Когда мы встретимся снова

Глава четвертая

На следующий вечер Бет только-только вернулась с работы в шесть часов, когда зазвонил телефон.

Сегодня после обеда Сюзанна Феллоуз ненадолго предстала перед судом магистрата Бристоля, и полиция подала ходатайство о продлении содержания ее под стражей для проведения дальнейшего расследования. Бет надеялась, что ночь в тюремной камере заставит Сюзанну разговориться, но этого не произошло — та выглядела еще более отчужденной. Она упорно отказывалась отвечать на любые вопросы и даже не смотрела в сторону Бет.

— Алло, — устало промолвила Бет, но слегка оживилась, услышав голос Роя. Повинуясь минутному порыву, она дала ему номер своего домашнего телефона на тот случай, если он получит какую-нибудь дополнительную информацию о Сюзанне и не сможет связаться с Бет в течение дня.

— У вас очень усталый голос, — сочувственно произнес он. — Тяжелый день?

— Кошмарный, — призналась она. — Сюзанна Феллоуз по-прежнему не желает со мной говорить. Казалось бы, когда вся Англия ополчилась на нее за то, что она сделала, можно было бы поласковее отнестись к тому, кто желает встать на ее сторону.

Разумеется, сюжет об этом убийстве показали во вчерашнем выпуске телевизионных новостей, и утренние передовицы всех крупных национальных газет пестрели кричащими заголовками. В Бристоле это стало главной темой разговоров и пересудов на улицах, в магазинах и конторах.

— Ну, может быть, тогда мне удастся немного подбодрить вас, — сказал он. — Во-первых, у нее раньше не было неприятностей с законом, и мы установили, где она живет. Мои мальчики осмотрели ее квартиру сегодня после полудня.

— Отлично, — Бет воспрянула духом. — Где это? Вы нашли что-нибудь полезное?

Он коротко рассмеялся, почувствовав ее энтузиазм.

— Это всего лишь комнатка в Клифтон-Вуд. Почти пустая.

— Выкладывайте! — настаивала она. — Как она жила? Там, наверное, было полно всякого хлама и пустых бутылок? Дайте же мне что-нибудь, чем я смогу воспользоваться!

— Вовсе нет, обстановка спартанская, — отозвался он со смешком в голосе. — Я позвонил, потому что мне вдруг подумалось, что вы сами захотите на все посмотреть.

Бет даже растерялась от такого предложения. Полиция никогда не приглашала адвокатов защиты или обвинения на место преступления или домой к подзащитному, если только на то не было какой-либо важной причины.

— С большим удовольствием. Но у вас не будет из-за этого никаких неприятностей? — спросила она.

— Нет, если вы не станете рассказывать об этом, — он снова рассмеялся. — Вы должны понимать, что если хотя бы словом обмолвитесь о том, что были там, я стану все отрицать. Договорились?

Теперь Бет была озадачена.

— Договорились, — согласилась она. — Но почему вы готовы ради меня нарушить правила?

— Я думаю, вам нужно побывать там, — сказал он без объяснений. — Вы поймете почему, когда увидите все своими глазами.

— Хорошо, — ответила она, сгорая от любопытства.

— Отлично, я заеду за вами через десять минут. Ждите меня на Парк-роу.

Сидя в машине, Рой объяснил, что Белль-вю — это ряд больших домов, построенных в стиле короля Георга. Когда он только начинал работать в полиции Бристоля, многие из этих домов представляли собой настоящие трущобы, но постепенно торговцы недвижимостью выкупили их все, и теперь они превратились в роскошные квартиры.

— Хотя несколько домов с сомнительной репутацией все же остались, — добавил Рой, с трудом втискивая машину на единственное оставшееся на улице свободное место. — Дом, в котором жила Сюзанна Феллоуз, как раз такой.

Уличный фонарь напротив дома под номером тридцать освещал сваленные у перил мешки с мусором, содержимое которых кое-где вывалилось на тротуар. Из подвала пробивались огромные сорняки и доносилось отвратительное зловоние.

Передняя дверь была открыта. Из освещенного окна на первом этаже на них с интересом уставились две молоденькие девушки.

— Как вы узнали, где она живет? — поинтересовалась Бет, когда они вошли внутрь, обходя кресло-каталку и пару велосипедов в холле.

— Нам позвонил мужчина, — сказал Рой. — От кого-то он услышал, что та женщина, которая сидела на Доури-сквер, устроила стрельбу, а он знал, что она живет на этой улице, потому что сам живет через три дома отсюда.

Чем выше они поднимались, тем грязнее становилась лестница, и свет одиноких лампочек не рассеивал темноту. Последние пролеты, которые вели к комнатам в мансарде, не имели даже перил. Комната Сюзанны окнами выходила на улицу.

Лестница хорошо подготовила их к тому, как должна выглядеть комната. Она была холодной, мрачной и сырой, с отставшими от стен обоями и шаткой, старой мебелью. На двуспальной кровати с провисшей сеткой, которая, казалось, стояла тут со времен последней войны, не было даже покрывала; вероятно, его сорвали во время полицейского обыска. Под потолком сквозняк раскачивал голую лампочку на проводе, освещавшую все это убожество. Контраст между этой квартирой и ее собственным теплым, уютным жилищем заставил Бет содрогнуться.

— Мы еще ничего не забирали отсюда, если не считать коробки с патронами, — сказал Рой. Он передал Бет пару полиэтиленовых перчаток. — Надевайте и можете взглянуть. Мне хочется услышать, что вы обо всем этом думаете.

Для начала Бет осмотрелась.

— Что тут может быть интересного? — спросила она, пораженная унылой неприветливостью места. — Здесь нет никаких личных вещей. Ни радио, ни какой-нибудь безделушки, ничего.

Рой ничего не ответил, и она открыла шкафчик над раковиной.

— Даже посуда и все остальное выглядят так, словно их взяли взаймы у домовладельца. Но здесь чисто и опрятно, — с некоторым удивлением продолжала она.

Она повернулась к комоду и выдвинула ящик. Там лежало всего несколько очень поношенных вещей, но они были чистыми и аккуратно сложены. Собственно говоря, и вся комната была чистой, то есть настолько чистой, насколько это возможно, если учесть, что оконные рамы почти совсем сгнили, а сквозь ковер просвечивали доски пола.

Открыв дверцу гардероба, она обнаружила там только старое пальто.

— Довольно странно, — заметила она, и на лице ее отразилось удивление. — Комната не похожа на жилище опустившейся алкоголички.

— Мы ожидали найти здесь совершеннейший беспорядок, — сказал Рой. — Но здесь нет пустых бутылок. Нет никакого хлама. Она даже вынесла мусорное ведро.

