Когда уходит эпоха

Последний... ли?

В маленькой, чистой, уютной кантине на планете Калаб играла тихая лиричная музыка. Пианист-бит, запрокинув большую лысую голову и глядя непроницаемо-чёрными глазами на расписанный узорами балкон, мягко касался костистыми пальцами клавиш полукруглого музыкального инструмента. Пустотелые колонны-динамики равномерно разносили мелодию по залу. Послушать этого импровизатора приходили меломаны со всего города, захаживали сюда и спейсеры, чтобы отдохнуть от корабельной нервотрёпки, извечного хамства портовых служб и жадности оптовых торговцев, стремящихся выжать с трудяг-перевозчиков хоть один лишний децикред. Вверху, на балконе, под которым и была расставлена большая часть столиков нижнего яруса, собирались курильщики, дым их кальянов, одному ситу известно чем заправленных, моментально уносила вон бесшумная вентиляция. Там же, по слухам, проходили встречи, где заключались не вполне законные и совсем незаконные сделки разного рода.

Впрочем, светловолосому молодому человеку в грубом шерстяном плаще, под которым при желании можно было разглядеть комбинезон лётчика-истребителя, до всего этого не было никакого дела. Юноша пил горькую. Судя по похоронному выражению лица и взгляду голубых, навыкате, глаз, большое горе гнездилось у него в душе. Не надо было быть бреганцем, чтобы понять: именно его молодой человек и пытается заглушить спиртным. А кто-нибудь более опытный уверенно сказал бы, что получается это скверно. Парня просто не брал хмель, как он ни старался. Погружённый в свои мысли, юноша не замечал, что из разных концов зала за ним наблюдают несколько пар глаз. Например, вот эти трое молодых существ мужского пола, одетых, как… словом, как повстанцы: с претензией на форменность костюма, но при этом создавалось впечатление, что каждый из них пытается чем-то нарушить даже эту весьма условную форму одежды. Троица бросала на юношу косые взгляды, о чём-то тихо переговариваясь между собой. Наконец, один из них, смуглый и гробоносый человек, поднялся с места, поправил завязанный внутри расстёгнутого ворота комбинезона шарф и направился к светловолосому.

— У тебя что-то случилось, браток? — участливо спросил он, присаживаясь рядом. — Ты чересчур много пьёшь и слишком мало ешь. Потерял друга?

— Больше, чем друга, — отсутствующим тоном ответил светловолосый, так же глядя на блестящий мениск жидкости в стоящей перед ним бутылке.

— О… — на лице смуглого отразилась целая гамма чувств. — Как я тебя понимаю. В прошлом году я тоже потерял того, что был мне больше, чем друг. Он погиб в бою. Проклятая война уносит лучших из нас. Не печалься, мой сладкий…

Характерное словосочетание вывело светловолосого из задумчивости. Он обнаружил, что одна рука смуглого лежит у него на плече, а пальцы другой поглаживают запястье. Светловолосый вздрогнул. На его родной планете подобный сорт мужчин называли точным и хлёстким словом.

— Не напрягайся так, здесь все свои, — продолжал смуглый. — Тебе не помешает немного расслабиться…

Рука среагировала быстрее, чем затуманенный спиртным мозг. Несмотря на объём принятого на грудь, координация у светловолосого оказалась великолепной, кулак его точно впечатался в физиономию смуглого. Тот не удержался на табурете и полетел на пол.

— Что за дела? — плаксиво заныл он. — Не хочешь, так мог и сказать! Смотри, кровь!

— Я сейчас тебе вообще шею сверну, — процедил светловолосый. — Чтобы думать забыл, как к мужикам клеиться!

Друзья смуглого – другой человек и некрасивый твилек с жёлтым цветом кожи –поспешили на помощь, склонились над поверженным.

— Ты ему нос сломал! — сообщил светловолосому твилек. — Дурак!

