Попутный ветер будто подгонял машину. Подняв воротник плаща, Галина внимательно всматривалась в извивающуюся дорогу. Степь впереди шевелилась под ударами ветра, как живая. Жесткие травы низко стлались по земле, все так же прочно сковывая пески и не давая им подниматься на воздух. Зато лишенная травянистого покрова дорога, по которой ехала Галина, густо пылила под гигантской метлой ветра. Иногда пыль была настолько густой, что впереди ничего нельзя было рассмотреть.
Ориентироваться было нелегко, но, когда Галина перевалила через полотно железной дороги, она подумала:
«Ну, теперь, видимо, скоро покажется тот холм, за которым тли уничтожили траву. Вот уже кусты селитрянки видны…»
Но живая степь кончилась раньше, чем ожидала Галина. Впереди вдруг показались сморщенные, мертвые травы, хотя до холма, о котором думала Галина, было еще довольно далеко. Девушка остановила машину и сошла на землю. Мертвая трава у подножия холма потеряла яркую тональность живой растительности. Она поблекла, потускнела. Ветер трепал ее, расчленяя по стебелькам, поднимая на воздух.
Поглощенная этим печальным зрелищем, Галина не сразу заметила в облаке пыли человека в брезентовом плаще с капюшоном, надвинутым на глаза.
— Галина Сергеевна! — воскликнул он, подойдя ближе. — Никак, вы на разведку противника выехали?
Галина не столько по лицу, запушенному пылью, сколько по фигуре и голосу узнала заведующего областной агробиологической лабораторией Филиппа Филипповича Сердечного.
— Так же как и вы, Филипп Филиппович! — оживленно отозвалась она, обрадованная этой встречей.
Они крепко пожали друг другу руки. Галина спросила:
— Что вы думаете об этом нашествии, Филипп Филиппович?
— Странные, очень странные насекомые… — задумчиво проговорил Сердечный, стряхивая пыль с капюшона. — Ни я, ни даже знаменитый московский энтомолог Ключевский, находящийся сейчас в нашей лаборатории, не видели ничего подобного. Откуда могла появиться в наших краях такая удивительная разновидность тлей?
— А не могло их занести ураганом из пустынь Средней Азии?
— Едва ли, — покачал головой Филипп Филиппович. — Я бывал и в Кара-Кумах и в Кызыл-Кумах, но не встречал и даже не слыхал ничего о таких вредителях. Профессор Ключевский — один из лучших знатоков насекомых Средней, Центральной и Восточной Азии. Он побывал в пустынях Такла-Макана, Гоби, Ала-Шаня и Ордоса. А когда я показал ему этих козявок, он только руками развел…
Галина, рассеянно смотревшая по сторонам, вдруг перебила его восклицанием:
— Смотрите-ка, Филипп Филиппович!.. Кто это скачет там на лошади? — Она указала пальцем в пыльную даль.
Всматриваясь, Сердечный приставил ладонь к глазам:
— Знакомая фигура… Уж не Терентий ли Хлебников?
— Он, он! — воскликнула Галина. — Садитесь ко мне в машину, поедем ему навстречу!
— Неугомонный старик! — усмехнулся Сердечный, садясь рядом с Галиной. — Надумал же джигитовать в такую погоду…
Терентий Ефремович, заметив машину, пришпорил лошадь и понесся галопом. По тому, как дед держался в седле, видно было, что он еще не совсем утратил строевую выправку.
— Приветствую научное начальство! — крикнул Терентий Ефремович, поравнявшись с машиной и не без лихости осаживая разгоряченного коня.
— Ого! — восхищенно воскликнул Сердечный, служивший когда-то в кавалерии. — Сразу видно, что Терентий Ефремович не случайно попал в седло. В молодости, наверно, лихим джигитом был!
— Был, был, — довольно усмехнулся старый казак, поправляя седые, запорошенные пылью усы. — В буденовской коннице проходил школу верховой езды.
— Что это вы, Терентий Ефремович, в такую бурю разъезжаете? — спросила Галина.
— По неотложной надобности, дочка, — ответил Хлебников и спрыгнул с коня. К вам ведь скачу, к Михаилу Александровичу.
Он ласково потрепал коня по холке, намотал повод на руку и, подойдя к машине вплотную, облокотился о ее борт.
