очевидных последствий этого — как в богатых, так и в бедных странах — высокий уровень нищеты, депрессии, разводов, детской беременности, насилия, алкоголизма, наркомании, преступности и самоубийств.

Поскольку эти изменения принесли женщинам новые возможности, то их приветствуют как победу женщин в борьбе за равенство. Однако, вместо того чтобы создать новые отношения, которые более тесно вовлекают мужчину в жизнь семьи и близкого окружения, по мере того, как женщины занимаются все более ответственной работой на службе или на производстве, эти изменения чаще всего вызывают лишь увеличение нагрузки на женщин. Это приводит к напряженности в семейных отношениях, а в городских микрорайонах и сельских поселках жителям приходится нанимать профессиональных служащих для выполнения тех услуг, которые раньше оказывали друг другу соседи. Многие дети воспитываются в частных детских садах или остаются одни без присмотра взрослых дома или на улице. Многие женщины, начавшие работать для того, чтобы реализовать свои способности, вынуждены, как теперь становится ясно, заниматься малооплачиваемой и малоинтересной работой, потому что эти деньги нужны для поддержки семьи.

Экономисты приветствуют экономический рост, являющийся результатов создания новых высокооплачиваемых профессиональных классов и новый возможностей для отраслей здравоохранения, социальных услуг и служб безопасности. А во что это обходится странам, особенно бедным, для которых денежная экономика создает неравные возможности, никого не интересует.

Вытеснение бедных с их земель, на которых они проживали и с которых они добывали себе пропитание, практикуется еще с давних времен. И всякий раз этот процесс означает экономический рост сильных и угнетение слабых. По оценкам экономистов, между 1750 и 1850 годом, доход на среднего жителя Великобритании приблизительно удвоился, но при этом качество жизни для большинства людей ухудшилось. До 1750 года путешественники, приезжавшие в британскую деревню, не видели там особых лишений. У сельских жителей по большей части были приличная еда, жилье и одежда, а сельская местность выглядела процветающей. Большинство фермеров выращивали скот на открытых полях, и семьи имели право использовать для сельскохозяйственных нужд небольшие разбросанные участки земли. Даже те, у кого не было таких прав, могли обеспечивать себя с общественных земель, которые служили пастбищем для их скота, поставляли им кроликов в пищу и топливо для обогрева жилища. Некоторым предприимчивым людям удавалось приобрести много земли посредством обмена, взятия в аренду и покупки и отгородите эти земли забором или стеной — процесс, который часто называли огораживанием общинных земель, — но процесс этот был медленным и трудным.

Затем владельцы земли решили ускорить его, приняв закон, который делал такое огораживание обязательным. В ходе этого процесса бедняки все больше лишались земли, которая приносила им средства к существованию. Не имея другого источника существования, они вынуждены были работать батрака на более крупных фермеров. Увеличившийся приток рабочей силы привел к падению заработков и увеличению прибылей богатых помещиков. Введение налогов на землю вынудило многих мелких фермеров продать свои наделы. В результате произошла значительная концентрация земель и еще больший отток рабочей силы из сельской местности в города для обеспечения фабрик времен промышленной революции рабочими (среди них было много женщин и детей), готовых работать на фабриках, которые «были отвратительнее тюрем». Условия работы на них были столь ужасающими, что рабочим британских фабрик в начале XIX века, возможно, жилось хуже, чем рабам на американских плантациях.

В отличие от того, что было в течение этого раннего периода «экономической экспансии», условия жизни для простых людей в Великобритании улучшались начиная с 1914 года, когда началась Первая мировая война, и до конца Второй мировой войны, включая годы между этими войнами, когда общего роста национального дохода в Великобритании не наблюдалось. Как объяснил Дутуайт, войны привели к политической необходимости поставить под контроль силы капитализма. Правительство ввело большие налоги на самые большие доходы и сдерживало рост зарплаты. Хотя оно удерживало его на уровне ниже уровня инфляции, большее число людей имели работу, и работа эта была стабильна. В результате этого реальная покупательная способность большинства семей, живущих на зарплату, увеличилась. Более того, когда правительство санкционировало увеличение зарплат, оно часто вводило одинаковое увеличение для всех. Таким образом, повышение зарплаты для неквалифицированных работников было пропорционально больше, чем для квалифицированных. Общим результатом этого было огромное перераспределение дохода от богатых к бедным.

После Первой мировой войны сокращение рабочей недели с 54 часов до 46-48 часов для поглощения притока военных, возвращавшихся с фронта, позволило удерживать безработицу на низком уровне, а зарплату на высоком. Те, кто остался без работы, были защищены общенациональной программой страхования, введенной в 1911 году. Деньги, поступающие от значительных налогов на высокие доходы, благодаря этой программе систематически перераспределялись от более богатых налогоплательщиков к малоимущим.