Человек подхватил смуглого за подмышки:

— Поднимайся, Клавдий, идём скорее к медикам! Вот тебе платочек, зажми скорее!

Троица поспешно удалилась. Светловолосый налил себе ещё полстакана, как вдруг к нему решительно приблизился владелец заведения, карикатурно похожий на человека сниввиан в короткой куртке, фартуке и белых наглаженных брюках.

— Сожалею, господин, но Вам придётся уйти. И немедленно, — сказал он.

— В чём дело? — удивился светловолосый. — Не я к нему начал приставать, а он ко мне.

— К конфликтам между посетителями у нас относятся с пониманием, — ответил сниввиан. — Дело не в этом. Ваше поведение вызывает серьёзные подозрения, что Вы нетолерант. А дройдов, имперцев и нетолерантов у меня не обслуживают.

— Ладно, — юноша полез за бумажником. — Сколько с меня?

— Ваших денег мне не нужно! — с пафосом заявил кабатчик. — Бутылку и стакан тоже можете забрать. Такие, как Вы, господин, позорят репутацию борцов за свободу!

— Странно, — криво усмехнулся светловолосый, — я думал, это нормально, что мне нравятся исключительно женщины.

Сниввиан хотел изречь что-то ещё, но холодный взгляд голубых глаз заставил его заткнуться. Пальцами одной руки взяв со стола посуду, юноша в плаще пошёл к выходу. Не замечая, что, что ещё два существа за столиком почти у самого входа тоже наблюдают за ним.

— Да ты бредишь! — понизив голос, сказал один, благообразный человек лет пятидесяти, одетый в дорогой, но изрядно потрёпанный камзол, брюки флотского образца и грубые короткие сапоги, скорее, подходящие для шахтёра или фермера. — Что ему делать здесь одному?

— А я т-тебе грю, это он! — заплетающимся языком отвечал хмельной забрак в долгополом сюртуке без воротника. — Мне ли не знать, я ж был там, когда взорвали Смт… Смрт… тьфу, хатт, станцию взорвали.

— Ты мне, конечно, друг, — с искренней улыбкой профессионального лжеца произнёс Потёртый Камзол, — но как-то я сомневаюсь. Вот, к примеру, если ты был там, почему сейчас-то не с ними, а перебиваешься подённой работой?

— Так мы это… — забрак вздохнул. — Отмечали. Ну, победу. Я лишнего и выпил. И опоздал на дежурство. Пришлось выбирать, штрафная рота или цивиль. А в штрафной роте подолгу не воюют.

— Какая жестокость! — воскликнул благообразный. — Неужели за простое опоздание…

— Вообще, я на двое суток опоздал.

— Вот как… Ну, ничего, ничего. Не грусти, приятель. Может, и хорошо, что ты в стороне от всей этой мясорубки, — быстро сказал человек. — Слушай, извини, но у меня срочное дело. Вот, расплатись за пойло, и ещё небольшая благодарность от меня за помощь.

— К-какая п-помощь?

— Эноо… А не ты ли меня свёл с хозяином склада. Бери-бери, для хорошей персоны мне ничего не жалко.

Благообразный спешил. Нельзя было упустить из виду этого повстанческого героя, никак нельзя. А, так вот он, совсем близко от кантины! Теперь-то никуда не денется! В душе человека в камзоле бурлила радость. Наконец-то, судьба преподносит ему счастливый шанс, через десять лет скитаний по задворкам, реабилитировать себя. И вновь занять место, достойное его талантов. Тогда, после прокола на Набу, только старания Благодетеля спасли его от расправы, но цена, всё равно, оказалась высока. Заниматься самой грязной работой, якшаться со всяким сбродом, вроде контрабандистов, налётчиков и мусорных князьков. Служба… Какая же это служба для бывшего доцента кафедры общественных наук, умеющего непринуждённо вести себя в самых высоких кабинетах, на светских раутах и балах? Ничего, мальчишка послужит ему обратным билетом в нормальную жизнь. Главное, знать, кому доложить.