— Я бы сказала, она знала, что не вернется сюда, — предположила Бет. — Интересно! Она планировала убийство, но либо была слишком горда и не хотела, чтобы вошедшие сюда нашли беспорядок, либо она прибралась, чтобы уничтожить все улики.

— Я думаю, верно первое, — ответил он, — иначе она не оставила бы коробку с патронами. Взгляните-ка на это! — Он наклонился и вытащил из-под кровати потрепанный коричневый чемоданчик.

Бет нагнулась, подняла крышку и принялась перебирать вещи, аккуратно сложенные сверху. Пакет для стирки, шлепанцы, ночная сорочка, нижнее белье и три книги.

— Похоже на чемодан, собранный для больницы, — произнесла она, глядя на Роя и нахмурившись. — Может быть, она собиралась застрелить их, вернуться сюда, взять эти вещи и скрыться?

— Думаю, это маловероятно. Если таков был ее первоначальный план, то она оставила бы чемодан где-нибудь недалеко от центра. Я бы сказал, что она упаковала его, готовясь отправиться в тюрьму. Смотрите дальше.

Бет осторожно приподняла лежавшие сверху вещи. Под ними она увидела альбом для фотографий, большого формата, с розовой пластиковой обложкой, похожий на тот, в котором люди хранят свадебные фотографии.

— Это? — спросила она, глядя на Роя.

Рой утвердительно кивнул.

На первой странице было много фотографий новорожденного ребенка, и, переворачивая страницы, Бет поняла, что весь альбом посвящен одной малышке, маленькой темноволосой девочке. Фотографии были подобраны в хронологическом порядке, начиная с момента рождения и примерно до четырехлетнего возраста.

Бет внимательно рассматривала их, пораженная тем же самым трудно уловимым сходством, на которое она обратила внимание, впервые увидев Сюзанну в тюремной камере.

— Ее дочь? — она вопросительно посмотрела на Роя.

— Наверняка, — отозвался тот. Он показал на один из последних снимков, на котором была запечатлена девчушка с кругленьким розовым личиком в ореоле темных вьющихся волос. На малышке была бумажная корона. — Сходство бросается в глаза.

Бет присмотрелась повнимательнее. Девочка была не то чтобы очень привлекательной, но у нее было очень милое личико, уже отражавшее характер. Она не заметила особого сходства с Сюзанной, если не считать того, что обе были круглолицыми. Но что-то в застенчивой, ласковой улыбке ребенка поразило Бет в самое сердце.

— Это может быть племянница, или даже крестница, — предположила она. — Слава Богу, ничто здесь не указывает на то, что в этой комнате жил ребенок. Здесь и собаку держать страшно.

— На оборотной стороне одной из самых первых фотографий указана дата, — сказал Рой. — 1987 год. То есть сейчас ей было бы восемь. Почему, как вы полагаете, после того, как ей исполнилось четыре, фотографий больше нет?

По коже у Бет побежали мурашки. Она бросила настороженный взгляд на Роя.

— Она умерла?

— Да, я думаю именно так, — задумчиво протянул он. — Разумеется, ребенка у нее могли забрать, например, муж или власти.

Бет кивнула. Может быть, это случилось из-за того, что Сюзанна пила, или же она начала пить после того, как у нее отняли ребенка. Но почему-то ей казалось, что девочка все-таки умерла.

Бет еще раз просмотрела все фотографии и обратила внимание на то, что на заднем плане виднелась обстановка обычного дома. Милые домашние вещички, каминная решетка например, новогодняя елка, именинный пирог, цветы в вазе, даже копия картины Ренуара на стене позади ребенка.

— Если она была замужем, — размышляя вслух, протянула Бет, — то почему ни на одном снимке нет отца? Ни с ребенком, ни с самой Сюзанной? Мне кажется, что они жили вдвоем. Девочка выглядит здоровой и ухоженной.

— Я тоже так думаю, — согласился Рой, забирая у нее альбом и укладывая его обратно в чемодан. Сверху он положил все вещи. — Сейчас мы наводим справки о ребенке. Готов держать пари, что Сюзанна находилась на попечении доктора Визерелла.

Внезапно Бет поняла, зачем он привез ее сюда. Дело было не только в альбоме и в тех мыслях, которые он навеял. Инспектор увидел вырисовывавшийся мотив убийства.

— У вас есть дети, Рой? — спросила она.

— У меня был маленький сын, десять лет назад, — ответил он дрогнувшим и неуверенным голосом, отвернувшись от нее. — Он умер от болезни сердца, когда ему было три годика.

Бет в ужасе смотрела на него.

— Господи, Рой, простите меня, — наконец выдавила она. — И альбом напомнил вам об этом?

Он повернулся к ней, покусывая нижнюю губу.

— Да. Вчера я считал Сюзанну Феллоуз сумасшедшей. Сегодня ситуация изменилась. Кажется, я начинаю ее понимать. Если бы в смерти моего сына был повинен кто-то, я тоже, наверное, открыл бы на него охоту.

Бет с трудом проглотила комок в горле. Не в первый раз она слышала подобную грустную и печальную историю, но почему-то именно эта, рассказанная крутым и бескомпромиссным полицейским, потрясла ее до глубины души.

Вскоре они ушли из комнаты, Рой взял с собой чемоданчик и закрыл за ними дверь. Он заговорил только тогда, когда они оказались на улице.

— Поразительно, как крупица информации может изменить ваше мнение о ком-либо, — внезапно произнес он. — Вчера я готов был голосовать за то, чтобы для этой женщины вернули смертную казнь через повешение. Сегодня же, — тут он пожал плечами, — в общем, вы понимаете.

— Вы хороший человек, — негромко проговорила Бет, уже вполне понимая, для чего он привез ее сюда. — Я сделаю для нее все, что смогу. Вы расскажете мне о том, что вам удастся узнать о ребенке?

— Конечно, — ответил он, и, хотя на улице было темно, ей показалось, что в глазах его блестят слезы.

В ту ночь Бет не могла заснуть. Стоило ей закрыть глаза, как она вновь оказывалась в той холодной, убогой комнатушке, представляя, как Сюзанна плачет над альбомом. Бет никогда не испытывала материнских чувств, она никогда не играла в куклы, дети раздражали и утомляли ее. Но она могла представить себе чувства матери, потерявшей ребенка, и знала, каково это — быть по-настоящему одинокой. Она подумала, что то и другое вместе способно свести с ума кого угодно.

На следующее утро она одевалась, чтобы идти на работу, когда Рой позвонил снова.

