Когда мир сломался

Глава 8

Ацетон не то чтобы замёрз, но при наклоне поверхность в бутылке становилась горизонтальной не сразу. Если в прошлый раз он вёл себя как моторное масло, то теперь — как трансмиссионное. Сколько же сейчас? Минус восемьдесят? Минус девяносто? Плохо даже не это, а то, что динамика отрицательная. Температура падает и происходит это все быстрее. Это плохая новость. Хорошая в том, что связь работает. Под маской у меня гарнитура, установленная на голосовую активацию, чтобы не лезть каждый раз под одежду за кнопкой. Отойдя от дома метров на сто, я сказал: «Приём, дорогая, это я, приём!» и через некоторое время, которое понадобилось жене для того, чтобы перестать орать на микрофон и вспомнить про тангенту, услышал в ответ: «Ой, здесь же надо нажимать, да?». Подождав, пока она догадается отпустить клавишу, ответил — так связь была установлена. Постепенно жена освоила эфирную дисциплину, научилась вовремя нажимать и отпускать кнопку передачи, и мне стало уже не так грустно и одиноко в этой темноте. И даже почти не холодно — одежда с подогревом оказалась намного лучше химических грелок, хотя их я прихватил тоже. Это внушает даже некоторый осторожный оптимизм, хотя, если вдуматься, особых поводов для него нет. Но я не рефлексирую, следуя доктрине «шаг за шагом делать необходимое».

В домике как раз заканчивается газ в баллоне обогревателя, но ещё тепло, плюс восемь. Стены и особенно изнанка крыши обросли шубой инея, от влажности у меня моментально затянуло льдом холодные стекла маски — при горении газа выделяется водяной пар. Растопил печку, стало теплее и суше. Больше всего меня, конечно, интересует состояние снегохода, но начал я с генератора — у него масса намного меньше, есть шанс, что он прогрелся. Ну и, в конце концов, его не так жалко если что… Надел на выхлопную трубу один конец найденного в гараже шланга, второй сунул в вытяжной канал печки. Покачал — топливо в баке переливается, уже хорошо. Взялся за пусковой шнур, дёрнул — тишина, но коленвал проворачивается. Масло, значит, тоже более-менее оттаяло. Дёргал-дёргал — не схватывает вообще. Ну, я и не ожидал, что все вот так сразу получится. Выкрутил свечу — мокрая, но бензином не пахнет. Этого я и боялся… Снял топливный шланг с карбюратора и слил топливо из бака в пятилитровые пластиковые баклажки. Да, я что-то такое и предполагал — замёрзший, а потом оттаявший бензин расслоился. Где-то треть снизу — водяная эмульсия. Там не только вода — эмульгаторы, присадки, прочие примеси, но вода преобладает. Подозреваю, в канистрах сейчас то же самое, да и в баке снегохода тоже. Причём, именно снегоход с его впрысковым современным мотором, катализатором и электронным управлением к качеству топлива крайне критичен. Простенькому двухтактному карбюраторному моторчику дешёвого генератора это не так важно, достаточно отделить воду. Что я и сделал простейшим способом: выставив баклажки с эмульсией на пару минут за дверь. Так, чтобы вода замёрзла, а бензин не успел. После этого осталось просто слить незамерзшее топливо в бак. Свеча к этому моменту уже высохла и прогрелась на печке, так что, после нескольких рывков заводным шнуром, генератор всё же подхватился и затарахтел — сначала неуверенно и почихивая, а потом, по мере прогрева, всё более уверенно.