Светловолосый пилот, и в самом деле, ушёл недалеко. Пройдя за поворот улицы, где она расширялась, а в центре был устроен небольшой сквер, приподнятый над уровнем мостовой, он сел на высокий парапет и отхлебнул из бутыли. То, что произошло двое суток назад, не покидало его разум. После триумфального завершения операции на Татуине, спасения старого друга и победы над королём преступного клана, вдруг – внезапный удар судьбы, как кулаком под рёбра, когда перехватывает дыхание. Стоило закрыть глаза, и память с изуверской скрупулёзностью воспроизводила недавние картины.

Маленькое, причудливой формы жилище. Из необычных округлых окошек на влажный тропический лес льётся теплый желтый свет. Низкая дверь. Скромное убранство хижины отшельника.

— Хммм… — морщинки на зелёном лбу собираются в глубокие складки. — Рожу такую скорчил… Старым выгляжу для юного взора?

Он всегда выглядел хилым и тщедушным, но обычно это впечатление было обманчивым, а сейчас руки его подрагивают особенно сильно, сколько бы Йода не стискивал посох, скрывая дрожь. Голос звучит устало.

— Нет… — поспешно возражает Люк, плохо скрывая удрученное выражение. — Конечно, нет.

— Я-то знаю… — вздыхает наставник. — Больным я стал. Да. Старым и слабым. Стукнет тебе девять сотен, хорошо выглядеть ты не будешь. Хмм?

Он пытается рассмеяться, как прежде, но заходится кашлем и ковыляет к лежанке. С заметным усилием забирается на нее. Люк заботливо подтыкает старое одеяло. Судя по расползающимся под пальцами нитям, одеялу тоже лет девятьсот.

— Отдохну я скоро,— Йода устало закрывает глаза. — Да. Вечный сон. Заслужил его я.

— Учитель Йода… — говорит Люк. — Вы не умрёте…

— Сила со мной пребывает… но так много. В сумерках я, и скоро ночь наступит. Таков ход вещей… Такова Сила.

— Но мне нужна помощь! — не сдаётся Люк. — Я вернулся, чтобы закончить обучение.

— Обучение тебе не нужно, — движение маленькой трёхпалой руки вялое и бессильное. — Уже знаешь ты, что нужно тебе.

С глубоким вздохом древний учитель вновь ложится на матрас.

— Значит, я – джедай? — недоверчиво спрашивает Люк.

Йода опять собирает в морщинки зеленоватое личико.

— О-оо… — он хихикает, снова кашляет и продолжает почти шепотом: — Нет. Ещё нет. Одно осталось: Вейдер. С Вейдером ты должен сразиться. Тогда и только тогда джедаем будешь ты. Сразишься с ним ты.

— Учитель Йода… Дарт Вейдер – мой отец?

Наставник искоса смотрит на него. Показалось или нет? Люк до сих пор не мог сказать точно, был ли в тот момент взгляд Йоды полон сочувствия и усталости, или в его глазах играло веселье. Но улыбка наставника печальна.

— М-ммм… отдых нужен мне. Да… — Йода с трудом поворачивается на бок, спиной к юному ученику. — Отдых…

— Йода, я должен знать, — настаивает Люк.

— Отец он твой… — голос наставника едва слышен, словно шелест листвы на дереве. — Сказал тебе он?

Люк кивает, не в силах вымолвить ни слова. Горло перехватывает от растущего гнева.

— Неожиданно это… и печально, — глухо говорит старик.

— Печально, что я узнал правду? — Люк не в силах сдержать горечь в голосе. Ещё немного, и ярость задушит его, только Люк никак не может решить, что причиной гневу – Вейдер, Йода, он сам или вообще вся Вселенная.

Йода поворачивается к юноше. Лицо его выражает тревогу.

