Он проснулся от того, что в щёку ткнулся холодный кошачий нос.
Дёрнулся. Прогнал кота. Почесал лицо. Потёр глаза. Так вот почему ему снилось, словно его кто-то обнюхивает и щекочет усами, а он лежал на земле, скорчившись и гадает кто: волк, тигр, лев, хомячок.
– М-р-р, – снова поставил передние лапы на край матраса кот, выглядывая.
– Отстань, Жопь, – перевернулся на другой бок Илья. Закрыл глаза. Но досыпать не хотелось. На душе стало муторно: ему снова снилось как его били.
Горячие кавказские парни пытались объяснить, что «эта дэвачка хазяина, а нэ твоя», а Илье надо возвращаться туда, откуда он приехал. И всё в духе «я твой дом труба шатал», «вали, а то хуже будет». То есть «ты валишь, а она остаётся» – расклад был такой.
Втроём на одного, да ещё привязанного к стулу – те ещё были храбрецы эти люди Ваграма. Но, сплёвывая кровь, он, как все занудные ботаники, ворчал про себя, что в Питер, откуда приехал, он вернётся нескоро: университет закончил, диплом бакалавра получил. А уехать всё равно уедет, потому что его ждёт двухлетняя магистратура в Бостоне. Но в это раз без Эрики не уедет.
Они оба устали за эти четыре года: она в Москве, он в Питере. Вокзалы, электрички, самолёты, поезда… Её съёмная квартира, сестра в соседней комнате, учёба, работа, бессонные тёмные ночи… Его квартира, мосты, учёба, работа у отца, такие короткие выходные, бессонные белые ночи …
И не надо его пугать. Он дрался за неё с десяти лет. С десяти лет, когда первый раз ему разбили очки, повалили и отпинали, он пошёл на самбо и с тех пор всегда отстаивал своё право быть рядом с этой несносной девчонкой кулаками. Право ждать её после уроков, провожать до дома, носить портфель, не позволять бегать без шапки и списывать домашку.
Он выглядел рядом с ней как паж при вздорной королеве. Высокий, нескладный, кучерявый. Слишком правильный. Слишком скучный. А она – дерзкая разбойница, заводила, хулиганка. Яркая, бойкая, смелая. Она просто не могла не нравиться. И нравилась всем. Она росла такой красавицей, что не только старшеклассники, взрослые мужики сходили с ума. А Илья стал, наверно, самой первой, но самой стойкой её жертвой.
Что он нашёл в ней – было очевидно.
Что она нашла в нём – для него так и осталось загадкой.
Но то, что их связывало, сразу было чем-то больше, чем дружба. Сильнее, чем родство душ, когда оторвать одну от другой, не повредив – невозможно. Глубже, чем просто понимание – что-то на уровне интуиции и инстинктов: она читала по его лицу правильно ли отвечает урок, он – по её глазам куда они пойдут после школы.
Они всегда были одним целым. Неделимым. Спаянным. Единым.
Между ними невозможно было встать, вбить клин, втиснуться.
Но слишком много было тех, кто пытался.
И Ваграм постарался на славу….
Илья потерял сознание, когда ему сломали ногу. Удар. Хруст. Боль. И он отключился.
А очнулся – белый больничный потолок, обе ноги в гипсе и на фоне чистого голубого неба башня Си-Эн Тауэр за окном.
– Эрика! – стало первым словом, что он произнёс.
– С ней всё в порядке, – мать отложила журнал и её тонкие губы презрительно дёрнулись. – А вот тебе месяц придётся пролежать в гипсе.
– Как я оказался в Торонто? – упал он обратно на подушку.
– Сынок, – она встала. Элегантный брючный костюм резал глаза белизной на фоне голубых стен палаты, но Илья не отвернулся. – Когда тебя притащили без сознания и бросили на крыльце дома со словами «пусть убирается или в слэдущий раз убьём» у меня был небогатый выбор. Клиника, перевязка, гипс, уколы, частный самолёт – и ты в безопасности.
– А Эрика?
– О, да, она приходила. Пришлось сказать ей, что ты срочно уехал – несчастье с нашей двоюродной бабушкой в Гваделупе, а телефон сел, – вытянув руку, равнодушно оценила она свои идеальные ногти, давая понять, что могла наплести любую чушь, в том числе и настолько достоверную, что Эрика бы ей поверила. Засунула руки в карманы и посмотрела на Илью в упор. – А ещё я сказала, чтобы она устраивала свою жизнь без тебя. А не висела кандалами на твоём будущем.