Вторая мировая война имела в значительной степени те же последствия для бедных. Улучшение не было обусловлено увеличением выпуска продукции, связанным с требованием военного времени, а явилось следствием сочетания высокого спроса на труд, стирания различий в оплате труда, правительственного контроля над доходами, а также введения структуры высоких прогрессивных налогов. Резко усилилось выравнивание доходов, а вынужденные сбережения, явившиеся результатом карточной системы, создали огромный неудовлетворенный спрос в послевоенные годы, облегчив переход к мирной экономике.

Сходные явления наблюдались и в Соединенных Штатах. Императивы депрессии 1930-х годов и Второй мировой войны оживили политическую деятельность, которая привела к значительному перераспределению доходов и создала сильный средний класс, считавшийся отличительной чертой американской экономической мощи и процветания. Сложившаяся в результате этого структура относительного равенства и общего экономического процветания оставалась более или менее без изменений до 1970-х годов, когда экономическая конкуренция с Восточной Азией, рабочие волнения, инфляция и молодежные движения протеста привели к тому, что консерваторы мобилизовали свои силы для отпора. Массированное политическое наступление на профсоюзы, на систему социального обеспечения, на регулирование рынка и на торговые барьеры изменило соотношение сил американского общества в пользу интересов большого бизнеса. В 1970 — 1980-х годах процент работающих американцев, чья зарплата оказалась ниже черты бедности, резко вырос, а общество стало все более поляризироваться на имущих и неимущих в отношении возможностей работы и заработков.

Те, кто призывает к увеличению размеров экономического пирога для решения проблемы бедности, не видят одной важной реалии. Есть или нет у человека доступа к ресурсам, необходимым для выживания, в большей степени зависит от относительного дохода, чем от абсолютного. В свободной рыночной экономике каждый человек находится в конкуренции с другими за доступ к ограниченному природному пространству, и те, у кого больше денег неизменно оказываются в выигрыше.

Как мы видели выше, экономический рост часто увеличивает доходы богатых быстрее, чем доходы бедных. Даже если бы все доходы возрастали в одинаковой степени, последствия были бы во многом те же самые — абсолютная разница между богатыми и бедными все равно бы увеличилась. Это простая арифметика. Возьмите общее 3-процентное увеличение доходов на душу населения в мире, которое предложила Комиссия Брундтланд по окружающей среде и развитию для решения глобальных проблем бедности и окружающей среды. Оно выразилось бы в первый год в увеличении годового дохода на душу населения (в долларах США) «на 633 долл. для Соединенных Штатов; 3,60 долл. для Эфиопии; 5,40 долл. для Бангладеш; 7,50 долл. для Нигерии; 10,80 долл. для Китая и 10,50 долл. для Индии. К концу десятилетия этот рост увеличил бы годовой доход эфиопа на 41 долл. — едва ли достаточно для успешной борьбы с бедностью, в то время как в Соединенных Штатах это выразилось бы в увеличении на 7257 долл.». Таким образом, покупательная способность для Соединенных Штатов была бы в 177 раз выше, чем для Эфиопии.

Без одновременного перераспределения увеличение размера пирога приносит больше выгод тем, кто уже богат, а не бедным, увеличивает пропасти между богатыми и бедными, и дает первым еще больше власти над последними. Это преимущество становится вопросом жизни и смерти в мире с ограниченными ресурсами, в котором богатые и бедные сцепились в смертельно» поединке за убывающую ресурсную базу.

Если пророки иллюзии, рекламирующие рост как средство решения проблемы бедности, и в самом деле озабочены бедственным положением людей, то пусть они отстаивают меры, которые непосредственно увеличивают способность бедных удовлетворять свои насущные нужды, а не налоговые льготы для богатых.

Многие экономисты, выступающие за развитие, считают, что для вступления страны на путь индустриализации требуется вынужденное переселение рабочей силы из деревни в город, для того, чтобы модернизировать сельское хозяйство и создать промышленный рынок рабочей силы. Параллели с процессом огораживания общественных земель в Великобритании поразительны. Особенно вопиющий пример подобного рода в наше время являет собой Коста-Рика.