— Нет. Печально, что поспешил встретиться с ним… когда незаконченным было обучение твоё… Не готов к бремени был ты. Боюсь за тебя я. Да. За тебя боюсь, — старый учитель вздыхает. — Помни, мощь джедая – в потоке Силы…

Движением руки Йода приказывает Люку придвинуться ближе. И продолжает говорить, но голос его слабеет с каждой минутой.

— Но осторожно. Гнев, страх, ярость… тёмная сторона Силы это… легко текут, быстро схватываешь, быстро пользуешься в бою… Раз вступишь на тёмную тропу, навсегда она твою судьбу определит…

Йода вновь откидывается на матрас. На стенах убогого жилища пляшут тускнеющие отблески пламени из прогорающего очага.

Люк молча ждёт, боясь пошевелиться, страшась помешать учителю сражаться с подступающей пустотой.

— Люк… Люк! — наставник смотрит на него в упор. — Нельзя недооценивать мощь Императора, или разделишь отца своего судьбу… Люк, когда умру я… последним джедаем станешь. Сила мощно течёт в вашей семье… Передай дальше то… чему… обучился… — паузы между словами становятся все дольше. Йода опускает веки. — Люк. Есть… еще… один… Скайуокер…

Еще один вздох, и точно порыв ветерка, прилетевшего из-под другого неба, распространяется по крохотной комнатке. Щуплое легкое тело вздрагивает несколько раз и исчезает. Люк не удивился, как в прошлый раз, когда ушел Бен. Он не удивился, когда ему показалось, как кто-то за его спиной произнес без выражения: «Смерти нет – есть Сила…» Голос был незнакомым.

— Оплакиваешь его? — спросил кто-то рядом. Голос был незнакомым.

Люк вздрогнул, рывком поднял голову. Рядом с ним стояла женщина в длинном национальном платье. Высокая, пожалуй, заметно выше него самого, хотя трудно об этом судить, когда сидишь и смотришь снизу вверх. Лирообразные полосатые рожки не оставляли сомнения в её видовой принадлежности. Тогрута. Возраст? М-да, с женщинами это труднее всего. Особенно под этой характерной для тогрут расцветкой на лице в виде маски вокруг глаз. И, всё же, Люк решил, что женщина годится ему в матери… если не в бабки. Собрав волю в кулак, он как можно натуральнее изобразил на лице недоумение:

— О ком Вы говорите, сударыня? Вы, должно быть, ошиблись.

— Мы оба прекрасно знаем, что нет, — женщина присела рядом с ним с такой же абсолютно прямой спиной, как стояла. — В движении находится Сила, туманно будущее… Так он говорил. Я тоже спешила проститься с ним. Но – опоздала.

— Вы из… — он хотел сказать «Ордена», но вовремя прикусил язык. — Из старых мастеров? Но как же тогда… Он говорил, что я остаюсь последним.

— Так и есть… в определённом смысле слова. Видишь ли, мой мальчик… Ты не возражаешь, если я буду называть тебя так, без имён?

— Конечно.

— Так вот. Приказ и последующая охота уничтожили многих. Но не всех. Одни обратились к Тёмной стороне. Другие отказались от Пути, перестали использовать… свои способности. Третьи продолжают их использовать, но уже в личных, корыстных целях. Как ты понимаешь, ни тех, ни других, ни третьих нельзя уже считать рыцарями.

— А Вы?

— Имей немного терпения, юный падаван. Некоторые из нас по-прежнему придерживаются традиций – пусть с небольшими отступлениями, но тем не менее. Однако, смерть не щадит и нас, настигает кого в бою, кого от старости. С уходом Великого Магистра от нашей организации остались одни только женщины. А ты – последний мужчина-джедай в Галактике.

— Теперь понимаю… Мастер, я так многого ещё не знаю и не умею. Могли бы Вы научить меня тому, чему не успел мой наставник?