— Открытие сделали наши колхозники! — с необычайно торжественным видом заявил Терентий Ефремович, вытаскивая из кармана кожаной куртки пробирочку, в которой, будто капельки крови, поблескивали какие-то красные пятнышки, — Вот оно, противоядие-то! Средство такое же примерно, как теленомус против зловредной черепашки. Помните, как он в 1939 году выручил колхозные посевы на Украине?
Филипп Филиппович взял пробирку и с интересом стал рассматривать ползавших по ее стенкам насекомых полушаровидной формы, с трехчлениковыми лапками и яркой окраской. Жесткие красные панцири их были украшены черными кружочками с белой и желтой окантовкой.
А Терентий Ефремович рассказал, как внук его, юный натуралист, смастерил себе виварий, в котором обитала всякая мелкая живность вроде жуков, бабочек и саранчуков. Старый колхозник был прирожденным экспериментатором, и вид вивария зародил в нем мысль произвести опыт: пустить диковинных тлей в общество прочих насекомых. Сделал он это не из праздного любопытства, а в надежде подсмотреть — не найдется ли у тлей каких-нибудь естественных врагов в виварии, населенном местными насекомыми.
— Оставил я тлей на ночь в виварии, — говорил Терентий Ефремович, набивая самосадом прокуренную дочерна трубку, но не решаясь зажечь ее на ветру, — а утром гляжу-исчезла куда-то вся эта нечисть, будто растворилась. Осмотрел стенки вивария — нигде ни щелочки. Ну, дело ясное — позавтракал, значит, кто-то этой дрянью. Но кто? Население тут обширное, сразу не разберешься. Бегу к агроному. «Так и так, говорю, Степан Тимофеевич, помоги». Спешим к виварию. Степан Тимофеевич перебирает всех козявок по штуке, покачивает головой. А я стою и думаю: «Неужто ошибся?» Но тут Степан Тимофеевич как крикнет: «Вот она, виновница-то! Ее, говорит, это работа». Ну, мы тут же повторили опыт, и все подтвердилось на наших глазах. Вот они, в пробирке сидят теперь, эти букашки, уничтожавшие тлей… Какое будет ваше мнение о них, Филипп Филиппович?
С этими словами Терентий Ефремович повернулся спиной к ветру и, согнувшись в три погибели, принялся зажигать огонь.
Филипп Филиппович Сердечный, энергично встряхнув пробирку, вынул из нее пробочку.
— Это местная разновидность божьей коровки, — сказал он, вытряхивая на ладонь одну из букашек. — Безобидные на вид, они являются насекомыми-хищниками из семейства жуков. Известны в сельском хозяйстве как главные истребители тлей, а также червецов и листоблошек. Местная разновидность, насколько мне известно, отличается необычайной прожорливостью.
Филипп Филиппович поймал ползавшую по его ладони букашку, посадил ее в пробирку и закупорил.
— Ученые часто прибегают к помощи естественных врагов самых разнообразных вредителей, — сказал он, пряча пробирку в карман гимнастерки. — Когда в Азербайджане создавалось Мингечаурское море, ученые-маляриологи выводили в Куринском староречье малярийных комаров гамбузиями — маленькими живородящими рыбками, пожирающими личинки малярийного комара. В специальных питомниках разводили этих гамбузий сотнями тысяч. А злейшего врага цитрусовых плантаций на западе Грузии — мучнистого червеца — ученые уничтожили специально выращенными жуками — криптолемусами. Я уже не говорю о теленомусе, которого мы использовали в борьбе с вредоносным клопом-черепашкой… — Повернувшись к Хлебникову, Сердечный протянул ему руку со словами: — Пригодятся нам и божьи коровки. Спасибо вам, Терентий Ефремович!.. Куда же вы теперь?
— Известное дело куда, — ответил Хлебников, забрасывая повод через голову коня и поправляя стремена: — в соседний колхоз. Всю область теперь мобилизовать нужно на сбор божьей коровки. В наших краях ее не очень много.
— Ну, всю-то область, может быть, и не придется тревожить, — заметил Филипп Филиппович, придерживая коня за узду, пока Терентий Ефремович садился в седло. — Нашли и мы в наших лабораториях надежное средство. Попробуем его, как только ветер притихнет. Одними букашками с врагом этим не разделаешься.
Попрощавшись с Терентием Ефремовичем, Галина с Сердечным уселись в машину и поехали в колхоз «Победа».