— Это был ее ребенок, — сообщил он без вступления. — Аннабель Люси, родилась 18 апреля 1987 года в больнице Святого Михаила, это здесь, в Бристоле. Умерла 12 мая 1991 года, вскоре после того, как ее поместили в детскую больницу. Причина смерти — менингит. Участковым терапевтом был доктор Визерелл. Сюзанна была матерью-одиночкой, и в то время она жила по другому адресу на Клифтон-вуд.

Бет не знала, что сказать. Это было именно то, что она хотела услышать как адвокат, кое-что существенное, на чем можно построить защиту Сюзанны. Но как женщина она предпочла бы узнать, что Сюзанна сбежала из приюта для умалишенных и что девочка была всего лишь ее дальней родственницей.

Она все-таки сумела выдавить слова благодарности Рою за то, что тот так быстро дал ей знать. Он добавил, что теперь у них есть достаточно оснований предъявить Сюзанне формальное обвинение и что она предстанет перед судом сегодня еще до обеда.

— Должен предупредить вас, — сказал Рой, и голос его прозвучал сурово и безжалостно, — что ни здесь, в полицейском участке, ни на улицах никто не испытывает к ней ни капли симпатии, и все считают ее монстром. Помимо всего прочего, Роланд Паркс, муж сестры из регистратуры, дал интервью в сегодняшнем выпуске «Мэйл». Я мельком проглядел его — там именно то, чего следовало ожидать, сентиментальная история с фотографиями счастливой парочки и их детей. В суде почти наверняка будет целая толпа зевак, желающих хотя бы одним глазком посмотреть на Феллоуз, и репортеры тоже слетятся, как мухи на мед. Дело может обернуться неприятным образом.

— В таком случае, я должна знать, почему Сюзанна застрелила и ее, — сказала Бет. — Знаете такую поговорку — туши огонь огнем?

Бет обнаружила, что ей трудно сосредоточиться на двух встречах, назначенных на сегодняшнее утро. Одна была с мужчиной тридцати лет, обвинявшимся в изнасиловании, а во время второй ей предстоял разговор с женщиной, занимавшейся воровством в магазинах, которая знала, что на этот раз ей светила тюрьма. При других обстоятельствах Бет внимательно выслушала бы обоих и, хотя их виновность не вызывала сомнений, постаралась бы найти что-нибудь, на чем можно было бы построить защиту.

Впрочем, полюбить кого-то из этих ее клиентов, не говоря уже о том, чтобы поверить в их невиновность, было практически невозможно. Особенно негодовал насильник, который искренне полагал, что, купив девушке пару коктейлей и угостив ее шашлыком, он получал право заниматься с ней сексом. Его жертве только что исполнилось шестнадцать лет, и она была девственницей, когда он надругался над ней. В который уже раз Бет пожалела, что не выступает на стороне обвинения. Она бы с удовольствием пропустила его через мясорубку.

Все время, пока она пыталась вслушаться в то, что говорили ей клиенты, мысли Бет занимала Сюзанна, которой предстояло сегодня до обеда появиться в суде. Должно быть, ей было около сорока, когда родилась Аннабель. Получается, она предпочла забеременеть, не имея мужа, зная, что отпущенное ей биологическое время истекает? А может, этот ребенок — результат несложившихся отношений? Что она делала до того, как стала матерью?

Перед тем как отправиться в суд, Бет пробежала глазами статью в «Мэйл» о Роланде Парксе. Она всегда с подозрением относилась к тем, кто откровенничал с газетчиками, особенно так быстро после трагедии, и от высказываний Паркса ее затошнило. «Пам была одна на миллион, — заливался он. — Она всем помогала, обо всех заботилась. Моя жизнь теперь кончена, после того как Пам отняли у меня».

Бет стало интересно, что подвигло его на публичное излияние. Было бы понятно, если бы убийцу не задержали — человек, укрывающий его, мог бы сдать его полиции, прочитав эмоциональное откровение мужа убитой. Может быть, все, что он говорил, было правдой, но настоящей скорби предаются в одиночестве, не вынося ее на люди. Она готова была держать пари, что брак их не был таким уж счастливым. Весьма вероятно, Роланд Паркс просто готовил дымовую завесу, чтобы скрыть что-то.

Но миссис Визерелл, по крайней мере, не делала витиеватых заявлений, пока во всяком случае. Возможно, это объяснялось тем, что имя Сюзанны было знакомо ей из разговоров, которые муж вел дома? Или же она просто была от природы сдержанной и не лишенной чувства собственного достоинства?

Бет хотелось отменить все назначенные на сегодняшний день встречи, чтобы пойти в библиотеку и спокойно порыться в архивах, попытаться найти газетные сообщения о смерти Аннабель. О смерти от менингита сообщили бы непременно, и Сюзанна могла в тот момент излить душу репортеру, если подозревала, что врач виновен.

Но тут Бет пришлось напомнить самой себе, что она не подряжалась работать частным детективом. От нее требовалось всего лишь найти общий язык с обвиняемыми, получить от них как можно больше информации, представить свидетелей, а потом передать дело барристеру, который использует полученные от нее сведения для построения защиты на суде. До тех пор пока Сюзанна не признает, что ей нужна помощь, и не начнет говорить, Бет вряд ли сможет сделать что-нибудь для нее.

Сюзанна по-прежнему не произнесла ни слова и во время первого недолгого судебного разбирательства, и потом, когда ей сказали, что она останется под арестом и ее отвезут в тюрьму Иствуд-парк в пригороде Бристоля. Бет не пыталась заставить ее разговориться, намекнув, что знает об Аннабель, она решила приберечь это для будущего разговора со своей подопечной в тюрьме в понедельник. Но у нее сложилось впечатление, что она немногого бы добилась, даже если бы и рассказала все сразу. Сюзанна как будто отгородилась от внешнего мира и была совершенно безучастна к своей дальнейшей судьбе.

Выходные показались Бет бесконечными. Дождь лил как из ведра, и впервые за много месяцев она почувствовала себя одиноко. Она всегда ненавидела это время года. Сырость, туман, темнота, наступающая в пять часов, мокрые листья на тротуаре, и все эти магазины, старающиеся искусственно создать атмосферу показного оптимизма своими бесконечными идеями о рождественских подарках. Но на этот раз ее меланхолия оказалась сильнее, чем обычно. Она вдруг стала думать о прошлом и не могла отвлечься от этого опасного занятия.