– Ты же знаешь, что как только смогу ходить, я вернусь. Даже если не смогу – поползу, но вернусь, – а вот теперь он отвернулся.
– Я даже сама куплю тебе билет, родной. Мне же ты всё равно не поверишь. Захочешь, чтобы она сказала тебе это в глаза.
– Что сказала?
– Наверно, что вы выросли. Что время школьной дружбы и юношеской влюблённости прошло. Поиграли в любовь до гроба и хватит. У тебя Бостон и магистратура, а у неё… – она махнула рукой, – своя дорога. И своя жизнь.
Своя…
Илья сел, спустил ноги с кровати. Жопкинс доверчиво ткнулся в руку.
– Пошли, пошли, старина, – потопали они на пару в кухню.
И пока кот стучал зубами по миске – он всегда так смешно ел – Илья налил кофе и уткнулся в фотографии, разложенные на столе.
Вчера он пытался разложить их по годам – по мере того как они с Эрикой росли. Но сегодня выбрал только те на которых был Алый.
Алый…
Илья вернулся в конце августа. Больше, чем через месяц. Ещё прихрамывая. Только, когда гипс сняли, он выяснил, что у него была сломана только одна нога. Но мама позаботилась о том, чтобы ему загипсовали обе и это окончательно поставило крест на их отношениях.
В квартире, что Эрика снимала – другие жильцы. Дом отца в их элитном посёлке, что они с Ниной начали сдавать, когда Эрика поступила в университет, пуст и продан.
Илья уговаривал Эрику поступать в Петербурге. Он был нужен отцу – тот давно перебрался в Америку, но в Питере на подставное лицо ещё держал сеть заправок, компания его партнёров по бизнесу достраивала в пригороде завод, и он рассчитывал за время учёбы ввести Илью в курс своих дел и присмотреться будет ли с него толк.
Эрика уговаривала Илью остаться в Москве. Первое время она тоже работала в бывшей фирме отца и надеялась, что та встанет на ноги. К тому же дом, Нина. Ей никак нельзя было уезжать. В итоге они так и учились: она – в Москве, он – в Питере.
Книготорговая компания Эрики окончательно загнулась, когда она перешла на третий курс. Алый-старший выплатил им гроши, что выручил за продажу, и дом – единственное, что у них с Ниной осталось, – они сдали в аренду. Суммы от сдачи трёхэтажного особняка хватало, чтобы платить за недорогое съёмное жильё в Москве и на жизнь, а ещё Эрика стала подрабатывать. По иронии судьбы тоже на заправке. У того самого Ваграма.
К Ваграму Илья не поехал.
Нашёл Алого.
Телефон Эрики давно не отвечал. Но благо, в администрации Президента не так много сотрудников с такой яркой фамилией.
Илья дозвонился Алому в офис ещё с Торонто.
«С Эрикой всё в порядке. Большего я не могу тебе сказать, прости», – был его ответ.
В этот раз Илья звонить не стал. Несколько дней ждал его у ворот безрезультатно. Но дождался.
– Илья! – обрадовался Алый. Обнялись, поговорили о том, о сём. А потом он без предисловий полез куда-то в бумажник. – Не знаю, что там между вами произошло. Да и не моё дело. Но она оставила тебе записку.
Трясущимися руками Илья развернул бумажный клочок:
«Илья, у меня всё хорошо. Надеюсь, у тебя тоже. Вот пусть всё так и останется. Прости и отпусти. Знай, что я тебя ни в чём не виню. И никогда тебя не забуду. Но это неточно…
Уже не твоя, Эрика ».
– Где она? – это всё, что Илья смог произнести.
– Она выходит замуж, Илья, – тяжело вздохнул Алый. – Не трави ты ей душу.
– За Ваграма? – оглушение накрыло такое, что взорвись рядом бомба, Илья бы не услышал.
– За кого?! Ха-ха, хорошая шутка, – заржал Алый, но, глянув на Илью, смутился, кашлянул. – Нет, конечно, с чего ты взял, – он оглянулся, словно его ждали. – Ты прости, я всё же на работе.
– Да, да, я понимаю. Скажи, что я приезжал.
– Конечно, – кивнул Алый.
Опять обнялись. На прощание.
– Ну бывай! – похлопал его по плечу Алый.