— Мне нечему учить тебя, — покачала головой женщина. — Ты взрослый юноша, у тебя сформировалось своё мировоззрение. Ломать его через колено, как говорят на одной из планет Среднего Кольца, я не хочу, да и не вправе. Тебе сейчас нужны не мои замшелые догмы, а знания.

— Я и прошу знаний!

— Вот, — она вынула из сумки и протянула ему угловатый свёрток из свинцово-серой изоляционной ткани. — Здесь четыре голокрона. Два записаны мастерами прошлого, один – историком нашей организации, четвёртый – мой. Из них ты узнаешь обо всех основных аспектах Силы и увидишь, как они применяются.

— Благодарю Вас, Мастер.

— Чувствую, у нас не так много времени, однако… я успею ответить на несколько твоих вопросов. Тех, что беспокоят тебя сильнее всего.

— Вы очень добры, — сказал он. Мысли бились о череп изнутри, подобно рассерженным насекомым, блуждали в винных парах. Хатт побери, не стоило так надираться… Всё же, юноша сумел сформулировать два вопроса, которые давно хотел задать Великому Магистру, да не успел. Женщина отвечала обстоятельно, подробно и так, будто ей абсолютно точно известно, что именно он знает о Силе, а что нужно растолковывать. Люк чувствовал себя как на консультации у учителя перед выпускными экзаменами в средней школе. «Это так, то эдак, а вот это посмотришь в учебнике там-то». Хотелось спросить ещё о многом, но третий вопрос он задал совсем не по теории:

— Скажите, Мастер… Почему Вы и остальные не присоединитесь к Альянсу?

— Кое-кто из нас уже сотрудничает с ним, — слегка улыбнулась женщина, — не раскрывая своего инкогнито. У других – семьи, маленькие дети. Им не с руки ввязываться в войну с неясной перспективой, рискуя оставить малышей без матери. Думаю, именно ты прекрасно это поймёшь.

— Да, — кивнул Люк, сразу вспомнив о собственных родителях, которых он никогда не знал. — Пойму. А Вы сами, Мастер?

— На что годна старая тётка с повреждённым позвоночником? В сражении я уже не так хороша, как когда-то. А моё постоянное брюзжание будет только раздражать ваше руководство.

— Такое чувство, что Вы не разделяете идей Альянса.

— Отчасти это так и есть, — женщина устремила взгляд куда-то вдаль. — Видишь ли, принципы Старой Республики были прекрасны, а вот их реализация… Со времён Руусанской реформации Республика выродилась в рыхлое беззубое нечто, которое развалилось от первого же умелого толчка в уязвимое место. Руководство Альянса совершает ту же ошибку, что когда-то сделали мы. Пытается цепляться за прошлое. Не желая признать, что вместе со старыми структурами возвратятся и прежние проблемы.

— Мне казалось, Мон Мотма достаточно мудра, чтобы…

— Она представитель старой элиты. Довоенное положение дел в Республике устраивало их вполне. Борьба в парламенте, постоянные мелкие улучшения законодательства… И главное – репутация пламенного борца за интересы простых граждан в сочетании с сытой, спокойной жизнью и собственным бизнесом.

— Но срочные, безотлагательные проблемы есть всегда! Нельзя устраняться от них!

— Мудрые мысли, мой мальчик, — улыбнулась женщина. — Именно поэтому я и считаю, что тебе больше не нужен наставник. Что до твоего вопроса… Сенаторы-повстанцы мечтают перепоручить решение таких проблем другим. Тем, кто не относится к элитам, но станет сражаться и умирать за их благополучие. Как сражались мы.

— То, что Вы говорите, это… Вести себя, как они – по крайней мере, непорядочно.

— Понятия о порядочности политика и обычного разумного сильно разнятся. Твоя мать подтвердила бы мои слова.

— Вы знали мою мать?

— Меньше, чем хотелось бы.