Одно из воспоминаний, которое постоянно преследовало ее, было воспоминание о прошлом Рождестве. Каждое Рождество представляло для нее настоящую пытку; задолго до его наступления она с ужасом ожидала дурацкие вопросы жизнерадостных коллег о том, как она собирается провести праздник. Обычно она лгала, отвечая, что планирует навестить свою семью. Пусть они думают, что она проводит Рождество так, как об этом пишут в глянцевых журналах. Венок из падуба на двери родительского дома, восьмифутовая елка, а под ней — дюжина красиво упакованных подарков. Рождественские песенки и поленья в камине, маленькие детишки в праздничных одеждах, широко раскрытые от восторга глазенки. Обеденный стол с канделябрами, ломящийся от серебра и хрусталя.

В те далекие дни, когда Бет была вынуждена приезжать домой ради своей матери, Рождество напоминало пытку, которую надо было вытерпеть. Ее мать превратилась в неврастеничку, а отец ждал малейшей ее оплошности, чтобы получить возможность унизить ее. Брат и сестра пребывали в постоянном напряжении, потому что их супруги не хотели здесь находиться, а их дети напоминали маленьких манекенов, которые не осмеливались произнести лишнее слово из страха перед дедушкой.

Даже после того, как мать умерла, а отца поместили в дом для престарелых, Рождество по-прежнему вселяло в нее ужас. Разумеется, она могла приехать в гости к Роберту или к Серене, они всегда приглашали ее, но к тому времени семейный праздник Рождества уже прочно ассоциировался у нее с трудными временами. Чаще всего Бет просто приезжала в какую-нибудь сельскую гостиницу, покорно и вежливо, но без особого энтузиазма, принимала участие в организованных празднествах и при первой же возможности удирала, чтобы подолгу гулять в одиночестве.

В прошлом году Рождество оказалось особенно неудачным. Поскольку она пробыла в Бристоле еще очень недолго, то, в общем, наслаждалась одиночеством в своей новой квартире. В сочельник на работе устраивали корпоративную вечеринку. Из конторы домой идти было совсем недалеко, поэтому она позволила себе выпить немного лишнего. Поднимаясь неуверенной походкой по лестнице к дверям своей квартиры, она упала и сломала руку.

Мало того, что ей пришлось прождать больше шести часов в травматологическом пункте, пока ей сделают рентген руки и наложат гипс, так еще и следующие четыре дня она мучилась от боли, совершенно не в состоянии сделать что-либо для себя. У нее не было близких знакомых в Бристоле, чтобы обратиться к ним за помощью или хотя бы за утешением. Вот тогда она поняла, что толкает людей на самоубийство.

Проезжая по улицам Бристоля, Бет думала о том, как часто ее клиенты говорили ей колкости вроде: «Для вас это ничего не значит, вы же родились с серебряной ложкой во рту!» Смешно, но люди часто приходили к такому умозаключению только потому, что она была адвокатом и умела красиво говорить. Она знала, что забитой домохозяйке из муниципальной квартиры и в голову не могло прийти, что «домашнее», скажем так, насилие могло скрываться за внушительными дубовыми дверями дома с роскошной подъездной дорогой, обсаженной деревьями. Так же, как грабитель не мог себе представить, что за фасадом богатого здания может таиться нищета.

Вот только Бет знала это наверняка, поскольку ей довелось испытать все эти прелести на собственной шкуре. Ее отец был хвастуном, снобом и шарлатаном. Он всегда намекал, что происходит из знатного рода, хотя правда заключалась в том, что его прадед, Рональд Пауэлл, был всего лишь неграмотным работягой, который сколотил состояние, покупая дешевые земельные участки, позже выстроил на них маленькие домики ленточной застройки в Кентском пригороде Лондона, а потом сумел продать их с огромной выгодой. Он повторял эти спекуляции снова и снова, мудро покупая никому не нужную землю, а потом строя на ней небольшие дома, которые были нужны всем.

Рональд обладал уже внушительным состоянием, когда в 1870 году решил жениться. Его жена Лея происходила из аристократической семьи. Вероятно, это она убедила Рональда выстроить поместье Коппер-бичиз в Сассексе, где и выросла Бет. Дом отличался классическим стилем и элегантностью, свойственным сельским поместьям времен короля Георга. Лея с Рональдом посадили буковую аллею, вдоль которой ныне была проложена подъездная дорога.

У них было трое сыновей, двое погибли в Первую мировую во Франции, но Эрнест, дед Бет, выжил и вернулся домой, чтобы принять бразды правления процветающим семейным бизнесом. Он поселился в Копер-бичиз вместе со своими стареющими родителями и женой Онор. В 1920 году там же родился отец Бет, Монтегю.

Бет выросла на рассказах о том, какие роскошные приемы устраивали в Коппер-бичиз в те времена, когда ее отец был еще мальчишкой, о конюшнях, полных лошадей, о слугах и чудесных садах. Конюшни по-прежнему стояли на месте, хотя и пустовали, а то, что когда-то было обширными лужайками, превратилось в пастбища, проданные соседу-фермеру. Деньги испарились задолго до рождения Бет в 1951 году. Дом отчаянно нуждался в ремонте, в нем царили постоянный холод и сырость, и даже помочь матери во время уборки было некому.

Бет так никогда и не смогла выяснить, отчего ее отец оказался неспособным продолжать делать деньги после смерти своего отца. Она знала, что в послевоенные годы, вплоть до начала шестидесятых, наблюдался бум торговли недвижимостью. Она могла только предполагать, что причиной безденежья семьи стали лень и некомпетентность отца: ее сестра Серена, которая была на десять лет старше Бет, говорила, что не припомнит случая, когда бы их отец работал. Он вечно сидел дома, почитывая газеты, ковыряясь в саду или проверяя счета на содержание дома, которые вела мать, и вечно упрекая ее за расточительность.

Лет пятнадцать назад Бет однажды попросила свою мать, Алису, объяснить ей эту загадку, но в ответ услышала лишь патетическое восклицание, которым та обычно отговаривалась и раньше: «Монти воспитали джентльменом, его никогда не учили, как руководить деловым предприятием. Это не его вина».

«Джентльмен! — пробормотала про себя Бет. — Он просто напыщенный грязный ублюдок!»

Она ненавидела отца. Если бы не мать, она больше никогда не переступила бы порога родного дома после того, как стала учиться в университете. Монти воспользовался даже ее поступлением, похваляясь на каждом углу теми жертвами, на которые он вынужден был пойти, чтобы дать своим детям хорошее образование.

На самом же деле это не стоило ему ни копейки, потому что они учились в обычной средней школе. Поступив в университеты, его дети получили гранты и стипендии, кроме того, они подрабатывали, чтобы содержать себя. Монти никогда и ничего не давал никому из них — ни денег, ни времени, ни родительской ласки. А теперь он ставил себе в заслугу достигнутые ими успехи.