– Он… хороший человек? – крикнул Илья вдогонку.
Алый остановился, обернулся.
– Ты же знаешь Эрику, – пожал он плечами. – Она других не держит.
Она не держит…
Кот клацнул зубами по пустой тарелке, Илья очнулся, хлебнул кофе, что так и держал в руке. И выудил фотографию, которой у него вообще не должно было быть.
Эрика и два смешных малыша в одинаковых тёплых комбинезончиках разного цвета.
Он невольно улыбнулся:
– Надо же, близнецы.
Один – на руках у Эрики, другой – у Нины.
Нина…
Нину он встретил случайно уже в Питере.
Он закончил магистратуру, и отец передал ему часть бизнеса, что была в России, поэтому Илья вернулся.
Он бежал к метро и очень торопился.
Как обычно, машина сломалась в самый неподходящий момент. Как обычно, лил дождь. Такси застряло в пробке, а он опаздывал на очень важную встречу.
Илья задержался всего на секунду у входа под козырьком станции – стряхнуть воду, да так и застыл, не веря своим глазам: у выхода стояла Нина и сверялась с какой-то бумажкой.
Всё те же коротко подстриженные волосы (Эрика стригла её сама). Всё та же невысокая сутулая фигурка. Неестественно, под прямым углом к здоровой, вывернутая нога (она подшучивала, что носок её теперь всегда смотрит на север).
– Нина? – удивился Илья. И побежал, расталкивая прохожих. – Нина!
Она подняла на него глаза. Обомлела. Выронила бумажку.
– Илья?!
– Ты… я… – не знал он что сказать, выудил из лужи бумажный прямоугольник, встряхнул, протянул. – Ты как здесь?
– Я… – она прижала к груди коротенькие пухлые ручки таким привычным жестом, что заболело в груди. – Я… в Центр Реабилитации… меня пригласили… вот… – предъявила она сумку на колёсиках.
– Ясно, – кивнул Илья. Хотя ни черта ему было не ясно. – Как ты? Как Эрика? – от радости мысли путались. Он не находил слов. Не знал, что спрашивать, что отвечать, хотя Нина ничего и не спрашивала. Но обоим было как-то неловко.
И неловко расспрашивать, как-то нечестно что ли, ведь ему так ясно дали понять…
– Я нормально, – коротко махнула Нина и натянуто улыбнулась. – Как обычно. Скриплю потихонечку. А Эрика… у неё… близнецы.
– Близнецы? – растерялся Илья. Задохнулся. А он и не ожидал, что это будет так больно.
– Да, – засуетилась Нина, полезла в кошелёк и протянула ему фотографию.
Глаза защипало, но что он девчонка – плакать и, вглядываясь в знакомые, до боли, до крика, до прокушенной щеки черты – сдержался.
– А ты где, как? – робко спросила Нина.
– А я толком и нигде. Мотаюсь сейчас между странами, городами. Офис вот в Питере открываю, – он опомнился: «Встреча! Чтоб её!», протянул фотографию обратно.
– Да оставь. Себе, – спрятала Нина руки за спину каким-то детским жестом.
– Тебе, может, помощь какая нужна? – убрал снимок в карман Илья. Руки тряслись. – Может проводить, подсказать что? – покрутился он на месте.
– Спасибо, я сама. Разберусь, – скромно, куце, от груди махнула она, и от этого жеста, что он знал с детства, тоже защемило в груди.
Илья достал визитку, протянул.
– Если вдруг что-то понадобится… – и проглотил окончание фразы «…тебе или Эрике». – Я… всегда… – оглянулся на двери, виновато прижал руку к груди. – Прости. Очень тороплюсь.
– Понимаю, – мелко закивала Нина. – А ты… женился? – крикнула вдогонку.
– Не успел, – грустно улыбнулся он и махнул на прощание.
Он имел в виду, что не успел тогда, двадцатого июля, когда он так и не сделал Эрике предложение. Но вряд ли Нина поняла.
– Счастливо, Илья! – ответила она коротеньким взмахом…
Сколько же тогда он ждал звонка?
Месяц? Два? Вздрагивал на каждый. С замиранием брал трубку. И уговаривал каждый незнакомый номер, чтобы это была Эрика.
Почему-то казалось, что она должна позвонить. Что она не может не позвонить.
И её фотография, казалось, прожигала карман на груди до кожи. Он её чувствовал. Он слышал биение маленьких сердечек, которым она дала жизнь. Ощущал даже её улыбку, счастливую, гордую.