Как только генератор вышел в режим, я воткнул в него лампу-переноску, найденную в гараже, сделав себе, наконец, светло. Ковыряться при свечах и фонариках уже изрядно достало. Через сетевой разветвитель подключил зарядные устройства, подзаряжая батарейные блоки фонарей и подогрева одежды, а также поставил на подзарядку маленький аккумулятор снегохода. Вроде бы он согрелся достаточно, чтобы принимать заряд — во всяком случае, амперметр зарядного устройства показал два ампера. А я занялся тем, что категорически не следует делать в маленьком замкнутом помещении с горящей печкой, работающим генератором и кучей проводов — слил, отделил от воды и профильтровал через ткань бензин из канистр. Бак снегохода, к моему облегчению, оказался пуст — я боялся, что замершее там топливо повредит топливную арматуру. В канистрах эмульсии оказалось совсем мало — залитые под пробку, они не успели набрать конденсата, как полупустой бак генератора, да и вообще, похоже, бензин в них повыше классом. Это даёт надежду на то, что, если мне удастся завести мотор, то снегоход не заглохнет где-нибудь в пути из-за некачественного топлива. Изучив устройство снегохода, понял что, в принципе, шанс есть. Бак находится под передней консолью, за двигателем, в общем (к сожалению, хорошо вентилируемом) отсеке. Если этот отсек утеплить, то горячий воздух от мотора и подогретая в топливной рампе обратка не дадут бензину замёрзнуть. Ну, наверное. Вообще, судя по конструкции, разработчики в основном боялись перегрева, а не переохлаждения, но они не рассчитывали на температуру минус сто… Меня же волнует не столько двигатель, сколько ходовая часть и трансмиссия. Мотор, если его ухитриться завести, будет сам себя греть и, скорее всего, ничего с ним не случится, если не глушить. А вот амортизаторам придёт быстрый и бесславный конец — спасти масло от замерзания нечем, а замерзшее масло поломает тарелки перепускных клапанов на первом же хорошем ухабе. И даже не это самое неприятное — медленно ехать по ровному снегу можно и без амортизаторов вообще, — гораздо опаснее нагрузки на привод гусеницы. Служба в Заполярье научила меня, что при таких низких температурах с материалами происходят неожиданные и неприятные вещи — металл трескается и сыплется от самых ничтожных ударов, приводные ремни теряют эластичность и ломаются, масло перестаёт течь и налипает на стенки работающих всухую агрегатов… Остаётся надеяться, что снегоход, в принципе, рассчитан на зимнюю эксплуатацию и имеет хороший запас прочности, а мне удастся утеплить максимум критичных узлов.

Вдохновившись опытом, поставленным на генераторе, выкрутил свечи из снегохода и прокалил их на печке. Залил отфильтрованное топливо в бак, вкрутил свечи. Заглушил генератор, перекинул шланг на выхлоп снегохода, закрепив винтовым хомутом. Поставил и подключил аккумулятор — к тому моменту зарядный ток упал до пол-ампера, значит, он уже подзарядился. Воткнул в гнездо электронный ключ, включил стояночный тормоз, перевёл выключатель на правой рукояти на положение «ON», и, мысленно попросив удачи у Мироздания, включил стартер. Первые обороты дались настолько туго, что я уже хотел выключить его и погреть машину ещё, но тут масло размешалось, и мотор закрутился веселее. На седьмой секунде (я мысленно считал про себя «и-и-и-раз, и-и-и-два», чтобы не гонять стартер больше десяти секунд), мотор дёрнулся, чихнул, фыркнул, стрельнул в коллектор, и неохотно, неровно затарахтел. Двигатель слегка… — на четырёхцилиндровом я бы сказал «подтраивает», а тут, наверное, «поддваивает» — пропускает вспышки то в одном, то в другом цилиндре. Это вредно для катализатора в коллекторе, но я понадеялся на прогрев — и не прогадал. Тарахтение выравнивается, потом переходит в ровный рокот, а потом и надпись WARM UP на приборной панели гаснет — прогрелся. Я понял, что уже несколько секунд почти не дышу — и выдохнул облегчённо. Шансы были пятьдесят на пятьдесят — мог и остановиться навсегда, расплавив катализатор выплюнутым в коллектор топливом или угробив зажигание пропусками. Дав поработать ещё минуту, заглушил.