А вот свою мать Бет любила. Она была тихой и скромной женщиной, которая всю себя отдавала детям и стоически терпела своего невыносимого хвастуна-мужа, свято веря, что такова доля всех замужних женщин. Она полной мерой отведала несчастья в браке. Мама могла бы прожить намного дольше, согласись Монти продать огромное поместье и переехать куда-нибудь в более теплое, сухое и уютное место, содержать которое было бы легче.

«Интересно, расскажешь ли ты мне, кем были твои родители?» — подумала Бет, в очередной раз возвращаясь мыслями к Сюзанне.

Бет нравилось знать подноготную своих клиентов. Она обнаружила, что именно там можно было найти ключ к тому, почему они стали преступниками. Разумеется, зачастую этого было недостаточно — ей самой и ее брату с сестрой тоже пришлось немало вынести в собственном семействе, но они не пошли по кривой дорожке.

Роберт стал врачом, трудолюбивым, отзывчивым и добрым, а его терпению в обращении с пациентами она просто поражалась. Серена унаследовала от матери ее мягкость и покладистость, но отнюдь не позволяла вытирать об себя ноги. Она занималась бухгалтерской отчетностью на дому, одновременно присматривая за своими тремя детьми, и при этом сохранила обаяние и очарование.

В отличие от брата и сестры, Бет не могла похвастаться мягким характером. Ей всегда были свойственны пылкость, самодостаточность и даже некоторая черствость.

Она как раз свернула на шоссе М5, когда звонок телефона в машине нарушил течение ее мыслей. Это оказался Стивен Смит.

— Я знаю, что ты сейчас едешь на свидание к Сюзанне Феллоуз, — начал он. — Но сегодня утром мы получили о ней кое-какую информацию, и я подумал, что она может тебе пригодиться.

— Отлично, спасибо, Стивен, — ответила она, полагая, что сейчас он начнет просвещать ее по поводу Аннабель.

— Она родилась в 1951 году, в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Ее девичья фамилия Сюзанна Райт, она сменила ее на Сюзанну Феллоуз в одностороннем порядке в декабре 1986 года в одной адвокатской конторе в Бристоле.

Бет была настолько поражена услышанным, что рука ее соскользнула с рулевого колеса, и машина, судорожно вильнув, едва не выскочила на полосу встречного движения. Она уронила трубку, выровняла автомобиль и, от греха подальше, съехала на обочину, чтобы прийти в себя.

— Стивен? — вопросительно произнесла она, снова поднеся трубку к уху. — Ты еще здесь?

— Да-a, а что случилось, ты уронила трубку?

— Что-то вроде того, — выдохнула она. — Откуда получены эти сведения?

— От твоего приятеля из Брайдуэлла. Он оставил сообщение для тебя на автоответчике, до того, как пришла дежурная служащая.

Впервые с тех пор, как Бет познакомилась со Стивеном, ей захотелось обстоятельно поговорить с ним, поделиться тем, что значило для нее это имя. Но она постаралась подавить этот порыв. Сначала ей самой нужно было хорошенько все обдумать.

— Спасибо, что дал мне знать, — сказала она, чувствуя, как дрожит у нее голос. — Я вернусь в контору к обеду. Увидимся.

— С тобой все в порядке? — с беспокойством спросил он. — У тебя какой-то странный голос.

Она посмотрела на безостановочный поток машин, двигавшихся по шоссе, и подумала, что ей чертовски повезло, что она не попала в серьезную аварию.

— У меня все хорошо, — солгала она. — Это просто помехи на линии. Увидимся позже.

Но ей было плохо. Она сидела как громом пораженная. Теперь-то она понимала, почему всякий раз, когда она смотрела на Сюзанну и слышала ее голос, в голове ее звенели тревожные колокольчики и почему Сюзанна так себя вела во время их первой встречи в Брайдуэлле.

Ее подруга детства, полненькая коротышка с волосами цвета спелых каштанов, которой она так завидовала — тому, что у нее нормальная семья! Бет еще и потому любила Сюзи, что та сказала ей, будто она похожа на Белоснежку!

— Ох, Сюзи, — выдохнула она, упершись грудью в рулевое колесо. — А я-то думала, что ты уже давно замужем и у тебя куча детей.

Воспоминания захлестнули ее. Вот они вдвоем визжат от восторга, съезжая на велосипедах с горы. Плещутся в воде, заправив в трусики подолы своих платьев. Устраивают берлогу в лесной чаще и изображают джазовых музыкантов, слушая «Первую десятку» в «Вулворте».

Все хорошее, что было у нее в детстве, неразрывно связано с Сюзи. Причем не только веселье и забавы — их объединяло нечто большее, чем просто дружба. Бет жила ожиданием августа, чтобы встретиться с Сюзи, поскольку только в Стрэтфорде она чувствовала себя свободной. Именно Сюзи заставляла ее поверить в то, что она умна. То, как она бежала к ней, чтобы обнять, когда Бет приезжала, позволяло чувствовать себя любимой. Обе они дополняли друг друга. Может статься, если бы Бет не дала их дружбе, которая в течение стольких лет оставалась для нее самым важным в жизни, остыть и умереть, то сейчас она не была бы холодной и бесчувственной. Как знать?

На глаза у нее навернулись слезы, когда она вспомнила, что одним из оправданий ее решения больше не писать Сюзи, когда обеим исполнилось по семнадцать, было то, что Сюзи без конца повторяла, каково это — безвылазно сидеть дома, ухаживая за своей матерью. После того что случилось в том году с Бет, заботиться о ком-то, кто любил тебя, представлялось совсем не такой уж ужасной вещью. Она думала, что Сюзи должна быть благодарна за то, что по ночам ей не снятся кошмары. Бет это не удавалось.

Осознав, что она едва не позволила жутким событиям 1968 года вновь всплыть у нее в памяти, она вдруг разозлилась на себя. Бет опустила стекло в дверце машины и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она больше не могла стоять на обочине, место было опасным и неподходящим для размышлений, но как ей встречаться с Сюзанной Феллоуз теперь, когда она знала, кто та на самом деле? Она больше не сможет объективно выступить в ее защиту, как и не сможет справиться с воспоминаниями, которые, она знала, непременно встанут перед ее мысленным взором.

Она завела мотор, посигналила и выехала на шоссе. Было очень заманчиво позвонить в тюрьму и сказать, что она не сможет приехать сегодня, а затем попросту отказаться от Сюзанны как от клиента.

Сидя за рулем, она поняла, что это исключено. Сюзанна сразу же поймет, что она отказалась от нее потому, что узнала, кто она на самом деле, а Бет будут мучить угрызения совести из-за проявленной трусости. Самое меньшее, что она могла сделать, это поехать и поговорить с ней. Что бы Сюзанна ни совершила, став взрослой, Бет была ее должницей за то счастливое время в детстве. Может быть, Сюзанна сама предпочтет взять себе другого адвоката. Но решить это должна только она.