Но она так и не позвонила…
Илья швырнул кружку с кофе о стену со всего размаха.
Перепуганный кот выскочил с кухни как ошпаренный.
– Что я сделал не так? – одним движением смахнул он со стола фотографии. – Что?! Почему? За что? – зарычал он, глядя вверх.
Столкнул ещё что-то по пути. Упёрся головой в холодное стекло окна. Потом ударил в него лбом…
Он перестал ждать, когда однажды выронил эту фотографию из кармана.
– Ваши? – улыбнулся, поднявший её собеседник.
– Мои, – натянуто улыбнулся Илья. А что он мог ещё сказать? Нет, чужие?
В тот день он кинул этот снимок к остальным, убрал коробку подальше и больше ни разу не доставал.
Он ушёл с головой в работу, втянулся, не давая себе ни отдыха, ни поблажек. И очнулся, кажется, только когда оказался на больничной койке.
Когда-то ему казалось, что у него впереди целая жизнь, чтобы забыть, отпустить и научиться жить без неё. А значит, когда-нибудь он обязательно справится.
Нет, он обязан был справиться! И как-то жить дальше. Зная, что у неё всё хорошо, это даже казалось несложно. Не так сложно, если не думать, что это могла быть его жизнь.
А теперь… у него просто не было на это времени. Он уже не разлюбит её. Никогда. Не забудет. Не научится жить без неё. К счастью, ему и мучиться осталось недолго.
Но он не хотел умирать, ещё хоть раз её не увидев.
Илья вернулся к столу, открыл ноутбук.
Забил в поисковике «Илья Алый».
Алого найти всегда было несложно. Поэтому Эрика и отдала тогда записку именно ему, знала – Илья найдёт именно Алого.
Хотя иногда, очень редко, по пьяни или в минуты полного отчаяния он всё же набирал в поисковике «Эрика Максимова». И до рези в глазах вглядывался в чужие фотографии, открывая страницу за страницей, ни на что не надеясь: она наверняка сменила фамилию да никогда и не любила зависать в соцсетях.
С Алого он начал поиски и сейчас.
– Да ладно! – Илья уставился в экран. – Помощник губернатора Санкт-Петербурга?!
Последний раз, когда Илья интересовался Алым, может, год назад, может, два, тот работал в Нижнем Новгороде. До этого в Ярославле. Но то, что они жили теперь в одном городе для Илья стало откровением.
Он нащупал телефон, всё ещё не веря своим глазам.
– Позвонить Антон Могилевский, – дал приказ голосовому помощнику. И когда в трубке ответили, откашлялся, чтобы скрыть волнение.
– Антоха, тебя из органов ещё не уволили? – после всех приветствий и прочей мишуры спросил Илья.
– Сухой как лист, – фальшиво икнул в трубку старый приятель.
– Найди мне одного человека.
– Пишу!
Илья секунду помедлил. Подумал про Алого. Только зачем нам Алый? Алого раз плюнуть найти и так.
– Не надо писать. Запомни. Эрика Альбертовна. В девичестве Максимова. Сейчас фамилию не знаю.
– Запомнено, – шмыгнул Антон, когда Илья продиктовал дату рождения. – Понято: конфиденциально.
– Когда примерно ждать ответ?
– Ну если по всей России пробивать и СИМ-карты добавить, то часа через три, а если…
– Через сколько? – перебил его Илья, не веря своим ушам.
Шесть лет! Шесть грёбаных лет, а уже через три часа…
Он встал.
– Ну, может через четыре, – помялся Антон. – В общем, до связи. С Наступающим!
Илья отложил телефон. Подошёл к мойке. Открыл воду и засунул лысую голову под ледяную струю.
И вдруг засмеялся…
Это было такое странное чувство. Совсем странное.
Словно время только что отмотали назад, и он вернулся ровно туда, откуда начал шесть лет назад. Сошёл с трапа и отправился туда… где она.
Ещё не понимая, что для него всё изменилось. Ведь он вдохнул всё тот же густой августовский воздух с запахами спелых яблок, что зрели в подмосковных садах. Всё также в солнечных лучах плавился в городе асфальт, уверяя, что ещё лето. Но школьные базары уже зазывали к себе ученикови их родителей – напоминая, что скоро осень. Как в прошлом году, и позапрошлом, и все те пятнадцать лет, что она была рядом.