Разумеется, то, что мотор работает, ещё не означает, что на снегоходе можно вот так сразу ехать. Стоит ему хлебнуть вентилируемыми кожухами моторного отсека забортного промороженного воздуха, как тут же топливо перемёрзнет — и всё, приехали. Я сходил в гараж, где оторвал с внутренней стороны капота внедорожника простёганный мягкий утеплитель. Работая ножом, скотчем и степлером, соорудил нечто вроде теплового кожуха внутри моторного отсека снегохода, стараясь, чтобы бак, вариатор и двигатель оказались в одной тепловой среде. Не удовлетворившись этим, распотрошил лишний комплект одежды с подогревом, вытащил две карбоновые пластины и приклеил их скотчем к нижней части бака, подключив к проводам розетки допоборудования и укутав бак флисом испорченной жилетки. Достаточно ли этого? Понятия не имею. Очень хочется как-то подогреть и амортизаторы, но я не вижу способа. Опасаюсь ещё за вариатор в трансмиссии, но он для меня вообще тёмный лес. Совершенно не представляю, как поведёт себя при таких температурах. Достаточно ли подогреет его своим теплом мотор? В отсеке под сиденьем нашёл запасной ремень, но это вовсе меня не успокоило — неужели обрыв ремня тут дело настолько житейское, что считается рутинной операцией для пользователя? Не хотел бы я это проделывать в темноте на холоде…

Подкинул дров в печку и взялся за лопату. Мне предстояла титаническая задача — обеспечить снегоходу выезд на поверхность. То есть, прокопать наклонный тоннель от порога домика наверх, причём такой высоты и ширины, чтобы я мог проехать, хотя бы и пригнувшись, верхом. При этом настолько пологий, чтобы аппарат вышел своим ходом. Объем работы для экскаватора! Вынутый из тоннеля снег надо куда-то девать, и я равномерно закидываю им проходы к дому и к гаражу, создавая себе будущие проблемы. Периодически вылезаю на поверхность, успокаиваю по радио жену — под снегом носимая рация не берет совсем. Иногда отдыхаю и согреваюсь в домике, подзаряжаю батареи, завариваю кипятком какой-нибудь сублимат, выпиваю чаю — и снова к лопате. В один из выходов наружу, обнаружил на трубе давешнее чудовище, которое для простоты, и за пристрастие к дымоходам, решил звать «Бэд Санта»7, по названию одного старого фильма. Помахал ему рукой, оно в ответ, к моему удивлению, тоже сделало какой-то жест верхней конечностью. Возможно, это было «не подходи, откушу голову», но я решил считать, что мы поздоровались. На этот раз существо расположилось так, что не перекрывало дымоход, так что мы друг другу не мешали — я копал, оно грелось. Интересно, оно приручается? Вот, скажем, если его в волокушу запрячь…

Под конец я от усталости потерял счёт времени. Копаю, замерзаю, греюсь, ем, засыпаю коротким беспокойным сном — у меня уже выработался рефлекс подниматься, как только в печке начинает гаснуть огонь, — подбрасывать дров, и со стоном валиться обратно на лавку, под три спальника. Со стоном — потому, что эти упражнения с лопатой на морозе печально сказываются на моей спине, а под три спальника — потому что выше плюс пяти я температуру не поднимаю, экономлю дрова. Сплю я в одном термобелье, потому что из-за постоянных переходов с плюса в минус и обратно сыреет даже высокотехнологичная мембранная одежда, её приходится сушить. Каждое вылезание из-под спальников даётся немалым усилием духа. От таких перепадов легко заболеть, но организм, видимо, вышел на стрессовый аварийный режим и отвергает соблазн устроить себе принудительный отдых. Когда эта история закончится, откат будет чудовищный, но мне как-то уже всё равно. Я прихватил с собой бутылку ацетона и теперь в ней не то чтобы совсем лёд, но такая полукристаллизовавшаяся каша. Это значит, что вокруг минус сто или около того, и процесс понижения температуры продолжается. У меня была смутная надежда, на то, что будет какая-то точка стабилизации, что нижний предел достигнут — но нет, ничего подобного. Если бы я имел возможность цифровых замеров и, как примерный первоклассник, вёл бы с самого начала ежедневный «дневник наблюдения за природой, то сейчас мог бы построить график понижения температуры и сделать экстраполяцию — как скоро тут пойдёт кислородный снег? Но я этого не делал, померить мне было нечем, так что теперь остаётся только гадать — это линейная функция или, может быть, экспоненциальная? В первом случае у меня несколько недель, во втором — несколько дней. И куча промежуточных вариантов между ними. Пока что меня поддерживает одно — свет на трассе ещё горит, а значит, там есть энергия, тепло и жизнь. Там люди. И они, возможно, имеют способ спасения. Или хотя бы знают, что происходит. А значит, надо до них добраться.