Бет вздрогнула, сворачивая у пивного бара на дорогу, ведущую к тюрьме. Здание тюрьмы было совсем не таким мрачным и не производило такого гнетущего впечатления, как другие места лишения свободы, куда она ездила навещать своих подзащитных. Во-первых, тюрьма была небольшой, рассчитанной всего на сто сорок женщин-заключенных, и располагалась в чудесном сельском уголке графства Глостер. Но стоило оказаться за проволочным заграждением, проехать мимо аккуратных садиков, сквозь первые решетчатые ворота, как вы сразу же понимали, что перед вами настоящая тюрьма со всеми ее атрибутами.

Может статься, что Сюзи неузнаваемо изменилась за прошедшие тридцать лет. Возможно, на ее долю выпали такие тяготы, какие Бет и представить себе не могла. Тем не менее в ней должно остаться достаточно много от той маленькой, бережно воспитываемой и любимой девочки, чтобы она ужаснулась тюремной обстановке: суровому режиму, оскорблениям, мстительности других заключенных, кошмарной пище и отсутствию свежего воздуха.

Бет шагала вслед за тюремным офицером к комнате для допросов и чувствовала себя крайне неуверенно. Все, что она планировала сказать до этого телефонного звонка от Стивена, казалось ей теперь несущественным. Она не знала, то ли прямо начать с того, о чем она узнала, то ли подождать, что скажет ей Сюзанна.

Но как только дверь в комнату для допросов открылась и она увидела Сюзанну, которая сидела за столом и ждала ее, Бет вдруг почувствовала, что разделявшие их годы канули в прошлое. В этой женщине теперь намного легче было узнать прежнюю Сюзанну, потому что волосы у нее были чисто вымыты. Может быть, они не так блестели и вились, как раньше, и челка была намного короче, но, тем не менее, это были волосы Сюзи. Кажется, даже краснота у нее на лице уменьшилась. На ней была хлопчатобумажная трикотажная рубашка поверх тех же слаксов, которые были на ней во время ареста, и она выглядела стройнее, чем при их предыдущей встрече.

— Как дела? — грубовато поинтересовалось Бет, неловко переминаясь с ноги на ногу в дверях, еще более неуверенная в том, как себя вести дальше.

Сюзанна пожала плечами.

— Неплохо, — отозвалась она.

— Теперь вы готовы разговаривать? — спросила Бет после того, как за ней закрылась дверь, оставив их вдвоем.

— Нет, — Сюзанна демонстративно глядела в другую сторону, скрестив руки на груди.

Бет больше не видела смысла продолжать игру в кошки-мышки.

— Ну, хорошо, Сюзи, — начала она. — Прости меня, что я не узнала тебя сразу, потому что ты-то меня узнала. Но я никогда не ожидала увидеть тебя среди моих клиентов.

Сюзанна словно потеряла дар речи. Она закрыла и снова открыла рот, как рыба, вытащенная из воды.

— Я не… — промямлила она и замолчала. — Я не могла…

— Пути Господни неисповедимы, как говорится, — с усмешкой заметила Бет. Как ей хотелось перестать дрожать! — Не то чтобы я теперь так уж верю в Бога, но, похоже, на сей раз вмешалась судьба, или рок, как ее ни назови.

— Если бы они сказали мне твое имя до того, как вызвать тебя, я попросила бы найти кого-нибудь другого, — хрипло произнесла Сюзанна. — Когда ты появилась, я не поверила своим глазам.

— Ну вот, я здесь, так что прекращай всю эту свою чепуху, отказываясь говорить, — твердо заявила Бет. — Видишь ли, я знаю об Аннабель, я видела ее фотографии. Я знаю, что она умерла от менингита и что вашим участковым врачом был доктор Визерелл.

Глаза Сюзанны расширились, лицо снова залилось краской, и на нем появилось столь знакомое Бет выражение. Сюзи всегда краснела, когда путалась или нервничала.

— Мне очень жаль, что так случилось с Аннабель, — продолжала Бет, придвигаясь к ней поближе. Какая-то часть ее требовала, чтобы она обняла свою старую подругу, дала волю бушевавшим внутри чувствам. Но Бет разучилась поддаваться минутным порывам, и ее холодный ум адвоката советовал ей сохранять дистанцию. — Самое плохое, что может случиться с женщиной, это потерять своего ребенка, и от этого то, что ты сделала, предстает совсем в другом свете, — добавила она.

На какое-то мгновение ей показалось, что Сюзанна так и не заговорит. Лицо у нее окаменело, она крутила одной рукой указательный палец другой, не поднимая глаз.

— Ты помнишь, что ты кричала мне, когда я уезжала домой на поезде в то последнее лето? — спросила Бет минуту спустя.

Эта сцена явственно предстала у нее перед глазами: Сюзанна, в розовом платье, бежит за поездом, а Бет высунулась из окна, чтобы помахать ей рукой и послать воздушный поцелуй.

— «До скорой встречи!», — сказала Бет и почувствовала, как от волнения у нее дрогнул голос. — Вот что ты кричала. Я и представить себе не могла, что когда-нибудь мы встретимся вот так.

Сюзанна по-прежнему молчала. Бет не была даже уверена, услышала ли она ее слова.

— Послушай, Сюзи, — снова начала она, — мне жаль, что мы с тобой потеряли друг друга. Но мы были молоды, и у нас было так много разных забот. Пожалуйста, поговори со мной. Если не как с адвокатом, то хотя бы как со старой подругой.

На мгновение воцарилась тишина, и по искаженному лицу Сюзанны Бет догадалась, о чем она думает. Вероятно, она испытывала облегчение оттого, что все открылось, она хотела довериться своей давней подруге, тем не менее она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Бет — адвокат и, следовательно, выступает на другой стороне. Что же лучше — промолчать или рассказать ей все?

— Этот негодяй дважды отсылал меня из своей приемной, — внезапно выпалила она, и глаза ее яростно сверкнули. — Во второй раз у Аннабель появилась сыпь, она была совсем как резиновая кукла, а он заявил, что это всего лишь грипп и что я должна дать ей калпол. Я спорила с ним, говорила, что сыпь не исчезает, но он сказал, что я неврастеничка и только зря отнимаю у него время.

Бет опустилась на стул, испытывая настоящее облегчение оттого, что прилив повернул вспять.

— И ты повезла ее в детскую больницу сама? — спросила она.

— Да, и она умерла почти сразу после того, как я туда добралась.