— Но, хотя бы, Вам известно, отчего она умерла?

— Она любила. Любила больше жизни. С женщинами такое случается. И не перенесла перерождения своего избранника в жестокое чёрное чудовище.

— Оставив нас совсем одних.

— «Вас», — печально повторила за ним женщина. — Кеноби, всё же, сказал тебе. Грустно всё это. Не осуждай свою мать, мальчик. Даже смертью своей она пыталась оградить вас… как умела. Её, живую, он искал бы с упорством одержимого и, вероятно, нашёл бы. Вас, без неё – нет. По крайней мере, не обоих.

— Я не осуждаю, но я хочу знать больше! Расскажите мне.

Женщина, которая в этот момент насторожилась, будто прислушиваясь к чему-то, неслышимому для Люка, покачала головой:

— У нас не осталось времени.

— Мастер, пожалуйста!

— Мне пора. Иначе твой путь закончится, не начавшись.

Она поднялась, и… что-то произошло. В пространстве вокруг и в самой Силе. Словно предметы раздвоились на миг. Люк моргнул, а когда открыл глаза, женщины рядом уже не было. Остался только тонкий запах её духов да плотно обмотанный тканью угловатый свёрток в руках юноши. Тяжело вздохнув, Люк подумал о том, как многому ему ещё предстоит наючиться, прежде чем старые мастера перестанут называть его «юный падаван»…

Мужчина в потёртом камзоле выбрал удобное местечко, положил на приступок стены маленький, с ладонь, голопроектор, раскрыл крохотный зонтик антенны ретранслятора. И через правительственный гипербакен вызвал столицу. Тоном, не терпящим возражений, потребовал от помощника соединить с Самим, назвав свой код и упомянув о чрезвычайной важности информации. Минута, другая… Знакомый силуэт в плаще и шлеме возник над линзой проектора.

— Повелитель, — низко склонился Потёртый Камзол.

— Ты отвлекаешь меня, — недовольно прогудел Дарт Вейдер. Это означало… да ничего хорошего не означало. Если Лорд сочтёт сведения недостаточно важными, бывшему доценту придёт конец.

— Я нашёл человека, взорвавшего Звезду Смерти, — быстро заговорил мужчина. — В настоящее время он находится под моим наблюдением.

— Это важно, — Вейдер чуть кивнул, и Потёртый Камзол облегчённо вздохнул, бесшумно выпуская воздух меж полусжатых губ. Смертного приговора он, кажется, избежал.

— Мы находимся в секторе Слюис Ван, планета Калаб, город…

— Чем занят мальчишка в данную минуту? — прервал Тёмный лорд.

— Беседует с какой-то женщиной.

— Немедленно покинь планету! Наблюдай с орбиты. Будет улетать – фиксируй вектор перехода. Измерители на корабле есть?

— Да, Повелитель.

— Стереобазу обеспечит правительственный бакен. Координаты сообщишь.

Изображение исчезло прежде, чем мужчина успел снова произнести «Да, Повелитель». Что ж, Вейдер очень занятой, хм, человек, а указания он дал исчерпывающие. Агент свернул комлинк и быстро, но с достоинством – он всегда привык держаться с достоинством, считая, что имидж важнее всего – двинулся к станции магнитопоезда. То, что Вейдер торопился закончить сеанс совсем по другой причине, он понял несколько минут спустя, когда за очередным поворотом перед ним возникла высокая и стройная фигура, увенчанная, словно короной, лирообразными рожками.

— Десять лет назад к тебе проявили великодушие, — холодно сказала женщина. — Которого ты не заслуживал. Сожалею лишь о том, что поздно исправляю просчёт.

Сполох синего огня, короткое гудение, и голова бывшего доцента, бывшего царедворца и бывшего агента COMPNOR покатилась в сточную канаву. А женщина бесшумно растворилась во мраке короткой местной ночи.