Прежде, чем Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк перестроили экономическую политику Коста-Рики, для того чтобы облегчить ее проблемы, связанные с международной задолженностью, Коста-Рика был широко известна как страна с большим равноправием, чем ее соседи. В ней было сильно развито мелкое фермерство и имелось небольшое количество крупных поместий, характерных для других латиноамериканских стран. Политика, навязанная МВФ и Всемирным банком, поменяла экономические рычаги в ущерб мелким фермерам, производившим продукты, необходимые для питания костариканцев, зато в интересах крупных земельных владений, производящих продукцию на экспорт. В результате этого тысячи мелких фермеров лишились земли, их земли были объединены в крупные ранчо и сельскохозяйственные плантации, производящие на экспорт, и разница в доходах населения Коста-Рики стала увеличиваться, приблизившись к остальным странам Латинской Америки. Рост преступности и насилия потребовал резкого увеличения расходов на полицию и общественную безопасность. Для удовлетворения основных потребностей в продовольствии страна вынуждена теперь полагаться на импорт, и внешний долг, который должна была погасить эта структурная перестройка, удвоился. При всей возмутительности последствий их политики МВФ и Всемирный банк указывают на Коста-Рику как на пример успешной структурной перестройки, потому что увеличился экономический рост и страна теперь способна регулярно выплачивать свои долги .

В Бразилии перевод сельского хозяйства с мелкоземельного, производившего пишу для внутреннего потребления, на капиталоемкое производство для экспорта между 1960 и 1980 годом вытеснил со своей земли 28,4 млн жителей — больше, чем все население Аргентины . В Индии за сорок лет крупномасштабные проекты развития лишили места проживания 20 млн. человек. В 1989 году текущие проекты Всемирного банка привели к выселению 1,5 млн человек, и еще 1,5 млн. грозила та же участь в результате проектов, находящихся в стадии разработки. Сотрудники Банка не смогли указать ни на один профинансированный их банком проект, по которому выселенные люди были бы обустроены и восстановили тот уровень жизни, который у них был до переселения . Конференция по азиатскому развитию, спонсированная неправительственными организациями, работающими на уровне самоорганизации над проблемами окружающей среды и бедности, показала одну сторону опыта азиатского развития, которую велеречивые отчеты Всемирного банка и деловые периодические издания даже не упоминают.

В Таиланде десять миллионов сельских жителей находятся на грани выселения с земли, на которой они живут. Эта территория отводится под плантации для коммерческого выращивания древесины. Подземные водоносные горизонты истощаются, и мангровые заросли постоянно разрушаются фермами по выращиванию креветок на экспорт. Местные племена борются за признание прав на земли своих предков в лесах Восточной Малайзии и Индонезии. На Филиппинах программа правительственной земельной реформы постоянно подрывается тем, что лучшие сельскохозяйственные земли передаются под промышленное использование и другие несельскохозяйственные нужды несмотря на то, что страна вынуждена использовать скудные запасы валюты для импорта риса. Сельскохозяйственные химикаты и ядовитые промышленные отходы, включая те, которые были завезены в этот район зарубежными корпорациями и агентствами под видом международной помощи, продолжают отравлять нас. Дамбы и геотермалные проекты вытесняют людей с насиженных мест и разрушают сельскохозяйственные и лесные угодья с целью удовлетворить потребность в энергии для промышленности, ориентированной на экспорт. Обитателей трущоб выселяют, с тем чтобы расчистить мести для промышленности и торговых центров, которые приносят выгоду кому то другому. Разрушительные методы лова рыбы, обычно в интересах корпораций, обслуживающих зарубежные рынки, лишают местных рыбаков дохода и ставят под угрозу репродуктивную способность океанов.

Планы городского развития Бангкока в Таиланде предусматривают выселение 300 000 жителей для строительства скоростного шоссе и других проектов развития города. Если семьи с низкими доходами сопротивляются выселению им прекращают подачу воды и электроэнергии. При дальнейшем сопротивлении устраивается поджог или дома просто сносят бульдозерами. Миллион мексиканских семей будут выселены со своих ферм в результате Северо американского соглашения о свободной торговле. Машина экономического роста оказалась гораздо более эффективной в создании «беженцев развития», чем в выполнении своего обещания покончить с человеческими лишениями в странах с низким доходом.

Если нашей заботой является устойчивое благополучие всех людей, то мы должны развеять экономические мифы, внедренные в нашу культуру пророками иллюзии, освободиться от навязчивой идеи роста и решительно перестроить экономические отношения, нацелив их на два приоритета:

1) уравновесить использование природной среды с восстановительными способностями экосистемы;

2) распределять имеющиеся природные ресурсы таким образом, чтобы обеспечить всем людям возможность удовлетворить в достаточной степени свои физические потребности и полноценно развивать свои общественные культурные, умственные и духовные способности.

Среди препятствий таким преобразованиям можно назвать мощную коалицию политических интересов, кроющихся за фасадом общественных институтов, которая ведет нас совсем в другом направлении. Это корпоративные интересы, которые оказываются в выигрыше, когда страны выбирают экономический рост в качестве организующего принципа своей политики.