— Мне так жаль, Сюзи, — проговорила Бет, и, хотя она всегда считала, что никакое горе не может ее тронуть по-настоящему, на этот раз все было иначе. — Ты подала на него жалобу?

— Подала, но без толку, — с жаром сказала Сюзанна, и ее светлые глаза метнули молнию. — Они же все держатся друг за друга, правильно? Прикрывают друг друга. А я была всего лишь матерью-одиночкой, и им было плевать, что они со мной сделали.

— А миссис Паркс, регистраторша — она-то чем провинилась?

— Она даже не хотела записать меня вне очереди, не говоря уже о том, чтобы отправить ко мне врача на дом, — ответила Сюзанна звенящим от ненависти голосом. — Я звонила трижды, и каждый раз она отвечала мне, что я должна уложить Аннабель в кровать и давать ей больше жидкости. Она разговаривала со мной так, словно я слабоумная.

— Ты звонила до или после того, как приходила к доктору Визереллу на прием?

— Два раза до прихода в нему, а потом я просто сама поехала в медицинский центр, потому что буквально сходила с ума от беспокойства. Миссис Паркс это не понравилось, и она заставила меня ждать целую вечность, прежде чем я попала к доктору. На следующее утро, когда Аннабель стало намного хуже, я снова позвонила и пыталась настаивать, чтобы врач немедленно пришел ко мне. Она вела себя со мной высокомерно-снисходительно, сказала, что в вызове врача на дом нет никакой необходимости, но, если я приду с Аннабель, она как-нибудь втиснет меня в очередь.

— Получается, ты дважды привозила Аннабель в центр в критическом состоянии? — Бет хотела быть совершенно уверенной в этом. — Что сказал доктор Визерелл в первый раз?

— Что это сильная простуда, может быть грипп, — ответила Сюзанна. — Он вел себя очень надменно, едва-едва удосужился мельком осмотреть девочку.

— А второй раз?

— Тогда уже всем было видно, что она больна, — от волнения Сюзанна повысила голос. — Я тебе уже говорила, она была совсем как резиновая кукла, у нее выступила сыпь. Я сказала, что у нее, по-моему, менингит, а он ответил, что матери всегда выдумывают невесть что, и велел мне отвезти Аннабель домой.

— Что было дальше?

— Я вернулась в приемное отделение и стала умолять эту женщину вызвать «скорую помощь», а она ответила, что если бы доктор считал, что Аннабель нужно положить в больницу, то он сам бы все устроил. Господи Боже мой, я держала Аннабель на руках! Ей исполнилось четыре годика, уже не младенец, но она потеряла сознание, и любому дураку было ясно, что с ней что-то очень не в порядке.

У Бет сжалось сердце, так ясно она видела эту картину и чувствовала боль Сюзанны.

— И тогда ты повезла ее в больницу?

Сюзанна кивнула.

— У меня не было с собой денег на такси. Мне пришлось отнести ее домой и попросить соседа, чтобы он отвез нас.

— А почему ты не отвезла ее в больницу сразу же после того, как доктор отправил вас домой в первый раз? — спросила Бет.

— Если бы я была умнее! — Сюзанна вздохнула и бессильно скорчилась на стуле. — Наверное, я думала, что он прав, а я все выдумала. Я всегда верила врачам.

— А где ты так научилась управляться с пистолетом? — после минутной паузы поинтересовалась Бет.

Сюзанна приподняла голову и слабо улыбнулась.

— У меня неплохо получалось уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились. Отец начал учить меня стрелять из дробовика, едва мне исполнилось восемь. Да, у меня неплохо получалось.

— Как вышло, что ты никогда не говорила мне об этом? — с любопытством спросила Бет. — На меня это произвело бы чертовски большое впечатление.

Сюзанна пожала плечами.

— Слишком многие считали это сумасбродством. Мартин, мой брат, тот вообще заявил, что это занятие совершенно не для девочки. Я думала, что раз у меня была чокнутая бабушка, то ты и меня могла считать полоумной.

Бет припомнилось, как время от времени Сюзанна отпускала безобидные, как ей казалось в то время, шуточки по поводу слабоумия своей бабушки. Тогда Бет считала, что подруга просто стесняется ее эксцентричного поведения. И только теперь, оглядываясь назад, она вдруг поняла, что пожилая женщина, скорее всего, страдала старческим слабоумием, со всеми вытекающими отсюда не столь уж приятными последствиями.

— Так откуда же появился револьвер? — спросила она, намереваясь вернуться к вопросу о бабушке позже.

— Он принадлежал отцу.

— Он еще жив?

— Нет, они с мамой умерли примерно десять лет назад, сначала мать, а потом, через шесть недель, и он.

— Мне очень жаль, — вырвалось у Бет. — Но скажи мне, Сюзи…

— Не смей называть меня так, — раздраженно перебила ее та. — Я ненавижу его, это дурацкое детское имя, оно не подходит взрослой женщине. Я — Сюзанна.

Бет вопросительно подняла бровь.

— Хорошо, Сюзанна, я понимаю теперь, почему ты испытывала желание убить доктора и медсестру. Мне кажется, любая женщина чувствовала бы то же самое. Но почему ты ждала четыре года, чтобы отомстить?

Бет знала, что на суде над Сюзанной этот вопрос приобретет особое значение. Если бы она застрелила врача через несколько недель после смерти ребенка, то все симпатии были бы на ее стороне — и публики, и присяжных, и даже судьи.

— Отомстить? — Сюзанна вопросительно посмотрела на нее.

— Да. Ведь так получается. Или нет?

Лицо Сюзанны исказила гримаса.

— Мне это и в голову не приходило. Я просто знала, что должна это сделать, чтобы освободиться.

— Объяснишь?

— Нет, не буду, — ответила Сюзанна.

— Но я не смогу тебе помочь, пока ты не расскажешь мне всего, — настаивала Бет.

Внезапно Сюзанна улыбнулась, и лицо ее помолодело.

— Ты не понимаешь, правда? Сейчас я свободна. Я сделала это, и впервые за четыре года мне есть чему радоваться и чем гордиться. Мне все равно, даже если придется провести в тюрьме остаток своих дней. У меня больше ничего нет в этой жизни.

Бет глубоко вздохнула.

— Ну, хорошо, я понимаю, почему ты хотела сделать это. Но тебе разве не приходило в голову, что ты лишаешь четверых детей доктора отца, а двоих детей медсестры — матери?

— Я хотела убить по одному ребенку из каждой семьи, — ответила Сюзанна, и лицо ее потемнело. — Я хотела, чтобы они изведали муки, видя свое собственное дитя в гробу. Но я наблюдала за ними день за днем и поняла, что этим свиньям было наплевать на всех, кроме себя, даже на собственных детей. Так что я решила поквитаться с ними самими.

Бет нелегко было вывести из равновесия, но слова Сюзанны потрясли ее. Она усомнилась в том, удастся ли ей вообще выстроить защиту своей клиентки.

— Расскажи мне о том, как ты прожила десять лет до рождения Аннабель, — попросила она.

Сюзанна холодно взглянула на нее.

— Зачем? Неужели ты надеешься услышать что-то такое, что заставит тебя пожалеть меня?

— Совсем нет. Мне просто хочется знать. Я желаю помочь тебе.

— Мне не нужны ни твоя помощь, ни твое чертово сочувствие, — резко бросила в ответ Сюзанна. — Я заслужила, чтобы оказаться здесь. Именно тут мне самое место, чтобы я больше никому не смогла причинить вреда. Забудь о маленькой Сюзи Райт — девочке, которая боялась собственной тени, ее больше нет, она исчезла много лет назад.

Бет растерялась. Совершенно очевидно, что той Сюзи, которую она знала, больше нет, но для этого наверняка потребовалась какая-то веская причина.

— Я хочу помочь Сюзанне Феллоуз, — парировала она. — Мне кажется, даже если ей больше ничего не нужно, то подруга не помешает.

Сюзанна сухо рассмеялась.

— Теперь у меня есть подруги здесь. Мы — люди, которых смешали с грязью, разжевали и выплюнули. Я чувствую себя тут, как дома.

Это последнее горькое замечание встревожило Бет. Ей хотелось многое узнать, она должна была многое узнать, хотя бы для того, чтобы лучше понять, как могла ее тихая и робкая подруга детства превратиться в ту женщину, которая сидела перед ней. Но Бет была шокирована, сердце ее бешено колотилось, она не могла ни вести себя как профессионал, ни просто сыграть роль подруги. И, поскольку ее время почти вышло, она решила, что лучше на какое-то время оставить все, как есть.

— Ну, мне пора идти, — произнесла она, вставая. — Но я не сдамся так просто, Сюзанна, — добавила она, глядя на нее сверху вниз.

Сюзанна лишь пожала плечами в ответ.

— Как тебе будет угодно, — безжизненным голосом отозвалась она. — Но не жди, что я откажусь от своих показаний или дам тебе предлог поплакать надо мной. Я не сумасшедшая и вполне отдавала себе отчет в том, что делаю. Я хочу пожизненного заключения, как я тебе говорила, я его заслужила. Я достаточно ясно выражаюсь?

Бет кивнула.

— Даже чересчур, — негромко проговорила она, и в первый раз за всю карьеру адвоката ей захотелось всплакнуть над клиентом. — Но помни, Сюзанна, что именно ты вдохновила меня попробовать свои силы в качестве юриста. Я собираюсь сделать для тебя все, что смогу, хочешь ты того или нет.

Порыв ветра швырнул в лицо Бет капли ледяного дождя, когда она вышла за ворота тюрьмы и направилась к своей машине. Тело ее сотрясала крупная дрожь, словно она подхватила грипп. Сев в машину, она запустила мотор, но какое-то время даже не могла включить передачу и уехать, потому что ей вдруг снова оказалось одиннадцать лет и она ехала на велосипеде тетки Розы по деревушке Луддингтон на встречу с Сюзи.

В начале августа зарядили проливные дожди, и она боялась, что год минувший, после их первой встречи, оказался слишком долгим и Сюзи не захочет встретиться и играть с ней. На Бет был пластиковый дождевик, шуршавший, когда она налегала на педали, — капюшон откинулся, и волосы у нее намокли. Но, повернув за угол церкви Всех Святых, она увидела Сюзи, которая сломя голову выскочила из-за деревьев, окружавших ее дом, размахивая руками и крича во все горло.

— Ты приехала! — восторженно вопила она. — Ты приехала!

Бет вспомнила, как спрыгнула с велосипеда, как Сюзи обняла ее, и как она радовалась дождю и сырости, потому что подруга не могла заметить, что она плачет. Бет ждала этого целый год, но до последней минуты так и не догадывалась, что Сюзи страстно желает того же.

— Тетя Роза сказала, что только утки выходят на улицу в такую погоду, — произнесла Бет, когда Сюзи повела ее укрыться под деревьями.

— А моя мама сказала, что мне нужно показаться врачу, если я думаю, что ты приедешь. — Сюзи улыбнулась и вытащила носовой платок из кармана, чтобы вытереть лицо Бет. — Что понимают эти взрослые? Я знала, что ты приедешь.

— Слишком сыро, чтобы делать что-нибудь, — отозвалась Бет, глядя в хмурое небо.

— Для прогулки сойдет, — Сюзи хихикнула. — Давай зайдем в церковный придел, там сухо. Устроим пикник.

Должно быть, они просидели на узкой скамье в приделе по меньшей мере часа два, просто разговаривая, а снаружи лил дождь. Бет уже не могла припомнить, о чем шла речь, она только вновь ощутила радость оттого, что они были вдвоем, вкус бутербродов с рыбным маслом и лимонада, которыми они угощали друг друга.

— Дождь скоро кончится, — уверенно заявила Сюзи. — Папа говорит, что к ночи прояснится. Встретимся завтра в Стрэтфорде? Я хочу купить в «Вулворте» несколько тетрадок и еще кое-что для нашего тайного клуба.

Бет заметила, что улыбается, вспоминая серьезные правила, которые они разработали в тот день для своего клуба. Они изобрели шифр, чтобы никто другой не смог прочесть их письма друг другу. Обе дали торжественную клятву никогда и никому не выдавать того, чем они занимались во время собраний клуба. Они придумали пароль, а также нечто вроде клятвы, которую должны были произносить вместе, сцепив мизинцы рук.

— Останемся друзьями навсегда, какой бы ни была погода, — пробормотала Бет, когда строчки всплыли у нее в памяти.

— Лучше умереть, чем предать. Клянусь тебе в этом сегодня.

Насколько Бет помнила, клуб просуществовал очень недолго. Они и вправду купили тетради в «Вулворте» на следующий день и изобрели свой секретный код, но редко пользовались им, когда писали друг другу, потому что код оказался очень уж трудным. Они построили и «здание» клуба — им служила берлога в лесу; Сюзи притащила туда из дома старые тарелки, ножи с вилками и даже чайник и старый коврик, чтобы сделать обстановку более уютной. Теперь, когда Бет вспоминала то время, она поняла, что Сюзи была настоящей домохозяйкой — пока они дружили, именно она думала о ежедневных, практичных вещах, о том, что они будут есть и какую одежду носить. Уже тогда она была маленькой матерью.